Георгий КАЮРОВ
ПЕРЕКРЕСТОК Рабочий вариант
Повесть
Глава 1
– Савва, разбуди отца.
Мать вроде проговорила одними губами, но Савве показалось, что её голос разнесся по всей долине. Он даже оглянулся по сторонам.
– И гляди в оба, – Василиса отдавала распоряжения не оборачиваясь к сыну. Весь её вид говорил о том, что она не сомневается – сын её слышит и исполнит приказание. Сама же она пристально вглядывалась в даль. – Где-то здесь турецкий дозор. Пройти бы его быстрее, а там уже и передохнём.
– Тате! Просыпайся! – Принялся тормошить по всей каруце тюки Савва, ища отца. – Мамка говорит, скоро турецкий дозор.
В телеге, среди аккуратно уложенного скарба, зашевелилось ватное одеяло, и вынырнула седеющая, не бритая, заспанная голова, щурясь на свет, она проговорила:
– Тетово проехали?
Кони, учуяв голос хозяина, замедлили шаг, закивали головами и остановились, фыркая по очереди.
– Цыганок где? – не дождавшись ответа на первый вопрос, щурясь заходящему солнцу, сонная голова задала следующий – и повернулась назад, выглядывая ответ на свой вопрос.
– Отстал. Нагонит сейчас, – ответил Савва отцу.
– От Килии на север идем. Подъезжаем к Болграду, – глянув через плечо, отозвалась Ва-силиса, все время, пока спал муж, правившая лошадьми. Она не стала понукать остановив-шимся лошадям, а запросто соскочила на землю и принялась расхаживаться, разминая заси-девшиеся ноги. – Вставай Степан. Огляди всё. Скоро дозор, – уже спокойно заговорила Ва-силиса, тем самым освобождаясь от обязанностей главы семейства. Муж проснулся, стало быть, закончились время ее хозяйского владения.
– Я там пару серебряных ложек, под чувал сунула, – она замолчала, что-то прикидывая, но уверовавшись, что этого будет достаточно, продолжила: – Поговоришь с ними. Ты Савка, за каруцу не заходи. И зенками не зыркай. Хватит в носу ковыряться, – отмахнула Василиса по рукам сына. – Пускай сопрут. Быстрее отпустят.
Мужчина тяжеловато слез с каруцы и ничего, не ответив, поплелся «до ветру», в сторону кустарниковых зарослей. По пути, высморкавшись, размашисто обтёрся жменей, и вытер её о штанину. Лошади опустили головы и потянули вслед за хозяином, в поле, к свежей траве. Каруца так и застыла поперек дороги, а кони, своими толстыми, бархатно-иссиними, мяси-стыми губами принялись стричь сочную траву, хрумая ею и взбивая удилами желтовато-зеленоватую пену.
– Савка, напои коней, – приказала женщина. – После дозора путь скорый будет, чтобы не останавливаться.
Из-за бугра показался Цыганок. Его доходяга лошаденка уморительно тащила кибитку, с раскачивающимся из стороны в сторону, хлипким пологом. Кибитка так раскачивалась, ка-залось, вот-вот опрокинется набок. Цыганок с женой шли рядом, не нагружая исхудавшуюся лошадь. В кибитке спали четверо детей Цыганка. Младшему едва исполнилось четыре, ос-тальные погодки. Цыганок считал, что ему повезло, первой родилась дочка – матери помощ-ница.
– Кабы сын родился первый, – лукаво улыбался Цыганок, рассказывая Степану о своей жизни. – На нём бы и остановились. А так еще троих наследников нашептали.
– Куда ты теперь? – рассматривая детвору, интересовался Степан. В свой дальний путь в неизвестность они с женой решились только потому, что их единственный сын был уже взрослым – шестнадцати лет.
Посидели, поговорили с женой и решили податься искать счастья за Дунай, к Днестру. Обрыдла им туретчина. Ходоки сказывали, что не плохо живут на вольных поселениях, ко-лониями, болгары в Аккерманских степях. Рассказывали прямо чудеса о Бессарабской жизни болгар после войны.
Все складывалось, как ни на есть к лучшему. Сыну Савке исполнился шестнадцатый го-док. Год подошел и жеребенку – выдержит дальнюю дорогу. Собрали пожитки и тронулись в путь.
