Один день из жизни

Натали Кузнецова
В моем далеком детстве я жила в маленьком городке. Училась в школе, ходила на танцы, имела много друзей… В общем, все как у обычной хорошей девочки.
Самым главным для меня тогда были танцы. Педагог наш – уникальный человек, пытающийся дать нам не только уроки танца, но и уроки жизни. Мы все страшно его любили. Многие занимались у него не ради самих танцев, а исключительно ради него.
И вот однажды, когда я протанцевала в этом коллективе, наверное, года 3 или 4, наш город накрыло грандиозное событие. Предстоял конкурс на звание Народного Ансамбля Народного Танца среди многих коллективов из разных городов. Событие это было масштабное, важное и очень культурное. Поэтому местные власти решили, что для такого представления сцена местного Дворца Культуры, как-то очень несолидно выглядит. И распорядилась отдать на это время местный спортивный стадион, на котором периодически проходили футбольные матчи и различные спортивные соревнования.
Наш коллектив представлял несколько хореографических постановок. В каждой из них я участвовала. Поэтому репетиции мне нельзя было пропускать ни в коем случае. Но ровно за неделю до выступления меня сразил Паротит («свинка» в простонародье). Детская болезнь. Должна ж я была ею когда-то переболеть… Судьба распорядилась, что именно сейчас я это должна. Причем болезнь оказалась не односторонняя, а двусторонняя. Лицо буквально за один день превратилось в круглое поросячеподобное рыло. Я смотрела на себя в зеркало, и ревела горючими слезами. Понимала, что несколько репетиций я пропущу – это как минимум. И как максимум – пропущу заветный конкурс. Пожалуй, наиважнейшее тогда событие. Но моя мама решила вылечить меня до конкурса. И начались мучения, лечащие и ускоряющие выздоровление. Я не помню иных подробностей лечения (таблетки, микстурки и т.д.), кроме как то, что днем и ночью, попеременно, то на правой стороне, то на левой я лежала на небольшом мешочке с нагретым песком. Я прогревала лимфоузлы круглосуточно. Это было похоже на ад. Но иначе пришлось бы пожертвовать конкурсом.
Маме удалось снять опухоль буквально за несколько дней. И я смогла посетить генеральную репетицию за день до конкурса. Проходила она на том самом стадионе. Правда, танцевать я могла при условии, что буду в теплом платке, чтобы не дай Бог не вернуть болезнь повторно. Условие со скрипом, но было принято.
- А Виктор Васильевич (так звали нашего хореографа) вместо тебя уже поставил Олю, - не преминула сказать мне одна из девочек, с ехидной такой, завистливой ноткой в голосе, от которой становилось как-то по-особенному обидно: что ж я зря столько лежала на горячем песке, терпела столько неприятностей и неудобств, пришла сюда в этом колючем шерстяном платке, чтобы понять, что танцевать не буду?
Тогда я пошла «разбираться» с Виктором Васильевичем. Это ж несправедливость вопиющая! Но он не дал мне сказать и слова:
- Иди, готовься к репетиции. …А Олю я поставил вместо тебя только на время, чтобы подстраховаться на случай, если ты не выздоровеешь к концерту.
Ехидная девочка утерла нос, а я заняла свое законное место в танце.
И вот наступил День Х. Числа я не помню, но это была осень или весна. В общем, когда днем тепло, а к вечеру становится как-то по-особенному зябко и ветрено.  Стадион был полон народа. Я и не думала, что в нашем городе столько жителей. Нет, в нем, конечно, их и больше, но в том юном возрасте кажется, что их ровно столько, сколько примерно каждый день встречаешь на улице. А это вполне хватило бы на половину стадиона. А здесь их не только забитые трибуны, но и все стоячие места за оградой заняты. Вокруг стадиона стояли большие автобусы, на которых приехали гости-конкурсанты. А некоторые трибуны были накрыты самодельными тентами, чтобы там могли переодеваться те, кому не хватило палаток-костюмерных.
Нужно сказать, что раньше я на зеленое поле стадиона не выходила. Трибуна, беговая дорожка – это все, чем я ограничивалась. Ну, как-то так сложилось. Теперь же нам нужно было танцевать ровно посередине этого огромного поля. Выйдя на исходную позицию в танце, я вдруг почувствовала, что мы как-то совсем невразумительно мелко смотримся. А я – как отдельно взятая личность – казалась себе вообще блохой на коже у слона. И как будто все эти люди на трибунах сидят с лупами, и наблюдают за скачущими блошками, коими виделись мне мы. Но все равно старалась танцевать правильно, без ошибок. Так учил Виктор Васильевич.
Перед началом нашего последнего выступления, ко мне подошел хореограф, и попросил, чтобы я не переодевалась, а вот так в костюме вышла в самом конце, когда будут объявлять призеров, и получила приз и сертификат о звании… Большего признания от учителя вряд ли стоит ожидать!
Дожидаясь на трибуне рядом с мамой окончания выступления всех коллективов, я очень замерзла. Это был уже глубокий вечер. Смеркалось, я бы сказала. Небо было густо пасмурно. И дул, казалось, ураганный ветер. Он пронизывал каждую косточку, но мне нельзя было переодеваться. Мама, помня о моей недавней болезни, быстро надела на меня теплую кофту, застегнула ее под самый подбородок, и старалась собой как-то укрыть от ветра. Я же радовалась одному: шерстяной платок на кокошник не надеть! А снять кокошник нельзя!
