Дима открыл глаза, и в груди всё резко сжалось, перекрывая ток крови - застучало в висках. Другая комната, чужая, незнакомая. Потом проснувшееся сознание расставило всё по своим местам – это дом Александра, его спальня, плотно задёрнутые шторы, и Димин телефон сверлит стол, надрывается. Лида звонит, на дисплее подмигивает зелёный смайлик.
- Да? – голос со сна хриплый: в комнате прохладно. Дима заворачивается в одеяло по самые уши, зевает. Сознание медленно, но верно уплывает. Не выспался.
- Димочка, - тянет Лида, вкрадчиво, сочувственно. Информация о взрыве уже дошла стопудово. – Ты там как? Если что-то нужно…
- Я тут нормально, - прохрипел Дима, и тут же поспешил прочистить горло. Попытался проснуться окончательно. – Сплю.
- Извини, что разбудила, просто только сейчас узнала… Бедняжка… И где ты теперь? Если что, можешь у меня перекантоваться. Всё, чем могу…
- Лида, - Дима выполз из-под одеяла, чувствуя, что эта утренняя порция жалости абсолютно не к месту. Что теперь лясы точить? Случилось и случилось, дальше надо смотреть. Всегда нужно смотреть вперёд. – Прекрати это нытьё. Я жив-здоров и даже с машиной остался. Поживу пока у Саши, а потом что-нибудь придумаем. Не волнуйся, мир не без добрых людей, помогут.
Лида засмеялась, а потом опять что-то заныла про то, какой Дима бедненький, маленький, и как это страшно вот так остаться ни с чем. Врагу не пожелаешь.
- Я не один, - только ответил Дима, выпутываясь из одеяла и усаживаясь на кровати по-турецки.
- Знаю, что не один, - вздохнула Лида. – Но и мне пожалеть охота. Не всё Владимировичу… Он сегодня вообще какой-то страшный всё утро ходит, я даже в кабинет к нему зайти боюсь.
- Ругается? – Дима поцарапал ногтями одеяло. Представить Александра повышающим голос на кого-то оказалось нереально.
- Да нет, если бы… Они с Всеволодом Игнатьевичем заперлись в директорском кабинете на час, а потом Владимирович вышел и сказал, что его ни для кого нет… Димка, но он так страшно это сказал, что я до сих пор под впечатлением хожу.
- А почему страшно-то? – Дима и сам почувствовал, как кровь отхлынула от лица. Он понимал Лиду, каким-то шестым чувством. Тем самым, что каждый раз бьёт тревогу при надвигающейся опасности.
- Он готов был убить директора. Я реально подумала, что сейчас он достанет пистолет и молча вкатит ему пулю в лоб, в самом начале рабочего дня. И ничего ему за это не будет. Дим, ты меня извини, если я что-то… но я правда так испугалась. Может, тебе не стоит с ним?.. Ты не боишься?
- Лид, ты параноишь, - серьёзно ответил Дима и крепко сжал одеяло. Конечно, Александр столь хладнокровен, что способен на многое, но убивать человека… это уже слишком. Но дело было не в способности на убийство, совсем не в ней. Лида испугалась другого, того, что словами не передать. Это на уровне инстинктов, чутьё, как у животных. Люди хоть и высоко организованные существа, но и животное начало никто не отменял. – Ничего он не сделает ни директору, ни тебе, ни мне… он же не киллер.
- Конечно, тебе лучше знать, ты с ним рядом находишься… Просто я вот реально подумала, что он может убить любого, и никто его не остановит и не накажет. Дима, это же мафия, сеть, всё завязано. А мы как пешки, глупые маленькие пешки.
Дима нервно усмехнулся, перехватывая телефон в другую руку, и почесал коленку, на которой красовался неожиданный синяк.
- Уверяю тебя, Лид, даже если всё так, как ты говоришь, то им до нас нет никакого дела.
Лида помолчала, а потом продолжила тихо и вкрадчиво. Дима аж вздрогнул от того, насколько её манера напомнила Лялькину.
- До меня-то, может, и нет, я за тебя переживаю.
