Зубаиризм как явление в дагестанской мысли

Магомед Султанов-Барсов
Дагестанская интеллектуальная жизнь до сих пор не сумела произвести хоть сколько-нибудь значимой парадигмы. В республике нет яркого имени ни в одной гуманитарной сфере знаний, да и сама гуманитарная работа в Дагестане проводиться только в рамках госбюджетных учебных и научных учреждений, не требующих ни результативных продукций, ни реальных проекций. Практика сплошного формализма, не смотря на всю ее порочность, широко известна и не требует особых доказательств. Но это не столько упрек, сколько объективная констатация интеллектуальных реалий Дагестана, которые не отличаются от ряда субъектов Российской Федерации, где тоже нет значимых парадигм и ярких имен в сфере гуманитарных знаний...
И в этой связи, забегая вперед, хочу привести имя действительного дагестанского креациониста Зубаира Османовича Османова, автора книги «Стратегия счастья». Он интересен, прежде всего, тем, что продуцирует на стыках мусульманской религии и классической академической философии с тем, чтобы действительно продуцировать и проецировать свои идеи на общественные массы. Объектом его дискурсивного интереса является все человечество, что весьма характерно для креационистов, так или иначе рефлектирующих в формах антисциентизма. Но заявлять о том, что в его трудах мы находим парадигму, имеющую существенное значение для интеллектуальной жизни Дагестана и тем более русскоязычного мира (он русскоязычный креационист), наверное, преждевременно. Но сам факт его многолетних и весьма оригинальных попыток самостоятельно, без опоры на научные учреждения и, соответствующие бюджетные ассигнования, представить миру свою религиозно-философскую парадигму, дорогого стоит. И поэтому и есть смысл обратить самое серьезное внимание на его новую работу «Философия и будущее человечества».
«Значимость философии для решения актуальных проблем, стоящих перед человечеством не просто велика, а абсолютна, – пишет З. Османов в этой креационистской статье. - Эйфория, связанная с научно-техническим прогрессом и ростом материального благосостояния отошла в прошлое, и оказалось, что материальный комфорт не несет сам по себе счастья. Экзистенциалисты отмечают потерю смысла жизни и указывают, что возникающий вследствие  этого экзистенциальный вакуум приводит к распространению разврата, наркомании, алкоголизма, суицида и пр. Утрата смысложизненных ориентиров приводит к образу жизни, характеризующемуся безудержным потребительством».
Как видите, он начинает с философии, с утверждения о наивысшем значении этой действительно безальтернативной дисциплины знания, и тут же переходит к классическим позициям антисциентизма. На переходе опирается на авторитет экзистенциалистов, как самых приближенных, надо полагать, к вопросам существования философов. Ну а, что касается выводов экзистенциалистов, которые, по мнению Османова, связывают разврат, наркоманию, алкоголизм, суицид и пр. с «потерей смысла жизни», он к сожалению обходиться без ссылок и доказательств. Он не желает тратить на это время и печатную площадь, хотя мог бы указать, что экзистенциалисты бывают разные – идеалистические и материалистические, которые в свою очередь делятся и соединяются до неузнаваемости. Не зря же в Хайдеггере многие видели экзистенциалиста, хотя сам он серьезно дистанцировался от этой формы философствования.
Но не критические слабости привлекают в работах Османова внимание ценителей философской литературы, ученых, знающих толк в новизне мышления, которые, если уж обнаружат подлинно новую мысль, то никакие идеологические или номенклатурные пристрастия не заглушат их восторг. Они это признают и объявят ее вкупе с именем автора. В работах Османова есть нечто, что подводит его к интеллектуальному прорыву, к тому, чтобы представить ученому миру новую, креативную мысль и тем самым дать ключ к решению целого ряда проблемных задач научной психологии, и более всего мировоззренческой природы. Это видно из того, что все свои теоретические устремления он подчиняет переубеждению читателя, к тому, чтобы подвести его к единственно верной парадигме Картины мира. С этой целью он заявляет:
«В течение ближайших десятилетий человечество может оказаться в условиях острейшего дефицита жизненно необходимых ресурсов и необратимого загрязнения среды обитания. Это может привести к масштабным войнам, направленных на захват оставшихся ресурсов, что может окончательно добить цивилизацию. Задача философии в этих условиях заключается в выработке принципиально иной системы ценностей и стратегий, способных придать смысл жизни индивида и социума».
