Я…
…вкалываю с утра до ночи. Я бы и ночью работал, но сон мне неподвластен. Нет, трудоголизм здесь не причём. Это – жизнь. Как у тысяч, миллионов людей. Это – движение. Будто нас всех посадили, словно белок, в одно огромное колесо и крутанули. Ты родился и делаешь первый шаг, затем второй, третий…
Постепенно ускоряешься, а через несколько десятков метров понимаешь – это движение нельзя остановить и начинаешь бежать. Ведь стоит на мгновение замедлиться и тебя собьёт с ног, завертит волчком по колесу, закувыркает, словно перекати-поле, и выбросит за пределы круга.
Ты хочешь там оказаться? На обочине жизни, где обитают те, кто не совладал с общим темпом, попытался изменить скорость движения и был стёрт жерновами, подобно зёрнам пшеницы, в безликую муку.
Я пока туда не стремлюсь, а потому бегу. Моя жизнь – движение. В правильном направлении или нет – стараюсь не думать. Если размышляешь слишком долго, то сбиваешься с ритма, теряешь дыхание, рискуя свернуть себе шею. Хуже, если в такие моменты настигает мучительная тоска. Она тянется к голове мохнатыми паучьими лапками, дабы вцепиться в разум и сдернуть с круга, утащить в пустыню безволия, нежелания, нежизни.
Хорошо, что работа любимая: позволяет получать от бега определённое удовольствие. Не зря же сотни людей постоянно выходят на марафонские дистанции и стартуют, дабы в конце обрести радость избавления от пути, на который они ступили по доброй воле.
Многим, в отличие от меня, хуже, гораздо хуже. Хотя они и утешают себя тем, что являются творцами своей жизни. Так думают миллионы, но есть лишь единицы, способные переходить с одного круга на другой, менять ход истории и скорость движения. Их мало, поэтому они пока и не повергли мир в хаос. Остальные, кто сошёл с пути, на иной взойти неспособны. Они проскакивают в нашей жизни, словно столбы в окне скорого поезда. Навряд ли кто-то запоминает их. Ну, может, когда в вялом разговоре пьяной компании вдруг вспыхивает – а помнишь? И все с сожалением покачивают головами или поцокивают языками и через мгновение забывают. О подававшем надежды сокурснике, но чрезмерно увлеченном путешествиями в мире наркотических снов. О талантливом однокласснике, что спился и оказался на дне, словно камень, который бросили неверной рукой, и он не долетел до другого берега.
Они ушли из нашего круга. Растворились в небытие, затерялись в сумраке прошлого. Его нельзя изменить, а забыть – сколько угодно.
Чтобы оправдать движение, наполнить его смыслом, мы расставляем на пути вехи и ориентиры - цели, которых хотим достичь. Только позже, когда добираемся до них, даже не успев порадоваться, понимаем - остановиться уже не можем. И вот она новая цель, скачет буйком в накрытом туманом море. Мерцает, поблёскивает и зовёт.
У всех цели разные. Может, поэтому наш мир так неустойчив, нас вечно бросает из крайности в крайность, мотает по сторонам, будто потерявшую управление машину, подкидывает, как резиновый шарик порывами ветра, чтобы в следующий миг обрушить вниз, словно многотонный самолёт в воздушную яму.
Будь у нас единая цель – мы достигли бы её быстрее. А так слишком много разных векторов, рвущих мир на части, и огромная энергия расходуется впустую.
И у меня есть цель. На данный момент. А сколько их осталось за спиной – не вспомнить. Не всех достиг, просто в определённый миг понимал, что впереди мираж, неправильный ориентир, а потому слегка менял курс и, не прекращая движения, выбирал новую цель. Более доступную, или соблазнительнее прежней.
Мой забег в четыре десятка лет был размерен, ведь я не отвлекался на пустяки, походы в театры, любование природой, излишние чувства и эмоции. Цель – вице-президент рекламной компании – из эфемерной превратилась во вполне осязаемую. Даже напрягаться не стоит, дабы увидеть её. Всё складывалось хорошо и понятно, когда появилась…
Ты…
…вкалываешь вместе со мной, хотя непонятно – зачем солнцу работать? Оно должно приходить по утрам, радовать всех теплом и удаляться по вечерам так, чтобы ему смотрели вслед с сожалением и с нетерпением ожидали новой встречи.