- Лид, я уверен, что ничего подобного больше не повторится. Он обещал.
- Господи… я тоже, Димка, я тоже хочу ему верить. Пусть он окажется богом… - тихо выдохнула она в трубку, потом собралась и уже бодрее продолжила: - Ты отпуск возьмёшь?
- Да, недели на две, чтобы всё тут восстановить и немного отдохнуть.
- Ну молодец. Если что… ну ты знаешь, я всегда на связи.
- Знаю, спасибо, что позвонила.
- Ещё раз с добрым утром, Димик.
На кухонном столе красовалась записка. Инструкция по эксплуатации холодильника, в котором стоит много всяких вкусностей и полезностей, главное, набраться мужества и всё это дело разогреть в микроволновке. Дима поплыл от нежности. Прям как в детстве, когда мама писала записки, уходя на работу, целые свитки на вольную тему. После рекомендаций к завтраку шли рекомендации по жизни. В 14:00 придёт Эдик с каталогами одежды, в 15:00 нужно подойти к паспортному столу, в 16:00 сходить в квартиру - дать распоряжения по ремонту. «В 18:00 ждать меня и скучать».
- Облезете, Александр Владимирович, - улыбнулся Дима, сворачивая расписание в трубочку и глядя на часы. До прихода Эдика осталось полтора часа, значит, можно перекусить и попытаться ещё поработать. Одна идея вот уже который день не давала покоя и срочно нужно было воплотить её в жизнь, а то мало ли что может ещё случиться. Жизнь коротка – нужно спешить. Всё-таки всё, что реально есть у человека – то, что в голове. Этого никто никогда не отнимет.
Работа над вольным проектом дома увлекла настолько, что Дима не заметил, как пролетело отмеренное до прихода Эдика время. Каталоги были унылыми, Эдик каким-то загруженным и шмыгающим носом. Осенняя простуда добралась до него уж слишком рано. Обычно в конце ноября начиналась мерзкая повальная эпидемия гриппа, при которой заразиться можно было, высунув нос из окна и вдохнув воздух «простуд и сквозняков».
Дима сложил все каталоги в кучу, сказав, что ознакомится с ними позже, вскипятил чайник и стал отпаивать зелёного Эдика сибирской настойкой каких-то буддийских монахов. Александр насильно добавлял Диме в чай эту редкостную гадость. После третьей рюмки горячего чая с настойкой модельер заметно повеселел и вовсю щебетал о своей новой коллекции, которую он непременно покажет Диме в следующий раз.
- А покажи мне, какие дома ты проектируешь. Всегда хотел посмотреть на незаконченные проекты домов, они как живые, - попросил вдруг Эдик, и пришлось выпить ещё рюмку для храбрости. Дима никогда не нуждался в долгом уламывании. Если да, то сразу, если нет, то уж нет.
Проект детского садика Эдику не понравился, он сказал, что Дима ленился и хотел закончить побыстрее. Попал в точку. Наверное, всё-таки это его рыбак, увидел издалека и всё так, как есть. От здания казначейства он и вовсе пришёл в уныние, посочувствовал Диме, считая эту работу скучнейшей на свете. А вот дом, который Дима начал проектировать всего полчаса назад, Эдику очень понравился.
- Похоже на мельницу, сказочный теремок-погребок, - восхищённо улыбнулся Эдик и поправил свой нелепый ярко-алый шарфик. Назвать эту батистовую удавочку шарфом у Димы бы язык не повернулся. – Уютный. Кажется, что там всегда тепло и тихо. Саше показывал?
- Нет ещё, - Дима почувствовал, как щёки начинают загораться. Интересно, что он скажет? Куда поцелует? – Покажу, когда закончу, чтобы убить формой наповал.
Эдик засмеялся и согласно кивнул.
- Ира тоже всегда показывала ему цельные проекты. Правда, раньше он был более восприимчивым. Марк его испортил, - сочувственно вздохнул Эдик, потом растерянно посмотрел на Диму: - Ты ведь знаешь про Марка?
- Знаю, - просто ответил Дима и ещё раз кинул взгляд на свой проект. Ковчег.
