Потерявшие память

Потерявшие память

1
Сквозь дрему тяжелых век я чувствовал, как у меня болит всё тело, его ломило и разрывало на куски, но я не мог пошевелиться, открыть глаза. Глухо стрекотали кузнечики, и доносился оглушительный звук чего-то непонятного. Мне казалось, что это всего лишь сон. Но невыносимая боль, нараставшая с каждой секундой, делала всё происходящее явью. Я с неимоверным трудом попытался разомкнуть слипшиеся веки.  Они только чуть-чуть приподнимались и не позволяли увидеть что-либо происходящее вокруг. Я постарался пошевелить правой, свинцовой рукой, но абсолютно ее не почувствовал, как и левую. Звук нарастал. Мне казалось, что он сейчас меня поглотит в своём круговороте. Внезапно в моей голове раздался пронзительный свист, и я увидел свет сквозь тяжелые веки. В ту же минуту я почувствовал, как со всего усилия перевернулся через правый бок назад и покатился вниз по каменистой насыпи. Потом был сильный удар головой….
Когда, наконец, я совсем пришел в себя, моя голова жутко трещала, казалось, миллионы искорок сыпались из моих глаз. Руки, ноги, туловище не хотели меня слушаться. Еще мучила жажда, сильная жажда. Я так хотел пить. Зрение было очень расплывчатое. Стараясь встать, я пытался ухватиться за дерево, но постоянно промахивался, рукой хватая воздух. Наконец дерево попалось в мою немощную руку, и я с большим усилием смог встать на колени.  Насколько мне позволяла головная боль, я огляделся вокруг. И обнаружил, что весь мокрый нахожусь в траве, рядом лежит здоровенный булыжник, о который я, вероятно, ударился. Чуть подальше была лужа. Я так хотел пить. Ползком, преодолевая ломоту и боль, я добрался до лужи и взахлеб стал пить. Напившись, мне показалось, что я перетрудился и вот-вот потеряю сознание, я лег на бок и закрыл глаза. Голова закружилась, и я отключился.
Проснулся вновь от пронзительного свиста и грохота. Было темно. Меня вновь мучила жажда. Я перекатился к луже и приник к ней. Потом опять уснул. Сколько спал - не знаю, только когда проснулся, было светло. И меня стал одолевать голод. Голова немного потрескивала, но в целом можно было попытаться встать. Первая же попытка принесла разочарование, меня резко затошнило и ноги, подкосившись, опрокинули назад.
Чтобы избавиться от тошноты пришлось лечь на спину и смотреть в подернутое дымкой небо. В этот момент меня впервые за последние часы посетила мысль: «А кто я? Что я здесь делаю?» Нет, не было не страха, ни отчаяния. А только какая-то тупая мысль, как будто при чтении книжки о каком-то герое.
Немного полежав, мучимый голодом, я решил ползком попытаться обследовать местность. Немного вдалеке от дерева, где я себя обнаружил, я наткнулся на небольшой пятачок красной ягоды. Она была очень-очень вкусная. И я знал, что когда-то ведал ее название, но теперь я никак не мог его вспомнить. В это время опять раздались приближающиеся гул, стук и пронзительный свист. Я перевернулся на бок и посмотрел вверх. Над насыпью летело громадное чудовище с большой скоростью. Где-то раньше я это уже видел?
Утолив голод, я почувствовал, что нуждаюсь во сне.
На этот раз меня разбудил болезненный толчок в мое уставшее тело:
- Еще один бомжара. Достали. Вставай, пойдем в приемник.
Я открыл глаза и увидел человека в форме.
- Ну, вставай, гадина, - последовал пинок с другой стороны.
- Я… не…могу – с трудом смог связать слова в предложение.
- Еще чего не можешь, нажрался?
- Я… не знаю…Где я…
- На балде, блин. Вставай, козел, быстро.
- Правда, не могу… Уже пытался…
Тогда эти двое, что меня пинали, схватили подмышки, явно испытывая отвращение, и поволокли. Я совсем не мог сопротивляться, моя голова безжизненно болталась из стороны в сторону, а руки, как будто, хотели отделиться от тела и остаться навсегда у этих двоих.
Последнее что помню, как раздавался громкий гундосый голос, что-то опять грохотало и стучало, и я потерял сознание.
Очнулся от резкого запаха, который заставил меня мотнуть головой и открыть глаза. Надо мной склонилась девушка в белом халате, она мне улыбалась. Двое, тащившие меня, стояли сзади за ней.
- Вот и хорошо. Теперь будет всё нормально. Как Вас зовут, - произнесла она, внимательно меня осматривая.
Я сказал честно, потому что на тот момент был не способен врать:
- Я не знаю, как меня зовут. Я не знаю где я. И не знаю, как здесь оказался.
- Потеря памяти? Вот так дела. Хотя, тут у нас каждый третий такой. Кто с запоя ничего не помнит, кого поколотили да выбросили. Придется отправлять в стационар, - сказала она, обратившись к тем двоим. На что они заулыбались:
- Вот и чудненько! А то возни с ним. Сейчас оформим бумажки и вызывайте скорую, пусть везут.
Они что-то писали в тех бумагах, которые достали из папки, потом положили на стол возле меня и сказали взять ручку, чтобы прочитать и расписаться.
Я тупо смотрел на листок бумаги, не понимая этих иероглифов, они для меня ничего не значили, будто китайская грамота. Я недоуменно посмотрел на них.
- Что не согласен? – был ответ на мой взгляд.
- Нет, я просто не понимаю, что здесь написано.
- Во, мужик, допился. Тут написано, что мы тебя нашли с потерей памяти, ты не помнишь, как очутился на вокзале, ни к кому претензий не предъявляешь,  просишь поместить тебя на лечение в стационар.
- Хорошо, - безразлично сказал я.
- Ну тогда подписывай.
Я пытался взять ручку, но она постоянно выскальзывала. И, наконец, я догадался, что не умею ей пользоваться. Тогда мужчина сделал какую-то запись, после чего расписались женщина в белом халате и другой мужчина.
- Ну всё, Светик, вот тебе копия, отдашь как обычно с сопроводиловкой в больницу. Вообще, конечно, дурдом, даже в карманах ничего. Будто из ниоткуда. Всё пока.
- Ладно, ребята. Держитесь подальше от моего кабинета, а то от вас одни неприятности – усмехнулась Света.
- А Вы, мужчина, - обратилась она ко мне, - лежите на кушетке, можете поспать. Скоро «скорая» за Вами приедет.
Мне спать не хотелось. Я смотрел на Свету.  Она заполняла какие-то бумаги, а потом взяла….трубку…(с трудом вспомнил).. и вызвала скорую. Пока за мной ехали, Света чтобы удовлетворить своё любопытство, пыталась разузнать обо мне. Однако, я категорически ничего не помнил, как будто бы народился только что.

- Где у нас господин Х, спросил вошедший мужчина с чемоданчиком и в белом халате.
- Да вот он неизвестный с полной амнезией. Ни кто, ни что. Вот все бумаги.
- Давайте-ка проверим. А то мне взбучка ни к чему.
Бумаги, видимо, были в порядке, потому что мужчина позвал еще одного,  и они помогли мне добраться до машины (слава богу, я забыл не все названия)…
Меня привезли в неврологическое отделение, как сказали медбратья. Поселили в палату из 6 человек. Повезло, возле стены. А еще раньше перед отделением, меня помыли и одели в чистое белье. В палате санитарочка принесла миску с кашей, хлеб с маслом и чаем. Другие обитатели палаты смотрели на меня с подозрением, но особого участия к моей судьбе не проявляли. Поэтому я, поев, довольный и сытый с благодарностью принял всё случившееся со мной и лег, отвернувшись к  стене. Тут же и заснул.
Разбудил мужчина-врач, представившийся Иваном Павловичем. Он меня долго расспрашивал и стукал, слушал, заглядывал в глаза, но видимо ничего существенного не найдя, покачал лишь головой:
- Совсем ничего! А не притворяетесь ли Вы, мой хороший?
- Честно, нет. Я правда не знаю кто я и откуда.
- Расскажите еще раз как вы пришли в себя?
И я еще раз подробно рассказал как проснулся на насыпе и чудовище летело на меня с оглушительным воем.
- Это был поезд?
- Может быть, я не знаю такого названия.
- Сейчас покажу газету. Юрий Викторович, будьте любезны, вон тот Ваш Российский рабочий, там как раз про поезда статейка.
Мужчина полноватый с красным лицом, у которого койка стояла у окна на противоположной стороне, подал газету доктору.
Иван Павлович с доброй улыбкой развернул статью и показал мне картинку.
- Да-да. Точно. Поезд!
- Вот и хорошо. А теперь прочитайте, что здесь написано.
Я пробовал читать, но ничего не понимал в этих значках.
- Так-так. Тяжелый случай. Будем лечить. А пока отдыхайте, восстанавливайтесь. Вот вам ручка и бумага, будет желание – рисуйте, может, что и вспомните. 
Я опять лег спать. Но услышанное взбудоражило больных. Со всех сторон мне посыпались вопросы, на которые я не мог ответить, советы, которые казались бесполезными. Мне и так было не плохо.
Дни мои текли однообразно. Завтрак, обед, ужин. Различные анализы, капельницы и таблетки. Большего всего мы сдружились с Олегом – средних лет, поджарого, на вид, как и я, совсем здорового, но страдающего эпилепсией. Ему лечение явно шло на пользу. Приступов падучей не было. И мы с ним каждый день подолгу гуляли во дворе больницы. Он всегда будил меня и делился со мной гостинцами, которые приносили ему родственники. Так и тянулось время. Пока однажды в мою палату не зашел пожилой доктор, походивший на Айболита. Вслед за доктором пришло много врачей. Они все столпились вокруг моей кушетки, а Айболит присел на краешек кровати.
- Ну что, голубчик, что-нибудь вспомнили?
- Нет, доктор, совсем ничего. Такое ощущение, что мне и вспоминать нечего.
- Да и у меня, по сути, сложилось такое впечатление. Видите ли, у вас все анализы абсолютно идеальные, как у ребенка, можно сказать, даже активность головного мозга по электроэнцефалографии без отличий от школьника…. Вот что странно.
- А была ли у вас семья, голубчик?
- Семья? Нет, не помню. Помню только ломоту в теле при пробуждении, тяжесть век и насыпь, и поезд. А еще как я ел красную вкусную ягоду…
- А как она называется?
- Не знаю…
Тут одна из врачей развернула свой пакетик и протянула мне красную ягоду:
- Угощайтесь, это нам презент дали выписывающиеся.
- Точно! Это та самая ягода! Но не такая вкусная и крупнее, чем та…
- Эта виктория, голубчик, а та, что вы ели, клубника называется.
- Клубника, - вспоминая ее вкус, на растяжку сказал я.
- Ну-ну. Ладно, голубчик, полежите пока еще. Подумаем, что с вами делать.
С этими словами Айболит поднялся, и весь персонал гуськом вышел с ним из палаты.      



2
- Да, Иван Палыч, достался тебе преинтереснейший пациент. Просто уфологический случай. Давай-ка еще раз всё оценим, что у нас есть. Ведь долго держать ты его тут не будешь. Не профильно.
- Конечно, Семен Кузьмич. Но Вы и сами видели, что анализы все в порядке. Ни рентген, ни магнитно-резонансное, ни компьютерное исследование ничего не показали. Да на теле есть синяки, как от падения, но больше ничего.
- А кровь-то как исследовали. Я вот не обнаружил ничего кроме обычных анализов.
- Да откуда у нас необычные-то? Вроде нет никаких косвенных признаков отравления наркотиками или еще чем. Все ферменты да печеночные пробы в норме. Карта гемостаза и та идеальная.
- Да-да. А вот скажи-ка  мне, Иван Палыч, связывался ли ты с милицией. Они-то уж должны были его фото на заборах развесить.
- Связывался. Говорят, глухо. Может, и вовсе не из нашего города.
- Так, так. Что же, здесь два варианта. Либо в клинику душевнобольных его определять, либо к нам в исследовательский Институт Мозга. Случай-то интересный. Попробую нашего директора уговорить. А ты, Иван Палыч, подержи его еще с недельку под любым предлогом. Только таблетками и капельницами не пичкай. Он здоров, вон уж у тебя и вес, судя по истории болезни, набрал. Аж на 5 кг. Пусть полежит. Я тебе через недельку позвоню.
- Вы, Семен Кузьмич, шибко не затягивайте, а то страхования компания с меня же и вычтет…
- Да полно те, оформи правильно бумажки и дело с концом. Ну бывай. Больших зарплат!
Семен Кузьмич заведовал отделом изучения амнезий в институте Мозга. Случай ему и вправду представился интересным. У них уже были большие наработки по восстановлению памяти, в том числе связанные с электроимпульсными и гипнотическими воздействиями. В стадии разработки находился уникальный препарат. Однако все пациенты, которые раньше проходили через руки сотрудников Семена Кузьмича страдали частичной потерей памяти, и почти всегда изначально была известна причина такого состояния. Тут же случай прямо таки из разряда вон. Попахивает минимум открытием, а максимум - Нобелевской премией по медицине. Пусть не сразу, но всё же. У Семена Кузьмича так и чесались ладошки в предвкушении нового, увлекательного исследования.
Семен Кузьмич, несмотря на обеденное время, пошел прямиком к начальству. Пыл задора, как у юного сорванца, заставлял его пренебрегать устоявшимися нормами. Поэтому, буквально ворвавшись к директору института Мозга, взъерошенный и захлебывающийся 60-ти летний профессор начал:
- Милейший Юрий Анатольевич! Войдите в мое положение! Тут такой уникальный случай, который принесет известность нашему институту! Да что там, мировую славу!
- Стоп, стоп, Семен Кузьмич. Ворвались так да еще изъясняетесь  не понятно, - на счастье Семена Кузьмича директор был мужчина отходчивый, и если звучало что-то связанное с его институтом, то готовый всегда выслушать. – Давайте еще раз, и чтоб понятно.
- Итак, сегодня меня пригласили на консультацию в неврологическое отделение к пациенту, у которого вовсе не сохранилась память – полная амнезия.
- А что же причина?
- Вот это и самое загадочное. Анализы все как у школьника, а нашли его возле поезда.
- И что Вы хотите?  Небось, исследования проводить?
- Совершенно верно, Юрий Анатольевич! Одна загвоздка! Его нужно положить в больницу при нашем институте: он ничего не помнит, и жить ему негде. Да и мне проще будет обследовать его.
- А что ж, в какое отделение мы его положим?
- Да хоть в какое, лечить-то его не надо. Здоров он. Только кормить.
- Ну, если только славу добрую нам обещаете… В общем из внебюджетных фондов месяц пребывания оплатим ему. Не больше!  Слышите, Семен Кузьмич! Вам только месяц! И то строго спрошу за израсходованные средства!
Семен Кузьмич витал в облаках от счастья. Подписал все необходимые бумаги и уже хотел было бежать в клинику к Иван Павловичу, чтобы забрать пациента, как обнаружил, что уже вечер,  и Иван Палыч явно ужинает дома.  Сам Семен Кузьмич чувства голода не испытывал. Однако, деваться некуда, что есть, то есть. Нужно идти домой. «Утро вечера мудренее».
- Сенечка, ты, как всегда, заработался. Ужин на столе стынет, - встретила его жена.
- Да, Любушка, работы невпроворот.
- Давай, мой руки, и к столу. А потом всё подробно расскажешь.
Любовь Владимировна когда-то работала вместе с Семеном Кузьмичем, защитила кандидатскую, а потом перешла работать в клинику. Так и спокойнее, и дети накормлены. А наукой – пусть муж занимается.
В этот раз Любовь Владимировна видела, что происходит что-то необычное с мужем. Он ел необычайно быстро. Как будто торопясь. И даже не попросил, как обычно, газету. Не спросил о вестях от детей.
Любовь Владимировна сгорала от нетерпения, но она женщина с принципами, поэтому, подавая блюда мужу, ждала завершения процесса.
Когда, наконец, Семён Кузьмич всё съел, но продолжал сидеть, словно ожидая следующего блюда, Любовь Владимировна вкрадчиво спросила:
- Сенечка, а что же тебе больше всего понравилось из еды?
Семен Кузьмич очнулся:
- Как, я уже поел? Ох, боже ж ты мой! Прости, всё было очень вкусно.
- Так-так. Провинился, рассказывай, что у Вас  там произошло.
Семен Кузьмич вкратце рассказал про нового своего пациента.
- Всё понятно! Уникальный случай. Теперь я тебя не увижу дома. Придется тебе с собой еду собирать…
- Придется, но сама понимаешь – наука.
На следующее утро Семен Кузьмич встал в четыре часа и никак не мог дождаться семи, чтобы выйти из дома и направиться в клинику. Если пешком, то как раз за 45 минут дойдет. Конечно, автобусом быстрее, но томиться в ожидании – уже не было сил.
Итак всю ночь Семену Кузьмичу снились странные сны. Вроде как он сидит у себя в квартире на диване, смотрит телевизор, а сзади него приоткрытое окно. И вдруг подул ветерок, зашевелились шторы, и в комнату проник толстый луч света. Семен Кузьмич, одолеваемый страхом, открыл штору, а там большая летающая тарелка. Первый порыв был встать с дивана и бежать, но ноги ватные – нет сил. В следующую минуту диван оторвался от пола и стал подниматься…. Семен Кузьмич проснулся с полным ощущением, что побывал у инопланетян, но вот только он ничего не помнит. Как будто с момента подъема дивана в воздух и возвращения в свою квартиру ему стерли память.
«Бог ты мой, неужели и с моим мистером Х тоже самое? Чтобы это не было, я разгадаю».
Процедура перевода пациента заняла примерно 2 часа….

3
«Сегодня меня повезут в другую клинику. Приходил Айболит и сказал, что хочет мне помочь восстановить мою память. Но я и сам не знаю, нужно мне это или нет. Меня устраивает мое положение сейчас. Правда, если окажусь на улице, то не знаю, что делать».
 Меня поселили в отдельную палату, где всё было белоснежного с голубоватым оттенком. На окнах были занавески, а из окна открывался удивительный вид: там были холмы с красивыми зелеными деревьями, река, которая, уходя вдаль, делала изящный изгиб, а из открытой форточки доносилось птичье пение.
Какая, однако, была разительная разница между тем отделением, в котором меня лечили и этим. Как сказал Айболит, здесь лежат в основном на обследовании, когда не знают, чем больны, или нужны только стационарные процедуры.
Айболит меня оставил, сказав, что ему еще нужно здесь кое-что подписать, а потом он придет ко мне и  расскажет, что будем делать дальше.
Мне ужасно хотелось выйти из моей новой палаты и посмотреть, что же там снаружи. Но я никак не мог определить для себя, будет ли это преступлением или нет. Поэтому сидел на стуле и смотрел на дверь, ожидая, когда же ее откроет Айболит.
Не знаю, сколько я просидел, но когда дверь открылась, то в нее вошла женщина небольшого роста и довольно пышных форм, принесшая с собой удивительные аппетитные ароматы, от которых у меня даже забурчало в животе.
- Ох, да Вы голодные! Сейчас я Вам накрою. Обязательно всё съешьте.
Она попросила меня отсесть в торец стола, а сама со своей тележки из-под белого полога доставала тарелки с первым и вторым, от запаха и вида которых у меня было выраженное слюноотделение. Как только она перестала всё составлять и дала мне ложку с вилкой, я, едва пробурчав спасибо, обуреваемый животным желанием есть, набросился на пищу. Женщина по-доброму покачала головой и, погладив меня рукой по голове и спине, сказала:
- Не торопитесь. Старайтесь, есть спокойно. Для желудка вредно, когда быстро. Она налила меня стакан кефира и чая и ушла, сказав, что придет через 30 минут, чтобы забрать посуду.
Как только я насытился, то меня переполнило удовлетворение, и мне очень захотелось спать. Я постарался всю посуду составить компактно и сразу же задремал, коснувшись щекой подушки.
Меня разбудил Айболит. Он объяснил, что я должен пойти с ним, где он познакомит меня с другими врачами, которые будут заниматься со мной, чтобы восстановить память.
Я подчинялся Айболиту беспрекословно, мне казалось, даже не потому, что у меня не было какого-либо другого выхода, но как вроде это так должно было быть, само собой разумеющееся, правильное.
 Айболит вывел меня на улицу. Он объяснил, что, конечно, из клиники в институт ведет подземный переход, но в такую погоду гораздо полезнее идти по улице.
Институт был довольно старый. Стены штукатурены и выкрашены, но не лучшим образом. Всё выдавало о том, что немного денег начальство вкладывает в ремонт здания. У меня, конечно, тогда возникло большое подозрение, что вряд ли они смогут меня восстановить.
Кабинет, в который меня привел Айболит, представлял собой большое квадратное помещение, обшитое из нутрии каким-то материалом, от чего стены поблескивали, словно серебро. По кругу сидели 4 мужчин и одна женщина, за ними стояли столы с различной аппаратурой, от которой отходили многочисленные проводки. «Эшафот», - мелькнула мысль. Но всё то же безвольное состояние, преследовавшее меня, не давало развернуться и бежать из этой комнаты.
 Айболит провел меня к креслу на колесиках, стоящему в центре круга, и, усадив, представил:
- Прошу жаловать, это наш пациент с полной потерей памяти. Я еще не знаю, как мы будем обращаться к нему, но мы должны помочь ему выздороветь. Эта честь провидением досталась именно нам. Мы докажем славу русской науки. А теперь, - он обратился ко мне, - позвольте Вам представить моих коллег, которые будут Вашими помощниками на тернистом пути обретения себя. Сначала, Андрей Викторович. Надеюсь, Вы позволите нашему пациенту называть Вас Андрей. Боюсь, что ему тяжело будет удержать отчества в памяти.
- Нет. Я постараюсь. Но лучше бы, Вы мне дали лист бумаги и ручку. Для надежности, - я надеялся, что смогу что-нибудь изобразить на бумаге, может вспомнить буквы. И вообще, мне казалось так солиднее.
Мужчина, которого представили Андреем Викторовичем, подал мне тетрадь и ручку. Это был худощавый с изъеденным оспой  лицом, бегающими глазами и растрепанными волосами. Впрочем, костюм его тоже не был опрятен. Однако, Семен Кузьмич представил его как доцента и сказал, что он лучший в мире специалист по электроволновым исследованиям головного  мозга.
Следующим на представлении был Эдуард Эдуардович – средних лет, несколько расположенный к полноте, с гладко зачесанными назад волосами и чисто выбритый. Он был одет опрятно, единственный из мужчин в халате и галстуке. Но больше всего меня насторожил его тяжелый взгляд из-под лобья. Буд-то он меня видел насквозь, от чего становилось не по себе. Он оказался специалистом по гипнозу и трансвербальным воздействиям.
Анна Ивановна – красивая стройная женщина в халате и на высоком каблуке, сидевшая забросив ногу на ногу, чем, скажу по секрету, несколько рассеивала мое внимание, - была доком в ириго- и ретиноскопии. Мне эти слова были абсолютно не понятны, но Айболит и не думал мне их расшифровывать. А я безвольно не мог спросить.
Потом мне представили Петра Михалыча – молодой человек лет 29, с легкой щетиной и несколько длинноватыми волосами цвета соломы. Он числился психологом и психиатром одновременно. Милейшей души оказался человек, скажу, предвосхищая события.
 Наконец, круг замыкал, Федор Филиппыч. Он был еще старше Семена Кузьмича. И, как мне казалось, все это время даже немного посапывал.
- Это наш старейший сотрудник. Нейрофизиолог. Он на своем веку повидал столько разных тяжелых случаев, и с его помощью многим людям удалось помочь.
- Но-но, - проворчал сквозь улыбку в усах Федор Филиппыч и погладил своей большой ладонью длинную белую бороду, завивающуюся, как у деда Мороза.
- Вот такая у нас с вами команда. Надежные сотрудники, верные своему делу. Но, коллеги, еще раз хочу напомнить, у нас с вами только месяц. Потом полетят шапки и последуют вычеты с зарплаты. Да и кормить сего гражданина уже придется нам. Приручил котенка – не выбрасывай на улицу. А что он уже котенок и так понятно.
Я совсем не обиделся на слова Семена Кузьмича. Всё так и должно было быть, в какой-то моей внутренней уверенности.
Дальше они долго решали, как же меня назвать. Спрашивали мое любимое имя. Но я только пожимал плечами, потому что на ум ничего не шло. Тогда Петя, Петр Михалыч, предложил дать мне список имен, чтобы я сам выбрал понравившееся мне имя.
- Знаете ли, от имени во многом зависит программирование человека на успех. И разрушать судьбу своими руками я не хочу. Пусть наш пациент, почувствовав инстинктивно, выберет сам нужное ему имя.
Пока Петя ходил за книгой, Андрей Викторович подкатил ко мне стол с компьютером и кучей проводков, заканчивающихся какими-то плоскими насадками. По мере того, как ко мне приближался этот стол, меня охватывала необъяснимая паника. С одной стороны, я понимал, что не знаю такого прибора, да и на вид он ничего очень страшного не представляет, но все эти проводки, приближающиеся ко мне,  наводили неподдельный страх. Я начинал чувствовать себя загнанным зверем. И вот, когда нас разделяли буквально несколько шагов, я вскочил и стремглав бросился вон из кабинета, сам от себя не ожидая такой прыти.
Мои исследователи опешили от такого моего поведения и не сразу бросились за мной в погоню.


