Штольня

«Штольня»


ГЛАВА ПЕРВАЯ

1.
Это было довольно странное задание. Шеф отправил разнюхать кое-какие подробности относительно происшествия в сельском населенном пункте.
Некая деревня, ничем не примечательная, стояла на берегу широкой реки. Воды ее пронесли уже много времени. А толщи берегового ила хранили в себе память многих веков. Конечно, по меркам вселенной жизнь там была размеренной, но для местного аборигена бывали и такие дни, которые обсуждались и обсуждались, обрастали новыми сплетнями и легендами, а может былью, передавались из поколения в поколение.
Черт знает, откуда шеф прослышал про те события, но он решил, что наше издание непременно должно быть ближе к народу. А значит, в самой гуще событий.
Я ему пыталась намекнуть, в конце концов, открытым текстом объяснить (заметьте, без всякой цензурной редакции), что ехать мне туда совсем неохота, что это - сплошной бред.
Шеф меня не слушал, мотал головой, грозил кулаком, показывал на дверь. И…, в общем, выгнал меня исполнять его блестящее своей идеей поручение.
На все про все мне было выделено не больше одной недели, а это - роскошь, ну и плюс я все же выторговала у него (да будет благословенна моя прабабушка, когда-то торговавшая в своей лавке коврами) целый день для макияжа и сбора в эту… хм… деревню.

Да, но это просто себе представить: оделся, накрасился и пошел. (Ах, пардон, последнее, конечно, нужно произнести так: накрасилась, ведь мужчин это не касается. Им краска не поможет). Но что одеть? И какой макияж…  Вот если бы меня шеф отправил на банкет по случаю юбилея какой-нибудь знатной персоны. Вот тогда все ясно. Не броско, но со вкусом. А туда? Я -известная журналистка. По крайней мере, я в этом уверена. Могу ли я себе позволить выглядеть коровницей? Ну-у-у-у, может быть… Нужно влиться в среду, чтобы услышать все сплетни. Но есть одно НО. Меня не любят коровы.
Когда я была маленькой, то ездила к бабушке в деревню, так тамошняя корова меня всегда старалась боднуть. Может потому, что мне надевали красную шапочку? Не знаю. Однако на прошлом задании, на ферме автоматизированной дойки, корова, что была ближе всех ко мне, несмотря на держащие ее за вымя провода и ограждение, рванулась прямиком на меня! Мои ярко пылающие волосы еще долго развевались на ветру вокруг  фермы. Я наматывала, как на олимпийских играх, круги и сосредоточено думала об одном: «Когда же эта проклятая соперница выдохнется? Уж больно охота получить золото… От шефа».
Так что прикид из фуфайки и калош я отмела напрочь. Может, все-таки остаться известной журналисткой?
Я попыталась нарисовать свой образ так, как меня должно быть видят сельчане.
Примерно так: красивая, расфуфыренная, надменная и непременно на каблуках!
Каблуки – это предмет роскоши в деревни. Только разве на дискотеку или праздник. Попробуй, пройди в них по грязи. Что душой кривить, на себе проверенно. Было это лет десять назад, когда мне было… О, нет – нет. Вдруг мужской глаз остановится на этой цифре. Ни за что. Тут я партизанка. Так вот, на очередном репортаже, по молодости, мне предстояло посетить ветерана Великой отечественной войны, бывшего председателя колхоза, который всю свою жизнь положил на исполнение своего гражданского долга. Он так потом и сказал: «Если бы я знал, как все обернется, то еще раньше бы на все положил!». В то время я решила, что к такому знаменитому человеку нужно идти как на банкет. Надела самое лучшее платье в горошек, самые модные прозрачные нейлоновые чулки и туфли на шпильках! Макияж был просто отпад по тем временам. Тени вокруг глаз – закачаешься (как теперь мне кажется, от страха)! И кучеряшки на голове - подбирать сравнения долго не приходится: видели пуделя? Ну, так это я в молодости.
Такой невиданной красавицей я пошла к старику. Надо сказать, что, по случаю, мне поручили вручить ветерану коробку конфет и букет цветов. Старик оказался мерзковатым, он недовольно гаркнул, что, мол, лучше бы я ему принесла боевые граммы водки в виде бутылки «Столичной». Конечно, совсем на старика грешить нельзя. Потому что букет был больше похож на веник, которым пытались смести грязь с мокрого крыльца, - это я когда застревала в грязи на своих каблуках, которые как в масло входили в гущу жидкой грязи, я опиралась на этот букет и так раз десять я его обмакнула. Справедливости ради, нужно все-таки отметить, что перед воротами дедушки, я долго трясла этот букетик. Грязь все отлетала и отлетала. Но потом мне это занятие наскучило. И я его просто полила из близстоящей, на мое счастье, дедовой колонки. Там же я попыталась отмыть свои туфли, забрызгав при этом и без того ажурные от черной жижи чулки.
Ну и как вы думаете, стоит мне одевать опять каблуки?
Не зря я выпросила целый день на сборы! От этих раздумий у меня так разболелась  голова, что я решила пройтись по магазинам – развеяться, чтобы решить-таки вопрос о том, как мне одеться! Черт бы побрал шефа!
Я походила по магазинам, накупила всяких не нужных вещичек, съела с горя пару хот догов (они такие вкусные, когда в них намешают всего-всего). И …, так и не пришла к выводу, что же мне делать!
День близился к концу. Завтра рано утром должна приехать за мной служебка, чтобы доставить до места. Нет, я, конечно, известна и необходима нашей редакции, но не до такой степени, как вы подумали. Просто тут все дело в воспитании шефа. Это дается через синяки на собственной шкуре, но проходит великолепно.
Как-то раз, он отравил  меня в  Иркутск, писать статью о местном рыбоперерабатывающем комбинате. История заключалась в том, что рыба на комбинат поступала настоящая, а на выходе оказывалась соя, подделанная под рыбу. В общем, умельцы еще те, братья Левшовы, заведовали комбинатом. А у меня на ту пору случился роман с одним очень хорошим человеком. Он дарил мне цветы, водил в рестораны и кино и никогда не заговаривал ни о чем другом. Я ломала себе голову, в чем дело? Я ему не нравлюсь или что-то с ним? И, вообще, в чем дело?  Оказалось, он просто мстил своей богатой супруге, которая, как он знал, вела за ним слежку. Мне до этого никакого дела, я просто хорошо развлекалась. И вот в самое развлечение, мне поручают ехать в …кутск. Да, да. Я так внимательно слушала шефа, почему-то видя не его, а моего друга, я так старалась все запомнить и понять, что запомнила только это самое  «…кутск» и «рыба». Я - журналистка, поэтому хорошо знаю, что Якутск и рыба вполне сопоставимые понятия. У шефа переспрашивать было не удобно, да и я подумала, что бессмысленно. Потому я прикупила билеты в Якутск. Собрала всю самую теплую свою одежду, которую частью надела на себя, а частью сложила в большую сумку, оставшуюся мне от дедушки-посла. И, предварительно намазав лицо увлажняющим кремом обильно, слоев в двадцать, отбыла на север.
Меня всегда укачивало в самолетах. Раньше даже тошнило, а теперь я научилась себя контролировать. Я не ем, не пью. Но меня все равно укачивает. Так что сойдя с трапа, я была бледная, что их снег. И даже 40-градусный мороз не мог разрумянить мои щеки. Деду Морозу это, наверняка, нравилось. «Холодно ли тебе девица, румянятся ли твои   щеки?»
«Нет, дедушка, не холодно мне, и щеки не румянятся. И вообще, лучше бы я дома сидела».
В Якутске, как ни странно, комбината, так прославившегося, не оказалось. Но вот, пожалуй, (как они мне сказали) в Рыбинске, что недалеко от Якутска, есть. Там, мол, всем заправляют местные, они и творят, что хотят. Сами рыбу всю съедают, а на большую землю, что похуже отправляют. «Да, да, - заключились они, - мы всегда подозревали, что эти, язви их душу, конкуренты, честным людям туфту гонят».
И я в ночь на собачьих упряжках отправилась в Рыбинск.
Вы подумали, что для тебя это, детка, будет лучше, чем самолет? Вы ошиблись!!!
Меня, голодную, трясло не только от холода (Дед Мороз все-таки меня заморозил), но и от нервной гонки собак. Ветер вперемешку со  снегом блокировал мое дыхание. На что мне приходилось становиться лягушкой: дико выкатывать глаза и судорожно дергать горлом, дабы глотнуть воздуха.  Где-то на середине нашего пути, как сказал якут-извозчик, мы потонули в сугробах снега, и, к тому же, началась пурга. Мои ножки, одетые в красивые унтайки, не выдержали мороза и окоченели. Я больше не могла их чувствовать. Руки не слушались, а на глазах застыли сосульки. Это я от обиды пыталась всплакнуть. Когда я поняла, что это была не лучшая идея – поплакать на морозе, было уже поздно. И теперь все мои мысли занимал только один вопрос. Останутся ли со мной мои ресницы? Или глаза будут бесстыдно голыми?
У извозчика оказался с собой небольшой запас еды и сырья для костра, который он развел по своим якутским секретам, потому что на таком ветру ни один нормальный человек этого не сделает. Когда я немного согрелась, перекусила  и бросила взгляд на извозчика, то я поверила, что он ненормальный. Скорее, инопланетянин. В бликах и отблесках костра он был с круглой головой, узкими, как щелки, глазами, и, казалось, без носа. При этом рот до ушей, и спокойный, как ни в чем не бывало. Я еще больше закуталась в плед, которым накрыл меня инопланетянин, и доверилась судьбе. Если будут проводить опыты – что ж, надо ничего не забыть. Потом такую статью отбабахаю!
Вскоре метель поутихла, и мы отправились дальше. Это уже утром, когда мы добрались до Рыбинска, я увидела, что извозчик типичный якут, как на картинке.
В Рыбинске был такой комбинат. Рыбу перерабатывал. На входе и на выходе была она самая что ни наесть настоящая. Никто никого не дурил. Разве что получали ее задешево, а продавали по тем еще ценам. И что делать скажете? Написать заказанную статью. Но кто заказал? Надо советоваться с шефом. Как? Телефонов  нет. Обратно на упряжке? Уж увольте…
Но мне повезло, как никогда до и после. Прилетели бизнесмены на второй день за рыбкой и ее потрохами. У них был спутниковый телефон, которым мне любезно разрешили воспользоваться в обмен на статью про их торговую компанию под названием «Лучшая рыба от Семеныча прямо из Рыбинска». Они еще просили приписать: «И никакого фуфла». Но я на отрез отказалась.
Так вот, когда шеф услышал ГДЕ Я, его чуть не хватил за кое-что Кондрат, его секретарь. Потому что шеф так задрыгался на стуле и завопил, что Кондрат  решил, будто у его начальника пошел камень, ведь Кондрат успел в молодости окончить три курса медицинской академии, но, вовремя сообразив, что медициной на еду не наскребешь, сбежал на журфак.
С тех пор шеф периодически  называет меня отмороженной, что вполне правда, я так там замерзла!!! Но билеты мне всегда покупают или отвозят сами. Уважают, блин!
Так все-таки, что же мне надеть? Что-то не слышу ваших подсказок?
Ладно уж, оденусь по-спортивному. Пусть думают, что теперь такая супер мода. Ну-ну, не думайте, что штанишки с лампасами и футболку. Фу! Нет, конечно. Теперь так называется все, что удобно носить. Да, туфли на платформе, удобные брючки и элегантная, но комфортная блузка. Боевой раскрас я тоже делать не стану, просто скрою подступающие годы… А наряд… А наряд с собой в дорожную сумку! Мало ли что… Я же не знаю что, где и когда там может еще случиться. Да и что случилось, не особенно-то знаю.   
Утром меня ждала редакционная «Волга» у моего подъезда. Наш верный шофер Ваня вышел мне помочь засунуть всю мою кладь в багажник. Он как всегда присвистнул:
- Ну, мать, ты даешь, будто на показ мод собралась. Ох, и женщины!
Развел руками. А потом так мерзко прищурился и выдал:
- Ну на этот раз-то ничего такого не выкинешь?
Я конечно сделала вид, что ничего не поняла. Округлила глаза и  открыла рот буквой «о»:
- О чем это ты, Ваня! Даже не думай. Ни единой тряпочки не выкину из своих сумок!
- С тобой, как на вулкане. Никогда не знаешь, какой сюрприз выкинешь в ближайший момент.
Я криво усмехнулась и села на переднее сидение. Но... как оказалось через секунду, за руль… Теперь уже Ваня округлил глаза:
- Ты чего, мать? Мы так не договаривались. Меня шеф убьет. Ты же обязательно раздолбаешь «Волгу». А ну пересаживайся на пассажирское.
Он еще долго причитал, пока я пересаживалась, что не успели отъехать, а я уже фокусы устраиваю. И что какое же ожидает нас путешествие. Еще он сказал, что ехать нам километров триста.
А я в это время перебиралась на соседнее сидение, но сама не знаю почему, это я делала непосредственно в кабине. Просто я забыла, что можно открыть дверку и обойти машину. Может, потому что я была шокирована первой сегодняшней рассеянностью, которая имеет свое объяснение. Я приверженка японских машин. Они и подержанные гораздо лучше наших. Но, конечно, только те, которые произведены для их внутреннего японского потребления, а не на экспорт. Поэтому в моем автомобильчике руль находится справа. А я, естественно, помнила, что сегодня я пассажирка, вот и села слева. А там, черт побери, руль! Я даже и понять не могла: как такое случилось, что руль слева! Безобразие.
Иван заставил меня пристегнуть ремень. На всякий случай. Выдал мне бумажный пакетик. Авось чего. И рекомендовал вести себя спокойно. А то он за себя не ручается, с согласия шефа, взятого предварительно, свяжет меня и засунет в рот кляп.
Ванечка - шкафчик. Поэтому спорить с ним я не решилась. Сила и ум – понятия не совместимые. Спокойненько разглядывала мелькавшие пейзажи: деревья, дома, светофоры, пока ехали по городу. А за городом – пост ГАИ. Нас остановили и в течение тридцати минут, не знаю за что, мурыжили бедного Ивана.
Ваня вернулся злой и взъерошенный. Он отчего-то погрозил  мне кулаком и, не говоря ни слова, тронулся. Меня распирало любопытство. Я заглядывала    ему в лицо, косилась через плечо, ерзала на сидении. А он все продолжал дуться и сопеть. Я уж и вправду подумала, что он там «тронулся». А может, его пытали? И отобрали все карманные деньги.
- Ничего Ваня, - сказала я бодро и внезапно даже для себя, - дома разобьешь свинью!
Иван чего-то испугался и даванул лишка на газ. Мы резко ускорились и еле вписались в поворот. За которым стояли с фарой гаишники.
Иван стал пунцовым. Он только смог выдавить:
- Какую свинью?
А чуть позже выяснилось, что по моей милости его оштрафовали. И что, безусловно, виновата я, а не он. Какой это водила, что по всякому пустяку давит на гашетку? Теперь уже я надулась и сидела отвернувшись от него. Точнее, я просто лежала на сидении боком к нему. Сам виноват. Теперь пусть попробует уследить за дорогой, когда ему открываются мои изгибы. Так ему!
Мои изгибы и вправду не совпадали с изгибами дороги. Это я почувствовала вскоре, когда нас потянуло куда-то в сторону. Колесо было проколото напрочь. В лепешку. Однако, я продолжала дуться и не желала выходить из машины. Пусть поуговаривает. Пусть все же включит свои извилины.   Это было бесполезной мыслью. Потому что у Ивана была сила. Он, матерясь, просто выволок меня из машины и плюхнул на траву. Сиди, мол, красотка тут, и думай, как не пакостить шоферу. Да, он так и сказал:
- Если бы ни Вы, мадам, я бы уже давно был на месте. Может, дойдешь пешком? В деревне и встретимся.
«Интересно, на каком бы он уже был месте?», - пронеслось в моей голове. Но перспектива топать триста километров меня не радовала. Поэтому мило улыбнувшись, я сказала:
- Я здесь ни причем. Ты, наверное, встал не с той ноги. Вот давай, ложись и встань с правой. Увидишь, все пойдет как надо. Так тебя черт дергает за ногу.
Тут Иван опять побагровел (видно, вспомнил про гашетку). Поэтому я быстренько ретировалась в кусты по малой нужде. Из этих самых кустов я увидела великолепное зрелище. Качок Ваня снял с себя рубашку, обмахнул ей асфальт, постелил ее и лег сверху.  Потом постарался подняться с правой ноги. Но у него получались только перекаты. Животик отпоил на славу. В конце концов посредством коленцев ему удалось встать с правого бока. Удовлетворенно гакнув и отдышавшись, он огляделся по сторонам и… Типично по-мужски, одел ту же самую рубашку. Я вылезла из кустов. Иван не подал виду. Но когда я подошла к нему, то он выкинул фокус похлеще моих. Он схватил меня и положил на асфальт, приговаривая:
- Ну, красавица, давай, избавимся от проблем. Встань с правой ножки.
Меня уговаривать не надо было. Я опрометью вскочила. И еле сдержалась, чтобы не влепить ему под дых. Этот гад испачкал мой наряд! Я столько времени ломала голову о нем! А этот паразит испакостил вмиг все мои старанья!
Следующие двести километров мы ехали дружно: не разговаривали, не смотрели друг на друга и были заняты своими мыслями…
Пока не возникли сбои в работе портативного мозгового компьютера. Обычно зарядки МПК  хватает на целый день, что обеспечивается небольшими перекусами и движением, покуда движение тоже способно вырабатывать энергию. Но вот когда сидишь, ничего не делая, и только постоянно размышляешь, появляются сбои. Как сетевой червь, проникает в сознание мысль, что нужно подкрепиться. Сбой системы сказывается на всем организме. Желудок Ивана стал издавать характерные для таких сбоев рыки. Мой жалобно урчал. И, как результат, я не могла думать больше ни о чем. Дальше - хуже, наши желудки спелись! Они стали выдавать одну мелодию с периодической импровизацией. Однако, Иван старался не подать и виду, что может первый оголодать и перейти  в состояние мира со мной. Я решила, что раз у меня интеллект выше, то первой должна найти противовирусное обеспечение. Я перешла в контрнаступление.
- Ванечка, уже обеденное время. Нам пора где-нибудь подкрепиться. Вот тут по карте скоро будет город. Давай, найдем там какую-нибудь кафешку, - сказала я вкрадчиво, а то (тьфу, тьфу) не дай бог, этот амбал опять даванет на гашетку.
Иван таки расцвел от моих слов:
- Ну, женщины! Не могут и триста км посидеть на месте, то у них туалет на уме, то поесть подавай.
«Туалет?», - о чем это он. Вот уж об этом я точно не думала! Не будь дурой, я догадалась, что мужика нужно спасать. Уже долгое время мы ехали по степной местности, и никаких близлежащих кустиков не было.  Но вскоре, судя по карте, должны начаться дачные массивы.
- Ваня, какой ты догадливый! Скоро будет остановка. Притормози, пожалуйста.
-Зачем это?
Последний вопрос меня просто  убил. Я не могла сдержаться:
- А надоел ты мне. Поеду на автобусе. И билет сама куплю!
- Чё…? Рехнулась?
- Вон, смотри! Остановка. Давай, давай, тормози.
Иван в полном недоумении припарковался возле пустующей остановки. Я ему указала на уборную и попросила его обновить ее первым. Мол, шеф мне не велел самой туда ступать первой, а то вдруг она развалится…
Иван издевательски усмехнулся. Ну да, конечно, он прав. Был такой случай в моей карьере. Тогда я сама стала главной героиней репортажей. Прославилась на всю страну! И после этого разве я не могу считать себя известной журналисткой?
Дело было зимой. Нашу журналистскую группу повезли на микроавтобусе в соседний регион делать репортаж о знаменательной дате областного центра. Необходимо было показать, как наши области дружны и как много общего нас объединяет. Ехать целой группой – это совсем ни то, что с одним оболтусом. Мы, как полагается, по дороге для стимулирования творческой мысли пили пивко и вели дружеские беседы. Мороз стоял славный. И мы уже подумывали, что стоит написать именно о морозе, который объединяет наши области. А мочевые пузыри всех сидящих решили, что объединяют всех на земле именно туалеты. Поэтому в ближайшем туалете хотели отметиться все. Меня почему-то посчитали самой стойкой. Я попала в туалет третьей. За мной была еще одна дама, которая, как и я, пропустила двух мужчин. Каково же было мое удивление, когда я обнаружила в уличной уборной вокруг отверстия свеженамороженную наледь. Я пыталась аккуратненько пристроиться, но мои ноги то и дело разъезжались. В конце концов я, очень удачно, ухватилась за доску, немного торчащую в сторону. На мою беду, стены оказались прогнившими. Доска отломилась, а мои ноги совершили непонятный кульбит, съехавшись вместе и опрокинув меня точно в это самое отверстие. Я повисла на руках, держась из последних сил за эту самую наледь и рискуя окончательно обваляться в прелестях на дне уборной ямы. Оправившись от первого шока, я принялась истерически кричать. Опять же на мое счастье, следующей за мной даме не терпелось,  поэтому она меня поджидала рядом. Она подскочила ко мне, увидела всю картину и перехотела! Минуту дама надрывно хохотала, пока я не пообещала, что она утонет в собственном сортире. Потом, курица, догадалась подозвать на помощь.
Меня вытащили. Поинтересовались:
- Ну как? Все надобности справила?
Ни свиньи ли? По чьей вине я там оказалась? Слава богу! Я тогда взяла с собой чемодан с вещами. С тех пор я вожу много вещей. На всякий случай.
Иван вернулся с потрясающим известием. Оказывается, у этого места оправления нет задней стенки, поэтому все внутренности глядят прямо на встречную полосу. Разве я могла ожидать чего-то другого? Прикинув, что ехать еще долго, решилась зайти с другой стороны туалета, чтобы никто не видел.
Пробравшись по тернистой тропинке в означенное место, только приготовилась, как увидела непосредственно за своей спиной, шагов этак в ста, пахотное поле и мирно стоящий трактор. Нет, в таких условиях я не могла стать счастливой, как Иван. Поэтому сжав всю свою силу воли в кулак, я решилась зайти в туалет. Задней стенки там и впрямь не было. Но кто-то из умельцев оставил полиэтиленовый разорванный пакет, который ветром сдуло в угол. Его как раз хватило, чтобы прикрыть самую нижнюю часть. Я закрыла глаза и почувствовала себя героиней. Срамота.


В это кафе мы заехали лишь потому, что оно находилось как раз на нашем пути и заманчиво сверкало своей вывеской. Посетителей там практически не было. Кроме нас двоих. При первой попытке заказать что-нибудь съестное нам сунули меню. Официантка тут же испарилась. Наверное, посчитала, что разглядыванием цен мы будем сыты. Последнее вполне могло соответствовать действительности. Как только я посмотрела в свое меню, мне почему-то расхотелось кушать такие вкусные и обожаемые мной блюда, как котлеты или шашлык.
 – Я, пожалуй, закажу себе гороховый суп и чай с сахаром.
- И не вздумай. Горох и сто километров не совместимы. Мать, что, деньги карман греют? А желудок пусть страдает? Хочешь, я одолжу тебе до получки?
- Ну и вредина ты! Тогда я возьму картошку фри и салат. И чай с сахаром.
- Ну, где эта официантка? Или может мы поели? Ты не помнишь, ели мы или нет? Вдруг у меня амнезия?
Я уже и сама испугалась, что у меня потеря памяти. Но тут наши с Ваней желудки решили напомнить о себе, спев таки в унисон.
Ваня отказался на отрез идти искать девушку на раздаче, поэтому я поплелась сама.
Девица мило улыбнулась ядовитой улыбкой – ее отвлекли от любимого сериала.
- Да Вы не переживайте. Сейчас Гога вмиг выполнит ваш заказ.
- Но вы даже не приняли его!
- А че там принимать. У нас сегодня только суп гороховый и салат.
- Зачем же Вы нам дали меню?
- Да это причуды хозяина. Он говорит, что у нас приличное кафе, поэтому все должно быть как в Лондоне.
Я даже не могла и придумать, чтоб такое язвительное сказать. Город не знакомый, сидим хорошо.
- Давайте то, что у вас есть. Кстати, а чай-то с сахаром будет?
- Сахар закончился, но у нас, как в Лондоне, чай с молоком.
- Несите уже, девушка.

Когда Ваня увидел гороховый суп, то он стал такого же цвет как и суп. Я даже заподозрила, что он уникальный человек-хамелеон. Вот она моя слава! Ходит под самым моим носом.
- Знаешь, я еще в садике не любил этот самый суп.
- Милый, придется съесть его. Больше ничего нет.
- Да, как говорил военрук, ребята, дана команда «ГАЗЫ».
Суп был очень вкусный, но реактивный. Я решила, что вполне могу стать нобелевским лауреатом, изобретя топливо для ракет на основе горохового супа!
Все-таки не зря Иван встал с правой ноги. До деревни мы добрались без приключений, не считая невесть как закончившегося асфальта, и возникшей гребенки, которая заюзила нашу машину. Ну и совсем уже незначительный пустячок, приведший Ваню просто в ярость: камень, совершивший трюк цирковых гимнастов, разбил боковое стекло с его стороны. Вот тогда я поблагодарила Бога, что он создал Ивана таким большим. Ваня, словно пылеуловитель, не пропускал пыль до меня. Настоящий кавалер. Сам при этом кашлял, пытался нецензурно выражаться, но каждый раз пыль забивала его горло так, что мат  застревал  в нем.
Я заставила Ивана остановиться, вспомнив туалетных умельцев, разорвала целлофановый пакет и прилепила его вместо стекла с помощью лейкопластыря, который я возила с собой в сумочке на всякий случай. И говорите мне после этого, что незачем ждать всякий случай!
 
Когда до деревни оставалось каких-нибудь двадцать километров, гребенка закончилась, и объявился асфальт. Вместе с этим рассеялась пыль, и мы увидели чудесную природу. В этот момент мое сознание возблагодарило шефа. Я и предположить не могла, что на свете существуют такие места. Дорога была окружена дивными, пушистыми кедрами и елями, поодаль, насколько хватало взгляда, стояли березы, проглядывали поляны и опушки. Все это было залито ярким-ярким светом. Небо было голубое и безоблачное. Оно, казалось, чистым озером. Я сразу же открыла окно, чтобы вдохнуть этот чудесный аромат. Пахло пыльцой и летом и еще чем-то удивительным. Все лобовое стекло, так романтично, залепили бабочки и мухи. Точнее, то, что от них осталось после соприкосновения с нашим стеклом на полном ходу. Я упросила Ивана остановиться на несколько минут, чтобы впитать в себя всю эту красоту и сделать несколько снимков.  Я спустилась с обочины на поляну. Трава по пояс – не кошена. Все поле устлано цветным ковром: ромашки, васильки, одуванчики и еще какие-то цветочки, которых раньше я никогда не видела. Меня охватил  дикий восторг, и пришло ощущение детства. Я бегала, собирала букет. Я просто забыла о времени.
Из забытья меня вывел дикий вопль Ивана. Поспешив к нему, я обнаружила Ваню, бегающего вокруг машины  и делающего зарядку.
«Во как оздоравливает свежий воздух людей!»,- подумала я и уже собиралась повернуть к поляне. Но тут Иван заметил меня и, продолжая делать размахивающие упражнения руками, позвал  так надрывно и жалобно:
- Айси, милая, спаси меня! Забери от меня ты эту гадину.
- Да не мельтеши ты, Ваня, успеешь еще свою зарядку сделать. Постой. Не вижу я тут ни какой гадины!
- Да какая тебе зарядка! - продолжал бегать Иван, - оса меня замучила! Убей ее, прошу!
Что мне было делать? Я и сама их боюсь. Пришлось порыться в своих запасниках и извлечь из сумочки газовый баллончик. С ним я подбежала к Ивану и приказала остановиться. Он замер, и я брызнула точно в эту противную осу. Эффект был потрясающий. Иван свалился в благодарности на колени и дико зарыдал, размазывая сопли и слезы по лицу. При этом он так расчувствовался, что не мог даже вымолвить слов благодарности.
Я старалась всячески прекратить рыдания Ивана. Объясняла ему, что оса не стоит таких слез. И благодарность такая его, в конце концов, меня утомляет. Потом кое-как я усадила его в машину. Оставила открытой дверь, а сама ушла на поле. Где в полном забытье еще час собирала букет. Он у меня получился большой! Я была счастлива.
Иван не был счастлив. Он уже пришел в себя и рылся в моей сумочке!
- Что ты там забыл, ворюга! - накинулась я на него, - что тебе там понадобилось? Деньги что ли? Совсем со своей осой ума лишился!
Тут он обнаружил, что искал, его лицо ужасно исказилось, и одновременно на нем заиграла странная улыбка:
- Ага! Вот он! Так ты в меня брызнула слезоточивым газом! Ну, Айси, спасибо! Вот этого я тебе не забуду!
Он стал меня передразнивать:
- Не стоит, Ванечка, так меня благодарить…
- В самом деле, Иван! Ну что ты так расстроился. Радоваться должен. Твоя оса вон до сих пор плачет! И от тебя отстала. Я же не знала, что газ и на тебя подействует. Ты же никогда в жизни не плакал.
А потом я обозлилась:
- И вообще, махал руками, как придурок, чем я еще могла тебе помочь?
- Просто прихлопнуть ее было слабо?
- Достал! Поехали.
Я пихнула ему в руки свой букет. Пусть занюхает. И села в машину.
А за окном так и мелькали красивые сибирские пейзажи. Но окно было категорически запрещено открывать. Мы, видите ли, боимся ос. Да и пакет не спасает от ветра. Но ехать оставалось считанные километры. Поэтому я опять все вынесла на своих женских плечах. Причем практически буквально в этой фразе заключен смысл последующих событий.