- В клубе фотографии до сих пор висят, я заходил на прошлой неделе, там ничего не изменилось, сколько времени прошло, а всё так же впечатляют.
- В клубе? – Дима осторожно переспросил, понимая, что вновь начинает погружаться во что-то инородное, тот далёкий от него мир прошлого Александра вдруг раскрылся перед ним, и Дима замер на входе: принять или отпустить. Что ушло, то ушло. Кажется, так всегда говорят мудрецы, и надо их слушать. Надо… но Дима уже оглох. Да и любопытство щекоталось внутри.
- В «Красном кабриолете». Марк подарил клубу свою известную коллекцию откровенных фотографий. Насколько я знаю, Саша там так и не был ни разу.
- Я не видел эти фотографии, - Дима закрыл программу, выключил компьютер. Нужно было собираться в паспортный стол. – Так всё страшно?
- У меня есть несколько в телефоне, могу показать, - нашёлся Эдик. – Саша в некоторой степени секс-символ города, красивые фотки получились. Этого у Марка не отнимешь.
Дима хмыкнул и закусил ноготь, пытаясь унять волнение. «Не смотри, не смотри, не смотри», - привычно подвывал внутренний голос, пока Эдик возился со своим навороченным телефоном, но кто же его будет слушать, этот голос? Это же его Александр, чего он там не видел?
Первая фотография оказалась более чем откровенной. Дима сначала и не понял, где чьи руки и ноги, просто динамика двух сплетённых тел – как единого целого. Одно светлее – Марк, другое темнее – Александр. Потом поцелуи, секс и простая обнажёнка, призывные жесты, провокационные масленые взгляды. Всё заснято, всё пропитано духом страсти, похоти. Дима смотрел на человека на фотографиях и не узнавал в нём Александра. Ничто не отзывалось узнаванием, ни чувства, ни память, ни взгляд. Он не такой… он так не мог. Он выше.
«Мы дурачились…» - всплыло в памяти. И Дима насильно вставил в свою базу данных этот факт, отформатировал жёсткий диск. Зависло… Долистал фотографии и протянул телефон Эдику.
- И впрямь красиво, весьма секс-символично, - коротко рассмеялся Дима и встал со стула. – Мне нужно ехать в паспортный стол строчить заявы.
- Конечно, я уже ухожу. Спасибо за настойку. Эликсир бодрости! - Эдик пристально вглядывался в Димино лицо, и тот сделал всё, что было в его силах, чтобы не зависать слишком заметно. Не при нём, позже.
«Позже» настало слишком быстро. Дима затушил третью подряд сигарету и плюхнулся на кровать, уставился в навесной потолок. Никакого желания работать над «домиком мечты» не было, вообще всё было лень, и ещё то, что совсем недавно щекоталось ярким и чистым любопытством, теперь скреблось коготками, неприятно тянуло. Перед глазами отчётливо стояли эти возбуждающие кадры, чёртова визуальная память! Что в них? Разве Дима не знал, что Александр может быть откровенным? Может.
- Что может быть страстным? – проговорил Дима вслух, пытаясь разобраться в своём паршивом состоянии до прихода Александра. Может, и даже очень. Он может быть влюблённым, может быть развратным, пошлым, красивым, чужим… счастливым. - Тогда какого хрена ты тут страдаешь? Он не с луны к тебе упал! Он жил, и до тебя жил. Ты глубже смотри… - Дима уткнулся лицом в подушку и медленно выдохнул. – Глубже…
А глубже было совершенство. Совершенство линий, пластика, сила и напор. Даже тот молодой Александр с ещё светлым и открытым взглядом уже подавлял смотрящих на него. Дима вдруг явственно ощутил, как он легко прогнул под себя впечатлительного Марка, как задал ему свой неспешный, медитативный ритм, расшатал внутренний маятник, настроил на свою волну, а потом вдруг отпустил на волю – гуляй, раз хочется. Александр открыл клетку и не стал держать.