- Скорее, скорее, что сидите, побежали его ловить! Кто знает, что у него на уме, -  кричал, выбегая из кабинета, Семен Кузьмич.
Все вслед за Семеном Кузьмичем выбежали в коридор. Кордиор заканчивался с двух сторон лестничным пролетом. Поэтому ученые, разделившись на две группы, продолжили преследование. Но куда бежать: вверх или вниз. Если это умышленный побег, то, скорее всего, вниз, скрыться от преследователей. Если в состоянии аффекта – то, как бог положит на душу. Обе группы ученых решили спускаться вниз, положившись на инстинкт самосохранения.
Достигнув первого этажа, все развели руками, беглеца не было. Тогда Семен Кузьмич приказал Анне Ивановне остаться на первом этаже и дежурить в ожидании пациента, если что звать криками на помощь.
Сами же мужчины толпой выбежали на улицу. Возле дверей НИИ мирно покуривал сигарету младший научный сотрудник. Бывший Петра Михалыча  дворовой дружок.
- Привет, Миха! Ты случаем не видел  пробегавшего мужика?
- Точно, пронесся тут один. Чуть меня дверью не ушиб.
- Говори быстрее, в каком направлении.
-Да вон за здание в лесополосу.
Ученые рванули туда. Пробежав несколько метров, увидели пациента Х, лежащего на спине, охваченного мелкой судорогой. Он был без сознания.
- Эпилептик что ли?
- Не похоже на эпилептический припадок.
- Да… повозимся мы с ним.
Семен Кузьмич вызвал лаборантов с носилками, которые доставили беглеца обратно в кабинет.
Его уложили на кушетку и после недолгого совещания решили, что пока он не пришел в себя, нужно наложить ему электроды на голову, чтобы записывать все изменения состояния головного мозга и во время пробуждения и при чтении книги.
Электроды аккуратно наложили. На всякий случай, Эдуард Эдуардович и Петр Михайлович сели по бокам от пациента, а Андрей Викторович расположился за компьютером, чтобы отслеживать все изменения. Семен Кузьмич остался сидеть на стуле, но в поле достижения зрения пациента Х. Анна Ивановна сидела рядом с шефом.

Я очнулся совершенно опустошенный. Я помнил всё, что со мной сейчас произошло, однако, было полное ощущение, словно во сне. Бывает иногда такое чувство, как будто бы хочешь бежать, встаешь, бежишь, а потом просыпаешься – всё было во сне. Так и сейчас, я хорошо помнил, что бежал, но очнулся лежа на кушетке – значит во сне.
- Вот как хорошо действует нашатырь. Что ж Вы, голубчик, так быстро бегаете. Что случилось?
- Так я и вправду бежал? Я думал, мне приснилось?
- Правда, очень стремительно, ели догнали. Может, объясните причину.
Я попытался вспомнить, из-за чего мне хотелось бежать, но не смог.
 Тогда пытаясь сосредоточиться, я хотел сесть, но меня удержали Петр Михалыч и Эдуард Эдуардыч, и тут я обнаружил, что к моей голове идут проводки и они ведут к компьютеру.
- Смотрите, Семен Кузьмич! Какая интересная картинка…, - начал было Андрей Викторович.
-   Да он опять отключился, - укладывал обмякшего пациента Эдуард Эдуардович.
Семен Кузьмич и Анна Ивановна подбежали к Андрею Викторовичу:
- Что тут интересного. Сейчас я Вам покажу сохраненный файл. Вот видите, он был без сознания: типичные волны спящего человека, вот он очнулся – ничего особенного, как обычно. А вот он увидел проводки: сразу стали преобладать волны гиперактивации со скорым резким истощением и включились мощные импульсы торможения, что практически свело мозговую активность на ноль. А вот сейчас он опять – просто спит. По идеи, глядя на такую картину, можно сказать, что он проснется через несколько часов сам.
- Интересненько получается, - в задумчивости потер бороду Семен Кузьмич. – Насколько я знаю, такое бывает в двух случаях, когда пациент страдает серьезной органической патологией головного мозга  (например, при опухоли, гидроцефалии, нарушении ядерных структур) или….
- Да, Семен Кузьмич, я думаю, что это второй вариант, когда человек перенес шок, связанный с провоцирующим предметом, как в нашем случае.
- Конечно, больше похоже. Ведь даже магниторезонансное исследование не показало органическую патологию.   Но нельзя всё же исключать фактор поворота головы: резко повернул, нарушение кровотока в головном мозге…
- Остается один выход: повторить эксперимент без поворота головы. Показать ему другие проводки, после того, как дадим нашатырь, - предложил Петр Михалыч.
- Я только опасаюсь за его рассудок, - сказала Анна Ивановна, - так часто сменяющиеся гиперактивация с торможением, может вообще увести его в кому.
-Да, я согласен с Анной Ивановной, - кивнул Семен Кузьмич. У нас перерыв на обед. А он пусть выспится. Сейчас к нему приставим лаборанта, а компьютерная программа пусть продолжается запись считываемых электроволн.   

Через 1 час пациент стал просыпаться, и лаборант по внутреннему телефону вызвал профессора в кабинет. Все собрались быстро, как раз подоспев во время к пробуждению.
- Голубчик, - сказал убаюкивающим голосом Семен Кузьмич, - нам нужно поставить один опыт, чтобы понять, что с Вами происходит. Поэтому, очень прошу, не вставайте и не вертите головой. Сейчас мы Вам покажем одну вещь, а вы скажите, помните ее или нет. Хорошо?
- Конечно. А что я долго спал? Даже сам не заметил, как отключился. Прошу прощения, наверное, еще не совсем окреп.
Ученые переглянулись между собой и заняли те же позиции.
Только Анна Ивановна, приподняла небольшой прибор со стола и подходила, пятившись, к больному. Когда оставалось несколько шагов, она развернулась и  перед глазами пациенты оказались провода с плоскими присосками на концах, идущие от этого прибора. Андрей Викторович указал Семену Кузьмичу на состояние электроволн  головного мозга пациента. Всё повторилось в точности как в прошлый раз, резкая гиперактивация, мощное торможение и крепкий сон пациента.
- Прекрасно! Мы выявили один из провоцирующих факторов. Честно мне с таким раньше сталкиваться не доводилось, - сказал Андрей Викторович.
Петр Михайлович добавил:
- Интересно, чтобы вообще это значило. Может, он раньше лечился?
- Вполне возможно, что сидел, и над ним издевались определенные структуры, - мрачно сказал Эдуард Эдуардович
- Нельзя исключать НЛО, - подметил Федор Филиппович.
- Как бы то ни было. Нам предстоит всё выяснить и уложить в общую картину за месяц, - резюмировал Семен Кузьмич.- Петр Михайлович, не сочтите за труд взять на себя еще и секретарские функции. Нужно завести общий журнал и собирать туда все факты, чтобы мы могли потом всё оценить. Хорошо, - получив удовлетворительный ответ, начальник обратился к Анне Ивановне, -  Вас попрошу организовать исследование крови пациента на содержание наркотических, психотропных веществ, ядов. Всего чего только возможно в нашем институте.
Семен Кузьмич немного поразмышлял и добавил:
- Петр Михайлович, Вы говорили, что у Вас брат работает в милиции, пожалуйста, постарайтесь выяснить, как продвигается расследование по сему гражданину, может попробовать дать запросы в другие города…  Что-то нужно делать. И, конечно, сейчас составим план обследований пациента, чтобы каждый из вас мог изучить его, как специалист.
В это время Петр Михайлович взял в руки тетрадь, которую давал пациенту:
- Смотрите, она абсолютно пустая. Или память хорошая, или он и писать разучился.
- Как проснется. Нужно его накормить вывести на воздух, а через 3 часа всех жду у себя. Конечно, время будет вечернее, но прохлаждаться некогда. Прощу предупредить близких, что у нас месяц интенсивных работ допоздна. Да, обещаю при удачном исходе, добиться премии для всех от начальства.
Ученые одобрительно заулыбались.
Электроды с пациента сняли. Оставили все того же лаборанта и разошлись. В этот раз загадочный пациент спал гораздо дольше прошлого. До намеченного собрания оставалось всего каких-нибудь пол часа, когда пациент потянулся на кушетке и открыл глаза.


Когда я проснулся, то решительно ничего не понимал. Вроде бы я разговаривал с учеными, а теперь вот оказалось, что мне всё приснилось… Хотя совершенно точно одно, что всё-таки меня перевели в другую больницу. Ведь здесь Олега – моего друга – нет. И вообще я проснулся в той комнате, которая мне снилась. Так как, оглядевшись, я совершенно точно вспомнил, что это уже видел. Постепенно я восстановил цепочку сегодняшних событий, которая обрывалась на последнем разговоре с учеными.  Чертовщина какая-то.
Меня разбирало любопытство, я решил пройтись по комнате. И на ближайшем столе рядом с компьютером обнаружил книгу. Я ее открыл, но, как и в прошлый раз, не смог разобрать, что там написано. Ну вот в добавок я, видимо разучился читать. Мне ужасно хотелось узнать, а помню ли я, как работать с компьютером… Но только я протянул руку, чтобы его включить, как в комнату зашел какой-то молодой человек, и уставился на меня:
- Что это вы там делаете?
- Ничего особенного. Просто мне стало интересно, смогу ли я вспомнить как работать с этой штуковиной.
- И давно Вы вспоминаете? Нет, буквально недавно проснулся и от скуки стал себя проверять.
- Извините, мне, правда, жаль…
- Ладно уж. Но Семену Кузьмичу я должен буду сказать.
- Хорошо.

Лаборант по телефону опять вызвал Семена Кузьмича.
- О, голубчик, выспались? Ну и хорошо. Сейчас Вам предстоит поесть, а потом прогулка на свежем воздухе. Вами займется это время Петр Михайлович. А встречаемся мы с Вами ровно через 2 часа в этой комнате.
Семен Кузьмич вызвал Петра Михалыча и дал распоряжение.

Меня отвели в мою белую палату, где опять меня кормила пышных форм тетенька. Петр Михайлович всё это время был со мной, и рассказывал последние новости в мире. Оказалось, что я неплохо помню географию и даже историю. 
А потом мы пошли гулять на набережную.
Петр Михайлович меня всё спрашивал, знакомы ли мне эти места. Но я ровным счетом ничего не мог ответить ему. Может да, а, может, и нет. Как и всё, о чем раньше спрашивали у меня.
Ветерок теплый ворошил мои волосы, и было так приятно и так хорошо. Я чувствовал себя свободным. Мне нравился запах воды. Вид пароходов, резвящихся детишек. Но время бежало, и Петр Михайлович сказал, что нам нужно возвращаться. Еще очень много предстоит сделать.

В этот раз решено было наложить электроды пациенту на голову после того, как ему наденут черную повязку на глаза. Дабы исключить аффект. Идея удалась, и пациент не потерял сознание. Как прошлые разы. Голову пришлось фиксировать подголовником, для чего прикатили специальное кресло, опять же, чтобы исключить повороты головы в сторону аппарата.
Пациент держался молодцом и спокойно перенес все нюансы подготовки исследования.
Затем ему сняли повязку и дали книгу в руки, попросив выбрать подходящее на его усмотрение имя.
Пациент беспрекословно выполнил всё, что ему сказали, но мозговая активность не показала ровным счетом ничего. Появление волн было аналогично тем, которые возникают у школьника, берущего впервые в жизни букварь.
Это было неприятным открытием, означавшим, что одним обследованием не ограничишься. Придется еще и заново учить этого взрослого человека чтению и письму, если он вообще когда-то умел это делать.
- Как видите, коллеги, чем дальше в лес, тем больше непонятных грибов. Нам придется всё собрать и разгадать. Давайте вырабатывать план действий. Кто займется пациентов первый, кто второй. По сути, вся группа должна присутствовать на сеансах коллег, потому что может проскочить что-то такое, что повлияет на обследование в целом.
- Я, Семен Кузьмич, предлагаю объединить сразу несколько методик. Вот к примеру, можно было бы совместить гипноз и ретино/иригодиагностику. В это же время, наверняка надо снимать электроволны.
- Да, Эдуард Эдуардович, в Вашем предложении есть рациональное звено. Безусловно, есть. Что, господа, думаете?
Все были абсолютно согласны. Но в один день такие начинания с уже пережитым никто не хотел производить.  Поэтому немного посовещавшись, в этот день все отправились по домам рано, решив, что лиха беда начало. Но время всё-таки не желательно было терять. Поэтому пациента оставили с Петром Михайловичем, который должен был постараться, что-нибудь разведать от пациента. А больше только за тем, чтобы не оставлять его одного до сончаса.

- Ну что же нам с вами делать? – размышлял в слух Петр Михалыч, оставшись наедине с пациентом. – Пойдемте в  мой кабинет. Там у меня есть картинки. Попробуем выяснить через ассоциативное мышление, что у Вас есть в знаниях и памяти.

Кабинет Петра Михайловича был проще. Здесь стояли стол, два стула. Простенький шкаф, так забитый книгами и бумагами, что провисали полки. На окнах были шторы. Ну вот и всё убранство.
- Что ж начнем. Вот, что Вы видите на этой картинке?
- Если честно, - сознался я, - только черные размытые кляксы, но если очень и очень сильно включить воображение… Сейчас я подумаю. Да, это может быть летучая мышь.

Петр Михайлович безрезультатно показывал картинки, отклонений он не обнаружил. Тогда он решил проверить пациента на эрудицию.
Оказалось, что большинство событий из мировой и русской истории он помнит отлично, на зависть многим школьникам. Но когда речь заходила о семье, о детях, о нем самом, то психолог натыкался на бетонную стену. За нее он пройти не мог. Пациент виновато жал плечами и на всё давал отрицательный ответ.
Тогда Петр Михалыч решил опять пойти другим путем. Он взял диктофон и прежде, чем включить, шутливо сказал:
- Раз всё нет да нет, буду брать у Вас интервью, как у звезды мирового масштаба.
- Здорово. Я согласен.
Петр Михалыч включил диктофон.
- Вы человек, потерявший память. Так?
- Так.
- Вы не помните ничего о себе, где жили, кто Ваша семья и что делали до того, как Вас обнаружили. Так?
- Соверешенно верно.
- А значит можно попросить Вас чисто на интуитивном уровне порассуждать о некоторых вещах.
- Да, конечно.
- Ну, вот например, давайте начнем с этого: должен ли мужчина иметь семью?
- Я думаю, что обязательно должен. Итогом жизни человека является продолжение его рода. Так устроены люди, иначе не было бы всех этих сперматозоидов и яйцеклеток.
- Но ведь можно завести ребенка вне брака?
- Да можно. Но всё-таки ребенок вне брака много в чем обделен, психологически, материально, я бы не хотел, чтобы мой ребенок оказался в таких условиях.
-А  как Вы думаете, где должен жить человек?
- Я не понял вопроса.
- В городе, деревне, большом городе и тому подобное.
- Нет, это каждый определяет индивидуально. Кому-то проще жить на земле, кому-то в городе. Я бы для себя хотел так, чтобы зимой моя жизнь протекала в городе, а летом – на природе.
- Какая же из профессий Вам больше нравится?
- Вот это вопрос. Я даже и не знаю, что Вам ответить…
- Попробуйте порассуждать.
- Нет, не знаю определенно. Все профессии трудные. Где работать хорошо?
- А кто в доме должен быть главный?
- Мужчина конечно. Удел женщины – быт.
- Так, а сколько детей?
- Двух достаточно.
- А где живут Ваши родители?
- Не помню. Вот ведь даже не помню, как и зовут. И живи ли вообще. Что-то с этого момента мне стало грустно. Я, как будто растение…
- Не правда, Вы очень образованный человек. Вон сколько всего знаете. А давайте мы с Вами сыграем в шахматы.

На удивление пациент легко согласился сыграть в эту игру. И играл очень даже хорошо. Один раз взял ничью с Петром Михалычем, а другой и выиграл, хотя разряд был у Петра Михалыча, ведь он с детства увлекался шахматами.
То, что пациент помнит, как играть в игру королей, радовало психолога. Значит многие клетки головного мозга, отвечающие за сложенные оперативные процессы целы. И может они, взяли на себя функции утерянных. Или другие только дремят и их удастся вывести в активное состояние.
Но время уже стремительно близилось к ужину и отходу ко сну.
Петр Михалыч проводил пациента до его палаты и, попросив никуда не отлучаться, распрощался с ним до следующего дня.



4
- Вам переживать не следует. Эдуард Эдуардович прекрасно владеет гипнозом. А под воздействием гипноза замечательно раскрываются все блокированные элементы памяти. Я, по крайней мере, надеюсь на это.
- Да, Семен Кузьмич, прав, - подтвердил Эдуард Эдуардович.
- Давайте, только я сначала попробую изучить его сетчатку, а уж потом совместим наши исследования?
- Как хотите Анна Ивановна.
Анна Ивановна усадила пациента к прибору напоминавшему микроскоп с двумя окулярами, подсоединенному к компьютеру. Единственное отличие было в том, что предметного столика не было, и с боку был еще 3 окуляр, в который смотрела сама Анна Ивановна,  следившая за тем, чтобы у пациента совпали нужные участки с нанесенными условными резками.
После этого Анна Ивановна включила прибор и предупредила пациента, что сейчас последует ряд вспышек, которые нужно постараться не бояться.

Вспышки были цветные, для глаз совсем не больно, но во время и после каждой вспышки я видел небольшие картинки: сначала деревянный дом, потом мужчину с бородой и усами, потом ребенка, наконец, я увидел Семена Кузьмича, но были еще 2 вспышки, которые не сопровождались видениями.

