6.5. Возвращение
Итак, Марций, мой спаситель, заботившийся обо мне совсем как отец, был вампиром – или хищником, как он сказал, они себя называли. Вот почему я никогда не видел, как он ел: он уходил на охоту и пил кровь – когда животных, когда людей, как повезёт. Ему ничего не стоило слетать на своих быстрых крыльях в далёкие дали за нужными вещами (подозреваю, он их просто воровал). Убить его было непросто, раны на нём заживали очень быстро, даже самые тяжёлые, от которых обычный человек непременно бы умер.
Были и ещё такие, как он, – так Марций сказал мне. Это была древняя организация, и называлась она Орденом. В знак своей к нему принадлежности Марций носил на большом пальце это необычное кольцо.
Всех убитых немцев он закопал в лесу – для этого ему пришлось вырыть очень большую яму. Но силой он обладал нечеловеческой, а потому управился быстро.
Я не знал, как быть... Оставаться с ним было вроде как страшно: а вдруг он набросится на меня и высосет мою кровь? А с другой стороны, куда мне идти посреди войны и разрухи? Он же стал уговаривать:
– Прошу, не уходи, не покидай меня. Я полюбил тебя, как сына... Ты дорог мне, я никогда не причиню тебе зла и не стану обращать в хищника, если ты не захочешь этого сам.
Что делать? Ведь и я успел привязаться к нему, он стал для меня даже лучшим отцом, чем мой собственный. Привязанность оказалась сильнее, чем новая страшная правда: я остался с ним до конца войны. С ним я чувствовал себя почти в безопасности, его необычайная сила и способности защищали нас и помогали выжить в это непростое время. Я упросил его взять меня с собой, и мы с ним стали летать в окрестные сёла и города. Больно было смотреть, что там творилось...
Но вот наконец немцы были выгнаны из Польши. Германия проигрывала войну, войска союзников обложили её, как охотники волка, бои шли уже на её собственной территории, немецкие города бомбили. Гитлер покончил жизнь самоубийством, а над Рейхстагом взвился советский флаг. Война кончилась. Мне было тогда девятнадцать лет.
А вы думали, что я герой? Простите, не оправдал ваших ожиданий. Я не участвовал в партизанском движении, не убил ни одного немца, я отсиделся в глухом лесу... В компании с вампиром-отшельником. Вот так.
Я всё-таки решил вернуться из леса к людям. В моём родном городке ловить было нечего, и я подался в большой город Вроцлав (Бреслау, как он назывался на немецкий лад, центр Нижней Силезии) на поиски удачи. Марций понимал, что мне нужно устраивать свою жизнь, и не удерживал меня около себя, даже помог с поисками работы. Оказалось, у него были кое-какие связи. Я устроился рабочим на завод и сдал экстерном экзамены на аттестат о среднем образовании: Марций оказался хорошим учителем. Даже не пришлось посещать вечернюю школу: проверка моих знаний показала, что школьную программу я вполне освоил.
6.6. Судьба
Жизнь начала налаживаться. Свою карьеру я начинал с неквалифицированного рабочего, а за три года дорос до мастера участка, параллельно окончив техучилище. Работа и учёба отнимали всё время, но я был доволен жизнью. Когда учёба была закончена, стало больше свободного времени, и я наконец-то обратил свой взгляд на противоположный пол. Нет, не то чтобы я совсем не смотрел на девушек до этого: смотрел, и ещё как, даже начал встречаться с одной толстушкой, но у нас что-то не заладилось. Она требовала от меня уделять ей много внимания и времени, а я работал и учился... Уделял всё, что мог, но, видно, ей было этого мало. Ну, и ещё я не мог позволить себе дорогие ухаживания. В результате моя пышечка переключилась на парня, по её мнению, более перспективного, чем я. Как водится, я какое-то время погрустил, а потом, как сейчас модно выражаться, забил на всё. Стал просто наслаждаться свободой.
За четыре года ещё три или четыре девушки оставили царапинки на моём сердце, но ни одна не задержалась в нём. Я уже было начал думать, что я какой-то непутёвый, и девушки не рассматривают меня всерьёз как кандидата на их руку и сердце, начал копаться в себе и искать причины. Это продолжалось, пока на горизонте моей холостяцкой свободы не появилась Аполония – Лёня.