Но ты вкалываешь рядом со мной. Я часто ощущаю твоё дыхание на щеке, наши выдохи переплетаются в один поток, взгляды устремляются в одну точку, а удары сердец, как перестук колёс двух встречных поездов.
Вдвоём бежать веселее и интереснее. Даже говорить не надо. Достаточно чувствовать – рядом кто-то есть, тогда легче толкать вперёд своё колесо.
Я не помню, что было вчера, но в мельчайших подробностях восстанавливаю день, когда ты вошла в мой круг. Стройная и элегантная, в подчёркивающем фигуру шерстяном платье цвета бордо.
Я всегда засматривался на ножки, выглядывающие из-под мини-юбок, на попки, обтянутые джинсами-стрейч, на груди, прикрытые тонкими топиками. Теперь всё изменилось – это музейные экспонаты, на которые хочется смотреть, но нет желания трогать.
Прямые цвета агата волосы до плеч, большие серые глаза, их взгляд лишён кокетливости. Мужской колкий взгляд, останавливающий похоть и сальности, что начинают сочиться при твоём появлении.
Слегка вздёрнутый носик и тонкие губы, скромная россыпь веснушек. И ни намёка на глянцево-приторную красоту, но в тебе есть то, что заставляет веками любоваться улыбкой Джоконды.
Ты протянула мне руку, я слегка сжал твои тонкие пальцы. Захотелось их поцеловать, но я сдержался.
- Марина, - сказала ты мягко, но строго, сразу расставляя всё по местам.
- Виктор, - ответил я. – Побежали?
Ты склонила голову на бок, внимательно посмотрела на меня, улыбнулась краешком губ и ответила:
- Да.
Не часто встречаются женщины, которые говорят только по делу. Ты выпала из круга женской половины офиса, но это не смутило тебя. Ты куришь тонкие Esse Gold в мужской компании, предпочитаешь выдержанный Hennesy и духи с горьковатым привкусом, но при тебе не говорят о футболе. Только о деле или книгах, о последнем реже и осторожнее, словно выходя на неокрепший лёд.
Мы побежали дальше вместе и стали друзьями. Но…
Мы…
…никогда не будем вместе. Как мужчина и женщина. Иначе исчезнет равновесие. Достичь баланса в стремительном беге жизни гораздо сложнее, чем нарушить его. Это как грузик на ниточке - дабы сдвинуть его с места, хватит лёгкого сквозняка.
Ты не хочешь ломать, поэтому так приятно сидеть в кафе возле офиса и смотреть на тебя. Пить чай с бергамотом и есть наши любимые круассаны с шоколадной начинкой. Перебрасываться словами и фразами, которые воланом порхают над столиком.
- Где бы ты хотел жить? – подает она, смотря поверх кружки с чаем. Во взгляде нет хитринки, не прячется там и подвох. Наши отношения просты и не требуют ужимок и недомолвок.
- На Маршалловых островах, - перебрасываю я ответ на другой край столика.
- Это в Тихом океане?
- Да.
- А почему?
- Там круглый год тепло и всегда таинственное перешёптывание моря с шелковистым пляжем.
- Ты любишь комфорт.
- Я люблю, когда тепло. Поэтому никуда и не еду, мне и здесь тепло, - я откусываю круассан и прикрываю глаза. Так легче наслаждаться вкусом сдобы и шоколада, так ничто не отвлекает.
- Я бы хотела жить в Нью-Йорке. Люблю большие и шумные города, в которых время, как и наша кровь, - она прикасается указательным пальцем к левому запястью, - не загустевает и его нельзя черпать ложками, словно сгущёнку.
- Почему не уезжаешь?
- Ты же знаешь…
Да, равновесие и гармония. Ради них можно и мечту немного отодвинуть. Пока весы снова не качнутся и не перевесят в чью-либо сторону. Мы храним равновесие, но…
Вы…
…кто работает с нами, давно уложили нас в постель. Так проще, чем вникать в созданный мной и Мариной мир.
Мы всегда выходим из офиса вместе и прощаемся на крыльце. Я ни разу не подвозил тебя на машине - ты водишь свою. Бордовый «Ниcсан Максима» - совсем неженский автомобиль, но ты так уверенно с ним обращаешься, что он не позволит себе взбрыкнуть.
