Александр ГЕРАСИМОВ
ДЕЛО — ТАБАК
Виктор Николаевич Сазонов, тяжело дыша, отвалился на свою сторону кровати, ощупью нашел пачку сигарет и закурил. Поперхнувшись, он закашлялся и вдруг с удивлением понял, что не ощущает вкуса табачного дыма. Он затушил сигарету в стоящей на прикроватной тумбочке раковине морского гребешка, нашарил под кроватью шлепанцы и отправился в душ. Включив смеситель на привычный массажный режим, Виктор Николаевич закрыл глаза. В меру прохладный душ всегда успокаивал его. В этот же раз он не почувствовал обычного покалывания тугих водяных струек. Было похоже, что на голову ему сыплется пыльный лущеный горох. Он открыл глаза и поднял голову. Из большой круглой лейки, как всегда вылетали усиленные напором тонкие струи. Однако же ощущение не менялось. Виктор Николаевич повернул ручку смесителя и вышел из душевой кабинки. Стоя на резиновом коврике, он осмотрел себя в висевшем против душа метровом квадратном зеркале. Всё было, как обычно. Из искусственно состаренного, покрытого натуральной серебряной амальгамой «венецианского» стекла на него внимательно глядел не старый еще, сероглазый, только-только начинающий лысеть, неплохо сложенный (живот, правда, немного подкачал, но это и поправить можно, неделя в спортивном зале — и порядок) человек, чуть выше среднего роста, с крупными, «волевыми», чертами и недовольным выражением лица. Будешь тут довольным, когда… Виктор Николаевич взял с полки свежее махровое полотенце и принялся было, как всегда, энергично растираться. Мгновение спустя он с ужасом, обернувшись к зеркалу спиной, оглядел полученный от такого растирания ожог. Впечатление было такое, будто бы вместо мягкого, египетского хлопка полотенца он по ошибке стал вытираться наждачной бумагой.
Сазонов поспешил в спальню, чтобы поделиться с женой странными изменениями в ощущениях. Наталья Алексеевна уже спала. Виктор Николаевич включил ночной свет и увидал в супружеской постели какую-то чужую дородную тетку. Разбросав рыхлые, синюшные в свете ночника руки, обнажив большие, полные, с коричневыми сосками груди и раскрыв обведенный мокрым губным мясом черный рот, она всхлипывала и тихонько подергивалась во сне, отчего была похожа на большую голую собаку. Виктор Николаевич пристально всмотрелся в лицо спящей женщины. Расплывшиеся черты отдаленно напоминали ему лицо той славной, полненькой, нежной, словно свежесорванный персик, Наташки, на которой он женился двадцать два года назад. Но, повернув хрустальный колпак ночной лампы, Сазонов увидел, что сходство исчезло. Перед ним был совершенно чужой ему, зачем-то забравшийся в его кровать человек. Виктор Николаевич тихонько потрогал спящую за плечо и сказал: «Эй! Послушайте…» Тетка закрыла рот, глаза под ее темными веками забегали, она перестала дергаться и всхлипывать, потом вдруг снова распахнула зев и громко захрапела.
Сазонов в растерянности смотрел на храпящую женщину. Он решительно не знал, что ему дальше делать. Вдруг откуда-то из глубины живота, словно шерстяной скользкий от желудочной слизи теннисный мяч поднялся к горлу. И еще один, и еще, и еще… Это были комья безумной, беспричинной, родившейся внезапно ненависти к этому булькающему, подобно распухшей болотной жабе, туловищу. Виктор Николаевич схватил с кровати большую подушку и кинулся душить незнакомку. Он изо всех сил прижимал ее извивающееся в предсмертных судорогах тело к кровати. Тетка подергалась и затихла.
