Василий Алексеевич Фитяскин, прочный мужчина, с фигурой, решительной, как слесарный молоток, умер в пятницу вечером. По причине одинокости усопшего, хлопоты по захоронению возложил на себя местный ЖЭК. Спустя минут сорок после звонка соседей, из конторы пришли электрик и сантехник. Лица их светились одинаковой радостью, но, то была радость, обращенная внутрь себя. Хмельные, как подгнившее яблоко, они волокли с собой гроб. Не особенно тяжелый, но неудобный ввиду отсутствия ручек для транспортировки. Работники, продолжая невнятно, но настойчиво материться, вошли в квартиру и со стуком опустили гроб на пол.
Подхватив усопшего под мышки и за ноги, слегка раскачали и на счет «три» уронили в домовину. Набросили крышку и, двигаясь друг другу навстречу, часто заколотили гроб. Сели сверху – колени широко расставлены в стороны – выкурили по сигарете и потащили груз вниз, то и дело, постукивая им по ступеням лестницы. У подъезда уже ждала машина. Любопытных провожающих не было видно.
На кладбище, не мешкая, спихнули гроб во вновь отрытую яму, споро, в три лопаты – водитель тоже участвовал – забросали ее землей. Сантехник осмотрелся по сторонам, подобрал валявшуюся поблизости ножку от сломанного табурета и воткнул в могильный холмик вместо надгробия. Спрятав шанцевый инструмент в кустах, что росли у соседнего захоронения, коллеги отправились в близрасположенную винную лавку – помянуть Раба Божия Василия.
В понедельник Фитяскин пришел на работу, опоздав на 30 минут. Войдя в кабинет, громко поздоровался с коллегами, прошел к своему рабочему столу. Ответили ему вразнобой, но все. Исключая начальницу отдела, та в ответ на приветствие лишь громко расхохоталась. За прошедшие месяцы народ в отделе успел привыкнуть к еженедельным смертям коллеги. Вот уже 8 месяцев Василий Алексеевич аккуратно, как передовик производства, умирал вечером пятницы, а утром понедельника, воскреснув, как весенний ландыш, спешил на службу. Обычно он успевал забежать с кладбища домой и привести себя в порядок. Но иной раз что-то не срабатывало, и бывший покойник прибегал на работу, как есть, полный потустороннего глубокомыслия. Он сидел на рабочем месте с узенькими грядками земли под ногтями на руках, из встопорщенной прически на деловые бумаги, разложенные перед ним на столе, сыпались мелкие комочки почвы.
Когда это случилось впервые, Василий Алексеевич имел большой успех в отделе. Увидев в понедельник входящего, как ни в чем не бывало, покойника - женщины завизжали и полезли прятаться под свои столы. А с начальницей отдела, дородной, преимущественно жирной дамой, погруженной в целлюлитные мысли, случился мозговой инфаркт. После чего она стала зычно хохотать в перерывах между икотой. Коллеги-мужчины отказывались находиться с ним вместе в туалете и даже сбЕгали во время обеденного перерыва к церкви, где купили у нищих за большие деньги святую воду. Этой водой, пока пузырек не опустел, они исподтишка кропили Фитяскина.
К третьим или четвертым похоронам в отделе попривыкли и сбрасываться на венок перестали – сколько же можно тратиться, только деньги зря профукивать.
В доме, где жил оживающий умертвий – «Это что же, упырь у нас объявился?» - судачили пенсионерки на лавочке у подъезда – тоже постепенно привыкли. И хоронили Фитяскина с все более убывающим энтузиазмом. Однажды, - это были шестые, не то седьмые по счету похороны – решили вообще не хоронить. Мол, чего зря с дохляком муздыкаться, все равно в понедельник подскочит, как физкультурник.
Однако теплый ли воздух был тому виной или обида на небрежение соседей, труп начал быстро разлагаться, и к утру субботы весь дом уже был насыщен тяжелым гнилостным духом.
Женщины, чей нюх был оскорблен сильнее детского, погнали мужей на погребение. Когда недовольные посланцы с респираторами на лицах неохотно вошли в квартиру - Фитяскин, после замены трех раскуроченных замков, по пятницам перестал совсем запирать входную дверь – их глазам предстало вполне гастрономическое зрелище. На полу, посреди зала лежал распухший до невероятных размеров хозяин. Одежда на нем разошлась по швам и в прорехи проглядывала блестящая, покрытая трупными пятнами плоть. Явственно был виден черный татуаж кровеносной системы. Все попытки вынести его наружу ни к чему не привели. Во-первых, распадающаяся плоть липла к пальцам и оставалась неаппетитными кусками в руках добровольцев, а во-вторых, новые габариты Фитяскина не позволили протиснуть его через входную дверь. Решили набраться терпения и оставить, как есть. Только вентиляционные шахты забили подушками и законопатили все щели в квартирах.
В воскресенье всех разбудил громкий хлопок, и звон разбитого стекла: из окон квартиры Фитяскина, вместе с острыми осколками вылетали ошмётки его тела. Вбежавшим в квартиру явилась абстрактная картина. Самого Фитяскина нигде не было, а на стены налипла кроваво-слизистая мерзость.
Впрочем, в понедельник Фитяскин, как порядочный, отправился на работу. После этого случая его исправно хоронили, но без души, как хорошо выученный урок.
Неизвестно, сколько бы это еще тянулось, не начни Фитяскин качать права. Василий Алексеевич явился к начальнику ЖЭКа с требованием снизить ему коммунальные платежи.
«Посчитайте сами, 2х4=8. Это же я восемь дней в месяце не пользуюсь никакими удобствами. Чистая переплата! А если еще и на 8 прошедших месяцев умножить, то со временем я смогу позволить себе купить компьютер».
Начальник подумал и пообещал еще подумать и разобраться в щекотливой ситуации. На следующей неделе, в понедельник, когда Фетяскин прибежал домой, чтобы привести себя перед работой в порядок, его ожидал неприятный сюрприз. Ключ не проворачивался в замке. На звонок вышел большой, словно патриотическая любовь к Родине, мужчина и показал ордер. Теперь здесь жил он со своей многочисленной родней. Фитяскину ничего не оставалось делать, как вернуться в свое могильное жилье.
Теперь уже насовсем.