2.
Гостиница стояла на берегу красивой могучей сибирской реки. Как выяснилось, были здесь даже люкс номера. И знаете, вполне по приемлемой стоимости, которая была запредельна для деревенских и казалась выгодным поселением для городских. Но самое противное было то, что только мы подъехали к гостинице, и Ванечка любезно собирался доставать мои вещи, как из близстоящего магазина вышел плотный молодой коренастый мужеченка и направился прямо таки к нам. Угрожающе развел руками, будто хотел объять весь мир, и ошеломленно закричал:
- Братан! Кореш! Ты ли это?
Иван испуганно глянул на меня:
- Чё это, к тебе что ли?
- Нет, дорогой, к тебе, похоже, - и я спряталась за его спину.
Мужик не унимался, все приближаясь:
- Не, ты в натуре не узнаешь меня? Это ж я, Коля - «лучший в роте стрелок». Ну, братан, напряги мозг!
Вот, дурак, нашел чего попросить!
Но Ваня, что-то там все-таки напряг:
- Бородин, что ли? Ты-то как тут? Вроде из Самары был?
- А, Ванька! Занесла меня нелегкая! Я-то как рад тебя видеть! Ну, пойдем со мной! Я тебя угощу, -  он достал бутылку водки из кармана штанов, - Пойдем, покумекаем. Расскажу тебе о своей жизни!
- Айси, я пойду. Не видел друга давно. Ты уж прости. Вечером встретимся…
Они пошли в неизвестном мне направлении.
«Какого дня вечером, интересно, мы встретимся», - промелькнуло у меня в голове. Тут же меня пронзило током: а ключи от машины, а гостиница, а вещи кто понесет?
Ключи были в зажигании, вещи вскоре на моих плечах, а в гостинице – номер люкс на двоих. Так все таки дешевле, чем раздельный. Иначе шеф не поймет.
Мне, конечно, повезло, номер находился на втором этаже. Но не повезло, просто категорически, моим бедным ручкам. Так тяжело было тащить мои вещи. Женщина-администратор,  благодаря своему благородному воспитанию, не могла помочь мне. Женщине не полагается носить тяжелые вещи. А мужчины-носильщика у них не было. Со второй попытки я кое-как доплелась по лестнице (лифта нет) до своего номера. Номер был вполне средненький для обычной городской гостиницы. Но это - люкс (!) здесь. Хорошо, что я взяла его. Неизвестно, что было бы в обычном номере.
Я сунула вещи в шкаф и плюхнулась на кровать, которая тут же как-то странно хрустнула.
Проведя весь день в дороге, только теперь я почувствовала, насколько устала. А вообще-то, даже и почувствовать не успела. Как только моя голова коснулась подушки, я тут же погрузилась в крепкий сон. Мне снились красивые луга, пышущие разноцветьем, изящные бабочки и импозантный мужчина, который за мной ухаживал, как за королевой. Ох! Спать бы и спать…
Но вскоре этот мужчина превратился в маньяка, который, скрепя своими новыми ботинками, приближался с веревкой в руках ко мне. Я в ужасе не могла и вскрикнуть, сердце отчаянно заколотилось о мою грудь, и я проснулась.
Теперь мне казалось, что это действительность. В моей комнате раздавались какие-то шаги и скрип. Было необычайно темно. Я не видела ничего, паника стала охватывать мое сознание.
- Кто тут? - сдавлено прокричала я.
В ответ только ускорились шаги, что-то зашуршало, а через мгновение раздался звон разбитого стекла. Меня трясло. Я не знала, что мне делать.  Наконец, мои глаза немного привыкли к темноте. Я могла различать, что возле меня никого нет. Но странный шорох все-таки повторялся, временами затихая. «Может быть, призрак?» Администратор говорила, что гостиница очень старая. Черт знает, что тут могло быть. Я заставила себя успокоиться и ультимативно напомнила себе: «Ты, Айси, журналистка. Так давай, действуй! Протрясешь весь свой звездный час!» Мне уже даже представился заголовок: «Известная журналистка разоблачает привидение». Последнее меня так простимулировало, что я вскочила и подбежала к выключателю. При этом что-то заметалось где-то на полу недалеко от меня. Как только я щелкнула выключателем, и комнату залил яркий свет, я увидела жирную серую мышь, которая металась по комнате и не знала, куда ей спрятаться.
Мышь – это не герой моих репортажей. Поэтому я позволила себе испугаться. Со страшным визгом, который явно разбудил соседей (я слышала, как они за стеной стали разговаривать и шевелиться),  забралась на кровать с ногами и стала названивать администратору. Было 4 часа ночи. Меня это уже не волновало. Я платила за люкс.
- Алло, - сказал сонный голос.
- В люкс номере бешенная мышь! Срочно убейте ее!
- Вы сегодня не пили? Чертей там нет?
- Как Вы смеете! Я заплатила за люкс, а здесь подвальные мыши!
Видимо, на том конце провода отошли ото сна:
- А-а, простите, спросонья не разобралась.  Сейчас придет горничная.
Через минут 10 пришла горничная. Все это время я продолжала следить за мышью и при первом ее приближении, что-нибудь в нее кидала. В ход шли и часы, и подушка, и пододеяльник.
Раздался стук в дверь:
- Это горничная, откройте.
- Не могу. На полу мышь! - взвизгнула я.
Горничная своим ключом открыла дверь и вошла с каким-то предметом, напоминающим сачок. Еще полчаса я смотрела, как горничная носится по всей комнате с сачком за мышью. Наконец она ее поймала и, просияв, сообщила мне:
- Она к Вам забрела случайно. Вчера травили в подвале мышей, вот она под действием наркоты и забежала к Вам. 
- А зачем вы даете им наркотики?
- Нет, мы даем им яд, но он для них как наркотик. Только передоз помогает!
- О боже, ну и дела!
- Спокойной ночи. Больше Вас не побеспокоят. Можете даже смело открывать окно. Никто не потревожит, - она ловко собрала осколки разбитого стакана и направилась к двери.
- Спасибо. До утра.
  Уже было, практически утро, потому что за окном было светло. Лето все-таки. Но я выключила свет и легла в постель размышлять, что мне предстоит предпринять сегодняшним днем для выполнения задания шефа. Не на курорт же я приехала.
Как сказал шеф, здесь произошли странные события, связанные с находкой старой золотодобывающей штольни, несколькими убийствами и наследством. Тем не менее, всё это было на уровне слухов и тайны следствия. Нужно было все выяснить за оставшиеся мне 6 дней. Что делать? С чего начать? Наверное, пораспрашиваю местных о штольне. Прогуляюсь туда. Постараюсь встретиться со свидетелями ну и прочее.
И вот мне снится, что я иду по штольне с золотыми стенами с тем самым импозантным мужчиной, который в руках держит большущий золотой самородок. Он улыбается и протягивает его мне:
- Скажи только «да», и ты будешь богата.
А я, дура, о чем-то еще думаю, и медлю. И… просыпаюсь, в который раз за эту беспокойную ночь, от стука в дверь.
 На часах - шесть утра.
- Кто там?
- Эт-то йя! Ив-ваан.
- А, сейчас. Подожди, оденусь.
Опять стук:
- Откр-рыв-вай. Эт-то йя, Иван.
Да уж. Ванечка хорошо пообщался с другом.
Но, по крайней мере, у нас уже один осведомитель есть (если все будет гладко). Иван, шатаясь, доплелся до первой попавшейся кровати и на лету заснул «мертвецким» сном. Он и вправду никак не реагировал на мои упреки и попытки стащить его с кровати – это была моя кровать. Именно она понравилась мне. Но он продолжал храпеть на моем спальном месте. Поэтому я ретировалась на соседнюю кровать досыпать еще каких-нибудь два часа. 
Когда лучи солнца невыносимо ярко стали пробиваться сквозь мои веки, я проснулась и к ужасу своей совести отметила, что часы уже показывают одиннадцать. Так, так, ну и начало. Что же, придется собираться быстро, по-солдатски. Иначе за отведенное время мне ничего не успеть.
Я быстренько привела себя в порядок и стала тормошить Ивана.
- Ваня, подъем!
Что Вы думаете, ноль эмоций. Как храпел, так и храпит, обдавая меня ароматами перегара.
- Ваня! Ваня! -   трясла я его за плечо.
Мне нужно было во чтобы это ни стало разбудить его. Мой удачный день зависел именно от него и его дружка. Так, я помнила, что холодная вода всегда приводит пьяных в чувства.
Вытащив букетик цветов из вазы, которая стояла на прикроватной тумбочке, я налила в нее свежей ледяной воды. И вылила на голову спящего Ивана. Результат превзошел все мои ожидания. Иван вскочил в секунду, как учили его в армии, направил на меня мнимое ружье и сказал:
-Хонде Хох! Лицом к стене, вражеская морда!
Вид был у него забавный. С помятого лица стекали ручьями капли вылитой воды, глаза светились ненавидящим огнем. Похоже, он и впрямь видел во мне немца.
- Ваня! Уймись. Это я…
Договорить я не успела. Тут же получила подножку и свалилась на, слава богу, ковер. При этом мне в секунду заломили руки назад и потребовали:
- Говори, фриц поганый, кто тебя прислал в русский штаб.
Я кое-как смогла его лягнуть и заверещала:
- Ванька, козел, это же я, Айси! Уже одиннадцать часов, пора идти на работу. Шеф с нами разберется за прогул!
Уж не знаю, что больше подействовало отрезвляюще на Ивана, он меня отпустил и виновато стал оправдываться:
- Ой, прости, сразу я тебя не признал. Знаешь, всю ночь армия снилась. А там часто деды над нами прикалывались. Тоже вот так, то воду выльют, типа, проверяют: как мы будем на чеку, с немцами бороться.
- Ладно, уж. Давай собирайся.
- А ты, конечно, хороша. Тоже с садистскими замашками, как деды.
- Нет, это ты хорош, разбудил меня в шесть часов, улегся на мою кровать, еще и просыпаться не хочешь.
- Ну извини, сейчас соберусь. Голова раскалывается…
-Это хорошо...
Он не дал мне закончить фразу:
- Я же говорю: садистка! Ну и повезло мне с этой командировкой!
- Повезло, потому что сейчас пойдем опохмеляться к твоему другу. Он будет у нас осведомителем.
- Че? Ты  тоже пила?
-Ладно, иди, умывайся, будешь лучше соображать – по дороге объясню. 
Иван,   превозмогая головную боль, сел за руль и вопрошающе посмотрел на меня.
- В общем, Ваня, едем к твоему другу. Сколько лет он уже здесь живет?
- Десять лет. Раньше он был самаровский, мы вместе служили в армии. А потом его распределили сюда на лесозаготавливающий комбинат технологом. Сначала все шло хорошо. Государство поддерживало заготовку леса. Потом предприятие приватизировали. Оно разорилось. Вот местные потихоньку и спиваются. Жалко парня, - всхлипнул Иван.
- Ладно, ладно. Сейчас вам будет весело. Угощу вас. Вон, останови возле продуктового.
Я сбегала за водкой и закуской.
- Ваня, слушай, только уж ты опять не упивайся, обратно за рулем поеду я, но ты мне должен помочь все выяснить. Тебе - не в первой. Где нужно подыграй, где-то промолчи, а надо будет и поднажми на своего товарища!
-  Хорошо, заметано. Знаю свое дело, а то ведь и за командировочные еще отчитываться перед шефом.
- Вот, молодчина!
Изба Коляна стояла на другом конце деревне. Видно было, что когда-то добротно построенная хата постепенно приходила в упадок. Местами уже совсем пооблезла краска, загуляли доски, забор покосился, и створки ворот не были уже, как в былые времена, подогнаны друг к другу.
- Там собака у него. Оголодавшая, злая.
- Вот черт, я ничего для нее не взяла. Придется колбасы отломить.
- Не, у Кольки и так шаром покати. Не поймет, обидится. Ты уж лучше хлеба ей брось, будет рада.
Мы попробовали посигналить. Стучались в ворота. Собака заходилась бешеным лаем, но хозяин не открывал.
- Он вчера выпил больше моего в два раза. Спит, наверное. Его-то некому холодной водой окатить. Жена обратно уехала в Самару, как Коля начал спиваться.
- Ну, - говорю,- Ваня, тебе спасать нас. Вот тебе буханка хлеба, лезь через забор. Открывай ворота.
- А чего это я? Я боюсь собак… Особенно злых. Да и через забор мне не перелезть. Вес большой. Я вот тебя подсажу, ты и полезешь.
- Вот тут уж дудки! Ты же мужчина! Защитник Родины. Давай, лезь. Тебя собака вчера видела - узнает.
Мы перебросили кусок хлеба, услышав чавканье, Ваня попытался залезть на забор. Забор стал трещать. Выступов на воротах не было, поэтому эта идея тоже оказалась провальной. Поняв, что деваться мне некуда. Я надула губы и сказала:
- Так всегда! Еще сильный пол называется. Вечно мы – женщины – страдаем. Как в Индии.
Ваня подсадил меня, и я полезла через ворота. Заборов я боюсь. Там колья. И я всегда себе представляю курицу, насаженную на вертел. Нет, такой я быть не хочу. Только я оседлала ворота, как собака, встав на задние лапы и опершись на эти же ворота, опять зашлась своим предостерегающим лаем. Я бросила ей следующий кусок хлеба, и пока она его поглощала, я, нащупав выступы, стала слезать. Собака поняла, что каждое ее надрывное лаянье приносит ей пищу. Пришлось мне опять подкинуть ей хлеб. Так я спокойно, не покусанная, спустилась вниз. Собака тут же подбежала, доведя меня до истерического страха. Но она мило и вполне дружелюбно лизала мои ноги, виляла заискивающе хвостом.
- Ну как ты там, Айси? Жива?
- Вполне, сейчас открою ворота.
Я убрала задвижку, и впустила Ивана. Собака оскалилась.
- Место! - прикрикнула я на нее. Она поджала хвост и преданно посмотрела мне в глаза. Я дала ей остатки хлеба. И направилась к дому. Дом, на наше с Иваном счастье, оказался открыт.
- Ты сам вчера уходил?
- Да, он спал прямо на столе.
Хозяина мы нашли на полу, свернувшегося калачиком возле стола. Он спал. Небритый, неопрятный. Дом требовал хорошего проветривания и уборки.
- Коля, вставай, мы на опохмел принесли.
Коля во сне заулыбался, но не сделал ни одного движения, чтобы встать. Видно решил, что ему это снится.
Иван потряс его изо всех сил так, что  у бедного Коли закачалась голова из стороны в сторону, как у старого плюшевого мишки.
- Вставай, друг. Мы бутылку принесли.
Коля открыл глаза и засмеялся так по-детски.
- А я думал мне это только снится. Вчера последние истратил на бутылку.
Я ему сунула для лучшего просыпания водку в руки, скомандовав:
- Ну-ка, быстро умываться и за стол.
Ваня подхватил товарища под руки и потащил к умывальнику:
- Знаешь, с ней лучше не спорить…
Я тем временем протерла стол и накрыла его купленной закуской.
Вернувшийся Коля был окончательно, как его собака, расчувствован:
- Спасибо, друзья! Вы как добрая фея!
- Давайте, мальчики, за стол. Пора здоровье поправлять. Доктор Айси сейчас вас вылечит.
- Это что так водка называется? Импортная что ли, - спросил Коля.
- Нет, это наша фея так называется. Смотри, как бы не рассердилась.
Коля смутился:
- А, извините, как-то необычно…
- Коля, мы пришли не просто так. Нам нужно кое-что узнать…
- Айси, сначала мы с Колей поправим здоровье, а потом и спрашивай.
- Хорошо, но сначала по одной. За ваше здоровье.
Я тоже подняла рюмку с водой. Чтоб не обижать хозяина, алкаши к этому чувствительны. Если не сними – то против них. Я так не могла.
- Закусывайте, ребята. А Вы, Николай, послушайте внимательно мой вопрос и постарайтесь найти, что на него ответить. В этом случае Вам, как личному корреспонденту, полагается гонорар. Конечно, не слишком большой, но на бутылку с закуской хватит.
- Да я не каждый день пью… Но остался без гроша. Все что смогу расскажу, что вас интересует? – говорил Коля с набитым ртом. Уплетал за обе щеки. Видать, давно денег не было в его кошельке.
- Расскажи все, что знаешь про золотодобывающую штольню, которую тут недавно нашли.
А на ухо Ивану шепнула: «Ты ему, как сочтешь нужным, подливай, только смотри, чтоб он мне все выложил до того, как все рефлексы потеряет!»
- А, да нашли эту штольню почти случайно. Был тут когда-то (Иван, подай, пожалуйста, огурец) золотопромышленник Ежгревский. Была у него своя штольня. Много золота добывали, работяги у него хорошо зарабатывали, никто даже не воровал. А потом как начались коммунистические времена, штольню отобрать пытались. Хотели даже посадить в тюрьму Ежгревского. Только он был не такой простой. Поговаривали, что спрятал золото, которое не успел продать, что-то взял с собой, а штольню взорвал. А чтоб люди лишку не трепали, дал каждому выходное пособие и строго настрого приказал не говорить ничего чекистам, а то, мол, у них все отберут, как у врагов народа.
- А ведь прав был мужик, отобрали бы! Ишь чё, у мужика и золото!
- Точно Ваня. Ну, за ваше здоровье! – опрокинул он очередную рюмку. Поморщился и с наслаждением закусил колбаской.  Я ждала продолжения, а диктофон записывал.
- При коммунистах нельзя было говорить про штольню. А потом война. Почти все местные мужики погибли. Женщины и сроду туда не знали дорогу. Хозяин все держал в строгом секрете, а кто не слушался, мог и убить. Еще те порядки были. Так что штольня со временем обросла легендами. Когда все стало можно, то пытались ее отыскать. Но как разрушенную-то найдешь. Земля уж давно поросла травой. Да и направления точно никто не знал.
- Кто же ее нашел?
- Тут еще одна история. Поговаривают, что в конце перестройки, перед самым распадом Союза, приезжал в деревню солидный молодой мужчина. Разговаривал хорошо по-русски, но с каким то акцентом, да и был одет как-то отлично от нашего. Так вот он то и пытался найти эту штольню. Кто он такой да откуда, никто не знал. Денег много давал, но ему ничем помочь не могли. А тут снова был иностранец. Наши старики говорят, очень похож на того. Чуть ли не он сам, даже нисколько не изменившийся. Его местные окрестили бесом и просили заступничества у Бога, как его увидели. Не может человек так долго оставаться в одной поре.
- Да у вас тут мистика какая-то.
При этих словах Вани я вспомнила свое ночное происшествие и подумала, что всему должно быть свое объяснение.
Коля проглотил еще одну рюмку и продолжил словоохотливо:
- Этот уже ни к кому не приставал. Останавливался в гостинице. Сам где-то целыми днями пропадал, а к ночи появлялся, чем еще больше пугал местных. В итоге они решили выследить чертяку. Мало ли что он против них задумал. Нашелся один самый смелый парень, который за бочку медовухи согласился с неделю последить за ним. Рассказывали, что иностранец этот каждый день с картой вымерял расстояния. Прикидывал по солнцу и по местности, пытаясь, что-то найти. Тут уж смекнули, что штольню искал. Сначала хотели гнать его в шею, а потом решили, что времена уже не коммунистические да и разбогатеть не запрещается. Пусть, думают, найдет, а там и мы тут как тут. Только вот иностранец не знал, что ландшафт тут изменился. Дважды выгорала вся растительность, а однажды собирались строить аэропорт: все перерыли, да так и забросили. Вот, наверное, из-за этого ему карта и не помогала.
- Но ведь нашел он, братан, не так ли?
- А вот дудки! Есть у нас авторитет Гриша Бритый, он держит все местные кабаки и заправки, да еще лес ворует. Только у него сила, поэтому он всех в страхе держит.
- Что, страха нагнал на иностранца?
- Ваня, не перебивай человека.
- Не-а, он не напустил страха на иностранца, а просто карту выкрал, пока тот в гостинице спал. Там окна из того номера не во двор, а на набережную выходят. Вот он и послал своего пацана достать карту.
- А ты почем знаешь? Сам что ли лазал?
- Обижаешь, я хоть и без денег, - при этом он внимательно посмотрел на меня, на что я ему ободряюще кивнула головой, мол, дам денег, дам, только продолжай,- но на воровство никогда не пойду, иначе уважать не будешь, так?
- Ты давай, Коля, без этого, а то долго еще будешь бедным.
- А Коля чего, Коля ничего – продолжает. Выкрал он ту карту и стал сам изучать местность. Сделал кое-какие прикидки по ландшафту, у него в банде был бывший геодезист, а теперь сборщик дани. В общем, напали они на след той штольни. Иностранец, утром очухался и давай звонить в милицию. Милиция у нас – увалень: что тут кроме пьяных разборок случается? Вот они и непривыкшие искать. Потерлись, потерлись, так карту и не нашли. Может, и не хотели найти, Гришка и им отстегивает. Иностранец, говорят, кричал, что в консульство жалобу на них подаст, а те: «Подождите, гражданин, подданный другого государства, следственные мероприятия еще идут. Как только они найдут вашу штольню, тут мы их и сцапаем».
- А что ж, иностранец такой дурак оказался, что первому встречному милиционеру все выложил?
- Наоборот, прикинул, что самому все теперь потеряно, а так может процент будет. Он же ИНОСТРАНЕЦ, считает, что полиция – это справедливость и порядок. Из-за своей иностранной башки не сделал копию карты, даже не запомнил ее.
- Во тупой!
- То-то и оно! Теперь, вышло, что и милиция в курсе. Вон уже сколько народу собралось вокруг этой затерянной штольни и все хотят кусок. Понятно, милиция стала прикрывать Гришку.
- А иностранец что? Успокоился?
- Нет, какое там. Стал подкупать местных мужиков, чем опять вызвал волну страха. «Бес, бес, - причитали во всех домах,- все повторяется!»
- Чем дальше, тем загадочнее.
- Это еще что! Настоящие загадки впереди. Похлещи пирамид Тутанхамона!
Я порадовалась за Колю в этот момент. Не даром он технолог, образование просто так не пропьешь!
- Так что там с пирамидами,- заполнила я образовавшуюся паузу по причине опрокидывания мужчинами очередной рюмки.
- С какими пирамидами? - удивился Коля.
- Ваня, ты поосторожней, а то он мне сегодня все до конца не расскажет. Итак уже три часа сидим. Коля, про штольню и загадки, расскажи.
- Да, да. Только Гришка обнаружил эту штольню с тем самым геодезистом, как оба сгорели заживо, а пацан, который их охранял в тот день, свихнулся. Он то потом все спутано и рассказал. Да вы вон сходите к бабе Клаве, она вам много че расскажет, если вы ей понравитесь.
- А баба Клава с какого бока тут?
- Она мать того пацана.
- Может лучше с пацаном поговорить?
- Нет. Он только мать признает, от остальных убегает, припадки начинаются. Страх смотреть. Был такой бугай, комплекции как у Гришки, а теперь кожа да кости и ума с горошину!
- Вот те и штольня.
- А про золото что-нибудь говорил тот пацан?       
- Слова такого при нем говорить нельзя: сразу обострение. Так сказал один заезжий врач. Пытался тут тоже клинику свою организовать, но промаялся без толку год, да и уехал. Неперспективно.
- Коля, ты забыл рассказать про иностранца.
- А че тут говорить. Как в воду он канул, нигде не нашли. Решили, что уехал он к себе на родину с горя. А может, в это самое консульство подался.
- Да брось, деревня есть деревня: каждый друг друга знает. Если бы ему продали билет на поезд – стало бы известно.
- То-то и оно. Билета он не покупал. Испарился. Бес ведь. Может быть, на попутке до райцентра уехал. За нашей деревней ведь и другие есть. Так что машины часто снуют туда сюда.
- Так, говоришь, баба Клава нам может помочь… Ладно, а как на счет других жителей. Кто еще может пролить свет на вашу мистику?
- Да остальные как и я, только по слухам. Разбогатеть-то, конечно, все хотели, только штольню и раньше пытались найти – без толку. Многие уже думали, что это легенда. Решили, как наши милиционеры, вот только пусть найдут – а тут уже и мы. А теперь выходит, что подальше от этой штольни держаться надо. Вот почти полгода прошло, а  желающих так и не нашлось.
-Вот тебе, Коля, твой гонорар. Если что еще припомнишь, то знай, мы своих корреспондентов не обижаем.
- Ладно уж, братан, мы пойдем – работа. Итак хорошо посидели.
- Спасибо, друзья! Если что, заходите... Всегда вам рад.
Узнав адрес бабы Клавы, мы оставили Колю наедине с остатками водки и закуской. Правда, я все-таки взяла со стола несколько ломтиков колбасы и пару кусочков хлеба для пса. Чему последний был несказанно рад. От счастья и слова вымолвить не мог, только заискивающе вилял хвостом.
- Давай, Иван, на боковушку садись. Я за рулем.
- Что ты, я же шофер!
- Нет, мы с тобой договаривались. Ты – пьян. Поведу я.
- Что я пьяный, что ты – трезвая. Одно. Тебе лучше вообще сидеть на заднем сидении, - говорил он с дурацкой пьяной улыбкой.
Я посмотрела на него, как на напроказившего школьника, и строго скомандовала:
- Быстро на боковое сиденье!
Иван посмотрел на меня, словно пес Коляна, и так мирно сел сбоку.
По запутанному рассказу Коли я полчаса пыталась отыскать дом бабы Клавы. Правда, мне еще пришлось прикупить на командировочные коробку конфет. Простоять на дороге, пропуская стайку гусей. И сделать пару кругов вокруг искомого дома, пока до меня дошло, что это именно он. И только он. Мой милый и совершенно (как он утверждал) трезвый попутчик  всё это время мирно храпел. Помня утренний инцидент с моей попыткой разбудить старого вояку, я не знала, что мне делать. Идти одной к бабке не хотелось. Тем более у нее сумасшедший сын. Но и Ваня спал без всяких признаков на пробуждение.
Когда-то смотрела передачу, что человека можно разбудить свистом. Мне предоставлялась уникальная возможность испытать метод. Но так как я свистеть толком не умею, то у меня получалось только жалкое попискивание. Иван такое игнорировал. Я попробовала похлопать в ладоши возле его уха, на что он демонстративно отвернулся, опять не проявив никаких эмоций. Знаю! Нужно издать резкий звук. Я нажала со всей силы на кнопку сигнала. Машина была русская, кнопка запала. Иван продолжал спать, а я все пыталась ее вытащить. Следующее, что помню: открывающиеся ворота, и  в это же время в мою сторону летящий двухпудовый кулак Вани. А потом: старушечье лицо и ее руки на моем лице, шлепающие меня по щекам.
- Перестаньте, прекратите меня бить! Кто Вам дал право?!
- Жива, слава богу!
- Я воды принес! Вот!
- А ты, сынок, ей в лицо плесни, хорошо в чувства приводит.
- Не смей, гад! - но было уже поздно. Он весь ковш вылил на меня.
- Ну ты изверг!  Сначала меня избил, а потом и облил! - визжала я в истерическом припадке.
Ваня сел на корточки, ведь я сидела на земле, обнял меня и сказал:
- Понимаешь, я так крепко спал. Мне снилась мать. А тут этот надоедливый сигнал. Как будильник. А я всегда дома по будильнику со злости, что спать не дает, бью кулаком. Уже многие поменять пришлось. Вот я и ударил в сторону звука, попал по рулю. А там подушка безопасности немного бракованная, больше нормы. Она тебя и припечатала к креслу, раскрывшись от удара. Понимаешь, никто не виноват, что у тебя голова слабая!
- Это у тебя - слабая! Там кнопка сигнала запала!
- Вот, а теперь отошла. Так что не зря ударил. Запоминай, так вся техника чинится.
- Заходите, детки, в дом. Давайте знакомиться, раз нас судьба так свела…
Я встала, отряхиваясь и вытирая воду с лица и одежды платком.
- Здравствуйте. А Вы – баба Клава?
- Я, милая. Что случилось-то, - испугалась бабушка.
- Мы из газеты, хотим написать про судьбу коренного жителя деревни. Не будете возражать? - я достала коробку конфет из машины.
- Проходите, проходите. Сейчас чай заварим. В газету, значит! Вот хорошо. Всю жизнь мечтала о статье в газете! Проходите!
- А что, собаки у Вас нет? 
- Померла недавно. Да вы заходите в дом. Все за чаем расскажу!
Мы зашли в ее чистенькую избу. На окошках висели белоснежные тюли, на полу лежали половицы, стены были выбелены. Казалось, что это не деревенская изба – а светлая горница какой-нибудь «королевишны». Но это все я заметила мимоходом, стараясь вычислить комнату сумасшедшего сына хозяйки. Бабушка нас провела на кухню, а, как я успела заметить, в доме было еще 3 комнаты. В доме стоял не только порядок, но и «мертвая тишина». В голове пронеслись эти слова, что заставило меня суеверно вздрогнуть.
- Садитесь, деточки к столу. Мне, старой, и поговорить не с кем. Одна пьянь вокруг, - подернула она плечами, - вот уж Бог послал вас, меня порадовать!
- А что, Вы одна живете?
- Одна - одинешенька. И поплакаться некому.
- Дети-то небось в городе, забыли мать…
- Нету у меня детей. Был один приемыш, да и тот неразумный оказался. Ну, что это мы все обо мне? Вот и чай готов. Подставляйте кружки. Кушайте вот пирожки…
-    Спасибо, мы не голодные.
- Что ты, деточка, хозяйку-старушку обижаешь. Кушай да рассказывай, что хотела спросить-то у меня?
-  Баба Клава, расскажите нам о себе, своей жизни, да о деревне. Больше вас о ней никто не знает.
- Что правда, то правда. Только вот с чего начать – ума не приложу.
- А Вы с детства начните. Вот что помните. Про родителей. Про жителей да про события.
- Ох, молодежь, вам бы все байки слушать.
- Зато, какая статья будет! Вся деревня обзавидуется.
- Ну ладно, слушайте. Вспомнить-то есть что. Не зря жизнь жила. Только одно условие, ничего не врать в газете. А то такого понапишите.
Я нервно стала дергать ногой, ну что за бабка – никак не раскочегарится.
- Баба Клава, а Вы здесь родились? - неожиданно пришел на помощь Иван.
- Тутошняя я. Родители мои были местные.
- А семья богатая была?
- Не, детки, что вы. Своей мануфактуры никогда не имели. Но и бедными не были. Хозяйство держали, мать портнихой была. Вся деревня ходила шиться. И мне образование дали. Я ж сельхозтехникум закончила. Всю жизнь проработала в колхозе. И никогда не думала, что наш родненький, - при этих словах она всхлипнула, - загнется.
- Бабушка с дедушкой тоже сельским хозяйством занимались?
- А как же, милок, все деревенские только этим и занимаются.
- Про батюшку забыли рассказать, - вставила я свое слово.
- Отец был лютый человек и скупой. Частенько бивал нас. У отца-то было семеро детей.
- И где же ваши сестры и братья?
- Двое в детстве умерли, тогда малярия бушевала. Двое в город подались, так там и пропали. Еще двоих братьев война унесла, только похоронка от них и осталась.
- Не легкая у вас судьба…
- Что уж легкого! Мужа и того не уберегла. Пришел с войны весь в медалях. Уходил вороной, вернулся сед, как пепел. Я сначала думала, что волос грязный. Поступил на работу в колхоз. Да, видно, оставил все свое  здоровье на войне, и года мирно не прожил, тихо во сне помер. И осталась я одна с сыночком.
Здесь бабка осеклась:
- Да вы кушайте, а то моей болтовни и края нет, а вы – голодные. Вы лучше сами спросите, что хотели бы услышать.
- Расскажите про сына. Каждая мать гордится своим ребенком. Наверное, красавец?
Лицо бабушки помрачнело, видно было, что не хочется ей говорить про сына:
- Красавец, да вот болезненный оказался. Наверное, это все потому, что с пылью мой дед много работал, вот и передалось, - здесь бабушка опять осеклась, что лишнего сболтнула, и повела разговор в другую сторону. - А скорее всего, что внимания сыночку мало было, рос сам по себе, я то все на работе. Да и послевоенное время -  сами, понимаете.
- А в каком году родился сын?
- В полсотом, доченька.
«Интересно, - промелькнуло у меня в голове, - Коля говорил, что он пацан».
- Сын живет с вами? Про детей тоже бы хорошо написать. Поговорить бы с ним. Видели, наверное, передачи по телевизору, там всегда и родственников спросят.
- Сына в тюрьму упрятали. Что-то он чужое взял. Его без суда и следствия …
Бабушка не успела закончить фразу, как в дверях появился молодой симпатичный человек. Он стоял, не говоря ни слова,  его взгляд был прикован ко мне. Глаза молодого человека были карие и глубокие, но такие задумчивые и печальные, как будто бы он многое знал, но не мог сказать…
- Здравствуйте, - вы, наверное, сын бабы Клавы?
Но на мое здравие ответила сама бабушка:
- Тебе где велено быть? -  Баба Клава глянула на него сердито, зверски. Молодой человек вздрогнул и ушел.
- Вы говорили, что Ваш сын с пятидесятого года, а выглядит так молодо…
- Ох, и бестия же ты! Не сын это. Говорю, сын в тюрьме. Это внук мой. Сын его перед тюрьмой мне на воспитание оставил. Мать-то его в город сбежала, как узнала, что мужа садят.
- Что же Вы с внуком так плохо обращаетесь? Ребенок ни в чем не виноват. Если родители были не правы, так ребенку теперь отвечать, - обрушилась я на бабку.
- Что ты ко мне пристала! Бестия, истинно!
Плюнула бабка в мою сторону.
- Больной он. Нельзя ему с чужими общаться. Так доктор прописал.
- Извините, а чем он болен? Может, мы сможем собрать деньги на операцию. Сейчас так многие делают: через газету помощь просят…
- Нет, ты с меня не слезешь… Слушай уж. Только в статью это не пиши! Иначе прокляну!  Я тебе говорила, что дед мой пылью дышал. Так вот, пыль была золотая.
- Зачем же он ей дышал? - удивился Ваня.
- Не перебивайте, а то передумаю рассказывать. Зачем дышал… Работал на штольне по добыче золота.
- На настоящей штольне?
- То-то и оно. Хозяин у них там был – просто зверь. Работать заставлял до седьмого пота, за разговоры про штольню или рассказ о пути туда - запросто можно было голову сложить. Много у него было своих людей. Правда, и рабочих не обижал.  Золота не давал, но платил исправно и неплохо, разрешал ребятишек устраивать на работу по стопам родителей. В общем, шла жизнь ладно. Мужики большинством на штольне, женщины по хозяйству.
- А что же,  в колхозе тоже одни женщины работали?
- Что ты, милочка, нет, и мужики работали. Только это позже было, уже при другом хозяине – сыне прежнего. Да и недолго это было, скоро, как коммунизм начался, взорвали штольню.
- Кому же нужно было взрывать штольню?
- Сам хозяин и взорвал. Посадить его хотели, как буржуя. А штольню, ясен корень, власть бы забрала. Вот он ее и взорвал. Только это я вам все по слухам рассказываю. В деревне-то не утаишь ничего.
- Сами штольню видели?
- Нет, в то время я была слишком мала. А потом отец строго настрого запретил разговоры про штольню вести. Вроде как никогда ее тут и не было. Отец больно строгий у нас был. Чуть против него, так сразу ложкой по лбу схлопочешь.
- Бабушка Клава, может еще кто-нибудь рассказать про штольню?
- Вам-то зачем? Неужто, обманули старуху, что из газеты?
- Просто хотим восстановить историю вашей деревни. А что журналисты, так то правда.
Я показала корочки  бдительной бабульке.
- Никто не знает, кроме меня про этого человека. Все же держалось в тайне. Вот и он про себя ни гугу.
- В деревне – нет секретов, как же все «удержалось в тайне»?
- Времена такие были, пришлось забыть.
- Что это за человек?
- Боюсь, деточка, что не имею права тебе о нем рассказывать.
- Бабушка Клава, времена уже ни те. Можно обо всем смело говорить.
- Вот и я говорю, времена ни те. За информацию платить надо.
Мы с Иваном прямо таки опешили. Что сказать на вызывающие слава хитрой бабушки – не знаем. Сидим с открытыми ртами. Кусок ее пирога так и застрял в горле.
- Что ж вы, детки, так испугались? Денег нет?
- Честно, нет, - сказал Иван.
- Так давайте бартер.
- Как это?
- А так. Видел, что сынок у меня больной?
Мы вместе с Ваней дружно закивали головами, как дрессированные собачки.
- Крыша у меня течет, шифер есть, а залатать некому. Кран у умывальника сломался и насос нужно починить. Я вам за это расскажу, где того человека найти.
- Надеюсь, не в могиле, - сказал холодным тоном Иван.
- Не, тот всех нас переживет. Ему только на пользу золотой дождь.
Я взяла инициативу в свои руки:
- Ладно, дорогой, поступай в распоряжение бабы Клавы. Шеф будет не доволен, если узнает, что ты провалил спецзадание. Сам понимаешь, чем все кончится. Не думай, что только позором…
Ваня глянул на меня жалобно. Мол,  поможешь?
Я быстренько встала, сделав вид, что не вижу его мольбы:
- Бабушка, где у вас уборная? Чайку перепила.
- Во дворе, доченька, как выйдешь - сразу налево за угол. Там увидишь. Пойдем, милок. Быстрее начнешь, раньше расчет получишь.
Я вышла во двор. В голове крутились мысли о загадочной штольне. Пока ни на шаг не приблизились. Бабушка повторила все вслед за Коляном… Я шла, смотря себе под ноги, думая, что все так быстро нам не разрешить…  И вот тут мое сердце ушло в пятки. Точнехонько как я завернула за угол, резко передо мной возникла волосатая рука в сопровождении драматической какофонии:
- М-М-М-М-М-М
Я приготовилась кричать, отчаянно не соображая, что за черт передо мной.
Тут же получила едкую пощечину и пришла в себя. Передо мной был бабушкин внук.
- Ну ты меня и испугал. Что тебе нужно?
Он схватил меня за руку и потянул в сторону огорода. Там, спрятавшись за теплицей, он стал чертить на земле палочкой. Сначала я ничего не могла понять. Складывалось впечатление, что маленький ребенок просто захотел порисовать для тети свои рисунки. Он рисовал человека с пистолетом, а может быть, ружьем, черта, сундук. При  этом ничего не говорил.
Я не нашла ничего лучше, чем спросить его:
- Как тебя зовут?
Он не обратил внимания на мой вопрос, продолжая выводить свои каракули. Он все рисовал и рисовал людей, фигуры которых я даже не могла различить. Просидеть вот так с ним остаток жизни мне не хотелось. Я встала и пошла, искать уборную. Только я там примостилась, как дверь открылась (не было щеколды, чтобы закрыться), и меня оттуда вытянули за руку. Поправляя одежду на ходу, я снова оказалась в огороде. Теперь это уже был настоящий шедевр нового искусства – художественное письмо по земле. Возле горы были изображены те же персонажи, дядька с пистолетом, черт, между ними сундук, еще двое мужчин, которые были объединены одной стрелочкой. Еще один предмет я никак не могла опознать, то ли  коробочка, то ли футляр, что-то не понятно.
Я махнула головой:
- Молодец, здорово рисуешь.
- М-М-М-М
- Попытаюсь разобраться, - сделала я серьезный вид. Хотя как тут разобраться? Надо же было, чтобы от меня отстал этот болван. Тут пришло мое спасение в лице бабы Клавы, почувствовав которую нутром, внук заметался, как ошпаренный, стараясь быстрее все стереть, и побежал обходными тропами в дом.
- Что, деточка, огородом любуешься?
- Да, в городе такого хозяйства не сыскать. Красота…
- Перебирайся к нам жить – не пожалеешь.
- Я  к шпилькам привыкла!
- О, склочная ты. Шпильки у нас не любят. Скажешь шпильку, тебе в ответ и лицо изобьют. Вот какие люди…
- Что Вы, шпилька – это тонкий каблук. Такие туфли в городе носят. У вас они в грязи застревают.
- Ой, прости старую. Не разумела.
- Как там мой напарник, помогает?
- На крышу его загнала. Я женщина старая. Денег нет и помочь некому. Внук еще больной. Толку с него никакого.
- Баба Клава, Иван-то уже помогает. Скажи имя того человека, к которому мне сходить надо. Хорошая статья получится. Вы в главной роле будете.
- Ладно уж. Скажу. Только Ивана не отпущу. Учти.
- Конечно, я пообещаю ему похлопотать перед шефом о премиальных.
- На улице Первой живет сын приказчика. У него самый большой дом в деревне. Из белого камня и кирпича. Он из интеллигентных.
- Как называется первая улица?
- Да так и называется: Первая. От того, что раньше там всегда первые люди деревни селились.
- Приказчик у кого работал?
- У хозяина на штольне.
- Спасибо, баба Клава! Побегу, времени мало, а успеть нужно много. Кстати, как его зовут?
- Захаром Семеновичем величают. Фамилия Гранин.
Мы дошли с бабушкой до дома. Я подняла голову, поставила козырек из ладошки и крикнула Ивану:
- Ванечка! Я ухожу выполнять спецзадание. Ты, как все сделаешь, свободен на сегодня.
- Ты что, меня бросаешь? А сдалось мне одному тут вколачивать гвозди?
- Не нервничай. Тебе шеф выпишет премию!
- Обещаешь?
- Клянусь, похлопочу!
- Да мне за тебя обязаны пожизненное содержание обеспечить!
 - Вот и договорились. Удачи!
- А-а-а-а-а! Кто тебя учил под руку говорить? Палец отбил…
Чтобы не слушать вопли Ивана, я быстренько удалилась за ворота. Взяла его машину – не ходить же мне пешком. Время шло к вечеру. Откладывать на другой день я не могла, поэтому отправиться решила немедленно в поисках этой самой Первой улицы. Как сказала баба Клава, улица хоть и называется Первой, но стоит в самом центре деревни. Когда-то такое расположение знатных домов обеспечивало сохранность жизни их владельцев. Вот улица и первая с центра. Я завела машину и поехала в сторону центра. Ехала потихоньку. Во-первых, эта «Волга» – машина сложная в управлении. Во-вторых, в деревне я знаю только два дома, гостиницу и магазин. И, в-третьих, у меня нет прав на эту машину. Как я сказала, ехала медленно, разглядывая таблички на домах, чтобы понять, где нахожусь. Ищу себе спокойненько центр, и тут выбегает из ворот дома милиционер. Один взмах его жезлом, и я припарковываюсь к обочине.
- Здравствуйте! Капитан милиции Творов.
- Здравствуйте.
- Покажите ваши документики. Куда едем, что везем?
Я достаю из сумочки права и корочки журналиста. Они красные. На всех гарантированно оказывают влияние.
- О, Вы приехали статью писать?
- Да. Вот ищу дом Захара Семеновича Гранина.
- Так вот почему Вы так медленно ехали. Я думал, что самогоном торгуете. У нас так часто бывает. Приедут с подпольной водкой, также вот потихоньку разъезжают, высматривая своего клиента.
- Нет, что Вы. Таким не занимаюсь. Хотите, багажник покажу?
- Такой очаровательной женщине я и так верю. Дом Гранина третий слева от перекрестка. Вон видите там пересечение дорог? Вот и сворачивайте налево. А там уже не ошибетесь. Большой кирпичный дом – его.
- Благодарю Вас, капитан!
- Всего хорошего!
Нет, ну Вы представьте себе! До чего дошел самопроизвол власть предержащих! Уже езда с низкой скоростью им тоже не нравится! Ладно бы я гнала свою лошадь, как бешенная, а то ведь ползла, как черепаха, и то остановили!
Свернув на указанном перекрестке, я действительно увидела шикарный высоченный кирпичный коттедж, окруженный нехилым забором.
Один вид давал понять, что пробраться сюда будет ни так-то просто, как хотелось бы. Я остановилась поодаль от этого особняка и стала размышлять, что же такого придумать, чтобы хозяева меня впустили, затем не выгнали и все изложили как на духу…





