По сеньке и шапка

Мальц Эдуард Лазаревич
                ПО  СЕНЬКЕ  И  ШАПКА                Э.Мальц
                Рассказ
 
    – Деда, расскажи мне что-нибудь,– попросил внук, комфортабельно устраиваясь на диване рядом с дедом.– Ты же ведь пишешь рассказы,– так придумай что-нибудь и для меня – какую-нибудь историю – и расскажи. Детективную. С криминалом.
   – Знаешь, дорогой, я не изучал все тонкости сыскной работы, а сочинять рассказ, не представляя себе четко того, о чем пишешь, нельзя. К тому же, детективные рассказы обычно прославляют милицию, успешно раскрывающую преступления, а воспевать милицию – такую, какая она есть сегодня, - я не хочу: не заслужила.
    – Дедушка, а ты без сегодняшней милиции. Давай, сейчас вместе выберем  наугад, например, какую-нибудь пословицу, и по ней ты будешь придумывать рассказ, считая, что ее текст и является кратким содержанием рассказа.
   – То есть ты мне предлагаешь рассматривать пословицу как аннотацию еще не придуманного рассказа?  Ты думаешь, это так просто? – Ну, давай, проделаем опыт. Вот тебе пословица: «семеро одного не ждут». Попробуй, предложи сюжет – хотя бы простенький – по этой аннотации.
    – Н-не знаю…
   – Эх, ты. А ведь ты мог бы предложить сюжет известной детской сказки «Волк и семеро Козлят».
    – Ха, забавно. А ведь, действительно, не ждут… Ладно, давай, я тебе дам установку – технические условия, как любит говорить папа, а ты придумаешь рассказ по этой установке.
    – Установку? – Идет, давай установку.
    – Пусть там будет криминал, но не страшный, без убийств и избиений. И пусть развязка будет неожиданная.
    – Ну ладно. Я расскажу тебе историю, которая приключилась много лет  ( с полвека приблизительно) назад с бабушкой твоего приятеля Костика.
     Бабушка Костика – Серафима Васильевна – была врачом. Потрясающим врачом. О таких обычно говорят: врач от Бога. «Моя Сенька,– говорил Константин Михайлович, дедушка Костика,– вынет из могилы мертвого, на ноги поставит и вылечит».
   – А Сенька – это кто?
  – Знаешь, приятель, во многих семьях существует манера давать друг другу прозвища. Константин Михайлович называл жену «Сенька», а она его – «Котик».
   – Понятно. Это, как у нас папа маму всегда Кисой называет.
   –  Вот именно. А до чего талантливая была женщина! Ей еще и сорока не было, когда она уже стала и  ведущим кардиологом города, и профессором медицины, и членом-корреспондентом Академии Медицинских наук.
   – А ее муж тоже был врачом?
   – Нет, он был довольно известным ученым, профессором; занимался артиллерийскими снарядами (подробнее не знаю, все это ведь секретным тогда было).  Да, так я отвлекся. В тот сезон в Ленинграде появились пыжиковые шапки-ушанки. Пыжик – это теленок северного оленя, и его мех, получающийся в результате какой-то специальной обработки, исключительно красив.  Шапки из него были очень  пушистые, коричнево-рыжего оттенка. А изредка попадались еще огненно-рыжие шапки.  Знаешь, многие женщины любят носить мужские шапки-ушанки. Так вот, огненно-рыжие шапки мгновенно оказались предметом вожделенной мечты каждой второй женщины.
    – И, наверно, Серафимы Васильевны тоже?
   – Ну, разумеется.
     Замечу, что пыжиковые шапки, конечно же,  сразу стали предметом моды и, следовательно, и объектом активного воровства.
   – Что, их воровали прямо в гардеробах?
   – Да нет, воровать в гардеробах затруднительно: ведь в гардероб одежду под номерок сдают. Практиковался способ, более простой и более дерзкий . Жулик выходил «на охоту» с непокрытой головой в часы «пик», садился в переполненный транспорт, а в момент остановки, выходя из транспорта,  резко срывал шапку с головы жертвы и немедленно надевал ее на себя. Через секунду жулика от жертвы уже отделяла топа выходящих из транспорта людей и закрывающаяся дверь, а жулик спокойно шел, не вызывая ничьих подозрений: ведь его руки были пусты (шапка на голове, как у всех), а кричащую: «Караул!»,– жертву транспорт уже давно увез с места происшествия.
  – Здорово! Нагло, однако.
  – Да. Так вот.  Была уже весна, а март в Ленинграде иногда бывает очень солнечным и довольно теплым. Многие, в том числе, и Серафима Васильевна, уже ходили на улице без головного убора.
