Признание - это необходимость, в которой не хочется себе признаться.
До чего дошла урбанизация!
Я держу хрупкую веточку березы в своей руке и рассматриваю листья. Поверхность каждого из них похожа на кожу лягушки умирающей от рака.
Кто додумался разбивать автостоянку рядом с лесом, который некогда являлся парком?
Я сижу на маленьком стульчике с болезненной веточкой в руке и смотрю на пламя костра. Недалеко от меня паркуются машины.
Если сознание расслабить, можно представить, что лес наполнен механическими волками, которые рычат с помощью мотора, установленного в их горле.
Рядом со мной сидит моя девушка. У неё сегодня День Рождения. Кроме нас с ней тут еще человек пять. Это её друзья, но не мои. Мы сидим вместе у костра и вдыхаем выхлопные газы механических задниц, которые присаживаются где-то всего в тридцати метрах от нас, на автостоянке.
Кто додумался отметить свой праздник в лесу рядом с парковкой?
Уже темнеет и кое-где среди деревьев просвечиваются фонари автострады. Они апельсинового цвета и их можно принять за рой жирных светлячков . Конечно, если только изрядно набраться. Еще они напоминают о салюте и о фейерверке, что лежит в коробке неподалеку от меня.
Компания скучает.
Я почти забыл, что у Сони День Рождения. Мне нечего ей подарить. И вдруг Соня говорит мне:
- Покажи нам класс!
Я смотрю на её ехидную улыбку и говорю ей, что не хочу. Но она настаивает:
- Но имениннице же скучно…
Видя её друзей, которые обступили меня кругом я вспоминаю о туземцах, окружающих дичь или о гопниках в переулке, отнимающих бумажник у простака. Мне приходится встать в центр круга и приготовится «показывать класс».
Наверное, меня можно назвать актером. Актером-оригиналом. Потому что когда вы смотрите мое шоу, я не буду строить вам лживые рожи, искажая свое лицо, но при этом – буду меняться. Я поэт работающий по заявкам.
Среднестатистический человек использует в своем лексиконе около шести-семи тысяч слов. Ему этого достаточно. Мне тоже этого достаточно.
Представьте себе, я знаю стих на любое слово из вашего лексикона. Любое, которое бы вы ни произнесли. Некоторые строки я выучил, другие сочинил сам. Но когда я выступаю – это не имеет значения. Это лишь оперативная работа. Я поэт быстрого реагирования.
В моей руке пустой пластмассовый бокал. Он пахнет вином.
Моя девушка любит красное вино, а у меня на него аллергия. Сейчас мне кажется, что кто-то намазал мои губы чистящем средством для эмали, а потом потер щеткой – так сильно щиплет. Но я стою в кругу тел и улыбаюсь.
- Дерзайте! Любое слово, мои дорогие!
И Соня кричит мне, будто я стою на вершине Эвереста:
- Клоун!
Я читаю наизусть:
«Бокал игристого вина –
Стоял он полон.
Я осушил его до дна
Теперь я клоун!»
Соня смеется и говорит мне:
- Это не слово! Я о твоих губах!
Интересно, а я тогда о чем? Глупая.
А губы щиплет так, как будто сотня муравьев кусают меня за кожу, но я улыбаюсь и продолжаю читать стихи по последней услышанной мною фразе:
«Я о твоих губах не знаю,
Хоть целовал их много раз.
Никак я их не разгадаю!
Они останутся загадкой и сейчас»
Я слышу аплодисменты. Они звучат, как хлопки по спине - утешающие и робкие. Ненавижу это. Чему Соня завидует?
Дальше, кто-то из друзей Сони говорит мне слово «дырокол», потом «электроотрицательность», «булки».
- Что там еще? – отвечаю я, когда заканчиваю читать стих – это все, на что хватило вашей фантазии?
Мои губы горят так, что кажется у меня отвалится нижняя челюсть. А ведь эта сучка Соня все знала об аллергии. Может она мстит мне, за то что я забыл о её Дне Рождения? Или просто снова завидует?
Я жду еще слов, еще заказов. Шоу продолжается!
Что там они еще скажут? Может быть «экзистенциализм» или «ацетилсалициловая кислота»? В моей памяти найдутся и такие стихи.