ГЛАВА ВТОРАЯ

1.
Этим прекрасным сентябрьским днем, когда в окно пробиваются лучи солнца, еще по-летнему теплые, а за окном раскинулся зеленый сад (пусть листва не такая сочная, как в июне), жара уже не донимает своей назойливостью, и сентябрьский ветерок колышет ветки деревьев, жизнь кажется бесконечной и до замирания сердца удивительной.
Этим сентябрьским днем предстояла встреча давно уже забывших друг о друге, когда-то веселых и озорных братьев и сестер. Повод для встречи был радостным. День нес предвкушение торжества, веселья и чего-то необычного.
«Все-таки поизносились мы за эти годы. Как-то там изменился Иван? Черт бы его побрал, ни разу, с тех пор как мы виделись последний раз, а было это, кажется, целую вечность назад, не написал он и строчки. Петр наверняка обрюзг, он и в молодости-то был розовощеким и толстеньким. Этакий деревенский поросеночек. Его соседская детвора поддразнивала прозвищем «пятачок». Петя невероятно  сердился, покрывался густой краснотой и начинал тяжело дышать. Со стороны это было похоже уже не на поросеночка, а на маленького вепря.  Да… Сколько минуло, сколько кануло. Стоит ли об этом думать? Лучше всех увидеть. Ах, да! Ну, конечно, про всех вспомнила, а про Лизоньку-то и забыла. Хороша сестренка! (смешок). Совсем недавно, конечно, как сказать про эту недавность. Так вот, совсем недавно… Тьфу ты, тушь попала в глаз. Ну вот! Так щиплет, что хоть все, иди - смывай. Зазря мучилась целых полтора часа (берет ватку, выворачивает веко и тщательно убирает частички туши, смотрится в трюмо). Хороша - ни дать, ни взять… С красным глазом, как у вампира, осталось только клыки подточить. Вот была бы умора (нарочито рассмеялась в зеркало). То-то все бы в обморок попадали, а я им – «вот не пойму, по какой такой наследственности досталось»… 
(Сидит, приосанившись, перед зеркалом, на туалетном столике в беспорядке лежат косметичка, несколько видов духов, помад, румян, пудра, тональный крем, дезодорант, какие-то бумаги, там же находится расписная в виде сфинкса музыкальная шкатулка с драгоценностями).          
- Егор, милый, глянь на свою очаровательную жену.
В комнату из смежной заходит красивый мужчина. Он подтянут, под рубашкой просматриваются контуры мышц. Голова его без признаков седины, волосы смоляно-черные.
- Егорушка, могу ли я тебя еще слепить, а, дорогой?
Мужчина стоит, облокотившись о косяк. Одна его рука  в кармане  серых брюк, а другая сжимает красивый полосатый иссиня-красный галстук, ноги скрещены так, что одна ступня стоит на носке.
- Ну же, Егорушка, почему ты молчишь? Что же, я не нравлюсь тебе?
- Я лишен дара речи… (Он делает несколько шагов навстречу к ней). Мои глаза ослеплены твоей красотой. (Он закрывает глаза и делает вид, что и вправду ослеп, поводя рукой вокруг  и, как бы случайно, натыкаясь на свою жену). Раз уж я не вижу, то можно ль хоть на ощупь насладиться твоей красотой? (Он склоняется над ней и целует ее пухленькие красные губы).
Она, наконец, освободившись из его объятий:
-   Ох, господин Егор, как не совестно портить столь Вам понравившуюся красоту! (Шутливо подмигивает своему отражению в зеркале). Я, собственно, хотела посоветоваться с тобою, Егорушка, какие мне надеть драгоценности сегодня……
Она раскрывает пасть сфинкса из слоновой кости. Солнечный зайчик, который то и дело за этот начинающийся день менял свое положение, то, оказываясь на стене среди картин с изображением усадьбы, дам в пышных нарядах, мужчин в мундирах, коней и природы; то, шалунишка, лез в лицо мадам, обжигая поцелуем ее щеки, губы; то слепил в самый ответственный момент глаза. Да, да -  в самый ответственный момент, когда мадам Екатерина накладывала тени и из-за солнечного зайчишки чуть-чуть не переборщила краски на правый глаз. Один раз этот игривый солнечный лучик даже спустился в вырез ее роскошного платья, но мадам была к нему милостива и сочла это за знак того, что наряд удался, если само божественное СОЛНЦЕ, посылает ей такой комплимент. И вот теперь этот лучик, будто и вправду понимающий все на свете, как живой, решил обласкать украшения мадам. Он так нежно соприкоснулся с ними, что отблески и блики, которые стали излучать драгоценности, лежащие в алой пасти сфинкса, буквально ослепили мадам.   
Госпожа Екатерина отвернулась от шкатулки и, усмехаясь, обратилась к мужу:
- Егор, твои драгоценности меня слепят. Посмотри на них.
Он нагибается к сфинксу. Она:
- Ты тоже слепнешь от них?
- Что ты такое говоришь, дорогая. Меня слепишь только ты! Ни одна вещь (он указал на украшения) не может слепить меня. Только ты (он притягивает ее за талию).
 Она, смеясь, отстраняется от него:
- Что ж, меня слепят эти побрякушки, которые мы называем драгоценностями.  Тебя же, Егорушка, лишаю дара зрения я. Что это, по-твоему, значит?
- Только то, что мое сокровище – это ты… Драгоценнее всех на свете – за Вас, мадам Екатерина, я в ответе.
Мужчина скрепляет свои слова долгим поцелуем в нежные уста госпожи Екатерины.
-Так-таки скажешь мне, господин Егор, какие мне сокровища покрасовать на сегодняшнем торжестве?
- Солнышко, тебе идет абсолютно все. Но скорее всего к твоему пышному платью с декольте пойдет вот это колье. Посмотри, как оно сверкает. А эти бриллианты в сочетании с изумрудом  - то, что надо.
Он примеряет колье на ее красивой с упругой кожей шее.
- Будь я проклят, если не прав, но оно делает тебя еще более прекрасной.
Целует шею.
- Ах, Егор, (ворошит его  волосы) после, после. Не портить же наряд.
- Дождусь ли я окончания празднества? Да и в общем-то я ревную… Там же будем не только мы – наша семья, но и чужие люди.
Раздается стук в дверь. Мужчина подходит и открывает ее. Появляется горничная:
- Господин, я пришла напомнить, что до праздника осталось два часа. Уже звонила матушка мадам и извещала о приезде старшего брата мадам Екатерины.
- Благодарю Вас, Машенька. Что-нибудь еще?
- Да, вы поедите на машине или в карете?
- Ох, как мы об этом не подумали. Молодчина, Мария. Катюшенька! Что ты предпочитаешь: машину или карету?
- Предлагаю поразить воображение гостей и приехать в нашей прекрасной карете. Машиной ноне никого не удивишь. А вот карета не у всякого.
- Мария, скажите Василию, чтоб готовил лошадей. Едем в карете.
- Слушаюсь, господин.
Служанка приседает в книксене.
- Господин, завтрак будет готов через полчаса. Вам необходимо подкрепиться перед празднеством.
- Спасибо, Маша, можете идти. 

2.
- Стоило нам с тобой прожить вместе 50 лет, чтобы вновь увидеть наших детей! В наши времена это - невиданная роскошь: увидеть детей. Надо же, вспомнили о нас, когда стукнуло 50. Мать, а, мать! Ты меня слышишь, 50 лет совместной жизни.
- Не брюзжи, Захар, как древний старик. У наших славных детей своя жизнь. А ты знаешь, какая сейчас жизнь… С утра до ночи не присядешь, а то, быть может, и ночью не уснешь.
- Знавал когда-то и я, отчего ночью не засыпают. Ну, да теперь, слава богу, я хорошо  сплю ночами.
- Так я про то и говорю, что теперь времена другие – совсем по другим причинам люди по ночам не спят. Вон Лизавета наша до сих пор бездетная. Спрашивается, чем она занимается ночами?
- Дурная башка – эта твоя Лизавета. Покрутила бы задом, помахала ресничками - вот бы кавалера и подцепила. А где кавалер, там и детишки. Ни тебе, мать, мне все это рассказывать.
Пожилой мужчина, в меру упитанный, с шикарной седой шевелюрой, одетый в белую рубашку и  темно-синею тройку с позолоченными пуговицами (а может они и золотые, не берусь утверждать с достоверностью, ибо они достались ему еще от его родителей, а отец его отца, будучи купцом, приобрел их, по преданию, у араба, выменяв на большую бутыль браги и русскую материю), сидел в широком кресле, шитом из панбархата. Его величественные ноги, обутые в черные лакированные туфли, покоились на пуфике. Сам же он раскуривал трубку, сделанную из какого-то заморского дерева и лакированную под слоновью кость так, что все и думали, будто у отца семейства трубка из слоновьей кости.
Женщина, уже в годах, но на вид несколько моложе мужчины, напротив, не сидела, а постоянно двигалась. Она то подходила к зеркалу, поправляя прическу, то стояла в задумчивости у окна, то вновь возвращалась к зеркалу – на сей раз, чтобы вновь удостовериться в совершенстве своего наряда. Темно-золотистое вечернее платье, которое слегка не доставало до пят, пышными складками струилось по ее телу, которое отнюдь не потеряло очертаний, как это обычно бывает у пожилых дам. На ногах ее были кожаные с лакированной отделкой темно-золотистые туфли, каблучок которых не был шпилькой, но высота его составляла сантиметров шесть. На платье красовалась брошь – красивый большой рубин. А складки на шее скрывали бусы из рубина на черном бархате. Надо сказать, что и в прическе мадам не было никаких укоризн:  парикмахеры за ее-то щедрые вознаграждения готовы были сотворить шедевр русского искусства. Во сколько обошлась прическа, муж, конечно же, не догадывался. Иначе, по выражению же мадам, его раньше времени «хватил бы Кондратий», а он не успел еще написать завещания.

Вернемся к пути следования дамы по комнате: иногда она подходила к мужу и клала свою маленькую, но еще вполне красивую ручку мужу на  плечо. Он всякий раз неизменно ее гладил:
- Не переживай ты так, дорогая. Это же просто семейный обед. Поели – попили и разошлись. Что ты будто в первый раз.
- Нет, ты не понимаешь… Придут же друзья, а дети – много ли я их по телефону наслушалась? Звонят редко, а не приезжали уже сколько лет. Тем более это глупое соглашение, чтоб  встретиться только на торжестве. Видите ли, им не захотелось волновать нас перед мероприятием. Да какие к черту волнения! Я сейчас больше извожусь, когда мне нужна их поддержка!
- Не надо только устраивать истерик. Они не хотели не тебя волновать, а себя дорогих жалели. Быть может им стыдно посмотреть тебе в глаза, а вдруг ты их спросишь: чем занимаются, да почему их столько долго не было не видно и не слышно.
- Не говори так плохо о детях, они же твои! Вот Иван и Катенька сразу же нас известили о своем приезде…
- Вот и видно, кто мои дети. Хотя точно ли они мои? (Хитро улыбается в пышные усы, не вынимая трубки изо рта).
- Побойся бога, Захар! Что ты такое говоришь? Уж я ли не была тебе верна всю свою жизнь?
- Ну-ну, сейчас это уже не так важно.
Дама, гневно топнув ножкой, отходит от мужчины. Он про себя: «Как она мне нравится, когда злится. А ее глаза – сверкают будто молнии. Я, наверное, и женился тогда потому, что она умеет сердиться. Да уж, были любовники или нет – не могу сказать. Не видел и не слышал, хотя страстно ревновал. Если бы увидел, наверняка бы убил… любовника, конечно.  А ты все так же прекрасна, милая…»
- Ты прав, дорогой.
- О чем это ты?
- Я все так же хороша собой только для тебя.
Мужчина, потеряв дар речи, в растерянности смотрит на жену.
- Милый, мы с тобой 50 лет вместе, а ты все еще удивляешься, как юнец. Закрой, пожалуйста, рот и продолжай курить трубку. А то она упадет на твой костюм и опалит его, к тому же, когда ты куришь,  ты лучше соображаешь.
- Как ты догадалась, о чем я думаю? Ты всю жизнь скрывала, что фокусник?
- Ты же сам смотрел так пристально на мою спину, что, даже глядя в окно, я почувствовала на себе твой взгляд.  Но он был очень-очень теплый и ласковый. Я поняла своей женской интуицией, о которой ты, видимо, слышал, что дорога еще тебе. За это тебя я и благодарю.
Она устремила свой взгляд на улицу. А ей со второго этажа кирпичного дома открывалась довольно не плохая панорама. Там внизу, километрах в трех, заканчивался крутой берег. И струилась, бурлила своенравная река, которая изредка, но угрожала затопить  их «крепость». Река довольно широкая, но и отсюда хорошо видны очертания противоположного песчано-каменистого берега. Водная гладь отблескивала на солнце, как мишура. Листья на деревьях трепетали от свидания с ветром. А чуть правее, чем находился дом, там, на берегу, где было поменьше камней да побольше песка, где спуск был не так крут, купалась детвора. Купались без всякого присмотра – в деревне сам себе хозяин пока мал, а потом и не до купания будет, когда будешь готов к работам по хозяйству.
- Захар, что-то холодно. Подбрось дров в камин.
- А, матушка, старость косточки одолевает, - проворчал ее муж, нагибаясь к поленнице около камина. Камин из красного кирпича и до того был полон дров. Но видно  в полумраке комнаты и в душе дамы сквозил ветерок предвкушения праздника. 

3.
Ресторан был уже готов.
Как и заказывали, зала была украшена живыми цветами, которые так любит мама. Горело бессчетное множество свеч. Свечи – это тонкий расчет хозяина. Захар Семенович только ворчит да делает вид, что к  «готовке» совсем не причастен, но в то же время cам втихую берет все под свой чуткий контроль. Куда без его «водительской» руки! Свечи как нельзя лучше вписывались в интерьер. Они создавали ощущение тепла и надежно скрывали холодный свет электричества. Стол ломился от яств. Чопорные официанты ждали своего часа. Да, нынче они постараются услужить посетителям. Как бы то ни было, а заплатили им прилично и еще пообещали столько же, если все будет совершенно.      
За закрытыми дверьми ресторана царило суетливое ожидание праздника. Ожидание это проявлялось во всем. Казалось, что даже божественное солнце желало присутствовать за столом. Оно так горячо пронзало своими лучами окна, что даже шторы не могли помешать щупальцам Ра проникнуть в ресторан.
Местные бомжи, прослышав о намечающемся празднике людей из другого мира, который, по их мнению, населяли лишь удачники, крутились уже тут. Недалеко от ресторана находился сквер, густо засаженный дубами, соснами и лиственницами. В сквере множество разнообразных лавочек и беседок. В прочем, последнее достижение человечества большую часть времени пустовало. В этом поселке, когда-то считавшемся верхом сельской культуры  и благополучной жизни, давно уже не стало молодежи. Нет, конечно, есть маленькие детишки. А те, что постарше, давно в городе. В деревне делать нечего. Вот и остались здесь только любители сельской жизни, природы или просто те, кто не смог мало-мальски пристроиться там, в каменном граде. Поэтому большинство беседок и лавочек подернулись паутиной и покрылись слоем пыли и земли, натасканной ветром и прибитой чуть ли не намертво дождем. Некоторые сидячие места пользовались большим спросом, видимо от того краска на них была блеклой не от природы, а стертой штанами, юбками, плащами, пальто…
Если ты человек состоятельный, нет у тебя изнуряющей обязанности ходить за скотом и каждый божий день начинать все заново по хозяйству, то ведь от безделья, сидя дома, можно с ума сойти. Вот и приходят сюда одинокие дамы, горожане, променявшие бетонные квартиры на деревянные постройки, дедушки со своими малыми внучатами посидеть в тени деревьев. Кто-то читает романы, вспоминает молодость и с грустью думает о будущем. Кто-то просто забывает всю действительность и придается умиротворяющему спокойствию шелеста листвы. Излюбленные места – что может быть прекраснее?
Бомжи, подрастеряв все свои привязанности, кроме водки да излюбленной лавки, собрались, как обычно, на совещание в сквере. Что для нас бомж – нечесаное существо с пропитым лицом в рваных одеждах, плохо пахнущее, да и вообще на человека-то с трудом похожее, вызывающее бурю отвращения? Есть, конечно, и такие представители. Но это люди совершенно деградировавшие. Большинству же бомжей ничто человеческое не чуждо. Хочется им, черт возьми, хорошо одеваться, мыться душистым мылом, аппетитно завтракать, обедать и ужинать, а также потягивать запотевшую водочку перед телевизором, желательно в теплой квартире на диванчике. Желательно!... Но так в жизни не бывает. Всегда что-то одно. Либо ты потягиваешь водочку, либо ты на диване перед телевизором. Оно же получается как у богатых. Хочется им непомерного состояния и спокойствия. Но достается почему-то первое, второе же только снится в беспокойном сне. Бомжи, устроившиеся в сквере, принадлежали как раз к тем, что опустились не до границ человеческого обличия. Были причесаны, умыты, хотя и в старой застиранной одежде.
- Вован, ну чё будем делать? Как-то надо, так сказать, пищу раздобыть. Не все же этим расфуфыренным  должно везти.
- Ты, Колян, не горячись, надо подумать, как подсуетиться. Щас Додик придет, обсудим.
Вован когда-то был Владимиром Степановичем и работал в школе учителем. Но зарплата никакая, дети мал мала меньше, вот горькая и захлестнула его. Жена сначала обижалась, умоляла, просила, корила, грозила.  В конце не выдержала и прогнала Вована. Он же подумал, что черт с ней, с женой, выпить он и без нее найдет с кем. Так даже лучше - без нее да без детей, вечно голодных, мерзнущих и просящих игрушек. Никто, так сказать, мешать не будет.
Колян по помойкам и теплотрассам ходит гораздо дольше Вована. Почитай с самого малолетства. Семья алкаша-тирана, заставлявшего пацана воровать и жестоко бившего, если тот возвращался без наживы, вынудила Кольку идти своей дорогой. Должно было бы выработаться у Коли отвращение к водке, но то ли гены, то ли простое желание согреться, пристрастило его к напитку.
Подруги их, болевшие с похмелья, сидели тут же, безмолвствуя. Красота их давно была пропита, лица не выражали ничего, кроме мучительной боли и желания опохмелиться. Но они знали, как и повенчанные бутылкой мужья, что никто в их постель не ляжет, кроме этих, связанных одним зельем.
Додик, главарь, появился как обычно бесшумно и с эффектом внезапности. Любил он держать всю стаю, так они называли себя, в заинтригованности. А его любили за то, что Додик умел сохранять мозговые клеточки в рабочем состоянии. Хотя пил наравне со всеми, но соображал куда быстрее и лучше. Как его зовут на самом деле, знал только сам Додик.  Гнусавость голоса, причиной которой, наверное, стали аденоиды, обеспечила ему его нынешнее имя – Додик. Он, детдомовский, привык вырывать у жизни кусок с самого малолетства. Вот и сейчас у него был готов план покушения на ресторанную еду, аж слюнки текли.
- Привет вам, братья и сестры. Что, спеклись в ожидании?
- Да здравствует наш Додик, - хором отвечала стая.
- Значит так, видимся мы часто и нет надобности обсуждать обычное. Лишь напоминаю, что срок сдавать в общаг завтра. Сегодня разделимся: пища - временный улов, нужно и о большем подумать…    

4.
Он пробирался по улочкам своего детства  в старом поношенном пиджаке с симметричными, однако, заплатами на рукавах. Воротничок его рубашки был несколько затерт и застиран, а брюки, купленные много лет назад, идеально выглажены со стрелочками. Он шел со смешанным чувством радости, вины и отчаяния. Отчаяния за свою не оправдавшую надежд жизнь, за то, что он, неблагодарный сын, лишь во сне вспоминал о своих родителях, брате и сестрах. Наяву же он усердно старался гнать от себя мысли о них, они непомерно ранили его, его самолюбие.
Иван ушел из родительского дома, когда ему только-только исполнилось 14 лет. Был молод, был горяч. Считал, что ему – мужику – ни к чему тратить время над учебниками, он и так все знает, все может. Все может! Родители были против. Уговаривали, увещевали, но не удержали. Не помог ни замок на его комнате, ни наспех сооруженные решетки на окнах, ни родительский ремень. Убежал Иван. Решил идти в город, на завод в подмастерья. Время раньше было другое, жизненный уклад не такой, как сейчас, вот его и взяли в подмастерья электрики. Да что говорить: молодой, неопытный, зарплата ему полагается меньше, а работы можно взвалить побольше. Никуда он не денется, а уйдет - и бог с ним. Другие найдутся. Так он и остался в городе. Жил в подсобке у сторожа, помогал ему в работе, а тот, видавший виды седой старичок, жалел парня, подкармливал бывало его.
Жизнь для Ивана казалась сначала удивительной. Вот он в городе! Значит, городской человек – престижно. Сам зарабатывает. То-то удивились бы родители. А что зарплата малая, так ничего, это поначалу, потом он заработает больше. А сколько работы ему на самом деле полагалось, он и не знал.
На заводе были и другие молодые парнишки, искавшие себе работу, чтобы был кусок хлеба. Гнала их бедная жизнь. У кого-то была старушка-мать. Кто-то бежал от пьяных родителей. Были и такие, кто почитай никогда и не знал своих родных. В этой молодой ватаге были свои законы, которые, правда, не выходили за рамки своего времени.
- Васек, слышал, в бригаде Палыча появился новенький батрак…
- Да, говаривали ребята. Вроде парень ничего, - отвечал Васек, потягивая самокрутку в задымленном и сыром подвале завода.
- Ничего-то, ничего. Однако, он неприкаянный. Слоняется тут, не зная о нашей партии. А мы ведь сила! Сила тем больше, чем значительнее ее коллектив.
- Так, надо вербовать его. Вот ты, Сергей Иванович, бери его в раскрутку. Только осторожнее, может он уже у них состоит. Больно быстро его взяли на работу. Да еще сразу к электрикам. Почитай, работа ни такая пыльная, как у нас – столяров.
Иван же ничего не подозревал о противоборстве рабочей партии и верхушки. Он вообще не знал, что есть такие группы. Наивно полагал, что все равны и всё равно. А управляющего никогда не видел, но уважал и подозревал, что это очень сильный и очень богатый человек.
Иван с широко открытыми глазами в ту пору продолжал впитывать заводскую жизнь, новое дело и прислушиваться, примеряться к городу.
Для него был полной неожиданностью визит высокого рыжего парня из бригады столяров. Он его заприметил уже давно. Рыжие вихры вечно были в ворохе стружек. Руки черные от смазки. Парень этот смешно все время щурился. А когда работал, то было ощущение, что он при этом что-то все время ест. Никанор Савич ему тогда объяснил, что у Рыжего такая привычка: помогать себе ртом в работе. У Ивана еще тогда сложилось мнение, что Рыжий не доедает и, наверняка, представляет себе не доску, а стол с сытной едой. Тем более, что у Ивана так бывало иногда. Смотрит он на голубя за окном из своей сторожьей хибарки, и представляет себе, что это жирный гусак выхаживает, а через мгновение сочный и аппетитный он лежит перед ним на блюде. И так это реально, так вкусно, что невольно Иван начинает шевелить губами – пережевывать воображаемую пищу. 
Сергей Иванович разработал свой план по вербовке новенького. Он решил его не запугивать, как обычно это делал, а поговорить по-толковому. Тем более что Савич, из их же партии, сказал, что Ваня толковый, он не из простофиль, грамотный. А потому нельзя брать его штурмом. Нужно все по порядку, может и выйдет толк.

Иван Захарыч брел, погруженный в свои воспоминания. Он мало смотрел по сторонам, хотя уже довольно долго не видел родных мест. Но эти до боли знакомые и за столько лет изменившие свои формы окрестности заставляли его вспоминать и переживать, оценивать свою жизнь. Шел он сосновой аллеей, которая уперлась верхушками в небо, а ведь когда он уезжал, то деревья были молоды и зелены. Он вдыхал полной грудью, впрочем скорее уже чахоточной, этот свежий и живительный воздух. Он впитывал родину и вспоминал, видел как бы со стороны свою жизнь.

- Поклон вам, труженики! Хорошо работаете, Никанор Савич, красиво… А что Ваш  помощник молчит, не здоровается со старшими товарищами? Или он чуждается нас? А ведь не хорошо – все рабочие братья, потому как связаны общим трудом на благо нашей Родины!
Иван хоть и был упрям, да стеснялся новых людей. Он криво улыбнулся:
- Здравствуйте. Я ж еще не привык… Да и целый день стараюсь постичь дело, как-то некогда смотреть по сторонам.
- Ну-ну, брат, ты не обижайся. Я вот зачем пришел. Сегодня у нас будут литературные чтения. Значит, это, просвещаться будем. Савич-то давно ходит в нашу библиотеку. Ну и ты, значит, Иван, как там тебя по батюшки?
- Захарович, я…
- Вот и приходи, коли ты человек образованный и не чуждаешься своего брата-труженика. Ну бывайте, до вечера.
Иван озадаченно почесал затылок:
- А что, Никанор Савич, много грамотного народа на заводе, что литературные чтения устраивают?
- Мнооо-го. А ты и сам вечером увидишь.
Усмехнулся Иван, качнув пышной шевелюрой:
- Вот те на! А я убегал от учебников, а попал к грамотным. Черт, я ж думал, что рабочие не смыслят в буквах!
- Не богохульствуй, дурень. От книжек бежал! Да будь моя воля, я бы за ними всю жизнь просидел, – мечтательно проговорил добряк Савич, закручивая пальцами, прожженными самокруткой, усы.
Работа в этот день как-то спорилась лучше обычного. Крупный, плечистый, но уже в годах Савич после визита Рыжего был необыкновенно бодр и еще более добр, учил, помогал, давал советы. У Ивана как-то приятно клокотало и щекотало в груди. Он уж и сам не раз вспоминал о книжках. А тут испытавшие жизнь не понаслышке трудяги-рабочие устраивают читальню. Верно, обсуждают прочитанное, смакуя папиросу, а потом идут домой с горящими глазами, просветленные и еще долго-долго не могут уснуть: так себе Иван рисовал это удивительное для завода занятие…

5.
После работы, когда уже вечерело, Савич, уловив пытливый взгляд Ивана, сказал:
- Сейчас, сынок, идем по домам. А вечерком, часиков этак в 9, я за тобой зайду. Коли мне это Сергей Иванович поручил. Ты у сторожа, кажись, обитаешь? Ну, давай, покедова.
Усталой походкой, опустив плечи, пошел Никанор Савич, но вдруг словно что-то вспомнил, обернулся:
- Да, Иван, ты это, прибери себя к вечеру-то в порядок, умойся. Наши уважают чистых да грамотных…      
Весь вечер до условленного часа не покидало Ивана волнение. Он словно чего-то боялся, метался, потерявшись в закоулках своей души и предчувствий. Не забыл он наставлений Савича, сбегал к реке, умылся, обтерся, разогнав неспокойную кровь по молодецкому телу. Ваня за последнее время, будучи трудягой, привык к своей черной коже, закопченной грязной атмосферой  цехов.
Когда было уже совсем темно, пришел его напарник:
-Ну, того Иван… пошли, что-ли, на сбор. Я гляжу, ты приготовился, как следует. Это и правильно. Мероприятие то культурное, не чета забегаловкам.
-Да вот что-то не спокойно у меня на душе. Как перед учителем в школе было. Вот же бежал от читок и опять туда же…
- Ну, ну.. Сам все увидишь и услышишь. Некогда лясы точить, пошли.
Дорогой каждый шел угрюмо, погружаясь в свои мысли. В коллективе их мало было грамотного народа, что   правда, то правда. Если считать на пальцах, то загибай раз или два – вот и обчелся. Иван был нужен, как грамотный. Умных в цехах и любили, и ненавидели. Начальство, заправлявшее заводом, не было его владельцем, но тесно было взаимосвязано с первыми людьми города, к тому же эти люди были богаты. А деньги всегда делают деньги. И наплевать капиталу на нужды бедняг. Лишь была бы выгода, и копейка берегла капитал. Начальство было грамотное. Ловкое да хитрое. Такое простым натиском не сломить. Требовался рабочим такой человек, который мог противостоять этим же самым верхушке. Но кто пойдет из грамотных на завод? Кто рискнет своим местом и свободой? Знал об этом всем Савич. Шел и мучительно думал: уж не ошибся ли Рыжий в Иване, поможет ли он им в борьбе… Шел и чувствовал на себе ответственность – Иван его напарник, а значит должен был Савич его подготовить… Должен, но не рискнул, смалодушничал, испугался испортить дело. А как-то там теперь все это повернется?
Иван шел в ногу с Савичем, тоже хмурил брови, чувствуя тяжелое настроение своего соседа и испытывая щемящее предчувствие в груди. Но шел, назад пути не было.
Очнулся от забытья Иван только возле сарая, располагавшегося на территории завода. До этого он как солдат, смотрящий на офицера, идущего с правого боку, следовал с ним. Теперь же он увидел этот сарай, куда входил Савич после условного стука и мелькания тени в отверстии двери, которое, по-видимому, было глазком. Почему библиотека в сарае, удивился Иван, но тут же подумал, что у рабочих все должно быть просто…