- Замечательно! Программа записала без сбоев!!! Теперь пациент Ваш, Эдуард Эдуардович. Пока Вы делаете свою часть – я запущу расшифровщик. А потом если сочтете нужным. Мы объединим усилия. Хорошо?
- Без проблем.
Эдуард Эдуардович усадил пациента в глубокое кресло, одел соответствующие крепежи (в таком состоянии иногда бывают случаи выхода из-под контроля) и попросил его расслабиться.
В гипноз пациент вошел довольно быстро. И легко выходил на контакт с Эдуардом Эдуардовичем. В комнате стояла тишина. Это было обязательным условием гипноза. Пациент должен был слышать только голос Эдуарда Эдуардовича.
- Сейчас Вы по моей команде проживете жизнь заново. Вы должны рассказать всё, что увидете. Итак, на счет 5 Вам будет 5 лет, когда я скажу 6 – Вам шесть лет, 7 – семь лет. Раз, два, три, четыре, - медленно с паузами произносил Эдуард Эдуардович, -пять.
- Вася, Вася, отдай машинку, это моя машинка, отдай, - собирался заплакать пациент.
- Шесть
- Мы с папой идем в зоопарк. Много народа и я заблудился… Наконец, папа меня услышал и бежит ко мне.
- Семь.
- Я иду первый раз в школу. Страшно. Много ребятишек. Все с цветами.
- Восемь.
- Я на уроке трудов. Нечаянно сломал станок. Учитель очень сердится.
- Девять. У меня родился брат. Мы его везем домой.
- Десять.
- Я сломал велосипед соседского мальчика – меня ругает папа.
-Одиннадцать.
- Я в пионерском лагере – мы разводим костер. Темно.
- Двенадцать.
- Я веду машину.
- Сам?    
- Да! Сижу на коленях у отца и верчу руль.
- Тринадцать.
- Галина. Моя любимая девчонка из параллельного класса.
- Четырнадцать.
- Я целую Галину, она бьет меня портфелем и убегает.
- Пятнадцать.
- Я курю, первый раз. Сильно кашляю.
- Шестнадцать.
- Козел, ударил меня под дых – злобно сказал пациент, - сейчас, я тебе отомщу…
- Семнадцать.
- Выпускной бал. Пьяный еле стою на ногах…
- Восемнадцать.
- Сдаю сложный экзамен. В руках шпаргалка.
- В каком институте?
- Политехническом.
- Девятнадцать.
- Я с девушкой в комнате. Снимаю с нее кофту…
- Двадцать.
- Мне только что купили машину. Сажусь за руль…
- Двадцать один.
- Женюсь.
- Как зовут жену?
- Елена.
- Отчество, фамилия.
- Дмитриевна. Полстяная.
- Как Ваша фамилия.
- Торжков.
- Имя, отчество.
- Петр Иванович.
- Вы уже женились. Как полностью зовут Вашу жену?
- Торжкова Елена Дмитриевна.
- Двадцать два.
- У меня родился сын Борька, - заулыбался пациент.
- Двадцать три.
- Только что сдал экзамены и по распределению попал на телефонную подстанцию экономистом.
- Двадцать четыре.
- Вечер, темно. Плачет Борька. Он весь горячий. Ждем скорую.
- Двадцать пять.
- Родилась Светланка. Отмечаю с друзьями.
- Где Борис?
- С бабушкой в соседней комнате.
- Кто бабушка?
- Мать Лены.
- Двадцать шесть.
- Сильно поругались с женой. Она плачет и убегает из дома.
- А Вы?
- Сижу, курю, нервничаю.
- Двадцать семь.
- Влюбился в сотрудницу.
- Она знает?
- Нет.
- Что Вы делаете?
- Ничего.
- Двадцать восемь.
- Сотрудница обратила на меня внимание. Я ее целую. Она зовет меня к себе домой.
- Двадцать девять.
- Жена узнала о моем романе. Скандал. Я увольняюсь с работы.
- Тридцать.
- Мы с женой едем на море.
- Тридцать один.
-  Работаю в частной компании. Меня повысили.
- Тридцать два. Покупаю квартиру большей площади.
- Тридцать три.
- У жены выкидыш.
- Тридцать четыре.
 
Молчание.
 
Ученые переглядываются между собой. Эдуард Эдуардович в замешательстве. Если повторить цифру, может произойти сбой. Остается продолжить:
- Тридцать пять.

Опять молчание.
- Что Вы видите?
- Ничего темно.
- Тридцать шесть. Что видите?
- Ничего темно.
- Тридцать семь, что видите?
- Ничего темно.
- Тридцать восемь. Что видите.
 
Молчание

- Тридцать девять. Что видите?

Молчание и мелкие судороги.

- Эдуард Эдуардович, - шепчет на ухо Семен Кузьмич, - выводите его из гипноза. Дальше уже опасно. Пусть отдохнет, а мы пообсуждаем, что  делать.

- Сейчас на счет два, Вы скажите, как себя чувствуете, а на  счет три Вы уснете обычным сном и проснетесь через 1 час. Раз, два…
- Я чувствую себя хорошо.
- Три.

- Вот и всё, уснул. Ну-с,  как вам эффективность, - заулыбался Эдуард Эдуардович.
- Очень впечатляет. Но опять этот ступор. Что с ним случилось в 34?
- Видимо что-то серьезное. Рассказывал он только самые запоминающиеся события из его жизни, как должно было быть. И вот  то, что спровоцировало его сегодняшнее состояние, оказалось блокировано. Какие есть предложения, коллеги. Гипноз всегда забирает несколько сил. Так что, я несколько пасую перед Вашими идеями.
- Да, плюс ко всему мы не успели узнать, где он сейчас прописан.
- А что у нас там с сетчакой?
- Программа продолжает обработку. Нужно еще подождать…, сейчас посмотрю, .. 30 минут.
- Хорошо. Время есть.
- А вообще, - добавила Анна Ивановна, - нужно бы электроволны позаписывать , когда он в гипнотическом состоянии. А я параллельно сетчатку поснимаю.
Андрей Викторович возразил:
- Итак понятно, что торможение будет преобладать…
- Тем не менее, он же видит только темное поле. Может, это какое-то особое торможение. И, если пойти дальше, то можно применить электроимпульсное воздействие для активации.
- Да, Анна Ивановна. Разумное зерно. Однако, Ваши вспышки итак активацию вызывают. Тогда нам придется записать сначала электроволны, а уж потом ваше исследование подключить.
- Отлично. Я не возражаю.
- Кстати, Анна Ивановна, как на счет обследования, кровь уже брали?
- Да еще с утра в палате. Взяли почти на все исследования. Но завтра утром возьмут еще немного.
- Да, нужно торопиться итак столько времени прошло. Осталось ли что-нибудь.
- Учитывая стойкие изменения, должны найти.
- План действий понятен. Перерыв, – скомандовал Семен Кузьмич.

На расшифрованной сканограмме сетчатки Анна Ивановна обнаружила интересные факты. Оказалось, что послойное сканирование кроме отчасти услышанных событий еще зафиксировало относящиеся к гораздо более позднему времени. Было зафиксировано, что пациент видел горы, людей, поезд. Однако, программа выдавала, что сканирование выполнено с ошибками. Это могло быть по двум причинам: патология внутриглазной жидкости, хрусталика или повреждение сетчатки. Однако, явных изменений проведенные раньше обследования не показали. Значит всё дело в клетках…

Пациент Петр Иванович Торжков проснулся ровно по заданному Эдуардом Эдуардовичем времени – через час. Но всё также не мог ответить, как его зовут и откуда он.
Тогда было решено последовать совету Анны Ивановны и совместить исследования между собой.
Пациенту всё еще не говорили, как его зовут, чтобы оставить возможность проконтролировать восстановление памяти в будущем.
Сейчас же ему предложили еще раз попробовать прочесть текст и написать под диктовку. Все задания оказались с отрицательным результатом. Эдуард Эдуардович вновь погрузил пациента в гипноз, Андрей Викторович наложил электроды на волосистую часть головы.
- Вы должны слушать только мой голос. На цифру 33 Вы вспомните, что с Вами было в этом возрасте. Затем я произнесу цифру 34 и Вы вспомните, что с Вами было в этом возрасте. На команду стоп, Вы проснетесь. Итак, 33.
Пациент сморщился, как от боли:
- У жены выкидыш. Мы очень расстроены. Она плачет.
- Тридцать четыре.
Опять как в прошлый раз молчание.
- Что Вы видите?
- Ничего.
- Как Вы себя чувствуете?
- Больно. Ломит тело. Болит голова. Мне плохо.
- Как Вас зовут?
- Не знаю. Мне плохо. Тошнит.
- Тридцать пять.
Молчание и начало тонических судорог.
- Стоп.
Пациент пришёл в себя.
- Как самочувствие.
- Разбит и опустошен. Как будто бы после наркоза.
- Хорошо, ничего страшного. Вы полежите, отдохните. Можете уснуть. Мы сейчас расшифруем электроволновое исследование.
Во избежание зрительного контакта пациента с проводами, его попросили опять не вставать и не вертеть головой.
- А знаете, Анна Ивановна, голубушка, Вы оказались правы. Действительно на 34 идет сверхторможение. Более того, появляются посторонние волны, которых в норме нет в головном мозге. Вот посмотрите все сюда. Какой удивительный случай. Уж не УФО ли?
- Нужно земные цивилизации исключить, а потом уж к неземным переходить,- усмехнулся Федор Филиппович.
- Петр Михайлович, не забывайте всё вносить в тетрадь. Мы после обследований всё обсудим за чашечкой чая. Учитывая сложность и побочные эффекты наших исследований, сегодня пациента отпустим рано.
- Не волнуйтесь, Семен Кузьмич, я четко выполняю Ваше задание.
- Ну что же. Нам  нужно совместить три исследования. Как вы считаете, Эдуард Эдуардович и Федор Филиппович, это возможно сделать прямо сейчас.
- Если контакт будет не продолжительным, то есть не более 5 минут, то ничего страшного.
- Анна Ивановна! Вам хватит 5 минут.
- Это в обрез, но если Эдуард Эдуардович начнет сразу с 34, то может и хватить.
- Что ж попробуем, - скомандовал Семен Кузьмич.
Пациента вновь ввели в наркоз, аппарат для регистрации электроволн был установлен на запись новой программы.
- Вы должны слушать только мой голос. Сейчас Вам Анна Ивановна под веки на глазное яблоко установит датчики. Вам будет не больно, Вам будет приятно. Всё что Вы будете видеть потом, Вы должны произносить вслух. Повторяю Вам не больно, Вам приятно.
В это время Анна Ивановна действительно устанавливала специальные датчики, рассчитанные на накладывание непосредственно на глазное яблоко, когда пациент без сознания и не может сам сесть за прибор. От повреждения, раздражения и высыхания глазных яблок защищала специальная смазка, улучшающая разрешение прибора. Конечно, если бы Торжков был в сознании, то вряд ли бы смог перенести такую процедуру. Линзы неприятно накладывать, а что уж говорить про датчики, которые, впрочем, были лишь чуть-чуть больше и толще линз.
- Сейчас я Вам задам вопрос и потом произнесу цифру, она будет соответствовать Вашему возрасту, Вы увидите вспышку и должны будете сказать о всех своих видениях.
Итак, как Вас зовут?
- Не знаю.
- Анна Ивановна, я его верно в 33 спрошу как зовут, а потом скажу 34, хорошо (прошептал на ухо Эдуард Эдуардович), - Анна Ивановна согласно кивнула головой.
- Сейчас Вам тридцать три. Как Вас зовут?
- Петр Иванович Торжков.
- Где Вы живете? Ваш полный адрес.
- город Торжок, ул. Пушкинская 5-16.
Эдуард Эдуардович победоносно улыбнулся окружающим.
- Сейчас Вам тридцать четыре, - Анна Ивановна включила прибор.
- Что Вы видите?
- Белую вспышку. Потом смутно горы.
- Как Вас зовут Петр Иванович Торжков.
- Вы можете точно назвать где находитесь?
- Нет я не могу. Тошнит. Ломит тело.
- Тридцать пять.
- Красная вспышка. Я в какой-то яме, много людей. Но мне очень плохо. Все совсем болит. Голова кружится. Все как в тумане.
- Как Вас зовут?
- Петр Иванович Торжков
- Тридцать шесть.
- Синяя вспышка. Ничего не вижу.
- Как Вас зовут Петр Иванович Торжков.
- Тридцать семь.
Молчание и резкое начало тонических судорог. Появилась пена у рта.
- Стоп. Вы погружаетесь в обычный сон. Через два часа проснетесь в хорошем самочувствии.
- Этак мы его угробим! – в сердцах сказал Петр Михайлович.
- Наука требует жертв, - усмехнулся Эдуард Эдуардович.
- Однако ж мы много узнали новенького. Мало того, что в 34 что-то с ним приключилось, так в 37 было еще хуже надо понимать.
С пациентом оставили все того же лаборанта, который должен будет позвать ученых, когда Торжков проснется. Сами же ушли в кабинет Семена Кузьмича пить чай и обсуждать добытые результаты.
- Что мы имеем на сегодняшний день по прочим сведениям о пациенте?
- Семен Кузьмич, давайте сначала я скажу по анализам, - попросила Анна Ивановна. – Основных токсических веществ обнаружить не удалось. Часть исследований еще проводится. Но лаборатория выявила эндотоксикоз, вызванный пока что неизвестным препаратом. Плюс провели исследование на биологический возраст. Ему где-то 38 лет. Вот пока все данные.
- Что у нас с милицией?
- Глухо на ориентировку никто не отзывался. О пропаже никто не заявлял.
- Но теперь у нас есть его фамилия, имя, отчество и адрес. Петр Михайлович, пусть проверят по Вашим контактам.
- Слушаюсь.
- А знаете что, Петр Михайлович, езжайте-ка Вы сами, а то пока милиция раскачается…
- А что в милицию не сообщать?
- С одной стороны нам бы лучше. Меньше знают – не отберут. Но с другой стороны – а если родственники ищут. Потом и в суд на нас подадут. Сейчас люди такие, вылечишь их, а они же на тебя «телегу»…
- Понял, Семен Кузьмич.
- Давайте Вашу тетрадку посмотрим, что у нас вырисовывается. Так-с. Мы имеем два пика ухудшения памяти в 34 и 37. Что у нас с электроволнами в эти года, Эдуард Эдуардович?
- Посторонние электроволны и гиперторможение с 34 лет, с максимальной выраженностью в 37. Причем в 37 появились патологические очаги реэнтри – повторного входа. Такое может быть при сильном дополнительном воздействии на головной мозг.
- Анна Ивановна, что у Вас?
- Моя расшифровка не дала ничего нового, всё то же, что он сказал. Гора, река, сарай, яма. Люди с бородой. Он это говорил в прошлый раз.
- Понятно. Видимо чей-то умысел был направлен именно на блок памяти с 34 лет. В это же время блокированы личностные характеристики.
- Но ведь потом он вспомнил как его зовут, хотя ничего не видел, - уточнил Петр Михайлович.
- Да, Вы правильно заметили, но все же самые основные личностные данные - самые стойкие. Он с детства знал, как его зовут. Здесь слишком много сложилось нейронных и ассоциативных связей.
- Теперь Вам, Андрей Викторович, нужно вместе с Федором Филипповичем подобрать нужную противочастоту, чтобы воздействовать на головной мозг. Противоволны, так сказать.
Метод Анны Ивановны пока убираем в сторону. Он нам помог не плохо, но совмещать их, думаю опасно. Оставим на крайний случай.
Сколько Вам, Андрей Викторович, понадобится времени?
- Я думаю, что два дня.
- Много. Старайтесь пораньше.
Пациента всё это время не трогать. Обучающими программами тоже заниматься не будем. Дабы не самазать эксперимент. Петр Михайлович занимается родственниками. Анна Ивановна анализами. Андрей Викторович с Федором Филипповичем. Эдуард Эдуардович пусть пока восстанавливает силы. Ну а я, как всегда командую, - рассмеялся Семен Кузьмич.
В это время в кабинет вошел лаборант, чтобы сообщить, что пациент проснулся.
- Ведите его сюда.
- Ну что, голубчик, как себя чувствуете?
- Спасибо, Семен Кузьмич! Великолепно выспался, - усмехнулся пациент. – Ну что сказал я что-нибудь стоящее.
- Вы молодец, - без эмоций ответил Семен Кузьмич. – А скажите нам: как Вас зовут?
- Сейчас… Я должен это помнить. Мелькает имя, где-то рядом.
В это время Эдуард Эдуардович как бы невзначай обратился к коллеге:
- Петр Михайлович, закройте форточку – дует, - подмигнул он.
- Да, кажется именно так. Меня зовут…Петр…Петр Иванович Торжков – просиял пациент.
- Ну а где Вы живете, Петр Иванович Торжков?
- Не помню – поник пациент.
- Ну ничего! Видите не все потеряно. Память уже возвращается.
- Спасибо вам.
- Стараемся с коллегами, - все заулыбались.


Я был очень счастлив, что вспомнил, как меня зовут,  и теперь я был уверен, что с помощью этих людей смогу обрести себя.
Следующие два дня у меня были свободными. Я мог ничего не делать, только смотреть телевизор, есть и спать. Мне показалось, что так скучно, и я попросил разрешения пообщаться с другими пациентами отделения, где была моя палата. Семен Кузьмич мне разрешил, но просил не выдавать тайну: что я потерял память. Посоветовал сказать, что меня зовут Петр, я бизнесмен и нахожусь на обследовании.
 Люди, находившиеся в отделении, все были сплошь богатые и озабоченные своим здоровьем. Мне даже показалось, что никто из них серьезно не более, а все спасаются тут от дел, семейных неурядиц и прочих неприятностей. Они отдыхают каждый в своей чистенькой палате. Их кормят. И по сути, кроме обследования еще лечат нервишки.
В этом отделении не были распространены настольные игры. Может потому, что богатые любят уединение. Мне было очень скучно. Единственной отдушиной была Тамара, приносившая мне иду, и задерживавшаяся немножко дольше, чем нужно, когда собирала тарелки, чтобы перекинуться со мной парой слов. Наши разговоры были так, о пустом. От нечего делать, но всё же какое-то развлечение.
Я узнал, что она единственная работающая в семье.  С мужем развелась рано, дома – мать парализованная, сын учится в школе.
- И как же Вам хватает зарплаты.
- Я еще работаю техничкой в кафе. И потом, ночным вахтером в этой клинике.
- Как же Вам тяжело.
Эта ее внутренняя сила и горе сблизили меня с ней. Потому что я тоже уже начинал себя ощущать одиноким и несчастным ненужным никому на целом свете. «Вот наиграются ученые со мной и выбросят меня на улицу. А я ничего не помню, ничего не знаю», - я начинал впадать в депрессию. 
На второй день ко мне в палату пришел человек в погонах. Он представился лейтенантом Петрушко, занимающимся расследованием по моему делу. Он всячески старался у меня выспросить, что я помню. И я честно, как милиционеру, ему ответил, что мне удалось с помощью ученых вспомнить только о том, как меня зовут и всё.
- Вы помните, где были последнее время, до клиники?
- Да.
- И где же?
- В другой клинике.
-  А до нее?
- Не помню.
- Где Вы работали последнее время?
- Я даже не знаю кем, не то, что где – горько ухмыльнулся я.
- Кого-нибудь из людей помнишь?
- Нет. Абсолютно никого. Как будто бы раньше и не жил.
- Отлично, - сказал Петрушко, - и удалился.
«Отлично», вот, сволочь, чего отличного. Всё хуже некуда. Погружался я дальше в депрессию. Лежал и смотрел в потолок. Даже Тамара меня не радовала, и разговаривать с ней не хотелось.
А когда на следующий день меня пришли забирать на обследование, то я испытывал страшную вялость, апатию и нежелание что-либо делать.
Мое упадническое настроение заметил Петр Михайлович. Он сидел за столом и перебирал в руках ручки. Эдуард Эдуардович находился в явном напряжении. Он впервые позволил себе курить прямо в комнате, постоянно тер себе виски и поправлял галстук. Возле новой кушетки, которая пугала меня одним своим видом, стоял стол с чем-то большим, накрытым белоснежной простыней.
Кушетка была с приподнятым изголовьем и фиксаторами, как для головы, так и для рук и ног. Это напоминало комнату пыток. И явное нетерпение и злость охватывали меня. По-моему, у меня даже мелко затряслись руки.
- Петр Иванович, миленький, что случилось? Садитесь вот в это кресло, ко мне лицом, давайте, поговорим, - Петр Михайлович усадил меня в удобное кресло и отвернул от стола.
- Что Вас беспокоит?
- Я понять не могу, что вы от меня хотите? Зачем нужны все эти обследования? Всё равно вам ничего не достичь. Я не хочу больше находиться здесь, - я подскочил с места.
Петр Михайлович меня усадил обратно, успокаивая:
- Всё хорошо, не стоит так волноваться. Мы Вам обязательно поможем. Головной мозг – это очень сложное устройство, чтобы разгадать пароль доступа нужно какое-то время.
- Бог с Вами! Какое устройство! Вы же не боги!
- Петр Иванович, Вам нужно только дать немного времени нам, и Вы вновь обретете себя.
- Петр Иванович! Позвольте, я Вас послушаю, давление измерю…, - буквально пододвинул рукой коллегу Федор Филиппович.
- Нда. У него же тахикардия и давление низкое. Что-то тут не так, - сказал Федор Филиппович.
- Коллеги, нужно его дообследовать, электроимпульсная терапия в таком состоянии может оказаться чревата последствиями, - импульсивно сказал Андрей Викторович.
Все ученые устремили свои взгляды на Семена Кузьмича. Как-никак он начальник и ему решать.
- Коллеги, вы безусловно правы. Сейчас проведем обследование и решим вопрос о сроке лечения. Анна Ивановна, пожалуйста, пригласите лаборантов и медсестру из кардиокабинета.
Семен Кузьмич прошелся по комнате, а потом резко развернулся к Андрею Викторовичу:
- У меня есть одна догадка, давайте снимем электроволны с пациента.
Андрей Викторович надел мне на глаза черные очки, через которые мне не было видно абсолютно ничего. Потом мне что-то одели на голову и велели лежать тихо. Однако, я постоянно находился в напряжении. Необъяснимая злость съедала меня изнутри. Я сдерживался буквально из последних сил.