Дима закрыл глаза и медленно выдохнул через нос. Нет, он не жалел Марка, сам доигрался. Он мысленно проверял свои границы, свои правила игры – ни одной лазейки, ни одного шага назад. И внутренний маятник бережно колеблется в такой амплитуде, чтобы получать удовольствие от каждого прожитого дня. Дима не хочет никуда бежать, ничего проверять не хочет, и не ревнует, опять не ревнует…
Марк хотел быть на равных и проиграл, вдруг понял Дима, и сердце забилось быстрее. Зачем?
Дима стоял у плиты и дирижировал ложкой хору советской армии. Хор пел про офицеров, а он варил картошку. Жутко захотелось картошки с селёдкой. После того как он всё-таки набрался мужества и выбрал необходимые ему шмотки из гламурных каталогов, захотелось какого-то непотребства – насвинячить селёдкой, съесть пустую, ничем не помазанную картошку, каким-то образом выразить протест против вызывающей красоты и изящества.
- Ваше сердце под прицелом! За Россию и свободу… бляя! - картошка обожгла пальцы, и Дима неловко плюхнул её обратно в воду, которая тут же брызнула на руку и обожгла ещё раз, но уже основательнее. – Вот сволочь!
В голове прозвучал голос мамы, впитанный с её же молоком совет – помажь маслом, если обжёгся. Дима обмакнул пальцы в масло и размазал его по предплечью, куда брызнули капли кипящей воды.
- Готовишься?
Дима вздрогнул и закусил губу. В этом ореве себя и хора советской армии он пропустил приход Александр, такой растяпа.
- Я инвалид, - улыбнулся Дима, демонстрируя обожженные конечности, блестящие от обильного слоя масла. Жгло неприятно, конечно, но обращать на это внимания не хотелось. Александр наконец-то дома. Дима впитывал его запах, излучаемое настроение. На дне - неприятный осадок, чёрный, тяжёлый, Дима мгновенно вспомнил про слова Лиды, на поверхности - спокойствие и умиротворение.
- Ты беспечный и невнимательный, - Александр подошёл к Диме, обхватил его за шею и, прижав к себе, чмокнул в макушку. – Федорино горе.
- Посочувствовал бы… - протянул Дима, скользя маслеными руками по щекам Александра, зарываясь в волосы.
- Ты мой хороший, ты мой бедный, - шептал Александр, прикусывал кончики Диминых пальцев, обнимал за пояс, подталкивая к столу. – Мой хозяйственный мальчик. Что готовишь?
Дима уселся на стол, чтобы лапать и целовать было удобнее и игриво укусил Александра за нос.
- Картошку с селёдкой. Будешь?
- Буду, - Александр провёл прохладными ладонями по голой Диминой спине и тот хихикнул, пытаясь увернуться от щекотного прикосновения. – Селёдку-то почистил?
- Блииин! – вздохнул Дима. – Ты ко мне придираешься…
Александр засмеялся и отпустил Диму, чтобы выключить картошку.
- Я сам солью, - Дима спрыгнул со стола и отодвинул Александра от плиты. – Побереги парадно-выходной пиджак. Хочу хозяйничать.
- Эдик приходил? – Александр встал сзади, уткнулся носом в Димин затылок и горячо выдохнул. Кастрюля едва не выскользнула из рук, опасно наклонилась, разливая воду на плиту. Дима вовремя успел поставить её на место, прежде чем тело окончательно откажется повиноваться. Упёрся руками о край плиты, собирая разбежавшиеся, как тараканы, мысли.
- Приходил… - выдохнул Дима, кусая губы от охватившей всё тело дрожи. – Саш… дышишь над душой?
Александр задрал Димину футболку на животе, кончиками пальцев проскользил вверх, коснулся чувствительных сосков, обвёл кругом сначала один, потом другой…
- Обожаю хозяйничающих птичек.
- Редкое явление, - хмельно засмеялся Дима, поворачивая голову и глядя на улыбающегося Александра. – Единичный случай, не упусти момент.
Пиджак мгновенно полетел в сторону, Дима хихикнул, крепко обнимая Александра руками, ногами, покрывая поцелуями всё лицо, прикусывая губы, облизывая, снимая усталость, раздражение, разбавляя осадок.