6.
В сарае находилось много народа, в центре был сооружен помост, который пустовал. А кругом по всему периметру сарая сидели на корточках, стояли, смолили самокрутки рабочие. Здесь были одни мужчины. Одеты по-рабочему, но видно, что  в выходной одежде. Савич осмотрелся:
- Не видать еще «бригадира». Подождем.
- Да, ну и народа тут! А что читать-то будем?
- Сам увидишь, погоди.
Савич оставил Ивана, а сам пошел к мужикам, которых хорошо знал. Иван видел, как Савич пожал им руку, и они стали что-то обсуждать.
Иван стоял в стороне, к нему никто не подходил, и он стеснялся в этой чужой обстановке. Как приметил Иван, вход в «библиотеку» охраняли двое сильных парней, которые стояли, прислонившись к двери, пытаясь рассмотреть через дверные щелки: что там на улице.
Вскоре со всеми осторожностями вошел в сарай высокий вороной парень, которого чуть поодаль сопровождал тот самый Рыжий. Все обернулись на этих двоих, стали выкрикивать слова приветствия, и даже как-то само собой раздвинулись, образовав коридор. Вороной с Рыжим прошли сразу на помост. Шли они  уверенно, решительно. Тут же возле Ивана возник Савич, подталкивая поближе к помосту. Вороной встал, приосанился, расставил ноги на ширине плеч, осмотрел всех пристальным взглядом. Народ молчал, все вглядывались в Вороного.
- Добрый вечер, товарищи! Мы собрались с вами на очередную сходку с тем, чтобы укрепить наши позиции, разработать дальнейший план и принять новых товарищей.
Иван смотрел на все это, не понимая, при чем тут библиотека?
- Сейчас Сергей Иванович отчитается о проделанной работе. Потом мы проведем беседу с новичками и дальше станем решать, что делать. Всех устраивает повестка?
Со всех сторон послышались одобрительные отклики.
Вперед вышел Рыжий:
- Здравствуйте, товарищи. Работа за права рабочего класса идет полным ходом!
Рабочие одобрительно зашумели, Сергей Иванович поднял руку.
- Товарищи, уже проведена агитация среди всех цехов, сформированы рабочие ячейки, готовые бороться за свои права. Подготовлена основная база нашего выступления: заготовлено оружие! Но впереди самое главное. Необходимо разработать стратегию нашего действия. Написать  прокламации…  И для этого нам нужны грамотные люди!
Кто-то из толпы выкрикнул:
- Интеллигентов на заводе не водится! Где грамотных взять?
Вперед опять выступил Вороной:
- Есть у нас грамотные. Вот Сергей Иванович грамоте обучен, я ее знаю. И еще один человек есть. Он сегодня здесь, и нам его нужно принять в наши ряды. Без его головы дело трудно будет идти. Так, Савич? Ну, представляй своего подопечного.
Савич толкнул Ивана к помосту.
- Зачем, Савич?, - испугался Иван.
Савич ему шепнул:
- Иди, иди. Тебя зовут. Ты - единственный грамотный.
- Товарищи, уже несколько месяцев в нашей бригаде работает Иван. Он из интеллигентов, но бежал от роскошной жизни! Он насквозь пропитан нашим, рабочим духом! Иван - честный и деятельный. Хорошо разбирается в грамоте. Давайте примем его ради дела нашего.
Рабочие зашумели, захлопали в ладоши. Опять слово взял бригадир:
- Иван, ты сам-то как относишься к нашему делу? Хочешь ли бороться за права рабочих? Поможешь ли нам своей головой?
- Буду рад служить доброму делу товарищей, - нашелся, как ответить Иван.
Все опять одобрительно заговорили.
- Товарищи, давайте голосовать. Кто за то, чтобы принять в наш штаб Ивана-грамотного?
И Вороной сам первый поднял руку. Вслед за ним подняли и остальные.
- Вот, Иван, теперь единогласно ты наш! Тебе поручается составление прокламаций и участие в разработке стратегии. За это ты и будешь отвечать на собраниях.
Так Иван стал своим человеком среди всей рабочей братии. С утра до вечера они работали, а вечером заседали на квартире у Сергея Ивановича  (большинство других жили в бараках). Они составляли листовки с призывами бороться за лучшую жизнь рабочих, думали, как лучше выступить против начальства.
С момента избрания Ивана прошел уже год. За это время жизнь рабочих не улучшилась. Кровь мужицкая кипела от обиды и подогреваемых листовками противоборствующих настроений. То тут, то там в цехах случались стычки сочувствующих разным сторонам.
- Сергей Иванович, пора бы нам уже выступать всей нашей мощной силой. За год проведена хорошая работа. Много на нашей стороне…
- А не побоятся ли они, Ванюша, выступать против власти. Коли не получится у нас, то всех поувольняют, а хуже того - посадят в тюрьму! 
- Волков бояться - в лес не ходить! Думаю, Иван прав, нельзя больше тянуть, пора выдвигать наши требования, - сказал свое весомое слово бригадир. 
  - Мы до этого времени все ходили вокруг да около. Настал важный момент, час истины – нам нужно решать, кто пойдет с требованием к начальству…
Сергей Иванович первый выступил с предложением:
- Эту почетную миссию должен выполнить ответственный и в доску НАШ человек. Предлагаю две кандидатуры: Савича и Ивана.
- Ну, две - это много. Тут такой принцип: один – дипломат, а двое – уже штурм. Нам нужно объявить войну, а не заставить их забаррикадироваться в кабинете. Выбирать нужно одного. Кандидатуры я поддерживаю принципиально. Савич – опытный, смекалистый, не струсит. Иван - грамотный, вояка, доказал за год нам свою полезность. Какие еще будут предложения?
- Я предлагаю Савича или Сергея Ивановича, - сказал Ваня.
- Сергею Ивановичу, как и мне, нельзя. За нами давно уже шпионят. Чуть мы на пороге у начальства появимся, уж найдут, как нас не пустить… Знают, что мы сила, - многозначительно подмигнул бригадир. Савич, давай, говори теперь свое решение.
- А что тут говорить, и так понятно. Иван молодой, энергичный – ему и карты в руки. А я уж  - на организацию поддержки, так сказать, соберу рабочую силу с оружием.
- Итак, все высказались за две кандидатуры: Савич и Иван. Давайте теперь голосовать, кто за кого. Кто за Ивана?
Все, кроме Ивана, подняли руку. 
- Иван, ясно, за  Савича. Но, брат, извини, большинством – ты избран.
- Теперь давайте решать: в какой день.
Решающей была избрана пятница, которая должна была наступить через шесть дней. За это время нужно было оповестить всех. Написать начисто большой лист требований. Организовать сплоченность и точность времени действия. Все было на совести бригадира, Сергея Ивановича и Савича. Только подготовка листа с требованиями к начальству лежала на плечах Ивана.
 Пятница с самого утра была приветлива: солнце ярко заливало двор перед избушкой сторожа, где жил Иван. Ветерок приветливо трепал его чуб. Иван с вечера никак не мог заснуть. Он боялся, что не заладится, что-нибудь сорвется. И просто мысли о предстоящем дне не давали ему покоя. Он был горд, что ему доверили такое дело. С утра умылся, оделся как на собрание в их «библиотеке» и пошел в условленное место недалеко от завода, где еще раз должны были собраться все «начальники».
- О, Иван, здорово! Ну как, мандраж бьет?
- Здорово, а давно вы тут?
- Только подошли. Ты ничего не пропустил.
- Итак, товарищи, все ли готово? Савич, во сколько выступят все рабочие к корпусу начальства?
- Как и было условлено, всех приведу к десяти часам в холл, все будут вооружены: несколько десятков ружей, несколько наганов, ножи, топоры, рабочий инструмент. Настроение боевое.
- Молодчина, Савич. Сергей Иванович, докладывай ты.
- Охрана будет взята в 9.30, как только Иван зайдет в кабинет начальника, мои люди там прячутся с вечера. По приходу всех рабочих и соответственно переговоров Ивана, все выдвигаемся на захват руководства.
- Молодцы. Иван?
- Заявление при мне. Вот оно. Текст не менял.
- Зачитывай, брат. Все должны быть уверены друг в друге.
«Законопроект о правах рабочих
Коллектив рабочих завода требует принять новый закон о правах рабочих, согласно защите прав граждан.
1. Нормированность рабочего дня. Работа не более 8 часов в сутки с предоставлением обеденного времени, выходных дней, отпуска 2 месяца.
2. Пересчет себестоимости производства и производимого продукта. Повышение зарплат до  уровня пересчитанной себестоимости. Реальная оценка труда.
3. Предоставление жилья каждому рабочему.
4. Создание комитета по защите прав рабочих (от каждой коллективной ячейки, каждого цеха).
5. Возможность получения выходного пособия при увольнении.
6. Оплата доктора при болезни.
7. Выделение приемных дней начальства для всех рабочих завода.
8. Уважительное отношение к рабочим.
9. Обоснованность увольнений.
10. Ликвидация самопроизвола бригадиров на местах.
За сим подписались все рабочие завода. Лист с подписями прилагается.»
 - Молодец, Иван. Пусть они только попробуют сопротивляться! Мы им устроим!
- Итак, Иван, в 9 часов 25 минут  ты уже должен зайти в кабинет. Сверим, товарищи, часы. Осталось два с половиной часа. Сейчас, чтобы не вызывать подозрения, все на рабочие места. Как ни в чем не бывало!
На заводе закипал новый рабочий день. Все шло обычно. Только люди периодически подмигивали друг другу. Похлопывали дружески по плечу.
В 9 часов 15 минут. Иван вышел из цеха, пересек двор, зашел в холл конторы руководства. Путь ему преградила охрана. Иван показал заранее изготовленную бумагу с гербовой печатью:
- Важная информация для самого!
- Ага, только где ты ее взял?
- Выкрал! Скажите, что пришел Иван Гранин из бригады электриков второго цеха с информацией о готовящемся покушении на руководство. И передайте, что у меня есть доказательство!
Пока один охранник бегал к начальству, второй пристально наблюдал за Иваном. Иван вел себя естественно и спокойно, ничем, кроме конверта, не возбуждая подозрений. Вскоре вернулся охранник.
- Велено проводить тебя. Пошли. Только, смотри, без фокусов! Знаем мы вашу братию.
Они вошли в большой кабинет, обставленный роскошной мебелью, на полу лежали ковры, а сам Петр Ильич сидел за лакированным большим столом, возвышаясь над ним как айсберг. Он сказал своим глубоким бархатным голосом:
- Проходи, проходи, сынок. Рассказывай, не тая, что там готовится.
- Здравствуйте, Петр Ильич. Информация сугубо конфиденциальная. Я никому ничего не сообщал. Прошу приватной беседы.
 - Григорий, иди, охраняй снаружи. Если что, крикну. Проверь только, есть ли у Ивана оружие.
Григорий быстро ощупал Ивана и вышел, закрыв дверь.
- Рассказывай, сынок, все как на духу.
- Я пришел к вам сказать, что рабочие не довольны своим положением на заводе. Нас унижает ваша политика, беззаконие, мы хотим жить достойно.
Петр Ильич сидел в кресле, скрестив руки на груди.
- Вот, Петр Ильич, законопроект о правах рабочих на заводе. Ознакомьтесь с ним. Меня ждет весь рабочий коллектив, сейчас они, - Иван взглянул на время, – да, уже  стоят в холе конторы и ждут, что мы скажем им. Если вы пойдете на принятие этого закона – мир и покой будут восстановлены, если нет, то весь завод разнесут.
Петр Ильич отвечал спокойно, не моргнув и глазом, не поведя плечом:
- Иван, сынок, я вот все думаю, ты-то как сюда ввязался. Ты же из интеллигентных, должен понимать: ЧЕМ все это закончится. Ну, пойду я на ваши условия и разорюсь! Где вам работать? Мы и так по-божески к вам относимся. А вы! Вот ведь, простолюдная братия всегда так, сам бы в кустах да хаял хозяина. Ну, пойдем, что-ли, к народу.
Иван стоял склонив голову. Ему даже показалось, что начальник уже давно все знал. Иначе, как объяснить осведомленность его о Иване. «Что же ТЕПЕРЬ будет?» - испугался Иван.
Они с Петром Ильичом вышли на лестничный пролет, возвышавшийся над холлом конторы, оказавшись как на трибуне. Толпа, завидев их, заволновалась, зашумела. Раздавались выкрики угроз. Кто-то  махал топором над головой, грозясь расправиться с Петром Ильичом.
Начальник сам поднял руку и призвал всех к спокойствию:
- Мне понятны ваши требования. Я согласен с ними. Хорошо, что вы показали на недостатки работы моих заместителей. Но непростительно, что вы сорвали рабочий день. Завод понесет убытки… Непростительно, что вы незаконно взяли оружие в руки и пошли на свое руководство.
Толпа зашумела, разгневавшись: как он смеет с ними так говорить, если они могут в счет его убить.
- Одумайтесь пока не поздно, разойдитесь с миром.
- Да что на него смотреть! Хватай его. Новую власть на завод!
В то время как несколько смельчаков кинулись к лестнице, за дверьми конторы послышались выстрелы, выкрики, брань. Толпа, не вмещавшаяся в холл, отпрянула от дверей во двор. Те, что были ближе к выходу, уже разбежались, те, что внутри здания, были зажаты в тиски стражами порядка. Петр Ильич скрылся в кабинете. Нескольких смельчаков повязали с особой жестокостью. Но больше всех, пожалуй, досталось Ивану. Он был ближе к директору, а значит, от него больше исходила опасность, так решили правоохранители.
Ивана судили, как организатора бунта. Вороной на него первым указал. Мол, это все он. А им безграмотным куда – они бы сами этого не придумали. Иван же считал, что он порядочный, и сдавать товарищей не может. Поэтому всю вину взял на себя. Вороного и Сергея Ивановича осудили на бесплатные работы на благо завода в течение года. Ивана посадили на двадцать лет. Чтобы другим неповадно было.
Уже позже от сокамерников, среди которых оказался и один рабочий завода тех дней, Иван узнал, что начальство заранее знало об их плане. Петр Ильич оттого и был спокоен, что готов был их принять. И Ваню неспроста отправили первым, страховали свои жизни. 
Отсидев положенный срок, Иван вышел совершенно разбитый. Все, к чему стремилась его молодая душа, рухнуло. Он больше не верил в братство рабочих. Он сожалел, что глупо бежал от родителей. Он вышел нищим и никому не нужным. Ему еще повезло, что на улице было лето.
В тюрьме с Иваном сидел матерый вор, авторитет, который обещал дать Ване работу, когда он выйдет, если Ивану некуда будет пойти. Ваня понимал, что у вора и работа воровская. Вся его благородная суть сопротивлялась этому, но, поскитавшись пять дней по улице, голодный, без ночлега, он достал из кармана адрес и пошел к «бате». 
Иван шел, жадно глотая зной, он иногда припадал ничком к земле и благодарил Бога, что опять свободен. Ему совсем не хотелось воровать. Он никогда этого ни делал. Даже в тюрьме его жалели, он же -  политический.
«Батя» жил в обычной городской квартире. Без какой-либо роскоши. Он встретил Ваню дружески:
- Заходи, друг! Давно выпустили?
- Нет, недавно.
- Ну, проходи за мной на кухню. Сейчас накрою на стол, выпьем, все и расскажешь.
Он быстренько поставил закуску и бутылку водки на стол.
- Давай, за свободу!
- Я пришел к Вам оттого,  что идти некуда, и делать что -  не знаю.
- Понимаю. Без квартиры и работы. Нищий?
- Так точно.
- А где родственники?
- Родители в деревне живут. А других не успел завести - молодым замели.
- Да… Ну и дела у тебя. Ты сидел как политический, кажется? Работать по-нашему, значит, не умеешь? А мы ничего другого и предложить не можем. Сам понимаешь, со сроком кто тебя возьмет! У самого-то, какие на сей счет соображения?
-  Хорошо бы домой податься. Оно конечно и сам не знаю, как родителям на глаза покажусь. Но может начать с деревни?
- А что, может и вправду, выход. На счет денег не переживай. Обещал тебе помочь – помогу. Отдашь с первой получки. Только учти: «батю» не накалывать. Если разбогатеешь – делись. Иначе, из любого дворца тебя достану.
- Даю голову на отсечение, рассчитаюсь.
Через пару дней Ивану справили одежду и билет. «Батя» сам проводил его на вокзал.

7.
Иван шел по улицам своего детства. Боялся предстать перед родителями. Шел в печальных думах. Разглядывал дворы и размышлял: как там живется людям, о чем они думают, что в их жизни происходит, чем они дышат.
Недалеко от родительского дома стояла изба дяди Коли. Иван дошел до нее и остановился поодаль, стараясь пропитаться духом родных мест, успокоить нервы.
У дяди Коли избушка не была такой же величественной, как у родителей. Но слажена она была ладно. Выкрашена, крыша целая, двор образцовый. Великолепный сад манил своими плодами. Чего там только не было на каких-то пяти сотках. Сочная сибирская слива, словно пчелы на сотах, плотно облепила каждую веточку. Эта тяжесть материнским ветвям была почти что непосильна. Но, как любая мать, дерево, сгибаясь под тяжестью своей ноши, старалось сохранить, удержать  свое дитя. Рядом все свои соки отдавала плодам ранета, столь же щедро нарожавшая детей. Как это и бывает часто, многие дети стремились побыстрее обрести самостоятельность и без зазрения совести уже успели покинуть мать. Но куда им, несмышленышам, воспринимавшим до сих пор всю жизнь, весь могущественный необъятный мир через призму матери. Нет, далеко им не сбежать: вот они все, зеленые, с помятыми боками, тут же подле ранеты. Участь этих ранеток, оказавшихся раньше времени на земле, будет предрешена насекомыми и скотом, для которого дядя Коля заботливо их соберет с земли.
А вот и сам дядя Коля гонит корову с выпаса. Вымя подобно надутому до самых пределов шару. Соски торчат в разные стороны, вымя лоснится и, того гляди, сейчас лопнет, щедро обливая молоком своего повелителя – дядю Колю.
Дядя Коля, надо сказать, человек необычайного трудолюбия, мастак на все руки. Ему все кажется мало, всегда находит себе работу, обустраивая и обустраивая свое образцовое хозяйство. Вот и сейчас возле забора лежит несметное количество пиломатериала. Что-то собрался городить. Дядя Коля так увлечен своей скотиной, что и не замечает Ивана, стоящего неподалеку от его сада. Корова Зорька черно-бурой окраски видимо привыкла ходить к калитке вдоль забора, а тут, как назло, ее хозяин доски сложил. Зорька, не долго думая, решила не предавать свои традиции и поперла прямиком на пиломатериал. Дядя Коля очень любит животных и почитает их прямо чуть ли не за людей:
- Зорька, стой! Ты куда? Бог с тобой, доски не первый день уже лежат! Ну, давай поворачивай, здесь вон обойти можно.
Корова не обращала никого внимания на его увещевания и еще быстрее помчалась на доски, решив покорить высоту.
Дядя Коля продолжал ее уговаривать:
- Зорька, до чего ты упрямая. Вот есть две категории женщин: понятливые и не очень. Ты явно относишься ко второй! Я же тебе говорю, что ты там не пройдешь! Посмотрите на нее… Ну, нет, я так работать не могу!
Дядя Коля от возмущения, разбиравшего его, покачал головой и топнул со злости ногой. Зорька меж тем поставила свой коровий рекорд по прыжкам в высоту и довольная, словно по подиуму, торжественно, помахивая хвостом, прошла по доскам. Так корова под сердитый взгляд дяди Коли благополучно добралась до калитки. Однако медаль ей за такие подвиги вряд ли дадут, скорее всего дисквалифицируют!
Тут Иван решился окликнуть дядю Колю:
- Дядя Коля, здравствуйте! Что, не слушается подопечная?
У дяди Коли с годами зрение стало хуже. Смотрит на незнакомого мужчину и не узнает. Так и решил, что кто-то из деревенских, раз его по имени знает.
- Да вот, что-то заупрямилась. Белены, поди, объелась.
- А, быть может, родители ее - спортсмены?
- Черт их знает…  В колхозе брал телочкой. Ну бывай, мне ее еще доить.
Ивану эта встреча подняла настроение. Он и не ожидал, что его узнают. Столько времени прошло, и он, есть из-за чего, изменился. Но теперь он мог уже войти в отчий дом. Душевного запаса на это хватало.
Иван подошел к высокому забору, открыл калитку и вошел во двор. Тут же на него забрехала собака. Зло, отчаянно. На ее лай вышла молодая девушка в переднике:
- Ой, здравствуйте! Вам кого?
- Здравствуйте. Хозяева Гранины мне нужны…
- Так сегодня годовщина их свадьбы. В ресторане все собрались. Будут поздно вечером.
- А, ну извините. Зайду попозже.
- Что хозяевам передать? Кто их спрашивал?
- Ничего не говорите. Я сам их разыщу. До свидания.

8.
Пётр мало изменился с юношеских лет, хотя и перевалил его возраст за годы отчаянной молодости. В противоположность своему брату Петр старательно учился, учился делать деньги и считать их. Оно ведь копейка к копеечке, а там и до увесистого капитала недалеко. Еще в детстве он приметил нехитрую вещь, что состоятельному человеку гораздо легче живется. Бог обидел его физиономией, но зато наградил умом. Ум этот так и жужжал ему на ухо: давай Петя, докажи всем, что ты за человек, покажи им, какой ты на самом деле.
Окончил Петр гимназию с аттестатом, рябящим от одних отличных отметок. Аккуратно подготовился к вступительным экзаменам в один из престижных по тем временам вузов и успешно преодолел вершину в виде приемной комиссии. После института устроился экономистом в государственный банк, фамилия  и капитал отца поспособствовали. Собственное же усердие помогло Пете стать большим человеком, сейчас у него свой банк. Он богат, состоятелен, бодр. Но скуп. Ему все кажется мало, не хватает денег, не хватает роскоши. Он уже и забыл, что когда-то мечтал просто о велосипеде, теперь ему нужны дворцы.
Остановился он в одном из люксов местной гостиницы. Отдыхал, читал местные газеты. Приехал с женой, шофером и охранником. Жена приводила себя в порядок. Охранник суетился, красиво оформлял дорогущий подарок – антикварные часы и старинную картину. Все замечательно, но Петра Захаровича тревожил лишь один вопрос: кому достанется дом в наследство. Он приехал непременно выбить его  для себя. Оттого и роскошные подарки.
- Петя, о чем думаешь?
- Да, так. Давно не виделись. Знаешь, как-то волнуюсь.
- Все будет в порядке. Не переживай.
И он опять погрузился в свои мысли. Нет, конечно, не то, чтобы ему из-за денег нужен был этот дом. Но просто хотелось сохранить родовое гнездо. Кто лучше его это сделает? Ведь те, другие, его продадут и поделят деньги. А он… Он сумеет сберечь. А потом детям скажет: «Вот, это дом  ваших бабушки и дедушки. Это наш фамильный дом. Берегите его. Передавайте из поколения в поколение».
Петр прагматик, но в душе философ.  Сколько раз он себе представлял, что дом рушится, умирает, и нет больше никого. Нет родителей, нет дома, нет их земли. Нет частички его детства. Рухнуть легко.  Сколько раз река выходила из берегов. И он видел, как рушилась прибрежная жизнь. Постепенно рвутся корни, удерживающие старый дуб на оседлом месте около реки. Река, она ведь тоже жизнь, подмывает и подмывает скалистый или песчаный берег, обнажая и разрушая старые корни. И вот уж дуб накренился, покосился в сторону смены места, вот уж он совсем прощается с родным полуразрушенным домом. А дальше как повезет. Кого-то совсем сломит река-жизнь. Подрубленные корни высохнут на солнцепеке, угаснут все стремления к жизни, и прощай дуб, поминай как рос да звали тебя. А, может быть, упадет дуб в реку, очередным половодьем смоет его вниз по течению. Вода будет поить его вдоволь, он возьмет да и пустит корни в русле реки или тут, на вновь созданной косе. И закипит в его стволе новая жизнь, листья по весне зазеленятся, зашумят, будут приветствовать и реку, и ветер, и облака, и чаек, и восхвалять, и радоваться жизни!
Так пусть в этом доме кипит их кровь – Граниных!

9.
Майкл Ежгре в который раз пытался сопоставить план, нарисованный его умирающим отцом, с тем местом, которое, судя по всему, было указано на карте. Но никак не мог найти достоверного сходства. Вот вроде бы все так, но откуда-то взялся холм, которого нет на карте. Вот здесь слева должна быть пустошь, а тут разрыт колодец. В ста шагах от пустоши должен быть лес. Его тоже нет! Даже и следа. Просто степь. Майкл искал разные подходы. Может, с другого конца деревни заветная тропа? Нет, там и вовсе местность не подходящая. А это, черт возьми, только начало пути. Что же будет дальше. Майкл понимал, что он в чужой стране. Посмотреть документы ему никто не даст, но деньги могут сделать многое. Однако, иностранцу легко вызвать подозрение. К тому же, существенный вопрос: как не навлечь, на свою голову, конкурентов.
Майкл уже много раз обследовал все дороги, ведущие в деревню и из деревни. Ходил один далеко, до дальнего леса, пытаясь отыскать следы утерянной тропинки. Но нет. Опять провал. Везде его ожидало разочарование. Он даже хотел было пройти лесом, чтобы посмотреть, что там за ним.  Но в лесу он встретил мальчишек, которые его убедили не углубляться в лес, потому что это сибирская тайга. Зайдешь один и никогда не выйдешь. Майклу оставалось одно: найти себе подходящую компанию. Учитывая, что на кону были большие деньги, Майкл решил найти двух спившихся мужичков, которым кроме бутылки больше ничего и не надо. «В конце концов, если что-то пойдет не так, то можно их и прикончить». Эта мысль законопослушному Майклу не нравилась. Был еще вариант, который следовало испробовать раньше. Отец говорил, что в этой деревне осталась семья приказчика, которая никуда не выезжала. Следовало их расспросить. Тем не менее, Майкл понимал, что это рискованное и малонадежное мероприятие. Если они что-то и знают, то вряд ли скажут. Может быть и так, что они уже сами  все забрали.  Попытка дает возможность получения результата, решил Майкл и на следующее утро отправился с визитом в самый заметный дом деревни. Логика была проста, если дом богат, то это неспроста.
Майкл представился американским путешественником, собирающим материал о природе Сибири для докторской диссертации. Предлогом попасть в дом было простое любопытство, кто его «соседи», потому что их дом очень похож на коттеджи в Америке. А это, согласитесь, удивительно для Сибири. Тем более – для не тронутого рукой человека места.
Гранины приняли Майкла как гостя. Усадили за стол. Стали угощать, как принято на Руси. Майкл оказался не привыкшим к таким застольям. Ничего не узнал о вожделенном предмете, но и свои карты, к его чести, не раскрыл. Однако, получил приглашение на торжество по случаю юбилея совместной жизни Граниных, которое должно состояться через неделю. Майкл счастливо принял предложение,  рассчитывая должным образом подготовиться к приему и уже там не попасть пьяной физиономией  впросак, а все-таки получить от них нужную информацию.
  Вернулся он этим вечером в свой номер гостиницы поздно. Устало завалился спать. Воздух был свежий, ночной. «Какая умница - здешняя горничная, - думал Майкл,- открыла на ночь окошко. Легче будет дышать». Спал крепко, по-русски, по-богатырски.
А с утра решил посмотреть свою карту, чтобы удостовериться, что она на месте. Карты не было. Удостоверился. Стал ломать голову: вчера сболтнул лишнего? Вполне возможно: сейчас так болит голова! Может, брал ее с собой и потерял? Нет, это не возможно, он специально оставил ее в номере, чтобы случайно в гостях не потерять. Значит, кто-то ее украл. Так, карта была спрятана под матрасом.  Горничная?   «Кстати, горничная! Открытое окно!» Может, вор пробрался ночью через окно? Майкл привык, что полиция всегда разбирается с преступниками. Решил действовать немедленно, пусть поймают вора! Он снисходителен к нему не будет, даже если это горничная. Майкл отправился в милицию.
- Разберитесь, пожалуйста. Я живу в гостинице, в номере на втором этаже. Сегодня ночью у меня пропала дорогая для меня вещь. Карта, нарисованная моим отцом, который умер.
Майкла выслушали, написали заявление, сходили с ним в гостиницу и между делом  подробно узнали, для чего предназначался план, изображенный на потерянной карте.
Обещали предпринять все возможные меры и найти карту. Прошел день – карту никто не нес. Майкл пошел опять в милицию:
- Скажите, в чем дело. Почему нет моей карты?
- Понимаете, это Россия. Если здесь что-то потерялось, то найти практически не возможно.
- Я - американский поданный, и это моя карта. Вы должны ее найти, иначе я обращусь в американское консульство с жалобой и в Интерпол!
- Мы ищем Вашу карту. Все наши сотрудники отправлены на поиски. У нас есть также план выследить тех, кто пойдет по маршруту Вашей карты и поймать их! Вам даже не нужно искать путь на штольню, преступники Вас сами приведут. Тут мы их и схватим.
Майклу понравилась такая идея. Он сам не догадался до этого, как и до того, чтобы составить копию карты. Идиот!
Время бежало, оставалось уже немного дней до дня торжества этих богатых местных. Майкл все-таки решился действовать. Нужно было найти, согласно плану «В», людей, готовых за бутылку сделать все.
Майкл перед поездкой в Россию прочитал много книг, посвященных российскому быту. Он знал, что народ в основной своей массе бедствует. Нищий в России гораздо более беден, чем нищий в Америке. Но есть и такие, которые лишены всего. Они аморальны. Выброшены из общества. Теперь задача Майкла состояла именно в этом. Он должен найти такого человека. В любом случае, такой человек окажется никому не нужным и его слово никто не послушает. Безопасность полная. Главное суметь самому защититься от такого человека. Исхода нет. Нужно найти штольню, которую отец когда-то взорвал. Он сказал, что там осталось много золота. И рядом со штольней большой тайник с сокровищами и деньгами. Майкл с детства жил мечтой найти клад. Будущее Майкла зависело от этого богатства. Он не хотел с пустыми руками возвращаться домой. Майкл обещал отцу забрать принадлежавшие им ценности.
Уже второй день кряду Майкл ходил в местную пивную, где собиралось много мужчин, которые могли целыми днями пить водку. Майкл угощал многих из них и заводил всякий раз разговор об их жизни. Майклу не везло. Неизменно выяснялось, что эти люди не бездомные, что у них много родственников. Даже если оказывалось, что они лишены семьи, то это лишь по причине их пьянства, но случись им попасть в беду, а может умереть, то тут же все сбегутся. Загадочная русская душа!
Майкл подумал, что в пивной ему счастье не улыбнется. Наверное, стоит поискать нищего-попрошайку. В книге писали, что они часто стоят у церкви, на паперти. Но там были только благообразные старушонки, трясущейся рукой выманивавшие деньги. Майкл уже было отчаялся найти бродягу. Случай, как всегда, сыграл роковую роль.
Майкл бродил по улицам деревни, отчаяние и тоска раздирали его сердце. Капитал, взятый с собой в дальнее путешествие, постепенно подходил к концу. Он не выполнил задания отца. Оставаться нищим здесь? «Боже, за что ты делаешь меня несчастным?» Майкл и сам не заметил, как очутился на том конце деревни, откуда, по его мнению, раньше существовал путь до штольни. Майкл здесь бывал сотни раз, но место не приносило ему удачи. Майкл решил пройти вновь привычной дорогой как можно дальше. Может, он все-таки что-то упускал из внимания… Он ушел далеко от деревни, когда заметил большую грузовую машину, свернувшую с дороги в лес. Майкл побежал в том же направлении. Раньше он там не бывал. Дорога шла аккурат между кустов и деревьев. У Майкла защемило в груди: неужели это то место? Майкл шел по свежему пыльному следу. Но вокруг только лес, комары. О, проклятье, комары! И больше ничего. Становилось жутко. Жутко от страха и запаха. С каждым шагом в глубь леса все сильнее и сильнее пахло отвратным, тухлым. Вскоре Майкл услышал шум приближающейся машины. Он быстро отпрыгнул в сторону и притаился. Еще через час Майкл, с душою в пятках и весь пропитанный зловонием, вышел к тупику этой дороги………. К помойке. 
На горе мусора копошились люди, которые разбирали только что привезенные отходы. Недалеко от свалки Майкл заметил обтрепанные палатки, кострище. Согнувшись, чтобы его не могли заметить, он стал перебегать от дерева к дереву, приближаясь к свалке с тыла. Внезапно кто-то набросился на него. Повалил на живот, обхватил горло руками и приказал: «Не вздумай кричать, чужак! Ты кто? Что тебе надо? Говори, быстро!»
- Я ищу вашего главного! Дело есть!
- Какое дело? Что ты хочешь!
- Говорю, дело есть!
- Ты что, не русский? Деньги есть?
- Да, вот, возьмите, - Майкл достал несколько купюр. Он редко с собой брал много денег и сейчас был благодарен своей натуре.
- Ладно, вставай. Пойдем со мной. Только про деньги, что мне дал, не говори. Убью. Понял?
- Понял.
Он привел его к одной из палаток. И приказал сесть возле костра. Сам наклонился к палатке и позвал:
- Вован, тут мужик Додика спрашивает.
- Зачем?
- Говорит, дело важное есть…
Вован сам вылез из палатки.
- Здорово, кто такой будешь?
- Я – Майкл. У меня для вашего главного дело есть.
- Какое дело?
- Об этом я только ему скажу.
- Ишь ты, а мы не можем тебя пустить, пока не расскажешь нам!
- А если я пообещаю вам в случае удачи хорошо заплатить?
- Деньгами? Фу! Два ящика водки - и по рукам!
- Ок, договорились?
-Ладно, Колян, ты его посторожи тут. Я пойду, главного поищу.
Колян ушел в лес и вернулся с мужчиной, который, в отличие от этих двух, был гладко выбрит, одет в чистый, хотя и поношенный костюм. Даже волосы были вымыты и уложены.
- Здравствуйте, Майкл.
- Здравствуйте, - заинтересовано сказал Майкл.
- Колян, быстренько разведи нам костер вон у той дальней палатки. И никого к нам не подпускать.
Усевшись на поленья возле костра, даже без намека на водку, «главный» начал беседу первым:
- Итак, Майкл, с чем пожаловали? Я готов Вас выслушать.
- Вы - самый главный? 
- Да. Главнее не бывает, - усмехнулся Додик.
- Понимаете, я приехал из Америки. У меня была карта. Я искал старые вещи моих предков, которые давно здесь жили. Но карту кто-то украл. И я ничего не могу сделать. Мне нужна помощь.
- Вы многое не договариваете. Так не пойдет.
- Но это чистая правда.
- Тогда говорите, что было на карте? Какое место искали?
 Майкл замялся…
- Если Вы не хотите говорить точно, то я Вам ничем не помогу. Это просто не возможно.
- Ладно уж, мой отец был владельцем золотодобывающей штольни. Он оставил мне карту с планом, но ее украли. Я обратился в милицию. Там ничего не делают. Я не могу вернуться домой без золота.
- Понятно. Половина найденного - моя.
- Треть!
- Половина, иначе не берусь! – сказал, как отрезал.
Майкл подумал, что все равно убьет этих людей, как только найдет золото.
- Ладно, черт с вами, я согласен.
- С нами Бог, а не черт. А теперь к столу. Отметим сделку. Смотри, этим ни слова. Я сам разберусь.
- Понял.
   