- О, Семен Кузьмич, посмотрите, мозг перешел в стадию активности. Практически все волны торможения блокированы. Активационные сигналы преобладают!
- Так и есть. Срочно нужно взять кровь на содержание гемоглобина в эритроцитах и сенильной кислоты. Кстати, неплохо было бы исследовать уровень серотонина… Но у нас как всегда – нет реактивов, - в отчаянии стукнул кулаком по столу Семен Кузьмич. – Надо будет внести коррективы в программу электроимпульсной терапии.
- Семен Кузьмич, не будем пока торопиться. Сейчас вот обследуем его, а потом за 10 минут до начала снимем  волны и пересчитаем.
- Не возражаю. Принимайте решение соответственно своему опыту, Андрей Викторовичу.

Через некоторое время пришла лаборантка и больно, неумеха, уколола меня. Потом вновь заставили лечь, и другая толстуха-медсестра сняла мне кардиограмму. Прибор противно пищал.
Я старался успокоиться. Ничего не выходило.

- Семён Кузьмич, - прошептал Петр Михайлович шефу на ухо, - я убежден, что сегодня мы не сможем сделать ему электроимпульсную терапию. Очевидно, что он возбужден, как и показал прибор. Можем вогнать в гипервозбуждение, которое перейдет в кому. Прошу, как психолог и психиатр, отложить воздействие.
- Андрей Викторович, если мы дадим ему успокоительное – это повлияет на терапию?
- Безусловно! Тогда могут быть сдвиги в любую сторону. На препаратах – вообще не предсказуемо.
- Ох! Что вы со мной делаете! Время уже поджимает!
Терапию отменили, но обратно в палату меня не отпустили. Петр Михайлович принес мне успокоительное, которое я беспрекословно выпил. Добрый ученый старался меня успокоить, включив музыку и проводя сеанс релаксации в его кабинете.
Когда я уже был способен улыбнуться, он поинтересовался:
-Петр Иванович, Вы  будете способны попробовать освоить азбуку или лучше дать Вам выспаться?
- Нет, я совсем не хочу спать. И сейчас я чувствую себя гораздо лучше. Давайте, попробую вспомнить.
Тогда Петр Михайлович достал самую обыкновенную азбуку и стал показывать мне буквы и картинки.
На 6 букве я осознал, что с третьего повторения букву запоминаю абсолютно. Промурыжив своего учителя целый день. К концу – я уже запросто читал предложения. Видимо, ни так как обычный человек, потому что Петр Михайлович всё еще был не до конца доволен:
- Прогресс на лицо. Но мне кажется, что Вы, Петр Иванович, торопитесь и не совсем понимаете смысл. Да и слова как-то жуете. Вы всегда так читали?
Я лишь пожал плечами. Что тут скажешь, если я не помню.
На ночлег меня определили в одном из кабинетов, предварительно накормив вкусной домашней пищей, которую принес Семен Кузьмич. Напротив меня тоже на кушетке, предназначенной для обследований, расположился Эдуард Эдуардович, который всё время ворочался и кряхтел. Видимо ему было не удобно. 


- Завтра нам предстоит всё же определиться с датой эксперимента, которая,  надеюсь, на завтра же и выйдет. Но у меня целая куча вопросов, - обратился на вечернем заседании Семен Кузьмич к Петру Михайловичу.
- Да, я весь во внимании…
- Это хорошо, что во внимании. Перво-наперво, расскажите, как наш подопечный?
- Я дал ему легкое успокоительное он пришел в себя и мы даже разучили азбуку.
- То есть как это? – вскричал Семен Кузьмич. – Мы же должны были умение читать восстанавливать электроимпульсной терапией!
- Да, Семен Кузьмич, я взял на себя смелость такого эксперимента. Но зато теперь становится очевидной глубина потери памяти и устойчивость. Он знает, как его зовут и вспомнил алфавит. Хотя способность его чтения находится на уровне второклашки.
- Поясните, пожалуйста.
- Он не всегда осмысливает что читает, да и техника речи страдает.
- Очень неплохо, что Петр Михайлович поставил этот эксперимент, - вступился за коллегу Андрей Викторович, - это дает возможность правильно провести коррекцию электроимпульсного воздействия.
- Пусть так. Но зачем самодеятельность? Вы, надеюсь, еще не забыли кто здесь руководитель, - продолжал распаляться Семен Кузьмич.
Все замолчали, давая остыть шефу. Анна Ивановна всем налила кофе и поставила заначку печенюшек на стол: всё-таки время ужина.
Семен Кузьмич отхлебнул из чашки чая, потом продолжил:
- Петр Михайлович, а что там с Вашим родственником милиционером. Что-нибудь известно о личности нашего больного?
- Да, и Вы не спросили, как я съездил на квартиру пациента.
- Я жду, когда вы сами расскажите, потому что Вы распустились. Отчет по приезду должен был сразу лежать у меня на столе!
- Приношу извинения, Семен Кузьмич, но я был целый день сегодня занят пациентом, поэтому не успел. Сейчас всё расскажу, - предупреждающе поднял руку Петр Михайлович. – Итак, сначала про свою поездку. Адрес, который назвал пациент, находится в самом центре. Это старинный трехэтажный особнячок. В годы советской власти, разместивший и до сих пор сохранивший деление на 7 семей. Там искусственно добавили перегородки. Получились малогабаритные квартиры.
Сотрудники затаили дыхание, почувствовав себя Шерлоком Холмсом, в тот момент, когда ему сообщал раздобытую информацию доктор Ватсон. Петр Михайлович продолжал:
-  В той квартире, оказалось вот уже как 5 лет живет семья, которая и близко не знает Торжкова. Они мне рассказали, что купили эту квартиру через агентство, выложив для них довольно большую сумму, но в центре за такие деньги можно было купит квартиру только там. Я прошелся по соседям. Везде, практически, такая же ситуация. Никто не помнит старых хозяев, около пяти лет как въехали новые семьи.
Только в одной квартире оказалась молодая бойкая хозяйка, лет 34, красивая такая, - заулыбался Петр Михайлович, а Анна Ивановна ревниво глянула на него, - она не побоялась даже впустить меня на кухню и напоить чаем.
- Ну что дальше-то, - в нетерпении топнул ногой Федор Филиппович. 
- А дальше вот что. Она рассказала, что эта квартира осталась за ней чудом. Раньше в ней жили ее старенькая бабушка, которая внезапно умерла от инфаркта, а квартира оказалась каким-то образом отписана агентству. Но эта бойкая женщина не растерялась и через суд восстановила свои права. Сама она жила всю жизнь со своими родителями в городе Ярцево, а смерть бабушки открыла ей дорогу к свободе. Поэтому она и отвоевывала ее через суд. Но, самое интересное в другом, оказалось, что она проводила почти каждое лето у бабушки. Поэтому хорошо знала всех жильцов.  Женщина вспомнила, что, действительно, по адресу, который сказал пациент, жила семейная пара Торжковых. Но возраста они были приблизительно ее бабушки. Вспомнить про их сына она не смогла. Говорит, что они всю жизнь были одинокими. Никто их не навещал. То есть детей у них вообще не было. В остальных квартирах тоже жили уже одинокие старики, кто рассорился с детьми, у кого они были совсем далеко, а у кого и умерли. Так все квартиры и отошли агентству.
- Престранная история, - заметил Андрей Викторович.
- Да, более того, в паспортном столе Торжка, как сказал мой родственник милиционер, Петр Иванович Торжков не числится! И, боюсь, что всё же его объявят в розыск.
- Это дело несколько осложняет, - сказал Семен Кузьмич. – Но свои изыскания мы продолжим.

На следующее утро в газете Городок, выходящей ежедневно, сообщавшей все городские новости, Семен Кузьмич прочитал в милицейской сводке о «просьбе обратиться всех кто узнал этого гражданина» и была фотография Торжкова.
Анализы крови показали распад красных кровяных телец и повышение содержания токсических биологически активных веществ, сопровождающих деградацию ядов.
Итак, это был пик очищения организма от ядов, а всё происходящее с пациентом можно назвать «ломкой».
В таком состоянии любой эксперимент мог повлечь за собой печальные последствия, а в свете последних событий, можно и за решетку попасть. Всё откладывалось на неопределенный срок:
- Анна Ивановна! Организуйте, пожалуйста, дезинтоксикационную и середечно-сосудистую терапию пациенту. Пусть он будет в своей палате, но подежурит возле него всё же психолог. Если сочтете необходимым. Петр Михайлович, то давайте ему успокоительное. Делайте, что хотите, но через два дня (и это последние), он должен быть готов к эксперименту!

5.
Георгий мирно ужинал перед телевизором, когда подняв глаза от тарелки, увидел на экране телевизора фото своего недавнего подопечного.
«А-а-а, добрался таки до города. Ну-ну, молодец! Псих он. Что искать про него информацию. В дурку надо помещать».
Георгий ел баранину на косточках, облизывал пальцы и запивал коньяком.
Жена вертелась вокруг него юлой, но за стол не садилась. Не положено, ее время будет позже.
Георгий сидел в трико и майке. Жир бараний, стекавший по пальцам облизывал, а потом меланхолично вытирал об майку.
Внезапно раздался стук в окно.
Жена испугано глянула на мужа.
- Выйди в другую комнату. Я гляну, кого принесло.
За окном была уже темень. Лица гостя не рассмотреть.
- Кто тут, - крикнул сквозь стекло Георгий.
- Это я. Открывай, Гога!
Георгий узнал своего приятеля и отправился открывать дверь.
- О, Константин, заходи! Присоединяйся к столу. Чем тебе обязан?
Константин прошел к столу, но от еды отказался. Закурил.
- Ты Георгий ешь, я подожду.
- Да, нет брат. Уже наелся. Говори, что пришел в такой час?
- А то Георгий, что приезжал Папа, сказал пора нам вносить долг в кассу.
- Что-то рано он нынче?
- И я его спросил. Папа говорит, что грядут большие перемены. И деньги нужны.
- У меня сейчас всё под чистую. Недавно падеж скота был. Да и золотишка нынче совсем мало намыли…
- Гога, сам знаешь, что мой бизнес менты накрыли. Большую партию арестовали. Нужно вместе думать, как нашу долю внести. Папа суровый. Не пощадит.
- Давай заложников возьмем. Выкуп потребуем. Или продадим кого. Сколько  в этом году Папа просит?
- Меньше, чем в прошлом. Всего-то на двоих 10 тысяч баксов.
- Меньше, но и то деньги, когда их нет.
- Ладно, ты иди. Я завтра с утра к тебе зайду. Подумаю. Прикину, что сейчас надежнее.
Георгий был явно раздосадован. У него свои были планы, требующие денежных вложений. Да и светиться ему не хотелось. Но с Папой не поспоришь – сила.
Жена выглянула из соседней комнаты:
- Гость уже ушел?
- Ушел. Ушел, - в задумчивости повторял Георгий.
Георгий был сегодня не ласков. Лег раньше жены, отвернулся к стене и ворочался потом всю ночь, видя то страшные сны, то нелепые планы по добычи денег.
На следующее утро он, не позавтракав и натянув ту же майку, в которой был вчера, чего обычно никогда не делал, направился к Константину.
Константин жил тоже в своем доме с многочисленными дворовыми постройками. Много плодоносящих деревьев. Одно огорчало, пески наступали.  Хорошо хоть еще, тощая речушка, пробегавшая в километре от огородов, сохранилась.
Константин никого не боялся. У него и собаки то не было. Во дворе вечно работали работники, жившие круглый год во времянке.
Работники покидали «усадьбу» только со смертью, а так им в основном некуда было идти, и все были рады за еду работать на хозяина. Георгий даже завидовал Константину, что у него есть такие работники. Ему-то приходилось всё делать самому. Но Константин был ближе к Папе, и ему полагались привилегии. Он некто вроде бригадира. Вся деревня у него в подчинении. Константин обещал, что скоро и Георгию выделят работников. Нужно только внести свою долю в общее дело. И Георгий скоро усвоил, что свои работники повысят его статус. С ним будут считаться. Он станет ближе к Папе.
Всю ночь он думал о том, что бы такое сделать и решил, нужно только одобрение Константина.
- Эй, ты! – обратился он к одному из работников во дворе. – Где хозяин?
- Да спит еще, - в покорном поклоне склонился работник, одетый в штопаные лохмотья.
- Мне хозяин нужен. Позови!
- Он велел не тревожить его. Простите, но я не могу.
- Тогда ступай, - раздраженно повел плечом Георгий. – Я сам его позову.
Георгий подошел к окну и легонько постучал. Хозяин не подходил. Время было уже 7 часов. Не похоже это на Константина. Георгий постучал еще раз.
В окне показалось заспанное лицо Константина. Он открыл створку.
- Привет, Георгий! Чего в такую рань?
- По делу пришел, Коте.   
Коте провел рукой по заспанному лицу. И махнул в сторону крыльца.
Георгий поднялся на крыльцо, пожал руку Константину. Константин жестом показал на кресло, стоящее на крыльце.
- Ну?
- Я придумал, как деньги достать. Пришел за твоим разрешением.
То, что услышал Константин, было обычным делом. Ничего сложного. Пару своих людей и всё будет шито-крыто.  Заказчиков всегда много в этих краях, тем более, что на юг открываются большие торговые пути, где товар всегда пользуется спросом.
Константин одобрил план. И выдал соответствующую бумагу, позволявшую Георгию действовать на свое усмотрение.
  Георгий весь день собирался в путь. Он созвонился уже с нужными людьми в городе. Добираться собирался поездом. На поездку уйдет 3 дня. Плюс обратное возвращение.
Конечно, нужные люди могли и сами всё сделать, но сейчас рисковать не хотелось.
Жена поцеловала мужа, сынишка трех лет выбежал попросить у папы новую игрушку из поездки.
- Не переживай, скоро вернусь. Заживем по другому. Коте обещал.
Георгия до поезда в соседнее село должен был увезти на машине деверь. Но у того, как назло, сломался двигатель. Пришлось договариваться с соседом. Это был не лучший вариант. Георгий не любил, когда кто-то узнавал о его планах.
Хоть и деревня небольшая, но все ж любопытные. Вот и Валерий стал дорогой приставать с расспросами:
- Что, Георгий, в город собрался?
- Да, так по делам.
- На заработки что ли?
- Нет, к родственникам.
Валерий решил больше не приставать к Георгию. Больно уж тот был хмур. А черные его глаза светились неприятным огоньком. Валера всю жизнь был миролюбивым и не участвовал ни в каких сходках. Жил почти что особняком.
В поезде у Георгия была верхняя полка. На которую он сразу же и забрался, слазил от туда всего несколько раз. Чтобы выйти по нужде. Всё больше спал, собираясь с силами. Ел там же на верху те запасы, которые сложила заботливая жена. В который раз он похвалил своего отца за выбор невестки. Вот молодец был. Нечета Папе. Сам бы сейчас мог всё возглавить, но вот почил уж как три года.
На утро третьих суток в городе его встретил свой человек Роман. Он подъехал на шикарном черном джипе и, обнявшись с Георгием, усадил его в машину.
Повез к себе на квартиру. Накормил, напоил. И сел курить в ожидании дальнейших распоряжений, что и следовало в указаниях от Коте.
Георгий тоже откинулся на спинку стула. Потер бороду.
- Мне, Рома, нужна будет неприметная машина, которую можно потом перекрасить. И пару ребят: шофер и помощник. Да так, чтоб не болтали.
- Обижаешь, друг. Когда у нас болтали?
- Не обижайся. Осторожность нужна во всем.
- А как с оплатой?
- Деньги выручу за товар, Вам одну треть перешлю. Хватит поделить на троих. Треть уйдет на общее дело. Еще треть поделим с Коте. Видишь, вы не будете в проигрыше.
- Ладно. Пусть так. Но мне тоже нужны будут человечки из Вашего села. Поговоришь с Коте?
- Поговорить-то поговорю, но он даже мне  их не дает. Лучше я бы встречу организовал. А?
- Посмотрим. Пока терпит. Когда на дело?
- Вечером сегодня. Поедем в молодежный клуб.
- Хорошо, друг! Ложись, отдохни. Я всё организую.

Тем временем Петру Ивановичу Торжкову  после инъекций дезинтоксикантов и успокоительных средств было значительно лучше. Хотя целый день на кануне эксперимента успокоительного ему не давали, он пребывал в благодушном расположении.
Семен Кузьмич с удовольствием дал отмашку начала эксперимента. Петр Михайлович в этот раз получил особое задание вести съемку всего происходящего.
Как обычно, одев темные очки на пациента, провели регистрацию электроволн с мозга. Андрей Викторович с Федором Филипповичем сделали коррекцию электроимпульсной программы.
И вот всё уже готово.
Пациенту фиксировали руки и ноги, пробросили поясок через талию. Уложили в полусидящую позу. Фиксировали голову.
   Очки решили не снимать – от греха подальше.
Реанимационная бригада была предупреждена о готовности номер один. Если что Анна Ивановна должна была их вызвать по телефону.
Все затаили дыхание. Эдуард Эдуардович погрузил пациента в транс, дабы нивелировать отрицательное воздействие электроимпульсной терапии.
Установка для пациента была дана та же: реагировать только на команды Эдуарда Эдуардовича. Видимо, рефлексы уже были выработаны у пациента, потому что в транс он вошел довольно легко.
Всё. Можно начинать воздействие. Электроды наложены в строго определенном порядке.
Андрей Викторович еще раз зарегистрировал электроволны с головы пациента, чтобы вычислить погрешность транса.
Семен Кузьмич, вытер проступивший пот со лба, и скомандовал:
- Начинаем.
Андрей Викторович раньше проводил такие эксперименты… на животных. И всё чего они добивались это возвращение электроволн в норму. Убирали патологические электроволны, и даже был случай чудесного избавления от опухоли. Но ни одна собака не заговорила! Слава богу, и не умерла. На человеке, это был первый эксперимент. И у Андрея Викторовича заметно потели ладони. Но вот приказ отдан. Андрей Викторович перепроверил все настройки. Всё в порядке.
- На счет три. Запускаю. Раз. Два. Три. И он нажал кнопку.
Тело  пациента от головы до пяток ответило судорогой. Монитор зафиксировал кратковременную нормализацию электроволн пациента. Было решено, что в течение 3 минут можно давать электроимпульсы общей продолжительностью не более 15 секунд с интервалом в 30 секунд.
Через 30 секунд электроимпульсная терапия была повторена. На этот раз эффект был устойчивый. Но все патологические электроволны не удалось убрать. Значит через 30 секунд еще раз повтор.
После третьего импульса судорога была более продолжительная, и датчик дыхания зафиксировал аномальные движения грудной клетки.
Семен Кузьмич сказал, что на сегодня хватит.
Эдуард Эдуардович приказал пациенту спать три часа, после чего самостоятельно проснуться. Возле него выставили пост. Все находились в сладостном ожидании. Где-то витал запах Нобелевской премии.
Камера Петра Михайловича продолжала работать, фиксируя сон пациента.
Сами ученые пошли пить чай. Снимать напряжение и обсуждать план дальнейших действий.


Когда среди абсолютной темноты, я вдруг стал различать образы и совершенно четко осознал, что я Петр Иванович Торжков, то сквозь безвольное состояние, мне стало хорошо. Я почувствовал, что заново родился и обрел себя. Я спал и видел яркие картинки, которые сначала приходили, как кадры кинофильма, возникавшие внезапно и также быстро исчезавшие. А потом я смотрел один длинный кинофильм, показавший меня мне самому от грудничка до взрослого периода. Я проснулся под сильным впечатлением. Как будто я был бог, который мог отследить развитие одного отдельно взятого человека. Да, я видел себя со стороны и видел то, чего раньше никогда не помнил. Так, я увидел себя грудничком с неистовым аппетитом сосущим материнскую грудь и ощутил такое блаженство и тепло, которое не ощущал за всю свою жизнь. Увидел себя в детском саду, сидящем в манеже и залитым слезами. На меня никто не обращал внимание. Спя, почувствовал сильный удар в переносицу, полученный мною от малолетнего бандита Васьки. Но этот случай я хорошо помню. Мы дрались из-за девчонки. А может из-за ее велика, который она давала выборочно покататься.
Я открыл глаза, всё еще пребывая в какой-то эйфории и тумане. Вечерело. Напротив меня сидел, читая книгу по анатомии, мой сторож – студент, видимо.
Я не хотел привлекать к себе внимание. Лежал тихо и переживал увиденные мной цветные сны. Это был еще один необычный момент, который так впечатлил меня. Ведь я никогда за всю свою жизнь не видел цветных снов.
 Через какое-то время студент обратил на мое бодрствование внимание и позвал ученых.
Они буквально вбежали в комнату. Освободили меня из пут. Измерили давление, сняли кардиограмму. И не найдя особых отклонений, предложили мне сесть в кресло за стол.
Семен Кузьмич взял следствие в сои руки.
- Как Вы себя чувствуете?
- Спасибо, хорошо.
- Как Вам спалось?
- Я видел такие сны! Цветные. Про себя. Вспомнил то, что раньше никогда не помнил!
- Великолепно.
- А как же вас зовут?
- Петр Иванович Торжков.
- Сколько Вам лет?
- Почти сорок. Сегодня какой день?
- 29 июля, четверг.
- Значит, уже сорок. Мой день рождения 15 июля.
- Кто Вы по специальности?
- Экономист. Я закончил экономический факультет государственного университета.
- Кем же работаете?
- Я частный предприниматель. У меня своя фирма по поставке горюче-смазочных материалов. Так сказать, посредник.
- У Вас есть жена, дети?
- Да у меня есть жена и дети. Двое детей… Подождите. Я вспомнил. Мы развелись с женой, когда мне было 33 года.
- Почему?
- У меня были финансовые проблемы. Я стал выпивать…
- А дети?
- С женой.
- Где она живет?
- Наверное, у матери. В деревне Березовка, Нижнегородской области.
- Помните адрес точно?
- Нет, но на память могу показать.
- А Ваш адрес, где Вы жили?
- Всё детство я прожил с бабушкой и дедушкой. Понимаете, моим родителям некогда было. Они работали, жили своей жизнью. Да и бабушка считала, что от жизни с родителями ничего хорошего не будет. Она всегда говорила, что они бестолковые воспитатели. Поэтому у матери я был очень редко.
- Назовите, пожалуйста, адреса.
- Бабушка жила по улице Ленина 15-2. Кстати, там мы потом и жили с женой. Дед умер, когда мне было 25, а бабушка, когда мне исполнилось 30. А родители по Пушкинская 5-16.
Ученые многозначительно переглянулись между собой.
Семен Кузьмич продолжал:
- Вы помните, что произошло с Вами в 34 года?
 - Я помню, что мои родители внезапно скончались. Они были ни такие уж и молодые. Мама родила меня в 34, а папе и вовсе было 40. Но я не помню, чтобы они болели и жаловались. Умерли как-то внезапно. Мне об их смерти соседка сообщила. Я стал организовывать похороны, заниматься наследством….       
- И что же дальше, - спросил Семен Кузьмич, заметя ступор пациента.
- А дальше я ничего не помню. Вообще, что из последнего вспоминаю, так это палату, в которую меня отвел Семен Кузьмич. А нет! Вот еще, как во мгле и дымке, будто я ползу по насыпи и поезд мчится, скорая, больничная палата, много людей… Это было со мной? – спросил пациент переведя туманный взгляд на Петра Михайловича.
- Да. Это всё было. Но, может, постараетесь вспомнить, что до этого было с Вами?
- Сейчас. Постараюсь.
Я напряг все свои силы. Тер виски, потирал глаза. Но только песок и темень сопутствовали мне. Чистый лист бумаги.
- Нет. Ничего не помню!
Семён Кузьмич был явно разочарован. Ему хотелось бы всё узнать сразу и до конца. Но чудес, надо признать, не бывает.
- Что ж и так очень хорошо. Как всегда, коллеги, потрудились на славу. Продолжим через день. Пусть Петр Иванович отдохнет. И, думаю, что нужно провести нейро-сосудистую терапию. Дабы восстановить клеточные потенциалы и улучшить кровоток головного мозга. Надеюсь, это будет способствовать восстановлению памяти.
Мне советовали продолжать скрывать свою личность и отпустили отдыхать в свою палату. Выдали легкую книгу из серии романов, считая, что она поможет  мне отвлечься.


