Настя была высокая, тонкая, словно ветка ивы, росшей за железным забором над мутной рекой. Она редко смеялась и говорила мало, потому что слегка шепелявила и стеснялась своего дефекта. Когда мы с ней познакомились, ей было одиннадцать, а мне десять. И тогда я чётко почувствовала все те разницы между нами, которые только могли существовать в этом мире. В неправильном мире. Но о неправильности я рассказывать не хочу, я хочу рассказывать о Насте и нашем секрете. Но начать нужно с разниц. Она была выше меня почти на голову. У неё были тёмные длинные волосы, я же была коротко острижена. В предыдущем детском доме наша стерва-заведующая решила такими образом избавить всех от возможной эпидемии вшей. Нас стригли прямо в комнате, где мы спали. И на незастеленном деревянном полу образовался мягкий разноцветный ковёр из волос. Я сидела на кровати – меня постригли одной из первых - спустив ноги на пол и наслаждаясь теплом и мягкостью. Позже я узнала, что волосы хранят информацию о владельце. Возможно, как ни смешно это может прозвучать, именно после того, как я просидела два часа, касаясь ступнями чужих волос, я стала воспринимать окружающих меня людей. До этого меня ничто не интересовало.
У Насти была матовая, почти бронзовая кожа, словно она купалась в лучах средиземноморского солнца всё своё детство, моя же никогда не бронзовела на солнце, а сразу сгорала, покрывалась уродливыми водянистыми ожогами и долго и болезненно потом слезала.
А ещё у Насти были родители, а у меня нет. И не важно, что мать Насти сама привела её за руку в детский дом и сказала – «возьмите, Христа ради, она мне мешает жить», всё равно это лучше, чем было у меня. Тётя Света, присматривающая за нами по ночам, любила рассказывать о том, как кого нашли, в каких мусорных корзинах, на каких станциях метро, в подвалах каких домов. «Да, это тот самый, высокий на улице Строителей, с красной крышей и сломанным лифтом». Это всё, что я знала о своих родителях. Не мама-алкоголичка и папа-наркоман, как у той же Насти, а дом с красной крышей и сломанным лифтом. Воистину, лучше бы меня нашли в капусте.
- Ты глупая! – возмущалась Настя и хватала меня за руку, прижимала к себе и целовала в макушку. – Ты можешь придумать себе всё, что хочешь, любую жизнь. Быть может, твоих маму с папой похитили инопланетяне? А может быть, ты сама послана инопланетянами, чтобы спасти Землю? Никто точно не знает, значит, может быть всё, что угодно.
Мы кружились по коридору как две балерины и смеялись. Настя была моим ангелом-хранителем. Как только я перешла в их детский дом, она сразу посадила меня рядом с собой на обеде и сказала всем, что я принадлежу ей, что она будет моей мамой.
Здесь было принято играть в дочки-матери не понарошку, а всерьёз. Кто был постарше, становился мамой, и разбирал себе дочерей. У кого-то дочь была одна, у кого-то две, и иногда даже четыре, как и принято в многодетных семьях. Сначала меня это смущало, а потом очень поддерживало. У меня была мама, пусть и всего лишь на год меня старше, но очень красивая, смелая и настоящая. Она смотрела на меня покровительственно и нежно.
- Красивая ты, самая красивая. Ни у кого нет такой красивой дочки, только у меня, - говорила она и целовала меня в покрасневшую от смущения щёку.
Нам все завидовали, нашей близости, нашим танцам в коридоре, тому, что мы всегда спали вместе, даже если потом получали по первое число. Мы этим гордились, особенно Настя. Когда мы лежали в темноте на моей кровати, укрытые одним одеялом, она рассказывала, что до того, как меня здесь не было, она хотела утопиться в озере. В том самом, куда стекает река, шумевшая за забором.
- Я когда шла к этому озеру, - Настя гладила меня по щеке, и я медленно погружалась в сон, но ещё не совсем, ещё можно было слушать и представлять всё то, что она рассказывала, - видела дорогу, она уходит куда-то в лес, мне стало так страшно, что я не смогла сделать ни шагу. А потом увидела, как мне навстречу идёшь ты… Да, по этой самой дороге, из леса. Вот такая же, как теперь, моя дочка. И я решила не топиться, потому что у меня теперь есть дочь, и я не могу оставить её одну.
- А ты покажешь мне эту дорогу? – я повернулась на бок и уткнулась носом в тёплую Настину подмышку.
- Покажу. Она волшебная. Если пойти по ней, то можно добраться до волшебной страны, где живут лесные феи. Они такие же, как люди, но это только так кажется, а на самом деле они чудесные. Если их поцеловать в голову, то все мечты исполнятся.
- Вот если бы… встретить такую фею, - вздохнула я, уже уплывая по дороге в ту самую волшебную страну, где всегда тепло, где много красивых цветов и прекрасные феи танцуют у ручья. А ещё они что-то пели, и Настя была среди них.
- Ты моя фея, - прошептала Настя, и поцеловала меня в висок. – И мои мечты уже сбываются.
- Вон она, эта дорога.
