или комментарии к теории опасности
ДНЕВНИК СМИТА-26
«19» августа 2010 г.
В каждой ницшеанке живет дикая ницшеанка, «дикарка». Блондинка способна себя защитить. При ней всегда нож, это универсально. В Будуаре, на самом видном месте – трактат о женской самообороне. Рекомендую. И она читает ориентировки.
В стране утренней звезды нисходящие потоки воздуха сменятся восходящими. Высотные течения, как нам говорят, – это извивающиеся потоки очень сильных ветров, которые находятся на высотах от семи до шестнадцати километров, но эти волны застопорились, «замерзают» на струйных течениях. Нужны ли такие ужасы режима, ужасы интерпретации? Нет, не нужны.
Герои живут в раскаленных от жары лесах, герои живут в полыхающее время, герои живут на рифтовых разломах. (Калифорния, например, уже очень скоро превратится в промозглое болото). Центром вселенной является не Калифорния, не Санта-Фе и даже не Петербург. Центром вселенной является Урал. Вот где живут и будут жить настоящие – ангелы северного полушария. Даже если выжгут всю тайгу – останется пространство для тайги.
Я по-прежнему посередине пармы. Ландшафт начал заметно повышаться. С чего-то же начинается Белая отвесная скала. Вот что такое экзистенциальная философия, «наш дикий дом»? <Плотность выстрелов была такой, что многие поначалу не поняли, что произошло>.
Это арийская драма, оптимизация существования, «белые войны», эффектное начало жизни, реактор «А». Это рейнджер, танцующий скорпионовский Raised On Rock в бункере на Побережье. Здесь не сбиваются ориентиры; нет ужасов метрополии, желтого проникновения. В тексты... шел очень жесткий отбор. Здесь нет давящего «чувства», нет тюремной зависимости от сотен, нет и статистических массивов – зато есть архив опасных ситуаций и фантастических версий.
Мне нравится танцевать. Писать «сценарии». Искать «впечатляющие последствия». Развертывать язык на точность, иносказание, на парадокс, на «вдруг». Сокращать время на переходах от одного дела к другому. Так куда же я впишу свои «танцы»? (жанров не хватает). Киноверсии и сопоставимость, шлифовку и лексикон. Настоящие результаты всегда безупречны. В этой фильмографии еще недостаточно фильмов. И «плевал я на вдохновение», – рассуждая, откровенничал Писатель в «Сталкере».
<Зачем добиваться от изготовителя точности доставки блока в десятки метров, если блок прицелен по Нью-Йорку? Будет востребована такая точность доставки? Конечно, нет. Даже если промахнемся на сто метров, ситуация не изменится>.
Буреломы – болотины, болотины – буреломы. Неуловимый ковбой, бегающий и лазающий по захламленной тайге, никому не нужен, и это счастье. Теперь стилистика выравнивается в пользу «приговоров». В пользу колоссальных метафизических смыслов. На «высечениях» и сочетаниях. Проверка затвора, рок-аллея, стальной ствол. Осколки мишеней. Острый каменный выступ. Сырой заболоченный березняк. Не спалиться, на границе болота. Фантастика! От каждого эпизода веет «голливудом».
В жизни, интересной жизни, всегда есть атрибуты: блондинка, сканер, определяющий наличие наружного наблюдения, уход за гортензиями, шифрование в невинных интернет-картинках; одинаковые оранжевые сумки, столкнувшиеся на станции... школа Кеннеди при Гарварде (штука недешевая), фальшивые паспорта, пачки с долларами, закопанные в парках... тайники. Нет только одного: собственно шпионажа. Все проблемы в консерватории. Но есть и другое мнение.
Жизнь, настоящая жизнь – это не «опознание по подбородкам»... не знаковый Холтофф.
