Эта электронная книга, в том числе ее части, защищена авторским правом и не может быть воспроизведена, перепродана или передана без разрешения автора. Контактная информация lomakina-irina (собака) yandex.ru.
Уважаемые читатели! Вторая часть романа "Больно не будет" опубликована на портале Проза.ру в сокращении. Полный текст романа можно получить, написав мне на почту lomakina-irina (собака) yandex точка ру и указав желаемый формат (fb2, txt, pdf). Стоимость электронной книги 150 рублей, реквизиты размещены на главной странице.
1
Убедившись, что ее заметили, Лиля снова вернулась к Павлу. Он лежал неподвижно. Платок, все еще прижатый к груди, промок от крови. Она не стала его трогать. Подняла глаза на приближающихся мужчин, скользнула взглядом по снайперке в руках одного из погранцев — и опустила голову. Прошептала:
— Помогите ему, прошу вас…
Старший патрульный, пожилой коренастый мужик с пшеничными усами и сединой на висках, присел над Павлом. Приподняв платок, взглянул на рану. Повернул бесчувственное тело на бок, сунул руку сзади под куртку, вытащил — пальцы были в крови.
— Скверно… — пробормотал он. Нащупал сонную артерию. — Еще жив, как ни странно.
Он повнимательнее присмотрелся к «задержанному» и усмехнулся:
— Лейтенант Павел Шмель, спецвойска. Верно? А ты та самая горянка, с которой его видели?
Он дождался кивка и представился:
— Старшина Ковыль, третий погранвзвод.
Лиля снова кивнула, давясь слезами.
— Помогите ему, — повторила она.
— Ему уже ничем не помочь, девочка, — старшина Ковыль сочувственно поморщился. — Странно, что он столько протянул.
— Но ведь протянул! Так сделайте хоть что-нибудь! Вы же не можете его вот так оставить… Он же ваш, «орел»!.. — крикнула Лиля и все-таки разрыдалась в голос.
— Он изменник и предатель, и его все равно расстреляют. Так стоит ли суетиться? — покачал головой усатый старшина.
— Пожалуйста…
— Эх… — Ковыль тяжело вздохнул и обернулся к своему отряду — двум рядовым погранцам, что стояли рядом, не забывая оглядывать склоны. — Подгоните машину, ребята. Попробуем. Ну, бегом, я сказал!
Парни удивленно посмотрели на командира, но оспаривать приказ не решились и дружно исчезли за валуном.
— Машина на той стороне склона. Им не меньше получаса понадобится, — старшина снова прижал пальцы к шее Павла. — Живой пока… Не реви! — раздраженно прикрикнул он на Лилю. — А нечего через границу шастать!
— Это все я виновата… — Лилю трясло. — Жила бы как жила… Как другие живут… Нет, на родину меня понесло…
— Так ты отсюда? — старшина кивнул на горы по ту сторону границы.
Лиля кивнула.
— А он? — Ковыль показал на Павла.
— А он — северянин. Неужели не видно?
— Видно, — проворчал старшина. На бледном лице умирающего «орла» веснушки проступили еще отчетливее. — Вот я и спрашиваю: он-то что здесь делал? Тоже в горы шел?
— Это допрос? — Лиля вскинула на пожилого погранца мокрые глаза.
— Успокойся, — он чуть усмехнулся. — Допрашивать тебя в другом месте будут, и мало не покажется. А я так, беседу поддерживаю. И ответы-то придумай, понадобятся.
Старшина снова пощупал Павлу пульс, пробормотал дежурное «живой», посмотрел на часы, а потом на юг, на ту сторону границы. Сумерки спускались стремительно, но зоркие глаза пограничника разглядели движение на склоне. Он снял винтовку, положил на колени. Кивнул Лиле:
— Вон там… Твои подоспели на выстрелы. Наблюдают.
Лиля вскинула голову, но ничего не увидела.
— Чуть-чуть, значит, не дошла? — старшина еще раз внимательно изучил горянку. Красивая, тоненькая, она снова склонилась над лежащим без чувств мужчиной, взяла его за руку, что-то прошептала. Старшину она, кажется, не услышала.
— Эй, — окликнул он ее. — Как там тебя?
— Лиля…
— А ведь если ты, Лиля, сейчас рванешь вон туда, за валун, я за тобой никак не успею. Не молод уже. Ноги не те. А если тебя оттуда выстрелами прикроют — тем более не полезу.
Лиля изумленно взглянула на старшину Ковыля, пробормотала:
— Вы… чего?