Когда стараешься «показать класс», всегда рассчитываешь на что-то большее, чем утешение.
Но я слышу лишь вялые хлопки в ответ на выступление. Мне остается лишь устало сесть и вновь взять в пальцы болезненную веточку. Но тут Соня говорит мне:
- Ты купил мне подарок?
Я поворачиваюсь к ней и отвечаю, что он спрятан. Тогда Соня округляет глаза, что становится похожа на больного базедовой болезнью и интересуется:
- И где же ты его спрятал?
- Это секрет. Я должен отойти.
Я отхожу от опушки, где мы остановились и направляюсь в сторону автостоянки. Соня смотрит мне в след, словно снайпер. Её друзья смотрят так же холодно. И тогда я оборачиваюсь и говорю:
- Только, пожалуйста, не трогайте пока что фейерверк. Я скоро вернусь.
Лучше бы я молчал. Соня сделает все наоборот.
А теперь, я хочу рассказать о ней. О своей девушке.
Представьте, что этой девушке с волосами цвета зубов курильщика и белесыми рыбьими глазами было когда-то семь лет. То есть, давайте отмотаем пленку грандиозной трагедии жизни на 13 лет назад.
Маленькая голубоглазая девочка-кукла сидит перед домом и копается в луже. Её маленькие белые пальчики держат формочку для песка, в которую она загребает вязкую грязь со дна лужи.
Соня в детстве мечтала стать археологом. Грезила об экспедициях.
А потом, как-то раз её мать увидела Сонечку в процессе «раскопок» и выкинула желтую формочку на ближайшей помойке, вместе с другим мусором. Выкинула детскую мечту.
И тогда девочка отважилась пойти на свалку и найти там свой отнятый желтый «агрегат».
Когда она пришла на свалку, её внимание привлекло покинутое, полу разобранное пианино. Оно возвышалось среди мусора величественно, как статую Свободы среди руин третьей Мировой войны.
Соня подошла к забытому всеми и ненужному никому инструменту и дотронулась своими грязными пальчиками до белых клавиш. По кладбищу использованных вещей прокатилась волна невнятного звука. Пианино будто бы возмутилось неожиданному детскому касанию, но вскоре успокоилось и замолкло. Тогда девочка начала перебирать клавиши и первыми её слушателями стали помои родного города.
О желтой формочке Сонечка забыла, как и о профессии археолога. Несколько лет спустя она стала концертирующей пианисткой. И еще стала худощавой и хилой девушкой, похожей на потрепанную игрушку. Её единственным «крепким» местом были её жилистые пальцы.
Но публика её обожала. Её любили ни смотря на то, что её карьера фактически началась со свалки. Соня будто восстала из груды мусора, когда газеты впервые написали о ней.
А потом все закрутилось: интервью, концерты, газеты, концерты, телевидение и снова концерты…
Она работала так много, что вскоре у неё отказали пальцы. Её правая рука умерла, онемела и стала железной.
Соня начала блистательную карьеру с «музея ненужных вещей» и могла бы окончиться так же.
И так должно было быть, если бы не я.
Теперь, Соня завидует мне. Завидует тому, что я могу выступать и получать признание. Ведь это дурманящее чувство. Мы все подсели на него, как на наркотик. И она – тоже наркоманка, как и сам я.
Но аплодисменты моим представлениям звучат, словно похлопывание лошади по крупу. Я не понимаю как мне можно завидовать. Это больше похоже на яд. Я никому не нужен, как то пианино на свалке, как и сама Соня.
Ну вот и все. Вся её история.
На день Рождения я хочу угнать Соне машину. Если я знаю столько стихов, это еще не значит что я банален и односторонен, как камбала.
Моей девушке нужен подарок? Она получит его! И, надеюсь, отстанет.
Я выхожу из болезненного леса и окидываю взглядом пестрые ряды блестящих машин. Они похожи на пластмассовых ярмарочных попугаев.
Милая, какой цвет ты ненавидишь?
Я прищуриваюсь и дотрагиваюсь пальцами до своих губ. Кажется, они распухли как если бы в них закачали силикон. Наверное, я похож на Анжелину Джоули или на простого негра. А еще они красные, как у Мэрилин Монро.
Приметив машину болотного цвета, я подхожу к ней и внимательно всматриваюсь в салон. Сзади раздается:
- У вас какие-то проблемы?