10.
- Лавров, тебе поручается провести следственные мероприятия по заявлению иностранного гражданина Майкла Ежгре.
- Олег Станиславович, что тут искать? Бумажку? Да где мы ее концы найдем. Может, ее вовсе и не было?
- Была, не была. А заявление есть. Нам только жалобы его не хватало. Давай-ка, Лавров, без вольнодумства. Не может быть, чтоб никто не видел. Поищи, посвищи. Там золотом пахнет.
- В помощь кого-нибудь выделите?
- Нет, золотом только пахнет, понимаешь, но не гарантия, что нашим. Давай, сам проработай. Доложишь мне, а там сообразим.
- Олег Станиславович, надо бы последить за этим чертом. Вдруг он вперед нас найдет золото.
- Молодец, Лавров! Найдешь человека из местных, приставишь для слежки. Люблю инициативных!
- Может, из наших кого приставить?
- А вот тут инициатива тебя подвела. Некого, сам знаешь. Ну всё, давай, выполняй приказ.
- Есть.
У Лаврова еще была жива бабушка, которая запугала его рассказами о черте. Будто, вовсе это не иностранец, а черт, появляющийся с целью уморить их и забрать жизни, которые якобы оставил им в долг. Приходил он уже дважды: сначала в войну, но отбились сельчане от него. Потом в облике человеческом, как сейчас, тогда вся деревня ходила в церковь, круги обережные вокруг домов чертила, детей за ворота не пускала. Опять черт ушел ни с чем, только один ребеночек умер в ту пору, причину болезни так и не узнали. Но, видать,  дьявол посылает черта за долгом. Опять явился он, даже выглядит точь-в-точь как в прошлый раз. Бабушка говорила, что старушки-соседки видели, как он ходит по деревне, все высматривает. «Ох, ох! Пришел конец свету!»
«Нет, конечно, может и не дьявол, но очень уж странно. Откуда взялся этот иностранец. Да еще и золото ему русское подавай. Много хочет. Надо, понятно, распутать этот клубок, черт возьми! О Боже, тьфу, тьфу!»
Лавров недавно вернулся из училища домой. Первое настоящее дело! Есть шанс проявить себя, значит нельзя упускать. Вот распутает клубок, поймает вора, вытурит иностранца и будет приставлен к награде. Во! Это дело. Поэтому Лавров подошел со всей ответственностью к исполнению своих обязанностей.
Уже через полчаса после разговора с подполковником, он сам вел беседы с персоналом гостиницы.
- Надежда Степановна, Вы же администратор гостиницы, а не знаете, что у Вас под носом творится! Обокрали человека, а Вы: «Быть не может». Значит, может, раз заявление есть.
Администратор только развела руками:
- Ну, миленький Анатолий Иванович! У меня же ни одна комнатка, а целая гостиница! Я не могу сидеть и караулить все вещи сразу!
- Плохо, однако! Значит сами ничего не видели… Предоставьте-ка мне распорядок дня в гостинице, кто в тот день дежурил, а тем паче в ночь.
- Это легко, сейчас по журналу посмотрю. Так, сейчас, сейчас, а, вот. В тот день горничной была Настя Белова, она и сегодня работает. Сторожил Евгений Васильевич, сегодня он выходной.   Плюс, естественно, я была. А полы мыла баба Клава.
- Какая баба Клава?
- Черненькая…
- Хорошо хоть не рыженькая! Вы мне фамилию говорите, а не приметы!
- Так это ее фамилия: Клавдия Черненькая.
- Фу ты, то беленькая, то черненькая. Что это у вас за отбор персонала? Прямо по цветовой гамме.
- А, ведь, правда. Я как-то не задумывалась об этом, - рассмеялась администратор.
Лавров, взяв с собой администратора и горничную, пошел смотреть номер иностранца. Он тщательно обследовал дверной замок и окно. Его даже насторожил один момент, который потребовал вызова «специалиста по отпечаткам». Так в их отделе звали фронтовика Пахомыча. Он слабо знал всю научную подоплеку, но в войну служил в разведке и кое-что умел, да замечал больше некоторых. Пока Пахомыч «лазал по окну», Лавров допрашивал с пристрастием горничную Белову:
- Гражданка Белова, сколько лет Вы работаете в гостинице?
- 5 лет.
- В ту ночь Вы обслуживали этот номер?
- Да, у меня тогда было суточное дежурство, и я обслуживала, как Вы говорите, все номера, то есть, не только этот.
- В каких отношениях с постояльцем этого номера Вы были?
- В рабочих. Ничего лишнего.
- Вы ругались с ним?
- Нет, конечно, я честно делаю свою работу.
- Вы когда-нибудь воровали?
- Нет! Я добропорядочная женщина!
- Вы часто перестилали здесь постель?
- Два раза в неделю.
- Находили когда-нибудь под матрацем бумаги постояльца?
- Нет, я и матрац не поднимала. Не было такой необходимости.
- Где же хранил бумаги постоялец?
- Я ни разу в его номере не видела бумаг.
- В то дежурство ничего подозрительного не замечали?
- Нет, все было как обычно. Разве только, сам постоялец вернулся тогда поздно и был навеселе…
- Что же он, хихикал?
- Нет, просто его шатало из стороны в сторону.
- Может человеку плохо, а Вы – навеселе. Разве когда весело шатает?
- Это же образное выражение.
- Отставить образные соображения. Излагать только факты. Будете путать следствие, пойдете по делу как соучастница! Ответьте на вопрос, мог ли кто-то еще кроме Вас зайти в этот номер?
- Конечно, во-первых, сам постоялец; во-вторых, администратор; и кто-нибудь еще, если сделал дубликат ключей и проник в гостиницу мимо администратора! – гражданка Белова уже не на шутку рассердилась на следователя, поэтому решила вставить ему шпильку.
- А ведь точно! Откуда Вам известны такие подробности дела?
- Это всего лишь ответ на Ваш вопрос, теоретически возможно!
- Теоретически, проверим! Вы теперь у меня под пристальным присмотром. Ладно, сейчас свободны, если что-то вспомните – сразу сообщить. Понадобитесь, я Вас найду.
Белова была рада выпрыгнуть из номера, следователь ее допек до красных углей.
Лавров, договорившись с Пахомычем, что зайдет к нему в кабинет после двух часов, отправился искать Черненькую, бабу Клаву. Лавров рассуждал, что если судьба ему преподнесла шахматную доску с белыми и черными фигурами, то одни из них должны обязательно выиграть. Белые ходили без результативно, черные  должны были оправдать надежды.
Баба Клава мирно копалась в своем огороде, не подозревая, что ее ждет.
Лавров уже чувствовал запах преступников. Он шел  по следу. Поэтому даже пес зауважал своего сородича. Антошка поджал хвост и, не пискнув, пропустил чужака во двор и дальше в огород.
- Здравия желаю, баба Клава, - гаркнул Лавров, как учили в училище.
Баба Клава от неожиданности взвизгнула, выронила грабельки и плюхнулась на мягкое место.
После чего Лаврову пришлось испытать свою могучую силу: баба Клава самостоятельно была не в силах подняться на ноги. Лавров ее тянул, но баба Клава не поддавалась. Она только охала и, казалось, старалась помешать Лаврову. В конце концов, Лавров плюнул, выбившись из этих самых сил. Зашел в тылы к бабе Клаве и с налета поставил ее на колени. Тут уже баба Клава и сама сумела доползти до лавочки и сесть на нее.
Лавров сел тут же. Оба молчали, переводя дыхание.
- Ну черт, пошто старуху пугаешь? Я собаку-то не услышала, старая стала. А тут ты, как снег на голову!
- Не сердитесь, баба Клава. Я не специально. Голос у меня такой просто.
- С чем пожаловал, мил человек?   
- Я – следователь, Лавров. Недавно в гостинице, где Вы работаете, ограбили иностранного гражданина, а Вы в тот день полы мыли в его номере.
- И что? Если мыла, то вор?
- Никак нет, просто показания Ваши нужны.
- Есть у нас один иностранец, но ничего я у него не брала. Ни так воспитана!
- Ладно – ладно, в тот день подозрительного ничего не заметили?
- Подозрительного? А что украли у иностранца? Деньги?
- Нет, бумаги ценные.
- Нет, бумаг не видела. Но вот обратила внимание на следы в его комнате. Всегда иностранец этот чистенький был. Ботиночки аккуратно возле двери оставлял. Ни прольет, ни на сорит, хороший постоялец. А тут в один из дней, уж не знаю, про тот ли Вы говорите, прихожу вечером мыть полы, а там следы грязных ботинок, а самого хозяина нет.
- А следы отчего грязные? Дождь был?
- То-то и оно, что особого дождя не было, так, к вечеру немного сбрызнул, асфальт-то сухой. Я еще в окно выглянула, смотрю: асфальт сухой, только трава мокрая.
- Окно было уже открыто, или Вы его открыли?
- Нет, было открыто, он часто оставлял открытым окно.
- Как располагались следы?
- На полу, понятно, да еще на дорожке возле кровати.
- Где их было больше?
- Вот Вы, правда, хороший вопрос задали. Теперь я припоминаю, что почему-то их было больше у окна. Хотя, конечно, и по всей комнате хватало, но у окна больше всего.
- А на подоконнике были   следы?
- Нет. Подоконник был в пыли, но без следов.
- И что Вы сделали со следами?
- Что и обычно! Оттерла полы и дорожки и ушла.
- Про следы кому-нибудь говорили?
- Нет. Я думала, что это его следы. 
- Ладно, что вспомните – сразу мне. До свидания.
- А что, бумаги дорогие были?
- Тайна следствия…
Итак, Лавров убедился, что явно в номере побывал чужак. Но все-таки оставались вопросы к постояльцу. Например, почему это он так  поздно пришел в номер? Может, сам наследил. Не похоже, чтобы дверь была взломана. Да еще предстояло заняться площадкой под окном гостиницы. Такая жизнь нравилась Лаврову, он чувствовал себя Шерлоком Холмсом - никак не меньше. Жаль вот, не было помощника. Везде самому бегать надо.
Лавров, направляясь на обед домой, успел заскочить в кабинет Пахомыча, который ему с достоверностью сказал, что следы не иностранца и оконная рама была вскрыта снаружи. Дверной замок не взламывался.
Лавров почесал затылок, покрытый густой шевелюрой: «Н-да, выходит иностранец не врет… Хотя черт его знает. Надо погуторить с ним».
Перед тем как вновь зайти в гостиницу, Лавров пошел обследовать участок под окном номера. Трава кое-где была примята, но особых следов  не видно. Трубы рядом на стене тоже не было, а значит, забраться можно было только по лестнице или с крыши, по веревке. Лавров тщательно, миллиметр за миллиметром осматривал территорию. Нет, ничего подозрительного. Уже было собрался уходить, как взгляд его уловил вдавление в земле. Вдавление было прямоугольной формы, небольших размеров, его могла запросто оставить ножка стремянки.
Лаврову после обеда явно везло. Иностранец оказался в номере.
- Здравствуйте, следователь Лавров.
- О, Вы, наверное, ищите мои бумаги?
- Да. Я как раз пришел по этому поводу.
- Вы напали на след?
- Нет. Но у меня к Вам есть вопросы.
- Я слушаю.
- Скажите, пожалуйста, с какой целью Вы приехали к нам в деревню?
- Хорошо, это семейная история. Мой отец родом из этой деревни. Он много мне рассказывал о России и ее запасах. Я приехал посмотреть Россию и оценить возможность постройки предприятия.
- Какого предприятия, если не секрет?
- По добыче руды. Говорят, раньше здесь добывали золото…
- Понятно. Вы в первый раз приехали в Россию?
- Да, это первый мой визит, я турист.
- Когда же в последний раз здесь был Ваш отец?
- О, лет пятнадцать назад. Он приезжал поклониться родным местам.
- Он тоже искал золото?
- Я этого не говорил. Не знаю.
- В тот день, когда у Вас украли бумаги, Вы вернулись в номер поздно?
-Да, я познакомился с очень хорошими людьми, и они пригласили меня в гости.
- Кто эти люди?
- Кажется, их фамилия Гранины. Знаете?
- Знаю… Вы были пьяный?
- Выпивал ли я? Да. Может быть, был пьяный совсем немного.
- Могли Вы Граниным рассказать про бумаги и свое намерение найти золото?
- Нет, я обычно хорошо контролирую свои поступки.
- Даже когда выпьете?
- Да. У нас принято с малых лет пить вино и пиво. Может, поэтому.
- А кому-нибудь в деревне говорили?
- Нет, нет. Я все держал в тайне. Я понимаю, я - иностранец.
- Во сколько же Вы вернулись в номер?
- Было очень поздно. Я не помню.
- Постарайтесь вспомнить детали. Вам ничего не показалось странным в номере?
- Когда я пришел, то сразу уснул. Ничего не заметил. А утром обнаружил грязный пол, открытое окно и пропажу бумаг.
- Почему Вы об этом не сообщили в милицию?
- Я думал, что это я наследил. Все-таки так общаться, как русские, мы в Америке не привыкли.
- Вы сказали, что окно было открыто. Когда Вы пришли, оно что же было закрыто?
- Не берусь этого утверждать, потому что я очень хотел спать. Но я часто оставляю открытым окно. Люблю свежий воздух.
- Понятно.
- Когда же Вы найдете мои бумаги? Они очень важные и мне нужны!
- Кстати, про бумаги, что содержалось в них?
- Но я уже говорил в милиции.
- Следователь я. Так что Вам придется повторить.
- Отец оставил мне старую карту, где были указаны места с породами для разработки. Без нее мой приезд в Россию – только пустая трата денег.
- Ясненько. Особые приметы бумаг?
- Обычная бумага.
- Хранили в чем?
- В красной папке под матрасом.
- Папки тоже нет?
- Да, бумаги вместе с папкой украли.
- Вот мой телефон, если что-то вспомните, звоните.
Лавров вновь пошел за советом к Пахомычу. Без старика можно погрязнуть в рутине, решил следователь. Нет, оно конечно, можно тыкаться, как слепому кутенку, в неизвестных направлениях, но начальство за такую оперативность не похвалит, да и смекалку проявлять нужно.
Лавров поделился своими впечатлениями с фронтовиком. Рассказал, что турист приехал золото искать, оставленное его предками, что в ночь кражи вернулся поздно и был пьян, но клянется, что ничего не говорил о карте. Окно точно было открыто, и следы в номере, обнаруженные уборщицей, не его. Пахомыч сказал, что дело тут пахнет местным хулиганьем. Видать, кто-то из них пронюхал про карту и вмешался в ход событий.
- Ты, Анатолий Иванович, сходи-ка  к нашему осведомителю Юрику Долгорукому. Он крутится среди местной «элиты». Может, чего и слыхал. Что будет просить взамен – не отказывай. Он много не просит. А за иностранцем-то, того, надо последить…
- Я и сам об этом думал. Но мне все за раз не успеть. Вот в толк не возьму – кого еще можно приставить?
- Тут нужен добропорядочный человек… Но молодой. Давай подумаем вместе. Например, внук Ивана Сидоровича. Того самого, что держит магазин у центрального рынка.
- Нет. Этот парень не плохой, но больно уж болтливый. Какой-то он повеса.
- Парень бабы Клавы, у которой сын в тюрьме?
- Это Черненькая что-ли?
- Черт ее знает, какая. Седая уже, по-моему.
- В смысле, та, которая в гостинице полы моет?
- А, ну да.
- Парень хороший? Без черных делишек?
- Ничего плохого про него не слышал. Сильный, мужественный, трактористом работает. Мне по осени и весне почти задарма помогал…
- А что, не плохая идея! Спасибо, Пахомыч! Только никому ни слова!
- Обижаешь, солдат!
- Здравия желаю, товарищ фронтовик!
Второй раз за день отправился в дом бабы Клавы Лавров. Тут его встретили как дальнего родственника, который приехал нежданно и вот уже пятый вечер подряд возвращается в хозяйский дом.
- Анатолий Иванович? Что-то зачастили Вы к нам, – натянуто улыбнулась баба Клава.
- Дело есть к Вашему внуку.
- К Сережке-то? А что он натворил?
- Ничего не натворил. Хочу, чтобы родине послужил.
- Из военкомата что-ли повестка?  Так он в армии уже бывал.
- Ой, баба Клава! Как разведчица. Где Сергей?
- Серёжка! Выйди, тут к тебе следователь пришел!
- Чё, такое? - Вышел здоровый молодой человек.
- Здравствуйте, Сергей! Я следователь, Анатолий Иванович Лавров.
- А-а-а, тот самый, что к бабушке днем заходил?
- Ну да. У меня к Вам дело особой важности, переговорить бы с глазу на глаз надо.
- Идите, вон, в избу. Мне всё равно в огороде покопаться надо.
Сергей воспринял предложение Лаврова без особого энтузиазма.
- У меня работа, Анатолий Иванович! Что я, маленький, за дядькой гоняться?
- Тут ты не прав, Серега. Я не маленький, а вся профессия только и делать, что гоняться. А на счет работы не беспокойся: справим тебе командировочные. Еще и премию кое-какую выплатим. Деньги-то лишними не будут.
- Ответ я должен сейчас дать?
- Считай, что уже дал. Отказ не принимается.

11.
Серега не был обрадован такому повороту вещей. Кто его знает, чем обернется это сотрудничество с милицией. Как бы там за стукача не приняли…  Надо же, влип. И не откажешься, мало ли, подозрение навлечешь. Вот, мент, мать его…
Тут еще бабка душу бередит, мол, не вздумай власти перечить, но и лишнего не болтай. А Серега и сам не промах, только как на двух стульях усидеть? За иностранцем уследить и от своих прикрыться. «Еще эта командировка! Тоже мне, язви ее в душу. Ну, придумал,  я что – невидимка? Ага, все будут думать, что меня в город отправили, а я тут за иностранцем шпарю. Как же, меня сразу же и опознают. Деревенские-то ловчее городских, макияж не поможет. Во блин!»
Получив необходимые инструкции от следователя, Серега на следующий день прилип к иностранцу. Но тот не делал никаких опасных телодвижений. Он вообще последнее время больше сидел в гостинице, как будто явно потеряв интерес к поиску шахты.
Зато своя братва засекла Серегу, что, соответственно, заставило их предъявить ему свои вопросы.

12.
Следующим пунктом Лаврова был Юрик Долгорукий.
«Ан, не зря его фамилия такая. Всех достанет. Хорошо хоть не Длинноязыков, а то бы его осведомительству конец пришел».
Юрик Долгорукий давно уже был в шайке Бритого. Юрик был приближенным пахана. Заведовал его охраной и, по сути, управлял бизнесом. Ну там, расставлял своих на точки, контролировал сбор дани, обеспечивал крышу местным, не пускал чужой бизнес на свою территорию. Но Юрик хотел жить спокойно. Поэтому изредка подбрасывал кой-какую информацию ментам. Да что уж там, он конкретно капал  под своего шефа. Под шумок. Никто и не знал, что это Юрик.
Юрик официально был безработным. Однако, на все его доходы правоохранительные органы закрывали глаза. Это ведь он – Юрик – охранял их покой и не давал опростоволоситься перед высоким начальством.
Вопрос Лаврова просто ошарашил Юрия Савельевича. Хорошо хоть тот уже сидел в своем большом и комфортном кожаном кресле, опираясь локтями на массивный дубовый стол. Весь кабинет хозяина свидетельствовал о его кричащем достатке и непомерной заботе о своем благополучии.
Юрик оказался совсем не в курсе кражи карты. Глаза его забегали, выражение лица сменялось ежесекундно. «Нет, не может быть! Бритый меня обставил, кинул, гад. Да, если разживется на этом золоте, то моему бизнесу – хана. Он же меня выбросит, урод. Что делать? Как быть?»
Молчание Юрия Савельевича уже изрядно надоело Лаврову:
- Юрий Савельевич, уж помогите нам. Мы отблагодарим. Выполним любую Вашу просьбу, в разумных пределах, разумеется.
- О чем Вы, Анатолий Иванович, я и сам ошарашен до беспредела! Уныкали карту, а мне ничего об этом не известно!
- Хитрите Вы, Юрий Савельевич!
Юрик только грозно сдвинул брови и устремил пронзительный взгляд на Лаврова:
- Я не привык по нескольку раз объяснять. Если сказал, не знаю, то так оно и есть…
- Простите, Юрий Савельевич, но больно уж путанное дело. Нервы не выдерживают. Поможете нам?
- Помогу, не вопрос, я теперь и сам заинтересованное лицо. А об оплате поговорим после. Смотря, кто свистнул эту карту…
- Благодарю, Юрий Савельевич!
- До встречи.
Юрик был ошарашен. В его голове роились мысли, нужно было принять правильное решение. Поднажать на исполнителей. «Оно, ведь, и так понятно, что сам Бритый не попрется на дело, значит, своих исполнителей посылал. Которых? Кого попало на секретное дело не отправишь. А дело и вправду секретное, раз речь о золоте, да еще и Юрик не у дел, что больше всего настораживает. Кого отправил Бритый? Кого?»
Юрий Савельевич достаточно точно понимал, что любой прохвост, вырвавший такую карту, все равно должен себя проявить, если его уже не убрали. Но о несчастных случаях в последнее время среди их братвы разговоров не было. Самый близкий, как ни крути, к гостинице – Серега. У него бабка там работает. Значит, ключики мог и он забрать.
«Так, надо потолковать с этим Серегой. Тихоня, мать его, с нами редко знается. Только так, для острастки. Может, его-то на свое место Бритый и готовит. Тихим сапом, так сказать? Хотя… Кто его знает. Ладно, баста, поднадавим, не вопрос. И придется ребят послать к водителю Бритого. Вот уж кто в курсе всех проблем шефа».
- Ириночка, будьте добры, пригласите ко мне в кабинет Владимира и Петра.
- Юрий Савельевич, так Вы их сегодня не вызывали. Они, наверное, по домам.
- Милая, я разве непонятно сказал?
- Сейчас разыщу, извините.
«Вот, блин, совсем разбаловались. Уж я им всем покажу!» 
Юрий Савельевич поставил следить за Серегой своих «качков», других верных отправил на разведку к охране Бритого. Сам решил сделать ход конем. Намечалась ежеквартальная баня, на которой присутствовали все местные авторитеты. Нужно разговорить Бритого.  Изворотливый ум Юрика рисовал разные картины…

13.
- Серега! Давай без лишнего   базара! Нам шеф приказал из тебя душу вытряхнуть, но узнать, где эта чертова карта иностранца. Колись уже.
Серега был застигнут врасплох людьми Юрика. Сейчас он сидел в их темной машине, бежать не было ни шанса, ни смысла. Вот уже полчаса он пыталась разъяснить им, что совсем тут ни при чем, что его подставил мент. Он, дескать, так и знал, добром это не закончится.
Серегу для профилактики пару раз больно ударили, но эффект был тот же. Решено было везти несговорчивого Серегу к шефу, Юрию Савельевичу.
Юрик беседовал с Серегой наедине. Он поверил ему. И самое главное, убедился, что карта и вправду есть. Если Бритый о ней не знает,  то это на руку. Нужно как можно быстрее действовать.
- Итак, Серега! Предстоит веселая работенка. Будем искать карту. Ты уж давай, Серега, следи за этим иностранцем. Воспользуйся своим родством с бабкой, проникни в номер. Пошмонай аккуратненько там. Обо всем лично мне докладывай. А я тебя не обижу.
Другой источник тоже не принес результата Юрику – охрана шефа ничего не знала. В последнее время шеф не был ничем озабочен и с иностранцами не встречался. Ничего, мол, не знаем.
Оставалась еще баня. Но Юрик уже не сомневался. Бритый - не в курсе. Нужно действовать!!!
Теперь Серега действительно попал в переплет. Спорить с Юриком нельзя и карту искать придется, иначе просто сочтут дезертиром.
Одно он извлек точно – местная братва ни при чем. Об этом, безусловно, нужно доложить следователю, чтоб он отстал. Ну, а в номере он, конечно, пошмонает. Но что толку-то, баба Клава и так сказала, что там пусто.

14.
Время было уже на подходе… Через полчаса к ресторану должны подъехать виновники торжества. Официанты носились с невероятной скоростью, чтобы успеть ко времени. Шеф-повар вносил последние указания и покрикивал на нерасторопных подопечных. Метрдотель, выписанный по такому случаю из областного ресторана «Царь-батюшка», мрачно прохаживался между столами, проверяя чистоту посуды и ассортимент блюд: кто знает этих пройдох, авось чего недостанет.
Была обычная рабочая предпраздничная обстановка. На дворе ярко светило солнышко, но окна были плотно закрыты от мух, яростно работали подвесные вентиляторы. В зале посторонних не было. Всех предупредили заранее, что ресторан будет закрыт.
Время подходило… Гранины с барской точностью подъехали к ресторану. Шофер господ, одетый по всем правилам (костюм, фуражка и белые! перчатки), выпрыгнул из красивой черной иномарки и спешно, но с особой муштрой открыл дверцы хозяев. Первым вышел Захар  Семенович, отряхнул брюки, как будто их можно было испачкать в такой чистой машине, элегантно подал руку супруге.  Из машины сначала показалась точеная ножка в тех самых туфельках. Ах, если бы так и застыла эта ножка, то можно было бы думать, что дама молоденькая, и любоваться этой ножкой бесконечно. Но вслед за ножкой появилась и вся дама, которая, конечно, уже была не первой молодости, но красота все еще не покинула ее. Юбиляры проследовали вслед за приветствовавшим их метрдотелем в обеденную залу, где им показали всю сервировку и меню. Захар Семенович крякнул от удовольствия: еще с молодости любил, когда исполняли его приказы, да и отец его тому же учил. Недаром они – Гранины. Всё, так сказать, по высшему разряду.
Надежда Ивановна была в том особом расположении духа, когда нервы напряжены до предела, когда любая мелочь вызывает нервную дрожь и сладкое томление где-то там, в области солнечного сплетения.
 Захар Семенович и Надежда Ивановна стояли рука об руку на крыльце, ожидая гостей. У Захара Семеновича вид был серьезный, но с той еле уловимой черточкой пренебрежения, которая давала понять, что всё это его не так уж волнует; хотя, скорее всего, это было лишь показным. Мужчины часто любят лицемерить.
Надежда Ивановна, не скрывая своих чувств, волновалась. Она судорожно сжимала рукав мужа, дрожа всем телом.
Захар Семенович слегка пожимал ее холодную ручку своей большой, горячей ладонью.
Нужно было что-то сказать, чтобы отвлечь ее от грустных мыслей и тревоги, но слова не шли на ум. Они стояли напряженно, молча…
Вдруг эту тишину разрезал звук подъезжающей машины. Хозяева встрепенулись.
К крыльцу подкатил кабриолет, из которого чинно вышел Петр Захарович с супругой. Петр, как показалось родителям, стал статнее, но вот  лицо – как будто чужое. Нет уж тех умильных черт, появилось выражение выгоды. Холодный взгляд, ожидание чего-то.
- О, Петенька, ну наконец-то! Сколько можно изводить родителей! Ждём, ждём… Дай, я тебя поцелую, - мать обняла сына со всей своей материнской любовью. В это время Захар Семенович расшаркивался со своей невесткой.
Отец приобнял сына, дружески хлопнул  по плечу и хотел было завести разговор за жизнь, как вдали увидел новых гостей.
Она подъехала на такси, сразу с поезда. Задорно выпрыгнула из машины, одетая в джинсовый костюмчик, очки на лбу. Приветливо махнула рукой:
- Приветик, мам, пап! Я сейчас…
И стала доставать большой чемодан из багажника.
Отец проворчал:
- Ну и куда она прется с такой сумкой?! Самое время ее вытаскивать – еду, что-ли, собралась складировать…
Мать не замечала его ехидства, только подталкивала Петю на помощь сестре.
Петр, не смотря на свой имидж, смущенно подошел к сестре и чмокнул в щечку. Взял из ее рук  чемодан и даже расплатился с таксистом.
Елизавета по-козьи взбежала по лестнице и со всей откровенностью, присущей людям открытым и ранимым, стала обнимать и целовать родителей. Потом она охнула, хлопнула себя по лбу и полезла в чемодан – доставать подарки. Вся эта суматошная возня развеселила и отвлекла мать. Растаяло и сердце отца.
Петр полез в карман  пиджака за конвертом:
- Думал за столом вручить, но раз уж Лиза задала такой тон…
Тут всеобщее внимание привлек цокот копыт, доносившийся откуда-то из-за поворота.
- Наверное, местные сеном промышляют…
Карета, запряженная тройкой, подкатила к крыльцу. На козлах сидел лакей - конюх господ, которого они привезли с собой. Он медленно слез, открыл карету. Вышел Егор, поклонился Захару Митрофановичу с Надеждой Ивановной, подал руку жене.
Вся сверкающая, в вечернем платье, словно из прошлого века, из кареты выплыла Екатерина Захаровна. Она улыбнулась родителям и под руку с мужем пошла к ним.
Они обнялись, раскланялись друг с другом. Мадам Екатерина немного всплакнула и крепче прижалась к мужу. Первым пришел в себя Егор. Он крикнул конюха-лакея, который принес подарки: отцу новое ружье для охоты и трубку из настоящей слоновой кости, матери – новую серию французских духов и красивый из китайского фарфора сервиз.
Петр прошептал жене: «Выпендриваются, придурки. Смотри, как вырядились  - в психушку им дорога».   Жена, как серая мышка, пряталась за Петра Захаровича, не выказывая своих мыслей.
Внезапно возле суетящегося семейства объявился человек в обычном костюме, долговязый.
- Здравствуйте! Поздравляю вас. Вот здесь небольшая сумма долларов в подарок, - протянул он деньги.
- Здравствуйте, Майкл!
У всех стоявших пробежал по спине холодок, и кожа сделалась гусиной. Что-то непонятное, невидимое волновало и настораживало.
Перемолвившись парой фраз с Майклом, Захар Митрофанович пригласил всех пройти в зал. 
Вскоре подъехали другие гости. Среди прочих: глава сельской администрации, его замы, редактор местной газеты, военком, местный бизнесмен и другие.
Началось застолье за здравие старых молодых.
Несмотря на жару за окнами, в зале было прохладно, вино и коньяк не имели того эффекта, который наступает в обычный знойный день. Пилось много и охотно. Вскоре легкая поволока легла на разум каждого. Стало еще веселее, потянуло на откровенные разговоры.
Говорили о родных, о детях и внуках, делах, о жизни…
Как-то между прочим Петя сказал:
- Пап, я хочу взять наш дом на свое попечение…
- Что ты имеешь в виду?
- Я хочу хранить дом, поместье. Брату и сестрам я дам отступные.
- Что-то не успели золотую свадьбу отпраздновать, а ты нас хоронишь, сынок, - ехидно рявкнул старший Гранин.
- Боже упаси, папа! Я просто хочу сразу прояснить ситуацию. Я не хочу, чтобы когда-нибудь  на нашей земле жили чужие…
- Я понял, сын! Но как я могу выбирать между своими детьми? Сам разговаривай со всеми, выясняй. Принципиально, я не против. Но вот – мать!?
- Что, Захарушка, звал меня?
- Опять ты читаешь мысли?
- Нет, просто слух еще хороший.
- Вот Петя хочет дом получить в наследство. Говорит, что Кате, Лизе и Ивану выплатит их долю деньгами…
- О, отец, это ты решай сам. Только дети у нас равны, все достойные… Разве что Ваня… Где он? Что случилось с ним? Так ничего о нем и не знаем. Только вид делаем, будто он где-то рядом, будто все в порядке, - навернулись слезы на глаза матери.
- Не переживай, Наденька, бабка же сказала, что он жив, здоров и скоро будет дома…
В это время в дверях показался мужчина, одетый в простенький серый костюмчик с наглаженными стрелками. Он робко переминался с ноги на ногу. Тут к мужчине подошел официант. Они переговорили, и официант сделал жест в сторону стола.
В это время Елизавета Захаровна, сидевшая с противоположной стороны стола, вскочила на ноги и опрометью бросилась к мужчине, чем привлекла всеобщее внимание. Она своей точеной фигуркой и джинсовым костюмчиком производила впечатление озорной девчонки. Тем любопытнее было за ней наблюдать.
Лиза бросилась на шею брату:
- Ванечка! Наконец-то! Где ты так долго был? Мы тебя столько ждали!
Надежда Ивановна, вдруг обернувшись на крики Лизоньки, в одну секунду узнав сына, упала в обморок. Захар Семенович, всегда бывший чутким к жене и детям, сидел с полуоткрытым ртом и бессмысленно смотрел на Ивана. Больше всего он в эти минуты был похож на сомнамбулу. В зале воцарилась тишина. Только официанты стояли, перешептываясь. Всеобщее оцепенение нарушил метрдотель: «В чем дело, - довольно громко прикрикнул он на официантов, - хватит стоять, разинув рты – пора менять блюда». Тут в зале началось всеобщее оживление. Гости загалдели, припоминая Ивана и то, как он  пропал, и что, дескать, был за границей, да еще всякую всячину.
Захар Семенович с Катей и Петей как-то в раз подошли к Ивану, обнимали, слезы утирали. Без слов.
Жена Петра привела в чувства свекровь. Мать как-то сгорбилась, постарела в миг, сидела, обожающим взглядом всматриваясь в Ивана. Она кроме него никого не видела.
Отец подвел Ивана к матери.
Иван, плача, опустился на колени и стал целовать ее руки. Мама пыталась ухватить Ивана за лицо, чтобы вдоволь насмотреться в его бездонные серо-синие глаза. Она уже не плакала, ласково гладила его волосы.
Постепенно все успокоились, расселись на свои места. Иван стал всеобщим центром внимания.
Иван был смущен приемом. Он шел сюда, думая, что его уже забыли, а что еще хуже, выгонят с позором. Рассказывать правду он не мог. Оставалось только напропалую врать.

15.
Додик, переговорив с одним старым официантом, который не раз уже оставался в картежном проигрыше у Додика, напомнил ему, что долг платежом красен. В результате чего Колян был умыт, причесан и одет в официанта. Ему предстояло сыграть хитрую роль: быть подле хозяев, угождать и при первой возможности проверить их на предмет каких-либо ключей.   К тому же Колян был информатором. Все, что услышит, передать Додику дословно. Сам Колян особенным вопросом не задавался, зачем все это. Додик - старший, ему и решать. А так все-таки увеселение. Прямо Джеймс Бонд, которым увлекался в юности.
Сам Додик с Вованом должны были отправиться в дом Граниных и там поискать эту чертову карту. Майкл говорил, что перед ее пропажей был у них дома. Да и богатые уж больно они: может сами уже давно штольню нашли?
Женщин  отправили отводить глаза у слуг Граниных дома и у официантов в ресторане.
- Будете нашим прикрытием, - важно сказал Додик.
Колян вовсю старался исполнить свою роль. Он шулерски подлизывался к хозяевам, поправляя салфетки, услужливо снимая пиджаки и подавая дамам напитки…
Особенно он крутился за спинами Граниных, подслушивая и всматриваясь в их карманы и все потайные места. Когда ему удалось снять пиджак с Захара Семенович, он невзначай провел по нагрудному карману рубашки и почувствовал, что на шее у того висит необычный кулон, который запросто может оказаться ключом. Оставалось его снять.
Метрдотель был несколько удивлен появлением нового официанта, но все его сомнения были развеяны тем, что новенький заказан хозяевами.
«По встречной полосе» действовал Юрик Долгорукий, который по своим связям, особенно благодаря деньгам, узнал, что действительно когда-то возле поселения был золотой прииск, который потом был взорван. В архиве не осталось данных ни о месте штольни, ни о хозяевах. Однако, старушенция, проработавшая в архиве всю жизнь и знавшая много интересных историй и легенд про местных, упомянула вскользь, что ходит молва, будто хозяин бежал не со всем золотом. План штольни есть у бывшего приказчика, только вот имя приказчика всегда было засекречено, но в народе его называли «эрзей». Отчего – тоже не известно. Золото пытались искать много раз, но так его никто и не находил. А после того, как всю местность излазили в поисках чекисты, вообще был положен запрет на эту тему, чтоб не повадно было голову дурить небылицами. Колхоз был насущнее. Все это проговорила бабушка в полутемном подвальном помещении, в котором стоял нездоровый дух. Она была такой же антикварной вещью, как  все ее превратившиеся в рухлядь материалы. Если даже было какое-то сомнение у Юрика насчет памяти бабки, то, взглянув на все эти стеллажи пожелтевшей бумаги, он решил, что должен быть какой-нибудь другой способ поиска нужного материала.
Кто такой «эрзей»? Может, бабка ошиблась, а правильно – «ротозей»? И фамилия его тогда будет Ротозеев. Этот вопрос мучил Юрика Долгорукого, но, не будь его руки долгими, он должен докопаться до истины, а потом уж он пустит в разнос надоевшего Бритого!   
На перекрестной дороге был еще Серега, который через свою бабу Клаву проник в номер к иностранцу, когда того не было дома, и, порывшись в разных углах, обнаружил еще одну папочку с интересными документами: частью на русском, но каком-то старом, частью – на английском. Но в меру своих познаний он смог рассмотреть одну фамилию, фигурировавшую там и там, – Огранкин, которому давались деньги и поручались какие-то важные дела. Большего он не мог понять.
В ресторане тоже варились кое-какие дела, причем в собственном соку. Петр, не раз возвращавшийся к вопросу о наследстве, сумел-таки втянуть в разговор отца. Разгорячившись, Захар Семенович сказал, что, дескать, его жизнь идет к концу, и он должен передать детям семейный секрет, который обеспечит их на всю жизнь. Колян было уже обрадовался внеземной удачи и представил, как ему отдают всю партию добытой водки за то, что он такой герой. Но тут вмешалась Надежда Ивановна:
- Нет, дорогие, это неприлюдный разговор, объяснимся дома. А сейчас давайте веселиться! Захарушка, пойдем танцевать вальс! Иван, бери Лизоньку! Петр непременно с женой, а Егор уже танцует с Екатериной – идеальная пара. 

