При подготовке книги об истории охоты на Севере ("Север и оружие") я изучил довольно много литературы о культуре первобытных охотников. Должен сказать, что в начале этого исследования я был склонен принять любую из общепринятых точек зрения – как о значительном влиянии первобытного человечества на мамонтовую (и какую угодно) фауну, так и об отсутствии этого влияния, равно как и готов был занять любую промежуточную позицию. Но, анализируя статьи-первоисточники, я обратил внимание на следующее: описания (не исследования, а описания – обратите внимание!) того, как по первобытной фауне нашей планеты был нанесён первый смертельный удар палицами и копьями наших далёких предков, наиболее часто встречаются в 60–80-х годах XX столетия. Именно тогда маститые учёные рассказывали, как пиренейские питекантропы загоняли факелами лесных слонов в болота Торральбы; а южнорусские поселенцы складывали огромные хижины из костей убитых ими мамонтов. Примерно на то же время пришлась гипотеза об уничтожении американской мегафауны людьми кловис.
А сейчас попробуем несколько отстраниться от этих гипотез и вспомнить, чем была эпоха 60–80-х годов прошлого века для европейской цивилизации в целом?
Это был период осознания того, что биотическая оболочка Земли подвергается массовой трансформации со стороны человеческого общества; что люди виновны не только в прямом истреблении десятков видов живых существ, но и в масштабном наступлении пустынь в Африке, рубке дождевых лесов в Бразилии и загрязнении Океана. Надо сказать, что у людей были на то основания. Считалось, что в воде Рейна и Великих американских озёр можно проявлять фотоплёнку, начали изменяться береговые линии крупных внутренних водоёмов – Арала и Каспия, воды среднеазиатских рек были отравлены пестицидами. Этот период стал стартовым моментом в истории борьбы за сохранение биосферы – периодом массовых протестов, экологических исследований, временем, когда многие яркие пропагандисты и политики начали делать себе имя на этом благородном деле. И случилось неизбежное –под охрану природы подвели «научно обоснованную идеологию». Со всеми естественными для любой идеологии перекосами и искажениями. Этим она совершенно не отличается ни от либерализма, ни от марксизма, ни от двунадесяти любых других взятых наобум «…измов».
Таким образом, комплекс вины перед Природой в настоящем спроецировался на прошлое. Как и в ситуации с любым комплексом, ничего хорошего из этого не вышло.
Гипотеза о массовом уничтожении нашими предками первобытных гигантских животных пришлась ко двору этой идеологии.
«А учёные?» - спросите вы.
А что – учёные? Те же люди…
Правда, позднее исследователи пришли к выводу, что наступление Сахары и отступление внутренних водоёмов, скорее всего, имеют под собой естественные причины; а возникновение течения Эль-Ниньо превышает по выбросу углекислоты все заводы земного шара в сотни раз; но идеология уже развивалась самостоятельно, вне зависимости от науки.
Так вот, позднейшие и современные нам исследователи, проводившие раскопки на тех же местах, что и их предшественники в 60-е годы, приходили, как правило, к совершенно другим выводам. Что ни торральбские, ни южнорусские первобытные люди не охотились на крупных млекопитающих самостоятельно, что кости для жилищ они собирали в уже ранее образовавшихся костных ловушках (как на Берелёхе), что многочисленные куски бивней на стоянках свидетельствуют прежде всего о том, что они были пригодны в качестве заготовок для орудий…
И не нашли никаких подтверждений тому, что люди кловис действительно занимались массовой охотой на крупных животных в Америке…
Но кто их теперь послушает?
Вслед за исследователями я тоже допускаю, что некую роль в уничтожении позднечетвертичной мегафауны первобытный человек всё-таки играл. Но никак не главную. Основное значение при этом отводится всё-таки глобальным изменениям климата и ландшафта и замене травянистых высокопродуктивных северных саванн на тундру и тайгу. А наши предки уже «подчищали остатки» не успевших приспособиться к новым условиям гигантов.