11.5. Ум и красота
– Хм, значит, собачки и сакура.
Мигель Альварес, сидя в президентском кабинете, просматривал видео с камеры, установленной в курилке медицинского центра. Совершенно невинный разговор с демонстрацией фотографий на телефоне – этим происходившее в курилке и казалось на первый взгляд. Альварес выбрал кадр и увеличил фрагмент, на котором была рука доктора Гермионы с телефоном. Высокое разрешение камеры позволяло сильно увеличить изображение без потери чёткости и увидеть мельчайшие детали, но, увы, дисплей телефона с этого ракурса было невозможно рассмотреть. Альварес досадливо поджал губы: нужно было поставить в курилку хотя бы две камеры в разных местах, тогда, может быть, с другого ракурса и получилось бы что-то увидеть. А доктор Гермиона, как будто зная о местоположении камеры, села так, чтобы экрана телефона не было видно. Да нет, не могла она знать, просто случайность... А если знала? Ну... Тогда она сама могла бы работать в особом отделе.
Впрочем, если принимать во внимание случай, когда она ловко и грамотно ушла от слежки в ночном клубе, оставив с носом сотрудников отдела, то вполне возможно, что она могла подозревать и о наличии камер. Причём, если она и подозревала что-то, то ничем себя не выдавала: взгляд её не блуждал, как если бы она что-то искала, движения были чёткими и уверенными, никакой нервозности и нерешительности. Альварес переключился на видео с другой камеры, установленной возле душевых кабинок. Вот тут, надо сказать, ракурс был весьма удачен: в кадр попали очень интересные подробности...
Доктор Гермиона раздевалась. Альварес нажимал на «паузу» каждые пять секунд, скользя взглядом по изгибам её изящной фигурки. Вот с плеча непринуждённо упала бретелька лифчика, вот освободилась, упруго колыхнувшись, её грудь. Несколько выбившихся из-под заколки прядей волос спускались ей на шею. Она исчезла в душевой кабинке, и Альварес, отмотав видео назад, стал смотреть заново, чувствуя сладострастное напряжение. Доктор Гермиона была не только умной, но и чертовски красивой женщиной. Нет, черты её лица нельзя было назвать безупречно правильными, но и заурядной она также не была: чувственный рот и большие глаза, длинная шея и роскошные волосы, несомненно, привлекали и радовали взгляд. Ножка тридцать пятого размера и грудь третьего. Нет, где-то между третьим и четвёртым. Точёные лодыжки, плавный и мягкий, не слишком крутой изгиб бёдер. Следовало отметить – никакого целлюлита.
Альварес промотал видео вперёд до момента, когда доктор Гермиона выходила из кабинки, обёрнутая большим полотенцем. Волосы она не мочила. Закусив зубами сигару, Альварес смотрел, как она одевалась, а когда она исчезла из кадра, он вернулся в самое начало эпизода.
Теперь он нажимал на «паузу» только в моменты, показавшиеся ему особенно пикантными и красивыми. Вот это падение бретельки и освобождение груди от чашечек бюстгальтера, например. Безумно красиво и естественно, без рисовки и преувеличенной игры на камеру, как часто бывает в фильмах определённого жанра. А вот этот поворот головы и взгляд в сторону, в то время как пальцы расстёгивали пуговицы блузки – просто прелесть. Этот кадр Альварес выделил и нажал команду «распечатать». Что тут говорить – она была великолепна. Что ему были эти цыпочки с модельной внешностью, которые менялись раз в неделю? Их можно узнать и за один день, просто каждый день менять их было всё-таки как-то не с руки. А эту женщину хотелось изучать понемногу, день за днём, сантиметр за сантиметром... медленно, смакуя и наслаждаясь. Что ему была президент «Авроры», в чьём кабинете он сейчас смотрел это видео и чьи сигары курил? Сумасшедшая. Дёрганой и нервной она была даже в постели. Хотела только доминировать. А имела ли она на то моральное право?
Палец Альвареса скользил по листку с распечатанным кадром. Да, доктор Гермиона Горацио – достойное сочетание ума и красоты, над такой женщиной и победа слаще. Ну, это, конечно, приятное, которое следовало совместить с кое-чем полезным. План этого «полезного» Альварес сейчас как раз начал обдумывать.