По дороге пристал к ним молодой цыган с семьёй. Ни те здрасте, ни те пожалуйте. При-цепился и ехал следом. Между собой окрестили его сразу «Цыганком». Тревожно было по-первох, а потом обвыклись. Только на третьи сутки, на привале, разговорились, а то все особняком обустраивались на ночевку и глаз да глаз за циганвой. Разговориться разговори-лись, но все равно осторожничали. Совсем успокоились, когда Цыганок достал из кибитки четверых сорванцов, последний – едва перебирал пухленькими ножками. Следом за детьми Цыганок принял на руки совсем юную жену. Жена Цыганка оказалась такой тонкой, что иной раз казалось переломится в талии. Так весь путь и прошли двумя семьями. Цыганок отзывался на свое новое имя, а настоящего не говорил. Правда, никто и не спрашивал.
Лошаденка Цыганка ткнулась мордой в каруцу Степана, остановилась и медленно, вздрогнув всей кожей, опустилась на колени, зацепившись за борт каруци едва не сломала шею. Циганок, выругавшись, резво соскочил на землю, подбежал к обессиленной лошаденке, и что-то шепча ей на ухо, принялся поднимать несчастное животное на ноги. И когда лоша-денка, с помощью хозяина, встала на трясущиеся ноги, он так же резво побежал обратно. Выхватил из-под полога кибитки курдюк с остатком воды и, черпая из него рукой прыскал в морду лошаденки и пытался затолкать воду в лошадиную пасть. Лошаденка стояла с закры-тыми глазами и вздрагивала всей кожей. У нее не осталось сил даже потянуть губами живи-тельную влагу и она, согнув правую ногу, вытянулась в судороге, на мгновение замерла, ши-роко вытаращив глазищи, и рухнула наземь замертво. Из хрипящей пасти вывалился слизкий белёсый язык. Она тихо ржанула и издохла.
Цыганок бросил пустой курдюк рядом и пошел на встречу Степану.
Степан остановился неподалеку, не успев подойти на подмогу, и искренне переживал. Василиса, наблюдавшая за происходящим, только вскинула руками и перекрестилась. Худой знак для путешественника!
– Не смей ему лошадь нашу отдавать, – быстро зашептала она, когда увидела, что Цыга-нок направился к мужу. Но, похоже, Степан не расслышал или не хотел слышать. Все было понятно и без слов. И зачем идет к нему Цыганок, тоже было понятно. Мужчины останови-лись неподалеку разговаривая. Согласившись, кивнули и каждый пошел к себе.
– Отдал! – вскричала Василиса видя как муж отвязывал молодую лошадь. Цыганок обер-нулся на крик женщины и с тревогой смотрел на Степана – не передумает?
Жеребенка подвязали к кибитке Цыганка. Необъезженная лошадь было взбрыкнула, но Степан тяжело посмотрел на неё и она присмирела, сопротивляясь тоскливо заржала. Степан отвернулся, чтобы не смотреть на жеребёнка и пошел к своей каруце.
– Третья лошадь. Турки могут и забрать жеребенка, – тяжело вздохнув сказал жене Сте-пан, – если оставить его свободно бегающим. – Ему тоже не хотелось расставаться с любим-цем, но не бросать же людей в беде, даже если они цыгане.
Жеребенок тонко ржал, брыкался и никак не хотел идти впряженным. Цыганок, что-то пошептал ему на ухо и жеребёнка, словно подменили, он послушно выпрямился, как будто уже давно тянул кибитку. Чтобы не пугать необъезженную лошадь, пришлось его просто подвязать. Цыганок так искусно подвязал его, что жеребенок успокоился, а со стороны каза-лось, что лошадь запряжена. Все было готово. Осмотрели придирчиво и тронулись. Ответст-венный участок пути мужчины взяли вожжи в свои руки. Маленький обоз следовал дальше.
Солнце стояло в зените, когда справа, на холме показались двое всадников. Это был ту-рецкий дозор. Обоз, не останавливаясь, медленно двигался вперед. Всадники стояли на хол-ме, не двигаясь, словно не замечали обоза или не хотели замечать. Жена Степана перекре-стилась:
– Может, пронесет?
И тут же раздался выстрел, с диким улюлюканьем всадники понеслись на перерез обозу. Степан потянул вожжи, останавливая коней. Незачем беспокоить вооруженных людей. Клу-бом желтой пыли остановились всадники, преградив обозу дорогу. Вооруженные люди спе-шились, и что-то говоря по-турецки, направились к путникам. Степан поздоровался с всад-никами на их языке. Остальные кивнули, на мгновение удивившись. Старший из дозора от-давал Степану распоряжения. Жена Цыганка, не показывалась из-под полога кибитки.
– Всем отойти от каруц! – крикнул Степан, так чтобы услышал и Цыганок.