— Да я бы вас всех туда депортировал, если честно, — беззлобно сказал старшина. — Будь ты одна, и стрелять бы не стал. Он — другое дело, — старшина махнул рукой в сторону «орла». — Он родине присягал, клялся верность хранить императору и Отечеству. А с тебя что взять? А главное, зачем? Ну, давай, пока парни не вернулись.
Лиля посмотрела на Павла, на старшину, на близкие южные склоны. Качнула головой.
— Нет. Я не могу от него уйти.
Настала очередь старого погранца удивляться.
— Да он труп без пяти минут! А если даже и нет, ему расстрел, тебе лагерь — вот радость-то!
— Неважно, — чуть слышно прошептала Лиля. — Я хотела быть с ним. И я буду — там, где будет он.
— Ну как знаешь, — Ковыль пожал плечами. — Смотри, чтоб на тот свет за ним не отправиться, — он сердито сплюнул. — А вон и ребята.
Подпрыгивая на камнях, к валуну задом подкатил открытый армейский «Зубр»: два сидения впереди и кузов с лавками на десяток солдат. Погранцы открыли заднюю дверь, синхронно подняли Павла и положили на пол между лавками. Старшина подсадил Лилю и сам забрался следом, взмахом руки скомандовал парням — садитесь вперед. Мотор заурчал, и машина медленно двинулась по тропе, постепенно забирая на восток.
Кряхтя, старшина Ковыль склонился над раненым.
— Живой, блин… Эй, помоги, — он пошарил под лавкой и достал санитарный пакет. — Фонарик подержи. Попробую его забинтовать, чтоб кровь так не хлестала.
Он перевернул Павла на живот, стянул с него куртку, разрезал ножом рубашку. Чистой салфеткой стер кровь, и в прыгающем луче фонарика оба увидели на спине и боках «орла» черно-багровые синяки, порезы и следы ожогов.
— Ох, ни х... себе! — пробормотал старшина. — Он что, успел у горцев побывать?
— Нет, это ваши… — Лиля подняла голову и зло посмотрела на Ковыля. — Не хуже наших умеют, если хотят, — она смахнула набежавшие слезы.
— Местные ополченцы постарались, что ли? От которых он потом сбежал? — старшина покачал головой. — Лучше б не сбегал. Эх, как же мы навстречу своей судьбе стремимся. Вот так… Переворачивай… Пока все.
Их начало сильно трясти: машина поползла вверх по склону. Лиля села на пол рядом с Павлом и пристроила его голову на коленях. В себя он так и не пришел, но жилка на шее чуть заметно билась под пальцами. Старшина, посмотрев на них, вздохнул о чем-то своем.— Скоро будем на заставе, — пообещал он. — Но ты не шибко надейся. Хирург у нас неплохой, но таких тяжелых он не вытаскивал.
Лиля кивнула.
— И вот что, девочка, — Ковыль склонился над ней и заговорил в самое ухо. Шум камней под колесами заглушал его голос. — Если он все-таки выживет… И если ты и вправду надеешься когда-нибудь его снова увидеть… Не говори никому, что он собирался через границу. А он собирался, я уверен. Не здесь, так в другом месте. Для «орла» это измена и расстрел без разговоров. Он это знает и болтать не будет. Главное, ты лишнего не ляпни.
— Спасибо, — прошептала Лиля и добавила, словно репетируя: — Он со мной планами не делился…
— Вот так и отвечай, — сказал старшина и усмехнулся в усы, но в темноте Лиля этого не заметила.
До погранзаставы Павла Шме;ля довезли живым. Хирург, вызванный к машине, грязно выругался по матери и, швырнув под ноги сигарету, завопил, чтобы тащили носилки и готовили операционную. Старшина помог Лиле вылезти из машины и сдал ее с рук на руки подбежавшим погранцам, приказав: «На гауптвахту».
— И покормите! — крикнул вслед. Вздохнул: «Ох, грехи наши тяжкие…» И, подобрав брошенный хирургом окурок, жадно затянулся.
Павел еще был жив, когда наутро, опутанного трубками, его загружали все в тот же «Зубр», чтобы везти в ближайший город.
— Ну как? — спросил врача старшина Ковыль. Он сам привел Лилю с гауптвахты и, подсадив в кузов, устроил рядом с носилками.
— Как, как! — хмуро передразнил его хирург, закуривая. — Поставил дренаж, почти литр крови перелил. Теперь нужна больница, нормальная, не эта, — он кивнул через плечо. — Надеюсь, довезете.
Лилю он как будто не замечал, но она все равно прошептала:
— Спасибо.
