Ольге Николаевне Чистяковой посвящается
В некотором городе на некоторой улице жил-был Дом. Дом был старый, солидный. Никто уже не помнил, как он появился и кто его построил, – ну да кто ж не знает старого Дома? Он был знаком всем жителям района и не одному поколению горожан он служил верой и правдой, работая, разумеется, домом. Как у всех порядочных домов, были у него труба, крыльцо, двери, окна, подвал, в котором жили четыре кошки, и чердак, в котором обитали голуби, коих посчитать Дому никак не удавалось, – всё, что полагалось дому по статусу, архитектурному плану и по рождению.
Сколько Дом себя помнил, он всегда битком был набит людьми. Он смотрел на них, видел их жизнь. А люди в нём жили разные: кто сиднем сидел в своих квартирах, носу на улицу не высовывая, кто каждое утро уходил на работу, кто приходил только на ночь. Люди спали, варили себе еду и ели (Дом никак не мог понять, что за прихоть поглощать такую кучу ненужных вещей, но со временем привык и догадался, что это непременный атрибут людской жизни), тащили в дом всякую всячину и безумно этому радовались, передавали никому не интересные сплетни, улыбались (часто фальшиво), смотрели на какие-то чёрные ящики, листали бумагу, несли разную чушь, ругались из-за ерунды, а потом рыдали, уткнувшись в подушку. И Дом это видел. Дом видел много того, чего люди никому не хотели показывать. Если бы они только знали – сколько. Но Дом никому не рассказывал ничего про людей и очень удивлялся, когда люди говорили друг другу, что в старом Доме нет лифта или на стене опять облезла штукатурка. Дому было немножко обидно. Но когда люди плакали, Дому было больно. У Дома болела душа, о существовании которой даже не подозревали люди. Видел он на их лицах и искреннюю радость (хотя Дом и не всегда понимал, чему радовались люди), и любовь, и мучительный поиск истины, и порывы творческого вдохновения. И тогда Дом радовался. Он радовался только тёплым солнечным лучам и счастью людей. Сколько Дом видел младенцев, вносимых сюда как на родину, сколько признаний в любви и семейных драм, сколько слёз и горького одиночества, хуже которого – Дом видел – ничего быть не может, сколько, наконец, смертей – тихих, в свой срок. Вся людская жизнь была здесь и становилась и жизнью Дома.
Дом любил людей. Любил за то, что они у него были; за то, что они заботились о нём (красили, мыли полы и прочее) и называли его почтительно «нашим домом». А главное – он любил их как то, что составляет центр его жизни; Дом чувствовал ответственность за людей – за тех, кто всегда в него возвращался и в нём искал опоры. И именно в людях Дом видел смысл своей жизни (хотя кошек и голубей он тоже не забывал; и Дому даже было особенно приятно, когда его люди заботились о его кошках и голубях – в этом он видел что-то вроде священного союза, коему он являлся порукой). К Дому даже табличку приколотили в знак того, что в нём жил один человек. «И вправду, – думал Дом, – хороший человек был, много бумаг листал и исписывал, никому зла не делал. Но есть и ещё очень хорошие люди: они помогают другим людям, кошкам и собакам, воспитывают других хороших людей, улыбаются всегда искренне... Почему же в память о них не прибивают таблички?..» Однако Дому всё равно было приятно, что все признают связь между его жизнью и жизнями его жителей.
А люди? Люди прятались в Дом, как зверь прячется в нору, находили в нём уют и успокоение, считая его чем-то своим на чужой земле. Люди доверяли Дому и любили его, зачастую сами не сознавая этого. Но разве любовь и доверие требуют осознания?
И хотя люди иногда ругали Дом, он чувствовал их любовь и был счастлив. Так было долгие годы.
Но однажды рядом с Домом стали вбивать сваи – строить новые дома, дома-великаны. Гул стоял на всю округу, земля ходуном ходила, и всё тело Дома дрожало. С тех пор на нём появились трещины. Сильный холодный ветер врывался в Дом, а дождь проходил сквозь прохудившуюся крышу. Люди болели, кутались в свитера и одеяла, ругали Дом. А Дому и самому было больно смотреть на их страдания, Дом грустил и сознавал свою беспомощность и вину. «Что же будет дальше?», – думал Дом. Дом понимал, что крыша и стены нуждаются в лечении. Он припомнил, кажется, один подобный случай (многое повидал Дом за свою долгую жизнь) и решил, что и сейчас люди позовут других людей, которые вылечат Дом и избавят жителей от неудобств. Но время шло. Ни Дому, ни людям никто не помогал в их общей беде. С наступлением осени стало ещё тяжелее: ветра были холоднее и дожди шли чаще. Вскоре люди стали покидать Дом, забирая с собой все свои вещи. За несколько дней Дом опустел. Последним, что Дом слышал от людей, было проклятие: «Пропади ты пропадом, старая развалина!», – крикнул последний жилец, очевидно устав выносить мебель, и – уехал.
Дом чувствовал себя сиротой, покинутым в беде другом. Он, конечно, желал людям здоровья, уюта и тепла и понимал, что уже не может всего этого дать, но одиночество пугало Дом, как ничто другое. После долгих размышлений Дом понял, что люди поступают правильно, уходя в более удобные дома, чтобы там пережить зиму; а когда придёт весна, думал Дом, люди вернутся и вылечат его, и снова они будут жить вместе, как раньше. И Дом стал ждать весны.
Наступила зима. В покинутом Доме отключили отопление (после чего его покинули даже кошки и голуби); окна кое-где почему-то были распахнуты; земля промёрзла, казалось, насквозь – и Дому стало холодно. Дом держался из последних сил. Но Дом не мог умереть: он ждал весны, ждал, когда вернутся люди и продолжится жизнь. Иногда его посещали сомнения: у него вдруг, почти бессознательно, появлялось предчувствие, что люди не вернутся, что они забыли о нём. Конечно, это случалось от холода. И тогда Дом надеялся только на живительную силу солнца и мечтал увидеть только голубое весеннее небо. Дом старательно не допускал к себе мрачные мысли. Рядом, в новых домах, кипела жизнь; всё та же, хорошо знакомая Дому жизнь. И Дом вспоминал людей, которые когда-то в нём жили, и ждал их возвращения, стараясь беречь силы. Ждал терпеливо и обречённо.
Но до весны было далеко.
В начале февраля (кажется, второго) к Дому снова подошли люди. Дом обрадовался так, как только мог он ещё радоваться. Дом знал, что теперь он точно доживёт до весны вместе с людьми. Они вспомнили о нём, они помогут ему. Они вылечат его или поселятся в нём. Долго же Дом ждал этого! Но судьба Дома была уже решена совсем другими людьми, живущими в новых домах и сидящими в тёплых офисах. Люди осмотрели Дом и что-то в нём оставили, после чего Дом окончательно уверился, что они вернутся. Дом не знал, что эти люди были взрывниками. На другое утро на месте Дома и камня на камне не осталось.