Печали и радости гл. из повести Ясным днём... 1ч

Александр Мишутин
                ПЕЧАЛИ И РАДОСТИ
  Похоронили  Пантелея,  как  и  положено,  на  третий
день,  26  августа.  Воссоединился,  наконец,  Погорелов-
старший  со  своей  Степанидой.  У  той  была  простудная
хворь. Сгорела по весне в три дня. А вот почему Пантелею
жизнь опостылела – загадка.

  Дни стояли погожие, и смерть Пантелея нарушила на-
пряжённый ритм страды, выбила из колеи всю семью. Да-
нила уединялся на конюшне с Орликом и выходил оттуда
с красными глазами. Гаврила не заходил в избу целыми
днями, и Ванятка не отставал от него ни на шаг – боялся
мёртвого деда. Одна Аграфена была на глазах и на людях:
тащила груз обрядовых приготовлений.
  За поминальным столом Гаврила сказал:
  – Прости, если что не так... Земля тебе пухом.

  После поминок нашёл Даньку в конюшне рядом с Ор-
ликом. Долго стоял, смотрел на сына. Оба молчали. По-
вернувшись уходить, произнёс:
  – Расти, Данила, быстрей, – голос засёкся, Гаврила по-
перхнулся. – Не осилить нам жизнь без деда и Катерины.
И вышел.

  Подсекла  смерть  Пантелея  всю  семью,  больно  уро-
нила... Сумеют ли снова стать на ноги? Об учёбе Даньки
теперь не может быть и речи. Дарье лет пять не видать за-
мужества. По крайней мере, пока Данила не приведёт в
семью жену – пару рабочих рук. Надо жить.

  27 августа, на Михея-тиховея вся семья Погорело-
вых  была  в поле.  Даже  Ванятка.  Аграфена попросила
Евдокию Клюкину, куму свою и соседку, подоить коро-
ву и задать корм свиньям.

  День  стоял  тихий,  нежаркий,  со  слабым  ветерком.
Значит, и осень будет погожей. Подтверждается предска-
зание Пантелея.

  Жали пшеницу. Аграфена и Даша серпом, Гаврила и
серпом, и косой, Данька подменял уставшую Дашу, а Ва-
нятка ходил хозяином и ко всему присматривался. С се-
редины дня Гаврила стал свозить скошенную пшеницу на
гумно, чтобы не вымокла в поле.

  28 августа – Успенье Божьей Матери. Успение – зна-
чит «кончина», смерть. Но всегда этот день воспринимал-
ся как праздник. И на этот раз тем, кто не успевал убрать
хлеб, помогали, устраивали  «выжинки».  Хозяин  за это
угощал помощников. Те же, кто сами успевали сжать на
Успение  последний,  «именинный»  сноп,  праздновали
«Дожинки».

  Погореловы обошлись пока своими силами, всё ус-
пели: и  вспахать, и посеять, и урожай убрать. Только
овёс остался.

  ...Последний «именинный» сноп  собирали  из остав-
шихся колосьев пшеницы Аграфена и Дарья. Жали мол-
ча. Нельзя говорить, а то жених будет слепым.
  Когда набрали сноп, на полосе оставался небольшой
островок колосьев: в аршин шириной и в аршин длиной.
Аграфена собрала в пучок колосья, наклонила их в одну
сторону, перевязала приготовленной лентой.
  – Илье бороду завиваем, – произнёс наконец Гаврила.
  Аграфена положила под стебли хлеб с солью:
  – Батюшка Илья! Уроди ржи, овса, ячменя и пшеницы.
Встала, улыбнулась, обвела взглядом страдное во-
инство:
  – Кто пахал – тому силку, а кто сеял – тому две, а кто
жал – тому все.

  Погореловы отказались от участия в общекрестьян-
ском застолье-складчине. Некстати, не по совести будет:
только похоронили Пантелея, да и устали в усмерть. Вы-
везли жнивьё с поля, поставили сноп под иконами и рух-
нули от усталости до самого утра.

  А утром – третий, ореховый Спас. Детвора отправи-
лась в лес за орехами, а Гаврила – косить овсяной клин.
Известно, что не кони везут, а овёс везёт. У сытого коня
восемь ног.

  Как на льняные смотрины готовили обыденную пеле-
ну-холстину, так Аграфена приготовила  обыденный пи-
рог из «новины» – зерна нового урожая. Смолола пшени-
цу на ручной мельнице, просеяла, заквасила.
  И когда дети вернулись из леса – пирог стоял на столе.

    Младший Ванятка  хныкал:  соринка  в глаз  попала.
Откуда – в тихую погоду? Но – попала. Аграфена аккурат-
но оттянула веко Ванятки пальцами, прильнула к лицу
сына своим лицом и мгновенно, как только она и умела,
вытащила кончиком языка соринку. Это было похоже на
цирк.
  – Иди, отряха-мученик! – Мать сняла с языка сорин-
ку. – Вот твоя мука.

Дети  похлебали  щец  с  картошкой,  закусили  пше-
ничным пирогом с земляникой. А стали делить орехи –
рассорились.
  – Господи! Спасу на вас нет, – Аграфена сама раздели-
ла орехи на три равные кучки.

  На следующий день всей семьёй, в три косы – Гаври-
ла, Аграфена и Данька в навычку – одолели овёс. Свезти
весь не успели, оставили в поле до сентября. Завтра возить
нельзя. Завтра, 31 августа, в день Флора и Лавра – конс-
кий праздник, Орлик именинник.

  Конь – главное богатство мужика. А потому и причи-
тает крестьянин над павшим конём, как над человеком,
называя его «кормильцем» и «родимым».

  С утра Погореловы мели и мыли избу, мыли и расчё-
сывали Орлика, вплетая ему в гриву цветные ленты и лос-
куты. Без седла, но в узде отвёл коня Гаврила к церковной
ограде, где священник отслужил молебен и окропил жи-
вотных водой.
  Данька  просил отца  оставить Орлика  на скачки, но
Гаврила не позволил:
   – Пущай отдыхает. Он сейчас у нас главный.
  1  сентября,  на  Андрея  Стратилата,  Погореловы  от
зари до обеда возили с поля овёс, а после полудни устрои-
ли девятидневные поминки по Пантелею.

  Неупокоенная душа Пантелея и на этот раз вызвала
к вечеру хмарь и дождь. Прошло лето земледельца. Нача-
лось молодое «бабье лето», когда работа в поле закончена,
можно вздохнуть пару недель – и снова за работу: огород,
лён, конопля.

  На Фаддея, 3 сентября, день был чистым, солнечным
и прохладным. Значит, впереди ещё четыре недели хоро-
шей погоды.
  Прав был старый Пантелей.
  Земля ему пухом...