_______________
Траншеи четырнадцатого года как антибелый инструмент... Инцидент в Камеруне. Конго. Как много в этом звуке. Переносчиками вич-инфекции могут служить не только гориллы, но и шимпанзе. «Дышать невозможно», – приводит слова сенегальца Le Telegramme. Сенегалец не смог вынести токсичного дыма и спешно покидает Студеную страну. Звериная лапа.
Внешний вид, моральный облик и состояние интеллекта папуасов не могут не беспокоить... Необразованные, жирные существа, с приклеенными крокодильими улыбками на бессмысленных лицах... ходят по трупам друг друга в попытках вскарабкаться по «лестнице» к вершинам афро-папуасской мечты. При этом они всю жизнь проводят в густом тумане, в котором не могут отличить Африку от Австралии, Австралию – от Антарктиды. Им совершенно наплевать на то, как воспринимают их странное поведение окружающие. Страна, где вооруженные психопаты регулярно бродят по образовательным учреждениям. Интересно, – говорят лингвисты, – что слова «папуас» и «гомосек» становятся синонимами.
А к побережью Филиппин прибило брикеты с кокаином, – сообщает «Морской бюллетень».
..........
– Русские самые умные люди в мире, – приходит к выводу колумнист Беркли в In The Deathcar. – Главное – никому не доверять. Да, не по делу не улыбаются. Да, могут быть бесцеремонными (если того требует обстановка). Русские загадочны и опасны.
........
Страна погружается в раскаленный металл, картины становятся драматичнее. Ты живешь в кошмарном мире, ты окружен предателями. Пока в Студеной стране загибались от удушающей жары, гуроны сидели и ухмылялись. Ублюдок всегда ухмыляется. С чего начинается ублюдок.
Человек всегда живет в «идеологически обусловленное», военное время, на «стыковых рейсах», в драматической роли, всегда с нордическим выражением, с четкими движениями; есть и требования к внешнему виду. Егерь-рейнджер, воспитанный на ручных пулеметах, на «военщине», на «траншеях», – вообще на черном оружии, применяет огнемет при температуре ниже нуля градусов Цельсия. Совершая нечто правильное. Там, где рванет медведь – большой и черный.
Весомый аргумент Томпсон. Отлично! Европа!
Я всегда считал, что, например, «смерть» – событие существовать не долженствующее, это выдумки и «территория» плутократов. Гроза покатилась дальше над тайгой.
Вы только посмотрите на то, что происходит. С утра, одна и та же, повторяющаяся оппозиция: ангелы северного полушария – медномордые, ценители жизни – предатели цели. Так говорит стальной, черный Томпсон, – идеологически обусловленный.
Повел стволом вдоль Реки:
– Самые интересные события происходят «там», то есть здесь.
– Я знаю, о чем ты сейчас думаешь.
– О чем, милая?
– Как всадить пулю в волчий лоб.
Вдоль леса крался медведь. Ясно, он скрадывал женщину – «как по кабельному телевидению» («Бойцовский клуб»).
– Медведь! – закричала она. – Медведь! Хватайте ружья! Он тащит женщину! Убейте его! Стреляйте! Стреляйте! (Проспер Мериме «Локис»).
«... Я глянул на жену и сына. Они еше толком ничего не понимали, но бледные их лица были искажены страхом. Некоторое время было тихо. Никакого движения... сошли с крышки, и в это мгновение она поднялась, подняв на себе и меня. Показалась медвежья голова.
– Сюда! Скорее!
Они бросились ко мне, толкая друг друга, вновь попытались встать на крышку. Но голова просовывалась все дальше. Уже видна шея. Наконец, всем удалось встать на крышку. Она немного придавила звериную шею. Медведь захрапел. И тут я ударил топором по этой толстенной шее. Топор вошел в нее, наверное, наполовину. Страшный рев – кровь брызнула струей. Видно, перебил ему боковую жилу. Я ударил еще раз. Рев прекратился. Раздался глухой, но мощный звук – звериная туша упала на пол, а голова осталась на чердаке. На нас смотрели неживые, залитые кровью глаза зверя».