По его распоряжению дети доктора Гермионы, дочь Аврора (видимо, названная в честь всем известной Авроры) и сыновья-близнецы Герман и Генрих, были встречены у школы и помещены под охрану в домик в швейцарских Альпах – тот самый, в котором когда-то жила во время войны Аврора.
Далее Альварес вызвал к себе доктора Гермиону.
Через час она вошла в президентский кабинет. Альварес наблюдал за ней с напряжением и азартом охотника, ловя каждое её движение. Как всегда, она была спокойна и серьёзна. Вспомнив упавшую бретельку, Альварес невольно напрягся и скользнул взглядом по её груди, но тут же взял себя в руки.
– Итак, доктор, – начал он, когда она села. – Поскольку «демоны» не могут быть перепрограммированы, мы приняли решение об их уничтожении. Жаль, конечно, затраченных на их создание и подготовку усилий, но так хотя бы Орден их не заполучит.
Надо признать, доктор Гермиона действительно хорошо владела собой. Со стороны казалось, что эта новость не вызвала у неё никаких эмоций. Она помолчала лишь секунду и спросила:
– Каким же образом вы намерены осуществить их уничтожение?
– Мы надеемся на вашу помощь, доктор, – ответил Альварес. – Вам они доверяют и позволят вам сделать им успокоительную инъекцию. Когда они заснут, мы и проведём ликвидацию.
Альварес замолчал, ожидая ответа доктора Гермионы и наблюдая за её реакцией. Она, не двинув и бровью, спросила:
– Хорошо, когда вы планируете это провести?
– Полагаю, долго тянуть не стоит, – ответил Альварес. – Завтра в девять вечера вы прибудете к ним на базу и сделаете уколы, а дальше... Дальше – наша забота.
Её самообладанием нельзя было не восхититься. На её лице не отражалось никаких чувств, а мысли свои она прочесть не давала – блокировалась. К слову сказать, со всеми психотехниками возникала эта проблема: находясь в ясном сознании, они не пускали в свои мысли никого и не давали прочесть сердце своей тени. На допросах они держались точно так же бесстрастно, как сейчас доктор Гермиона, и из них ничего не получилось выудить, кроме слов, а слова, как известно, – всего лишь слова. Расколоть эти орешки особому отделу пока не удалось.
– Почему вы полагаете, что «демоны» подпустят меня к себе и позволят сделать укол? – спросила доктор.
Альварес приподнял уголок рта в усмешке.
– Ну, они ведь должны чувствовать, что вы – своя. Братство жука, не так ли?
«Браво, док, вы держитесь блестяще! Ноль эмоций», – отметил он про себя.
– Хорошо, – сказала доктор Гермиона. – Значит, завтра в двадцать один час. Это всё или будут ещё какие-то указания?
– Нет, всё. Вы свободны. – Альварес откинулся в кресле и наблюдал за ней сквозь лёгкий прищур. Когда доктор Гермиона встала, он добавил: – Обворожительно выглядите сегодня, док. Впрочем, как и всегда.
Есть! Удивилась, торжествующе отметил про себя Альварес. Не ожидала услышать такое от него. А он пошёл ещё дальше, проводив её до двери кабинета и на прощание поцеловав ей руку. Вроде бы ничего особенного не было в этом ритуале, и доктор Гермиона была не первой женщиной, которой ему довелось целовать руку, но короткое прикосновение губами к её гладкой коже, можно сказать, даже взволновало его. Как снятие первой пробы. Это была только кожа на руке, а не между грудей, например, но... Уже кое-что. Последует ли за этим что-то большее? Хм... Посмотрим.
– Благодарю вас, – сказала она сухо. – Ничего особенного.
«Ты особенная», – ответил ей Альварес взглядом, стиснув её тонкие пальчики. Значит, её всё-таки можно было застать врасплох.
Дальше оставалось только следить.
11.6. Западня
Вечером доктор Гермиона отправилась в торговый центр. По указанию Альвареса следившие за ней сотрудники отстали, дав ей почувствовать свободу, и вскоре она вышла на улицу, под дождь. Накинув капюшон пальто, она взлетела и чёрной тенью растворилась в плачущем небе.
Тусклый блеск рельсов, одиночество начала или конца пути. Прислонившись спиной к пустому вагону и воровато оглянувшись по сторонам, она достала только что украденный ей телефон. Дисплей загорелся: она набирала номер.
