Страшно, когда умирают дети. Ещё страшнее, когда они умирают от чужой глупости, ограниченности, бездарной тупости.
Как бы ни было больно, расскажу по порядку.
Четыре дня назад звонит приятельница:
- Слушай, что-то у моей малой живот болит, не переставая, уже неделю. Я ей и таблетки, и массажики, и согревающие примочки, ничего не помогает. Может глянула бы её?
- Дай-ка послушать, как она дышит и пусть скажет, хоть слово.
Затруднённое дыхание, будто мехи сдавлены со всех сторон и не могут растянуться вширь и долготу, измученный болью голос прерывисто говорит:
- Здр-ас-те...
- Отдай трубку маме. Быстро! - командую непререкаемым тоном, а сама перепугалась насмерть.
- Да, это я, - слышу с того конца связи. - Что-нибудь уже знаешь?
- Немедленно в больницу! Даже не разговаривай со мной! Быстро в хирургию! Стань на уши, но малую должны немедленно прооперировать! Немедленно, слышишь?!
- А что у неё? - недоверчиво блеет приятельница.
- Аппендикс! Давай быстрее! - вякаю на неё и отключаю телефон, чтобы не мешать её действиям.
Моя диагностика по телефону не была случайным "тыком". От полутора лет я наблюдала девочку и все симптомы указывали на хронически воспалённый отросток слепой кишки. Предупреждала родню, саму девочку, но бесполезно. Всё оставалось "на круги своя" и дело было только во времени.
Её бы прооперировать планово, но сейчас, в наше современное время, этой роскоши ни для пациента, ни для врача нет. Отговорка - нет денег на плановую операцию аппендицита, делаем только "острых". Это первая проблема. Вторая, это родители, которые всегда всё лучше всех знают и машут рукой на предупреждения, типа, не доводите до греха, сделайте всё вовремя. Третья проблема, это сам ребёнок, который от страха врёт и терпит, лишь бы не попасть в стационар и "под нож". Не буду говорить, что не знаю почему, но такое положение вещей неправильно и я с этим не согласна.
Проходит несколько часов. Звоню. Поднимает трубку мамаша.
- Как малая? Как прошла операция? - спрашиваю совершенно уверенно, что она вняла моим словам и проблема уже не существует.
- какая операция?! - слышу возмущённый вскрик. - Ты что, с ума сошла? Ни о какой операции не может быть и речи! Я дала ей но-шпу и всё прошло! Не выдумывай мне проблем, если не соображаешь, о чём говоришь!
Обалдело отключаю телефон.
- Что случилось? - обеспокоенно спрашивает супруг.
Рассказываю ему, в чём дело.
- Успокойся, - говорит он, - ты сделала, что могла. Это их ребёнок. Они предупреждены. Мы не имеем права вмешиваться.
Он прав.
Долго не могла заснуть в тот вечер, но, наконец, провалилась в сон.
-... нет, спит.. да, делайте, как сказала... - как сквозь туман слышу голос мужа, а проснуться не могу.
Через час срываюсь с постели от того, что сердце бьётся, как сумасшедшее. Тут же раздаётся телефонный звонок.
- Да! - выдыхаю в трубку.
- Она потеряла сознание, - рыдает голос приятельницы.
- Вы в больнице?
- Доомааа...
- Дура! - рявкаю на неё и отключаюсь.
Тут же набираю скорую, объясняю, что происходит, подаю свои данные. Жду.
Час, два, три...
Утром звонят из страховочной компании - получили факс из скорой, об оплате счёта за ложный вызов. Звоню в скорую, представляюсь, задаю закономерный вопрос.
- Родители категорически отказались впустить бригаду домой. сказали, что с ребёнком всё нормально.
- Извините, спасибо за информацию, - и откладываю трубку.
В больницу девочка попала вечером следующего дня. Пока ждала в приёмном покое, сидя рядом с родителями в общей очереди, пока осмотр, опрос молодым специалистом, пока сделали анализы...
Вскрытие показало обширный перитонит.
Завтра похороны.
Я не пойду.
Не смогу смотреть на этих людей, слышать из рыдания и сочувствовать их горю. Не найду в себе столько сил.
Пойду позже. Когда у могилы не будет никого.
Может быть, тогда смогу сказать прощальные слова ребёнку, которого знала всю её жизнь.
Если смогу.
.