- Хочешь помыться вместе со мной?
- Хочу, - согласился Дима, не понимая, на что. Кажется, Александр что-то сказал про душ. – С тобой…
Целоваться под водой не очень приятно, вода неминуемо затекает в рот, пахнет хлоркой, сверху жарко, а ноги мёрзнут на кафельном полу. Одни сплошные минусы, кроме…
- Ещё? – Александр гладит по волосам, собирает их в два хвостика где-то на затылке, пропускает сквозь пальцы. Дима кивает, говорить не хочется, хочется целоваться, чувствовать все неудобства, мужественно их преодолевать.
Александр становится напористее, твёрже, в его жестах и дыхании сквозит желание. Дима поворачивается спиной, гладит плитки, обводит пальцами места стыков, ждёт. Перед глазами вновь вспыхивают кадры увиденной у Эдика фотосессии. Как Александр прогибал другое тело, каким диким и желанным он там был. Хищник. Дима закрыл глаза и доверился чутким пальцам, исследующим его тело, проникающим вглубь, ласкающим, тянущим, а там, внутри, видел другого Александра, он тоже наступал, поглощал его сознание. Секс-символ, гибкий и безжалостный, он смотрел на Диму по-другому, но тоже желал…
- Мой красивый мальчик, - шептал Александр, целуя Димины плечи, мягко заставляя нагнуться ниже, чтобы не было больно.
А второй хочет, чтобы было больно. Ему нравится, когда Дима кричит и теряется, когда он принадлежит, когда секс – это не просто процесс, а ритуал поглощения жертвы…
- Саша… возьми меня, - шепчет Дима, уже ничего не соображая, проваливаясь в свой сюрреалистичный мир безумных фантазий, где две половины становятся единым целым и обретают гармонию. Вновь и вновь…
Дима приходит в себя уже в спальне, мнёт в руках полотенце, пока Александр пытается натянуть на него халат.
- Руки подними, птица моя, - Дима подчиняется, смущённо улыбаясь, утыкается лбом в грудь Александра, вдыхает горячий запах тела. – Что тебе Эдик показал, чем так впечатлил?
Дима устало-счастливо вздыхает. Теперь можно рассказать, когда всех зверей приручили, и внешних, и внутренних. Ручные кисы.
- Фотографии… - бормочет Дима. Так не хочется отлепляться от Александра, но нужно ещё поесть. Картошку с селёдкой. Минут через десять…
Александр не переспрашивает, какие фотографии. Знает, и не хотел показывать Диме. Не хотел, чтобы Дима знал. Но всё тайное рано или поздно приползёт в дом само собой в лице сердобольного модельера-стилиста. Александр молчит, просто расслабленно водит рукой по Диминой спине.
- Это было давно, - тихо говорит он, целуя в висок.
- Обидели мою кису, - поцеловать нежно-нежно, едва касаясь губами тёплых губ. – Любимую кису.
- Сам напросился, - улыбается Александр, отвечает на поцелуй, укладывает Диму на кровать, смотрит сверху, убирает с его лба мокрую чёлку. – Киса твоя… вот такая, блин, вечная молодость.
- Ты сильно изменился.
- Постарел?
Дима смеётся, цепляет пальцами воротник халата, тянется за поцелуем – в голове светло, и ощущение вечности, мир замкнулся и маятник внутри как маленькие часики – тик-так-тик-так… неспешно и бесконечно.
- Влюбился, - серьёзно отвечает Дима. – Осмелился…
- Тебя легко любить, моя птичка.
- Со мной трудно быть. Не праздно разговаривать и прикалываться, а именно быть. Я очень сложная личность, - Дима смеётся, жмурится от удовольствия. – Ко мне на кривой козе надо подъезжать.
- Значит, мне повезло.
Когда Александр такой тёплый, мягкий и ласковый, хочется никуда его не отпускать, прижаться к нему и так и пролежать всю оставшуюся жизнь, можно даже и не разговаривать, но в голове постоянно бродят какие-то дурацкие мысли, вспоминаются анекдоты, роятся идеи для проектов, жужжат, как пчёлы в улье, множатся, множатся. И можно ухватить одну, рассмотреть. Цвет кровли… Диме нравится тёмно-зелёный, черепичная крыша, тёмно-серый кирпич, разноцветные плитки у крыльца.
