— О-о-о!!! — заревел стол.
Так в нашей стране принято встречать запоздавшего гостя, особенно, если не очень знаешь, кто он такой. Все уже были на очень приличном «взводе». Но до «ты меня уважаешь?» дело еще не дошло.
Не теряют времени защитники Родины! А ведь только лишь Североморск миновали. — Горизонт заслонила долгая тень «короля рейда», — авианесущего крейсера «Киев».
— Давай, Антон, заходи! Принимай «штрафную» на грудь! — Вторил им Мачитадзе, действуя кружкой, как учитель указкой.
Нашел скорохода! Знает же, сволочь, что сегодня мне уезжать!
Флотские держались монолитами. Сказывались, видимо, годы упорных тренировок. Знакомства, рукопожатия, оценивающие взгляды. — Все, как в привычной компании. Повышенного интереса к своей скромной персоне я пока не заметил.
Они «засветились» после четвертой кружки. Я делал самый последний, самый ответственный глоток чистого спирта. Был, можно сказать, заточен на это священнодействие. Оставалось грамотно выдохнуть, занюхать и закусить. И вдруг, в это время, почувствовал, что у меня начинает закладывать уши. Это была «защитная реакция организма на попытку несанкционированного психологического воздействия». Если сказать проще, кто-то мягко и ненавязчиво пробовал «пошарить» в моей голове.
Чисто автоматически, я замедлил ход своего времени и слегка «приоткрылся». Если глянуть со стороны: жесты мои стали долгими и неуверенными, а речь, — медленной и тягучей. Ну, совсем как у горького алкаша, которого не вовремя «забрало». Примерно таким я был в самом начале рейса.
Надеюсь, что этому их не учили. Да, мне опять повезло! Меньше часа назад я скитался в далеком прошлом, и успел освежить в памяти момент своего Посвящения. Все, что утрачено в долгих запоях, вернулось назад!
Я не дал своим мыслям прорваться наружу. Сначала поставил защитный экран, а потом стал «прокручивать» в голове стандартный набор чаяний среднестатистического рыбака-колхозника, большого любителя «этого дела», который даже зарплату пересчитывает на «пузыри». Так сказать, «по заявке радиослушателей».
— Классные мужики! — вещал я, как можно отчетливей, — Какие классные мужики! И, главное дело, — простые! — Мож, литрушку у них на халяву спросить? Да нет, неудобно! — Никогда б не подумал, что вояки такие продуманные! Затарились к отпуску спиртом: Как минимум на три дня праздник им обеспечен. Гости, друзья, родственники, — хватит на всех. Да, хорошо в этом плане подводникам! Спирта на лодке не меряно! Не то, что у нас, колхозников. Вот выписал я канистру перед началом рейса. Для дела ведь выписал! А групповой, падла, в шахту ее вылил, до грамма, до капелюшечки! Это, чтоб я хоть чуть себе не урвал. Отлил бы бутылку сволочь! Вот придем мы сегодня в порт, а — водочка по талонам. Ну, есть у меня, талоны за три с половиной месяца. А что я на них возьму?! — Шесть пузырей водки, и двенадцать вина. Это же на один зуб! Придется «на трассу бежать» за добавкой. Нужно, кстати, аванс выбрать «четвертаками», чтобы было всегда под расчет... А ну-ка постой! Замполит с субмарины зачем приезжал? Он вроде бы, в благодарность, канистру привез? Наверное, отдал на растерзание? Вот это хорошо! Друг мне Серега, или не друг? Что останется, будем делить по-братски!..
Интерес к моему «мощному интеллекту» падал с каждой минутой. В итоге, «Психолог» оставил меня в покое, а тот же самый «локатор» зашарил по непричесанным мыслям старпома. Это напрасно! — Если он что-то и знал, ни за что бы о том не подумал! У Сереги, когда он поддаст, все мысли только о бабах.
Прикрыв глаза, я почти задремал. Но видел все сквозь ресницы, как будто в замедленной съемке. Вот «Психолог» повернулся к одному из своих «ассистентов», чуть заметно наморщил нос, и качнул отрицательно головой. Потом указал глазами: сначала в мою сторону, потом — на канистру.
— В вашей «конторе», все пароходы с одним радистом работают? У нас на подлодке бы так! Развели дармоедов!