Хирург не ответил.
2
Следователь Валентин Жук быстрым шагом шел по коридору госпиталя. Позавчера он прочел рапорт старшины Ковыля, а вчера впервые созерцал подследственную Бет-Тай. Но допрашивать не стал, отправил в камеру и весь вечер размышлял. Картина происшедшего представлялась ему ясной как день: налицо сговор между горянкой и солдатом спецвойск. Она ему наверняка заплатила, может, даже предложила убежище в горах — за то, что он переведет ее через границу. Замечательное, красивое уголовное дело, политически злободневное и сулящее новую дырочку на погонах. Вот только с доказательствами негусто, но такие вещи капитана Жука никогда не смущали. Получить показания с подследственных — на добровольной основе, разумеется — и вопрос решен. Девчонка из тюрьмы никуда не денется, ей можно заняться и попозже. А вот лейтенанта Шме;ля следовало не проворонить.
Из рапортов капитан узнал, что в приграничном городке за «орла» не взялись, отправили в столицу, в военный госпиталь — и прямо на операционный стол к майору Лесю. Это было и хорошо, и плохо. Пациенты доктора Леся обычно выживали, но вот нормально работать с ними было просто невозможно. С этим придурочным хирургом нужно было поговорить немедленно.
Жук столкнулся с доктором в коридоре. Тот беседовал с медсестрой, но, узнав следователя, козырнул:
— Чем обязан?
— Меня интересует ваш новый пациент.
Майор, почти не скрываясь, скорчил кислую мину. Уточнил:
— Шмель?
— Именно. Как он?
— Пока никак, — доктор забрал у медсестры какие-то бумаги и пошел по коридору. Жук засеменил следом.
— Конвой у палаты поставили?
— Смеетесь? Не переживайте, убежать он не скоро сможет. Если вообще выживет, конечно.
— Но какой прогноз?
— Да нет прогноза! — доктор Лесь раздраженно зыркнул на следователя. — Две операции, третье переливание крови… Какой вы хотите прогноз? Тянем пока. Парень молодой, крепкий, сердце выдерживает. Но вообще, это просто удивительно…
— Когда я смогу его допросить? — Медицинские чудеса Валентина Жука не волновали.
Док остановился у палаты, под дверью которой скучали два солдатика-срочника. Постучал пальцами в стекло:
— Вон, поглядите. И сами прикиньте ваши перспективы.
— Я в этом ничего не понимаю, — смотреть следователь не стал, вид больничного оборудования нагонял на него тоску. — В общем, как очнется, доложить мне. Не-мед-лен-но. Вы поняли? А то знаю я вас! Почую, что опять мне лапшу на уши вешаете, сразу направлю рапорт куда следует, вам ясно?
— Ясно, — доктор Лесь даже не потрудился скрыть откровенное презрение в голосе. — Но дней пять можете не беспокоиться, даже если он и очнется, говорить вряд ли сможет. А теперь извините, мне надо осмотреть пациента, — и майор, отодвинув следователя, вошел в палату.
3
Главный военный хирург столицы нагло лгал. Прогноз по своему самому тяжелому пациенту он мог выдать хоть сейчас. Подследственный Павел Шмель не собирался умирать. Каждый день утром и вечером на обходе — и еще раз пятнадцать просто так, проходя мимо палаты, — доктор Лесь проверял его состояние и качал головой. Ему не часто попадались пациенты, которые так отчаянно цеплялись за жизнь, как этот «орел».
— Давление в норме, — сообщила медсестра, когда доктор зашел в очередной раз. — Сердцебиение тоже. Температура…
— Сам вижу, — оборвал ее док.
Сначала он сильно удивился, что пациента с практически отказавшим легким вообще довезли до столичного госпиталя. Приступая к операции, он почти не верил, что она закончится успешно. Потом ждал подвоха в послеоперационный период. Но Шмель словно смеялся над опасениями врача: не приходя в сознание, на тяжелых препаратах, он не сдавался, он дышал и жил. И его шансы росли с каждым днем.
Едва состояние Павла стабилизировалось, доктор Лесь сам съездил в тюрьму и ознакомился с делом пациента: пролистал ворох докладов и рапортов, в том числе два свеженьких протокола допроса некой Лилии Бет-Тай, проходящей с «орлом» по одному делу. Из документов майор так и не понял, почему лейтенант дезертировал: в деле об этом не было ни слова. Горянка твердила, что ничего не знает ни о причинах побега, ни о дальнейших намерениях подельника. Провожал её до границы, и всё. Такой вот галантный кавалер. Лесь только головой покачал. Теперь он понял, почему капитан Жук заходит каждый день. Без показаний «орла» такое красивое, но уж больно сомнительное дело об измене родине грозило развалиться окончательно.