Мы стояли около забора, сжимая холодные прутья решёток в руках. Сейчас, когда над головой стояло бледное, ещё слабое мартовское солнце, мне казалось глупостью вся эта сказка про волшебную страну и фей. Ботинки промокли, и пальцы на ногах уже ныли, словно на них кто-то наступил. И холодный ветер беззастенчиво пробирался в рукава свободного пальто – мне дали старое Настино пальто, обещали через неделю купить новое, по моему размеру. Это было ещё в начале зимы, но зима уже закончилась, а нового пальто так и не было.
- И там правда живут феи? Мне кажется, что эта дорога ведёт к заводу. Вон, видишь, вдалеке трубу видно, – недоверчиво проговорила я, на что Настя обняла меня за плечи и встряхнула.
- Я знаю, что вам нельзя рассказывать про свою страну, поэтому ты прости меня, Маринка, но я тебя не буду слушать. Все феи такие врушки.
- Неправда, - обиженно протянула я. – Я не врушка. Я всегда говорю правду.
- Правда-правда, врушка-врушка, - передразнила Настя. Мы оторвали окоченевшие пальцы от прутьев и шли вдоль забора к главному корпусу детского дома. На обед обещали жареную рыбу. – Ты мне говорила, что тебя нашли на улице Строителей, а я спрашивала у тёти Светы, и она сказала, что на Георгиевской. Вот я тебя и поймала.
- На Строителей! – воскликнула я, вспоминая слова той же тёти Светы. – Мне это ещё в прошлом детском доме сказали. Дом с красной крышей.
- Конечно, конечно… - засмеялась Настя. – Ещё скажи, что там лифт не работал! Вот смеху-то будет!
Я остановилась и растерянно почвакала ботинками в гнилой, всплывшей из-под снега траве.
- Не работал, - пробубнила я. – Честно…
- Вот и всё, - Настя схватила меня за руку и повела на обед. – Значит, ты фея. И ничего стыдного тут нет. Ты, может быть, даже не помнишь этого, а потом, когда вырастешь, пойдёшь по этой дороге и всё вспомнишь, и попадёшь домой, в свою страну. А я буду ждать тебя там.
- А почему? Может быть, ты будешь в Африке? Или где-нибудь в Марокко!
Мы бежали к корпусу, держась за руки. Настя чуть впереди, а я, как всегда, отставая и путаясь в ногах.
- Летом я умру. Мне сон приснился, - обернувшись, громко сказала Настя. И я споткнулась о какую-то кочку и упала коленками в грязь. Настя громко засмеялась и стала помогать мне подняться. – Неуклюжий поросёнок…
- Это же неправда? – едва проталкивая слова сквозь комок слёз, образовавшийся в горле, спросила я. Настя отряхнула мои коленки и поправила сбившуюся набок шапку.
- Правда, дочка. У меня редкая болезнь, мама раньше врачом работала, она знает. Поэтому она и отвела меня сюда, чтобы не видеть, как я буду умирать. Но она глупая… я не буду умирать долго. Просто усну и не проснусь.
- Но я не хочу… - я уже плакала, размазывая слёзы грязными руками по лицу.
- Я тоже не хочу. Но феи хотят, чтобы я танцевала с ними. Но ты не бойся, с тобой ничего плохого не случится. Ты счастливая, ты фея.
- Настя… я не…
Я хотела в очередной раз сказать, что я не фея, но почему-то не смогла. Настя хотела, чтобы это было правдой, значит, пусть так и будет пока мы вместе. А вдруг?.. Никто же точно не знает.
- Пошли есть рыбу, моя милая дочка, ты же её любишь!
- Мамочка, я буду по тебе скучать…
- Я тоже, дочка.
Мы обнялись, счастливые и несчастные. А 7 июля Настя не проснулась утром.
- Марин, мне точно не нужно идти с тобой?
Вадик такой смешной, когда хочет проявить заботу. Обычно он всё делает, не спрашивая разрешения, а сегодня он весь день ходил растерянный и не знал, что сделать с моими беспричинными слезами.
- Может быть, что-нибудь вкусного приготовить? В кино сходим? Съездим куда-нибудь? – он прижимал меня к себе, гладил по голове, и всё спрашивал и спрашивал. Но мне ничего не хотелось, только плакать, плакать… А потом я попросила его отвезти меня к дороге, нашей дороге, ведущей в страну фей.
Вадим остановил машину около детского дома. И я сказала, чтобы он ждал меня здесь и не ходил следом. Я хотела сама пройти этот путь и навсегда оставить детство в прошлом.
Но я смотрела на дорогу, уходящую в густой лес, заросшую мелким подлеском и мхом. Смотрела и знала, что там, на другом конце – заводская проходная. Знала и не знала. Если смотреть на трубу – то да, дорога ведёт к заводу, напрямую, чтобы срезать и быстрее дойти до места работы. А если смотреть чуть выше, на небо, где кружатся стремительные галки и собирается дождь, то по этой дороге действительно можно прийти в страну фей. Но мне туда не нужно идти, потому что я сама фея, и страна эта всегда со мной, страна эта – я и есть. И где-то там Настя, моя маленькая красивая мама, танцует над звонким ручьём и знает тайну моего происхождения. И я ей верю, до сих пор верю.