Я резко оборачиваюсь и вижу охранника. На нем синий костюм, немного темнее чем у уборщика в магазине.
- Нет – говорю я – просто я хотел купить такую же модель и заинтересовался салоном.
Тело в синем костюме перекосилось и я поинтересовался:
- Я что похож на преступника?
Губы натягиваются на моем лице подобно эластичным трусикам на толстой заднице.
- Похож, главным образом, на клоуна – говорит синий костюм и медленно подходит ко мне – пройдемте со мной.
Я предлагаю:
- А может, тогда, я вас развлеку? Или вам денег?
- Споешь что ли?
И я тут же начинаю читать стих:
«Когда тебя хотят избить
А ты не хочешь боли
То впору всех развеселить:
Так спеть вам что ли?»
Тело в костюме замерло на мгновение и рассмеялось:
- Этот бред тебя не спасет, поэт!
Какой тормознутый охранник. Надо же..
Я медленно отодвигаюсь от тела в синем и декламирую четверостишие Марка Львовского:
«Поэт и муза неразлучны,
Без вдохновенья нет стихов,
Любовь - не мода, не искусство,
Пока я жив, жива любовь!»
Я распинаюсь перед телом в синем костюме, но на этот раз совершенно не слышу аплодисментов, не вижу света.
Вместо этого звучит:
- Шоу окончено!
Чему завидовать?..
Я продолжаю пятится, но охранник надвигается. Это вроде игры в кошки-мышки.
Внезапно, совсем рядом, в лесу раздаются крики. Ощущение такое, что гиене прищемили хвост.
Это радостно визжит Соня. Вслед за этим звуком в небо летит небольшая ракета. Раздается взрыв и вечернем небе вырастает блестящий шар-осьминог. На какое то время вся парковка озаряется ярким светом и начинает тонуть в завывании сирен. Все сигнализации взвывают, словно фанфары.
Эти фанфары – мои аплодисменты.
Гладкие поверхности машин блистают мелкими огоньками, отражая небо. Можно подумать, что миллионы светлячков пустились танцевать джайв на капотах и крышах авто. Конечно, так кажется, если изрядно набраться.
Эти светлячки - мои прожектора.
Фейерверк бьет по небу. Сотни машин визжат своими сиренами, надрываясь, зовя все новых и новых зрителей на представление. Я слышу в этой какофонии звук триумфа.
Соня, ты слышишь его? Я так и думал, что ты будешь сволочью и бабахнешь фейерверк не дождавшись меня.
Охранник замер. Подобно манекену он стоит в трех шагах от меня. Похоже, он изумлен.
Вы тоже были бы в шоке, если вдруг оказались бы на сцене вот так – внезапно. Особенно если в неподходящий момент. К примеру, сидя в туалете.
Не теряя времени я толкаю ошеломленного охранника.
В небе вырастают и умирают все новые и новые блестящие осьминоги и я слышу, что где то недалеко кричат что-то друг другу другие тела в синих костюмах. Другие охранники.
А я бегу по парковке, между стройных рядов глянцевых автомобилей. В глаза мне бьет свет фейерверка. Авто по двум сторонам от меня стоят словно в почетном карауле, наперебой приветствуя мою персону своими звонкими голосами . Сигнализации все еще воют.
- Это лучшие аплодисменты, которые я когда-либо получал! – кричу я автомобилям и они ободряюще подмигивают мне лампочками своих сигнализаций.
Перед тем, как вновь скрыться в лесочке, я оборачиваюсь лицом к своей железной публике, к этим сотням зрителей и кричу:
- Спасибо!
Я кланяюсь им, улыбаясь воспаленными губами. Сквозь вой сирен я слышу крики охраны, но меня это не волнует.
В небе разбился еще один салют и осколки его разлетелись по ночному пейзажу, словно бутылочные стекла. Лесок рядом с парковкой осветился и я увидел опушку. Она была похожа на дискотечный танцпол и в центре я заметил Соню.
Овации продолжались, и я не мог сдвинуться с места. Тогда я крикнул ей:
- Обзавидуйся, сука! – и мои губы лопнули, словно яйца в микроволновке.
В тот же момент меня схватили синие костюмы. И кто-то прошипел:
- А вот и наш клоун…