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

1.
Проникнуть в дом Граниных было весьма сложно. Ворота охранялись такими злыми охранниками, что даже питбультерьеры по сравнению с ними казались всего лишь «безобидными» вепрями.
Услышав, что я журналистка, мне попросту чуть не прищемили нос, захлопнув смотровое окошко в створке ворот.
Я несколько раз обошла замок по периметру, но никаких дополнительных щелей не нашла. Чрезвычайно необходимо было найти другой способ…
Что ж, визит к Граниным придется отложить до поры до времени, а пока не помешает cходить к местным стражам порядка. Сев в «Волгу», я вернулась к тому гаишнику, что останавливал меня прежде. Гаишник расцвел:
- Кажется, я Вам понравился!
- Нет, что Вы! Мне приглянулся Ваш мундир! Где Вы такой прикупили?
- А Вы с юмором, оказывается. Что-то случилось?
- Мне просто необходимо обратиться в местное отделение милиции.
- Если Вас кто-то обидел, Вы скажите прямо мне, я разберусь.
- Нет, спасибо. Меня прямо никто не обидел, но мне просто необходимо кое-кого разыскать, - и, не давая вставить ему слово, -  расскажите, как найти расположение милиции?
- Я, конечно, Вам расскажу, если Вы пообещаете сегодня со мной поужинать?
- Считайте, что я уже пообещала. Так, где найти?
- Это на противоположном конце деревни. Сейчас поедете по Первой улице, затем свернете на Школьную, потом на Садовую, а потом на Крайнюю, а  там будет наш офис.
- Да… Мне, пожалуй, придется пообещать не только с Вами поужинать, но и оплатить этот ужин, если Вы меня сопроводите до этого самого офиса.
- За мужчин не платят! Их вознаграждают поцелуем… Езжайте за мной.
Он завел свой мотоцикл с коляской и резво тронулся вперед. Я на «Волге» еле поспевала за ним и с трудом вписывалась в эти непонятно как расположенные повороты, причем мой лейтенант так быстро мелькал в них, что мне даже порой казалось, уж не мерещится ли мне все это.
Наконец эта гонка с преследованием была завершена и вполне удачно: мы подъехали к их «офису», в целости!
Здесь лейтенант проявил прыть, он спрыгнул со своего мотоцикла и открыл мою дверцу, помогая мне выбраться. При этом он шепнул мне на ухо:
- В 10 вечера в кафе «Тайга», недалеко от того большого дома на Первой улице. Я Вас буду ждать, - и он подмигнул мне.
По моему телу приятно пробежал холодок.
В отделение я зашла без своего провожатого. За столом сидел тучный мужчина, который то и дело обтирался носовым платочком. Слабенький вентилятор, обдувавший его, явно не справлялся со своей задачей.
- Здравствуйте, я из областной прокуратуры, пресс-секретарь сержант Глаголева Айсидора Васильевна, - я произнесла это на одном дыхании, тоном, не терпящим возражений, при этом я издали помахала красными корочками, которые внутри всего лишь удостоверяли в моем лице журналистку нашего издания.
Мужчина икнул и представился, запинаясь:
- Старший лейтенант Прохоров!
- Я выполняю задание прокурора, общественность возмущена происходящими у Вас делами. Быстро проводите меня к начальнику.
Офицер, перетекая, выполз из-за стола и, отдав честь по стойке смирно, попросил следовать меня за ним.
Подойдя к кабинету, на котором было написано: «подполковник Пчелкин Олег Станиславович», я невольно подумала, припоминая случай с Иваном, что на пчелок мне конкретно везет. Старший лейтенант попросил меня недолго подождать, а сам после стука в дверь зашел в кабинет начальника. Несколько минут он отсутствовал, и что происходило за дубовой дверью, не было слышно. Затем он открыл дверь и попросил меня войти.
- Здравия желаю, товарищ подполковник. Разрешите представиться: сержант Глаголева из областной прокуратуры.
- Здравия желаю, сержант Глаголева. Проходите, располагайтесь. Чем обязаны столь высокому начальству? - несколько с иронией сказал Пчелкин.
- Олег Станиславович, дело государственной важности…
- Понял. Егор Артемович, выйди да дверь поплотнее закрой. Слушаю.
- То ЧП, которое произошло  в вашем округе полгода назад, заинтересовало не только прокурора, но и губернатора, всю общественность! Мне поручено собрать и упорядочить все сведения. В чем Вы должны мне помочь.
- И с каких это пор такими делами занимается пресс-секретарь?
- Да с таких, что дело официально закрыто, а информацию хотят получить от и до. И, конечно, нехватка личного состава.
- Понятно. Да и Вы ведь не журналистка, - хитро прищурился Олег Станиславович, - а сержант. Так?
- Дело к тому же международного масштаба. Иностранец, ведь, пропал. Вот где он, Вы знаете?
- То-то и оно, - грустно произнес подполковник, чувствуя, что скоро, наверняка, слетит его подполковничья фуражка. Он набрал внутренний номер,- Егор Антонович, быстро кофе нам и бутерброды.
И уже мне:
- Ведь, не откажитесь?
- С удовольствием. Вы не беспокойтесь, у меня нет никакого задания, Вас в чем-либо уличать, но Ваша задача сотрудничать с нами, а значит рассказать все детали дела.
- Да понял я,  товарищ сержант. С чего начнем?
В это время увалень старший лейтенант изящно, несмотря на его комплекцию, поставил поднос с двумя чашками кофе и целым блюдом бутербродов.
- Начнем с Вашего рассказа, параллельно я хочу посмотреть акты уголовного дела. Да, кстати, чтобы потом не возникло никаких недоразумений, я проинструктирована записать Ваш отчет на пленку диктофона.
- Ясно.
Я достала диктофон, который был редакционным, и на нем весьма уместно стоял порядковый номер, присвоенный при учете имущества редакции. Я видела, как взгляд подполковника скользнул по этому номеру, и он еще более вжался в спинку кресла.
- С Вашего позволения, я возьму бутерброд, - с этими словами я не только взяла бутерброд, но и включила диктофон.
- Итак, Олег Станиславович, начнем с предыстории дела. Как иностранец сюда попал, зачем. Все в подробностях. Я тут же открыла папку с делом.
Олег Станиславович еще мялся, на что мне пришлось напомнить ему, что тем самым он хуже делает своему ведомству, как бы не попасть под сокращение.
Олег Станиславович нервно отпил кофе и начал свой рассказ:
- Иностранец Майкл Ежгре приехал сюда в поисках своего наследства, как утверждал он сам. Майкл – потомок владельца нашей золотодобывающей штольни, его фамилия на самом деле Ежгревский, а на американский манер -Ежгре. Остановился в гостинице и проворонил свою карту с планом местности, где находилась штольня. Обратился к нам за содействием в поиске карты и преступников. Чем мы сразу же и занялись. Вот этим как раз и занимался следователь Лавров. Мы выяснили  через свои источники, что местные бандиты не причастны к краже карты. В ходе следственных мероприятий также было установлено, что и персонал гостиницы не причем. Да и карту никто не видел. Вполне возможно, что иностранец просто пытался с помощью нас найти штольню…
- Олег Станиславович, какая-то неувязочка, зачем иностранцу посвящать вас в свои планы – он, что, щедрый добряк?
- Не похож… Отрабатывался, правда вариант, что его карту прибрали Гранины, когда он был у них в гостях.
- Гранины – это те, фигурировавшие по делу?
- Да, на 15 странице почитайте. Там полное досье.
- Продолжайте, - сказала я, потягивая кофе и размышляя, как бы вытянуть эту папку из кабинета подполковника.
- Проводили беседу с Граниными, но они люди богатые и уважаемые – больших действий мы не могли предпринять, да и не похоже было, чтобы они выкрали карту. Тем более, Майкл утверждал, что ходил он в гости без карты.
- А в архиве разве  нет плана местности штольни? Когда ее строили, должны были оформлять бумаги…
- Нет, говорят, что еще сам хозяин все сжег, спасаясь от расправы коммунистов.
В общем, всё, что говорил мне Олег Станиславович нисколько не отличалось от уже собранной мной информации. Разве только то, что он упомянул, будто приказчиком на золотодобывающей штольне был некто по прозвищу «Эрзей». Но, правда, следы этого человека потерялись вместе с хозяином, хотя именно он мог бы пролить свет на многие моменты, связанные с закрытием штольни и месторасположением богатств, которые не успели вывезти. «Нда, за недельку мне не справиться, тут и месяцы не помогут».
Оставался еще один момент: так и не нашли вора, заварившего эту кашу.
Но, по крайней мере, по нескольким причинам нельзя считать мой поход к подполковнику бесполезным: я разузнала, кто погиб в связи с этим делом. Оказалось, что умер не только Гриша Бритый и геодезист по фамилии Буров, но также совершенно при непонятных обстоятельствах был убит Захар Семенович Гранин, тот самый владелец большого дома на Первой улице. При чем в убийстве обвинили сына, Ивана Захаровича, который совсем недавно вышел из тюрьмы. Доказательств особых не было, но были показания брата, который сказал, что Иван остался без денег и приехал за наследством.  На Ивана показали и люди Гриши Бритого. Мать, Надежда Ивановна, не выдержала смерти мужа и обвинения в этом сына, скончалась от обширного инфаркта.
- Кто же проживает сейчас в доме Граниных?
- Да старший сын их – Петр Захарович. Предприимчивый очень человек. Но к убийству не причастный, проверяли…
Составив протокол изъятия материалов дела, я пообещала с ними ознакомиться по подробнее и зайти за уточнениями завтра.
Выйдя из отделения, мне первым делом пришлось сделать звонок по своему мобильнику в нашу областную прокуратуру, где секретаршей у одного из замов прокурора работала моя одноклассница, с которой мы вместе сидели за партой и считались закадычными подружками. Все годы после школы изредка перезваниваемся и встречаемся. Ирка мне всегда завидует: «Вот у тебя работа интересная – всё приключения, ни то, что я – конторская мышка…»
- Так ты ж «мышка» к компьютеру! А твой босс – «компьютер». Он тебя всегда снабдит программным обеспечением.
Помня этот наш завсегдашний диалог, я набрала ее номер, сидя за рулем незаведенной машины.
Узнав ее голос, я крикнула в трубку так, чтобы все могли слышать через открытое окно автомобиля:
- Прокуратура? Докладывает сержант Глаголева! – и тут же, как бы спохватившись, закрыла боковое окошко.
- Айси, ты что ли? Опять на задании?
Нет, конечно, не сказать, чтобы я часто представлялась сотрудницей прокуратуры, но «опять» означало всего лишь прошлый случай, в котором Ирка приняла самое непосредственное участие.
Дело было так…
Вздумалось нашему шефу разоблачить  областную прокуратуру. Взяточники они все, нечистые на руку люди – морковки, одним словом, грязная бесстыдная душонка внутри, а сверху фанфароном распущенный хвост. Чем больше подкармливаешь, тем краснее душа, а хвост больше. Решили внедрить, конечно, меня.
- Айси хоть и не блещет умом, но зато смекалка и удача в самый раз для такой работы!
- Что, значит, не блещет умом? - возмутилась я.
- Да то, что заумными словами разговаривать не будешь, а значит, за секретаршу вполне сойдешь.
Через шефа пресс-службы областной прокуратуры я была пристроена секретаршей к какому-то не слишком большому чину, но очень удачно его кабинет располагался на одном этаже с кабинетом моей подружки Ирки. Зная ее натуру, я решила привлечь подругу к шпионажу. Внушила ей, как следует, что она – Штирлиц, и просто благородный человек. Ирка, дуреха, поверила.
Я выдала ей «жучки», объяснила, как их разместить, сама пару «жучков» поставила в кабинет к своему чиновнику. Но после нескольких дней работы стало понятно, что «жучки» не приносят ожидаемой сенсации.
Тогда гневно шеф призвал меня к себе:
- Айси, это что за выкрутасы? Где информация? Где сенсация?
- Не берут они…, - стала водить я носком туфли по ковру, потупив взор и спрятав руки за спину.
- Нет, дорогая, не строй из себя девочку ясельного возраста. Не можешь так, давай добывай по-другому!
- Как?! – испугано вскрикнула я,  думая, что он хочет меня отправить на панельные работы.
- Именно так: подстрой, чтобы кто-то предложил взятку – вдруг согласятся. Сними какого-нибудь боса с полуголой секретаршей… Давай, короче, работай.
«Час от часу не легче!»
Я пошлепала в прокуратуру с фотоаппаратом и камерой, на которые я должна была (обязательно!) заснять компромат.
Ирка, заметив меня удрученной, поинтересовалась в чем дело. Я ей объяснила, что как Штирлицы мы не состоялись, потому что разведка действует безрезультативно… Ирка явно огорчилась таким известием, потому как она, вдохновленная мной, ожидала награду за свою работу в разведке, а возможно пожизненное государственное обеспечение, как особо полезного разведчика.
Она спросила:
- И что, нет возможности поправить ситуацию?
- Есть, но  сильный риск, - я махнула перед ней фотиком и камерой.
- Увольнение?
- Хуже – линчевание и смерть.
 - Мы, разведчики, всегда умираем молодыми! – торжественно сказала Ира.
- Ну, тогда слушай план: я попробую соблазнить твоего шефа, а ты должна по условному знаку вбежать и заснять нас на камеру и пленку.
- Почему, как соблазнять шефа – так сразу ты? Нет уж, репортер – это ты. Вот и снимай, а соблазнять шефа буду я!!!
- Ты что, с ума сошла! Тебя же уволят!
- Не-а, - лукаво подмигнула мне Ирка, - а вот тебя после съемки - точно! Так что ты уж побыстрее уноси ноги и ложись на дно.
- Как скажешь. Ты тогда подумай, когда лучше провести операцию, а я…
- Какую операцию, - изумилась Ирка, - это слишком, я же не хирург!
- Лучше помолчи, Ирка, а то не будешь соблазнять шефа. Ну а я, пока ты думаешь, проверну еще одну операцию.
- На что ты намекаешь, что я – тормоз?
- Почему? - был мой черед удивляться.
- Я так долго не привыкла думать, могу уже сейчас сказать тебе ответ.
- Не стоит торопиться, я забегу попозже. Пока, Ирка.
Еще полдня я набиралась храбрости, чтобы намекнуть своему чину о предполагаемом клиенте, который хочет дать небольшое вознаграждение. Вот собравшись с духом, я подвернула пояс на юбке, проверила связь с «жучком» в кабинете босса и зашла в его кабинет.
Я сделала несколько смущенный вид. Подсела к столу и сказала:
- Сегодня приходил некто Шаповалов, который проходит по делу о мошенничестве, он просит рассмотреть его дело побыстрее. При этом я показала характерный жест, означавший деньги.
 Мой босс испугано стал оглядываться по сторонам, смотреть под стол и всячески делал мне предупреждающие знаки, означавшие «тсс».
Я попыталась еще раз ему втолковать суть дела, но он был не преступен. В конце концов, зажал мой рот своей потной рукой и притянул мое ухо к себе: «Это не кабинетный разговор!!! Если хочет, пусть с тобой разговаривает подробно, а ты мне на улице все объяснишь, ясненько?» Вырвавшись из его влажных рук, я сказала довольно громко: «Так, значит, Вы одобряете?» «Одобряю», - еле слышно сказал он. Я его потом сумела раскрутить на целую статью, в которой, впрочем, не упоминала его имени, но мой шеф был доволен. Однако, сценку в главной роли с Иркой я тоже не хотела упускать. Интересно же!
После работы, перед уходом я забежала к Ирине.
- Ну как, подруга? Решилась?
- Да, Айси, без разговора. Я и так давно хотела его взять в оборот. Представляешь, мужик богатый, холостой, это я точно знаю. А на меня внимания не обращает…
- Ок! Когда?
Мы договорились с ней действовать в среду, сейчас был понедельник, проверок никаких не ожидалось, и расписание ее босса было более-менее.
Условились, что я буду ждать в приемной. Как только Ирка разденется и сумеет зажать бедного босса, она крикнет: «Милый, я - твой самый сладкий подарочек!» В это время забегу я и сделаю снимок на память.
Но причем тут подарочек, была удивлена я. Оказалось, что в среду у ее босса будет как раз день рождения, к которому он относился холодно и не отмечал, только что с близкими, да секретарше поставит бутылку вина и фрукты со словами: «Отметьте за меня мой день рождения…»
Да уж! Такого нытика непременно хотелось развеселить!
В среду, ближе к середине дня был совершен роковой выход на авансцену.
В условленное время я спряталась под столом у Ирки, пока та входила в кабинет к шефу и совершала прелюдию самого действа. Я закрыла на ключ двери приемной, чтобы нам никто не мог помешать. Ирка обещала иступлено крикнуть: «Котик мой, я так давно мечтала подарить тебе самый лучший подарок на день рождения, вот ОН!» На этих словах она по плану должна сбросить с себя халатик, оставшись в изящном нижнем белье (сцену с полным раздеванием мы отвергли как особо опасную в плане не известной реакции босса) и, понятно, броситься на шею именинника.
По уговору я досчитала до пятидесяти и ворвалась в кабинет с криками:
- А сейчас фото на память о Дне рождения. Улыбнитесь! Скажите: деньги…
С этими словами я стала неудержимо щелкать фотоаппаратом, а сама в это время соображала, что же я вижу: босс сидел, забившись в угол стола, взирая на женщин обезумевшим взглядом; какая-то тетка с ярко-рыжей взлохмаченной прической впилась в волосы Ирки правой рукой, а левой нагло удерживала ее за грудь. Она не говорила, а только шипела, гадюка. Ирка просто обезумела от неожиданности и страха, она махала руками, как в боксе,  старалась лягнуть свою обидчицу, при этом с каждым движением сползали ее трусики. Я стояла и жалела, что не взяла камеру с собой… Тут босс немного пришел в себя и спросил прерывающимся голосом: «Что тут происходит?»
В общем, не будь Ирка – Иркой, она выкрутилась и выкрутила нас. Оказалось, что рыжеволосая дамочка, мявшая грудь Ирины, была бывшей женой боса, которая уже с неделю пыталась восстановить с ним семейные отношения. Ирка сказала, что такой вариант поздравления начальника она видела в американском фильме и ничего плохого не думала, тем более, что она и вправду подарила ему новенькое портмоне с одним долларом (хорошо хоть она купила это портмоне, а то пришлось бы дарить редакционный фотоаппарат). Босс воспылал с того момента к Ирине большой любовью, но с замужеством все тянет – боится быть женатым, женщины очень неуравновешенны…

 Следующий пункт моей разведки – архив. Первым делом я познакомилась с архивариусом и библиотекарем по совместительству – Матреной Фокичной. Мы с ней уютненько расположились в ее каморке за столом, распивали чаи  с конфетами, которые я заботливо принесла с собой. Я не стала кривить душой и рассказала служительнице, что являюсь журналисткой, интересуюсь историей села.
Бабушка, прожившая в деревне бессчетное количество лет, обрадовавшись незваной слушательнице, рассказала, что когда-то село было барским угодьем, а золотодобывающая штольня принадлежала одному известному в те времена купцу, который занимался её разработкой и платил барину большие деньги в качестве аренды.
Сама деревня, по преданию, была основана выходцами из Мордовии, это уже позже земли стали барскими с завезенными русскими.
Те, из Мордовии, были образованными и свободолюбивыми людьми. Земли свои содержали по-хозяйски.  Барин, опасаясь всяких бунтов, назначал их на приближенные должности.
Еще она поведала, что местные богачи Гранины сделали свое богатство в незапамятные времена, живут в основном на средства наследства. А во времена колхоза старший Гранин был местным партсекретарем.
Бабуля очень охотно притащила мне кипу документов. Среди прочих там была перепись населения, сделанная еще в прошлом веке, где значились все жители. Напротив некоторых фамилий значились пометки – «пришлый». Несколько семей были местные: Матвейкины, Волошкины, Огранкины, Черненькие и Толоконкины.
Со слов Матрены Фокичны, Матвейкины и Волошкины погибли еще в войну. Огранкины куда-то исчезли – сейчас такой фамилии не значится. А Толоконкины и Черненькие живут до сих пор. В более поздней переписи появилась фамилия Гранины с пометкой «приезжие».
Прочитав еще несколько документов, я открыла для себя интересный факт, что «эрзей» - это, скорее всего, от «эрзя» - мордовского этноса.
Значит, приказчик и вправду был из мордвы.
Из всех остались только Толоконкины и Черненькие – предстоит их навестить.
Выйдя из архива, я обнаружила, что день уже клонился к вечеру, и вдруг, совсем неожиданно для себя вспомнила про моего Ванечку: «Неужели до сих пор вкалывает?»
Когда я подошла к «Волге», то еще более вспомнила моего Ванечку: переднее колясико безнадежно спустило. Вокруг – мертвый сезон. На каждых воротах чуть покосившихся оград красуются портреты злых хозяев – собак без намордников, оскаливших свои пасти с цитатами: «Не лезь – укушу!»
Стою руки в боки и не могу ничего придумать – как быть? Этот вопрос похлеще, чем гамлетовский. Не быть – очень просто, а вот как быть – это да, это сложно.
В багажнике лежала запаска, но это меня мало радовало. Со своей маляпусенькой машинкой я справляюсь практически запросто. Но «Волга» – не мой конь. Подковывать не умею. А вокруг – сон-час. Никто никуда не спешит. Злые собаки тоже не прельщают. Остается одно – менять злополучное колесо самой. Я достала домкрат и стала поднимать машину. Потом взяла ключ и попыталась открутить колесо. К моему огорчению, болты не поддавались ни на йоту. Только колесо забавно крутилось в разные стороны в зависимости от моих усилий.
Тут сзади кто-то нежно притронулся к моей талии. Я испугалась, что мою позу неверно истолковали, и резко выпрямилась, подавшись в сторону, из-за чего со всего маху наступила кому-то на ногу. И этот кто-то, громко ахая, прокричал: «Осторожнее!»
Я обернулась и увидела пожилого мужчину довольно приятной наружности. Среднего роста, средней упитанности, аккуратно одет и причесан. Для деревни, согласитесь, просто шик!
- Разрешите представиться, отставной генерал Толоконкин!
- Вот это удача!
- Виноват, гражданочка, не понял!
- Удача, говорю, что Вы ко мне подошли…
- Ах, да! Я ходил к другу, а тут смотрю, красивая женщина мучается с колесом. Помочь?
- Конечно!!!
- А Вы меня за это напоите кружечкой пива в баре, пойдет?
- Пойдет, товарищ генерал!
- Ну, перво-наперво, опустим машину. Так колесо не снять…
- Правда?
- Истинная правда.
Пока он управлялся с машиной, каюсь, я по пятам преследовала свою цель. Генерал между делом рассказал мне, что семья его испокон веков военная. Их всегда призывали на службу и все благодаря их здоровью. Вот и сын его – военный. А на рудниках в его семье никто не работал. Хотя в деревне когда-то это был основной промысел. На пенсии он уже почти двадцать лет. Пенсия хорошая, жена, медик, еще работает. Сын кое-что высылает. Хватает.
На досуге генерал рыбной ловлей занимается. Жизнь идет.
- Ну а тут – Вы! Вот, думаю, подарок судьбы – с красавицей кружку пива выпью…
Когда он прикрутил все на место, мы поехали с ним в бар. Я купила ему две кружки пива и шашлык, а себе взяла газировку.
Генералу я сказала, что пишу книгу о коренных жителях. Попросила его показать семейный альбом и сводить к другим его односельчанам-старожилам. Генерал легко согласился и пригласил к нему в гости. Посмотрев на часы, я охнула: без пятнадцати минут девять, скоро встреча с гаишником!
Пришлось упрашивать Толоконкина о встрече завтра.
В нужное кафе я залетела только в девять двадцать. За крайним столиком сидел пригорюнившись милиционер, потягивал коньячок и курил уже четвертую сигарету.
Я бодрым шагом подошла к нему. Он поднял глаза и мрачно спросил:
- Вы ведь не Вы, а привидение?
- Почему? – опешила я.
- Вы – клубы моего дыма. Такая девушка ко мне не может придти, я неудачник.
Я поцеловала его в щечку, наверное, в благодарность за то, что он меня назвал красивой, и потребовала бросить всякие там пессимистические штучки и накормить его даму чем-нибудь вкусненьким.
Мы миленько проболтали с моим новым знакомым, которого, кстати, звали Виктор, до самой полуночи. Потом пошли гулять по ночной деревне. Он мне рассказывал о его неторопливой жизни, о рыбалке и о том, как ловил большущих рыб, о здешних грибах и все выспрашивал меня о моей семье, чем занимаюсь. В общем, я и сама не заметила, как разболтала ему, что журналистка и что расследую убийство. Шеф бы меня убил за это!
Но Виктор оказался совершенно заинтересован и вызвался мне помогать. Просто, душка!
Мы уже почти дошли до гостиницы, и тут я вспомнила, что там, возле бара, осталась «Волга». Нужно было возвращаться за ней. Мы пошли с ним обратно. Приятно дул ветерок, в траве пели кузнечики, на небе была большая и круглая луна. Виктор приобнял меня за плечи, мотивируя тем, что я могу простыть. Я не возражала – приятно. Около часа ночи мы с Виктором вновь были около гостиницы, но уже в машине. Он никак не хотел меня покидать и все чего-то ждал.
- Ну что ж, Виктор, мне уже пора – завтра рано вставать…
- И что же, мы вот так и расстанемся?
- В каком смысле?
- Ну, - нерешительно потупил он глаза.
- О, прости, ты, наверное, хочешь, чтобы я о тебе написала репортаж? Так это с удовольствием. Завтра и поговорим.
- Нет, что ты, мне это совсем не нужно.
- А что же тогда?
- Ну, - опять он потупил взор.
- Понимаешь, я в номере живу не одна. Помнишь, говорила тебе про моего шофера?
- А-а, тогда понятно…
- Нет, это не то, что ты подумал! Просто шеф наш скупердяй, дает мало денег.
- Извини. Обещай, что мы еще встретимся!
- Конечно, ты же обещал мне помочь! - И я его поцеловала опять в щечку.
Мужик прямо-таки расцвел -  вот что ему было нужно! Господи, так бы и сказал. Это-то можно. 
Виктор помахал мне рукой и ушел. А гостиница оказалась закрыта. Еще около получаса я старалась достучаться до сторожа, который, заспанный и с перегарным духом, еле доплелся до двери и не хотел мне открывать, только мои красные корочки возымели свой эффект. Пока я поднималась на свой этаж, прибежала дежурная горничная:
- Где же Вы так долго были? Ваш муж целый день проторчал под дверью, Вы же унесли с собой ключи!
- В самом деле? - стала я копаться в сумочке.
- Вот они, ну надо же  - не заметила как  взяла… Извините. Но у Вас же есть запасные ключи!
- Да, верно, но они всегда хранятся у администратора. А она сегодня не вышла. И ключей нет. Поэтому даже не убирались.
- А где же Иван?
- Ваш муж? Да в моей каморке спит. Намаялся мужик.
- Ах да Иван, уже невесту себе нашел!
- Что Вы! Я сама его пригласила, ему же некуда пойти!
- Ладно уж, пошли, заберу его.
Иван мирно посапывал на мини-диванчике, на котором ему пришлось сложиться пополам, коленки чуть ли не на ушах. Я его растолкала:
- Ваня, извини, выполняла служебный долг. Пойдем в нашу комнату.
- Ты, что ли, Айси? Я уж думал, что ты уехала в город, а меня тут помирать бросила. Что я тебе такого сделал? – всхлипнул он.
- Не гунди. Я же здесь. Это уже не сон!
В номере я решила проявить заботу с целью как-нибудь приглушить чувство собственной вины:
- Ванечка, а ты что-нибудь кушал?
- Нет, - был лаконичный и доходчивый ответ, подтвержденный урчанием желудка.
- Да, и у меня ничего нет. Погоди, сейчас я схожу к горничной, прикуплю съестного.
 Я мигом сбежала к горничной и принялась стучать в ее дверь. Горничная уже была в неглиже и удрученно спросила:
- Что на этот раз случилось?
- Что, что! Почему Вы не покормили Ивана? Как любовь – так на стороне, а как ужин – так дома?
- В самом деле, это Ваш муж – Вы и кормите.
- Ладно, я пошутила. Продайте чего-нибудь перекусить, мужик целый день голодный.
Она принесла мне немного сыра, хлеба, молока, огурцов и творожок. 
Ваня был откровенно разочарован:
- Это корм для котенка? Но у нас его нет!
- Милый, не нервничай, утром я накормлю тебя в кафе мясом. А пока замори червячка.
- Да моего червя этим даже не уморить! Где котлеты? Где ветчина, на худой конец?
- И вправду не знаешь?
- Нет!
- В магазине, конечно! Но он сейчас не работает. Посмотри на часы!
- Обалдеть! И где же ты так долго была?
И я ему почти все рассказала. Даже про милиционера Виктора, только не сказала, что ужинала с ним. Зачем травмировать Ванечкину психику? Итак, ведь, сами понимаете…

 2
На следующее утро я вспомнила про бумаги из милиции, которые мне необходимо вернуть сегодня же. Поэтому первым делом пришлось просматривать их. Целая папка ни о чем. Складывалось впечатление полной неразберихи. Свидетелей, вроде как, и не было. Все произошло по совершенной случайности. Пожар, произошедший на штольне, был следствием не взрыва, а естественной причиной самовозгорания мусора. Как там оказались люди? Нет ответа. Дело вообще в итоге было прекращено вследствие отсутствия состава преступления. Оно и верно, обвинять-то некого. Куда делся иностранец? Бумаги  так ничего и не прояснили.
Больше непонятного, чем понятного.
Иван довез меня до милиции, где я с официальным видом пожурила их за плохое несение службы, что бумаги оформлены не по правилам, дело прекращено без суда. Поинтересовалась, был ли контрольный звонок из прокуратуры. И с приятной теплотой внутри отметила, что начальник испугался. Стал приглашать меня в гости, обещал баньку. Я сурово объяснила, что у меня еще много дел и покинула его контору.
Теперь Толоконкин. Ставка на него.
Дом отставного генерала уже не спал. Все были в обычной суете. На звонок вышел открывать ворота сам хозяин:
- О, Айсидора, как я рад, что Вы все-таки пришли. Проходите, пожалуйста! А что же Ваш шофер, так и будет сидеть в машине?
- Здравствуйте, здравствуйте, генерал. Да, он привык меня дожидаться.
- Петр, кто пришел?
- Нели, это из областной газеты, репортаж пишут про коренных жителей, я тебе говорил. Знакомься, Айсидора Васильевна Глаголева. А это – моя жена Нели Викторовна.
- Очень приятно! Генерал так любезно согласился дать интервью и показать фотографии. Его рассказ просто бесценен!
- Ах ты, старый вояка, опять девушек охмуряешь! Тоже мне генерал. Полковник в отставке. А то напишут потом в газете, стыдно будет перед людьми. 
Мы прошли в дом. Стол был накрыт белой скатертью с шаньгами с такой золотистой корочкой, сметаной и молоком. Язык проглотишь!
- Кушайте, кушайте, а мы вам ответим на вопросы.
- Да, спасибо, я откровенно в восторге!
- Кушай, деточка. Так что же Вас интересует?
- Расскажите о старожилах этого села. Какие семьи живут испокон веков, чем занимаются…
- Кто из местных испокон? Ну, таких осталось совсем немного, - Нели Викторовна взяла инициативу в свои руки. – Мы, это, конечно, по мужу. Черненькие: бабушка с внуком. И Гранины.
Наполовину откусанная шаньга с лету  плюхнулась в сметану, произведя брызги мелких противных капелек на скатерти и моей блузке. Сама же я с широко открытыми глазами, и чуть заикаясь:
- Как Гранины? Они же приезжие! И вон какие богатые?
- Что-то связь не улавливаю, - сказал генерал, то есть отставной полковник Петр Алексеевич.
- Так я в архиве видела перепись, там напротив Граниных пометка – приезжие. Ну и потом, Вы же не живете в таких хоромах – откуда тут так разбогатеть?
- Понятно. Нехорошо, конечно, про друзей, но уж им теперь все равно будет.  Захар Семенович-то еще в прошлом году погиб... Гранины - они самые местные, что ни на есть. Прадед их деда жил тут. Нашенские они – мордва. С Поволжья когда-то наши предки пришли вместе. И фамилия их – Огранкины. Вот были бы живы наши деды, c позором бы гнали их в шею: фамилию родовую менять!
- Петр Алексеевич очень переживает за свои корни. Айсидора, милая. Он хочет сказать, что в советские времена были проблемы у Огранкиных с властью, хотели их в ссылку отправить на север. Вот они и меняли быстро документы. Стали приезжими – Граниными.
- Как же им удалось в такие тяжелые времена избежать наказания да еще дом сохранить?
- Деньги, деточка, во все времена все делают. Тем более, что дом они отстроили уже в перестройку, а так все в хибаре жили. Да деньги в подполье скрывали.
- Аристократы, понимаешь, к едрени фени.
 - Петр Алексеевич, а что же случилось со старшим Граниным? Как он погиб?
- Да в прошлом году тут темная история случилась. И вспоминать не охота.
- Это с иностранцем, которая связана?
- Вот ведь до чего журналяги - народ ушлый, уже и тут успели разнюхать! Да, с иностранцем. А может, и не с ним.
- Петр Алексеевич, расскажите поподробнее. Кроме Вас никто не прояснит ситуацию.
Генерал прищурился и наклонил голову набок, прикидывая, стоит говорить или нет.
- В области Вы известный журналист?
- Не скрою, очень даже. Но Ваш вопрос меня несколько удивляет.
- Я предлагаю Вам баш на баш. У меня в следующем году внучка будет поступать в институт. Очень хочет быть журналистом. Так как?
- Без проблем. Ваше полное содействие моему расследованию, и я устрою Вашу внучку и еще научу ее писать. 
- Вот, мать, что значит деловая женщина, приятно общаться.
- То-то я уже и заметила.
- Так на чем мы остановились, - крякнул старик, раскуривая трубку.
- Петр Алексеевич, расскажите про гибель Гранина и вообще все, что знаете по этой истории с золотодобывающей штольней.
- Теперь понятно, с какой целью Вы сюда приехали, а то, понимаешь, про местных коренных писать. Да кому это надо, спрашивается.
- Вы же не сказали, что Вы - отставной полковник разведки. Я б  Вам и не пыталась врать.
- Ладно, пойдем в кабинет. Покажу фотографии и все расскажу.
Мы с генералом пошли в кабинет, а хозяйка осталась на кухне, не проявляя не малейшего желания поучаствовать в нашем разговоре.
В кабинете стояло несколько книжных шкафов. В двух были подобраны редчайшие книги мировых классиков, причем чуть ли ни раритет. А один был полностью посвящен военной тематике. Здесь же был бильярдный стол.   Удобная софа и несколько мягких кресел. После небольшого экскурса по кабинету, хозяин разместил меня на софу и решил развлечь альбомами, обещая сопроводить их рассказом и ответом на все мои вопросы.
- Вот, смотрите, это Захар Семенович Гранин. Уже в старости. Поглядите на него. Как выглядит. Что думаете?
- Богатый, видимо, человек.
- Вот и я про то же.
- Так откуда его богатство?
- Со штольни, понятно. Его отец был приказчиком, да и он по-молодости немного захватил.
- Почему же он не бежал за границу?
- А в те времена у него столько денег не было, чтоб успеть смастерить себе документы. Это уж он потом потихоньку себе создал капитал. Штольню-то это он взрывал по поручению Ежгревского, бывшего хозяина земель. 
- Правда, что дорогу на штольню никто не знает?
- Чистая правда, раньше ход на штольню периодически меняли. Людей возили с завязанными глазами, а кто пытался проболтаться, сразу калечили.
- Как?
- Язык вырывали, глаза выкалывали.
- Ужас!
- Зато никто не говорил, и все было в секрете. Женщины туда вообще не ходили, а мужики многие в войну погибли да при советской власти головы сложили. А молодая поросль – как с чистого листа.
- Так значит, Гранин и есть приказчик! Вот это здорово. А я голову ломала кто. Спасибо Вам, Петр Алексеевич.
- Не за спасибо работаю! Ладно, шучу, - начинал меня раздражать старикашка.
- Мог Гранин умереть из-за штольни?
- Мог, конечно. Объявился иностранец. Ежгре его фамилия. Ничего не напоминает? То-то и оно, род Ежгревских объявился за своим золотом. Слишком много народу подмешалось. И Гранины, а у них у самих детей, да еще младший Ванька только из тюрьмы вышел, а его опять посадили. Милиция вся в курсе, авторитеты все знают, и всем  золото хочется иметь.
- За что сидел Иван Гранин, и почему его опять посадили? – с умным видом произнесла я. И только я это проговорила, как в кабинет через полуоткрытую дверь вошел большой бело-серый Барсик, как назвал его хозяин. Кот вальяжно подошел ко мне, нюхнул воздух и, тяжело подпрыгнув, плюхнулся мне на колени, затем встал на задние лапы    и стал приставать ко мне. При чем со всякими там нежностями. Он облизывал мою блузку, руки и юбку.
- Петр Алексеевич, прекратите это безобразие!
- Что Вы, деточка, это же не я, а Барсик. Видит Бог, как я хотел бы оказаться на его месте, но уже силы не те, – пошло рассмеялся он.
Я пыталась оторвать противного кота от себя, но он только больно царапал меня когтями и продолжал облизывать, вот садист.
- Петр Алексеевич, не до шуток, мне неприятно!
- Вы же сами нахрюшничали и разлили сметану на свой костюм. Вот Вы и оказались лучшим чупа-чупсом для Барсика.
Генерал оторвал от меня Барсика и колко заметил:
- Теперь Вы ему обязаны – он почистил Ваш наряд.
Я начинала уже свирепеть. Мои ноздри раздувались, острый взгляд из-под лба был устремлен на отставного полковника. Он своим военным чутьем почувствовал контрнаступление и во избежание войны продолжил рассказ:
- Говорят, Иван сидел как политический, боролся по-молодости с властью. А как пришел, то умер отец. Нашлись свидетели, которые на него показали. Какие свидетели? Да люди Бритого, авторитета нашего. Да и надо же было кого-то по делу посадить. А ему – Ивану – не привыкать. Еще посидит.
- Так Вы не верите, что Иван мог убить отца?
- Что-что, а в это не верю! Он всегда у них был такой правильный. Из дома в детстве сбежал, чтоб жить как рабочие на заводе. О деньгах отцовских никогда не помышлял. Да и не было его слишком долго, он вряд ли знал о богатстве Граниных.
- А как на счет его брата и сестер. Это же они на фотографии?
- О, эти могли. Хотя, пожалуй, Катя не такая. Она простая. Слишком простая. Может, даже подозрительно простая.
- Почему же подозрительно? Вы же, говорите, что Иван Захарович такой же.
- Ну да, с другой стороны, тоже верно. Да что я, чужая жизнь потемки.
- Что-нибудь можете рассказать об этих двух?
- Это их старший, Петр, небедный и жадный человек. Сейчас он живет в особняке вместе с матерью. Она на глазах, бедняжка, увядает. Вот она, кстати, в молодости.
- Потрясающе красивая! Еврейка?
- Что Вы! Нет, конечно. Там скорее кавказкой крови примесь. Признаюсь Вам, я по-молодости был влюблен в нее. Хотя она и не из мордвы.
- Для Вас это имеет значение?
- Нет, моя жена – украинка. Это я, вообще, просто так, к слову сказал.  Вас, понятно, интересует эта семья, раз Вы копаете под штольню. Ну, так давайте нагрянем к ним в гости. Петя, ясен пень, не обрадуется, но  Надежда Ивановна, может, еще и тряхнет стариной.
Жена отставного полковника явно была рассержена сообщением мужа о походе в гости к Граниным.
- И чего старому дома не сидится. Все бы шастал. У них горе – не захотят тебя видеть.
- Ревнует, - шепнул мне на ушко генерал.
Ура!!! Мне предоставлялся уникальный шанс попасть в эту неприступную крепость. Но у меня совсем не было плана, я, можно сказать, просто ломала голову над тем, как мне разговорить Граниных. Как раздобыть карту штольни. Как найти преступников и иностранца. Слишком много «как».
- Иван! Как ты тут? – вопрос буквально повис ленточкой у меня на губах: Иван растрепанный лазил около выхлопной трубы на коленках, нечленораздельно матерясь.
- Как? Что случилось? – недоумевала я. Мой генерал с не меньшим, чем я, интересом всматривался в Ванины действия.
- Иван, да в чем дело, объясни наконец!
- А-а, - махнул он рукой, мол, отвяжитесь, и полез в выхлопную трубу веткой.
- Иван, хватит дурачиться. Нам уже пора ехать!
- А никуда мы не поедем! Сейчас крыса сожрет нашу машинку изнутри.
- Какая крыса? - продолжала не понимать я.
- Обыкновенная. Я стоял тут, курил, а она вдруг откуда не возьмись, прямо как Шушера…
- Какая шушера?
- Ну, та, что из «Буратино»… Вылезла и уставилась на меня. Я – на нее. Потом мне это надоело. Я и топнул на нее ногой, еще присвистнул.
- Убежала?
- Ага, прямо в трубу заскочила. Я сам видел и слышал скрежет.
- Нет, это мало вероятно. Крыса не такая маленькая. Сюда разве что мышь попадет.
- Я слышал, - настаивал Иван.
- Как видавший виды полковник, скажу Вам, молодой человек, что крыса – очень умное существо. В выхлопную трубу добровольно не полезет – воняет плохо, пардон.
- Но я же видел и слышал.
- Отставить разговоры! Поехали! – скомандовал генеральским голосом отставной полковник.
Только Иван завел машину, и мы немного отъехали, раздался жалобный плач ребенка.
- Маленький где-то плачет. У Вас здесь внуки? – обратилась я к Петру Алексеевичу.
- Нет. Это - не мой.  Да и плачь прекратился. Может, показалось?
- Но не всем же сразу.
И тут опять повторился этот жалобный плач.
- Я же говорил, это крыса! Забралась в трубу, а теперь задыхается! – сказал с горящими глазами Иван.
- Ага, накумарилась и заговорила человеческим голосом!
- Не заговорила, а заплакала. 
Плач периодически повторялся.
- Всё, Иван, останавливайся. Нужно посмотреть, в чем дело. Вдруг и вправду ребенка подкинули.
Мы вылезли и дружно отправились обследовать машину. Выхлопная труба в порядке, зияет черной темнотой. Зато со стороны капота вновь послышался плачь.
- Я не смогу открыть капот. Я боюсь, - честно признался Иван. У него тряслись губы и руки.
- Я открою и посмотрю – выступил вперед полковник.
Я неотступно следовала за ним. Ваня стоял в сторонке.
Полковник открыл капот, и мы уставились на взъерошенного огромного серого кота, который сидел аккурат возле аккумулятора, вдали от мотора, и смотрел на нас безумными глазами. При этом он с какой-то тупой периодичностью начинал мяукать.
- Ах ты! Кузька! Разбойник!
- Вы его знаете, - удивилась я.
- Конечно! Это соседский Кузьма. Жуткий проказник и бояка крыс. У соседа в амбаре они бегают полчищами. А этот бегает от них. Иван! Мы нашли того, кто издавал скрип. Посмотрите, Ваш гость – кот, а не крыса.
Кот был явно в шоке. Он не двигался с места. По всему мотору были клочки его шерсти.
Я взяла из машины тряпку и попробовала его вытащить, но кот сопротивлялся.
- Надо же, ему понравилась езда!
- Кот-экстремал. Впервые на арене!
Полковник схватил его за шкирку и вытянул из удобной ниши. Кот сопротивлялся. Петр Алексеевич отошел немного от машины и швырнул кота в сторону. Тот, сразу встав на лапы, со всей своей кошачьей опрометью бросился к машине. Пришлось Петру Алексеевичу отдирать его от бампера и перекидывать через чей-то забор в огород. Иван закрыл капот, и мы поехали дальше. Кузьма-каскадер поразил меня больше, чем какая-то загадочная штольня.