— Все — не все, — усмехнулся старпом, — на «Новоспасске» так! Антон у нас на подвахты ходит, и в приборах своих, если не пьет, здорово шарит. Человек на все руки: и рыбу вялить, и баб пялить!
Гости заржали. Нехорошо, как-то, заржали. Психолог, кажется, забрался в тупик и основательно там запутался. Я украдкой взглянул на него, а потом сидел, клевал носом, и мысленно «проявлял» фотографию:
От силы, лет тридцати пяти. Мне кажется, слишком стар для капитана третьего ранга. На лице — легкий загар. И где это он, интересно, успел загореть? Может быть, в автономке? Не уж то, в военном флоте на каждой подлодке солярий? — Нет, меня тут за дурака держат! Тонкие, злые губы, волевой подбородок... Нос настолько прямой, что малейшая гримаса делает лицо горбоносым. Есть еще еле заметный шрам у виска. — Похоже на пулевое, касательное… Глаза… такие глаза были у американца, который допрашивал нас в Алжире, — бесцветные, хищные и беспощадные. Посмотрит в такие неподготовленный человек — и сразу расскажет все!
Серега, как и любой грузин, был хлебосольным хозяином. Он умел занимать гостей. Вот и сейчас он рассказывал им очередную байку. Я украдкой «проверил на вшивость» двух «ассистентов» Психолога. По виду, — боевиков. Во всяком случае, мыслей читать они не умели.
— Вот это и есть «монстр»?! — думал капитан-лейтенант с благородной сединой на висках и тяжелой челюстью серийного убийцы-насильника. — Что-то они совсем там, в конторе, с катушек съехали. Перестраховщики! Да это говно и пить-то, как следует, не умеет! Замочить его, что ли? — И дело с концом! Можно сказать в оправдание, что был самый «крайний случай», что действовали по обстановке…. Только кто же такому поверит?! Вот смеху то будет, когда группа захвата работать начнет! Возьмет еще, да наложит в штаны!
— Нет, это не та рыба! — Вовсю сомневался и молоденький лейтенант, статью своей похожий на молотобойца. — А говорили, а говорили!!! Впрочем, оно и к лучшему: Нам же будет спокойнее! Снотворное скоро начнет действовать, уколем, дадим галоперидольчику.… И пусть эта рыба чахнет до места. А в Мурманске сдадим по инстанции, — и пусть разбираются, где положено...
Я бы мог «покрошить» эту троицу первым попавшимся в руки предметом, — вилкой, расческой, фуражкой... Тем же погоном с шинели Психолога, что висела на спинке дивана. Особенно этого капитан—лейтенанта. У него, по-моему, даже мысли картавые!..
Стоп, парень! — сказал внутренний голос, или это мне только послышалось? — Не слишком ли ты хвост распушил?! Столько лет беспробудного пьянства, — и «мог бы»?! Даже если и мог, покрошить — это дело не хитрое, а что будет потом? Сиди, успокойся, и жди своего часа. События, если их особо не торопить, очень щедры и отзывчивы. У тебя еще будет шанс...
Пора было подавать признаки жизни. Молотобоец, запустивший в мою кружку пару микроскопических ампул из потайного отделения фирменной зажигалки, должен был убедиться, что он ловкий мужик, и труды его не пропали даром.
Никто за столом не заметил, что отраву я давно уже выплеснул, а кружку подменил на другую, с водой, из которой запивал капитан. На эту простую манипуляцию не потребовалось ничего сверхъестественного. Гости развесили уши, потому, что Витька, любивший «чтоб всем было весело», делал достоянием гласности грустную сагу нашего повара. Над ней в свое время потешался весь экипаж.
Валька Ковшиков родился и жил в Одессе. Об этом свидетельствует и его «подпольная» кличка — «Морж» — производное от «морда жидовская». Я мог бы, наверное, назвать его своим другом. Нам с Валькой довелось поработать на «Воркуте», «Ивангороде», «Тилигуле», «Альдебаране»… Впрочем, в друзьях у этого повара ходила половина «конторы». Валька не только шикарно готовил. Он слыл еще авторитетом по части слабого пола. В кромешной темноте, по мелькнувшей у поворота женской корме, даже если она и скрыта в недрах тяжелой шубы, он мог выдавать полную сексуальную характеристику ее обладательницы. Я его уважал за этот талант, он меня — за умение «прятать водку».