Последнее предложение досадная недоработка автора, и именно оно является тезисом статьи. А раз тезис недоработан, то и в демонстрации вместе с аргументацией неизбежны ошибки. В природе умственной деятельности человечества, в совокупности классических религиозных знаний, всех дисциплин науки и техники, всевозможных, но строго легитимных доктрин политики и идеологий ни что не указывает на необходимость изобретать «новый велосипед».  Следовательно, и призыв к «выработке принципиально иной системы ценностей и стратегий» представляется не обоснованным и в известной степени наивным.
Совсем иное дело, если Османов хочет нам сказать о необходимости конституировать, то есть узаконивать лучшие образцы классической философии, внутри которых веками живут и развиваются с переменным успехом все те ценности, которые он сам считает эталоном благоразумия и добродетели. Ведь о качественно новой ценности как элемента морали, этики, методологии, всех видов права, человек не может даже помыслить. Тут с человеком, даже весьма образованным, происходит рефлективное заблуждение, то есть самообман. Вариацию уже давно существующей и широко известной ценности он попросту берет и выдает за «новую» ценность, мысль, идею, а то и вовсе, при их накоплении, систему.
Османов будет совершенно прав, если, вторя Достоевскому, утверждавшему, что «Россию погубят проклятые либералы», возьмет и разоблачит те парадигмы в культурологических школах мира, которые действительно способствуют порождению зловредных тенденций - семейный нудизм, разврат, алкоголизм, наркоманию и прочие-прочие «ценности», которые почти конституированы в жизни многих развитых стран.   
Вместе с тем, Османов приятно удивляет рефлективным контролем над собственным мышлением, что видно из следующего положения в его статье:
«Но предложив какую-то морально-этическую систему, мы можем встретить резонный вопрос: «А чего ради мы будем к вам прислушиваться и ограничивать себя в чем-либо?» Значит нужно обосновать предлагаемую систему ценностей с непредвзятых позиций. Что может послужить источником такой аксиологической системы? Подобная система, если таковая вообще возможна, должна подходить для всего человечества, независимо от расовых, религиозных, половых, сословных и т.п. особенностей. Для поиска такой системы ценностей нужно разобраться с тем, что представляет собой человек. Что такое человек и в чём его назначение? Что можно считать благом, а что – вредом?»
В самом деле, грехопадщие люди не видят ни малейшего основания для отказа от тех удовольствий, которые они получают в разврате, алкоголизме и наркомании. В контексте статьи остаются такие человеческие безобразия, как уголовная и военная преступность, могущие в совокупности, как он сам выразился, «добить цивилизацию». Архи-интересно и то, что Османов говорит и о «непредвзятых позициях», с которых следует обосновать предлагаемую им систему ценностей, и сомнения его о возможности такой системы дорогого стоит. Но вот предложение разобраться с тем, что представляет собой человек и в чем его назначение – ни что иное, как рефлективная тавтология, досадно уводящая мысль автора от решения реальной задачи. И это в двойне печально потому, что далее он отвечает на эти вопросы в полном соответствии с уже существующими в мировой науке парадигмами. Повторюсь широко известными. Впрочем, обратите внимание.
«Человек является частью живой природы, которая наряду с неживой природой образуют Вселенную. Принципиальное отличие живого от неживого заключается в наличии или отсутствии аффективных реакций. Неживой материи присуще абсолютное равнодушие ко всему, тогда как всем живым организмам свойственно неравнодушие к происходящему, стремление улучшить свои эмоции, для чего они осуществляют самые разнообразные алгоритмы».