   Наступило пятнадцатое марта – день рождения Серафимы Васильевны – и Константин Михайлович, с трудом раздобыв огненно-рыжую пыжиковую шапку, решил этим подарком порадовать свою любимую супругу. Получив подарок, Серафима Васильевна пришла в бешенный восторг. Минут двадцать она крутилась перед зеркалом, а потом сказала; «хоть уже и тепло, но все равно в один из ближайших дней я поеду на работу в своей новой огненно-рыжей пыжиковой шапке».
   На работу Серафима Васильевна ездила обычно в десять часов утра: такое щадящее расписание ей устроили нарочно, чтоб избавить ее от толкотни в переполненном в часы «пик» (это примерно от половины восьмого до девяти) транспорте. В результате  она приезжала на работу не уставшая и полная сил, которые все без остатка она отдавала тяжело больным и нуждающимся в ее помощи сотрудникам и ординаторам. Когда в какой-либо больнице требовалась ее консультация, она выезжала из дома раньше, чтобы еще до работы возможно скорее помочь тем, кто ее ждал. Правда, при этом ей  все-таки приходилось ехать в переполненном транспорте, но с этим она старалась не считаться. Пользоваться же такси она не могла: в легковой машине ее укачивало почти мгновенно.
    Случилось так, что в небольшой больнице на Подьяческой улице умирала тяжело больная женщина, и Серафиму Васильевну  попросили приехать туда, чтоб  оказать необходимую помощь и консультацию. Она вышла из дома около восьми часов утра. «Даже нос второпях не попудрила»,– подумала она, втискиваясь в переполненный  автобус. Пройти в салон дальше входа не удалось: прямо перед ней стоял мужчина лет пятидесяти. В одной руке он держал чемоданчик, который больно бил ее по ногам при каждом повороте, а в другой руке он держал книжку, которую читал. Автобус уже подъезжал к ее остановке – метро Петроградская,– когда у нее окончательно лопнуло терпение и она сказала: «Вы бы хоть держались, гражданин, вы же мне все ноги отбили». Мужчина зло ответил: «В одной руке я держу чемоданчик, чтоб его на ваши ноги не ставить, а во второй руке я держу книгу, которую читаю. Имею право читать – ведь не вашей же физиономией мне любоваться. Так что обе руки заняты, так чем же я держаться должен?». «Да по мне – лишь бы держались. Хоть хоботом»,– ответила она. «Че-е-м? Ах, ты старая пошлячка! Не нравится толкучка в автобусе – езди на такси!». «Ваша любезность превышает ваши умственные способности»,– зло ответила Серафима Васильевна и вышла из автобуса.
   В вагонах метро была давка еще больше, чем в автобусе. Основная масса народа ехала до Невского проспекта, дальше станет свободнее,– знала она и подумала: «Да, езда в часы «пик» требует ежедневной тренировки, которой у меня нет». Рядом стоял молодой парень в замшевой куртке. Шапки на нем не было, и по его довольно высокому лбу буквально струйками стекал пот. «Вот бы дышать с ним по очереди: он – вдох, я – выдох. А потом наоборот,»– подумала она. Поезд подошел к станции «Невский проспект». Двери открылись, и народ повалил к выходу. Толпа подхватила и парня в замшевой куртке. Поворачиваясь лицом к двери, он снял руку с поручня и, как будто бы нечаянно, больно ударил Серафиму Васильевну по голове, и тогда она вдруг почувствовала, что шапки на ее голове нет. А  парень в замшевой куртке, выходя из вагона, торопливо одной рукой нахлобучивал себе на голову огненно-рыжую пыжиковую шапку. «Гад!»,– взвизгнула не своим голосом Серафима Васильевна и, извернувшись, сорвала с головы выходившего парня огненно-рыжую шапку и быстрым движением одела ее себе на голову. Парень растерянно обернулся, но было  поздно: толпа уже вынесла его на перрон, а двери вагона уже закрывались.
   Поезд тронулся. В вагоне стало чуть свободнее. Люди, только что  вошедшие в вагон и стоявшие рядом с Серафимой Васильевной, смотрели на нее с некоторым недоумением, и она, поправляя на голове шапку, пояснила им: «Этот подонок хотел меня ограбить, но я успела противостоять ему». Никто и никак не среагировал, и только у двух женщин появилось во взгляде удивление. «Восхищаются быстротой моей реакции», – подумала она с гордостью. На следующей остановке – на Сенной площади – Серафима Васильевна вышла из вагона и поднялась на эскалаторе наверх. До больницы надо было бы проехать еще две остановки на трамвае (разумеется, тоже переполненном), но она решила пройти это расстояние пешком, чтобы немного успокоить нервы: поединок с вором был для нее отнюдь не привычным делом.