— Как придет в себя, доложите сначала мне, — сказал док старшей медсестре, очнувшись от воспоминаний. — Мне лично, Лида, вы поняли? И не орите на весь госпиталь! — он покосился на дверь, за которой маячили конвойные. — Вам ясно?
— Не дура, — пробормотала медсестра. — Только зря вы это опять, док. Нарветесь когда-нибудь. А главное ведь, бесполезно.
— Работайте, а не болтайте лишнего, — майор бросил подписанный обходной лист на кровать пациента. Он прекрасно знал, что не сможет и на час отсрочить допрос, но собирался поговорить с «орлом» первым.
4
Павел очнулся в тот же день поздним вечером — док как чувствовал. Сначала вернулись ощущения: тяжесть повязок на груди, катетеры в венах, боль — где-то далеко. Жажда. Жажда заглушала все, мешала думать и вспоминать.
Неслышно сглотнув, Павел прислушался к больничной тишине. Что к больничной — он понял сразу. Не только по трубкам и бинтам — по запаху, по неуловимой тяжести в воздухе. Смерть была здесь своей, гостьей частой и желанной. Но сегодня она прошла мимо его палаты. И вчера тоже. И наверное, позавчера.
Сколько дней прошло? Он не знал. Только помнил, как там, на горной тропе, он отчаянно поклялся себе не умирать, когда понял, что Лиля не оставит его, не побежит через границу. Тюрьма, суд, расстрел — ему на все стало наплевать. Он был снова нужен ей — чтобы дать показания. Чтобы выгородить ее. Защитить. Сделать так, чтобы ей не пришлось платить за его ошибку. А она была нужна ему, потому что без нее все было бессмысленно. В тот момент Павел не подсчитывал шансы. Он хотел быть с ней — и готов был сделать все, через что угодно пройти, лишь бы это осуществилось.
И вот — он был жив. Теперь нужно было сражаться дальше. Мысли ворочались с трудом, даже глаза открыть казалось слишком сложной задачей, но Павел упрямо заставлял себя думать. Лиле вообще нечего предъявить, кроме банального хулиганства и перемещения по стране без штампа. Ерунда. Попытка перехода границы гражданским лицом — все тот же лагерь для нелояльных, не больше. А вот ему, если докажут попытку попасть на Мыс, пришьют измену.
Лишь бы она не решила, что ему уже все равно, крутилось в голове. Только бы догадалась поменьше говорить. Узнать бы наверняка, где она и что успела рассказать. Увидеть бы ее, хоть на минуточку. Только шепнуть — всего два слова. Да просто в глаза посмотреть! Она поймет, он был уверен. Обязательно поймет. Но вот как это сделать? Павел скрипнул зубами и все же попробовал открыть глаза.
Медсестра, сидящая у кровати, сразу встрепенулась. Схватила Павла за руку, проверила пульс. Прошептала:
— Тише… Я сейчас, — и куда-то убежала.
Павел облизал пересохшие губы и оглядел палату. Тумбочка. Капельницы. Окно — без решеток. За окном темнота. Стеклянная дверь. За дверью маячат тени. Охрана? Конечно. Вдруг он убежит? Павел слабо усмехнулся. Сил не было даже на то, чтобы поднять голову с подушки.
Медсестра тихо вернулась на свой пост, как бы между прочим задернула изнутри шторку на двери и лишь тогда помогла Павлу сделать несколько глотков воды. Он пил осторожно: здравый смысл подсказывал, что кашлять ему не стоит.
В палату вошел подтянутый мужчина с бородой и в белом халате. Кинул взгляд на шторку, на медсестру. Прошипел:
— Вы вот что… Угостите солдатиков чаем, что ли. Скажите, я распорядился. Пациент все равно никуда не денется. Я его пока осмотрю.
Медсестра кивнула и с достоинством удалилась. Доктор — а это явно был он — перевел взгляд на Павла. Спросил:
— Жажда? Слабость?
Павел кивнул.
— Говорить можете?
— Не знаю, — получился шепот. Но язык слушался.
Доктор усмехнулся:
— Значит, можете. Голова тяжелая?
Павел снова кивнул: «Да».
— При таком количестве препаратов — неудивительно. Зато дышать не больно. Я прав?
Опять кивок.
— Хорошо. Так и должно быть.
