Тот, кто живет в среднестатистическом российском городке, не удивляется тому, что горячая вода в кранах исчезает вместе с последним снегом и появляется с первым. То есть что это я - срочно постучать по дереву! Такого давненько уже не случалось. Но в начале 90-х было практически каждый год.
Мыться - как? Водонагревателей еще почти не было, да и не по карману они простым трудящимся. Воду грели на газу, в стиральных автоматах, кипятили в самоварах (не шучу!)... Нет, толковый боец спецназа и снегом вымоется, но каково мирным гражданам? Поэтому, когда отец договорился с проходной и меня стали пропускать на территорию станции, это было счастье.
Какой станции? Электрической тепловой. Я разве еще не говорил, что мой отец - энергетик? Странно. Так вот, независимо от того, была в кранах горячая вода или нет, на станции она была всегда. Более того, там была своя собственная сауна, хитрым способом встроенная в общую схему теплоэнергоцентрали. Да-да, самая настоящая, с горячей парной, бассейном и душевой на 24(!) «рожка». Так, о чем это я? Ага, на станции я по причине помывки бывал никак не реже трех раз в неделю. И каждый раз на проходной вахтерша минут пять пилила отцу мозг на тему «посторонних» на объекте. Кстати, кто не в курсе - электростанция является по-настоящему стратегическим объектом, в военное время подлежащим особой охране.
Каждый раз, поднимаясь сквозь лабиринт трубопроводов к вознесенной на отметку... (забыл, если честно, но эквивалент 5-6 этажа, так что у нас была самая высотная сауна в городе!) сауне, я запинался взглядом о высоченную дверь в конце машинного отделения. Таких дверей тут было много - ведущих в разные помещения станции, но эта... От нее веяло какой-то мрачной заброшенностью и тайной. Я вот опять говорю «дверь», забывая о пояснениях. Это была Дверь - двухстворчатое чудовище высотой метров шесть и шириной... ну, грузовик проедет, наверное. Стандартная цеховая дверь на станции.
Та Дверь привлекала внимание уже тем, что за ее узкими стеклянными амбразурами всегда стояла кромешная тьма, тогда как другие двери светились ярким электрическим рабочим или синим дежурным светом. На ней были непонятные значки и огромный металлический герб завода «Электросила». Мне казалось, что там должно быть что-то очень интересное. И вот как-то летом, когда начальство уже разошлось по домам, отец повел меня по узким металлическим лестницам-трапам куда-то наверх. Миновали отметку... с сауной, затем обошли по трапу гигантский кожух котла, спустились на пару отметок вниз... и батя отворил простую деревянную дверь в какую-то комнату. Зажегся неяркий электрический свет.
Мы стояли на металлической площадке, с которой вела вниз пожарная лестница. Прямо подо мной лежал большой зал. Очень большой. По размерам он, пожалуй, не уступал основному машинному отделению станции. В дальнем конце его под кирпичными обвязками угадывались силуэты котлов - не таких исполинов, как рабочие, но все же... А прямо под нами стоял темно-зеленый, блестящий смазкой, могучий и узнаваемый по рассказам отца советский турбогенератор ТГ-02 самого лучшего в мире завода «Электросила». Давно снятый с производства и выведенный на всех станциях страны. Он спал. «Зачем?» - мне очень хотелось задать этот вопрос. Но восьмой класс - не третий. Я уже заметил узкие ленточки транспортеров, заканчивающиеся над угольными ямами у котлов. (К тому времени все городские станции перешли на мазут, а эта конкретная - вообще на газ!) И стандартные ящики для противогазов около пульта оператора. И высокий, напоминающий снимки с Чернобыльской АЭС, шкаф со стеклянными дверцами, сквозь которые серебрились теплозащитные скафандры. И... пыль и запустение кругом. Стол дежурного с аккуратной стопкой рабочих тетрадей, портрет Ленина на стене... Я уже знал, ЗАЧЕМ это все. Вот тогда я и понял, откуда мой отец знает про паровозные «консервы» и будущую войну.
P.S. Хотя законсервированный угольный модуль станции и разобран в 200... году, как утверждает отец, некоторые детали я все же изменил - на всякий случай. Тем более что охрана станции с тех пор стала только жестче, и пройти «помыться» постороннему практически невозможно.