Когда мы подъехали к дому Граниных, Петр Алексеевич бодро направился к воротам, которые я уже обследовала раньше, и  нажал на неприметную кнопку. Буквально через минуту за воротами послышался мужской голос, и  приоткрылось железное окошечко, проделанное в массивной створке.
- Кто вы, господа?
- Это я – Петр Алексеевич Толоконкин. Доложи, друг, что пришел с дружеским визитом.
- Подождите, пожалуйста. Сейчас узнаю.
Он отсутствовал минут пять. Мы стояли, переминаясь с ноги на ногу. Петр Алексеевич вообще впал в какую-то нервную задумчивость. Видимо, опасался, что его сюда не впустят, как врага.
Охранник, однако, вернулся с положительным ответом и угрюмо пригласил нас войти.
- А что, любезный, все ли хозяева дома?
- Петр Захарович и Надежда Ивановна вас ждут.
Мы шли по благоухающему цветочному двору с аккуратно подстриженными газонами. Американская сказка, одним образом. Я смотрела по сторонам и держалась за Ивана, иначе бы упала от головокружения. Чтоб я так жила!
Двери нам открыла очаровательная молодая горничная в передничке и с забранными в пучок волосами.
- Следуйте за мной, я провожу вас в гостиную.
Это был не коттедж, а замок с высоченными потолками и богатым убранством. Дорогие люстры, ковры и мебель. Меня начинало знобить, я была явно не в своей тарелке. Как будто мной собирался пообедать сам король, а не какой-нибудь рыбак.
В гостиной, отделанной в Елизаветинском стиле, на удобном кожаном кресле сидел мужчина – не красавец, но с самодостаточным выражением на лице. При нашем входе в зал он  не приподнялся, как того, несомненно, требовал этикет. Он вальяжно продолжал сидеть.
- Петр Захарович! Толоконкин со спутниками, - чинно произнес охранник-дворецкий.
- Здравствуйте! – почти хором сказали мы (наверное, пугал его грозный вид).
- Проходите, присаживайтесь на диван. Чем обязан?
- Да вот, Петенька, соскучился по тебе, а пуще по твоей матушке. А где же она?
- Вы не ответили на мой вопрос: зачем пожаловали?
- Навестить Надежду Ивановну. Где она?
- В трауре… Не здоровится ей.
- Вот я ей доктора привез, - показал Толоконкин на меня. – Она и вылечит.
- У нас свои доктора.
Тут включилась я в борьбу за место в этом доме:
- Я самый лучший специалист в области!
- В какой области?
- Нашей! Какой еще?
- Я спрашиваю: в какой медицинской области?
Срочно требовалась помощь Толоконкина: я знаю только хирурга и гинеколога. Вряд ли они нужны были бы в подобной ситуации.
- Айсидора Васильевна известный психотерапевт. Заслуженный работник здравоохранения.
- Но если так, то спасибо, Петр Алексеевич. Признателен буду, если маму выведут из депрессии. Трудно жить с человеком, когда натянуты струны.
- Мне безусловно нужно осмотреть пациентку. Но сначала я должна понять ее душу, причину депрессии. Вы мне должны показать ее фотографии, семейные альбомы, -  самоуверенным тоном я давила на Петра Захаровича. Мне казалось: именно так действуют профессионалы.
- Вера, - гаркнул в сторону холла Петр Захарович.
Когда в дверях показалась женщина лет шестидесяти, он властно ей приказал:
- Накройте к чаю в столовой и найдите семейные альбомы.
Удобно расположившись на мягких диванчиках вокруг чайного стола, мы стали рассматривать семейные альбомы. Как мне показалось, эти альбомы хозяин и сам смотрел впервые. Если и не впервые, то первый раз внимательно. Как обычно, фотографии черно-белые, мелькают незнакомые лица в старинных нарядах. Дамы одеты в пышные платья – совсем не по-деревенски. Мужчины в цилиндрах и  с тростью. Вот семейный портрет. Даже дети причесаны и умыты.
-  А что же, Петр Захарович, Ваша семья не всегда жила в деревне?
- Моя-то семья, голубушка, как раз всегда жила в деревне. Но Вот мои предки когда-то были богаты. Занимали видное положение в обществе. Но в один ужасный день мой прапрадед имел неосторожность спутать царевича с обычным мальчишкой.
- Как же это могло произойти?
- Ну, Вы должны понимать, что это всего лишь семейная легенда. Даже имени царевича точно не назову, то ли Николай, то ли  Александр. Был он очень шкодлив. Терпеть не мог своего замкнутого чопорного царского положения. Бывало, переодевался в простую суконную одежду, которую ему добывал его единственный друг садовник, большой шутник. И царевич гулял по городу. Как правило, у него не было никакой наличности. Она царскому сыну ни к чему, что не пожелает, и так все приносят. А босяку – нужна. Только Александру-Николаю тогда было это невдомек. Вот бродил он по городу и зашел в лавку к моему прародителю. Были они ни то купцами, ни то богачами, любящими путешествовать. В лавке полно всякой всячины. От дешево и сердито до изящной прелести. Упал взгляд царевича на серебренную статуэтку всадника. Он, не долго думая, взял ее и направился к выходу. В это время мой прародитель зашел в лавку посмотреть отчеты   и заметил эту кражу, так сказать, схватил мальца за шкирку и говорит ему:
- Пошто  воруешь? Ежели нет денег, работай!
- Я не вор. Мне понравилась эта вещь – значит, моя, - ответил царевич естественным тоном царевича.
Прародитель рассвирепел, навешал шкодливому мальчишке тумаков и оттащил в полицию, из которой домой уж не вернулся, и был сослан в Сибирь.
- А как же его имущество?
- Для самого загадка. Никто не знает, что случилось. Вроде бы сослали его одного. Значит, все осталось жене. Если она конечно была…
- А чем же Ваш прародитель занимался здесь?
Петр Захарович похотливо хохотнул:
- Нашел прабабку и женился.
- Да, но где-то же он должен был работать?
- Не думаю. Он был очень богат и знаменит. Даже ссылка вряд ли лишила его всех средств, да и друзья наверняка должны были помочь.
Я листала дальше альбом и наткнулась на довольно интересную фотографию: группа мужиков, одетых в робу, была занята какими-то раскопками, на заднем плане другие мужчины что-то строили, впереди всех стоял самодовольный мужчина все в том же цилиндре.
-Это же Ваш прародитель? А где это он?
- Да, это он. Но где: я не экстрасенс.
Другие фотографии, на мой взгляд, не представляли для меня никой пользы, пока я не наткнулась на снимок более современно одетого мужчины с землей в руках!
- Что это у него в руках? Земля? Но держит так, как будто золото!
От этой мысли ток пробежал у меня по спине – золотодобывающая штольня…
- Петр Захарович, Ваш дед был приказчиком на золотодобывающей штольне?
- Я этого не знаю, - без тени сомнения и замешательства произнес мужчина.
«Скрывает, гад, - подумала я, - ведь Толоконкин четко мне сказал, что приказчиковы они. Не может быть, чтобы отец скрывал от родных детей такую правду».
Череда других фотографий внезапно обрывалась на все том же прошлом времени, когда Захар Гранин был молодой.
- Петр Захарович! Здесь же не все фотографии.  А где же те, на которых должны быть Вы? Ваша матушка, наконец, - правильно, что спросила я.
- Ах! Ну да, конечно! Вас интересуют фотографии моей мамы… Разумеется, как врача, - испытующе глянул он на меня.
- Конечно, я же – психотерапевт.
- Видите ли, мой отец не любил фотографироваться. Эти фотографии буквально уникальны. Но и потом, мы всегда жили довольно скромно…
- Отчего же, - перебила я его, - у вашей семьи, простите за настырность, вон сколько денег. И особняк такой отстроили.
- Знаете ли, люди не всегда властны распоряжаться даже своими кровными богатствами. Были тяжелые времена. Нас преследовали. Поэтому только с падением режима удалось отстроиться. Зажить как подобает.
- Хорошо. Попробую с другой стороны. Чем занимались Ваши родители. Ну, в смысле, где работали. Какие интересы были у батюшки и матушки. Часто ли ссорились?
- Жили мои родители душа в душу. Вот мать сейчас и переживает. При Союзе отец был партсекретарем. Мать учительствовала. Но это было очень давно. Уже много лет они занимались только своим приусадебным хозяйством и жили на фамильные средства. 
- И что же, не было опаски, что они закончатся?
- Видимо нет. Но мне это раньше было не интересно. А сейчас мать в депрессии. Ничего не могу узнать. Вся надежда на Вас. Поможете, отблагодарю.
Ситуация помаленьку прорисовывалась. Становилось понятно, что Петр Захарович – это всего лишь собака на сене. Сам не «ам», потому что не знает с какой стороны, но и другим не дам. От того его весь грозный вид. А тут появился шанс чужими руками найти фамильные ценности.
- И, безусловно, самый главный вопрос: как погиб Ваш отец?
- Не знаю! От того и все мучения! Нашли отца мертвым на чердаке: все вещи разбросаны, перевернуты. Отец лежит чистенький, распластанный навзничь.
- Его убили?
- Да. Как судмедэксперт  сказал, его убили тупым предметом. Действовали будто профессионалы: на голове только так – царапинка.
- Что-нибудь пропало из дома?
- Айсидора, Вы словно сыщик...
- Я и есть сыщик… Нет-нет, ни в том смысле. Не смотрите на меня так удивленно. Я ведь ищу истоки проблемы Вашей матушки. Иначе ее не смогу вылечить…
- Ну да, ну да, конечно, я так и понял, - задумчиво и печально сказал Петр Захарович. - Пропало по мелочам. Так, столовое серебро, еще утащили кое-какую одежду и денег немного. Сколько было на кухне.
- На кухне?
- Ну да, у нас же есть кухарка, ей на продукты всегда выдается определенная сумма денег.
- А где же сама была кухарка?
- У родителей в тот день была золотая свадьба. Кухарку отпустили. Они же праздновали в ресторане.
- Кто же обнаружил Вашего папу, и почему он оказался дома?
- Убийство произошло уже под конец торжества. Не могу себе до сих пор этого простить… Отца подозвали к телефону, и он отлучился. Его довольно долго не было. Еще тогда мама проворчала, что ей надоели эти его вечные   дела. Никогда посидеть за столом нормально не может. Потом все разъехались по домам. Нас еще тогда удивило, что за нами не приехал Артемий Иванович – это прежний дворецкий родителей. Все вместе мы поехали домой на машине и в карете моей сестры Екатерины. Когда подъехали к дому, то нас никто не встречал. Тогда, правда, не было такой охранной системы, но ворота железные и всегда закрытые, всегда их открывал дворецкий. А тут - распахнуты настежь. В доме темно. Странно все это. Мать заохала, что у нее неприятное предчувствие. И первой побежала к дому. С первого взгляда ничего необычного не было. Это уже потом мы обнаружили отсутствие вещей и  странный мусор на лестнице, ведущей на чердак. Мой младший брат Иван, который не был в доме уже много лет, первым заметил этот мусор и решил проверить, что там на чердаке. Мама пошла за ним. Вот они вдвоем и увидели папу.
- Извините, что перебиваю, но разве  в вашем доме чердак жилой?
- Да. Это мансарда. О ней всегда мечтал папа…
- А что-нибудь было еще там необычного?
- Конечно! Все вещи были разбросаны, перевернуты. Создавалось впечатление, что там что-то искали. Вы меня поймите правильно, я человек занятой, много работаю, поэтому последние года с родителями общался только по телефону… Да и на чердаке я никогда не был в своей жизни. Эта была потайная комната моего отца. Он любил бывать там один.
- А что же Ваша мама? Она тоже ничего не заметила?
- С тех пор как она обнаружила папу, с ней приключилось вот это печальное состояние. Первое время она и вовсе не вставала с постели и отказывалась есть. Вот сейчас немного расходилась, но, как вы, медики, говорите, контакту не доступна. 
- А как же дворецкий? Его то хоть нашли? - вмешался в разговор Иван.
- Нашли возле сарая мертвым. Грудь простреляна. Только не установили, кому принадлежал пистолет.
- Я все поняла. Теперь мне необходимо обследовать Надежду Ивановну. Она перенесла сильнейший стресс, поэтому у нее сейчас душевный срыв, депрессия по-научному, - произнесла я с важным видом, подняв указательный палец вверх.
- Ну тогда пойдемте, я проведу Вас к маме. А дорогим гостям придется пока развлечься самим.

3.
Только Айсидора с Петром Захаровичем ушли навещать покои больной, как Петр Алексеевич обратился с деловым предложением к Ивану:
- Знаешь, брат, я чувствую, что на этом деле можно неплохо поживиться…
Иван удивленно посмотрел на собеседника.
- Все очень просто. Эта семейка всегда была нечиста на руку. Посуди сам, такое богатство, понимаешь ли. Значит, явно кто-то из своих укокошил старика.
- Зачем?
- Так дети-то все взрослые, а этот хрыч и сам не помирает и детям наследство не отписывает. Говорю же, приказчиком он был на штольне, у него явно запасики-то были.
- А Вы откуда знаете?
- Я много чего знаю. Военный, разведчик.
- Тогда понятно. А как же поживиться тут можно, - полюбопытствовал Иван с детской наивностью.
- Как? Да просто. Нужно самим тут обследовать каждый сантиметр и найти тайник.
- Ну, во-первых, его уже наверняка нашли…
- Нет, сынок, не нашли. Видишь, Петя еще тут. Были бы деньги, знаю его, давно бы уж куда-нибудь махнул. Смекаешь?
- Других-то уж след простыл? Где его брат и сестры? Наверное, уже куда-нибудь махнули!
- Балбес ты, они просто не хотели тут с матерью сидеть да в разборках о доме участвовать. А Ивана вообще в тюрягу загребли. Он же только вышел, а тут опять убийство.
- Пусть все и так, только никто нам тут не позволит шариться.
- Правильно мыслишь, Иван. Нужно, чтобы Айсидора Васильевна тут осталась, пожила, а потом тебя бы сюда привела на помощь в лечении или еще как-нибудь. Глядишь, и я бы хоть когда понадобился. Так постепенно обвыкнутся к нам, и мы сможем тут пошарить.
Меж тем Айсидора осматривала больную: с серьезным видом держала ее за руку, пыталась задавать вопросы, правда безрезультатно. Вспомнила, что в фильмах открывают глаза больным, чтобы проверить их сознание, что она и сделала. Потом пощелкала пальцами около ушей и, медленно понурив голову и глядя искоса на Петра Захаровича, подошла к нему.
- Петр Захарович, - тихо произнесла Айсидора, - ваша мать серьезно больна. Вы ей даете таблетки, которые назначил предыдущий врач?
- Да, конечно.
- Значит, ей требуется покой и хорошие тренинги.   
- А Вы можете?
- Я могу. Но тренинги должны быть много раз в сутки. Даже ночью, если она не спит.
- Без проблем, Айсидора Васильевна, я щедро от всей души заплачу за Ваши услуги, только помогите мама, пожалуйста, - умоляюще посмотрел он на нее. – Я предоставлю Вам  лучшую гостевую комнату. Так как?
- Я согласна, - несколько помучавшись совестью, ответила Айси. Её журналистский ум работал сейчас только на издание. Что там до человека, то это удел совести. Она в этот раз смогла ее побороть. Хотя, конечно, больной пожилой женщине, как понимала Айси, непременно требовался настоящий квалифицированный врач. Но что ж, неделей раньше, неделей позже... Переживут они как-нибудь. Читатель-то ждет! А пуще, конечно, редактор!
Так Айсидора осталась жить в доме Граниных. Чему безусловно обрадовался Петр Алексеевич, лелеявший надежды раздобыть богатства друга для себя. Иван как-то смутно волновался. Тем более что шеф намекнул Ивану, мол, не должно быть никаких безрассудств. Ясное дело, он Айсидору Васильевну знает, как облупленную, тут  всегда пахнет происшествиями. И вот Иван оставляет ее одну в чужом доме с каким-то мужиком! Да случись чего, Ивану просто голову снесут, а не то что уволят. Нет, Вы не подумайте, Иван не за Айси переживает, с этой бестией ничего не будет, из огня да полымя живехонька выберется, а вот мужик… Мужик может и не сдобровать, коли Айсидоре чего померещится.   В общем, неспокойно было Ивану, и он, отозвав ее в сторонку, убедительно просил, либо его взять с собой на поселение здесь, либо уезжать отсюда в гостиницу. Что, блин, за барщина!
- Ваня! Пораскинь мозгами, ты же вон какой увалень. Тебя просто побоятся брать.
- Чегой-то?
- А вдруг, как слон в посудной лавке, все тут перешибешь, - насмехалась Айси.
- До сих пор ничего не перебил, - надулся Иван.
- Ладно, Ваня, я женщина взрослая. Сегодня ночь переночую, а завтра попробую тебя тут пристроить.
- Уж постарайся!
- А к тебе сегодня будет поручение…
И Айси рассказала Ивану про знакомого милиционера Виктора и дала его адрес. От Ивана требовалось лишь передать милиционеру привет от Айсидоры и рассказать последнюю информацию по делу. Иван вопрошающе посмотрел на свою коллегу.
- Он в курсе. Я решила привлечь его, как местный орган власти. Чтобы помог нам. Прикрытие не помешает.
- Быстро, однако, ты, Айси, находишь себе нового мужика! Тебе что меня мало.
- Не обижайся. Но ты для меня не мужик, а коллега…
- Ну все, дорогая. Встретимся мы с тобой вне этого дома, я тебе покажу, кто из нас с ним мужик.
- Слушай, хватит ворчать. Я пошутила. Он и вправду нам поможет. Тут все запутано. Нужно разбираться. У нас осталось всего ничего дней. Вообще, наверное, придется просить  у шефа еще свободных дней подкинуть.
-Ага, свободных, - хохотнул Иван.
Айсидоре выделили комнату и объяснили, что к ужину ее непременно позовут. А пока она вольна делать все, что хочет. И секретов, в принципе, в доме никаких нет.
- Если есть желание, то можете попросить Веру, и она проведет экскурсию по дому. Еще на втором этаже есть хорошая, да что там, отличная библиотека. Вам не придется скучать. К маме можете ходить, когда сочтете нужным. Все, что вам понадобится для медицинских целей, не стесняйтесь, спрашивайте у Веры. Она поможет.
Айсидора так и поступила. Она сначала решила провести ознакомление с домом, а потом уже непосредственно взяться за поиски улик. Как она предполагала, что-что, а карта штольни тут точно должна быть.
Вера, которая оказалась добродушной и словоохотливой, радушно показала доступные для посторонних апартаменты дома и боязливо сопроводила на чердак, где произошло убийство…

4.
Мансарда большая и уютная, не в пример многих мансард. Бардака уже нет. Все убрали. Но вещи хозяина пылятся. Сюда редко заходят. Здесь есть книжные шкафы, письменный дубовый стол, кресло и диван. Вполне прилично. Даже свет от лампочки как-то особо располагает.
«Начинать нужно со стола, потом книги, потом все остальное».
Я отпустила Веру, сказав, что раз мне делать все равно нечего, то посмотрю библиотеку хозяина. Вера с удовольствием сбежала, было видно, что это место ее гнетет. На меня же гнетуще действовал только тот факт, что я никак не могла шагнуть гигантским шагом к концу моего расследования.
Все ящики стола оказались открытыми. В них не было ничего, кроме счетов и различных деловых бумаг, из которых я сделала заключение, что Гранины уже давно занимаются вырубкой и поставкой леса в областной центр. Документы эти были старые. Но вряд ли от прибыльного бизнеса отказались теперь. Возможно с этим и связана задержка Петра в деревне. Больше ничего интересного ни в столе, ни на столе не было.
Книжные шкафы были в человеческий рост и имели стеклянные дверки, покрытые какой-то инкрустацией. «Похоже, недешевый шкафчик».
Я открыла тот, что был левее меня, и стала его обследовать. Поочередно вынимала книги и изучала их внешний и внутренний вид, некоторые перелистывала – авось текст с картой напечатан. Книги, к моему сожалению, были как книги. Разные авторы, в основном классика: Толстой, Тургенев, Чехов (особенно много), Гёте и т.д. Никакого намека на карту. Я с этим шкафчиком провозилась битый час. Так что, когда дело дошло до второго, то у меня уже не было никакого желания разглядывать каждую книжку. Но, раз дав себе установку, я уже болезненно не могла от нее отказаться. Я боялась, что одна моя невнимательная оплошность приведет к провалу. Поэтому, понимая всю бесполезность своей затеи, я продолжала обследовать книжный шкаф. И вот на нижней полке я нашла совсем несуразную вещь для этих мест. Среди книг аккуратно стояла картина размером с книгу, да и рамка ее ничем не отличалась от книжного переплета. Так что при беглом осмотре она вполне была похожа на корешок книги.
Картина была в стиле абстракционизма. Какие-то разного размера и формы пятна. Серо-буро-малиновая, одним словом. Зачем она тут? Я рассматривала картину со всех сторон и ничего не могла понять. Я разглядывала вблизи и вдали, но ничего не помогало.  Я в отчаянии бродила с этой картиной по всей мансарде, чувствуя, что именно она мне что-то подскажет. И только нечаянно подойдя к небольшому зеркальцу около спуска с чердака, я увидела отражение картины в зеркале и ясно разглядела свалку! Картина изображала обыкновенную кучу отходов, мусор. А в низу картины стоял набор цифр.
«Хозяин-то был чудак! Хотя, стоит пораскинуть мозгами. Я же знаю, что они у меня есть».
«Ну, допустим, с этим абстракционизмом понятно – намалевали, чтобы главную суть скрыть. Насчет свалки – может это моя фантазия?» Я опять поднесла картину к зеркалу – нет, это не причудилась, так и есть. «Ну и что ж тут странного? Конечно, это только хитрая уловка, мол, какой-то идиот увлекался кучами мусора. А вот циферки, пардоньте меня, явно указывают на сейф. Явный код, если не номер телефона или дата рождения, или дата создания картины… Или, или; либо, либо. Да уж. Задачка еще та».
Конечно, можно было мучить себя размышлениями хоть всю предстоящую ночь в этом доме, но мне хотелось ответа прямо сейчас, поэтому, раз найдя картину, я стала обследовать все подряд с утроенною силою. Очередной раз я просматривала письменный стол, торшер, диван, под диваном, щупала стул и кресло возле стола: «Чем черт не шутит – вдруг, как в «12 стульях», всякое бывает…». Н и ч е г о! Тогда, вспомнив шпионские фильмы, я стала выстукивать стены, по началу опасаясь, что стук привлечет хозяев, но видя отсутствие какой-либо реакции, я продолжала уже смело свое дело. Стены были глухими и ничем не отличались по всему периметру. За исключением участка за шкафами, который я не обследовала по вполне понятным причинам…
Возилась я на чердаке очень долго и не заметила, как пришло время ужина. Вера снизу крикнула меня к столу. Лихорадочно соображая, чтобы такое сделать для повторного подъема на мансарду, я спустилась к ужину. К моему облегчению, оказалось, что Петр Захарович отлучился по своим делам. Поэтому было велено подать мне ужин одной, правда, с извинениями. За что я очень сердечно и поблагодарила Веру.  Вера была проста и совсем не любопытна. Она в большом белоснежном фартучке суетилась вокруг меня. Угощая меня великолепным жарким с искусно сделанным крабовым салатом. «Вот уж кто-кто, а желудок мой просто счастлив!»
- Вера, Вы – просто кудесница! Не кухарка, а так великолепно готовите!
- Ну что Вы, Айсидора Васильевна. Это вовсе и не я готовила. Эта наша Варечка, кухарка. Она большая умница по блюдам. Ее из ресторана, когда забрал Захар Семенович…
- Надо же, я ее даже не видела…
- После трагедии, - потупила взор Вера, - Варя вообще перестала показываться людям. Приходит рано, готовит, уходит поздно, и всегда кто-нибудь ее провожает. Или наши, или ее домашние – сильно переживала, нервный срыв.
- Почему же Петр Захарович так жесток и не отпустит ее домой подлечиться?
- Все дело в Надежде Ивановне. У нее больной желудок и плохой аппетит. Она не признает никакую пищу, кроме Вариной, и берет только из ее рук. Ах, - тяжело вздохнула она, - две больные женщины.
- Вы мне сейчас очень помогли, Вера! Конечно, я должна поговорить с Варей! Раз она так близка к Надежде Ивановне.  Как бы это сделать?
- Я думаю, Вам – как доктору – она поверит…
«Если бы», - пронеслось у меня в голове.
Когда я вошла с Верой на кухню,  то Варя, стоявшая к нам спиной и готовившая специальный ужин для хозяйки, резко и испуганно повернула голову в нашу сторону. Она выглядела как затравленный зверек, и в ее глазах читался неподдельный ужас. Вера уверенно и мягко сказала:
- Не бойся, Варечка, это всего лишь доктор – Айсидора Васильевна. Она лечит Надежду Ивановну. Варечка, только ты можешь помочь вылечить Надежду Ивановну.
Варя была средних лет, немного мясистая, с хорошо уложенными волосами и неприятной бледностью лица, сочетающейся с болезненным взглядом. Однако, как только Вера прояснила необходимость участия Вари в выздоровлении хозяйки, взгляд стал более спокойным, даже осознанным, но оставался болезненным.
Как можно вкрадчивее я начала:
- Варенька, душенька, расскажите мне про Надежду Ивановну. Я не смогу ее вылечить без Вас…
- Чем же я могу помочь? - всплеснула Варя руками.
- А Вы мне все-все расскажите про Надежду Ивановну, про ее здоровье, что любит кушать…
- Ах, если так, то конечно…
- Ну, с Вашего разрешения, Айсидора Васильевна, я вас оставлю. Да что ж Вы стоите, садитесь на стул. И ты, Варечка, садись. Поговори с Айсидорой Васильевной.
Целый час я слушала совершенно ненужную мне информацию о больной хозяйке, что она кушает, да как спит. Я откровенно скучала, порываясь пару раз достать прилипшую козявку из носа. Два раза я вскакивала, толкаемая порывом размять затекшие ноги. И периодически ловила себя на мыслях о далеких спокойных краях, где можно полежать на солнышке, абсолютно не занимаясь дурацкой работой.
Варя это, в конце концов, заметила и, имея странное для ее положения и совершенно обыденное для больного сознания внезапное прояснение ума, обратилась ко мне  тоном человека, знающего страшную тайну:
- Я знаю, что Вам нужно, Айсидора Васильевна. Вы хотите узнать, как убили Захара Семеновича…, - я ничего не говорила и только во все глаза смотрела на Варю, боясь спугнуть ее рвение, -  В тот день мне дали выходной. У хозяев была золотая свадьба. И я была не нужна. А ведь я очень люблю хозяев. Они такие добрые. Вот и семью мою спасли, когда мы совсем разорились. И брата больного прооперировали на деньги Захара Семеновича… Да много чего доброго делал хозяин, - сказала Варя, но даже не заплакала, а только смотрела вперед себя, - Надежда Ивановна давно уже страдает желудком. Раньше язву подозревали, а потом рак думали. Только она не любит докторов, Вы уж простите, а я ее люблю. Вот я и пришла вечером, хоть меня и отпустили, приготовить настой из целебных трав да супчик для Надежды Ивановны, после ресторанной пищи-то чего доброго ждать. Только зашла через черный вход, а тут слышу какие-то звуки со двора, я и спряталась в кустах, смотрю, а там Бритый со своими дружками пожаловал. Волокут нашего дворецкого, а он даже и не шевелится. Темновато уже было. Сразу и не разглядела, что он мертв. Боже сохрани, - перекрестилась она. - А эти бугаи прямо в дом. Что делать, и не знаю. Хотела за милицией бежать, но только высунулась из кустов, откуда-то сбоку подбежал ко мне парень плечистый, схватил за руку и говорит: «А ты кто такая?». Я ему со страху врать стала, говорю, что вот, мол, приходила к сторожу, что любовница его. Парень, слава богу, оказался добрый, он меня отпустил, но пригрозил, что слово молвлю – убьют меня. Я быстро и ушла. Не помню, как ночь прошла. А на утро узнала, что из-за меня хозяина убили. Вот уж какая я тварь неблагодарная, - тут снова разум помутился у Вари, она стала завывать и раскачиваться на стуле.
Я спешно ретировалась из кухни и попросила Веру дать валерьянки Варе. На ее вопрос объяснила, что Варя очень переживает за Надежду Ивановну. Было видно, Веру этот факт не удивил.
Пока суд да дело, решила вновь обследовать чердак в поисках сейфа. Поднявшись наверх, я растеряно шарила глазами по сторонам в поисках тайника и ничего не видела, тогда уже в отчаянии я сунула руку за шкаф и провела по стене, рука нечаянно ощутила какую-то шероховатость. При повторной попытке шероховатости уже не было. Со страхом подумав, что наверняка это был таракан,  прежде, чем обследовать стену слева от шкафа, я туда заглянула, но понятное дело, что в темноте ничего не увидела. Тогда, моля Бога о моем здравии, я сунула вновь руку за шкаф, но уже с другой стороны и … О, чудо! Я нащупала уступ с отвисающей вниз крышечкой. В уступе была какая-то кнопочка, нажав которую и вовремя отдернув руку, я привела в действие потайной механизм. Левый шкаф вместе со мной разъехался в разные стороны с правым шкафом, и открылась совершенно нормальных размеров потаенная комнатка. Прежде, чем сунуться в эту комнатку, я заперла на защелку чердачную дверцу и с новым рвением обследовала стену за шкафом, которая оказалась подвижной. Та створка, что была за левым шкафом,  и точно имела уступ с крышечкой, от которой, как теперь было видно, отходил металлический провод. На створке за правым шкафом находился рычажок, который я случайно опустила вниз, что и открыло уступ с кнопкой. Провод, по всей видимости, цеплялся за этот рычаг и наверняка служил простейшей сигнализацией при попытке самостоятельно раздвинуть шкафы.
Теперь, не теряя времени, необходимо зайти в эту комнатку, но колени трясутся, есть опасность застрять там навсегда…
Я подтащила кресло и поставила его между шкафами, надеясь, что это остановит их смещение. Потом, вдохнув побольше воздуха в легкие, я сделала шаг в комнату. Комнатка была полукруглой формы, и по всей окружности стен на одинаковом уровне и даже расстоянии находились сейфы! В центре комнаты стоял обычный стол с большой книгой, покрытой пылью. Но книга сейчас мало привлекала мое внимание, и я буквально ринулась к сейфам, но остановилась на подлете: каждый сейф страшно мигал красным глазом. Сигнализация! Я смотрела в полном недоумении на сейфы (в том смысле, что я не умела их взламывать, поэтому ничего не шло на ум).
«Так, Айси! Ты должна собраться с мыслями, больше такого шанса не будет. Тьфу ты, что болтаешь! Шанса больше не будет попасть в эту комнату, а с мыслями соберешься, и не раз, может, в тюрьме, а может, в кабинете у шефа».
Тогда я более внимательно присмотрелась ко всем сейфам сразу, отчего мои глаза заняли совершенно им несвойственное положение, и я заметила-таки, что глазки мигают по-разному. Я имею в виду лампочки сейфов.
«Чтобы это значило?» Делать нечего, я одна. Пришлось браться за дело на свой риск. Я подошла к ближайшему от меня сейфу и подергала его за ручку, понятно, он был закрыт. Тогда я попыталась подергать в то время, когда загоралась лампочка, и, наоборот, когда гасла – безрезультатно. Попыталась набрать на кодовом замке число миганий лампочки в минуту – результат отрицательный. Я уже совсем пришла в уныние и отчаяние, но вдруг меня осенило: картина с шифром! Я набрала на кодовом замке комбинацию цифр с картины, изображавшей мусорную свалку. Но это только изменило частоту мигания лампочки сейфа, а сам он, как тот ларчик, все не открывался. Я растерянно смотрела на эту лампочку и думала, что вот уже, наверное, наряд милиции подъезжает к дому, чтобы схватить меня под белы рученьки. Непонятно как, но в таком состоянии, близком к помрачению разума, я обнаружила, что лампочка этого сейфа мигает с разным интервалом. Одно мигание, три подряд, два… Я стала на пыльном столе писать пальцем число миганий до тех пор, пока они не стали повторятся. Сотворив молитву ко всем богам на свете, я набрала на кодовом замке написанную комбинацию цифр. Прошло долгих секунд тридцать, пока раздался характерный щелчок, как в фильмах, и дверка открылась сама!  Я с замиранием сердца заглянула вовнутрь сейфа и обнаружила бумажный свиток, развернув который, я увидела план, нарисованный, видимо, давно, потому что краски подыстерлись. А в уголке картины опять набор цифр! «Вот ёшкин кот! Опять мне искать сейф. Этак и за месяц не справлюсь», - ругаясь, отправилась я к следующему сейфу после того, что открыла, все по той же правой стене. Но даже после набора этих цифр, следующий сейф никак не хотел реагировать. «Тоже мне, кроссвордисты великие! Бегай тут!». Но следующий за этим сейф уже открылся от одного ввода цифр. «Классно, - подумала я, - Вот так бы и все оставшиеся пять сейфов». В нише второго открытого сейфа тоже была часть какого-то плана, которая не подходила к первому, как я не подставляла их друг к другу. Зато был новый ряд цифр. Следующий сейф, четвертый справа, не открылся. Тогда я вернулась ко второму справа, который тоже не открылся первоначально, но теперь и он был взломан путем подсчета мигания лампочек и ввода цифр.  В общем, я так бегала через один сейф и с возвратом, пока не открыла все: какие с первого раза, а какие со второго – после подмигивания мне сейфов. В каждом сейфе лежал план и комбинация цифр, за исключением последнего, вскрытого мной, в котором был еще и ключ. Ключ запросто подошел бы к амбарному замку.
Я в лихорадочном состоянии расположилась на полу и, как мозаику, стала собирать карту.  Все части воедино составляли план какой-то местности, окружной дороги и лесного массива, где-то в нем был крестик – искомое место?
 Я так увлеклась этим занятием, что не сразу сообразила: меня зовут к десерту. «Вот черт, надо же все убрать!» Я крикнула Вере, что скоро спущусь: вот дочитаю главу из Толстого. Сама же свернула все карты в трубочку и уже собиралась выйти из комнаты, как мой взгляд упал на пыльный стол с написанными мной цифрами и все еще пыльную книгу, лежавшую на нем. Я  прыжком газели подскочила к столу и открыла книгу. Это был томик Толстого! «Точно, я – провидица», - возгордилась я. Первый рассказ «Хозяин и работник». Вполне символично, учитывая, что ищу план штольни в доме бывшего приказчика. Первые несколько страниц были ничем не примечательны в том смысле, что ничто не выделялось из общего текста. Но вот на очередной пролистываемой мной странице мелькнула подчеркнутая черными чернилами фраза. Я поспешно вернулась на эту страницу и внимательно вчиталась: «- Да ведь прямо только лощинку проехать не сбиться, а там лесом хорошо, - сказал Василий Андреевич, которому хотелось ехать прямо.
- Воля ваша, - сказал Никита и опять пустил воротник.
- Василий Андреевич так и сделал и, отъехав с полверсты, у высокой, мотавшейся от ветра дубовой ветки с сухими, кой-где державшимися на ней листьями, свернул влево»
Больше подчеркиваний не было.
«Книга большая, с собой не унесешь», - подумала я и спешно стала собираться.
Отодвинула кресло на место. На подвижной стене за правым шкафом подняла вверх рычажок. Потом нажала кнопку в уступе за левым шкафом. Шкафчики вместе со стенками пришли в движение, они сошлись вместе, и медный провод автоматически набросился на рычажок, в чем я собственно сама убедилась, приглядевшись опытным взглядом. Внешне ничего не напоминало о моем взломе. Разве что части плана-карты и картина с амбарным ключом в моих руках. Перед десертом придется заглянуть к себе в комнату, она, слава богу, недалеко. Может, удастся быть незамеченной.
Почти в мыле, я бежала на десерт. А в голове так и сверлила мысль: интересно, полверсты - это сколько? Знать, хотя бы, чему равна верста, а уж половину как-нибудь высчитаю.
Я забежала в столовую и увидела Петра Захаровича, подкрепляющегося чаем с пирожными. Он удивленно на меня взглянул:
- Что ж Вы так бежали? Испугались, что я все сладкое съем?
- Нет, просто зачиталась. У Вашего отца хорошая библиотека… Не заметила как время бежит.
- Это точно. Что ж Вы стоите, присаживайтесь.
- Спасибо! Очень уж люблю пирожные с чаем. Это такое лакомство…
- У Вас уже есть идеи на счет моей мамы?
- Честно говоря, случай ее сложный и типичный. Нервный срыв, я уже говорила. Быстро не вылечишь. Утро вечера мудренее…
- Да, Вы правы…
- Петр Захарович, а чему равна верста, Вы, случаем, не знаете?
- Скажу Вам, что вопрос меня очень удивляет, однако верста равна приблизительно одному километру, - испытующе глядел на меня Петр Захарович.
- У Толстого вычитала…
- А, ну ясно. А мне уже пора спать. Спокойной ночи, милая Айсидора Васильевна, -  с полупоклоном удалился хозяин.
- Вера, а кто такой Бритый? Что-то хозяйка Ваша про него говорила…
- Это местный уголовник! Боже упаси с ним встретиться -  про него такое говорят!
- Какое?
- Ну, и убийца, и вор, и местными всеми бандитами заправляет…
- А как его зовут, знаете?
- Нет, матушка Айсидора Васильевна, я в такие дела не суюсь. Зачем мне это на старости лет.
Больше из Веры мне ничего не удалось вытянуть.
Первым делом, вернувшись в отведенную мне комнату, я на листке на память написала ту фразу из книги Толстого. А уж как ночь прошла, не помню. Знаю, что снились мне сны про то, как я открываю сейфы и нахожу кучу денег. Эти деньги сыпятся со всех сторон, меня уже заваливает ими, но добрый и хороший мужчина спасает меня, подает руку и вытаскивает из завала. Всю ночь я то и дело просыпалась, мне было душно, и я все ждала рассвета.
Проснувшись по утру, поймала себя на мысле, что страстно хочу бежать из этого дома. Больше он меня не притягивал своей тайной. А больной женщине, я понятно, ничем помочь не могла. Я взглянула на часы: скоро придет Иван. Нужно придумать предлог, чтобы уйти из дома. Я переоделась. И спустилась вниз в столовую. Петр Захарович, как оказалось, ушел за несколько минут до меня. Я позавтракала в полном одиночестве – Вера хлопотала по хозяйству. Когда стрелки часов приближались к десяти утра, в столовую заглянул дворецкий и доложил, что к госпоже Айсидоре Васильевне пришел ее вчерашний спутник – Иван.
- О, да, да, - обрадовалась я и выскочила из-за стола, - передайте ему, пусть ждет меня в машине, я сейчас выйду.
Затем я опрометью бросилась в свою комнату и взяла карту с ключом и картиной. Развернула их так, чтобы посторонний не мог понять что это, и отправилась искать Веру.  Застала я ее за глажкой хозяйского белья.
- Верочка, мне нужно съездить в свой номер в гостиницу, взять медицинскую литературу и инструмент... Так что не теряйте меня. Еще, кстати, на почту съезжу…
- Хорошо, Айсидора Васильевна. Я сейчас скажу шоферу, чтобы Вас отвез.
- Спасибо, я приехала со своим шофером, он ждет меня за воротами.
Беспрепятственно я прошла мимо дворецкого и села в автомобиль к Ивану. Тут же поднесла указательный палец к своим губам и, сделав выразительный взгляд, прошипела на Ивана.
- Прямо змея. Хорошо получается. Только язык жалко не высунула. А то бы копия, - проговорил Ваня разворачивая машину.- Теперь куда?
- Я такое тут нашла, не поверишь! Нужно нам срочно уехать в гостиницу. Там покажу и переоденусь за одно.
- Как скажешь, только до гостиницы я не дотерплю…
- Мочевой, да? – посочувствовала я.
- Нет, любопытство распирает. Говори, что там накопала?
- Ладно, плохой из тебя доктор Ватсон. Не умеешь ждать. А нашла я карту как добраться до штольни, ключ и картину.
- Что за картина?
- Картина как картина, свалку изображает…
- Чего?
- Вот в номере и покажу, так сходу и не поймешь.
В гостинице, пока Иван рассматривал найденные мной вещи и все охал, что не у него, а у меня такая интересная и везучая работа, я переоделась в более свободный наряд. Когда я в ванной укладывала прическу, Иван добрался до картины. И никак не мог ничего разглядеть:
- Айси, что ты тут в этой картине разглядела? Пустой набор красок.
-То-то и оно, дружочек, не каждому дано. Только гениям…
И я сунула ему в руку свое дамское зеркальце.
- Что, лицо запачкано? – поинтересовался Иван.
- Нет, приложи к картине, увидишь свалку. 
Иван тоже увидел свалку. Эту меня обрадовало. Что-то ведь это значит!
- Чё же мы теперь со всем эти будем делать? – спросил Ваня.
- Ну, сначала, нам нужно увидеть Виктора. Ты его нашел?
- Да, он сказал, что сегодня выходной. Поэтому можем запросто заехать к нему домой. Тут вот еще вчера ко мне Петр Алексеевич приставал. Все хотел, чтобы ты нашла семейный клад Граниных, да поделилась с ним…
- Ничего, шустрый старичок. Что-то он мне все меньше нравится…
- Мне тут вообще все не нравятся. Пора домой возвращаться!
- А как же карта?
- Вот блин! Тогда остаемся, - засмеялся Иван.
- Нет, не остаемся. Я уже готова, едем к Виктору.