— Доктор… — Павел собрался с силами для вопроса. — Какое сегодня число?
— Сегодня? — Лесь глянул на часы. — Почти пятое сентября. Прошло двенадцать дней. Вы ведь это хотели узнать?
Павел снова кивнул и прошептал:
— Где я?
— В столице. В военном госпитале. А я — главный хирург, майор Андрей Лесь.
Павел удивленно моргнул.
— Наслышаны? — доктор усмехнулся. — Вам очень повезло, что вас довезли живым. Но и я немного постарался, не скрою.
— Спасибо…
— Поблагодарите потом, — доктор помрачнел. — Вот что, Шмель. Я видел твое дело, — майор Лесь заторопился сказать главное и резко перешел на ты. — Твой следователь… Жук его фамилия… Тебе с ним не повезло. Там есть и нормальные мужики, но этот — редкостная сволочь. Для него все люди — мусор. А уж подследственные и подавно. Я с ним говорил. Он просто мечтает засудить тебя как изменника родины.
— И… что у него есть? — не сразу решился спросить Павел. Очень страшно было услышать ответ.
— Да в том-то и дело, что ничего, — обрадовал его док. — Ты правильно сделал, что с девушкой не откровенничал. Кое-что она рассказала, конечно. В основном о том, как вы до гор добирались. Да и другие свидетели нашлись. Но всего прочего там в протоколах кот наплакал. А на расстрел уж точно ничего.
Павел закрыл глаза. Сердце гулко забухало в ушах, вдруг резко заболело в груди. Доктор моментально схватил его за руку, нащупал пульс.
— Хуже? Сейчас я сделаю укол. Но сначала дослушай. Девушка не дала ему ничего, но он особо на нее и не рассчитывал. А на тебя он будет давить и начнет уже завтра. А давить он умеет. Все это, — Лесь кивнул на ампулы и капельницы, — ему не помеха. Как и мнение лечащего врача. Разве что встанет вопрос об угрозе жизни…
Павел сглотнул вязкий комок в горле и открыл глаза.
— Доктор, — прошептал он. — А вам-то что за дело? Зачем вы мне это говорите?
Доктор оглянулся на дверь — теней за шторкой видно не было. Но он все равно наклонился поближе к Павлу и сказал негромко, но веско:
— Да зае...л меня этот Жук. И методы его зае...ли. И радость, с которой он людей к стенке ставит, зае...ла тоже.
— А если я и правда изменник?
— До приговора ты еще «орел», — майор выпрямился и начал готовить шприц. — И мой пациент, которого я с того света вытащил. Так что, если честно, мне насрать. Но мне это простительно. Я хоть и военный, но врач все-таки. И, как всем известно, с прибабахом. Хуже, что этому Жуку — ему тоже насрать, изменник ты или нет. Ему новую нашивку на погоны хочется. И к начальнику поближе стоять на светском приеме. Ради этого он бы и меня расстрелял, да только подкопаться не может.
Доктор тихо рассмеялся и взял Павла за руку, высматривая неисколотое место.
— Поспи, лейтенант, — сказал он, вводя иглу. — Может, я зря тебя напугал. И Жук тебе на слово поверит.
«Но вряд ли», — неслышно прошептал он, распуская жгут и наблюдая за лицом пациента. Лекарство действовало. Павел закрыл глаза и, минуту повертевшись на подушке, наконец задышал ровней.
— Завтра с утра сообщите капитану Жуку, что подследственный Шмель очнулся, — приказал док вернувшейся медсестре.
Она молча кивнула.
5
Доктор Лесь был прав: следователь Жук не особо давил на Лилю. Разве что в невинном удовольствии отказать себе не мог и каждый допрос начинал словами:
— Соболезную тебе, Бет-Тай. Шмель-то умер. Может, хоть сейчас расскажешь, почему он сбежал и куда собирался?
В первый раз Лиля почти поверила. Покачнулась на стуле, сердце пропустило удар, ногти с силой впились в ладони: «Не плакать! Не плакать». Но следователь Жук засмеялся и сказал:
— Я пошутил. Живой еще. С ним, между прочим, лучший в стране хирург возится. Может, и вытащит, на радость нам с тобой. Ты ведь обрадуешься, верно?
Лиля смолчала, опустив голову. Слезы все-таки пролились — но то были слезы облегчения.
— Ну а пока он не очнулся, давай еще раз повторим, — отпустив дежурную шутку, склонялся над ней следователь. — И как, говоришь, вы с ним спелись?