В ресторан, коль была такая возможность, мы любили ходить вместе. Там он кружил по залу, как коршун, выслеживающий добычу. Валька выбирал «форму», а я отвечал за ее «содержание». — Просто сидел спокойно за столом, «конспектировал» мысли танцующих с Валькой дам. Как только оркестр, срывался на перекур, а Валька возвращался на питейное место, выдавал ему конечное резюме: «прокатит» или же «не прокатит».
— Эта девчушка с мамой живет, — просвещал я его. — Мама у нее строгая, фривольности не допустит. Та, вон, черненькая, просто с подружкой пришла, за компанию. У нее сейчас «красный день», и мужик ей не скоро потребуется.
— Ты на эту блондинку наплюй! — в свою очередь, советовал повар. — Понимаю, симпатичная баба, и шейка у нее лебединая. Но зато рабочее место — как моя поварская шапка!
Возвращаясь утром на пароход в состоянии «бодрого бодуна», Валька всегда заходил ко мне. Расспрашивал об успехах, и подробно рассказывал о своих. — Так докладывают командиру о выполнении боевого задания:
— Ты не поверишь, — два «свежака»! Сказка, «мышиный глаз»!
Что ни баба — «мышиный глаз»! Других почему-то ему не встречалось! Было такое, не было? Как тут проверишь, если сам за ноги не держал? Я уже начал подумывать, что повар слегка привирает, если бы не фиаско, не тот самый случай, о котором и рассказывал капитан. Мне довелось оценить его первому.
— Ой, лажа, Антон, ой лажа-а-а! — плакался Валька. — Все! В ресторан без тебя — ни ногой!
— Что, «пролетел»?
— Лучше бы «пролетел»! Ну, все по уму сделал: налегал на закуску, и пил только шампанское. К шапочному разбору мужики набрались: им не до баб. Да и бабы пьяных не выбирают. Зато я нарасхват, можно сказать, — король! Дамочку выбрал самую лучшую, и живет, между прочим, недалеко. Провожаю ее, читаю стихи, анекдоты рассказываю. И вдруг, понимаешь, чувствую: наверное, что-то съел!
— На корпус пробило?
— Да нет, не понос. Просто живот режет, и газы наружу рвутся. Если бы не она, я «продул бы систему» — и опять человек! Но терпеть… Терпеть — это мука! Только я виду не подаю. Иду не спеша. Анекдоты смешные рассказываю, а сам чуть не плачу!
— Вот здесь, — дамочка на пятиэтажку показывает, — сестричка моя живет. Если свет в квартире горит, — значит, она дома. Тогда мы с тобой встретимся в другой раз. А если в окошке темно, заскочим, кофе попьем! — Теперь это называется «кофе попить»!
Х–хосподи, — сам себе думаю, — хоть бы горел, этот свет! Х-х-хосподи, пропаду!
Поднимаемся мы на четвертый этаж, открывает она дверь своим ключиком...
— Ты, — говорит, — пока в комнату проходи, а я — на кухню, кофе поставлю…
Залетаю я в эту комнату! Дверь коленкой прижал, и — др-р-р!!! — продуваю систему! Еле дух перевел! Запах, чувствую, вроде бы не тяжелый. Но на всякий пожарный случай, снял я пиджак, и в воздухе им машу, дух разгоняю.
А тут и она: что, мол, сидишь в темноте? И щелк выключателем!
А там… Мама моя, а там!!! — Ейная сестра с мужиком в койке лежат! Приподнялись на локотках, и на меня смотрят! И глаза у них — оттакенные!!!
Когда эта сага докатилась до кульминации, старлея согнуло напополам. Из Психолога чуть от смеха не выскочила сопля. И только «Серийный убийца» остался серьезен глазами. Но и он делал вид, что смеется.
Не дождавшись призыва «выпить за это дело», я встал, нетвердой рукой ухватился за кружку, чуть не опрокинув ее. (Ловцы человеческих душ, за малым, не ахнули). Я, качаясь, выцедил содержимое, и нагловато скалясь, обратился ко всем присутствующим:
— Что-то мне поплохело! Пойду, отлучусь ненадолго. А это, — я взял со стола нетронутую бутылку, — электромеханику отнесу. Пусть человек тоже порадуется! Да и «тачка» моя не того… Аккумулятор окончательно сдох. Может быть, заодно подзарядит?
— Шел бы ты лучше спать! — вдруг спохватился Серега. — У кого-то, я слышал, вечером самолет! Или ты уезжать передумал?