В тот же вечер Георгий с шофером и помощником, которых ему предоставил Валерий и рекомендовал как очень надежных людей, отправился на белых Жигулях с транзитными номерами в один из ночных клубов, которые наиболее часто посещали молодые люди. Клуб специально выбирали на другой окраине города, чтобы по максимуму запутать следы.
- Ты, - обратился Георгий к шоферу, - будешь стоять вот тут в темноте, - он махнул рукой в сторону кустов напротив входа в клуб. – Передом как раз в сторону клуба. Как увидешь меня выходящего, смотри: махну рукой - сразу подъезжай. Немедля. Одни мы будем. Или с кем еще. Сразу же. Понял?
Водитель кивнул головой.
- Ты, - Георгий повернулся в сторону заднего сидения, обращаясь к помощнику, - со мной. Я всё сам сделаю. Поможешь, когда скажу. Всё ясно?
- Куда потом едем? – спросил водитель.
- Увезете меня  с товаром за город, а сами на съемную квартиру. Мира 8. Там будете ночевать. Завтра свободны. Деньги отдаст Валерий через две недели.
- Понятно.
Молодежь в клуб только еще стекалась. Девчонки красовались в своих коротких юбчонках. Парни не весть как одеты. Такие штаны, которые  Георгий бы одел только на скотный двор.
Сам же Георгий был со стриженой бородой. Он специально сделал модельную стрижку бороды, чтобы на нее отвлечь внимание.  Усы уложил, как у барона Мюнхгаузена.  Надел темные очки. Штаны кожаные, футболка, поверх кожаный пиджак. Помощник был проинструктирован соответственно: рваные джинсы, футболка с надрывами.
Эпатажный вид обеспечил им доступ через фейс-контроль.
Георгий высматривал потенциальных жертв. Ему нужны были две симпатичные молоденькие девушки. Желательно длинноногие, блондинки или рыженькие. Обязательно подружки. Так проще вступить в контакт. И можно, чтобы уже навеселе.
Георгий с помощником старались держаться в сторонке, чтобы сильно не привлекать внимания. Они сели за столик и потягивали коктейль. Георгий периодически ощупывал карман пиджака, в котором лежал заветный пакетик.
Молодежь была в основном состоятельная. В лицах и «рваной» одежде чувствовался лоск дорогих вещей. Мини-юбки то же были из дорогой ткани. У Георгия не было цели похищать ради выкупа. Сейчас это не котировалось. Этим только «безбашенные» промышляют. Нет. Георгий высматривал девчонок попроще, чтобы родители не могли быстро их вычислить. Чтобы было время для отступления.
«Вот, может, эти? Молоденькие, лет по 16. Самый сок. Юбчонки явно из китайского ширпотреба. Но глаза больно трезвые. Танцуют, щебечут друг с другом, ничего не пьют. Плохо. Может, не получиться. Еще подожду. Эти на крайний случай».
Чем дальше шло время, тем развязнее становилось поведение молодежи. Со всех сторон слышался смех. Пьяные кривляния.
В зале появился характерный запах «травки».
Внимание Георгия привлек один стол, за которым сидела шумная компания одних девчонок. Они были одеты не броско и отмечали явно какую-то дату. Они то и дело поднимали бокалы с коктейлями, при  этом практически не закусывая.  Георгий сделал для себя вывод о состоятельности их кошелька и стал более пристально приглядываться к компании.
Девчонки сидели долго и изрядно накачались. Наконец часть группки встала из-за стола и направилась танцевать. Двое из девчонок остались сидеть. Но через некоторое время они, покачиваясь, направились к выходу.
Георгий подал знак помощнику. Они двинулись за девчонками.
Чем ближе приближались к выходу, тем очевиднее становилось, что одну из подружек совсем «развозит».
Георгий поморщился, представив себе возможные последствия выпитого лишка, но с другой стороны это ему было на руку.
Уже за дверьми клуба, на крыльце  он с помощником догнал девчонок:
- Привет, красавицы? О-о, что так плохо подруге?
- Да вот, наша тихоня впервые напилась, - улыбнулась более стойкая подруга.
- Эй, приятель, вызывай такси, надо помочь девчонкам доехать до дома. А то сейчас пьяни полно.
- Нет-нет. Спасибо. Мы сами, - испугалась подруга.
- Ты, че, в натуре, меня боишься? Я же Арсен! Свой тут в доску. Бываю практически на всех вечеринках! И уже не раз выручал дурочек, как твоя подруга. Звони, приятель!
Помощник сделал вид, что вызывает такси, а Георгий через пару минут махнул невзначай рукой, подав знак шоферу.
Белое Жигули подъехало к входу в ночной клуб. И Георгий, подхватив пьяную подругу, понес в машину, усадив на заднее сидение. Более стойкая подружка уже не могла оставить свою спутницу и тоже нырнула на заднее сидение. Вместе с ними сел Георгий. На переднем сидении разместился помощник.
- Кстати, меня зовут Саша, - представился помощник. – А тебя как?
- Лиля.
- Ну, Лиля говори адрес подруги, куда ее повезем?
Водитель тронулся с места, а Лиля назвала адрес пьяной в усмерть подруги.
Водитель взял курс в город.
Георгий не волновался. Всё уже было обговорено. Круг по городу, а затем темными проулками загород. За этот круг Георгий должен был успеть сделать своё дело.
- И часто вы так отмечаете? – спросил он у Лили.
- Нет. Это бывает очень редко по особым случаям.
- Так вы правильные девочки, - хитро подмигнул он Лиле.
- Ну да, вроде того, - рассмеялась Лиля.
- И мама, наверное, будет ругаться, что спиртным пахнет?
- Ой. И точно! Что-то я совсем забыла. Надо будет жвачку пожевать.
- А вот. Угощайся – протянул он ей раскрытый заветный пакетик из кармана.
В нем лежали маленькие подушечки жвачки с волшебной начинкой, о которой не догадывалась Лиля. Они содержали мощный транквилизатор. Который должен был «вырубить» Лилю до самого пункта назначения.
     Лиля уже совсем расслабилась и невинно думала, что добрый парень хочет и в самом деле ей помочь. Тем более она видела, как подъехало заказанное такси. Были ли шашечки, она не обратила внимание. Но сомнений в душе никаких. Кроме того, никаких домогательств и ехали в город по знакомым ей улицам. К тому же она была с подругой. Через несколько минут ее стало клонить в сон. Лиля из всех сил старалась держаться, открывала слипавшиеся веки, но картинка плыла. Она и сама не заметила, как заснула.
Водитель вел свою машину к выезду из города. Они выезжали с той стороны, где не было ППС. Нужно было проехать по полям километров пятьдесят, где их уже ждал вертолет.
Две девчонки с лихвой окупали все затраты. Риск был оправдан.

На следующий день в организме  Торжкова наметились угрожающие симптомы. То пальцы ног скручивало судорогой, то вдруг беспричинно возникала продолжительная икота или начинала подергиваться левая половина лица.
Семен Кузьмич, осмотрев Торжкова и посоветовавшись с Федором Филипповичем, нашел это побочным действием электроимпульсной терапии, что к его огорчению, опять существенно сдвигало сроки продолжения эксперимента.
Торжкову прописали интенсивный курс цитопротекторов и нейролептиков. Постоянный контроль пациента поручили Анне Ивановне.
Семен Кузьмич уселся за бумажную работу, необходимо было все подробно описать, чтобы в итоге получился научный труд, позволивший подать заявку на изобретение. Да что там! Великое изобретение.
Семен Кузьмич трудился, не покладая ручки несколько дней. Он засиживался до позднего часа на работе, и только звонки заботливой жены заставляли его возвращаться домой ночевать.
Санитарка, убираясь в кабинете Семена Кузьмича, нечаянно наткнулась на черновик одной из статей на его столе. Лада Иосифовна, впрочем, привычно пробежалась глазами по написанному, но в отличие от предыдущих статей, в которых Семен Кузьмич писал непонятно о мышах и крысах, она, с явным интересом, обнаружила удивительное описание возвращения памяти неизвестному человеку. В статье приводились выкладки которые были несомненно новыми и никому не известными. У Лады Иосифовны так и екнуло внутри: «Телевидение!»  Совсем недавно в новостях по 5 каналу передавали, что за интересную информацию платят большое вознаграждение.
«Прекрасно! А то они всё статьи да статьи. А вот просто подать на телевидение – не догадываются. А телевидение – что? Великая сила! Кто их статьи читает? Вот «Новости» смотрят все. Помогу-ка я нашему профессору. То-то он будет удивляться кто такой догадливый. А я сразу не признаюсь, помучаю, - с предвкушением триумфа представляла себе санитарка. – Да заодно и подзаработаю. А то платят тут копейки. Хоть какая-то польза от работы будет!»
Лада Иосифовна поборола слабые попытки совести сказать, что де нельзя брать без спроса  чужое.
На следующее утро она первым делом побежала на телевидение. Там прочитав статью и посовещавшись с редактором, с радостью ухватились за информацию. Вознаграждение обещали выплатить только после получения подтверждающих сведений. То есть на следующий день.
Телевизионщики долго не собирались. В тот же день, когда к ним приходила Лада Иосифовна, была отправлена в Институт Мозга съемочная группа.
- Хорошо, всё-таки, что мы разместили это объявление о вознаграждениях. Так бы информация мимо нас прошла. Направилась бы эта тетя куда-нибудь еще. А так мы – первые, - радовался корреспондент Игнатьев.
- Ага. Надеюсь, она умеет язык держать за зубами, а то вся округа раньше нас будет знать, - мрачно усмехнулся оператор.
    В Институт Мозга их пропустили беспрепятственно. Бабушка, на вахте увидев камеру, обомлела, а красные корочки и подавно ввели ее в ступор.
Семен Кузьмич, проклиная забывчивость, как раз искал по всему кабинету свою статью, когда в дверь постучали.
Каково же было его изумление, когда непрошенные гости оказались журналистами.
- Да, господа? Что случилось?
- Здравствуйте, Семен Кузьмич, «5 канал – Новости». Я корреспондент Игнатьев.
- Очень приятно….
- Нам стало известно из надежного источника, что Вы излечили больного, потерявшего память, по уникальной методике, разработанной Вами?
- Я ничего не понимаю… От кого у вас такая информация?
- Это надежный источник. Мы не выдаем своих информаторов. Так это правда?
- Я не намерен разговаривать на эту тему. Это секретная информация, господа, прошу вас покинуть кабинет.
- Семен Кузьмич, мы поможем Вам стать известным. Скажите, этот человек лежит у Вас в институте?
- Я повторяю еще раз: я ничего вам не скажу.
- Семен Кузьмич? А за вознаграждение?
- Да что Вы себе позволяете? – покрылся испариной профессор. – Настоящие ученые не продаются! Вон из моего кабинета, а то вызову милицию!
Профессор яростно тряс рукой в направлении двери.
Съемочная группа в спешном порядке ретировалась в машину.
- Ну что, Игнатич, думаешь, - спросил оператор у корреспондента.
- Информация верная – сто процентов. Ты же видел, как дедушка занервничал. Ты записал?
- Обижаешь…
- Ну и ладненько, пойдет в материал, как подтверждение… Нужно найти эту Ладу Иосифовну, добиться от нее, где найти этого исцелившегося…
- Ну, тогда нужно вернуться в редакцию: за ее адресом.

6.
Семен Кузьмич разнервничался не на шутку: «Эти писаки всё могут испортить. Найдутся родственники, понабегут другие ученые, наконец, просто слямзят информацию!»
Петр Михайлович нашел своего шефа сидящим за столом с горящим взглядом, растрепанной седой шевелюрой и руками, потирающими виски.
- Семен Кузьмич, - вкрадчиво обратился Петр Михайлович к руководителю всё еще не замечавшему его, - с Вами всё в порядке?
Только тут Семен Кузьмич очнулся от пессимистических дум, и поднял на Петра Михайловича туманный взгляд:
- Да, Миша, случилось…
- Семен Кузьмич, - всё больше пугаясь, удивленно вскрикнул ученый, - но я же – Петр!
- Ах, да, прости, Петя.
- У Вас сердце болит?
- Нет-нет… Хотя…
- Так что же происходит? Скорую вызвать?
Внезапно на Семена Кузьмича напал приступ гнева, он яростно подскочила со стула, и, размахивая руками, закричал срывающимся голосом:
- У нас в институте завелась свинья! Бегает, хрюкает направо и налево! Во что превратили такое исследовательское учреждение! В хлев!!!
Петр Михайлович, только начинавший сомневаться в том, что рассудок шефа помутился, теперь абсолютно в этом удостоверился. Осознав весь риск нахождения с сумасшедшим, Петр Михайлович стал пятиться к дверям на выход.       
- Свиньи, всюду свиньи, - кричал Семен Кузьмич, не обращая внимания на Петра Михайловича, выскальзывающего из кабинета.
Петр Михайлович всё еще находился в полном недоумении и в растерянности стоял посреди коридора, не решаясь пойти и вызвать психиатрическую бригаду.
Петр Михайлович заметил открытую дверь кабинета Эдуарда Эдуардовича и, обрадовавшись, что есть с кем посоветоваться, устремился к коллеге.
Эдуард Эдуардович дремал, откинувшись на кресле.
Петр Михайлович потряс его за плечо.
- Эдуард Эдуардович, с шефом совсем плохо.
- Как это, - заморгал сонными веками ученый.
- Он видит повсюду свиней, бушует, трясется. В общем, не знаю, наверное, нужно психушку вызывать… 
- Погоди. Пойдем, посмотрим.
И вот уже на буйно помешанного идут смотреть два медицинских светила.
 В кабинете они находят руководителя лежащего навзничь с тяжелым булькающим дыханием, без сознания.
- Ну вот. Доигрались. Звоните, Петр Михайлович, в нашу реанимацию. Пусть забирают. А там уж разберутся, что стало с ним.
Хорошо, что всё произошло в институте, реанимационная бригада забрала Семена Кузьмича буквально через 5 минут: это то время, которое понадобилось, чтобы схватить чемоданчики и добежать из одного корпуса до другого.
У Семена Кузьмича диагностировали обширный инфаркт миокарда, осложнившийся отеком легких. В реанимации без сознания он провел 2 суток.


- Лада Иосифовна, откройте, пожалуйста, дверь!
- Кто вы такие? – проявила бдительность женщина.
- Да мы журналисты с «5 канала».
- А что уже деньги принесли? – обрадовалась собеседница и защелкала дверными замками.
- Нет, - сказали журналисты входя в распахнутые двери, - мы пришли подтвердить, что всё нормально Ваша информация оказалась достоверной, поэтому за деньгами приходите завтра в редакцию. У нас всё официально – через кассу.
- А-а-а. Хорошо. Жаль, что не сразу на руки, - кисло улыбнулась Лада Иосифовна.
- Но Вы можете получить на руки еще кое-какую сумму…
- Да? Интересно, и что я должна для этого сделать?
- Вы должны нам устроить встречу с пациентом.
- Это очень сложное задание… И стоить будет немалых денег.
- Вы за деньги не переживайте: главное устройте нам встречу.
- А когда?
- Да вот хотя бы прямо сейчас.
- Ну, так скоро не получится.
- А если скрытой камерой?
- То есть?
- Ну мы ее замаскируем, а вы нас проведете к нему и мы поснимаем…
- Давайте, лучше сделаем так: я Вам его покажу, но без интервью. Очень рискованно.
- Да, Игнатич, она права. Видел же как начальник их запсиховал. Еще будут у нас неприятности. Давай, сначала так снимем, а потом уже интервью, если получится отдельно доснимаем.
- Выбора у нас все равно нет. Собирайтесь, Лада Иосифовна.
- А предоплата? – Лада Иосифовна протянула руку ладошкой вверх.


В больницу она провела одного из журналистов, чтобы поменьше вызывать подозрений. На вахте сказала, что это ее родственник, который пришел помочь переставить мебель в ординаторской в терапевтическом отделении. Как известно, в терапии мало мужчин, и вполне допустимо, что сотрудницы могут привлекать своих родственников в особых случаях.
На журналиста одели халат, через руку у него был перекинут другой халат, скрывавший камеру так, что еле заметно торчал объектив.
Поднявшись в отделение, где лежал пациент, Лада Иосифовна оставила журналиста в холле в нише возле лифта. Эта нишка располагалась очень удачно. Туда практически не проникали ни лучи дневного света, ни лампы. Кроме того, со стороны палат она практически не просматривалась.
Постовой сестры не было на месте, и Лада Иосифовна без лишних объяснений прошла в палату к пациенту.
Петр Иванович Торжков лежал на кровати, дремал.
- Эй, эй, - потрясла его за руку Лада Иосифовна.
- Да, - подскочил на кровати пациент.
- Меня прислал к Вам Семен Кузьмич. Пойдемте, выйдем в коридор.
Услышав имя профессора, Торжков потерял бдительность и подчинился Ладе Иосифовне.
Они вышли в коридор, остановившись недалеко от ниши, где находился в засаде журналист.
- Понимаете, - затараторила Лада Иосифовна, - профессор опасается, что в палате тонкие стены и соседи могут всё слышать…
- Да, я слушаю Вас…
- Он прислал меня посмотреть, как идет ваше лечение, и всё ли  вы вспомнили.
- А почему он сам не пришел?
- Он очень занят. К нему приехали высокие гости, которые потом Вас навестят, - мгновенно сориентировалась в удобной ситуации Лада Иосифовна. – Он боится опозориться, если вы всё забыли.
- Но всё, что мне удалось вспомнить – я помню.
- Семен Кузьмич сказал, чтобы я спросила у Вас.
- Хорошо, раз надо, - пожал плечами Торжков.
- Как Вас зовут?
- Петр Иванович Торжков.
- Где Вас нашли?
- Возле поезда.
- А как Вы туда попали.
- Этого я не помню.
- Где Вы живете?  Какой Ваш адрес?
- Вам сказать город, дом и квартиру?
- Да. И как зовут вашу жену.
- Интересно… - пробурчал Торжков, заподозрив неладное. – Знаете, я больше ничего не помню. Еще у меня сильная слабость. Мне нужно прилечь. Передайте Семену Кузьмичу, что я нового ничего не вспомнил.
- Вас проводить?
- Нет, спасибо. До свидания.
Журналист испытывал полную гордость за свою видеосъемку, когда показывал отснятые кадры редактору. Получался сенсационный репортаж, учитывая статью, переданную редакции Ладой Иосифовной. Это же русское ноу-хау и за такую информацию всегда борются все издания и массмедиа. 
В срочном порядке было решено выплатить ладе Иосифовне премию, чтобы она не содействовала ни с каким другим агентством и держала язык за зубами. На следующий день в вечерних новостях был запланирован выход материала «Русские врачи дают фору иностранным специалистам».