4.
Виктор был дома. Жил он с родителями в доме на две семьи. Дом аккуратный, выкрашен, наличники радуют глаз. Еще больше удивляет образцовый порядок во дворе. Все ухожено, красиво. Виктор встретил нас с особым теплом и восторженностью. Ивану дружески пожал руку. Мою долго держал в своих теплых руках.
Было тепло и для конфиденциальности мы сели на улице в беседке.
- Ну, рассказывайте, великий сыщик Айсидора Васильевна, чем я Вам могу помочь?
- Вам, Витя, Иван уже рассказал вкратце, чем мы тут занимаемся…
- Да, разведчики прямо.
- Ну так вот, вчера я провела масштабную операцию и нашла карту!
Я рассказала Виктору все как есть на самом деле, в нем я нисколько не сомневалась и надеялась на его помощь, как милиционера и как местного жителя.
- Вот что меня интересует: кто такой Гриша Бритый. Я уже не раз сталкиваюсь с этим именем в связи с нашим делом…
- Это я вам и так скажу, он  был уголовник и местный авторитет.
- Ну, это я и сама знаю. Но вот по материалам дела, карту у иностранца бандиты не брали, но как-то же интерес у Бритого появился.
- Знаю только, что еще юношей он приехал из Нижнего Новгорода, работал на заводе в городе. А потом переселился сюда. Сколотил свою банду и держал тут всех в своих руках…
- Да уж… Ясно не стало. А как на счет Петра Алексеевича, друга Гранина Захара Семеновича?
- Да что-то они последнее время совсем дичились друг друга. Вот и на свадьбу золотую Гранины  Толоконкиных не позвали.
- Витя, постарайся поглубже копнуть. Что-то Петр Алексеевич темнит.
- Это запросто. Мы вытрясем его душонку. Теперь-то он нам как никто другой стал доступен. Заступничка-то не стало…
- Какого заступника?
- Так, говорят, Бритый был его незаконнорожденный сын. Правда, только слухи, в деревне они быстро распространяются, но часто подтверждений мало…
- Н-да! Неплохая картина может прорисоваться. Кстати, пошли в машину. Покажу карту и картину. Может, чем поможешь.
В карте Виктор признал план деревни и лесного массива. Правда, говорит, немного изменилось. План-то видно старый. Но приблизительно можно узнать.
- А что, больше никаких цифр-то не было? Указателей понимаешь. Тут ведь даже масштаб не указан. Этак весь лес разрыть придется.
- Прямо только лощинку проехать не сбиться, а там лесом хорошо. Отъехать с полверсты, у высокой, мотавшейся от ветра дубовой ветки с сухими, кой-где державшимися на ней листьями, свернуть влево.
- Это где ж такое написано?
- Нашла там же, где и карту. Значит, к ней приложение. Вполне возможно. А полверсты - это сколько? - поинтересовался Витя.
- Пол-километра, - с достоинством сказала я.
- Все, надо переезжать мне в город, а то отупею я тут.
Когда дело дошло до картины, то Виктор, как и Иван, удивленно посмотрел на меня:
- Круче Малевича!
- Ага, на вот, зеркальце, приставь к картине, точно - круче. Такого еще никто не изображал…
- Свалка? Вот странно! В прошлом году, аккурат, когда тут все заварилось, был у нас взрыв на свалке. Еще бомжи местные погибли.
- Отчего был взрыв?
- Не выяснили… Наверное, кто-то из бомжей взрывчатку достал и погреться решил… А может, кому-нибудь насолили, вот их и убрали.
- Самое интересное, что картину эту я тоже нашла там, где и карту. Мне кажется, они как-то связаны. У меня есть предположение, что, наверняка,   штольню замаскировали свалкой. Кто там копаться будет.
- Да, все  сходится. Осталось только проверить.  Давайте прямо сейчас, чего тянуть-то?
- Сейчас бы хорошо, но не можем. Как только найдем - не утаим. А у нас вон сколько еще дел! Иностранца найти – раз, карту иностранца – два, кто взорвал свалку - три, Петра Алексеевича разработать – четыре. Давайте думать, как действовать…
И мы разработали план, который принес нам успех и сделал нас командой на долгие годы.
Сделав ставку на Толоконкина, мы не прогадали. Слишком уж он казался заинтересованным в этом деле.
Мы подъехали на нашей редакционной «Волге» к дому Петра Алексеевича, он тут же выскочил к нам на встречу, распростер объятия и, как бы шутя, проговорил:
- Что ж Вы, Айсидора Васильевна, сразу мне не сказали, что из прокуратуры, уж я бы Вас не так встретил!
Был мой черед удивляться. Однако, я посмотрела предупредительно на своих мужчин и сказала Петру Алексеевичу:
- Сами понимаете, товарищ полковник, что дело государственной важности и собственной заинтересованности. Но тут разговаривать не годится – ушей много. Проедемте с нами. Все и обсудим.
В машине мы сохраняли нейтралитет. По большому счету, ехали молча, только Толоконкин боязливо озирался по сторонам. Его смущало присутствие местного милиционера.
Мы выехали к речке, остановились на укромной полянке, которую подсказал Виктор.
- Петр Алексеевич. Раз Вы уже знаете, что Айсидора Васильевна из прокуратуры, то это облегчает нашу задачу. Нам известно, что Вы причастны к убийству Захара Семеновича…, - сказал Виктор.
- Я не причем, что Вы, он же был мой друг, - испугано завращал глазами Толоконкин и вжался в кресло.
- Не надо, Петр Алексеевич. Слишком много улик против Вас, вот один из людей Гриши Бритого про Вас кое-что рассказал… Да Вы не пугайтесь. Нет у нас такой задачи засудить Вас. Мы кое-что нашли. Это кое-что нужно и нам, и вам… Давайте сотрудничать. И службу сослужим, и богатыми будем, - и я помахала перед носом у Петра Алексеевича заветной картой.
Толоконкин все еще сомневался.
- Петр Алексеевич, делайте выбор: или сотрудничество с нами, или тюрьма. Петр Захарович наверняка линчевать Вас захочет.
Толоконкин поник:
- Карта бита…
- Что?
- Ваша взяла. Деваться мне некуда. Что Вы хотите от меня узнать?
- Всю правду. Чем быстрее Вы все расскажите, тем быстрее мы все вместе отправимся на штольню, - я еще раз показала карту Толоконкину.
Теперь он оживился, алчность заиграла в его глазах.
- Я ни в чем не виноват. Такой же искатель штольни, как и вы.
- Но-но, не забывайтесь… Все по порядку, как про штольню узнали?
- Простите. Мой дед еще работал на штольне и отец… А Огранкины всегда были приказчиками… Поэтому особой дружбы, понятно, не было, хотя из одних мест. Вот как появился в наших краях иностранец Ежгре, да стал все тут вынюхивать, я и сообразил, что это бывшего помещика Ежгревского отпрыск. А нас, мордву, всегда родственные узы связывают. Вот я и пошел к Клаве Черненькой – она по моей прабабке мне дальняя родственница. Так и так, говорю, ты же в гостинице убираешься, поищи у этого иностранца в номере, авось карту клада найдешь, там и поделимся. Это я так, в шутку сказал…
- Что дальше-то?
- А то, что нашла Клавка карту! Внуку своему ничего не сказала и правильно сделала, его менты завербовали. Карту мне принесла. Я смотрю, там план есть. Вот как этот, только все на одной бумаге и меленько так. А в лесу полянка отмечена крестиком и слово иностранное написано rubbish heap. План я, как военный, признал. Но что за иностранное слово. Да и подмога мне нужна. Вот я и пошел к Пчелкину Олегу Станиславовичу. Думаю, вдвоем сподручнее. Тем более, что карту они уже ищут. А так вроде с другом нежданным счастьем поделюсь, но и, понятно, с меня взятки гладки.
- Олег Станиславович - это подполковник, начальник милиции? - удивилась я.
- Да, старый мой друг. Вместе в армию призывались. Потом он - в милиционеры, а я - в военные. Показал ему карту. Он обрадовался. Говорит, молодец, Петр, что сам пришел. Теперь, мол, он знает, как действовать.  По началу перетрухнул, но потом выяснилось, что он клад будет вместе со мной искать, а прикрытие уж он нам обеспечит. Тут же Лаврову, въедливому новичку, близкому к разгадке кражи карты, он выписал стажировку в центре. Сказал, что дело бесперспективное, а ему нужно повысить квалификацию, дабы быстрее дела распутывать. Еще, такой хитрец, сказал ему, что пусть радуется, что не занес выговор в личное дело за то, что дело Лавров затягивает.
- Понятно, а что Вы сделали с картой иностранца?
- Изучили, вместе. Сообразили, примерно где что находится, тем более, что это иностранное слово оказалось «свалка мусора». Это нами ведомо где. Но сразу так не приступишь к действию. Глаз уж больно много. Хотели время выждать. А тут не за горами у Граниных была золотая свадьба. На которую меня старый хрыч даже не пригласил… А где гулянка, там и весь народ. Не до свалки им будет. Вот и решили мы с Олегом Степановичем на этот день работы назначить.
- Так-так. А где же тут выступает Гришка Бритый? Кем он Вам приходится?
- Приходится он мне ошибкой всей моей молодости. Командированным нашалил с его матерью, вот и появился он на свет. А когда юношей был, умерла его мать. Вот и пришлось его из Нижнего Новгорода забрать. Пристроил на завод работать. Все чин чином: и мне не мешает, и жену не раздражает. А он, изверг, прости господи, там стал стачки устраивать. В общем, погнали его с завода, сюда приехал. Выхлопотал я ему дом. На работу в колхоз устроил. А ему все неймется. Вот он в бандиты и подался. Меня, правда, не трогал, на глазах жены со мной не якшался, слава богу. Но власти у него было много, скажу я вам. Узнал он про то, что иностранец ищет клад. Штольню ищет. И ко мне пришел. Говорит, скажи папа, где тут штольня была. Я ему: «Не знаю. Никогда там не был. Это засекреченный объект. Да и уничтожили его данным давно». А он не отстает от меня. Тогда я ему на Гранина указал, говорю, что этот человек самое непосредственное отношение имел к штольне. Вот его и тряси. Все и было не задолго до убийства Захара…
- Значит, сына на друга натравил…
- Ну да, так получается.
- А иностранца куда дели?
- Да не трогали мы его! Клянусь. Вот тут я точно чист!
- Ладно, рассказывайте Петр Алексеевич, как клад искали.
- А тут и рассказывать нечего. В день свадьбы Граниных доехали мы до свалки с Пчелкиным. Оставили машину поодаль и пошли, решили обследовать местность.  Посмотрели, что там один мусор и нечистоты, простите. Лопатой не перекопаешь. Решили, что только экскаватор может помочь или взрывчатка, второе – предпочтительнее. Экскаватор еще найти надо, да и водить не умеем. Ну и понятно, лучше это на ночь оставить. Съездили ко мне за динамитом - я ж военный, есть кой какой запас - заложили и договорились приехать как стемнеет.
Ночью приезжаем, а на свалке потасовка – Иван Гранин с моим Гришкой дерутся. Ночь лунная выдалась – все на поляне видно. Потом смотрю – Гришка замертво лежит, а Иван деру дал. Тут Юрка Долгорукий кричит, всем разойтись, пошел отсчет до взрыва, мы то успели укрыться, а бомжи замешкались, только стали выбираться, как рвануло. Рвануло-то двойным эквивалентом, понимаешь, меня и то деревом пришибло, еле отошел. А уж кто поблизости был – те и вовсе на куски.
- Почему двойным?
- Гришка тоже взрывчатку заложил. Юрка сказал, что было установлено время взрыва. И он не видел, что тут происходит на поляне. Далеко прятался, готовился взорвать. А как рвануло, то только разбросало всех бомжей, да моего Гришку, мусор разлетелся. А штольни-то нет. Вот так-то детки, заколдованное то место. А Вы, правда, со мной поделитесь, если что найдете?
- Не дрейфь, старик, не обидим, - утешил Иван.
- Петр Алексеевич, может, все-таки кто-то из бомжей остался?
- Так Додик сухим вышел из воды. Только без ног и контужен. Вот до сих пор в больнице. Деть-то его некуда.
- Тогда клад еще потерпит. Едем к Додику.
На Додика было больно смотреть. Это уже не человек, а оглоданная кость. Сам весь иссох. Лежит и жалок, и болен. Но голова, несмотря на контузию, цела и ясно мыслит. Додик рассказал нам, что тот из его людей, который должен был обследовать дом Граниных в поисках карты иностранца, попал на людей Бритого. Поэтому, уловками пробравшись вслед за ними в дом, из потайного места стал свидетелем допроса Захара Семеновича. Который и сказал, что штольня там, где свалка. После потасовки Гранина убили. И человек вернулся. Тогда всех Додик собрал вместе, вызвали иностранца и пошли на свалку. Еще каялись, что раньше не откапали – сколько живем, а не знали, что богатство и счастливая жизнь под ногами, - криво сморщил рот Додик. Только добрались все вместе до свалки, а тут Бритый пожаловал с Юриком Долгоруким, и давай что-то раскладывать, по всему периметру поляны. Мы на силу успели спрятаться в укромных наших землянках. А как взрыв прогремел – не помню. Очнулся только я вывороченным на поверхность земли, без рук и ног, а на мне остатки одежды иностранца. Видно, он меня своим телом спас.
- Как же вы сюда попали?
- Да милиция меня отыскала, когда местность после взрыва на утро прочесывала. Вот теперь и волоку свое существование. Уж лучше бы смерть.
Оставив деньги на лекарства Додику, мы поехали в кафе собраться с мыслями. Без кружки крепкого кофе тут не обойтись. Такая картина вырисовывалась. Не в один журнал не влезет.
- Нет, столько дней без толку о стену бились, а тут за несколько часов все узнали, - проворчал Ваня.
- Да уж. Значит, подведем итоги. Иностранец мертв, Гришка Бритый тоже. Остался Юрик Долгорукий, Иван, все-таки убивший человека, подполковник Пчелкин со своей совестью, и неизвестно где клад.
- Еще остался я, - тихо сказал Толоконкин.
 -Ну что, поедем Долгорукого трясти?
- Зачем? С ним все и так понятно.
- А его уже и не найдете. Он быстро после тех событий собрал вещи и был таков, - Петр Алексеевич сделал жест рукой, показывающий отбытие Долгорукого в неизвестные края. - Даже ценности все вывез. Дом-то его продан.
- Да, и правда он нам не нужен. Тогда, вперед – за кладом.
Петр Алексеевич добровольно следовал за нами всюду. Шел на запах денег.
 
5.
Мы, подкрепившиеся, сели в машину. Я с Иваном впереди, Толоконкин с Виктором сзади. Раскрыли скрепленную накануне из разных частей карту и отправились на тот конец деревни, который был на ней изображен. Мы доехали до конца деревни и вспомнили, что не взяли никакого инструмента. Пришлось срочным порядком возвращаться к Виктору и Толоконкину за лопатами и, на всякий случай, за динамитом.
Затем мы поехали истинно искать клад, перед этом перекрестились на дорогу и зажали кулачки.
Итак, выехав на объездную дорогу, мы сверились с планом и обнаружили, что она совсем немного отступает от карты. Что подтвердил и Толоконкин. Мы свернули налево от деревни, согласно плану.
- Прямо только лощинку проехать, не сбиться, а там лесом хорошо. Отъехать с полверсты, у высокой, мотавшейся от ветра дубовой ветки с сухими, кой-где державшимися на ней листьями, свернуть влево, – повторила я, заученный маршрут.
- О чем это вы, Айсидора Васильевна? – спросил еще ничего не знавший Петр Алексеевич.
- Да этот маршрут прилагался к карте.
- Лощинка говорите… Ну, учитывая, что дорога немного отклонена от предыдущего плана, то становится понятно, почему мы ничего не нашли даже после взрыва свалки…
- Поподробнее, пожалуйста, Петр Алексеевич.
- Есть тут одна лощинка недалеко от дороги, там на грунтовую с асфальта свернуть надо, как раз к лощинке и выедем.
Так мы и сделали. Действительно, обнаружили лощинку, в которой шла дорога. Кто бы мог подумать, что этой тропе столько лет! Проехав лощинку, мы доехали до леса, где тропа обрывалась и была вся заросшая высокой травой, доходившая местами мне до головы.   
- Что ж, главное не сбиться. Нужно прямо держаться и дойти до дуба.
- Вот Вы, Петр Алексеевич, хорошо на местности ориентируетесь как военный. Вам впереди и идти. Задача ясна?
- Так точно. Сколько говорите нужно пройти?
- Прямо по курсу 500 метров до дуба, надо понимать.
И мы гуськом друг за другом и Толоконкиным пошли в лес. Трава так и была высока непомерно, кругом стояли большие деревья: березы и ели, которые ухали под ветром и мешали нам идти своими сплетенными ветками. Полкилометра мы прошли с ощущением, что идем никак не меньше пятидесяти километров, но когда мы вышли к единственному в этом лесу дубу, который был в обхвате не меньше километра, мы были удивлены и обрадованы. Тем более, что Петр Алексеевич отклонился от курса всего-то на пару шагов вправо. Несмотря ни на что, бравый военный.
Мы подошли к дубу и пошли влево, как было указано в книге. Вот только, сколько еще идти? Было совершенно непонятно. Однако, пройдя еще с километр и отчаявшись, что в этом лесу вряд ли что найдешь, мы совершенно неожиданно вышли на просеку, которая была явно искусственной. Местами были трухлявые пни. А местами виднелись воронки, как после взрывов.
- Это точно то место. Вон явно и взрыв был, говорили же, что Ежгревский взорвал штольню.
- Так где же тут копать? Вон все мхом поросло. А где земля, так вроде гладенькая.
- Да, задачка еще та. Но не уходить же с пустыми руками. Садимся на перекур. Сообразим как-нибудь, – скомандовала я.
- Айсидора Васильевна, Вы, кажется, говорили, что вместе с картой был еще и ключ. Значит он к замку. А замок, понятно. металл. Так! - торжественно проговорил Виктор,- Петр Алексеевич, а что в военкомате остался еще тот старенький металлоискатель?
- А что идея! Где-то был. Поехали, - загорелся Толоконкин.
- Значит так, Петр Алексеевич с Иваном едут за металлоискателем, а мы с Виктором пока поищем тут.
- А они не заблудятся, - забеспокоился Виктор.
- Не переживай, сынок, траву-то уж умяли…
Толоконкина с Иваном не было в течение часа. Они долго не могли договориться со стражей у склада. Еле как уломали на ящик зелья, который купил, уж ясное дело, сам Толоконкин.
Пока их не было, мы во многих местах по периметру и центру успели с Виктором сделать подкопы, но, к сожалению, успехом наши мероприятия не увенчались. В основном здесь был хороший перегной, только кое-где проявлялись остатки мусорной свалки. В конце-концов, умаявшись, мы сели и стали болтать за жизнь. Виктор пытался мне признаться в любви и намекал, что он не прочь уехать в город. Ничего ответить ему я не успела потому, как меня заинтересовал один лисенок, выскочивший из-под земли, завидевший нас и вновь спрятавшийся туда же.
Мы кинулись с Виктором в том направлении.
- Смотри, нора. Надо же, интересно – заулыбалась я.
- Нора норой. Я вот слышал, что они часто в заброшенных шахтах себе норы делают. Надо бы подкапнуть. Авось…
- Да, а если лиса придет и покусает нас. Что делать то будем?
- Надо их выкуривать…
- Я не курю.
- Я тоже, но спички у меня с собой есть всегда – на всякий случай – достал спичечный коробок Виктор.
«Родственная душа», - подумала я.
Мы подожгли мой носовой платок и сунули в нору. От туда раздалось жалобное поскуливание.
- А матери там нет, кутята, видать огня боятся, сейчас прогорит сами вылезут.
И правда, через некоторое время двое лисят вылезли из норы и, пригнув свои хвостики, кинулись от нас прочь.
Виктор стал копать по норе. Так мы с ним отбросили верхний слой с перегноем, затем добрались до глиняных слоев. Но вожделенного углубления не было.
- Наверное, при взрыве совсем шахту завалило.
 Тут показались наши спутники с металлоискателем, который, прости боже, по-моему, уже дышал на ладан. И каково же мое удивление, когда он стал довольно лихо определять залежи металла. Правда обегали мы с ним почти всю поляну, то там, то тут он выискивал нам металлические банки, ведра, литовки и прочую рухлядь, брошенную на свалке.
- То-то и оно, что свалка старая. А мы на новой искали с Пчелкиным - не нашли. А тут вот, глядите, давно свалка была. Про нее все и забыли, - сокрушался Толоконкин, - А давайте кА мы в вашей норе все же попробуем поискать. И что, что сразу не нашли, может глубоко под землей?
- Под глиной уж тогда….
Мы дружно поплелись, порядком уставшие, к нашему последнему с Виктором раскопу. Первый раз Толоконкин довольно быстро провел металлоискателем, что он ничего не зафиксировал. Вторая попытка с медленной проводкой подала слабое попискивание.
- Опять консервная банка?
- Мать их, маскировщики…
- Надо рыть, а вдруг дверь…
Мужчины по очереди стали откапывать, сигнал все становился слышнее и четче. Когда яма была в человеческий рост и мужчинам очень тяжело стало выбрасывать глину, лопата проскрежетала по металлу. Уже вечерело. Поэтому из последних сил, без отдыха, стали откапывать этот металл. И вот расчистив поверхность, обнаружилась крышка подземного лаза. В крышке люка действительно был замок, к которому подошел мой ключ. Откинув с большим трудом крышку, мы обнаружили темное подземелье, от верха которого и вниз шла железная лестница.
- О, да тут без фонаря не обойтись…
- Есть у меня два фонаря, на складе прихватил…
- Тогда так, я иду вперед, за мной Петр Алексеевич, замыкает Иван, а Айсидора Васильевна остается дежурить на верху…
- Нет, дорогие господа, уж тут дудки, я тоже не мало потрудилась, и вообще репортаж мой. Так что вслед за Петром Алексеевичем полезу я, а Иван пусть остается наверху.
- Еще чего? Я что рыжий. Нет уж, я полезу тоже. А то знаю я вас, богатства нагребете, а Ивану – кукиш.
И так уже почти в сумерках мы полезли все вместе в подземелье. Лестница была крутая с большими пролетами, поэтому мы передвигались особенно осторожно и почти затая дыхание. Периодически Виктор и Иван, имевшие фонарики Толоконкина, подсвечивали по сторонам и вниз, выхватывая из темноты укрепленные каменные стены. Чем больше мы спускались вниз, тем отчетливее становились звуки капающей и журчащей воды.
- Да там подземная река! Боже куда мы идем? – воскликнул Виктор.
- Витя не пугай, итак нервы на пределе – попросила я.
Наконец-то этот холодный и местами склизкий путь был завершен. Мы очутились по голень в холодной воде, под водой было глинистое русло. Вода сделала себе промоину в одной из частей стены, которая имела еще одну дверь ведущую неведомо куда, потому что дверь мы так и не смогли открыть, видимо при взрыве, уцелела только эта комната. Комната представляла собой квадрат, укрепленный со всех сторон лесами и камнями, видимо на глиняной смеси и коровьих лепешках, по крайней мере здесь был характерный запах. В комнате по всюду стояли большие железные сундуки, закрытые крышками с замками. Были здесь места для факелов и лампадок. Один факел даже сохранился до сих пор. С помощью спичек Виктора мы его разожгли. Свет, издаваемый факелом, оживил таинственный мир этой комнаты. Оказалось, что в стены были вмонтированы фрески, изображавшие добычу золота, солнце и разных богов как в Египте. С каждым колыханием пламене они как бы двигались. Все это создавало  устрашающе благоговейное впечатление. Наверное, будь я язычником, сбежала бы отсюда, забыв вход на всю жизнь. Но мы не такие! Мы современные! Мы лишены предрассудков.
Каждый замок запросто открывался этим единственным ключом, который я нашла   в доме Граниных. Открывая сундук, мы прикрывали глаза от ослепительного сияния золота, драгоценных камней, алмазов. Все, чем обладал Ежгревский было здесь. Понятно почему Майкл, так хотел найти это подземелье.
- Боже мой, боже мой! – восклицал Толоконкин, - как же это все мы унесем.
- Все лихорадочно запускали руку в сундуки и вынимая ее с пригоршней драгоценностей, высыпали в карман.
- Стойте ребята! Это безумство. Нужно решить как мы будем дальше действовать. Витя, оттащи Петра Алексеевича.
- Айсидора, но мы то с тобой на машине можем мнооого увезти.
- Ага. Можем. А если менты остановят – контрабанда. А как сбывать будем?  И вообще с государством делиться положено!
- Ну эта идея вообще бредовая.
- Согласна, бредовая. Ну так вы давайте предлагайте.
- Пусть каждый возьмет, сколько сможет унести – по карманам. Остальное запечатаем. Все закроем как было. А вскроем через много лет по особой нужде – предложил Иван.
- Нужда она всегда, – сказал Толоконкин, - а коли. Кто еще найдет клад? А что тогда?
- Вот-вот. Нам может и не будет нужды лезть сюда, а вот на счет Петра Алексеевича сомневаюсь.. – высказался Виктор.
Судя по безумно горящим глазам Толоконкина, Виктор был прав.
- Я предлагаю разделить все богатства на четыре стороны, сколько нас тут. Каждую сторону подписать за кем закреплена. Ключ пусть будет у Айсидоры. Раз в год будем сюда приезжать. С проверкой. Будет повод собраться… А если чей сундук просто так опустеет – сразу понятно другой взял.
- Кто за слова Виктора? Я лично за то, чтобы назначить Айсидору хранительницей ключа! – сказал Иван.
Толконкин нехотя согласился.
После этого мы поделили сундуки поровну, растащили их с большим усилием по четырем сторонам. Сундуки были уж очень тяжелые, упирались вчетвером, практически ползли, но деньги с людьми делают и не такое.  В конец уморившись мы сели на эти же сундуки и стали переводить дыхание.
-Вот ручей тут только ни к чему, - заметил между прочим Виктор.
- Точно, а если затопит наше богатство, -испугался Толоконкин.
Тогда было решено один сундук придвинуть к тому месту возле блокированой двери, от куда вытекал этот ручей. Начались новые передвижки одного из моих сундуков – я проявила благородство, от мужчин не дождешься.
Было решено на будущий год опять спуститься вниз и довести тут все до ума.
Затем набрав полные карманы мы с великим трудом выползли наверх и обнаружили утро следующего дня. Обратно закрыв люк на замок. Мужчины принялись скидывать глину и землю в яму.
- Да, на будущий раз нужно что-нибудь придумать.
В деревню мы вернулись в полдень. Толоконкина высадили у его дома и объяснили ему почему он должен держать язык под замком: это и тюрьма маячившая по соучастию в убийстве и краже, это и риск лишиться сокровищ навсегда. Виктора завезли к нему домой и дружески сжав его в объятиях (при чем непонятно, то ли он меня, то ли я его) распрощались до будущего года.  Делать здесь нам было уже нечего.  Мы поехали с Иваном в наш номер собираться домой. А в неделю то мы уложились!
Что ж приключение закончилось. И на следующее утро отдохнувшие мы выехали домой, к родному шефу, с победой. Эх, все таки я не безмозглая курица. Да что там вовсе и не курица.
В заключение своего летописания (дело то происходило летом), расскажу вам вкратце, что сталось с Толоконкиным.  Оказалось, что жена потеряла его в эту ночь и даже приревновала. В результате чего у них произошел скандал. Мысли о подземных богатствах так одолевали Толоконкина, что использовав эту ссору, он стал отшельником, заявив будто ему привиделся его ангел-хранитель и указал праведный образ жизни. Петр Алексеевич построил себе избушку недалеко от такого места в лесу и стал его хранителем. Но ключ все равно у меня. Толоконкин странный стал…
Мы уже собирались уезжать как к нам пришел Виктор и сказал, что подал рапорт об увольнении, про город он не шутил, решил быть журналистом, я его взяла в свою команду, шеф был доволен моей работой и презентом из драгкамней и золота.
Вернувшись в город, на следующий день через своего давнего знакомого в информцентре ГУИНа я добилась разрешения свидания с Иваном Захаровичем Граниным.
От него я узнала, что в деревне он встретил своего бывшего сокамерника, который оказался под предводительством у Бритого. Серега Черненький был вызван вместе с Юрой Долгоруковым самим Бритым на свалку чтобы обеспечить прикрытие. «Наверное там и был контужен, от того мужик  угас», - подумала я про Сережку. А Гришка Бритый – ни кто иной как тот самый бригадир «вороной» так ловко подставивший Ивана. После обнаружения отца мертвым, Иван кинулся к бывшему сокамернику и узнал от него правду об убийце отца. Желание мести за отца и сломанную жизнь заставили пойти Ивана на убийство. И он ни сколько не сожалеет о том, что сидит в тюрьме.
- Боже мой! Иван Захарович, это же такая несправедливость. Вы должны настаивать на своей невиновности. Почему вас опять «вороной» посадил в тюрьму.
Я дала Ивану камушков, чтобы он мог хоть как-то облегчить себе жизнь. Сама же связавшись с Петром Захаровичем Граниным, объяснила как могла свой отъезд, наврав с три короба, но зато отправив к ним лучшего специалиста по психиатрии в нашей области, расходы которого оплатил сам Гранин. Он же нанял и адвокатов Ивану, чтобы те подали апелляцию. 
Гонорары свои я получила, потому что целая серия вышла статей на моем расследовании, правда скандал мы решили не раздувать, потому как неизвестно, что могло получиться из всего этого. Слишком уж много людей замешено.
Теперь нужно остаток золота и камушков попробовать пристроить. А может оставить внукам? Еще не решила.