Давно это было. Люди, звери, птицы – все тогда жили рядом. Охотились, конечно, друг на друга, но чисто чтобы поесть, а не чтобы унизить. Хотя уже наблюдались первые признаки расовой дискриминации. К примеру, раздельные тюрьмы: для людей – зиндан, для зверей и птиц – зооизолятор. Зоопарки появились позже как продукт изощренного издевательства над меньшими братьями. Но это так, к слову. А вот и само Слово…
Глубоким шрамом от сабельного удара прорезал землю Большой Каньон. Леса укрыли крутые склоны, чтобы не бросалась в глаза страшная рана земли. Распахнутой пастью обступили горы долину реки Бельбек. Клыками вгрызались в небо голые скалы. А когда клыки сжимались, сочилась по ним кровь заката, стекала на самое дно каньона и исчезала бесследно, не замутив кристально чистой воды Ванны Молодости…
Появился в Крымских горах молодой орел. Красавчик, всё при нем. Уж как заглядывалось на него всё женское птичье население в округе – это и не передать! Да и он ни одного хвостика не пропускал. И страшно собою гордился. Еще бы! Молодой, сильный, красивый, взлетит под облака и кружит, высматривая свою жертву среди окрестных курочек, голубок и пав. А завидев, камнем падает с неба прямо к ногам очередной красотки, которая взирает на него, замерев то ли от страха, то ли от счастья. Не важно от чего, а только замерев. И берет он ее, замершую, без всякого сопротивления с ее стороны. Да и чего ж сопротивляться? Не всякой такое счастье, думалось курам.
И ведь что характерно: ни одну из своих многочисленный пассий наш орел не заклевал, не разорвал. Ну, разве что хвостик, бывало, чуть пострадает. Да что хвостик? Новый вырастет! И игривые красотки с тоской и надеждой устремляли взгляд в небеса: ну где же ты, милый?
Мужскому населению всё это нравилось значительно меньше. Но павлины больше были увлечены собой, чем своими павами и окружающим миром. Петухи всех пород и мастей, если не наводили порядок в своих гаремах, то дрались между собой. Да и высоко это для них – небо. А голуби днями напролет разносили почту и домой возвращались на автопилоте: некогда было голубям изучать особенности сексуальных переживаний своих горлиц.
В общем, все складывалось неплохо для юного орла. Пока однажды не увидел он на солнечной лужайке одну миленькую особу – молодую цесарочку. В отличие от других курочек, она одевалась поярче да и вообще была побойчее. В тот день она со стайкой подружек выбежала в травку что-то поклевать и просто порезвиться. Орел поднялся повыше в блеклое от жары небо и со свистом ринулся вниз. Его появление на лужайке было эффектным, как никогда. Все курочки замерли, приоткрыв клювики. Одна только орлиная избранница не обратила на него никакого внимания: мало ли что сверху шлепнулось? Орел попытался загородить ей дорогу, раскинув могучие крылья, но цесарочка обежала его, как неодушевленный валун, и продолжала заниматься своими куриными делами. Взъярился орел, не стерпел такого невнимания. Схватил он фригидную курицу мощными когтями и унес на высоченную безымянную скалу, возвышавшуюся над окрестностями. И там, на этой скале, надругался над своей пленницей повсякому, даже так, как птицы обычно и не поступают. У обезьян, что ли, подсмотрел?
Лишь наутро вернулась домой цесарочка. С ободранным хвостиком, в помятых перышках, но всё же вернулась. И рассказала, как обошелся с ней ее нежеланный любовник. Собрались птицы и стали думать, что же делать? Надо ведь было что-то делать. Простить? И простили бы, да кто-то вспомнил прошлые обиды, кто-то за будущее убоялся. Порешили идти к Ворону В Законе – он тогда тут всем заправлял – да суда справедливого просить.
Выслушал их Ворон и сказал:
- Приведите его ко мне!
Легко сказать! Орел – он вон где! А куры всякие – птицы, по большей части, земные. Им до орла не то, что долететь, даже представить такое невозможно. Может, и обошлось бы все, когда бы не хитроумная сорока...
