Здравствуй, доченька! глава 4

Светлана Михайлова-Костыгова
Мысли, как старый суховей, вновь уносят меня в далекий олимпийский год, теплый июль 80-го.

В то время моя бабушка, Ольга Васильевна и дедушка Василий Максимович работали на лодочной станции, которая находилась в самом сердце Екатерининского парка.

С утра пораньше, перекусив, мы с папой направлялись к бабушке покататься на лодке, порыбачить. Рыбалка на знаменитом Екатерининском пруду была запрещена (сейчас стало еще строже), но, когда весь народ уходил, а станция закрывалась, мы усаживались на деревянных подмостках причала, науживали на удочки по червячку.

По воде весело шлепали водомерки, вдали плавали гуськом утки. А вечерами как стрекотали сверчки! Нигде на Земле так не поют птицы, как на отрезке того времени, где прошло твое детство.

Поймав пару рыбин, я предвкушала удовольствие, что бабушка вечером сварит для всех уху. Но, к моему большому разочарованию, весь улов отдали на ужин приблудному, но весьма упитанному коту.

В парке жизнь так и кипела, шустрые белки, выпрашивают у отдыхающих шоколадные конфеты, после которых их рыжие шубки становятся, словно их поела моль. Шерстка выпадала из-за шоколада, но лакомки все равно их любили, порой даже занимались непристойным воровством.

Так однажды было со мной. Я сидела на скамейке, разворачивая конфету «Белочка» и вдруг с пронзительным щелканьем откуда-то из-за моей спины вылетела белка, самым наглым образом выхватила у меня из рук конфету и была такова. Все произошло так быстро, что, когда мы с отцом пришли в себя, то дружно расхохотались над белкой-пройдохой. Были и печальные случаи.

Некоторые люди, знающие эту страсть к шоколаду, подманивали белочек, и ловили их, а потом втридорога продавали на рынке. Эту историю мне рассказала женщина, которая продавала билеты на аттракцион, а я частенько любила туда ходить с отцом и до полного одурения и легкой ряби в глазах качаться на подвесных лодках. Узнав про этих беличьих мучителей, я, помню, быстро вообразила, как хорошо было бы поймать их всех вместе, засадить в большую стеклянную банку и устроить торг за их презренные шкурки! Я долго вынашивала в себе этот акт отмщения за белок, пока два радостных происшествия не повернули мои мысли в другое направление.

Однажды, возвращаясь с лодочной станции, когда уже темнело, мы шли, тихо переговариваясь, по берегу пруда, как вдруг неожиданно я услышала в одной из лодок странные звуки, словно мелкие камешки стучат друг по другу. Отец пошел на разведку посмотреть, что же там такое. А вернулся ко мне со сжатыми ладонями. Оказывается, глупышка-синичка, разглядев на дне лодки какие-то съедобные крошки, оставшиеся после катающихся на ней, юркнула под сиденье и застряла в щели между верхним и нижним настилом лодки. Папа бережно вынул ее оттуда и принес посмотреть мне, но стоило лишь чуть-чуть приоткрыть ладони, как певунья была уже высоко в небе, лишь свистнув нам свое птичье «спасибо» за спасенную жизнь.

Следующим днем мы собрались пойти на фильм «Гулливер», который шел в старинном кинотеатре Пушкина «Авангард». Но перед этим решили зайти в парк, чтобы покормить орешками моих любимых рыжих хвостатиков. Скамейка находилась в нише зеленых деревьев, которые устремляли свои кроны в небесный простор. День был будний, из людей не было ни души. Но и белки куда-то запропастились. Я положила на ладонь орешек и стала ждать. Но лишь несмолкаемый гомон птиц нарушал тишину; тогда я решила перед фильмом немного отдохнуть и легла на скамейку. Боже, какая красота предстала тогда моим глазам; в вышине сквозь зеленую пелену, словно в разрезах бархатной ткани, сияло синее глубокое небо. Меня, словно волшебную рыбу, понесло с нескончаемой силой на гребне волны к этим бесконечным просторам! Даже сейчас захватывает дух при воспоминании об этом. Но туг мой взгляд привлекли маленькие птички, которые мелькали туда-сюда в листьях ближайших деревьев, видимо приближался дождь.

Набивая вкусным обедом из всякой мошкары, свои животики, птички издавали радостные посвисты. Тогда папе пришла на ум оригинальная идея; что если за отсутствием белок покормить орехами птиц, предварительно, разумеется, раскрошив их на мелкие кусочки. Только мы так сделали, птичий народ с радостными приветствиями, словно маленькие самолетики, понеслись на папину ладонь. Такого я никогда в своей жизни больше не видела, чтобы птицы ели орехи, да еще щебетали при этом! Воистину, природа открывает нам настоящие чудеса!

Когда мы стали уходить, я случайно кинула взгляд на опустевшую скамейку, на которой совсем недавно была птичья столовая и обомлела, увидев на ней одинокую фигурку неизвестно откуда появившегося бельчонка. Он смотрел на меня такими открытыми, любознательными черными глазенками, что тут же мысленно мы с ним подружились.
Я издала торжественный клич:
– Папа, вот он! Давай орехи!
И когда протянула к бельчонку свою руку, он быстро сориентировался, передние лапки поставил мне на ладонь, задние для подстраховки оставив на скамейке, чтобы в случае необходимости дать стрекача. Взяв орешек, устроился поближе ко мне и, разгрызая вкусное ядрышко, время от времени поглядывал на меня. Затем, осмелев, прыгнул ко мне на колени. Он был так близко, что я могла дотронуться до него, но я боялась его испугать, спугнуть то доверие, которое возникло между нами.

Время шло. Мы опаздывали в кинотеатр, а пушистый зверек и не спешил уходить. Он явно принял нас за своих друзей. Уходя, я видела, как он одиноко сидит, вытягивая мордочку вслед наших уходящих фигур, а потом, спрыгнув словно собака, устремился за нами. Мы остановились. Он тоже приостановился, стоя на трех лапках, а четвертую приподняв в ожидании, словно говоря «Ну, вы возьмете меня с собой?».
Что было делать? Пала пошел к нему навстречу, а он, играючи, отпрыгнул от него на пару шагов. Тогда пришлось применить шумовой эффект; мы захлопали в ладоши, и малыш вскарабкался на ближайший клен, уцепился за ствол лапками и провожал нас долгим и печальным взглядом.

То лето 1980 года подарило много приятных мгновений, которыми я жила в душных палатах больницы, страшными одинокими ночами, когда подушка становилась мокрой от горьких слез отчаяния. Но тогда, как в стихах у Пушкина:
«В те дни в таинственных долинах.
Весной, при кликах лебединых.
Близ вод, сиявших в тишине.
Являться Муза стала мне»

Кто знает, может, именно тогда меня посетили первые поэтические видения. Причудливое сплетение аллей и дорожек в Царском Селе напоминают сказочный лес, в котором можно встретить лешего и его супругу кикимору, и светлых эльфов – только надо уметь увидеть все это в, казалось бы, самом простом и обычном на первый взгляд.


                (Продолжение читать здесь http://www.proza.ru/2010/09/26/1197)

---
* на фотографии я, моя бабушка, Ольга Васильевна и дедушка Василий Максимович