— Нет! — заревел я. — Ничего я не передумал! Вот схожу к электрону, выпью с ним, — и сразу же в люлю! Только ты меня разбуди, как только таможенники нагрянут!
Гости не возражали. Старлей даже вызвался проводить меня до каюты Орелика.
Может, все же укольчик для верности сделать? — вовсю сомневался он, поддерживая меня. Я крепко вошел в роль, и соплей расползался по поручню.
Вовка Орлов жил у «пяти углов». Он с благодарностью принял «царский подарок». Потом позвал группу добровольцев, водружать меня на свободную койку в его каюте. И я сделал все, чтобы никто из них ни минуты не сачковал…
Наконец-то я остался один. Электромеханик ушел «приговаривать магарыч», увел за собой приближенных ему людей. И даже, на что я особо рассчитывал, запер дверь каюты на ключ. Он раньше ходил в тралфлоте, а там так заведено. «Если хочешь жить в уюте, ; пей всегда в чужой каюте».
Это я хорошо придумал, что к Орелику заявился. У курилки много народу, и проникнуть сюда незамеченным не сможет даже Психолог.
Понял это и мой провожатый. Он неловко потоптался на месте, сделал пару безуспешных попыток «встрять в разговор» и ушел восвояси, шлепая тяжелой рукой по поручню трапа.
Я лежал, задыхаясь от ярости. Родина! Милая моя Родина! Не трогай меня, сука, не изводи! Дай мне дышать, просто дышать! Живи себе дальше, как хочешь, страна иуд, и непуганых идиотов! Мне, как и всем, насрать на твои властные заморочки. Мы давно уже поняли: За великое счастье родиться в России, нужно платить вечным стыдом за тех, кто ей управляет!
— А ну-ка, мальчишка, полегче! — выплыл из памяти голос моего (неужели покойного?!) шефа, Евгения Ивановича Векшина. — Нервишки побереги. Из тебя, Антон, «морской черт», как из дерьма — разрывная пуля. Ты видел когда-нибудь в деле своего натурального тезку? Неужели не видел?! Ах да! Он ведь водится в Черном море! Ну, слушай тогда.
Морской черт — это небольшая, похожая на камбалу рыбка, но с длинным, шипастым, и очень ядовитым хвостом. Лежит она где-нибудь в подводном каньончике. Подогнала свою окраску под цвет и рельеф дна, — и припухает. Да попутно наблюдает за хищником, который сдуру решил на нее поохотиться. У того полная пасть острых зубов, выбор маневра и психология победителя. Ни тени сомнения в конечном успехе! А у нее, как у того латыша…. Но зато есть терпение и глазомер. Ни всплеска, ни движения плавника — камень! А потом, — доля мгновения — и раз!!! Хищник и не заметил, как сам стал добычей. Ты понял, каким должен быть морской черт?!
Помни, мальчишка, — ешь, спишь, гуляешь по улице, — помни! На тебя никогда не прекратится охота! Хочешь жить, — сам становись хладнокровным охотником. Выплевывай разные там антимонии, как пистолет отстрелянные патроны. А если невмоготу, если сопли хочется распустить, — милости просим ко мне, на кухню. Здесь, иногда, можно. Налью даже рюмочку коньяку…
Когда шеф заводился, он начинал сновать по замкнутому пространству. От холодильника — к плотно зашторенному окну. Смешно припадая на раненую ногу, он, как бы стремился догнать ускользающую мысль. Лишь настигнув ее, где-то на полпути, он круто разворачивался на носках, и весь подавался в мою сторону. Начинал разрубать воздух ребром раздвоенной, как копыто, ладони.
— Пора стать машиной, — ревел он голосом Высоцкого, — глупой, расчетливой, холодной машиной! В жизни, — как в уличной драке! Можно бесконечное количество раз уходить от ударов, уворачиваться, ставить блоки. Ты никогда не устанешь, если делаешь эту работу механически, с отсутствующим взглядом, если ты повинуешься неосознаваемым импульсам свыше. Обстановка, ее изменения, маневры противника, — все это вторично. Разум далеко в стороне, вместо него — интуиция. Но стоит лишь на секунду всего лишь подумать: «Мамочка моя родная! Да их же четверо!» — И все! Кранты! В активе твоем — единственная надежда: на реанимацию...
— Где ты сейчас, отец? — с тоской прошептал я и чуть не заплакал.