Жена Степана, сын, Цыганок с женой и детьми стояли на обочине дороги и смотрели как дозорные досматривают их вещи. Один ткнул саблей в мешок и из прорезанной мешковины высыпался ячмень. Солдат скинул мешок на землю. Женщина не выдержала и с криком бро-силась спасать добро. Солдат замахнулся на нее саблей, и та остановилась пригнувшись, подставляла спину, ожидая удара. Турок ухмыльнулся и плашмя саблей огрел бабу по заду. Может поддал бы ещё, но хитрость, приготовленная женщиной, сработала. Серебряные лож-ки блеснули на солнце. Солдат ловко подмахнул их, и громко ругаясь и размахивая саблей, грозно смотрел на женщину. К жене подскочил Степан.
– Поехали, поехали. Савка! В каруцу! Дозор нас отпускает.
Женщина вкинула сваленный мешок в каруцу и прытко вскочила в тронувшуюся каруцу. Степан подхватил вожжи и рысцой побежал рядом с конями не оглядываясь. Савка держался за уздцы другой лошади и бежал следом.
Они еще долго бежали бы.
– Стой! – крикнула женщина. Мужчины остановились, тяжело дыша. – Не видать уже никого. Надо дождаться Цыганка. Зачем ты впряг куленце в его кибитку?
– Не впряг – забрали бы турки, – ответил Степан.
– А так, ты теперь увидишь его? – перешла на упреки жена.
– Прекрати! – крикнул Степан. – Савва! Еду доставай. Пока ждем, будем пладнувать.
Жена, бормоча, принялась готовить еду, разрывая на куски холодное мясо. Степан рас-стегнул каши и размотал опас. Распущенная рубаха и паралия смешали статную фигуру Сте-пана. Он стоял, отдыхая, широко расставив ноги и подставив солнцу лицо, без того загоре-лое.
Степан запряг лошадей, и поехали дальше. Вдали показалось селение. На въезде встреча-ла путников высокая, большая деревянная изба. Она была какой-то совсем особенной по-стройки – невесёлая, мрачная; чёрные брёвна сплошь испещрённые от старости трещинами. Стыки брёвен, между собою, замазаны глиной вперемешку с мелкой соломой, как и сами трещины подмазаны. На крыше, на шестах, тенями, уходящими в небо и надзирающими от-туда идольими головами – скворечни. Во дворе, полукругом, перед самым широченным вхо-дом в избу, замерли несколько колодцев, с отходящими от них длинными деревянными же-лобами. Желоба одним концом уходили в чёрную колодезную пасть, а – другим спускались в вырытую общую рэпу. За избой раскинулись обширные загоны для скота, с камышовыми навесами, с тесовыми воротами. Кругом ни одного деревца, никакого признака зелени. Трава вся вытоптана, выбита. Кругом серо, навозно, в воздухе подвис запах сладковатой гари, дёг-тя, мочалы и ещё какого-то смердного духа.
– Чем это пахнет? – встревожилась, спросонья Василиса.
– Гхе, – в себя усмехнулся Степан. – Пахнет ей, – и стеганул камчой по лошадиным кру-пам. Лошади отмахнулись хвостами, упёрлись сильнее в землю, лошадиные шеи изогнулись прижимая морды к своей груди, ноздри раздулись сопя, уши тревожно навострились и из ут-робы вырвалось глухое, короткое ржание. На животных смрад тоже подействовал, но всё-таки они повернули к колодцам, для водопоя.
Едва кони ткнулись дышлом в плетеную изгородь, Степан соскочил с каруцы и, огляды-ваясь, пошёл к колодцам. Мрачное место, пагубное. Глубинным колодезным эхом отозвалось ведро, грохоча о каменные стены, и шлёпнулось на поверхность воды. Степан с сыном споро тащили ведро, слажено перебирая веревку. Ведро едва показалось из чрева колодца, а Савва уже ухватил его и притянул на каменную кладку колодца. Кони, почуяв воду, пялятся, за-гремели удилами, зафыркали, ноздри их раздулись, больше стараясь выдохнуть зловонный запах, и натужно забили копытами, прядая ушами. Савва разнес коням воду и они успокои-лись, пили смиренно, беззвучно. Напившись, кони игриво топчутся пятясь и толкая каруцу назад, подальше от пагубного места.
– Пр-р-ру! – схватил за узду разнуздавшихся животных Савва, и они успокоились, громко фыркнув губами и разбрызгивая пеной.
Напившись, путники отправились дальше.
Каруца – телега.
Куленце – жеребенок.
Каши – кожаный пояс с медными пуговицами, который носят поверх опаса.
Опас – холстяной, широкий, красный с узорами пояс.
Паралия – суконная шляпа.
Пладнуване – обедание.
Чувал – мешок.