Весь следующий день Торжкова никто не беспокоил. Даже Анна Ивановна не пришла его навестить. Петр Иванович забеспокоился уж не протест ли это Семена Кузьмича на вчерашний отказ Торжкова отвечать на вопросы санитарки.
«Нет, ну это ведь очень странно, что ко мне пришла именно она. Сначала они говорят никому ни-ни, а потом подсылают уборщицу! И я же виноват», - мучился, лежа на кровати и глядя в потолок, пациент.
Он было уже собрался сходить к Семену Кузьмичу сам, но неожиданно для себя задремал. Его сон не отличался от последних дней снов. Об этих снах Торжков еще не успел никому рассказать. Сны эти были странные и пугающие.  Ему снилось, что он бегает с автоматом, одетый в камуфляж, внезапно на него откуда-то со стороны набрасываются. Он начинает стрелять во все стороны, но промахивается. Раздается звон стекла, всюду кровь, а кто-то невидимый душит его. Стало обычным, что Торжков просыпается уже который раз на этом моменте, что кто-то его душит. Он ощупывает шею, смотрится в зеркало, утирает пот со лба и тяжко вздыхает: тяжело заново народиться, имея какой-то тяжкий груз на плечах.
Торжков глянул на настенные часы: проспал всего-то 30 минут. Лучше бы не засыпал.
Он встал быстро стряхнул с себя остатки наваждения и решил всё же сходить к Семену Кузьмичу. Беспокоило его что-то. Может, эти дурацкие сны.
Реанимационное отделение находилось на 1 этаже, спустившись по лестнице на первый этаж, Торжков увидел, как из отделения реанимации выходит понурый Петр Михайлович.
Он прошел мимо Торжкова, не обратив на него внимание.
- Да что же это происходит, - вспылил пациент. – Что за детский сад с игнорированием! Эй, Петр Михайлович! Подождите! В чем дело? Объясните мне!
Петр Михайлович, среагировав на выкрик, обернулся. К нему бежал их пациент. «Вот ведь, совсем про него забыл…»
- Петр Михайлович! Что происходит?
- Да, видите ли, Петр Иванович, инфаркт у него обширный. Лежит без сознания…
- Кто?
- Как кто? Семен Кузьмич, конечно.
- Да что Вы говорите, - охнул пациент. – А я то не пойму, что случилось… А когда это произошло?
- Вчера в первой половине дня…
- Странно. Ко мне вечером от Семена Кузьмича приходила сотрудница и всё выспрашивала. Она и словом не обмолвилась, что Семену Кузьмичу плохо.
- То есть, как это расспрашивала? – удивился Петр Михайлович.
- Задавала мне вопросы, как будто проверяла, всё ли я хорошо помню. Как зовут, кто я и откуда.
- Знаете, Петр Иванович, всё это очень странно. Обычно Семен Кузьмич себя так не ведет, но вчера ему было очень плохо. Я сам видел. Поэтому, кто его знает. Но Вы на всякий случай пока что ни с кем не общайтесь. Не доверяйте незнакомым людям. Ваше лечение теперь явно затянется. Без шефа – мы как без рук. Сейчас вот недельку посмотрим, а там решим, что делать будем.
- А что же мне делать?
- Я сейчас Вам в палату принесу книги и телевизор. Вам же теперь заново нужно познать наш мир, - вяло улыбнулся Петр Михайлович, больше для приличия.
Торжков обрадовался телевизору, как малыш новой игрушке.
Он уже и забыл о том, что человечество изобрело идеального друга, который всегда тебя развлечет и не потребует взамен чего-либо. Да и кормить его не надо. Электроэнергия не в счет. Она же не требует ежедневной оплаты.
Петр Иванович никак не мог сделать для себя выбор, что же ему смотреть. Он щелкал каналами туда сюда. Наконец, успокоив свое любопытство, он остановил выбор на художественном фильме. Фильм был интересный. Детектив a la советские фильмы. Единственно, что раздражало Торжкова – это постоянные перерывы на рекламу. Фильм 5 минут, а реклама 10. Запсихуешь тут. Ясно, почему русские стали такие нервные. Из всей рекламы, просмотренной Торжковым за 2,5 часа, его больше всего заинтересовал анонс новостей. Телекомпания обещала показать репортаж о новых технологиях в медицине, позволяющих вернуть память. Торжкова это очень интересовало. И он дал себе клятву, что никуда не отлучится и не переключится на другой канал, пока не увидит новости.
Новости как раз выпали на время ужина. Петр Иванович всё никак не мог дождаться, пока болтушка из ночной смены поставит тарелки на стол и выйдет из  палаты. Она радушно и много интересовалась его здоровьем и настроением, а Торжков лишь хмыкал в ответ. Но разносчица словно и не замечала этого хамского отношения. Однако, всё же, видя, что ее более не задерживают, удалилась накрывать другим пациентам.
Торжков ел, не замечая вкуса пищи, он пристально смотрел в экран и наконец чуть не задохнулся. Он поперхнулся в тот момент, когда увидел себя по телевизору. Он четко и явно разглядел свое лицо на экране. Его собеседница стояла спиной к камере, поэтому ее было не различить. И Петр Иванович, поперхнувшийся, не слышал половину репортажа. Наконец, откашлявшись, он застал последнюю часть интервью, где он сам пообещал, что всё в порядке, и память к нему возвращается. Только тут Торжков вспомнил, что это вчерашняя посетительница.
«Вот ведь, что учудила! И Семен Кузьмич в реанимации! Не она ли его довела?».
Торжков был не рад своей популярности. Он всё еще ощущал дискомфорт, ведь память до конца к нему не возвратилась, а значит он был получеловек, живущий полужизнью. Когда затихает мелодия памяти, значение прожитого становится бессмысленным.
    Наутро целая толпа журналистов атаковала главного врача, чтобы получить разрешение на интервью с Торжковым – пациентом клиники. Главный врач отбивался от них, ссылаясь на тяжелое состояние пациента и отсутствие у него – главврача – такого права разрешить интервью без консультации с милицией, ведь она держит дело Торжкова под своим контролем. Журналисты требовали немедленно созвониться с милицией, чтобы им выдали разрешение. Просили прокомментировать вчерашний репортаж. Главный врач на всё пожимал плечами, он вчера не смотрел телевизор. Главврач еще подумал, что неплохо было бы ему спросить обо всё Семена Кузьмича, но тот, как на зло, всё еще не выходил из комы. Охранники с трудом вытолкали журналистов на улицу, пригрозив вызвать милицию. И вроде бы все вздохнули облегченно, но главврач понимал, что попытки пробиться в палату к Торжкову будут осуществлены и сегодня и во все последующие дни неоднократно. Что-то нужно предпринять. Главврач потер свой лоб, оставшись один в кабинете. И решил позвонить в милицию, узнать, что делать. Однако, сначала нужно было узнать, кто занимается делом Торжкова. Главврач набрал номер телефона кафедры Семена Кузьмича. К телефону подошел Федор Филиппович, который на правах старейшины был назначен исполняющим обязанности Семена Кузьмича. Услышав нелицеприятные вести, Федор Филиппович, до этого стоявший с  телефонной трубкой в руках, присел на кресло. Федору Филипповичу сейчас было сложно сосредоточиться, как-то враз всё покатилось по наклонной вниз. Сначала Семен Кузьмич, обладающий большим организаторским потенциалом и решавший всегда все вопросы, вдруг оказался в реанимации, теперь вот журналисты, неведомо как прознавшие про пациента, собираются растрезвонить их открытие на весь мир.
- Нет, конечно, ни в коем случае не пускайте к нему никого! Я Вас очень прошу, введите карантин в отделении, где он лежит пусть будет строгий контроль входящих.
- Федор Филиппович, я настаиваю на том, чтобы Вы его забрали из нашей клиники. От греха подальше.
- Конечно, не сомневайтесь, но дайте мне сутки. Нужно решить, что делать. А это ни так быстро. Пока что сделайте так, как я прошу.
- Хорошо, Федор Филиппович. Но только на сутки.
- По рукам, - сказал Федор Филиппович и «сел на телефон» обзванивать всех причастных сотрудников. Требовался срочный совет.
Меж тем, Торжков, ощущавший себя известным, столкнулся еще с одним побочным явлением всеобщей популярности, его не выпускали из палаты. Пришла медсестра и объявила, что в отделении карантин. Всем пациентам запрещено выходить из палат. На справедливое возмущение Торжкова: «А как же туалет?». Медсестра ответила, что ему принесут судно и воду. Если что-то нужно, необходимо лишь нажать кнопку вызова медсестры и немного подождать, ведь отделение большое – много страждущих.
 Торжов, конечно, огорчился тому, что его «заперли», но у него хотя бы был друг – телевизор. Он переключал каналы, психовал на рекламе, раздражался глупым передачам, плакал на старых советских фильмах и «рвался в бой», увидев современные боевики. Из анонса новостей по всем доступным ему каналам телевидения Торжков понял, что вчерашний репортаж про него будет повторен многократно. А по одному из каналов сказали, что из-за карантина в больнице, доступа к «пациенту, восстановившему память благодаря новым технологиям, нет».
Редактор «5-го канала», принимая решение о продаже коллегам репортажа о Торжкове, руководствовался соображением, что рано или поздно другие каналы доберутся до пациента, а сейчас самый удачный способ срубить деньги, пока Торжков изолирован от прочих микрофонов. Но в то же время редактора беспокоило, что нужно вперед других раздобыть подробности этой истории. Ведь достичь лидирующих позиций – одно, а удержать их – другое. Поэтому, посовещавшись с помощниками, редактор создал целую бригаду, которой поручили раздобыть максимум информации и взять непосредственное интервью у Торжкова.
Собрав всех сотрудников, Федор Филиппович, нервно провел рукой по лбу, потер мочки ушей. В кабинете  повисло напряженное молчание. Никто из сотрудников не решался сказать первым, чувствуя удручающую атмосферу и опасаясь самых худших новостей, прежде всего о шефе.
Наконец, Федор Филиппович, судорожно вдохнув воздух, начал:
- Коллеги вы все знаете, что Семен Кузьмич до сих пор без сознания. Дела его плохи. Он на искусственном дыхании.
Все тяжело вздохнули и опустили глаза. Семен Кузьмич был тем человеком, который всю жизнь болел за своих сотрудников, он их всегда выручал, помогал, был отцом, даже тем, кто был его старше. Каждый сейчас чувствовал, что разразилась бездна, которая была как черная дыра: неизвестность и жалость к своей судьбе, лишившейся надежной поддержке. А что будет с кафедрой? Как жить дальше – немой вопрос читался в глазах ученых. Федор Филиппович же надеялся на лучшее, ожидая выздоровления Семена Кузьмича, поэтому он не собирался обсуждать сегодня эту тему. У него было более важное сообщение, он кашлянул, и продолжил:
-  Кто-нибудь из вас смотрел вчера или сегодня телевизор?
Все ученые дружно замотали головой в знак отрицания.
- Нет, Федор Филиппович! Когда же нам. Приходим домой поздно. Пока бумажную работу сделаем. Какой там телевизор. Редко когда удается попасть на канал. Да и мешает он, - выразил общее мнение Петр Михайлович.
- Значит, я сообщу вам. В общем, дело в том, что на нашего пациента Торжкова объявлена всеобщая охота…
- Как это?
- Да так. Кто-то разузнал о том, что он лежит в отделении, и что мы ему восстановили память. Теперь по всем каналам он идет как сенсация. Даже звонил главврач, сказал, что журналисты толпами рвутся к нему…
- Кошмар! Хорошо, что Семен Кузьмич не знает об этом!
- Да. Но самое тревожное, что главврач отказывается долго держать пациента в клинике. Ему не нужны разборки в больнице. Он требует забрать Торжкова уже завтра.
- А сейчас он под охраной?
- Да, объявили карантин, - поморщился Федор Филиппович, понимая ненадежность таких превентивных мер. – Так что же будем делать. Какие будут предложения?
- Федор Филиппович, я живу в общаге… Сами понимаете: куда его там деть, - виновато улыбнулась Анна Ивановна.
- А Вы, Андрей Викторович?
- У меня однушка. Жена не поймет…
- Эдуард Эдуардович?
- Простите, Федор Филиппович, я не могу.
- Без вариантов, Эдуард Эдуардович?
- Да. Приношу извинения.
- Петр Михайлович, Вы тоже откажетесь?
- Нет, Федор Филиппович. Я принципиально не против. Но, сами понимаете, я должен согласовать с женой.
- Отлично! Иначе придется сбрасываться на гостиницу, – мрачно  сказал Федор Филиппович.

Журналисты из редакции «5 канала» уже стучали в дверь Лады Иосифовны. Женщина обрадовалась, увидев знакомые лица. Пока она отпирала в дверь, твердо решила, что в этот раз она «просто так» делать ничего не будет. Если уж и помогать, то за вознаграждение в десять, как минимум, раз превышающее те крохи, которые ей выплатили в прошлый раз.
- Ой, здравствуйте! Вы опять ко мне, - расплылась в приветливой улыбке Лада Иосифовна.
- Здравствуйте, Лада Иосифовна. Рады, что Вы нас не забыли. Вот пришли еще разок Вашей помощи попросить.
- Отчего же помогу, но, смотря, что сделать, - важно и сосредоточенно насупилась техничка.
  - Да дело-то для Вас пустячное. Нужно…
- Ой, что я за хозяйка, - оборвала журналиста на полуслове Лада  Иосифовна. – Пойдемте в кухню.  За чаем с пирожками всё обсудим.
Она усадила гостей. Чинно, не спешно разлила по чашкам кофе. Достала из духовки недавно выпеченные пирожки. Журналисты ждали терпеливо. Им следовало надавить на женщину и склонить ее к содействию. Это требовало тонкого психологического подхода. И они ждали.
- Итак, - сказала Лада Иосифовна, сама садясь за стол. – Я вас внимательно слушаю.
- Да дело-то пустячное. Зато как своему институту, да что там! Городу! Поможете.
- Ну, смотря что, - важно дула губки Лада Иосифовна.
- Лада Иосифовна! Вы воистину единственный человек, кто может нас провести в больницу к пациенту. И только Вам под силу найти документы, в которых указано какие эксперименты над ним ставили, - журналисты многозначительно уставились на Ладу Иосифовну.
Она же сидела с умным видом, потому как перебирала в уме цифры суммы, которую ей следовало с них запросить. Наконец, устав терзаться сомнением «как бы не прогадать», она спросила у журналистов:
- А сколько вы мне заплатите?
Вопрос несколько секунд висел в тишине. Наконец, самый старший в этой компании не по возрасту, а по ответственности сказал, верно посчитав, что иначе с ней не сговориться:
- А сколько  Вы просите?
- Это деловой подход, - улыбнулась Лада Иосифовна. – Мне нужно совсем не много. В 10 раз больше того, что вы мне дали в прошлый раз.
- Да, но это приличная сумма. Мне нужно созвониться с начальством.
- Хорошо. Я подожду.
- А Вы нам точно сможете помочь?
- Поверьте, для Лады Иосифовны нет невыполнимых дел. Еще когда я была маленькой, мне доверяли разузнавать информацию о том, что готовится в местном отделе ОБХСС….
- То есть как? - Оторопели журналисты.
- Да очень просто. Мой дед там работал. А дядька проворачивал незаконные по тем временам сделки. Ну и информацией приторговывал. А я как любимая внучка была вхожа к деду в кабинет.  Уж очень он меня любил на работу брать. И читать сам же рано меня обучил…., – Лада  Иосифовна пустилась в воспоминания своего шпионского прошлого.
Тем временем, старший журналист звонил в редакцию:
- Шеф, она рехнулась! За сотрудничество требует в десять раз больше предыдущего гонорара!
- Нда! Ну и аппетиты. Придется заплатить…
- Надеюсь, не из своего кармана?
- Не переживай, наш спонсор сказал, что все материалы должны быть в наших руках вперед остальных. Так что постарайтесь там основательно всё почистить, чтобы ничего остальным не осталось. Понял?
- Хорошо, будет сделано.
- Да и скажи, что мы ей отдадим наличкой. Задаток в половину - сейчас, а вторую после работы. Пошли там кого-нибудь за деньгами.
- Уже!
Старший вернулся с улыбкой на лице:
- Всё Лада Иосифовна, шеф дал добро. Только и у нас условие половину суммы отдаем сразу, а вторую после проделанной Вами работы.
- Это я понимаю. Деловой разговор, - серьезно сказала Лада Иосифовна. – Только откуда мне знать, что Вы меня не обманите?
- Не переживайте! У нас солидная контора. Мы же понимаем, что еще ни раз к Вам придется обратиться.
- Смотрите мне…, - погрозила пальчиком Лада Иосифовна.
Старший отправил одного из группы за деньгами в редакцию, а сам принялся обсуждать с Ладой Иосифовной план дальнейших действий. Попасть в отделение не составляло труда. Вывести из него пациента – уже сложнее, но тоже возможно. Нужно всего лишь воспользоваться хлороформом и уложить пациента на каталку. Под видом экстренной операции или обследования вывезти на первый этаж, где располагались и операционные и различные аппаратные. Затем нужно будет его выносить за пределы больницы. Тут необходимо воспользоваться черным ходом. Лада Иосифовна сказала, что там тоже все свои люди – проблем не будет. Вот с документами дела обстоят хуже. Лада Иосифовна должна проникнуть в кабинет Семена Кузьмича и устроить там настоящий обыск, ведь где точно лежат бумаги, она не знает. И вообще есть опасение, что они находятся у него дома.
- Лада Иосифовна, сумма на кану не маленькая. Будем считать, что первая половина – за вывоз пациента, а вторая – за бумаги. В Ваших интересах всё провернуть быстро. Из других редакций уже полчища «тараканов» снаряжены за информацией.


Петр Михайлович решил, что звонить по телефону жене и решать столь деликатный вопрос о подселении чужого мужчины – не лучший способ. Поэтому он пошел на остановку, чтобы добраться до работы жены на автобусе. Он прокручивал разные слова и убедительные доводы в пользу Торжкова, пока добирался до агентства «Ваш кредит», где жена его работала экономистом.
Супруга встретила Петра Михайловича насторожено. Она знала, что ему всегда было проще позвонить, чем доехать. И на работе он бывал у нее всего один раз, когда забыл ключи от квартиры, а ему необходимо было срочно забрать бумаги. Но сегодня-то (анализировала за считанные доли секунды Татьяна Сергеевна) он уходил из квартиры позже нее, а, значит, закрывал сам…
- Петя, что случилось? Дома всё в порядке? – с волнением в голосе спросила женщина.
- Да, дорогая, не волнуйся…, - произнес Петр Михайлович, и в воздухе повисла пауза недосказанности.
- Так зачем ты приехал?
- Понимаешь…
- Я всегда понимаю. Говори всё, как есть. К чему эти секреты!
- Ну, короче, я тебе говорил, что у нас шеф очень заболел…
- Да. Говорил.
- И еще я тебе говорил, что мы работаем над очень интересным проектом, который в случае удачи принесет нам славу и деньги…
- Да. И что? – насторожилась Татьяна Сергеевна.
- Да дело в том, что наш проект… Тьфу ты! Пациента хотят выкрасть конкуренты!
- Вот ерунда  какая!
- Не ерунда, а правда настоящая. На него объявили охоту. С чьей-то легкой руки про него узнали журналисты, а значит и весь мир. Стоит нам его потерять и всё! Не будет ни славы, ни денег…
- Ни трехкомнатной квартиры, - заключила жена.
- Вот! Ты понимаешь! – обрадовался Петр Михайлович.
Татьяна Сергеевна кивнула в знак согласия и вопросительно посмотрела на мужа. Он продолжил:
- Нужно пациента на время забрать пожить к нам. Можно?
- А что из всех сотрудников альтруизм проявил только ты? Как обычно…
- Но у всех положение еще хуже, чем у нас. Мы просто богачи по сравнению с другими.
- А еще какие-нибудь варианты есть?
- Да. Всем сброситься на номер в гостинице и поселить там пациента, - поморщился Петр Михайлович.
- Ладно уж. Раз ситуация безвыходная. Поставим ему раскладушку в коридоре. Только скажи там своим, пусть скинутся на продукты для него. Задарма – это уж не альтруизм, а мазохизм, - сказала строгая жена.
Петр Михайлович расцеловал жену и вприпрыжку бросился обратно в институт сообщить радостную весть Федору Филипповичу, что сегодня же вечером он заберет пациента к себе домой.