… Пугающий звон налетел ниоткуда, незаметно возник из легкой вибрации корпуса. Мои легкие снова «заклинило» где-то на полувздохе. Воздух, в заданном ритме дыхания, продолжал проходить сквозь тело, освежая сердце и мозг, трепетавший на грани обморока. Из далекой пространственной точки, с каждым новым потоком, с каждым биением сердца, вырастал огненный шар живого, ярчайшего цвета. В голове потемнело, будто я посмотрел на солнце сквозь приоткрытые веки. Только видел я это уже не глазами, а всем своим телом, поделенным на мыслящие субстанции.
Каждая из этих пылинок была переполнена страхом, болью, непониманием. — И все это море эмоций эхом отдавалось во мне, центре сосредоточения, существующем отстранено. Стремясь сохранить остатки сознания и то, что еще от меня оставалось, я куда-то рванулся, упал...
И увидел себя со спины, застывшим в центре каюты с поднятыми руками. Пространство было окутано плотным розоватым туманом. В нем изредка вспыхивали, и медленно угасали зеленоватые огоньки.
Да, это был, несомненно, я. — Все признаки налицо! — Обалдевший, испуганный олух в спортивных штанах, стоптанных тапках, и видавшей виды рубашке. На удивление, и какие-то другие эмоции сил у меня уже не осталось.
Туман постепенно схлынул. Нас в каюте осталось двое: Я, по-прежнему оккупировавший верхнюю койку, и... я же, застывший в тесном загоне между столом и самодельным диваном. Часы флегматично тикали, но секундная стрелка оставалась на месте.
— Интересно, есть ли у него тень? — как можно спокойнее вымолвил я, почему-то озвучив именно эту фразу. Именно эту фразу из целого вороха самых фантастических мыслей.
— Интересно, есть ли у него тень? — в унисон со мной произнес этот тип, старательно передразнивая все мои интонации.
Если это действительно я, то я себе не завидую! — Ох, и сволочи эти подводники! Опоили отравленным спиртом, вот и видится разная чертовщина! А это мираж, фантом, безмозглая кукла из воздуха…
…Годика два назад я чуть не допился до белой горячки. Судно стояло в ремонте у причала поселка Териберка. Минус тридцать на градуснике, снег и шквалистый ветер. А я среди ночи бегаю в трусах по поселку и криком кричу. Поймали меня местные мужики, отпоили горячим чаем, залили стакан спирта, — и давай учить уму-разуму:
— Ты, парень, еще слишком молод, чтоб сгинуть в сугробе, — говорил бородатый мужик, заводской водолаз. — Меня, когда крепко бухал, тоже кошмары мучили по ночам. Но я от этой беды хорошее лекарство придумал, и действует безотказно! Смотрю в полудреме на разные страшные рожи, да им же и говорю: «Неинтересно, хлопцы, видели мы уже подобные фокусы! Придумайте что-нибудь новое!» Главное, — больше юмора, а убегать и бояться не надо. Если совсем уж невмоготу, нужно заставить себя проснуться...
Ладно, попробуем:
— А не пошел бы ты на…? — обратился я к двойнику, который упорно не исчезал.
— Взаимно! — отпарировал он, не разжимая губ.
Ответ прозвучал в моей голове, моим же, заметьте, голосом. Тут что хочешь можно подумать, но, скорее всего…. Как там, в песне поется? — «Тихо сам с собою, тихо сам с собою я веду беседу!». Это не он мне отвечает, это я говорю за него!
— Был бы ты из мяса и из костей, — продолжал я гнуть свою линию, — подвернулся бы в спокойное время…. Ох, ты бы у меня отбатрачил за такие слова! Каждый день бы ходил на подвахту, рыбу шкерил, бочки бондарил…
В голове моей кто-то хихикнул и опять прозвучал мой же голос:
— Как получку будем делить? Давай уж тогда по честному: ты — водку глушить, я — баб трахать, а тачку — напополам!
Нет! Вот такого я подумать точно не мог!
Тем временем, этот наглец, по-хозяйски устроился на диване.
Сказать, что я удивился — значит, ничего не сказать. С минуту я молча пожирал его взглядом. Где-то там, на периферии мозга, каждая новая информация тщательно взвешивалась, выстраивалась в логические цепочки. Опровергались и тут же перечеркивались тупиковые варианты. Неужели он говорит? Может быть, произошло раздвоение? Если так, почему? Неужели, я когда-то и это умел?! Какой дорогой ценой ты достался мне, двойничок! Интересно, надолго ли, и зачем?