И Лиля говорила — правду, правду и только правду, за исключением планов Павла на Мыс и их первоначальной договоренности обменяться «услугами». Подписывала протокол и отправлялась в камеру. А утром все начиналось сначала.
— Я из больницы. Он умер. Не веришь? Зря. Как он столько-то прожил, удивительно.
Лиля молчала, не поднимая головы, только нервно комкала на коленях форменную юбку, милостиво принесенную тюремной надзирательницей. Брюки, испачканные в крови, пришлось выбросить, а тюремной одежды до приговора не полагалось.
— А ты к нему, значит, неровно дышишь, да? Бравый «орел» тебя очаровал? Мило, мило. Но теперь-то ему все равно. Давай, расскажи, как ты его нашла и сколько ему заплатила. Подкупить «орла», а? Наверное, одними деньгами не обошлось. Наверное, ты еще кое-что ему предложила. Неужели самой так понравилось, что теперь по нему рыдаешь?
В середине одной из своих речей капитан Жук взял Лилю за подбородок, посмотрел ей в лицо, надеясь и правда увидеть слезы. Но глаза у горянки неожиданно оказались сухие и пугающе колючие. Жук убрал руку, и Лиля снова опустила голову.
— Я вам все рассказала, — тихо сказала она. — Все как было. Он заступился за меня в кафе, и мы пошли дальше вместе.
— Зачем тебе было в горы, я понимаю. Но что он там забыл?
— Я не знаю. Он сказал, что до гор нам по пути. А куда он потом собирался, я не спрашивала.
— И денег ему не платила?
— Нет.
— А натурой?
— Нет… — едва слышно прошептала Лиля. Она и сейчас, закрыв глаза, могла припомнить каждое мгновение их с Павлом путешествия. Она помнила каждое его прикосновение, каждый поцелуй, каждый взгляд. Помнила тепло его тела, тихий голос, заразительный смех, веснушки везде и ямочки на щеках. И эти воспоминания никакой следователь Жук не мог ни отнять, ни опошлить.
— Да, кстати, я опять пошутил, — тем временем сообщал капитан. — Жив пока твой «орел». Но врач говорит — шансов нет.
И Лиля снова начинала тихо плакать от радости. А потом, в камере, неподвижно сидела, глядя на стену, комкала казенное одеяло и шептала:
— Живи… Борись… Пока ты жив, не сдамся и я.
В это утро следователь был особенно оживлен. Ходил вокруг Лили, сидящей на стуле, задавал дежурные вопросы и кивал дежурным ответам. Отвечая, она глядела вверх, на зарешеченное окошко. В окошко заглядывало солнце. Кажется, уже сентябрьское. Да, точно, сегодня седьмое сентября. У Лили было лейо, чутье, она не могла сбиться со счета дней.
А капитан Жук, закончив с вопросами и упрятав в папку очередной подписанный протокол, неожиданно сообщил:
— Бет-Тай, а Бет-Тай. «Орел»-то твой живучий оказался. На днях пришел в себя. Ну что, ты рада?
Раз, два, три… Лиля не слышала ничего, кроме ударов собственного сердца. Очнулся. Значит, не умрет? В горле застрял комок. Проглотить, проглотить. Откашляться. И не плакать.
— Рада, — ответила она едва слышно.
— А я-то как рад! — следователь довольно улыбнулся. — Теперь я вас, голубков, точно дожму. А ты вот что, Бет-Тай… — мысль пришла капитану неожиданно и очень понравилась. — Хочешь его увидеть?
— Вы… серьезно? — сердце у Лили даже стучать перестало, остановилось.
— А почему бы и нет? Вот посмотришь на него — глядишь, и вспомнишь что-нибудь…
Лиля смотрела на свои скованные руки. Тон следователя ей не понравился.
— Не знаю… Как хотите… — прошептала она. — Я вам все рассказала. Мне нечего вспоминать.
— Ну, может, он что-нибудь вспомнил. У него было время подумать, — сказал следователь Жук и как-то нехорошо улыбнулся.
Два дня назад, после первого же допроса, он запретил давать подследственному Шме;лю обезболивающее. Любое. Вообще. Посадил солдата прямо в палате и приказал записывать название каждой таблетки, каждой ампулы в руках медсестры.
— Ты у меня попляшешь, — прошипел он в лицо наглому «орлу». — «Надоело служить»? «Захотел прогуляться»? «Встретил красивую девку и решил проводить ее до гор»? Издеваешься, сволочь?! — Капитан склонился над Павлом, занес руку, уже готовый ударить. Павел вжался в подушку, но глаз не отвел.