На таежных траекториях (вдали от масштабных, в особенности этических аномалий) почти не было пересечений, – уклоняюсь. О чем это говорит? Что ты на правильном пути, что есть интуиция на маршруты, где нет скользких типов и омерзительных смехачей, фальшивых и павианов, но присутствуют мохнатые «баскервиль» и волки. Туда не позвонит фарфоровая красотка. В тайге уже не нужно смотреть на «народ» с интересом, в лучшем случае «с безразличием», то есть настороженно. Нет «народа» – нет интереса, нет интереса – нет народа. Почти никто не участвует в процессе, вот почему нужно смотреть «Аппалузу».
По поводу фарфоровой красотки. Да, мое лицо не обезображено интеллектом. Это не считая шрама трехлетней давности, черный зигзаг на морде лица (эпопея с ночным нападением баскервиля нашла отражение в «Дневнике Смита»). На поселениях и транспортных развязках не раз и не два принимали за своего. Я никогда не считал себя красивым, даже уродом. С другой стороны, – кто должен встречаться с красивыми женщинами? Конечно же, уроды!
Верстах в ста отсюда есть схрон у меня, в волчьем еловом суземе. Там факелы и тушенка, кинжалы и недавно выточенный топор... Есть еще Томпсон – обрез из автоматного ствола, вставленный в егерский приклад. Штурм & К°. Беглых не сдаем.
«То ли сон, то ли бред... Никто не отзывался, и я еще долго стонал и взывал полушепотом в пустоту, прежде чем понял, что остался один. Раненый! Обессиленный! В глухой поморской тайге! <...> Перед глазами поплыли круги. Боль в голове неожиданно отпустила. Я вдруг моментально согрелся... Как уютно! Как хорошо! Меня подхватила волна горячего ветра, приподняла, невесомого – над землей, над тайгой, над речушкой, из которой я только что пил холодную воду».
Нужно сказать, что в фильмографии предостаточно фильмов. Нет прощения ни «белым», ни красным, ни желтым, – весь мир враг свободному человеку. А хорошо было бы собрать гуронов на одной ровной площадке, на Новой Земле. И сфотографировать «всех» на память. Дайте миру шанс.
Арийский северный морской путь вдоль оживающей рваной кромки старого материка.
Между Проливом и склонами хребта – символ милитаризма, мотоциклетного милитаризма. Моя личная «глухая Арктика», мое мотодвижение на полосе фьордов, с атмосферой дикозапада; здесь мой Бункер. Здесь прихожу в себя после материка. Власть белых захватчиков меж глубоких фьордов. Подранков не будет.
Скалистый морской берег и сценическая площадка – мой каменный амфитеатр. Центральное плато. Ты вновь в лесу, пошла жара. (Угаснуть от пневмонии можно за пару часов). В тайге где-то осознаешь, что один, но причитать и рефлексировать некогда. Смит, ты не один, при тебе винтарь.
Уверенным аллюром по текстам! Летучие голландцы! – за идеалами белого фронтира, движущейся границы. Обходя дозоры по широкой дуге... Черная грубая куртка, черный рюкзак «Бизон», обрез из черной стали, зигзаг-кинжал «Смерш» (кельтская металлургия) и ухи по центру. Переписанные Дневники. Здесь нет забуривания мозгов, намеренного оскотинивания, навязанного озверения. «И первым сдохнет этот однорукий ублюдок! Он сдохнет прямо сейчас!»
– Салли звонил. Говорит, дело есть.
– Зачем мне его дело? У меня свое есть.
(рассуждает Нил Мак-Коли в гангстерской класс-драме Heat девяносто пятого)
Нужно молча работать. В наше время все делается молча. Непроходимый зной – безжалостная стужа. Ясно одно: не может быть «презентации» испуга. Жизнь как Дело, «пляска» и стилевое решение.