- Саша, - Дима вдруг очнулся, завозился, пытаясь выскользнуть. – У меня озарение. Надо поймать.
Александр отпустил Диму и лёг на спину, заложив руки за голову.
- Селёдку на меня оставляешь?
Дима обернулся от компа и широко улыбнулся. Ну такой милый, такой догадливый!
- Саш, я знаю, ты весь день об этом мечтал!
- Птица, будешь должен.
- Денег у меня нет, если что, - подмигнул Дима, усаживаясь за компьютер и подключаясь к интернету. Александр бросил на него горящий лукавством взгляд и поднялся с кровати.
- Так и быть, возьму натурой. Уговорил.
- Зараза, - усмехнулся Дима, уходя в интереснейший мир черепичных крыш.
Александр подошёл к нему, наклонился и коснулся губами макушки, погладил по щеке.
- Работай, мой хороший. Я приду за тобой, когда всё будет готово.
- Саш, может, поедем в Прагу? Насмотрелся красоты всякой, хочу туда съездить… Всё равно отдыхать поедем.
Александр улыбнулся и согласно кивнул. Дима внимательно всмотрелся в его лицо. А вдруг у него дела в Германии? Мало ли… А он тут как дитё малое неразумное, тащит его за руку. Но вроде бы сам предложил, Дима бы даже и не додумался.
- Карловы Вары – очень привлекательный курорт.
- Нафиг курорт, у меня и тут как курорт. Хочу посмотреть замки и Карлов мост, попить пива.
Дима блаженно возвёл глаза к потолку и обмакнул кусочек селёдки в соус, представил вкус ячменного пива и чуть не накапал слюнями на стол от проснувшегося вдруг зверского аппетита. Накинулся на селёдку.
- С кнедликами, - Александр подложил себе ещё картошки и Диме тоже, пока тот невменяемо играет в саранчу и потребляет всё, что дадут.
- Что такое кнедлики? – Дима всё-таки отодвинул свою тарелку подальше, чтобы не провоцировать Александра кормить его как на убой, пользуясь положением.
- Мягкие пшеничные или ржаные хлебцы, которые опускают в соус и едят с квашеной капустой, мясом и пивом, иногда вместо гарнира.
- Фу, квашеная капуста – это гадость.
Глаза напротив превратились в щёлочки, Дима чуть не подавился от неожиданности. Вот умеет же поразить одним взглядом.
- Чешская кухня весьма аппетитна, тебе понравится.
- Блин, я уже хочу туда! Хавать кнедлики.
- Завтра заберёшь паспорт, и я закажу билеты. Один мой хороший знакомый держит там гостиницу.
Дима усмехнулся и залпом выпил стакан сока, кислятина какая-то. Витаминный коктейль: морковка, картошка, свёкла и какая-то хренотень ещё, блин, - за него взялись по полной программе.
- Любовник, что ли? – пискнул Дима - от кислоты заломило все зубы, и язык скукожился.
- Бывший, - подмигнул Александр. – У нас был летний роман.
- Гонишь, – усмехнулся Дима. – У тебя толпа любовников, что ли?
- Один всего. Очень ревнивый мальчик, нельзя даже и помыслить о других.
Дима хмыкнул, закусил нижнюю губу и почувствовал, как щёки начинают гореть, а потом и уши, и даже кончик носа.
- Нечего… - выдохнул Дима и доел последний кусок селёдки.
Это было вроде бы во сне, а, может, и не во сне… Дима сидел на диване рядом с Викой и смотрел на её задумчивый профиль, а она смотрела в телевизор. Там показывали «Москва слезам не верит». Вика очень любит этот фильм. Дима коснулся кончиками пальцев её густой чёлки, заправил за ухо. Она посмотрела на него тепло и снисходительно. Дима нашёл очень красивой в этот момент и захотел поцеловать.