Но Жук не ударил. Только бросил, опустив руку:
— Ничего, я вернусь. Через два дня. С ампулой приду. И ты мне на все вопросы ответишь, как я хочу!
И вылетел из палаты, хлопнув дверью так, что зазвенело стекло. Павел перевел дыхание и закрыл глаза. Он бы дорого дал, чтобы отменить предстоящее.
В больничном коридоре следователя перехватил доктор Лесь.
— Вы не смеете! — отчеканил он. — Это вам не сломанная рука, у него легкое, считай, заново сшито.
— И что, без обезболки он умрет? — следователь, резко остановившись, повернулся к майору и посмотрел на него в упор.
— Не знаю. С таким тяжелым пациентом я еще подобного не проделывал.
— Ну вот и не вмешивайтесь. Если возникнет угроза жизни, позовете меня. Только он позовет меня раньше. И попробуйте обмануть — это будет ваш последний пациент, клянусь. Во всяком случае, последний подследственный. Хватит нам палки в колеса ставить!
И капитан Жук покинул больницу, демонстративно чеканя шаг. Доктор Лесь в бессильной злобе выругался ему вслед, но следователь этого уже не услышал.
— Ну так что, прогуляемся? — посмотрев на горянку, спросил капитан два дня спустя. — Тебе понравится, я уверен.
6
Дежурить у постели Шмеля майор поставил старшую медсестру — ту самую Лиду, что поила чаем охрану. Опытнейшую, проверенную. Но и она выходила из палаты в слезах, не в силах на это смотреть. Руки Павла док велел привязать к кровати — так тот меньше бередил рану и не вырывал ежеминутно катетер из вены. Первый день «орел» почти все время был в сознании, но про следователя не вспоминал, только стонал и постоянно просил пить. Ближе к ночи док заглянул к нему с ампулой в кулаке. Солдатик к тому моменту сбежал за дверь — и заходил лишь на процедуры. Майор с рекордной скоростью подготовил шприц и ввел Шмелю немного, полдозы. Просто чтоб дать ему забыться сном. Стер пот с лица пациента, отвернулся от его жалобного взгляда. И рявкнул на солдата, заглянувшего в дверь (стоны-то прекратились):
— Чего смотришь? Сознание он потерял!
Тем временем Павел закрыл глаза — и провалился то ли в сон, то ли в беспамятство.
Весь следующий день Лесь проверял его состояние ежечасно, в надежде обнаружить хоть какую-нибудь угрозу жизни. Но крепкое сердце тянуло, и рана не стала заживать хуже. Организму как будто было наплевать, что чувствует Павел, кусая губы и что-то шепча в полубреду. Майор оставил рядом с ним медсестру и ушел на обход — но едва замечал новые данные в картах у пациентов.
Медсестра прибежала к нему вечером — вся дрожа, комкая носовой платок. Упала на табуретку и прошептала:
— Я больше не могу… Когда же демоны заберут этого урода!
— Он что-нибудь просит? Кого-нибудь зовет? — в уточнении, кто «урод», Лесь не нуждался.
— Ничего не просит. Бредит. Зовет… какую-то Лилю.
«Бет-Тай?» Доктор удивленно поднял брови — и вдруг посмотрел на медсестру новым, прояснившимся взглядом. Уточнил:
— Громко зовет?
— Нет, едва слышно. Доктор, остановите это…
— Я не могу, — Лесь потемнел лицом. — Вот что. Идите домой. Я сам с ним ночью посижу. И про этот бред никому не слова, вам ясно?
Лида кивнула:
— Спасибо…
Свою медсестру доктор мог избавить от этого зрелища, но вот подследственную Бет-Тай — нет. Следователь привел ее на следующее утро. Майор вышел им навстречу и, памятуя о словах медсестры, с невольным любопытством уставился на горянку. Она была маленькая и хрупкая, с огромными черными глазами, в мятой юбке явно «с чужого бедра», слишком широкой и длинной, еще более бледная, чем положено ей по крови (сказывались две недели в тюрьме). Удивительно, как «браслеты» держались на запястьях.
Доктор Лесь лишь покачал головой. Он вовсе не был уверен, что все понял про нее и Шмеля. Но будь «орел» ей хоть трижды чужим — никого в таком состоянии майор не стал бы показывать женщине.
