Глава 5
Сон минул, а звон продолжался. Не открывая глаз, я понял: звонит телефон. Такая паскудная сущность у всех аппаратов служебной линии: очень громкий сигнал, такой, что поднимет и мертвого! Я встал и отдраил люк. Звон прекратился. Не успел я взобраться по лестнице, как попал под струю забортной воды.
Самый страшный в мире зверюга — это матрос со шлангом. За моей широкой спиной жила своей электронной жизнью, отлаженная мною аппаратура, для которой вода — это смерть!
— Убери, шланг, олух! — заорал я и, раскинув руки, шагнул навстречу струе. Пока Березовский успел что-либо сообразить, я был мокрым с головы и до пят.
Переодевшись в сухое, я дрожал от обиды и холода. Хотел, было, сбегать погреться над капом в машинное отделение, но судовой репродуктор все решил за меня. Он захрипел, прокашлялся и произнес голосом старпома Сереги:
— Начальнику радиостанции, просьба подняться на мостик!
Как же, иду!
На мостике было тихо, и чисто. Я замер от изумления, и тщательно вытер тапочки о влажную тряпку. Наш рыбачок с иномарками на борту был похож на автомобильный паром: настолько все вымыто, вычищено, выдраено! Даже неистребимый рыбный дух отдавал теперь свежестью краски, хозяйственного мыла и каустической соды. Безжизненно повисли веера, на полувздохе застыл поисковый прибор. И только локатор, уже зацепившись за сопки залива, зажигал на зеленом экране белую кромку берега.
Я убрал перо самописца с бумажного поля, и только потом поздоровался со всеми присутствующими.
Старпом Сергей Мачитадзе выглядел непривычно в новом спортивном костюме и кроссовках «Лос Анжелес Лэйкерс»… Побрился никак? — Точно, бороду сбрил! Он сидел на высоком лоцманском кресле, вел беседу по УКВ с кем-то из встречных судов.
— Ты где пропадал? Сейчас почту ловить будем! — обронил он в одну из коротких пауз, давая понять, что я им замечен, но весь разговор впереди.
— В шахту лазил, за спиртом! — сказал я, дождавшись следующей паузы.
— Подожди! Дело тут не совсем понятное. Тебя напрямую касается... Ну, да! — бросил он в телефонную трубку. — Именно так и действуй. Вместо разворота начинай трал поднимать. Иначе порвешь крыло. Давай, если почта готова, уже захожу в корму.
На палубе суетился боцман Гаврилович, непревзойденный специалист по игре в «морского козла». Он «койлал» длинный линек, с присобаченной на конце железною кошкой. Вдалеке по волнам прыгала объемная гроздь надутых воздухом полиэтиленовых пакетов, несущая в своих недрах полезный груз.
— Ты тут, Володя, командуй, — распорядился старпом , обращаясь ко второму помощнику, — а мы погуляем с Антоном, по рюмке чайку «хряпнем».
— Что там за «непонятки»? — напрямую спросил я, когда мы спустились в его каюту.
— Не знаю, с чего и начать... У тебя все в порядке?
На такие вопросы нужно отвечать соответственно:
— По сравнению с кем?
Мачитадзе «врубился»:
— В смысле, по работе твоей?
— Мог бы привыкнуть, что у меня никогда ничего не ломается. И вообще, с каких это пор ты стал интересоваться радиоделом?
— Ладно, не заводись. У «Инты» шифровка для нас. В Мурманске им строго сказали: передайте из рук в руки, капитан — капитану, минуя открытый эфир. А я вот, распорядился, чтобы упаковали ее вместе с почтой.
; Капитан ; капитану? А ты тут причем?
; У Ивана сердчишко забарахлило. И вообще, он собирается в отпуск. Я уже принимаю дела.
— Ни хрена себе! — возмутился я. — Шифровки по почте? При живом-то начальнике радиостанции?!
— Вот я и спрашиваю, ты ничего там не натворил? Может, это по поводу нашего письмеца?
— Может, и так. Если шифровка проходит мимо меня, значит ее содержание…
Я подвел под ответ философский фундамент, хотя уже, в принципе, знал, что добром это дело закончится не должно. А может быть, это далекое прошлое, которое так захотелось забыть?