Всегда садишься в машину боком, ловким движением сбрасываешь туфельки на шпильке и переобуваешься в сиреневые кроссовки «Адидас». В этом столько грации, и я не завожу автомобиль, пока твой «Ниссан» не покидает парковку.
Наши отношения сопровождают перешептывания и перемигивания за спиной. Иногда чувствуешь себя в парке, по которому гуляет заблудившийся зимний ветер. Он удивленно зло разглядывает филигранно выпиленные листья клёнов, старательно вырезанные дубовые, слегка липкие и с мелкими зубчиками карагачёвые. Дергает их, раскачивает ветви, но не способен оборвать и сломать.
Когда мы заходим в курилку, разговоры прекращаются, будто захлопывается звуконепроницаемая дверь. Неловкое покашливание, обрывки фраз, из них не сложить беседы. Нервное тушение сигарет, отскакивающие от нас взгляды.
- Нас уложили в постель, - говорю я Марине, когда мы пьём коньяк в моём кабинете, сбежав от разгульной вечеринки в офисе по случаю дня рождения шефа.
- Ты этого хочешь? – спокойно спрашивает она.
- Ты же знаешь ответ.
Да, она знает и не сделает шаг навстречу. Равновесие и гармония. Стоит ли их нарушать ради прихоти собственного тела? Построить дружбу с женщиной и не перейти за грань – гораздо сложнее. А мы с тобой балансируем на ней, слово пытаемся опровергнуть великого Бисмарка [1].
Мы не будем вместе никогда, ведь у тебя есть…
Он…
…твой муж, что изредка приходит за тобой на работу с цветами. Бордовые голландские розы, украшенные искусственными капельками росы. Всегда пять – твоё любимое число. Ты чувствуешь - мне неприятно, поэтому не знакомишь нас.
Он – высокий блондин, вы с ним гармонично смотритесь - две части единого, плюс и минус всегда приведут к равно. Твой муж осторожно берет тебя под локоть и уводит из офиса. Молча, как и появляется.
- Я его люблю, - говорит Марина, нежно сжимая пальцами тонкую сигарету. Мы курим на балконе и провожаем взглядами солнце. Оно устало, отдав часть тепла миру, и удаляется на покой. Табачный дым мешается с ароматами цветущей весны, которые поднимаются невидимыми струями до нашего седьмого этажа. Немного рябит перед глазами, как после круга на карусели.
- Я знаю. Ты не умеешь обманывать.
- Умею, но не тебя. Для женщины обман – не порок. Она начинает с него каждое утро, когда красит губы, подводит веки и удлиняет ресницы, накладывает тональный крем.
- Это - другое.
- Он без меня пропадёт.
- Я знаю.
- Он похож на могучий дуб, но его корни – я.
- Мне по душе ивы.
- Мужчинам должны нравиться именно такие деревья. Они беззащитны и притягательны, пластичны и податливы, но их тяжело сломать.
- Я не люблю ломать.
- Я знаю, поэтому и подпустила так близко. Чуть дальше и сорвемся в пропасть.
Мы выдыхаем, дым от сигарет закручивается в венском вальсе и медленно истаивает в сумрачном небе. Люди-мотыльки, но мы к ним не относимся. У тебя есть он, у меня…
Она…
…моя жена. Вы с ней совсем не похожи. Будто прибыли на Землю с разных планет. Моя половинка практична и основательна, как заботливая пчёлка, она строит свой сладкий мир. В нём я отдыхаю подобно трутню, которому дозволяется слишком многое, но далеко не всё. Поэтому приходя домой, я оставляю Марину перед обитой лакированными рейками дверью, чтобы утром подхватить мысленно под локоток на лестничной площадке и отправиться с ней на работу.
Марина не обижается, она, как и я, выпроваживает меня из мыслей и дум, стоит ей оказаться рядом со своим викингом.
Мы живём в параллельных мирах - они соприкасаются с третьим. Так линии метро всегда имеют общую станцию. Утром мы встречаемся на ней, а вечером расстаёмся. Садиться в чужой поезд не стоит, потеряешь свой мир и не обретёшь ничего в другом.