7.
По всем каналам весь день говорили обо мне как о сенсации. Я даже ощутил себя человеком из будущего. Но вместе со знаменитостью в моей душе всё больше нарастала тревога. Тревога была неясная. Сердце учащенно билось, где-то в солнечном сплетении щекотало. Словно организм пытался меня предупредить, что здесь что-то ни так. Всё изменилось и идет не по той плоскости. Однако, я сам ничего не мог понять. Интуиция не сотрудничает с мозгом и не может передать ему картинку ожидаемого. Я не нашел ничего лучше как попытаться заснуть. Долго ворочался с боку на бок, прокручивая в голове всё, что происходило со мной в последнее время и всё, что я успел вспомнить. Было далеко за полдень, но еще и не вечер. До новостей оставалось несколько часов. Я убедил себя поспать.
Сон был тяжелым. Мне всё время казалось, что я ползу по насыпи вдоль рельс, а меня настигает поезд, который движется по камням, а не по рельсам. То вдруг я осознавал, что это всего лишь сон и мне пора давно проснуться, чтобы посмотреть новости,  я силился открыть глаза, но ничего не получалось, и я вновь погружался в тяжелую дрему.
Когда, наконец, я окончательно и тяжело проснулся, то в палате было темно, а моя голова «трещала» от боли.
Последнее, что я помню: я сел в кровати и потянулся к прикроватной тумбочке за пультом от телевизора, как внезапно кто-то зажал мне рот и нос тряпкой с резким запахом…
Я очнулся в каком-то чулане. Так, по крайней мере, мне казалось. В этом помещении не было ни окон, ни мебели. Возле стены лежала какая-то домашняя утварь, а я находился на деревянном топчане. Мои руки и ноги шевелились без проблем. Голова слегка кружилась, и меня немного подташнивало, но в целом я был в порядке.
Теперь настало время осмыслить то, что со мной произошло. Я закрыл глаза и попытался вспомнить всё еще раз. Нет. Ни малейшей зацепки. Может меня похитили конкуренты ученые или журналисты. Еще очень хотелось верить, что таким оригинальным образом меня спрятали свои ученые: Петр Михайлович или еще кто.
Я не знаю, сколько времени провел в кромешной тьме.
Внезапно мне в глаза ударил яркий сноп света. Я зажмурился от боли и инстинктивно закрыл ладонью глаза.
Человек, вошедший в мой чулан, приказал мне следовать за ним. Выходя на свет, я всё еще был ослеплен, поэтому ориентировался на ощупь и звук шагов. Постепенно мои глаза смогли привыкнуть к свету, и я разглядел спину своего провожатого. Это был высокий широкоплечий человек, одетый в теплый свитер, теплые штаны, заправленные в джурабы. На ногах полусапожки. Мы поднимались с ним вверх и вверх по довольно крутой лестнице. Периодически, как в типовых многоэтажках, мы проходили мимо коридоров, ведущих, видимо, в комнаты.
Достигнув нужного нам этажа, мы зашли в приоткрытую дверь, за которой действительно был ряд комнат. В одной из  них, развалившись в кресле, сидел крепкий коренастый мужчина с густой седой бородой и усами. Одет он был в рубашку, поверх свитер, штаны из дорогой ткани. Увидев меня, мужчина указал на кресло напротив него:
- А-а-а, Мирам, проходи, садись. Рассказывай, как дошел до такой жизни.
Он смотрел на меня, но обращался-то неизвестно к кому. Я посмотрел на  моего сопровождающего.  Он был явно моложе и беднее того, что сидел в кресле. Он подтолкнул меня:
- Садись, Мирам, садись.
В комнате больше никого не было, и я решил, что «мирам» - это что-нибудь вроде «парень». Если им так удобно, то пусть обращаются так ко мне.
- Ты, Мирам, извини, что по-тихому тебя забрали. Но больно уж опасность большая была, что беда с тобой случится.
Я только пристально посмотрел на него.
- А что, Мирам, совсем меня не узнаешь?
- Простите, мне кажется, что Вы меня с кем-то спутали. Меня зовут Петр Иванович Торжков. И я никогда Вас раньше не видел, - пожал я плечами.
- Ох, Арсен, эти черти всё же перепрограммировали его, - обратился он к моему сопровождающему.
- Да, Бувайсар, худшие опасения сбываются.
- Такой прокол!
- А что, Петр Иванович, и в самом деле меня не помнишь?
- Нет. Не помню. Хотя последние три года жизни я итак не помню.
- Ну что ж, раз ученые не смогли тебе напомнить, хотя змеи итак постарались, то я тебе точно напомню. Арсен, уведи его в медкабинет. Пусть прививку поставят.
- Э-э, мы так не договаривались, - запротестовал я, судорожно вжавшись в кресло.
- Не волнуйся, друг, у нас тут особый климат. Посторонний должен адаптироваться, а то заболеть можешь. Ты – наш друг, мы только добра желаем. Веди его Арсен.
Арсен был гораздо больше меня. И взгляд у него был суровый. Я не представлял, где нахожусь. Но понимал, что спорить с этими людьми бессмысленно. Вся моя жизнь была в их руках.






Когда Петр Михайлович с Федором Филипповичем и главврачом пришли к пациенту, чтобы его выписать из отделения, то к всеобщему изумлению обнаружили, что его нет. Допрос постовой медсестры ничего положительного не дал. Когда она пришла на смену, то пациент в палате был. Она заглядывала, чтобы расспросить его о самочувствии, но он крепко спал, поэтому будить его она не стала. Из посторонних в отделение заходил только онколог. Он обычно приезжает во второй половине дня из онкодиспансера и консультирует нуждающихся больных.
- Еще приходила Лада Иосифовна, - продолжала медсестра.
- Кто такая? – удивился главврач.
- Наша? – не менее удивленно спросил Федор Филиппович.
- Да, она у вас техничкой работает. Она приходила с санитаром и каталкой. Сказала, что Вы, Федор Филиппович, распорядились пациента увезти на обследование. Мы зашли в палату, но его уже не было.
- И почему сразу мне не сообщили! Вы же знаете, что в отделении карантин! – «набросился» на медсестру главный врач.
Она заплакала от испуга:
- Я же не могу всех удержать. Я думала, он вышел покурить, а потом вернется в палату. Я собиралась Вам сообщить, если его к полуночи не будет.
- И что же с Ладой Иосифовной, - нетерпеливо перебил их диалог Федор Филиппович.
- Да что. Они подождали немного и ушли без пациента. Они еще мне написали телефон на бумажке, чтобы я позвонила, как он появится.
- И сколько уже пациента нет, - строго спросил Петр Михайлович.
- От момента, как мы обнаружили его пропажу – четыре часа.
- Принесите мне номер телефона, который Вам  оставила Лада Иосифовна, -попросил медсестру Федор Филиппович.
Когда она ушла, он обратился к главврачу и Петру Михайловичу:
-Ну вот что, Петр, подключай своих друзей из милиции. Дело здесь не чистое. Да телефончик там пробей. Я вызову Анну Ивановну, чтобы она здесь на всякий случай подежурила. Хотя глубоко сомневаюсь, что его вернут, - Федор Филиппович сделал многозначительную паузу. – Медсестру не думаю, что стоит наказывать. Тут слишком много заинтересованных, чтобы она могла пациента уберечь. А вот обследовать территорию больницы нужно, да охранников порасспросить. Сможет Ваша служба безопасности это сделать, - спросил ученый у главврача.
Медсестра протянула телефон, который взял Петр Михайлович. Главврач сказал медсестре:
- Я выношу Вам предупреждение. Впредь относитесь более ответственно к своим обязанностям. И все трое удалились из отделения.


В кабинете у главного редактора «5 канала» разрывался телефон. Ему звонили со всех сторон. Разъяренные коллеги журналисты с других редакций спрашивали, ни его ли это рук дело, что к пациенту нет допуска. Позвонил спонсор и потребовал немедленно предоставить бумаги по делу Торжкова.
И в довершение ко всему позвонил старший из группы журналистов, снаряженных за добычей новой информации о Торжкове Феклов Леонид:
- Шеф, у меня плохие новости.
- Что еще, - раздраженно, с замиранием сердца спросил редактор.
- Торжков исчез.
- То есть,  вы его смогли оттуда вытащить?
- Нет. Он сам исчез. Мы прождали его четыре часа. Пациента нигде нет.
- Оставь там возле отделения кого-нибудь из группы. Остальные – на поиск бумаг. Времени нет. Объявлена большая охота.
Леня понимал, если объявлена большая охота, то тот, кто будет первым, окажется в выигрыше.


Петр Михайлович побежал домой к своему другу. Смена уже явно закончилась и друг должен быть дома. Федор Филиппович сидел у себя в кабинете и перебирал документы о Торжкове, чтобы их надежно спрятать. Он еще не решил где, но, скорее всего, дома. И тут раздался пронзительный звонок. Федор Филиппович аж подпрыгнул на кресле. Его сердце учащенно забилось, и он – атеист, рьяно перекрестился. Звонили из реанимации. Семен Кузьмич скончался.
Федор Филиппович судорожно вдохнул воздух, наспех закрыл кабинет (на один замок, а не на два, как обычно) и направился быстрым шагом в реанимацию. Он еще надеялся, что это ошибка.
В реанимации Семена Кузьмича уже перекладывали на каталку, чтобы отвезти в морг. Как сказал, дежуривший врач, аппаратура, подававшая кислородную смесь в легкие семена Кузьмича, вышла из строя. Ее приводили в порядок от силы минуты три, но этого хватило, чтобы уже не вернуть к жизни Семена Кузьмича.
- Федор Филиппович, Вы же близкий друг семьи Семена Кузьмича. Сообщите, пожалуйста, его жене о случившемся.
   
Федор Филиппович чувствовал себя старым, усталым и вконец разбитым. В голове током крови пульсировала только одна мысль: «Нужно сообщить жене Семена Кузьмича о его смерти».
Федор Филиппович зашел в свой кабинет, рассеянно не заметив, что он открыт. Оделся и пошел на улицу. Документов уже не было на столе, но он и этого не заметил. А может последнее как раз и сыграло злую шутку с вниманием Федора Филипповича, как уже думал он после, когда пришел их забирать. Ведь если бы он увидел их тогда на столе, то непременно бы наклонился собрать, а так он и не подходил к столу, под которым в это время, затая дыхание, сидела Лада Иосифовна.
Лада Иосифовна без труда открыла с внутренней стороны замок и с документами в обнимку отправилась через черный ход на территорию внутреннего дворика института, где ее ждали журналисты. Она вышла на улицу, уже было темно. Она огляделась по сторонам.  В ярком свете луны хорошо просматривались деревья и тени бросаемые ими. Но журналистов нигде не было. Это насторожило Ладу Иосифовну.  Однако, надежда получить вторую часть денег ее гнала вперед. Женщина решила, что, скорее всего, журналисты замерзли ждать ее на улице и отправились в машину греться. До дороги нужно было пройти по темному неосвещаемому промежутку между зданиями. Лада Иосифовна даже обрадовалась, что есть этот промежуток, ведь тогда ее точно никто не заметит.
Она быстрым шагом направилась в сторону дороги, где была машина журналистов. Входя из света в темень, Лада Иосифовна на какое-то время потеряла способность видеть.
На это очень рассчитывал спецсотрудник ФСБ. Он давно уже ждал здесь Ладу Иосифовну, которая поступила в разработку в то самое время, когда мелькнула в кадре телевизионного выпуска новостей о Торжкове. Полковник Илларионов, командовавший «Отделом особых разработок» федеральной службы безопасности, собрал экстренное заседание офицеров отдела. Была сформулирована и поставлена задача особой важности: немедленно вперед журналистов изъять у ученых все материалы, касающиеся воздействий на сознание и память.
Полковник Илларионов еще с погон лейтенанта метил в генералы, сейчас ему представился такой особый случай. К тому же полковник хорошо понимал, что все спецслужбы мира разрабатывают подобные направления влияния на мозговую деятельность человека. «Если это всё не блеф, то мы опередим все страны намного вперед! Оставить материалы ученым – значит отдать первенство ЦРУ», - мыслил полковник Илларионов.
Пятеро сотрудников «Отдела особых разработок» в тот же вечер отправились разыскивать документы и обезвреживать «опасный источник информации». Для ФСБ нет преград. Информаторы есть везде. Везде действуют безотказно «красные корочки» сотрудника.
Группой командовал подполковник Волков, это опытный спецназовец, прошедший суровую школу в «горячих точках». Как только вычислили Ладу Иосифовну и установили слежку за журналистами, параллельно был проведен сбор информации об ученых, занимавшихся делом Торжкова. Ученые в связях  с иностранными организациями замечены не были, но слежку за учеными установили, на всякий случай. Сразу арестовывать всех замешанных и «подозреваемы» не было смысла. Подполковник Волков рассудил, что любой на допросе может «закрыться» и не дать информацию о  том, где находятся материалы эксперимента.  Волков приказал использовать журналистов и Ладу Иосифовну как «подсадную утку».
   Журналистов уже «обезвредили», теперь они находились на допросе у подполковника Волкова. Капитан Синицын ждал у главного хода. Майор Кротов во внутреннем дворике.
Лада Иосифовна ослепленная тьмой, сделав два шага в темном промежутке, замерла на месте, от страха не в силах закричать, ее сердце бешено билось, во рту пересохло, ноги подкашивались. Сзади, в затылок  ей уткнулось холодное дуло пистолета. Она прежде почувствовала горячее мужское дыхание, а затем услышала голос:
- Стоять на месте. Тихо! Вы арестованы в совершении преступления. Отдайте мне документы. Медленно.
Лада Иосифовна уже привыкла к темноте, но пистолет, упиравшийся ей в затылок, не давал повернуться и совершенно обезволил миролюбивую женщину. Она отдала тетрадки и журнал. Майор Кротов  в целях безопасности заклеил скотчем рот Ладе Иосифовне. Взяв ее под ручку, дуло пистолета ткнул в бок женщине, приказал идти к дороге.
Майор Кротов не зря опасался, он знал, что недалеко от института находится кафе и в этот час на улице может быть много народа. Обычное отсутствие лампочек в фонарях помогло скрытно достигнуть машины.
- Подполковник Волков? Говорит Майор Кротов. Задание выполнено. «Несушка» взята.
- Молодцы. Приступайте к плану «Голова».
Кротов по рации вызвал Синицына. Майору Вершинскому, находящемуся в другой машине, Кротов передал приказ Волкова.
- Ну черт! Опять не спать ночь. Сколько у нас в списке? Пять да?
- Нет, четверо.
- Почему? Пятеро занимались этой темой. Мы же выясняли.
- Один сегодня умер. Их начальник.
- Слава Богу. Одной проблемой меньше.
- Давайте, разделим адреса. По два. Мне еще эту тетку надо отвезти в Отдел.
- Доставай список с адресами. Будем делить, - мрачно усмехнулся Вершинский.
   
 


 Арсен, привычно толкая меня в спину, завел в чистую комнату, насквозь пропитанную каким-то химическим запахом. Мое сердце учащенно забилось, а голова закружилась, как только я сделал несколько шагов и увидел черное кожаное кресло. К спинке кресла шло множество проводков, а за ним стоял какой-то аппарат.
- Я в кресло не сяду, -  ультимативно сказал Арсену.
- И не надо. Садись вот сюда к столу. Сейчас придет медсестра прививку сделает.
Арсен сел рядом. «Успокаивающе» положил тяжелую руку на плечо.
Через несколько минут в кабинет зашла женщина, одетая в белый халат и медицинскую шапочку. На ее лице была марлевая повязка, закрывавшая рот и нос. Она улыбнулась одними глазами и холодным голосом спросила у Арсена:
- Первый сеанс?
- В этот раз первый.
Она молча набрала что-то в шприц и подошла ко мне:
- Положите руку на стол. Это не больно. Вам будет приятно.
- Это от простуды?
- Конечно.
Она наложила жгут. Обработала кожу над веной и ввела мне препарат.
- А теперь посиди спокойно.
Она говорила с легким акцентом.
Но сейчас ее голос казался самым чарующим на свете. Мне было приятно и легко. Голова слегка кружилась.
- Как себя чувствуете? – спросил дивный голос.
- Превосходно, - улыбался я.
- Теперь можно его увести. Завтра, Арсен, на час раньше приведешь для второго сеанса.
Меня вернули в темнушку. Где я тот час же уснул.
Мои сны были причудливы и так же легки, как мое состояние.
Каждый последующий день меня водили на укол. И вся моя жизнь превратилась в ночь и ожидание укола, я даже во сне ждал, когда мне сделает эта чудная женщина укол. Я и сам не почувствовал, как постепенно мое сознание гасло, я начинал существовать. У меня не было никаких желаний, кроме укола. Пища, которую меня заставляли есть – была безвкусна и я, мне казалось, мог без проблем обойтись и без нее. Но мне приносили всегда еду и заставляли есть.
Я не знаю, сколько времени продолжалось мое «волшебное» существование. Но как-то после очередного укола меня посадили в кожаное кресло с проводками.

Торжков сел в кресло без доли сопротивления. Он так же пьяно улыбался, как и после первого укола. Арсена это насторожило, но Медея – медсестра – сказала это оттого, что Мираму уже второй раз проводят курс.
Торжкову привязали руки и ноги, в рот сунули капу. На голову одели шлем.


«Я почувствовал, как содрогается мое тело. Резкая головная боль на время отключила все функции и ощущения. Я не видел, не слышал, не понимал. Вдруг внезапно я очнулся и понял, что со мной происходит. Я отчетливо вспомнил, как сюда попал, и что мне вводят какое-то лекарство. Я увидел себя, как будто со стороны, и вспомнил, что я жутко боюсь всяких проводков. Следующий разряд сильной головной боли и судороги конечностей мне освежили память последних трех лет. Я явственно увидел эту комнату, эту медсестру, Арсена и Бувайсара, еще каких-то людей. Увидел себя с автоматом, стреляющим в человека в форме десантника…»
Третий  разряд тока, пропущенный через Торжкова, выключил его сознание полностью. Медея ввела ему какой-то укол, и он опять очнулся. Но уже не улыбался.
- Ну и как тебя зовут?
- Торжков Петр Иванович, - монотонно ответил Торжков.
- Где живешь?
- Не помню.
- Что с тобой случилось?
- Не помню.
- Как ты здесь оказался – не знаю.
- Стрелять умеешь?
- Не знаю.
- Ну и что ты, Медея, на это скажешь?
- Придется еще курса два провести. Неизвестно, что там с ним эти врачи сделали. Проще было его закопать.
- Не, Бувайсар сказал, что такой материал жалко терять. Его же искали «органы». Вот нам и пришлось его отпустить. Кто ж знал, что такой поворот будет. «Органы» перестали искать, зато ученые выискались, - он сплюнул на пол.
- Эй, Арсен, постой, что ты делаешь! Здесь чисто!
- Прости, женщина, забыл.
- Ладно, отводи его. До завтра.

«После процедур я теперь почти не спал. Мой мозг был пуст, как выеденный орех. Я тупо смотрел в темноту и ничего не чувствовал, ни о чем не думал. Мне было всё равно, где день, а где ночь».


На третий день сеанса с током. Арсен наконец-то добился желаемого результата. В очередной раз задавая вопрос: «Как тебя зовут?», он услышал нужное:
- Не помню.
Теперь что бы ни спрашивал Арсен, пленник ничего не помнил.
- Запомни! Тебя зовут Мирам. Твой хозяин Бувайсар и ты должен ему подчиняться. Повтори.
- Меня зовут Мирам. Мой хозяин Бувайсар. Я должен ему подчиняться.
- Умница, детка.

Еще три дня Торжкова-Мирама программировали: давали пить специальные таблетки и внушали «что он».

 
8.
Подполковник Волков уже битых 6 часов вел допросы журналистов и Лады Иосифовны. Все твердили одно и то же, что ничего не видели, ничего не знают. Вся та информация, которая есть в новостях – единственное, чем они владеют. Детектор лжи тоже ничего не показал. Волков посоветовал им хорошенько забыть эту историю с Торжковым. Если они попытаются хоть что-нибудь вставить в телепередачи, то им гарантированна тюрьма, какая бы она ни была. Хоть в земле. Волков заставил их подписать бумаги о неразглашении государственной тайны.
- Смотрите. Теперь что бы вы ни сказали – вы шпионы и изменники Родины.
Измотанных журналистов и Ладу Иосифовну отпустили по домам, припугнув на последок, что у них в квартирах стоят «прослушки», а их самих будут контролировать, чтобы в нужный момент арестовать.
Волков уже устал. Но «сладкий привкус жертвы» всё еще был где-то на кончике языка. Предстояло самое любопытное – допросить ученых.
Волков вызывал их по одному. На каждого смотрели три пары глаз: Волков, Кротов и Вершинский. Каждому бил в глаза свет настольной лампы, и врезались пружины обивки стула (этот метод придумал сам Илларионов).
- Федор Филиппович! Смотрите мне в глаза, - приказал Волков.
- Вы должны мне всё рассказать об эксперименте.
-Что именно?
- Всё. Вы знаете.
- Ну, - замялся Федор Филиппович и опустил глаза.
- Без ну! Тут же шлепнул с размаху ладошкой Вершинский по плечу ученого.
Федор Филиппович, вздрогнув, обреченно поднял на Волкова глаза.
- Мы пытались вернуть пациенту память. Применяли специально электроимпульсную терапию…
- Вы сможете воспроизвести?
- Наверное. Это мы делали в первый раз. Ничего нельзя сказать уверенно.
- На память сможете?
- Вся информация хранится в тетрадях и журнале.
Тут Федор Филиппович подскочил с места.
- Мне нужно уйти. Я совсем забыл, куда убрал тетради и журнал. Вот черт не помню – паниковал Федор Филиппович.
- А без журнала? – настаивал Волков.
- Нет! Это катастрофа. Там все расчеты. Я же ни один работал…
- Вы были главным?
- Нет. Главный – Семен Кузьмич. Он скончался. Я как раз его жене вечером сообщил об этом.
- Вершинский, квартиру этого Семена Кузьмича обыскали? Нет? Разгильдяи! Срочно отправляй группу!
- Что вы делали в эксперименте? Какую работу?
- Я нейрофизиолог. Помогал разрабатывать программу.