– Противозаконными вещами занимаетесь, доктор, – сказал Альварес, обойдя вагон и оказавшись прямо перед ней.
Её огромные глаза широко распахнулись и серебристо заблестели в дождливом сумраке. А в следующую секунду в шею ей вонзилась шприц-ампула, и она, обмякшая, повисла на заботливо подставленных руках Альвареса.
– Вот так, моя красавица, иди ко мне, – проговорил он, подхватывая её поудобнее.
Держать её на руках было очень волнительно. Ощущение живой тяжести её тела, пусть и бесчувственного, вызывало приятные мурашки и создавало иллюзию обладания... А что, собственно, могло ему помешать обладать ею?!
Через двадцать минут он опустил её на шёлковые простыни в роскошном гостиничном номере президентского класса. По обе стороны от широкой кровати стояли букеты алых роз, обои амарантового красного цвета контрастировали с белым потолком, позолоченной лепниной и золотыми занавесками, на резном деревянном столике поблёскивал хрустальный графинчик с кровью и два бокала, а также кувшинчик со сливками.
Он снимал с неё одежду, как будто разворачивая дорогой подарок – бережно, без спешки. Вот она, эта бретелька. Его пальцы скользнули по ней... Нет, не получится сбросить её так естественно и красиво, как она сама тогда упала. Лифчик с передней застёжкой. Его он оставил на ней, а заколку вынул и распустил её волосы по подушкам. Мягкая шелковистая волна податливо сжалась в его руке. Не отрывая взгляда от её опущенных ресниц, он взял одну розу из букета и провёл лепестками по щеке, шее и груди доктора Гермионы... Бутон задержался в ложбинке, а потом заскользил ниже, по животу и бедру. Колготки с неё он тоже пока не стал снимать, гладил её ноги через них, возбуждаясь всё сильнее.
Нет. Что за удовольствие овладеть бесчувственным телом, не ощущая ни отклика, ни хотя бы сопротивления? Вся прелесть именно в том, чтобы видеть эти глаза, пусть даже презрительные или ненавидящие. Пусть. Любое выражение в них прекрасно, и в сущности, неважно, что именно в них будет – лишь бы был живой отклик, реакция. А спящее тело... Пресно, неинтересно. Пропадала вся пикантность. До её пробуждения оставалось не менее двух-трёх часов, и Альварес, чтобы сбросить преждевременное возбуждение, отправился в душ и встал под прохладные струи.
Завязав пояс махрового халата, он остановился перед зеркалом, провёл пальцами по подбородку. Маленькая щетина. Ничего, пусть. Пусть почувствует прикосновение мужчины.
А номер, который она набирала? Его даже пробивать не нужно было – Альварес и так знал, чей он. Доктор Гермиона была верным шпионом Авроры. Подняв трубку, он заказал в номер кальян.
Ожидая, он выпил бокал крови. Держал в руках её одежду, рассматривал туфли – чёрные, на среднем каблуке, не новые, но очень женственной формы. Понюхал внутри. Терпкий, пряный, горьковатый запах, как в лавке специй. Кровь с паприкой. Пальто со следами влажности: прогулка под дождём. Недешёвое, качественное. Чёрная прямая юбка офисного стиля, шёлковая блузка светлого розовато-лавандового цвета. Альварес зарылся в неё лицом и вдохнул запах.
11.7. Сотрудничество
И вот – лёгкий хрипловатый стон. Альварес напрягся, как охотничья собака, не сводя взгляда с лежавшей на кровати женщины. Она пошевелилась, повернула голову. Подкравшись, он склонился над ней, чтобы поймать её первый взгляд. Её ресницы дрогнули и поднялись, открыв расфокусированный взгляд, который постепенно прояснялся.
– Вам стало плохо на улице, – сказал Альварес, предвосхищая её вопрос. – Я счёл своим долгом оказать вам помощь.
– Почему... я раздета?
Альварес едва сдержал торжествующую улыбку, видя её смятение.
– Чтобы одежда вас не стесняла, я снял её, – с невинным видом ответил он. – Не бойтесь, я не тронул вас.
Доктор Гермиона обвела взглядом номер, отметила розы, шёлковое постельное бельё и махровый халат Альвареса.
– Чувствуйте себя как дома, Гермиона, – улыбнулся он. – Ведь можно вас так называть? Просто, без званий и формальностей?