Не прерывая этот процесс, я, на всякий случай, задал самый емкий для таких ситуаций, вопрос:
— Ты кто такой?
— Ты ведь сам обо всем догадался! — сказал он с ехидной усмешкой. — Просто решил для себя: Если я продублирую твои мысли вслух, — у тебя к ним будет больше доверия! Так вот, можешь не сомневаться: Я — это действительно ты! А во всем остальном вынужден тебя огорчить: Нет в языке, на котором ты говоришь, словесных значений тому, что произошло. Правда, еще четвертое поколение Хранителей называло нечто подобное «Путь Прави».
— Путь Прави?! Разве это не следование принципу равновесия между явью и навью?
— В какой-то степени, да. Но кроме всего прочего — это еще и одна из акупунктурных точек Вселенной, настроенная исключительно на тебя. Верней, — на последнего из Хранителей.
— Значит, ты тоже Хранитель?
— И да, и нет! — почему-то смутился он. — Ведь я существую в другой вероятности. Дед жив, потому, что войны еще не было…
Что ни фраза, то повод задуматься. Этот тип знал значительно больше, чем я. В то же время, он утверждал, что мы с ним — единое целое. Путь Прави… Путь Прави... Что-то я не припомню, чтобы дед что-нибудь подобное говорил…
— Он не знал этого слова в его сокровенном значении, — прервал мои думы двойник, — Путь Прави открылся тебе в момент Посвящения. Каждый из тех, кто был до тебя, оставил Последнему что-то свое, особенное. То, что знал и умел лучше других. Ты это еще не вспомнил?
Я отрицательно покачал головой:
— Все скрыто за черной дверью. Иногда вижу сны, которые всегда забываются. Просыпаешься утром с ощущением покоя и счастья, но не знаешь, чем эти чувства вызваны.
Он вежливо промолчал. Взял со стола открытую пачку «Ватры», попытался достать сигарету. Потом бросил эту затею, и тихо сказал:
— Я тебя понимаю…
— Он понимает!!! Что ты можешь вообще понимать, если даже еще не Хранитель?!
— Здесь все такие тупые? — спросил мой двойник с нескрываемым раздражением. — Ну, как ты еще не понял, что я — это ты, существующий в другой вероятности?! Ты — Последний Хранитель в своем эталонном времени, между прочим, — самом проблематичном. Во всех остальных ты пока что еще дерьмо! — Надеюсь, что так для тебя будет понятнее?! — Между нами нарушена межвременная связь, потому что ты все забыл! Тем не менее, — все равно, — что-то твое отражается в нас. Я, например, никогда не курил. А здесь и сейчас мне хочется затянуться махоркой. Другая обратная связь существует во взятом отдельно, любом эталонном времени, Ты был, есть, и будешь. — Это звенья одной цепи. Ностальгия — память о прошлом, интуиция — память о будущем. Здесь у тебя тоже проблемы…
Надо же, столько сказать и ни разу не матюкнуться!
— Ты приперся сам по себе? — осадил я его. — По своей собственной воле?! Ничего не умея, и даже не представляя, что из этого выйдет?!! — и продолжил уже по слогам. — Послушай, сопляк! Мне очень не нравятся те, кто со мной говорит менторским тоном. Будь это трижды я! И ежели ты сейчас…
— Меня прислал дед! — тихо ответил он.
— Тебя прислал дед?! — я соскочил с кровати. — Мой дед в твоем времени знает, что я существую?!
— Он считает, что ты в одиночку не справишься!
— Это я-то не справлюсь?!! — телячий восторг переполнил мое существо. — Если хочешь, я сейчас же высажу дверь, пойду и убью этих ублюдков! А потом… а потом я пешком отправлюсь в аэропорт! И горе тому, кто встанет у меня на пути! Я буду мочить и правых, и виноватых!
— Вот этого он и боялся.
— А что нужно делать, что?! — я готов был упасть перед ним на колени. — Я вообще никого и пальцем не трону, буду тише воды, ниже травы. Я сделаю все, что ты скажешь: брошу пить, помирюсь с женой. Только…. Только позволь побывать в твоем времени, и хотя бы разок взглянуть на него!
— Хорошо! — согласился он, — ты получишь такую возможность! А я здесь пока управлюсь и без тебя…