— Тебе развести?
«Шило» было уже разлито. По половинке эмалированной кружки.
Я отрицательно покачал головой, молча проглотил свою порцию и зажевал креветкой. После недавнего душа спирт оказался, как нельзя, кстати.
Мимо открытой двери вразвалочку шлепал боцман: в роконе, буксах и сапогах.
— Гаврилович! — рявкнул Серега. — Совесть имей! Люди старались, уборку делали, а ты прешь, как по копаному. Давай сюда почту и чеши по делам!
Вместе с тонкой пачкой свежих газет и сентябрьским номером «Агитатора» в запечатанном сургучами пакете, три письма, и одно из них — мне.
Письмо было из дома, от матери. Но смазанный определенным образом штемпель и еще целый ряд особых примет, незаметных для постороннего взгляда, указывали на то, что конверт успел побывать в третьих руках. В руках человека, на помощь которого я больше всего рассчитывал. Мне осталось в очередной раз позавидовать смекалке своего бывшего шефа, его расторопности и прозорливости.
Я спрятал письмо в карман, сделал ручкой будущему капитану, с тоскою взиравшему на шифровку-портянку, в два с половиной листа машинописного текста:
— Ну что? Понял теперь, почему ее мимо эфира пропустили? — Нашего брата радиста пожалели! Давай, барин, разгадывай свой «кроссворд», если есть мощь в голове. Будет что непонятно ; справься у Севрюкова. Я пока ознакомлюсь с последними новостями. Потом расскажешь что, как, и зачем.
— Я и разгадывать ничего не буду, — буркнул Серега, направляясь на мостик, — после обеда в Мурманске будем. Если есть что-то важное, там и так скажут.
Письмо, как письмо. Рассказ житье-бытье, да привет от родных, одноклассников и знакомых. Зато тайное содержимое оказалось весьма неожиданным. Шеф всегда начинал с дела. Для начала он сообщил четыре кодовых слова. Это значит в Мурманске, Архангельске, Питере и Москве для меня заложены тайники в прежних местах. А вот и записка личного плана:
«Антон, паршивый мальчишка! Ты читаешь эти слова, а меня уже нет. Очень жаль, что не смог попрощаться. По всем признакам, наше Отечество переживает тихий, государственный переворот. Я же вынужден ставить совсем не на ту лошадь. Скоро будут бить «по хвостам». По моим, — в первую очередь. Все сведения о тебе в наших архивах давно зачищены. Но еще остаются люди, которые знают и помнят. Ты понял, кого я упомянул, и знаешь, как следует поступить.
Забудь о нашей ссоре, прощай и прости. Я ухожу из жизни с самыми добрыми мыслями о тебе. Если все же прорвешься, позаботься, пожалуйста, о Наташе. Сам понимаешь, больше просить некого. Удачи тебе, сын!»
У меня перехватило дыхание, как после удара под дых. Выплескивая реактивы, я чуть было не отправил следом за ними и смятый конверт. Но вовремя отдернул руку, осторожно разгладил его и впился глазами в дату его отправления. Письмо, если верить почтовому штемпелю, было отправлено ровно шесть дней назад.
Может, успею на помощь? — Успеешь тут! — Судно резко замедлило ход, отработало «полный назад», и шарахнулось в сторону. Рядом с иллюминаторами правого борта поднималась из глубины черная громадина подводной лодки. — «Бойся в море рыбака, и вояку–дурака!» — Точнее не скажешь!
Я пулей взлетел на мостик.
— Ты че, гондон?! — орал испуганный Мачитадзе в стационарный мегафон — «колокол», характеризуя, видимо, фигуру в черном прорезиненном реглане. — Ты че, гондон, картуз с крабом на башку нацепил? Думаешь, твоих ослиных ушей под картузом видно не будет?!
«Гондон», весь окутанный клубами пара, указательными пальцами показывал на свои ослиные уши и мотал головой, давая понять, что совсем ничего не слышит.
— Четырнадцать сорок четвертый! — зычно донеслось из поднебесья. — Вы, случайно, не в Мурманск следуете? Застопорите, пожалуйста, ход! Мы сейчас высылаем катер!