И далее Османов по этим вопросам не допускает принципиальных ошибок. Так же важно отметить, что его интерпретации о человеке и назначении человека не вызывают у ученых ни каких споров. Разве что такая мелочь, как утверждение, что «Человек самостоятелен». Нет же! Человек автономен,  то есть частично самостоятелен. А если уж задаться целью: установить истину и сравнивать самостоятельный фактор человека с не самостоятельным, то бесконечно большой перевес будет не в пользу человека... Это потому, что, во-первых, человек зависим от природы на все 100 исчерпывающих процентов – космические и геолого-климатические процессы превосходят человека до абсолютного уровня. Во-вторых, признание за человеком качество самостоятельности неизбежно приводит к индотерминизму, а в ряде случаях, еще и к обожествлению человека или антропоцентрированию Картины мира. Но, как явствует из критикуемой статьи, Османов далек от таких грубых погрешностей, повторюсь, он рефлектирует на стыках классической религии и академической философии с явным перевесом к первому.
В общем, опустим все не существенное, с точки зрения философской критики в статье Османова, и далее будем подчеркивать существенное, имеющее действительную эпистемологическую ценность.
Самое ценное в его статье «Философия и будущее человечества» - это интенционализм, то, чего так часто недостает профессорам-гуманитариям, и не только дагестанским. Дефицит интенционализма в гуманитарных науках, публицистике и художественной литературе во все времена истории колебался у порогов смертельно-опасных кризисов. И наше время, когда на полном серьезе государственные научно-гуманитарные учреждения задаются проблемным вопросом: «Философия и будущее человечества», интенционализм оказывается единственной эпистемологической категорией, способной обнаруживать в социально-политически-юридически-культурологически активной части общества полезных и вредных для будущего человечества людей. И в этой связи, Османов представляет собой несомненно полезного субъекта познания мира и духа.
С целью фундаментирования Основного вопроса философии, Османов ссылается на Введенского А.И., рассуждавшего, что «Верить в смысл жизни логически позволительно только в том случае, если мы верим, что наша жизнь есть путь, ведущий нас к абсолютно ценной цели, лежа¬щей вне нашей жизни и осуществляющейся через посредство жизни» (Смысл жизни в русской философии. СПб.: «Наука», 1995., с.45-47). Это позиция очень близка Османову, он ее многократно разыгрывает в своей статье и его собственные интерпретации куда более впечатляют, нежели рассуждения Введенского.
В завершение своей статьи Османов говорит:
«По большому счёту имеются две альтернативные теории и два идеала. Одна из теорий признаёт существование Творца, существование бессмертной души, посмертный суд и воздаяние по заслугам. Другая теория отрицает сотворённость, душу, суд и воздаяние. Пока мы живы, мы не в силах заглянуть за занавес и увидеть воочию то, что нас ждёт. Но решение нужно принимать заранее, поскольку потом невозможно будет что-либо исправить».
Конечно, в этом нет ничего нового, но нет и устаревшего, потерявшего философскую актуальность. Устрашение посмертным воздаянием двигает миллионными массами, но подавляющее большинство человечества все же невосприимчиво к эсхатологическим угрозам. Это две половины одной целой, известной не только ученым, но и рядовым гражданам. 
Тогда в чем же смысловая ценность статьи Османова?
В том, что его интенции почти на каждой апории задаются контрольными вопросами. Углубляясь в подлинно математические и другие научные концепты, он великолепно демонстрирует свой тезис: «Задача философии [в этих условиях] заключается в выработке принципиально иной системы ценностей и стратегий, способных придать смысл жизни индивида и социума». И не смотря на все недостатки, о которых было выше сказано, а так же на те, которые были сознательно опущены в критике, статья Зубаира Османовича Османова написана на уровне высшей религиозно-философской школы и для дагестанских богословов и ревнителей веры может служить ярким образцом теоретического подражания. В статье нет ни одного характерного для ислама термина, но все парадигмы и познавательные интенции соответствует мусульманским канонам. И вот это все в совокупности я называю явлением в дагестанской интеллектуальной мысли.