Она натянула на себя простыню. Пока она, слабая и рассеянная после инъекции спиртом, не успела сконцентрироваться и заблокироваться, Альварес улавливал её мысли. Она думала о звонке, который собиралась сделать, о детях, которые не вернулись вовремя из школы. Альварес колебался: перейти к делу сейчас или ещё немного понаслаждаться её растерянностью? И решил всё-таки начать.
– Большое спасибо за оказанную помощь, – сказала доктор Гермиона. Её голос был ещё слабоват, но уже похож на её обычный. – Не хочу больше злоупотреблять вашим... гостеприимством.
– Ну что вы, – белозубо улыбнулся Альварес. – Какое злоупотребление, о чём вы? Мне это очень приятно. Нахождение в обществе женщины, сколь обольстительной, столь же и умной, может доставлять мне лишь удовольствие.
При этих словах он окинул её откровенно оценивающим взглядом, и она, поджавшись, закуталась в простыню и волосы.
– И тем не менее, мне пора, – сказала она. – Если вы не возражаете, я пойду.
Решительность в её голосе была слабовата. Альварес присел на кровать, пока не трогая доктора Гермиону и пальцем, но раздевая взглядом.
– А если возражаю? – Завладев её рукой, он поднёс её к губам, поцеловал пальцы, запястье, погрузил губы в ладонь. – Вы потрясли меня, околдовали, Гермиона... Я не могу просто так отпустить вас. Не могу.
– Как вас понимать?
Она была напряжена. Пыталась собраться, но это пока плохо ей давалось: спирт ещё не вполне выветрился.
– Так и понимайте. Я покорён вами.
– Я замужем.
– Ну, я не думаю, что это может быть препятствием.
– Для меня – может.
Альварес немного отстранился и окинул её взглядом. Ему определённо нравилось её смущать.
– Хорошо... Погодим с этим. – Он сменил тон с бархатно-обольщающего на деловой и холодный. – Если вы думаете, что обводите особый отдел вокруг пальца, под носом у него шпионя в пользу Ордена, то ошибаетесь. Я обманул вас: вам не стало плохо на улице, вы были пойманы на попытке позвонить Авроре. Номер установлен.
Альварес выдержал паузу, наслаждаясь её замешательством. Безумно хотелось впиться поцелуем в эти растерянно приоткрытые губы, но он себя сдерживал.
– В прошлый раз вам удалось уйти от наших сотрудников, но сейчас этот номер у вас не прошёл. Признаюсь, я даже немного разочарован. – Альварес усмехнулся. – Теряете хватку, доктор. Как же вы могли так проколоться? Впрочем, я преклоняюсь перед вашей смелостью, каковы бы ни были ваши убеждения. Вы достойный противник. Но, к сожалению, на сей раз вы попались, милая Гермиона.
– И что теперь? – спросила она, вызывающе сверкнув глазами. – Отправите меня на гильотину?
– Уверен, смерти вы не боитесь, – ответил Альварес, откидывая волосы с её плеча и ощутив её каменное напряжение. – Этим вас не взять. Но вот судьба близких вас должна волновать гораздо сильнее, чем собственная...
Попадание в точку, с удовлетворением отметил Альварес про себя. Как она сразу насторожилась!
– Гермиона, ваши дети у нас. Не беспокойтесь, с ними всё в порядке. И будет в порядке, если вы будете вести себя благоразумно. Всё зависит от вас.
Удар волной опрокинул кресло и сорвал картину со стены. Альварес был готов к этому и успел уклониться в сторону.
– Полегче, дорогая! – усмехнулся он, глядя в горящие холодной яростью глаза доктора Гермионы. – Я ведь могу и позвонить сотрудникам, находящимся сейчас рядом с вашими детками...
– Если упадёт хоть волос с их голов, тебе не жить, – прорычала она.
Простыня соскользнула с неё, волосы рассыпались каштановым водопадом по спине и плечам, кончиками касаясь постели; оскалившись, она изогнулась, как готовая к прыжку пантера, опасная и великолепная.
– Повторяю, всё будет зависеть от вас, – сказал Альварес беспощадно. – Пока ваши дети у нас, вы будете делать всё, что вам скажут, иначе... Вы можете их никогда не увидеть.
Доктор Гермиона глухо зарычала, но обуздала себя.