— Рыбы им надо, что ли? — предположил Серега, обращаясь ко всем нашим.
— Спирт вроде везут, — подал вдруг голос, молчавший с самого утра, вахтенный матрос Коля Хопта. Он всегда говорил только по существу.
— Пусть попробуют не привезти! — зло отозвался старпом. — Хрен им тогда по всей морде, а не прилов!
Гаврилович принимал незваных гостей у штормтрапа. На борт поднялись люди в черном. У каждого в руках по канистре литров, эдак, на двадцать. На чемоданы мы как-то не обратили внимания, были они, или нет? Один из подводников, назвавшийся замполитом, извинился «за причиненное беспокойство» и попросил «подбросить» до Мурманска троих офицеров отпускников. Убыл он вместе с катером налегке. Канистра осталась в руках у Гавриловича. Гостей проводили до дверей каюты старпома, где сразу же встал вопрос о закуске.
«Новоспасск» продолжил движение. Океанская зыбь постепенно мельчала до легковесных барашков Кольского залива. — Самое время закрывать радиосвязь. Я плюнул и ушел в радиорубку. Там уже подпрыгивал телефон.
— Слушаю.
— Антон, заскочи ко мне, дело есть.
— Не могу, занял очередь, — соврал я. Знаем мы, эти дела: наливай полнее, да пей!
— Гости хотели бы по телеграмме родным отправить, чтобы готовились к встрече.
— Пусть пишут.
— Мне, что ли, занести?
— Ноги отвалятся? Или боишься, сопрут что-нибудь?
— Ладно, жди.
Честно сказать, я сегодня так и не смог о чем-то подумать. Эдакий прессинг со всех сторон! Был или нет огненный шар? — Проснувшись, я помнил немногим больше, чем в тот момент, когда засыпал. Все главное так и осталось, укрыто за черной закрывшейся дверью…
Впрочем, теперь и это неважно. Нужно срочно срываться и ехать в Москву, а может быть, даже в Питер. Если, допустим, не ждать ни второго штурмана, ни аванса, который он принесет? Хватит ли денег на книжке? Опять же, есть вариант забежать из порта в гостиницу, вынуть деньги из тайника. А если еще и удачно поймать такси? Тогда я успею на самолет и к вечеру буду на месте...
Пришел Серега, принес три листочка, согнутых вчетверо. Надо же, какая секретность! Тексты у телеграмм почти одинаковы, разница, разве что, в адресах.
— Зайдешь? — затоптался в дверях старпом.
— С какой такой радости?
— Ты это брось! Люди обидятся. От всей души приглашали, пусть, говорят, и радист зайдет, если просьбу уважит.
— Ладно, уговорил, — меня осенило, — но при одном условии! Машину мою ты оставишь на платной стоянке, или поставишь у себя в гараже. Растаможишь, получишь техпаспорт и номера. Доверенность на твое имя я сейчас напишу. И на машину, и на зарплату. Оставлю в своем журнале. Если деньги останутся, вышлешь их на домашний адрес. Договорились?
— Сам-то что?
— Я сегодня же срочно уеду. Из порта — и сразу на самолет.
— А как же отдел кадров?
— Отмажь! Скажи Селиверстовичу: улетел по заверенной врачом телеграмме.
— Ну, черт с тобой! Только реши все дела до отхода. Замену тебе просить не желаю!
Мачитадзе ушел. Я взялся за телеграммы. Все три «капитана Немо» жили в Москве, в одном и том же микрорайоне, у станции метро «Щелковская». Все трое, не только служили на одной субмарине, но и в отпуск ушли всем шамаром.
Будь на месте моем товарищ Мушкетов по кличке «Момоновец», он бы выдал свою коронную фразу: «Бывают цепи случайностей, накладок и совпадений, но не столь непомерной длины!»
Где он сейчас, Момоновец, что задумал? От него, в первую очередь, я и должен ожидать неприятностей.
А действительно, не слишком ли много случайностей, накладок и совпадений? — думал я, стучась, для проформы, в открытую дверь каюты. — Если это не так, я первый готов посмеяться!
Человек счастлив, но слаб. Слишком долго я жил, думал и поступал как все.