- Я влюбилась в другого мужчину, - сказала Вика и перехватила пальцы Димы до того, как он успел их убрать. Поцеловала. – Прости…
- За что? – улыбнулся он. - Это же здорово. А он?
- Он тоже меня любит, уже давно… Дима, я… не знаю, что сказать…
Дима обнял Вику, поцеловал в щёку и понял, что всё закончилось. Наконец-то всё закончилось…
- Не говори. Завтра подадим на развод.
Они досмотрели фильм, обнявшись.
А потом Дима увидел его. Новый начальник маркетингового отдела. Пугающе красивый, недоступный и чужой. У него был любовник – мальчик Диминого возраста, светловолосый и очень живой. Он каждый день приходил к Александру Владимировичу и они подолгу запирались в его кабинете.
Лида пересказывала все сплетни, которые ходили о них в организации. Мальчик – талантливый фотограф, Александр спонсирует его выставки. Они живут вместе за городом, ради него он развёлся с женой и переехал в Россию.
Дима встречался с ним в коридоре и тихо здоровался, стараясь не смотреть в глаза. Ощущение того, что это тот самый человек, который нужен, крепло с каждым днём. И Дима понял, что нужно на что-то решаться.
В душе было светло, Дима шёл по холодному полу и сжимал в руке маленький пакетик. И было страшно, и было одиноко, и было знание, что ничего ему не светит. Александр был в кабинке не один, со своим мальчиком. Страстные любовники, несдерживаемые стоны, шум воды, плавные движения тел.
И ни одного шанса. Дима уехал домой и несколько дней не приходил на работу, попросил Лиду нарисовать ему справку. Пролежал пластом, глядя в стену. И ни на что не было сил… Компромиссы, компромиссы, отступление.
Александр зашёл в кабинет, держа в руках вазу с каллами. Лида поздравила его с днём рождения. Дима знал, кому Александр отдаст эти цветы, не сочтя этот жест сентиментальным бредом. Он ничего не боится, он влюблён и счастлив. В груди было жарко и тесно, а горло сдавило от подступающих слёз. Обидно, и так ясно, что это любовь, самая настоящая, первая, всепоглощающая, всепрощающая. И можно потом курить в туалете и плакать, пока не ослабнет напряжение и желание жалеть себя не заглушит голос гордости. И останется только один выход – уволиться. Ему дали расчёт и компенсацию отпуска. Всеволод Игнатьевич сказал: «Жаль отпускать такого ценного работника»…
В ванне было холодно, несмотря на льющуюся тёплую воду. Дима обнимал колени и жалобно скулил, так, чтобы в шуме воды не было слышно его истерики – кругом соседи. Сверху, снизу, сбоку, и тотальное, кромешное одиночество…
Дима открыл глаза и выдохнул сжатый в лёгких воздух. Щёки горели от соли, а пальцы были ледяные и дрожали. Шум воды до сих пор слышался в тишине ночи. Где-то вдалеке стучал поезд. Дима повернулся на бок и посмотрел на спящего Александра. Горло вновь сдавило от подступающих слёз. Без него было так плохо… что даже сейчас страшно. Нужно коснуться, почувствовать, увидеть глаза, которые смотрят на него и видят…
Дима навис над Александром, коснулся губами его лба, потом плотно сжатых губ. Большая тёплая рука легла на Димину поясницу, слегка погладила. Захотелось разреветься от радости… ну что за дурацкие сны снятся! Никого нет, кроме… всё получилось, всё у них получилось.
- Са-ша… - протянул Дима и сдержанно всхлипнул.
Александр мгновенно проснулся, перевернул на спину и всмотрелся в лицо, коснулся губами лба, проверяя температуру, легко смахнул слёзы.
- Что такое? Что случилось? – голос с хрипотцой, взволнованный.
Дима опять всхлипнул и, протянув руки, коснулся лица Александра, заставил наклониться, чтобы увидеть глаза, в глазах.
- Снилось, что тебя у меня не было, я опоздал… Саша, опоздал.