Волков из диалога с нейрофизиологом понял одно. Этот будет партизанить. Значит, придется применить к нему секретный метод. Однако нужно было еще выяснить у остальных ученых – нужен ли к кому-нибудь такой же секретный подход.
Вскоре Волков убедился, что каждый из них делал свою работу очень хорошо, но всё соединял в общую идеологию Семен Кузьмич.
Каждый из ученых представлял значительный интерес для ФСБ. Особенно в составе их полной команды. Подполковник Волков и сам умел хорошо собирать пазлы. Ему было бы достаточно, чтобы эта четверка выполняла каждый  свой раздел исследований. Подполковник Волков прекрасно осознавал, что Отдел, благодаря этим ученым, может подняться на значительную голову вверх и тогда командование от Илларионова перейдет в руки Волкова. Илларионову, конечно, дадут повышение. 
Из всех ученых на допросе более замкнутым оказался Андрей Викторович. Волков понял одно: он был одним из основных разработчиков электроимпульсной волной терапии, учитывая его специализацию. А, следовательно, мог представлять угрозу.
-Андрей Викторович, - давил на психику Волков, - Вам как ни кому другому известно, какую частоту и длину волн электроимпульсного воздействия Вы, именно Вы, устанавливали для пациента. Какую?
- Я не помню. У меня плохая память на цифры. Мы всё записывали в журналы.
- У Вас дома есть эти журналы?
- Нет! Нам не разрешал Семен Кузьмич забирать материалы с собой. Они все хранились у него.
- Не правда. Как же вы писали статьи. У нас есть одна Ваша статья.
- Статью редактировал Семен Кузьмич. Если она у вас, то Вы должны были заметить, что там нет конкретных цифр. Лишь описание пилотного исследования.
-Андрей Викторович, куда Вы спрятали тетради с записями.
- Я их не брал, - начинал раздражаться ученый.
- Андрей Викторович, пока Вы нам не скажите точные данные, или где они находятся, мы Вас не отпустим.
- Я, действительно, ничем помочь вам не могу.
- А вот Ваши коллеги утверждают, что Вы – гениальный ученый. Всё отлично запоминаете и быстро ориентируетесь в ситуации.
- Я думаю, что это так. Но ни в том случае, когда столько много цифр. Я же вам объясняю, - ученый обвел взглядом всех офицеров, - это исследование мы проводили в первый раз – подбирали всё наугад. Я, естественно, не запомнил… Хотя, если бы знал, что так всё обернется – постарался бы.
Волков решил, что самым верным будет установить на какое-то время за ученым слежку.
- Андрей Викторович, у меня к вам есть предложение, от которого Вы не сможете отказаться.
- Добровольно-принудительно?
- Вот именно – оскалился Волков. – Я предлагаю Вам возглавить Проект по инновационным исследованиям мозга в нашем Отделе. Мы составим Вам команду из тех, кого скажите. Особенно подумайте над теми людьми, которые уже работали с Вами. Я думаю, что Семен Кузьмич создал великолепную команду, а Вы сможете повести ее к новым высотам.
- Я могу подумать?
- А Вы сейчас как думаете? У Вас будет зарплата и чин. И плюс большие возможности…
- Когда я должен приступить?
- А вот это правильно. Сегодня подпишите бумаги. А завтра мы на «свежую голову» всё обсудим.
Волков умел воздействовать на психику. Измотанных допросом ученых с элементами гипноза он заставил подписать документы о неразглашении и вступление в сотрудничество с ФСБ. Даже силовые методы не понадобились.
Единственный, кто не поддавался гипнозу и долго сопротивлялся был Эдуард Эдуардович, который умел включать «блок». Волков из рапортов своих подчиненных знал, что Эдуард Эдуардович занимается частной медициной «на дому». И, как водится, налоги не платит. Этот козырь, брошенный в конце допроса, угроза длительной тюрьмы и подробное упоминание о семье, заставили Эдуарда Эдуардовича согласиться на сотрудничество с ФСБ.
Обыск квартир ученых ничего не дал. Обыск кабинетов отложили на завтра. Тем более, что завтра уже приближалось. Волков объяснил каждому из ученых, что завтра на работу им не следует являться. А необходимо придти в Отдел ближе к вечеру.
Чтобы не уснуть Волков  пил уже пятую кружку крепкого кофе. Сердце гулко стучало в груди, в глазах – «песок». Но следовало подумать, наконец, еще об одном: куда делся Торжков. Все утверждали одно – накануне был, а потом исчез. Медперсонал не видел, как он выходил. В милицию никто заявление не подал. Это и к лучшему. Так ФСБ никто мешать не станет. Но объявить по своим каналам Торжкова в федеральный розыск следовало.  Волков отдал распоряжение Кротову, и лег на скамью, стоявшую в кабинете. Не смотря на выпитый кофе, Волков уснул моментально, только успев положить руку под голову. 
 

Спустя несколько дней, Бувайсар собрал своих ребят на заимке, где подчиненные щедро готовили шашлык. Бувайсар сидел во главе стола, на улице, погода была относительно теплая. Настроение у Бувайсара было не ахти. Уж очень он не любил, когда из «радикальной группировки» приходили такие задания.  Бувайсар давно понял, что за власть и деньги ему придется бороться. Случай не заставил себя ждать. По молодости во время учебы в институте на врача (его родители очень хотели, чтобы он был хирургом), Бувайсар попал в плохую компанию. В ней царили нацистские идеи и разрушительный дух хулиганства. Тогда же Бувайсар увлекся химией, которая помогала ему и товарищам делать шумихи и дымовухи и подкладывать их несогласным и противникам.
Потом Бувайсар понял, что химия может сделать гораздо больше, чем  медицина. А тут еще его с дружком выгнали из института за прогулы и поведение. Бувайсар перевелся на химический факультет. Бувайсару было интересно. И на факультете он взялся за ум. Тем более, что дружков тут не было. Однако химиком он так и не стал. Сразу после окончания  стал помогать отцу по хозяйству да по торговли (отец содержал свою лавку), но навыки химии не забыл, а также сохранил тягу к экспериментам.
В смутные времена все бывшие дружки-хулиганы Бувайсара оказались в повстанческой группировке, не забыв своих нацистских идеалов. У Бувайсара тогда из-за начавшейся гражданской войны резко упали доходы, поэтому помощь бывших дружков он воспринял с благодарностью. А благодарность нужно на хлеб мазать, вот теперь он и отрабатывает каждый заработок. Нет, отрабатывать не сложно. Всё поставлено. Да и химиком Бувайсар оказался хорошим.
- Я, ребята,  собрал вас не спроста, - начал Бувайсар. Все устремили на него внимательные взгляды. – Исламисты, наши братья, вновь развязывают войну. Опять стали попирать наш народ. Свободы не дают. Подчиняться заставляют каким-то басурманам. Жить не на что. О, Аллах! Нам нужно опять идти в священную войну.
Он окинул всех и каждого по отдельности тяжелым взглядом:
- Готовы ли вы уйти в подполье и принести свою жизнь за нашу землю для наших детей и внуков?
Все к этому моменту уже успели выпить приготовленный Бувайсаром напиток, отметив его чудесный вкус и расслабляющий эффект. Теперь они преданно смотрели на Бувайсара и отвечали почти хором:
- Готовы.



Тем временем, пропавших девушек в городе уже практически перестали разыскивать. Объявив их статус «без вести пропавшие», что подразумевает прекращение следственных мероприятий до появления каких-либо-новостей о пропавших. Родители хватились девчонок в ту же ночь. Подруги, до которых дозвонились родители, сказали, что Лиля и Катя ушли вдвоем. Выходили они одни. Персонал клуба тоже опознал пропавших, но ничего подозрительного не заметил. Один случайный свидетель, правда, показал, что видел, как за девушками следом из клуба выходили двое мужчин, но подозрительного ничего не было. Итак, складывалась ситуация неизвестности. Были и сплыли враз.

Катю и Лилю, накаченных наркотиками, вертолетом привезли в дом Котэ.  У Котэ был специальный препарат, который он достал за очень большие деньги. Этот препарат с лихвой окупил все расходы. Котэ вводил препарат Кате и Лиле каждый день, держа их в подвале, пока не прошло десять дней. А на десятый день Котэ увидел, что Катя и Лиля «превратились в куклы». У них не было желаний, они выполняли любую команду, вполне могли бы обходиться без еды. То, что надо. В этот же день Котэ связался с Папой.
- Девочки готовы, как договаривались.
- Хорошо. Завтра приедет мой человек. Отдашь их ему. Смотри только, сам не попорти товар.
- Да знаю я, - усмехнулся Котэ.
На следующий день девочки послушно сели в машину человека от Папы. Котэ дал им несколько флаконов препарата и сказал, что его нужно вводить теперь раз в два дня. Чаще нет смысла – совсем в траву превратятся.
Папа был лишь посредником. Заказчик был высокопоставленным чином одного из государств. Получив большую сумму за «товар», Папа отстегнул положенное Котэ, а тот выдал часть Георгию. Все довольны.
Доволен и заказчик. Он получил красивую и безотказную секс-игрушку. Которая впрочем, ему быстро наскучила и, в конце концов, он отдал ее в принадлежащий ему публичный дом, где она приносила неплохой доход, лишенная каких-либо чувств и способная работать многие часы подряд.
Но через несколько месяцев стали появляться побочные действия препарата, об этом заказчика предупреждал Папа, девчонка враз обессилила. Отработает час и лежит весь день никакая.  На кухне толку от нее нет. Постоянно жалуется на головные боли. Красота стала исчезать. В довершении ко всему у нее обнаружили ВИЧ. Сейчас в этой чахнувшей женщине даже мама не узнала бы Лилю.
Тогда было решено пустить ее в «расход».
Как всегда намечались митинги оппозиции, ставшие волновать чиновника последнее время.  Он чувствовал, как кресло под ним стало брыкаться, стараясь его сбросить. Он не мог себе этого позволить. Иначе ему придется отказаться от привычной жизни, а это болезненное падение. Лучше всего поселить смуту в ряды оппозиции. Преднамеренный взрыв с указанием на какую-нибудь организацию из их же числа. Лилю стали обучать. Память у нее значительно ухудшилась последние дни. Поэтому людям чиновника пришлось повозиться с Лилей. И вот в нужный день на нее одели пояс шохитки и, высадив недалеко от толпы протестующих, направили выполнять задание. Лиле было «запрограммировано», что на кнопку пуска она должна нажать только в центре толпы. Но препарат введенный ей на кануне (иначе бы она просто в лежку лежала) вызвал зрительные галлюцинации,  и Лиля нажала на пуск, не дойдя до митингующих 50 метров….
Среди останков  женщины, множества разлетевшихся металлических предметов, была обнаружена железная капсула, в которой лежала записка с указанием ответственности одной из экстремистских организаций.
Как позже выяснили следователи. Многие раненные видели женщину, одетую в мусульманскую одежду. У большинства сработал психологических эффект: если одежда мусульманская, то и внешность тоже.
Во всех СМИ сказали, что очередная шохитка взорвала себя в знак протеста с митингующими.


Торжкову уже  заканчивали курс «программирования». Он повторно быстрее его воспринял. Начисто забыл как его зовут и всё то, что было с ним в отделенный и ближайший период. Теперь несколько последних дней его обучали стрельбе, приказам, повиновению. Мирам запоминал всё хорошо. Через две недели обучения, он уже совсем свыкся с новой жизнью, как будто другой и не было.
- Здравствуй, друг, Мирам! Как самочувствие?
- Спасибо, хозяин, хорошо.
- Вот и отлично. Настала пора показать, чему ты научился. Враги на нас нападают. Завтра ночью выступаем на засаду. Будешь передовым.
- Так точно.
«Радикальная группировка» срочно требовала от Бувайсара пополнения рядов. Спецназовцы наступали по пятам. Хоть районы и горные, а хорошими людьми сейчас рисковать нельзя. Засвеченных всех уже убили. Новый никому неизвестный материал нужен.
Мирам пойдет тоже. Если и обнаружат его, то лишь дело закроют по его пропаже. Тоже хорошо.
На следующий вечер Мирама и еще несколько человек, угрюмо молчавших всю дорогу, повезли военным грузовиком в горы. Ехали почти всю ночь объездными путями. Но люди-машины накаченные препаратами с измененной деятельностью мозга, совсем не спали. Они находились в ожидании команды.
Бувайсар сам не поехал. Командиром был назначен его человек Николай. Как только до места прибытия осталось пятьдесят километров, Николай приказал остановить машину и двигаться всем  за ним бесшумно. Они продвигались долго, петляя по невидимым тропинкам. Наконец достигнув нужного места: межхолмья, они залегли с автоматами наготове. Прибор ночного видения ничего не показал. Как только стало светать, в долине показалось небольшое движение зарослей травы. Николай решил осмотреться. Разведчиком послал Мирама. Николай рассуждал так: Мирам опытный он уже раньше воевал, что ему стоит еще раз сходить на разведку. И совсем не учел, что этот Мирам уже второй раз переработанный Торжков.
Торжков-Мирам получил команду двигаться бесшумно и разведать сколько противника. Мирам, передвигаясь от камня к камню, от дерева к дереву, где перебежками, где ползком, сумел подобраться близко к спецназовцам. Оказалось, что их 15 человек плюс один одетый в черное и очень худой, небольшого роста. Мирам силился понять кого же человек напоминает… Женщина?!
Внезапно Мирам услышал за спиной шорох, он резко повернулся и открыл очередь, увидев до этого за считанные доли секунды врага. Враг рухнул. Тут со всех сторон раздались автоматные очереди. Оказалось, спецназовцы давно заметили приближение повстанцев. Но они не знали сколько их, какая у них техника. И пока те не предпринимали действий, спецназовцы тоже выжидали. Место пребывания повстанцев выдал мелькнувший отблиск бинокля, который прикладывал к глазам Николай. Контрразведка показала, что повстанцы расположились в верхнем ущелье и их около 10 человек.
Торжкова сильно ранило, еще шесть повстанцев убило, 3 спецназовца оказались в потерях, раненных 10 человек. Торжкова  спецназовцы забрали с собой, надеясь, что в госпитале он придет в себя и даст ценную информацию о повстанцах, как пленный.


Торжков скончался в госпитале, не  приходя в себя. По разосланному портрету во все региональные УВД, выяснилось, что Торжков в розыске, как безвести пропавший из больницы….
Подполковник Волков только почесал затылок, наконец получив долгожданную информацию: Торжков нашелся. И Торжков – бандит….?
Волков срочно собрал у себя в кабинете ученых, теперь работающих на его отдел:
- Довожу до вашего сведения, что нашелся Торжков…
- И как он? Все в порядке? Память не потерял?
- Он мертв. Его убили.
- Какой ужас. Как?
- Он был среди повстанцев-бандитов. Наши спецназовцы его подстрелили.
- Трудно верится, - сказал Федор Филиппович. Остальные сидели с широко открытыми глазами…
- А вы мне не говорили, что он был на Кавказе.
- Да мы и не думали, что это Кавказ, - пожала плечами Анна Ивановна. – Тогда сканирование сетчатки выявило лишь горы, дом и речушку. Это же не обязательно Кавказ. А больше Торжков нам ничего не говорил.
- Вот дело Торжкова теперь точно закрыто.
- Придется заново эксперименты проводить…

Пленную спецназовцы взяли несколькими днями раньше, когда на них напал целый отряд «паучих», так они прозвали их между собой. Группа спецназовцев тогда насчитывала тридцать человек, под командованием опытного майора Горских. Пробираясь  прикрытые со всех сторон скалами, спецназовцы оказались зажаты невесть откуда взявшимися «паучихами». Они ловкие и юркие набегали с двух сторон в ущелье. Спецназовцы растерялись и на какое-то время потеряли контроль над ситуацией. «Паучихи» бросили дымовуху, и ловкими натренированными движениями  перерезали горло 20 бойцам. Спаслись только те, которые были в середке группы. Одну «паучиху» смог захватить в плен командир. Теперь с ее помощью они продвигались в сторону лагеря повстанцев.
Задача группы Николая в том и состояла, чтобы отрезать путь оставшимся спецназовцам и выкрасть «свою паучиху». Теперь Николай докладывал по рации: «Бувайсар, у нас потери. Вынуждены отступать».
- Девчонку взяли?
- Нет, они с помощью нее идут в наш лагерь.
- Сколько их осталось?
- 12 человек, 10 раненых: 4 тяжело; 6 легко.
- И что вы с ними не можете справиться? Нет. К ним скоро будет подмога. Радиоволны перехватили.
- Приказываю затаится и следовать скрытно за ними. Сейчас созвонюсь с Папой. Узнаю.


Папа – бывший сокурсник Бувайсара. Прозвали его так еще в студенчестве, когда Иосиф Галимов, самый высокий и сильный, занимавшийся боксом, защитил первого своего сокурсника от старших товарищей. Иосиф был угрюмый, но справедливый. «Своих» в обиду не давал.  Не давать «своих» в обиду прошло черно-белой полосой через всю его жизнь. И когда он почувствовал наметки несправедливости, то организовал повстанческую группировку. «Радикальная» это уж потом противники добавили в название.
- Иосиф, здравствуй, дорогой. Это Бувайсар.
- Да узнал уже.
- Ты меня просил на подмогу за «паучихой» отряд выслать?
- Ну. Ты ж выслал…
- Выслал. Да спецназовцы погромили его.
- Девчонку забрали?
- Нет, Папа, не забрали. Не смогли одолеть. Лучших стрелков убило.
- Вот те на. Стрелки, понимаешь… Сейчас пошлю туда два отряда Игната и Алхана. Позвонишь своим, скажешь, чтобы с ними связались. Сами пусть пока за «паучихой» незаметно следуют. Огонь не надо открывать, спецназовцы хорошо экипированы.  Вот «паучихи» - сила. Горло-то жизненно важный и неприкрытый орган, - усмехнулся Папа.
- А ведь эти идиоты, тащат «паучиху» как есть в черном. Переодели бы для конспирации…
- Это их задумка. Знают, что мы ее ищем, вот и придумали манок. Нам на руку. Нужно обдуманнее действовать.

 
 Отряды Алхана и Игната прибыли к группе Николая далеко за полночь. Переброска осуществлялась вертолетом. И хоть приземлился он загодя и далеко, группа опытных спецназовцев уловила движение. Все были на изготове.  От Папы поступил четкий приказ отбить «паучиху» без массовых убийств. Задача стояла в том, чтобы перекрыть дорогу спецназовцам и запутать следы для вновь подступающего пополнения врагов. Ситуация складывалась отлично. Как раз группа спецназовцев добралась до очередного ущелья. Оставалось под покровом ночи грамотно разместить взрывчатку, выкрасть «паучиху» и взорвать ущелье с одного из ходов. Обратный путь и поиски нового прохода обезвредят противника.


9.
- Эдуард Эдуардович, читали последние новости?
- Нет. А что такое Петр Михайлович?
- А теленовости смотрели?
- Да нет же. Что за загадки! С нас в том отделе и так загадок хватит на еще одну жизнь. Изъясняйтесь яснее, Петр Михайлович!
- Да вот же смотрите, - Петр Михайлович протянул статью Эдуарду Эдуардовичу.
Вся группа ученых проявила живой интерес к диалогу коллег и потребовала читать вслух.
«На побережье  Северного моря в портовом городе Алкмар (Нидерланды) местными моряками обнаружена совершенно голая девушка славянской внешности потерянно бродившая по набережной. При виде приближавшихся рыбаков, она пыталась уплыть в открытое море. Рыбаки совместно с полицейскими доставили девушку в местную клинику. Девушка абсолютно не говорит и не изъясняется на языке глухонемых. Она очень напугана и постоянно пытается забиться в укромный уголок.  Все попытки узнать кто она и откуда не принесли результатов. Меж тем, все клинические анализы говорят о том, что она здорова. Полиция объявила вознаграждение за любую информацию о НЕИЗВЕСНОЙ».
- Нда! Что снова потерявшая память?
- Как-то больно подозрительно.


Папа приказал Бувайсару избавиться от девчонки. Но она отработала свое хорошо. Да и спецназовцы весели на хвосте. Бувайсару лишние проблемы ни к чему. Тем более он уже нашел неплохой способ избавляться от отработавшего материала…

На следующий день по всем теленовостям прошел репортаж про Неизвестную в Алкмаре.
«Неизвестная идет на контакт под музыку Брамса. Как выяснили ученые, Неизвестная в Алкмаре выходит из своего оцепенения при звуках музыки Брамса. Она наконец-то взяла, предложенные ей ранее, карандаши и начала рисовать. На всех рисунках – городской пейзаж. Картографы говорят с уверенностью, что это ни Голландия. Ученые Национального института Нидерландов объявили о премии тому, кто поможет разгадать таинственные рисунки Неизвестной».
- Да таких городов во всем мире может быть тысячи! – воскликнул Петр Михайлович, увидев детский рисунок с речушкой, деревьями и травой.
Но с каждым днем картина общего города становилась всё яснее. Теперь голландские ученые включали по нескольку часов в день музыку Брамса и Неизвестная рисовала и рисовала. Когда, наконец, кто-то из медиков предложил собрать  все рисунки, как мозаику, то получился большой город, с микрорайонами. Правда, без надписей.

Мама пропавшей Кати пришла домой, как раз перед очередным выпуском новостей.   Ее сердце было неспокойно всю неделю. А в это  день оно так и рвалось из нутрии. Мама Кати каждое утро просыпалась с одной мыслью: «Ее дочь жива». И каждый день она проживала, поминутно молясь своему Богу о возвращении дочери. Она пришла с работы уставшая, но усталости не было. Она включила телевизор и собиралась готовить ужин мужу, младшим брату и сестре Кати, которые учились во вторую смену и должны были скоро придти, как услышала анонс новостей.
Ей на работе говорили уже про девушку, обнаруженную в Голландии, но утверждали, что на Катю она совсем не похожа. А самой ей никак не удавалось вовремя поспеть к новостям – с работы не убежишь.
И вот сейчас сердце матери «замерло». Она стояла в одном положении, заворожено глядя на телеэкран.  Сердце гулко билось в груди. Комок подступал к горлу. Сюжет о неизвестной был в середине новостей. Она, как увидела Неизвестную, так и села на табуретку. Из ее глаз потекли горькие слезы. Мать рыдала в захлеб. На экране была Её Катя. Изможденная, постаревшая не по годам, но Её родная Катя.
В новостях сообщали, но мать слышала это, как в Тумане, что из разных уголков мира приходят сведения о том, что знают эту девушку. Кто говорит, что она известная  художница из Польши. Кто, что она музыкант, эмигрировавшая из Словении в Германию. Присылают карты городов Чехии, Сербии, Украины, Белоруссии и России…. Так много, что ученые в растерянности. И говорят, что должны всё проверить.

Забрать Катю оказалось сложным делом. Ушел месяц на оформление всех документов. Но Нидерланды сделали широкий жест и экстрадировали Катю за свой счет.
 Мама Кати прославилась на весь мир – показали все телекомпании мира, как она встретилась с Катей и как ее забирала. Дочь маму не узнала. Но легко пошла с ней.


Бувайсар, несмотря на свою сложную жизнь, всё же остался человеком. Бувайсар чтит законы ислама. И уверен, что убивать хороших людей нельзя. А «паучиха» была славной девушкой и хорошо отработала свою роль. Теперь, увидев ее на экране, он порадовался за девчонку. И, конечно, он знает, что его методы стирания памяти, еще долго никому не удастся разгадать.