Они вошли в палату. Медсестра — уже там, на посту — поднялась со стула. Следователь прислонился к двери, кивнул Лиле: «Подойди, разрешаю». Она приблизилась на ватных ногах, посмотрела на мужчину на больничной койке. Это был Павел, но она едва узнала его. Небрежно выбритый рукой медсестры, потный, бледный до синевы, с грудью, перехваченной бинтами, он метался по подушке и хрипло дышал, то и дело срываясь на стоны. Лиля увидела полотенца, обхватывающие запястья, и недоуменно обернулась на следователя. Но тот только махнул рукой: «Ну давай, давай, подойди поближе».
И она подошла. Села на край кровати, тихо позвала:
— Паша…
Он услышал ее голос — и мгновенно затих. Попытался поднять голову, привстать на локте, но не вышло, не хватило сил. Лиля сама наклонилась к нему, прильнула лицом к лицу, целуя в лоб, в закрытые глаза, считая губами каждую веснушку. Он со стоном подался к ней, ничего вокруг не замечая, только умоляя — не словами, всем телом: «Трогай, трогай, целуй меня еще». От ее прикосновений боль уходила.
Она прижала его голову к груди, провела рукой по ежику остриженных в больнице волос, выдохнула:
— Паша, я… не могу с тобой остаться. Сейчас — не могу, прости. Но ты держись… Ты только не сдавайся…
— Хватит, — капитан Жук подошел, схватил ее за руку, поднимая. Павел снова уронил голову на подушку.
Следователь толкнул Лилю на стул. Спросил:
— Ну как? Нравится? А ты ведь можешь это прекратить.
— Что прекратить? — прошептала Лиля, глотая слезы.
Ответил ей бородатый врач, мрачно подпирающий стену.
— Его мучения, — сухо сказал он. И пояснил:— Следователь Жук запретил давать ему обезболивающее. Хочет, чтоб больной сам попросил. А заодно сознался в измене родине.
— Именно, — кивнул капитан. — И мне равно, кто признание сделает и подпишет. Могу принять и от тебя. А ему после этого — сразу укольчик.
— Вот оно что! — Лиля едва понимала, что говорит. Она подняла глаза, впилась взглядом в капитана Жука. — Пытаете раненого? Да вас бы на эту кровать, вы бы мать родную оговорили, не то что себя! А он… Он выдержит. Я знаю.
— Вот как? — следователь пошел красными пятнами. — Значит, знаешь? Ну, он, может быть, и выдержит. Он «орел» все-таки. А вот ты — я в этом не уверен!
Лиля хотела встать со стула, но солдат-конвоир удержал ее. А капитан тем временем приблизился к кровати, склонился над беспомощным «орлом» и с силой нажал ему локтем на грудь.
Павел закричал и рванулся из импровизированных пут. Он кричал и кричал все время, пока капитан давил на рану.
Лиля закрыла глаза.
— Будь ты проклят! — прошептала медсестра в углу.
— Я протестую! — громко сказал доктор Лесь.
— А вы молчите! — капитан отвернулся от Павла и сверкнул на Леся бешеными глазами. Павел перестал кричать, только всхлипывал и елозил затылком по подушке. — Вы тоже солдат, забыли? Захотели под трибунал? Давай, говори, — он вновь повернулся к Лиле. — Говори, что платила ему. Или не платила — но он собирался через границу. В горы, на Мыс, пешком, морем — я не знаю, как и куда, и мне наплевать. Говори, а не то я повторю.
Не услышал ответа — и повторил. Павел снова закричал. Лиля вцепилась пальцами в стул, чувствуя, как кружится голова. Но на этот раз крик почти сразу оборвался. Пациент потерял сознание.
Доктор Лесь стремительно пересек палату и буквально оттолкнул следователя от кровати. Он наконец-то был в своем праве. На груди Павла стремительно расползалось кровавое пятно. Док прижал пальцы к сонной артерии, крикнул:
— Сестра!
И капитану:
— Больше я вас к нему не подпущу. Пишите рапорт куда хотите. Только смотрите, чтобы я на вас не написал. Такими методами у себя в тюрьме допросы ведите. Но сначала добейтесь санкции. И подождите, когда я его выпишу. А теперь убирайтесь.
Следователь Жук обжег хирурга злобным взглядом, сплюнул, прошипел:
— Чистоплюи!
Кивнул конвоирам:
— Уведите ее! Чертовы горцы! Чертовы «орлы»!
В этот момент он всех на свете ненавидел.
Конец ознакомительного фрагмента.
Полный текст романа можно получить, написав мне на почту lomakina-irina (собака) yandex точка ру и указав желаемый формат (fb2, txt, pdf). Стоимость электронной книги 150 рублей, реквизиты размещены на главной странице.