Александр ГЕРАСИМОВ
ИСПЫТАНИЕ ДРУЖБЫ
Мясоторговец Мирзоян сидел в гостях у своего друга, учителя труда N-ской мужской гимназии Карповича, и угощался сваренным на спиртовке кофе. Хозяин же, разваляся в качельных креслах, листал ошибочно доставленный к нему на квартиру популярный мужской журнал «Men‘s Helth», время от времени похохатывал и в восторге крутил головой.
Небывалая, стоявшая все лето жара спала, и конец августа принес долгожданную прохладу. Сообразно с законами физики, от резкой смены температур по Европе пронеслись ураганы, прошли ливневые дожди, принесшие с собой наводнения и другие не менее «приятные» катаклизмы. Однако, Эльба в этот раз поленилась слишком разливаться, и жители N с облегчением вздохнули полной грудью.
Карпович вдруг посерьёзнел, закрыл журнал и обратился к приятелю:
- Знаете ли что, любезный Гамлет Саркисович? Я должен вам сказать кое-что важное.
- Я весь — внимание, — приуготовился слушать Мирзоян.
- Дело вот в чем,.. — потупился Карпович, — Дело, знаете ли, вот какое,.. — словно не решаясь произнести слова признания, повторил он.
- Да что вы, друг мой, сопли, понимаете ли, жуете?! — забеспокоился мясник, — Говорите всё на чистоту, как мужчина! Что у вас там такое уж потайное наболело, что вы не вдруг и сказать можете?
- Трудно, знаете ли, сознаваться в некоторых своих пороках старинному другу, — начал было Карпович.
- Так и пёс с вами! Не признавайтесь! Вам и мне только покойнее будет, — заключил Мирзоян.
- Ну уж, знаете ли, нет! — рубанул воздух рукой Карпович, — Сказавши «альфа», говори «бета». Будь, что будет… Я,.. милый друг, того… ну, гей, в общем!
- Вот те и на! — всплеснул руками Мирзоян, — И давно ли, позволю себе поинтересоваться?
- Всю мою несчастную жизнь, — опустил голову Карпович, — с рождения, можно сказать.
- Это вы из журнала узнали? — рассмеялся Мирзоян, — Взрослый человек, а того не ведаете, что «всё врут календари».
- То-то и оно, что не из журнала. Просто я скрывал от вас мой грех.
- Эка невидаль! — махнул рукой армянин, — Не беспокойтесь, драгоценный Михаил Юрьевич, я никому не скажу. Пусть будет так, как оно есть. И среди пид… гомосексуалистов встречаются исключительно достойные люди. Петр Чайковский, например, Уильям Шекспир,.. Александр Великий, или вот взять, хотя бы, Оскара Уайльда… А, что признались, так и хорошо. Облегчили душу. Я, хоть и не пастор, отпускаю вам грех. И впредь буду… поосторожнее в банях, — снова рассмеялся Мирзоян.
- Да вы, Гамлет Саркисович, всей еще правды не знаете, — опять подал голос Карпович.
- Батюшки-святы! Что там у вас еще за скелет в шкафу? Выкладывайте. Это уже становится интересным, — заерзал на сиденье Мирзоян.
- А правда еще и в том, что я ко всему,.. как бы это попроще-то вам сказать?..— снова замялся трудовик, — Короче говоря… педофил я!
- Да-а-а, — почесал затылок мясник, — Это вы меня, признаться, огорошили. Не знаю, что вам и сказать. Однако, что-то я не замечал, что вы за мальчиками волочитесь. И так думаю, что до действительного греха дело не дошло?
- То-то и оно, что дошло, — обреченно вздохнул Карпович.
- Как же это вы опростоволосились?
- Это оказалось сильнее меня, — отвечал учитель.
Мирзоян встал с кресла и стал мерить комнату шагами. Некоторое время прошло в молчании. Потом мясник остановился у окна и решительно сказал:
- Не в моих правилах предавать друга! Я, опять же, не стану доносить на вас в полицию, Михаил Юрьевич. Однако же и вы поклянитесь мне в том, что теперь же уйдете с работы в гимназии и… ну, не знаю… умерите свой пыл, что ли…
- Самое страшное еще впереди, — Карпович поднял полные слез глаза на товарища.
- Господи, Боже мой! — вскричал Мирзоян, — Вы меня пугаете, господин Карпович. Куда еще страшнее-то?.. Однако… сыпьте! Семь бед — один ответ.
- Я… — начал было, учитель, но осекся.
- Да говорите уже, а то я счас с вами околею тут! — поторопил приятеля Мирзоян.
- Я, — продолжил Карпович, — юношу одного изнасиловал и… удушил!
Мирзоян, как стоял, так и сполз по стене на пол.
- Да-а-а, — проговорил он время спустя, — Вот уж убил, так убил… Да-а-а, — вновь повторил он, — И что прикажете теперь с вами делать после таких признаний? Ладно бы еще что-то одно. А так…
- Склоняю голову и вверяю свою судьбу в ваши, Гамлет Саркисович, честные руки, — утер слезы учитель и отвернулся к стене.
- Смотри-ка ты, как всё повернулось! — нахмурился Мирзоян, — Ну, хорошо. Сам погибай, а товарища выручай! Где тело? Ладно ли спрятано?..
Карпович стоял у камина. Плечи его тряслись. Он обернулся к товарищу, и тот с изумлением увидал, что учитель… смеется.
- Вот ведь как, господин Мирзоян, выходит! — торжественно провозгласил Карпович, — Из журнала следует, что вы мне больше, чем друг, коли взялись сокрыть от общества столь страшные «мои» грехи. В «Men‘s Helth» тест специальный опубликован. Вот, сами убедитесь, — с этими словами Карпович поднял с полу брошенный таблоид и подал его мяснику.
- Да понимаете, что вы после этого такое, милостивый государь?! — закричал Мирзоян, сообразив, что его коварно разыграли, — Знать вас после этого не стану!
Мирзоян схватил из угла свою палку, нахлобучил на голову колпак и, со словами: «Честь имею!», — выбежал из квартиры приятеля.
***
Недели, пожалуй что, три товарищи не встречались друг с другом. Общество дивилось такому обстоятельству. Раньше ведь были не разлей вода, а теперь вон, как дело обернулось. Однако, вчера аптекарь Зильберштайн говорил керосинщику Андерссону, что накануне вечером он видел приятелей за их постоянным столиком в «Гусе и Дубе», они, якобы, сидели обнявшись и мясоторговец шутливо толкал учителя кулаком в бок и, как будто бы, говорил: «А славную вы, Михаил Юрьевич, сыграли со мною штуку! А я, дурак, и уши развесил по плечам. Только дайте мне честное-благородное слово, что не станете больше так шутить. А то меня, не дай Бог, «кондрашка» от ваших кандибоберов хватит». И учитель, если верить слову Зильберштайна, такое обещание дал.