Приступ бешенства сменился чувством удовольствия от хорошо проделанной работы. Тетка от веса Виктора Николаевича словно бы сдулась и сделалась совершенно плоской. Сазонов тронул фигуру пальцем. На ощупь она оказалась мягкой, точно сделанной из пластилина. Это хорошо, — подумал Виктор Николаевич, — легче будет тело спрятать. Он скрутил тетку в рулон. Получилась небольшая скатка, вроде свернутой туристической палатки. Почесав в затылке для быстроты мысли, Сазонов достал с антресолей клетчатую дорожную сумку и поместил тетку в нее. А где же Наталья? — посетила его запоздалая мысль. Ведь перед тем, как пойти в «гороховый» душ, он занимался с женой любовью. Каждую пятницу у них всегда случалась «любовь». Так они давно уже договорились — делать это по пятницам, для здоровья. Пара-тройка десятков деловитых фрикций, а затем имитация бурного, якобы случившегося с обоими оргазма. Может быть с этого начались странные метаморфозы?..
Как бы там ни было, но от непрошеной гостьи следовало избавиться. Виктор Николаевич оделся, взял сумку, потом, подумал и захватил купленное недавно для загородного дома помповое ружьё. Оружие почему-то пахло земляничным мылом. Но, принимая во внимание случившееся с Сазоновым приключение, это было, вроде бы, и ничего. Он вышел на лестничную площадку и осторожно прикрыл за собой дверь. Несмотря на позднее время, на лестнице играла приятная музыка. Виктор Николаевич передернул ружейный затвор.
Стены подъезда вибрировали и дышали. На всякий случай Сазонов сделал предупредительный выстрел в воздух. С потолка посыпались серые ночные мотыльки. Он выбрался на безлюдную улицу, когда уже светало. Солнце выглянуло из-за крыш и осветило летящий по небу ребристый полотняный дирижабль, на боку которого было начертано: «Life — Just Rubbish. Kill Them All!» * Надпись фосфоресцировала и мигала.
Сазонов, переменяя патрон, одной рукой встряхнул ружье и огляделся по сторонам. Никого почти не было. Только оранжевый, перепоясанный светоотражающей полосой дворник ритмично, как заведенный ключом игрушечный болван, взмахивал над дымящейся уличной урной павлиновым опахалом, да фиолетовая в свете утреннего солнца собака по длинной диагонали пересекала булыжную мостовую. Виктор Николаевич придумал спрятать свою скорбную ношу в стоящем на углу наполненном строительным мусором контейнере. Но стоило ему сделать шаг, как темные мгновение назад стеклянные двери Метро вдруг вспыхнули ослепительным театральным огнем и выплеснули на брусчатый тротуар первую порцию спешащего на работу служивого народа. У всех вышедших из Метро женщин и мужчин, были лица только что задушенной Сазоновым гражданки. И тут нервы его не вынесли напряжения. Виктор Николаевич схватил винтовку обеими руками и, лихорадочно передергивая затвор, стал палить в толпу. Люди бросились в разные стороны. Откуда-то из-за метро верхом на карусельных зебрах выскочили два всадника. Надетые на них стальные кирасы и наплечники нестерпимо блестели в лучах восходящего сиреневого солнца. Верховые целились в Сазонова из игрушечных водяных ружей. Он тоже вскинул свое оружье. Три выстрела раздались почти одновременно, из стволов вылетели золотые осы и впились Сазонову в грудь и шею…
***
- Вот, сука! Руку мне прострелил! — зажав ладонью предплечье, пожаловался напарнику ефрейтор Малышев.
- Покажь! — его товарищ, сержант Батурин, бесцеремонно осмотрел рану, — Пустяк, только зацепило.
- Да-а, пустяк! — набивал цену раненый, — Тебя бы так.
- У меня и похуже бывало, — ответил опытный Батурин, — однова поленился жилетку надеть, как нарошно в брюхо пулю схватил. Еле жив остался. А у тебя так себе, царапина. Та-ак. А что у нас, ребята, в рюкзаках? Посмо-отрим... — сержант расстегнул брошенную Сазоновым сумку, — Оппаньки! Глянь-ка, Миха — расчленёнка!..
Спб, Август 2010
*Life — Just Rubbish. Kill Them All! (англ.) — «Жизнь — всего лишь мусор. Убей их всех!»