– Вы блефуете, – сказала она, снова натягивая простыню.
– Отнюдь, – спокойно возразил Альварес. – Вот, можете убедиться сами.
Он набрал номер.
– Это Мигель Альварес. Дайте трубку девочке.
С этими словами он передал телефон доктору Гермионе. Она жадно выхватила его.
– Аврора? – дрогнувшим голосом спросила она. – Доченька, где ты?.. Что за дом? Ну, хоть примерно?.. Ладно, понятно... Как вы там? Всё в порядке? Ну, хорошо... Ничего не бойтесь, родные, скоро вас отпустят домой, я обещаю.
Альварес забрал телефон, хотя она явно хотела сказать что-то ещё.
– Ну, убедились? Поверьте, с ними всё в порядке. Но встретитесь ли вы с ними или нет, будет зависеть от вашего благоразумия и лояльности.
«О, злись, злись, кошечка! В гневе ты просто нереально хороша!»
– Что вы от меня хотите?
– Ну вот, это уже другой разговор. – Альварес снова присел на кровать, оставаясь, впрочем, начеку. – Я хочу, чтобы вы сделали то, что собирались сделать – позвонили Авроре.
Она удивилась, но тут же снова поджалась, как пружина, пытаясь понять, что за этим кроется. Альварес холодно усмехнулся.
– Да, вы правильно догадываетесь – разумеется, вы должны будете сказать ей не то, что ВЫ хотели, а то, что Я велю вам сказать.
Закусила губу – а деваться некуда. Какая борьба, какая драма! И сейчас ей было явно не до самоконтроля: все чувства были написаны у неё на лице. Альварес упивался победой.
– А сказать вы должны будете следующее: вам удалось заново запрограммировать «демонов», и завтра после двадцати двух часов им следует ожидать повторного штурма. Ну как, оцениваете коварство моего плана? Пока они ждут штурма, в это время мы уничтожим «демонов», и они ничего не успеют сделать, чтобы их спасти.
Доктор Гермиона молчала. По-видимому, она лихорадочно искала какой-то выход, какое-то решение, но явно ничего не могла придумать...
– Когда я увижу детей? – спросила она мрачно.
– Как только сделаете уколы, разумеется, – ответил Альварес. – Когда будет сделан последний, я сообщу вам адрес, где они находятся, и вы сможете их забрать. И ещё. Вы сделаете уколы сами, без ассистентов. Чем меньшее количество сотрудников об этом знает, тем лучше. До этого момента вы будете находиться здесь, под наблюдением особого отдела. Спирт для инъекций вам дадут уже на месте.
Доктор Гермиона закрыла глаза и откинула голову на подушку. Видимо, она признала своё поражение.
– Ну, что? – поинтересовался Альварес. – Будем сотрудничать?
Она открыла глаза – пустые, потемневшие.
– Да, – глухо ответила она.
Альварес протянул ей телефон – не тот, украденный ею, а «чистый», какие в отделе использовались для особых нужд. Не определялся ни их номер, ни физическое местоположение аппарата.
– Звоните. И постарайтесь, чтобы ваш голос звучал естественно.
Доктор Гермиона взяла телефон, в течение секунды овладела собой, а потом набрала номер.
– Аврора? Привет, это Гермиона... Да, опять играю в шпиона. У меня для вас важная информация. Удалось перепрограммировать «демонов». Да, вот так... Мы даже не ожидали, что у нас получится. Завтра после десяти вечера «Аврора» планирует повторить штурм замка, так что будьте готовы... Ну всё, не могу долго разговаривать. Да не за что... И вы берегите себя. Цезарь там? Передай ему, что он мой мускулистый мачо. Пока.
Замолчав, доктор Гермиона протянула Альваресу телефон.
– Ну вот, всё оказалось совсем не сложно, – усмехнулся он, беря его. – «Мускулистый мачо»... Неплохо, неплохо. За это стоит выпить.
Наполнив оба бокала кровью и плеснув чуть-чуть сливок, он протянул один доктору Гермионе, и она машинально взяла.
– Ну же, пейте.
Она равнодушно выпила. Это Альваресу совсем не нравилось. Гораздо лучше было, когда она злилась, а теперешняя её апатия нагоняла на него тоску. Неужели не будет и сопротивляться? Поставив пустой бокал на столик, Альварес подсел к ней и пропустил между пальцев прядку её волос. Она сразу же подобралась. Ну, вот это уже лучше. Он пощекотал языком её ухо, и она вздрогнула.