Так прошло еще примерно полчаса, может 40 минут. Мама параллельно с обогревом меня, болтала с какой-то знакомой, дочь которой танцевала здесь же. И потом наступил тот самый долгожданный момент. Когда позвали по одному представителю от каждого коллектива. На поле с разных концов стадиона потекли люди, одетые в костюмы последнего, отработанного ими, танца. На зеленую площадь ассистенты расстелили красную ковровую дорожку, на которой выстроились, невидимые доселе, члены жюри. Один из них в микрофон оглашал что-то типа: «Звание Народного присуждается коллективу такому-то. Художественный руководитель такой-то!» И после этих слов представитель коллектива такого-то должен был подойти и получить сертификат, букет цветов и хрустальную вазу. Да, это сейчас в подарок дарят корзину косметики, или дорогих вин, или какую-то технику. А раньше хорошим подарком была хрустальная ваза. Не для цветов, а для салатов – глубокая, с рельефными краями и вся резная.
Это было страшно волнительно для меня. Более волнительный момент я испытала, наверное, только на экзаменах в институте. Причем, не на вступительных, а на выпускных. Тогда, на том стадионе, мне казалось, что вот с этого дня жизнь непременно как-то должна измениться. Обязательно она теперь не будет как раньше. В ней теперь есть присутствие и осознание того, что ты сделал что-то очень важное. И поэтому поднялся на ступеньку выше. На самом деле жизнь почти не изменилась. Я все также ходила в школу; занятия по танцам продолжились в штатном режиме, в том же классе и в том же Дворце Культуры. Добавилась лишь только прибавка к названию ансамбля, когда нас объявлял конферансье перед выступлением, в виде слов «Народный ансамбль народного танца». А еще одной хрустальной вазой стало больше в мамином серванте. Да, Виктор Васильевич забирать ее не стал, и сказал, чтобы моя мама оставила подарок себе. Хотя бы на время. Мама долго отказывалась, но он был непреклонен. Она и сейчас стоит у нее в серванте. Реликвия!
Тогда этот конкурс ничего не изменил, но как достижение, он дал стремительный выстрел, мощный стимул в будущую жизнь. Но поняла я это гораздо позже…
А сейчас мы с мамой и теми знакомыми (там оказалась не только чья-то мамочка, но еще папочка и младший сын – в общем, целое семейство из 4-х человек), с которыми она разговаривала, укрывая меня от ветра, шли домой. На улице стояла глубокая темнота, но горели фонари. Было весело, потому что вокруг бродило много людей, и потому что ощущение праздника вдруг накрыло с головой. Мы шли, смеялись, шутили и даже что-то пели. Оказалось, что и живем мы где-то не далеко друг от друга. Поэтому нам по пути.
Посередине пути нам встретилась женщина, которая стояла под фонарем с краю тротуара. Перед ней стояла обычная картонная коробка. И вдруг, когда мы проходили мимо нее, она окликнула нашу компанию, и предложила купить у нее мороженое. Целый килограмм! В обычном полиэтиленовом пакете!
- Купите мороженое. Очень вкусное! Вы не пожалеете! Последний пакет остался, а у меня билеты на поезд, мне уезжать пора в Одессу. Возьмите…
В ее голосе чувствовались нотки человечности. Не голос обманывающего барыги, который придумает любую залихватскую душещипательную историю, лишь бы продать свой товар, который потом оказывается некачественным. А что-то действительно правдивое. Наши родители переглянулись, скинулись, и купили этот последний килограмм мороженого! У меня перевернулось мировоззрение в тот момент. Потому что никогда раньше я не видела, чтобы мороженое продавали вот так – на развес. Оно ассоциировалось у меня сугубо со стаканчиками. Или на палочке, но уже в шоколаде. Больше никакого мороженого я не знала. А здесь это был обычный целлофановый пакет, в котором целым куском, как масло, лежало белое, холодное мороженое! Которое, если помните, было очень вкусным!
Сразу же планы на вечер изменились. Мы все пошли к нам домой. Мама всегда была выдумщицей, и поставить просто так на стол кусок мороженого ей показалось не интересным. Она налила в маленькие хрустальные розеточки разного варенья: сливового, вишневого, малинового… А посреди стола она поставила ту самую, только что заслуженную, «Народную» вазу, в которую положила целый килограмм холодного лакомства!
Мы ели его, смешивая то с одним вареньем, то с другим… Хохотали, вспоминали концерт, какие-то курьезные случаи оттуда, и фоном нашему общению служил включенный зачем-то телевизор. Наверное, чтобы было еще шумнее, веселее и интереснее.
Вскоре самый младший гость уснул прямо посреди дивана, просто откинувшись от стола назад. Тогда все взрослые поняли, что праздник удачно и сладко завершен. Все вдруг почувствовали закономерную усталость. Пора спать! Мы их проводили. И больше из того дня я уже ничего не помню.
Особенный был день. Очень знаковый и весомый. Тогда он воспринимался как  праздник, победа и отправная точка чего-то непонятного, но важного. Сейчас же я понимаю, что только совокупность упорного труда, трудности, через которые предстояло пройти, получение желаемого как итог – все это где-то под коркой записывает сценарий того успеха, который потом в жизни мы применяем, когда ставим себе цель. И теперь я с гордостью могу сказать, что такой день в моей жизни был!