   Визит в больницу оказался результативным. Правда, одной лишь консультации оказалось недостаточно. Ей пришлось позвонить на свою работу и, предупредив о задержке, несколько часов провести около больной, с которой проводили под ее руководством какие-то процедуры. В результате   женщину удалось спасти.
   Домой Серафима Васильевна возвращалась в приподнятом настроении. День в общем прошел удачно, а дома уже должен был ждать ее Константин Михайлович, обещавший встретить ее праздничным ужином по поводу вчерашнего дня рождения. Она открыла дверь и, входя в переднюю, еще с порога закричала: «Котик, привет!  Можешь меня поздравить! У меня сегодня была схватка с вором, и я победи…». Последнее слово у нее застряло в горле: прямо перед ней на вешалке красовалась ее огненно-рыжая пыжиковая шапка.
   – Деда, так получается, что она утром…
   – Не перебивай. Сейчас все дорасскажу. Две недели после этого Серафима Васильевна не знала покоя. Каждое утро она рано вставала и, положив в  портфель шапку, ехала к восьми утра на станцию метро «Невский проспект», а там ходила по перрону в надежде случайно встретить того парня в замшевой куртке, который, как она предполагала, должен был ехать в это время на работу. На третьей неделе, убедившись в безнадежности этого мероприятия, она пошла с шапкой в милицию.
   Дежуривший лейтенант ознакомился с ее документами, внимательно ее выслушал, а потом начал хохотать. Он хохотал безудержно, так, что на его глазах выступили слезы, а в промежутках между взрывами хохота он выговаривал отдельные куски фраз: «…вышли из дома и торопились… по привычке без головного убора…забыли о том, что не одели свою новую шапку, как собирались накануне…в метро вошли уже на боевом взводе, небось, в автобусе до метро вас уже наверно, успели обхамить и подзавести... ой, не могу…а бедный парнишка ехал на работу, жарко было бедняге, и он снял свою шапку и держал в руке…а выходя из вагона, одел ее …на свою беду… а шапка была такая же, как ваша… и вы лихо решили вернуть свою собственность…Да это же и нарочно не придумаешь!» Наконец, отсмеявшись, лейтенант забрал шапку, положил ее в какой-то шкаф и сказал: «Подождите, Серафима Васильевна, не уходите, я документы обязан оформить». Заполнив несколько каких-то бланков, он достал из стола новенькую папку с голубыми тесемками, положил документы в папку, а на папке каллиграфическим почерком вывел:  профессор медицины, член-корреспондент Академии наук. А ниже написал:  перечень документов – акт о хулиганстве, акт о мелкой краже, явка с повинной. А потом, продолжая улыбаться, сказал: «Вы не обижайтесь, но документы я все равно оформить был обязан. А эту папочку я буду хранить, как музейную реликвию, до конца службы, да и после выхода на пенсию – тоже,– и он любовно погладил голубые тесемки папки. – И коллеги будут мне завидовать. А за парня вы не беспокойтесь. У меня тут целая стопка заявлений о пропавших шапках. Но, даже, если он и не подавал заявления, я все равно его найду, из-под земли достану. Верну ему шапку и лично вам сообщу. Ваше дело я висеть в воздухе не оставлю, обещаю вам. Ведь оно – единственное и неповторимое. Кстати, я давно уже собирался переходить на сыскную работу, так считайте, что это мое первое задание».
   Серафима Васильевна медленно шла домой. Настроение было посредственное. Подул легкий ветерок и начал шевелить ее каштановые с проседью волосы. «Все равно, одевать шапку этой весной уже не стану. Положу в шкаф, достану уже осенью»,– подумала она.
   – Деда, а того парня лейтенант нашел?
  – Представь себе, да. И оказался он – прямо по поговорке: «мир тесен» – аспирантом Константина Михайловича.
   – Здорово. Дедушка, а как мы назовем эту историю? Давай, раз уж мы начали с пословиц, так и назовем ее по какой-нибудь пословице. Ты говорил, что шапка была огненно-рыжей. Так назовем историю: «На воре шапка горит» .
   – Нет, это было бы жестоко и несправедливо: ведь Серафима Васильевна была человеком кристальной честности. Лучше иначе. Ты не забыл, что Константин Михайлович называл ее Сенькой? – Так пусть наша история называется словами поговорки: «По Сеньке и шапка».
                Июль 2010 г.