Орел кружил, кружил в небесах, но не было на земле для него ничего привлекательного. Он уже заложил крутой вираж, чтобы уйти в соседнюю долину эдаким секс-туристом, как вдруг в высокой траве приметил славную такую пташку непонятной ему породы с широко раскрытым розовым клювиком и растопыренными крылышками. Упал орел с неба в траву, к ногам аппетитной особы, и вдруг увидел, что особа-то это – надувная резиновая кукла! Провели орла пернатые! Откуда ни возьмись, налетели со всех сторон дятлы с красными околышами и ну ему крылья крутить да ноги заламывать! Да что против орла дятел? Но это если один. А тут их налетело – не сочтешь! Суммарной мощностью, наверное, с отбойный молоток. Затюкали они орла. Упаковали бедолагу, подхватили – и к Ворону.
Ворон сегодня выглядел особенно важным. Он долго рассматривал гордого орла и, наконец, спросил:
- Что это за петух с носом, как у попугая?
- Я не петух! – возмутился орел.
- В самом деле? – удивился Ворон. – А кто?
- Я орел! – гордо ответил орел и продемонстрировал свой орлиный профиль.
- Надо же! – сокрушенно вздохнул Ворон. – Ну, ладно. А где у нас орлы?
- В третьем бараке! – ответил один из дятлов.
- Ну, вот и этого в третий! – распорядился Ворон. – А утром приведешь ко мне петуха!
В третьем бараке, что рядом с террариумом, юного орла встретили приветливо.
- Давай, давай к нам, красавчик!
И орел наш воспрял, было, духом. Он взобрался на какой-то камень посреди клетки, именуемой бараком номер три, оглядывал старожилов. Ребята на вид серьезные. Но, похоже, настроены дружелюбно.
- Рассказывай, как дошел до жизни такой! – обратился к орлу Черный Гриф с лысым, как у Фантомаса, черепом.
- Да что рассказывать? Нечего особенно…
- Давай, давай! – настоятельно посоветовал Белохвостый Орлан.
- Не томи, - нехорошо улыбнулся Беркут.
Юный орел, чуть не плача от обиды, всё им и выложил: и как цесарочку на скалу затащил, и как хвостик ей выщипывал, и как клювиком ее пользовался. Рассказал и про то, как заманили его в западню обманом, подсунув надувную девку с вульгарным розовым клювом.
Посокрушались сидельцы о судьбе юного орла, пошутили не зло, но нехорошо как-то. Наконец, Черный Гриф спросил:
- А если бы это была моя сестра или жена?
- Да что ж я, не понимаю, что ли? – сложил крылья орел. – Это ж все куры да горлицы.
- А если у меня сестра горлица? – не унимался Гриф.
- Как это? – удивился орел.
- У него названный брат – голубь, - пояснил Орлан.
Предательский холодок пробежал по спине у орла.
- А что ж ты их только драл, ни одну не склевал?
- Да я, знаете ли, сырого не ем, - смутился орел, – я Падальщик.
Черный Гриф только клювом щелкнул:
- Значит, ты меня еще и объедаешь?!
А два других орла брезгливо повернулись к нему спиной. Но ненадолго…
Ночь у юного орла выдалась жаркая. То, что с ним вытворяли орлы постарше, он даже нафантазировать себе не мог. Обезьяны – и те покраснели бы, увидь они такое.
Утром он предстал перед Вороном без хвоста, с окрашенным в красный цвет клювом и мармеладным гребнем на голове. Поглядел на него Ворон и только сплюнул. Приказал он отпустить юного орла на все четыре стороны, и тот уединился на той самой скале, где пользовал последнюю свою жертву. Сидел себе и грустно ждал, пока у него отрастет выдранный хвост.
А по лесу тем временем пополз слух: дескать, орел-то наш залетел! И собирается вот-вот нестись. И настолько живуч оказался этот слух, что практически каждый в лесу знал: залетел орел. Но от кого именно? И что за яйцо он снесет? Увы, но эта тайна так и осталась тайной. Хвост у орла вырос, и он навсегда покинул Бельбекскую долину. А снес он яйцо или не снес, никому не ведомо. Поговаривали, правда, что таки снес. И даже высидел. Да только вылупился из этого яйца какой-то ужик да и уполз из родного гнезда. Сказалось, что ли, близкое соседства барака № 3 с террариумом?
Правда ли это, никто точно не скажет. Но с тех самых пор скала, на которой произошли все основные события, стала называться Орлиным Залётом. Так и торчит она до сих пор над долиной речки Бельбек, напоминая гнилой потрескавшийся зуб.
Ну что ж, память – она и такая бывает…