- Ну что ты… мальчик мой, напугался. Совсем замёрз. Ты не мог опоздать, птичка моя, - шептал Александр, целуя Димины глаза, губы, щёки, закутывая его в одеяло. – Если бы не ты, то никого бы не было. Никого и не было…Успокойся, мой хороший… Димочка. Давай поспим ещё немного, рано.
- Не уходи только… - Дима медленно хлопал ресницами, чувствуя, как тяжелеют веки и воздух становится тяжелее, более вязким, сладковатым, и сознание плавится, ускользает.
- Не уйду. Не бойся.
Александр целует в губы, ощущения смазываются, мягко, влажно, впитывается, впитывается. Дима ослабляет объятья, тяжело вздыхает и счастливо улыбается. Засыпает вновь.
- Вот же зараза, - нервничал Дима, распечатывая проекции макета. Бумага в принтере идёт неровно, работа с чужой аппаратурой – смертельный номер. Сегодня с самого утра накатило вдохновение, определённо ночью снилось что-то хорошее – два засоса на шее красноречиво свидетельствуют об этом. Дима помнил какие-то обрывки, как его бережно закутывали в одеяло и что-то шептали, как всегда, убаюкивающее, называли Димочкой. Это всегда действует безотказно – отказывают руки, ноги, голова и хочется мурлыкать и ласкаться. Надо завести котёнка, чтобы тискать не только когда у него будет время между работой и работой, а всегда – пушистого, рыжего или чёрного.
- Я за то люблю кота, что он заместо мужика, - хихикнул Дима.
Наконец все части для макета были распечатаны. Дима разрезал заготовки и разложил по комнате, чтобы удобнее было собирать. Самое любимое занятие, когда можно думать о чём-нибудь приятном, слушать музыку и собирать макет дома, в котором они будут жить с Александром и добра наживать. Хотя к чёрту добро, только захламлять помещение. Чем меньше всего в доме, тем там просторнее и чище.
- Скоро будет солнечно, скоро будет ветрено, ты ещё не написала письмо, а уже знаешь ответ его… - Дима подпевал Саше Васильеву, когда в комнату зашёл Александр с двумя большими пакетами с логотипом конторы Эдика и замер на пороге. Ступить ему было некуда – по всему полу были разложены листы и какие-то огрызки бумаги.
- Процесс создания гнезда вынуждает птиц жить в коридоре, - улыбнулся Александр, опуская пакеты на пол около своих ног. – Дим, там внизу есть гостиная, где намного больше места.
- Не канает, - мотнул Дима головой и сдвинул два листочка, чтобы Александр мог пройти к шкафу и выгрузить прибывшие Димины шмотки. – Я осваиваюсь и привыкаю к спальне. Мы с ней уже более-менее притёрлись.
- Спальня трансформируется в свалку и начинает тебе нравиться?
Дима угрожающе лязгнул ножницами и удобнее устроился на полу в окружении заготовок и мусора. Пахло типографской и принтерной краской, клеем ПВА и азартом, как цитрусовым коктейлем.
- Да, я птица-мутант, люблю жить в норе. И раз уж мою нору похерили, придётся строить её здесь, не лучший, конечно, вариант… - Дима закусил губу и, справившись с приступом смеха, серьёзно продолжил: - Но на первое время сгодится.
- Какие птицы разборчивые пошли, - хмыкнул Александр и положил пакеты на кровать. – Посмотришь?
- Саш, давай потом. Я закончу и всё разберу.
- Давай, я жду твой макет. Очень интересно, что ты для нас придумал.
- Тебе должно понравиться, без вариантов, - расплылся Дима в улыбке, а потом вдруг почувствовал, как сердце сбилось с размеренного ритма и в горле пересохло. Дима вздрогнул. Мир сузился до одной только картинки – Александр в душе со светлым мальчиком, он кричит и просит, ему больно и страшно. – Саш, я тебе рассказывал ночью, что мне приснилось?
- Да, но этого не могло случиться, - Александр аккуратно наступает на краешки бумаг, подходит к Диме, присаживается рядом. – Только ты…
- Только ты, - судорожно выдыхает Дима и обнимает Александра, не выпуская из рук ножниц и клеящегося фундамента «теремка».