- Нас в субботу пригласили на дачу.
- И что мы там будем делать?
- Лечить тебя от работы, - жена кладёт руку мне на колено, и тепло растекается по ноге, постепенно поднимаясь к животу и выше. Так было с нашей первой встречи. Когда я не почувствую этого, я буду мёртвым. – Ты в последнее время сам не свой. Или у тебя кто-то появился? – Голубые глазки превращаются в щёлки, беленькие зубки обнажаются в оскале. – Если так, то загрызу и растерзаю.
- Поэтому я никого и не завожу.
- Боишься?
- Нет, люблю. Ты единственная, кто живёт в моём сердце… «Но в душе тебе потеснили», - закончил я про себя. Она прижалась ко мне. Тепло стало растекаться по всему телу.
Герой двух линий метро и общей станции. Так могло продолжаться долго, если бы не…
Они…
…жизненные обстоятельства. Мы порождаем их и вынуждены им подчиняться. Нельзя открыть дверь, которую до тебя распахнули настежь. В неё можно либо войти, либо захлопнуть. И я понял, что мне вскоре предстоит сделать второе.
Жаркое лето торопилось в объятия осени, но, казалось, небо вот-вот сползёт растаявшим сливочным маслом на размякшие тела городских улиц.
Марина вернулась из отпуска и сразу привлекла всеобщее внимание слегка округлившейся фигурой. Так жизненные обстоятельства возвели между нами стену. Сначала она была тонкой и звукопроницаемой, но постепенно в ход пошли кирпичи. Невидимый строитель, спрятанный в животике Марины, оказался старательным малым.
Esse Gold отправились скомканной пачкой в мусорное ведро вместе с перекурами, терпкий коньяк стал дешёвым пойлом, от запаха которого хочется бежать в туалет. Кофе, круассаны, игра в словесный пинг-понг смялись бумажными салфетками и забыты на столике нашего любимого бистро.
Мой напарник по марафонскому забегу стал ощутимо отставать, но я не мог ждать. И всё реже оглядывался, чтобы не споткнуться в привычно закрутившемся беличьем колесе.
- Я ухожу, - сказала Марина, когда землю накрыло золотой вуалью осени.
- Я знаю.
- И не вернусь.
- Однажды выйдя из круга, сложно вернуться назад.
- Ты будешь помнить?
- Не обещаю, что каждый день. Но здесь, - я показал на левый висок, - ты оставила след. Он похож на твои любимые розы. И пахнет, как они.
- Ты знаешь, я хотела назвать сына в честь тебя.
- Ты – мудрая женщина, если передумала. Нам надо сберечь равновесие. Жалко потерять то, что мы так долго хранили.
Она поцеловала меня в щёку, осторожно стёрла розоватую помаду. Ты потеряла интерес к глубоким и насыщенным цветам, словно сбросила всё лишнее и пошла дальше в лёгкой полупрозрачной тунике.
Странно, но я ощущаю твой поцелуй всегда, стоит только захотеть. Обычно в те моменты, когда затягивает водоворот суеты и повседневности…
Оно…
…моё бытие. Оно – почти жизнь, но с изрядно полинявшими красками впечатлений, сиплым дыханием и онемелыми чувствами. Ведь я по-прежнему вкалываю, но стоит сбиться с темпа, как прикасаюсь к щеке, обвенчанной с твоим поцелуем, и бытие отступает.
Счастье – это, когда ты ничего не сломал, ничего такого, что нельзя восстановить. И если придёт время вернуться по пройденному пути, то тебе не будет стыдно или больно. Чужие слёзы от твоих дел – не самые лучшие воспоминания.
Ты научила меня ценить то, что есть. Не забывать то, что было.
Когда зима цокотом капелей подобралась к Новому году, ты родила маленького скандинава. Только в офисе долго шептались, мол, у него мои глаза. Я этого не увижу, станция двух линий метро закрыта, и мы не будем искать новую.
Я отправил в роддом букет бордовых голландских роз, как ты любила. Их было семь. Любимое число моей жены…
Бишкек, 14 июня 2009 года – 8 января 2010 года.
---------------------------------------------------------
1 – Отто фон Бисмарку принадлежит высказывание: «Дружба между мужчиной и женщиной слабеет при наступлении ночи».