– Что вы делаете?
– То, что давно хотел сделать, – сказал он и впился в её губы.
Его отбросило невидимой волной. Ударившись о стену, он несколько секунд приходил в себя, а она натягивала на себя одежду.
– На вашем месте я бы так не спешил, – прокряхтел Альварес, поднимаясь на ноги. – И был бы полюбезнее. Всё-таки, ваши дети по-прежнему у нас.
От этих слов она застыла. Хоть она и блокировалась, но борьба с гневом явственно ощущалась в ней. Когда руки Альвареса легли ей на плечи и сдвинули с них блузку, которую она не успела застегнуть, её лицо превратилось в каменную маску.
– Убери от меня руки, – процедила она.
– Подумай о детях, – в тон ей ответил Альварес.
Блузка соскользнула на пол, щёлкнула застёжка лифчика, и жадному взгляду Альвареса открылась её грудь с дерзко торчащими вверх и в стороны сосками. Он накрыл её ладонями. Идеальный размер и форма. Он не любил большую грудь, похожую на пару перезрелых дынь, но и совсем плоская ему не нравилась. То, что он сейчас держал в руках, было в самый раз... Не удержавшись, он забрал в рот сосок, одновременно спуская с доктора Гермионы колготки. Он колол её щетиной, мял руками ягодицы, а она стояла статуей.
– Ну, расслабься хоть немного, а?
Схватив её на руки, он бросил её на кровать, скинул халат и навалился сверху. Оторвав бутон розы, он посыпал лепестками её разметавшиеся по подушке волосы, и отвращение в её глазах только сильнее заводило его. Но несмотря на всё отвращение, её губы вызывающе рдели, и Альварес властно впился в них. Они не отвечали, и он, злясь, кусал и терзал их. Он не спешил переходить к основному «блюду»: этой женщиной следовало наслаждаться медленно, с чувством и расстановкой, максимально растягивая удовольствие...
– Мой муж порвёт тебя на клочки, – прошипела она.
– Твой... мускулистый мачо сейчас далеко, – хмыкнул он. – Да и вряд ли ты решишься ему об этом рассказывать, не так ли?
И, по закону подлости – телефонный звонок. От его мерзкого звука внутри у Альвареса что-то сжалось с болезненной досадой, разгоравшееся желание скукожилось, из-за стиснутых зубов вырвалось рычание.
– Телефон, – сказала доктор Гермиона.
– Да пошли они к чёрту, – прорычал Альварес.
– А если это насчёт президента?
– Потерпит.
– А если ей хуже? Или она умерла?
– Нет... Не может такого быть.
Как бы то ни было, пришлось ответить на звонок.
– Да! – раздражённо пролаял Альварес в трубку. – Что там?
– Сэр, президент проснулась и зовёт вас.
– Меня?
– Да, сэр.
– Хорошо, я скоро буду.
Скрежетнув зубами, Альварес бросил телефон. Доктор Гермиона невозмутимо отодвинулась и закуталась в простыню.
Одеваясь, Альварес развязал узел галстука и крикнул:
– Дорогая! Не поможешь мне завязать галстук?!
– Ты что, сам не умеешь, дорогой? – в тон ему ответила доктор Гермиона.
– Умею, но самому неудобно. Пожалуйста, дорогая, будь так любезна! Не хотелось бы предстать перед подчинёнными в неаккуратном виде.
Накинув халат, она подошла и принялась завязывать, причём ей явно хотелось придушить его этим галстуком.
– Туговато, милая. Ослабь чуть-чуть.
Она стала ослаблять узел, а Альварес ухмыльнулся. Будто жена провожает мужа на работу...
– Готово.
– Спасибо, моя радость.
На прощание он снова впился в её губы – ничего не мог с собой поделать. Возможно, в детстве за этот большой рот и большие глаза доктора Гермиону дразнили лягушонком, но когда она выросла, этот рот стал сводить с ума мужчин.
– Увидимся, дорогая.
«Дорогая» одарила его полным ледяного презрения взглядом, но Альварес только усмехнулся: пусть себе презирает на здоровье. Теперь это уже ничего не изменит.
ПРОДОЛЖЕНИЕ http://www.proza.ru/2010/08/06/1099