Лёня работала в начальной школе – учила ораву детишек читать, писать и считать. У неё было всё, что нужно: маленькая ножка и большое сердце, густые волосы цвета ромашкового отвара, аккуратный носик с чуть приметными веснушками, ямочки на щеках и серовато-зелёные задумчивые глаза, в которых временами зажигались озорные искорки. Нет, нельзя сказать, что она была красавицей, но её конопушки, ямочки и искорки в глубине спокойных глаз заставили моё сердце ёкнуть: вот она, та особенная, единственная, моя. Земля ушла из-под ног, язык отнялся, разум капитулировал, а сердце-победитель подняло флаг: влюбился. Не то чтобы я не влюблялся раньше – влюблялся, и не единожды, но на сей раз это было что-то особенное. Лёня... Лёня, твоё певучее имя надолго заняло главенствующее место в моём сердце, сколько лет я страдал и тосковал по тебе, сколько долгих зим сравнивал всех девушек с тобой, сколько вёсен не мог тебя позабыть... И по сей день помню.
Что тут рассказывать? Было всё: встречи, прогулки, звёзды, мой пиджак на её плечах, её пальчики в моей руке, её губы на моих. Поездка в горы, где она скакала... как козочка. Моя козочка. Мы встретились в конце апреля, а в июне я сделал ей предложение, и она сказала «да». Свадьба должна была состояться в июле. Сказать, что я был счастлив – ничего не сказать. Я летал на крыльях (хотя у меня их тогда ещё не было), и не знал, что судьба меня поджидает в кустах.
Судьба вылезла из кустов и похлопала меня по плечу тогда, когда я никак этого не ждал. С Марцием я больше не встречался, хотя изредка и вспоминал его, но не подозревал, что знание о существовании хищников как-то отразится на моей жизни. Я думал – довольно и того, что я никому об этом не рассказываю, но ошибался.
Был прохладный и сырой летний вечер, я только что проводил мою невесту до дома и шёл к себе, когда с неба свалилась крылатая тень. Меня подхватил чёрный вихрь, и в мгновение ока я очутился на крыше дома. В глаза мне смотрели два красных огонька... знакомых, но не Марцию они принадлежали, нет. Это был другой хищник, причём далеко не такой дружелюбный.
Закон таков: тот, кто узнал о хищниках, должен быть либо убит, либо превращён в хищника. Марций нарушил этот закон, и его отправили за это в вампирскую тюрьму Кэльдбеорг. Меня же поставили перед выбором: или примкнуть к Ордену, или умереть. Не знаю, почему меня не убили сразу, а всё же дали выбор; наверно, я приглянулся моему будущему наставнику, хищнику по имени Юлий Беатриса.
Ну, вы уже, конечно, догадываетесь, какой я сделал выбор, потому что результат вам известен. Что делать? Я хотел жить, а умирать не хотел. Жить – в любом виде... Осудите ли вы меня или оправдаете – не так важно сейчас, ибо это ничего уже не изменит. Поверите ли, но я надеялся, оставшись в живых (хоть и став хищником), всё-таки не покидать Лёню. Смерть – разлука с ней, об этом было невыносимо даже думать. Наивный же я был!..
Ни о каком сохранении наших с ней отношений и речи быть не могло. Если бы я ей открылся (а это пришлось бы рано или поздно сделать), она подлежала бы уничтожению. Делать её кровопийцей я не стал бы ни при каких обстоятельствах. Когда я всё это осознал, я взвыл волком, но – поздно.
К концу декабря я был готов к вступлению в Орден. Мне стало уже всё равно... Я уволился с работы, покинул Вроцлав и оставил Лёню – что мне было ещё терять? Но судьба, видно, хотела меня добить. Для обряда посвящения нужен был вступительный дар – кто-то из членов моей семьи. Семьи, которой у меня не было.
– Ну что ж, сойдёт и бывшая невеста, – сказал мне мой наставник.
При этих словах я набросился на Юлия, сгрёб за грудкИ и так впечатал в стену, что у того дух перехватило. Но уже через секунду он отшвырнул меня и пару раз приложил мордой об пол. Наставника надобно уважать и чтить!..
Лучше я сам сдохну, чем позволю им тронуть Лёню, думал я, слоняясь по обледеневшим ночным улицам. Думал, думал... и думал. И таки придумал... выродок клыкастый.
У Лёни была младшая сестра Олеся, очень на неё похожая. Не как близняшка, но сходство было большое. И вот я (гореть мне в аду за это) надумал подсунуть им вместо моей Лёнечки Олесю: авось, не заметят. За жертвой пришлось возвращаться во Вроцлав. Подходя к знакомому дому, я ощутил такое волнение, что пришлось спрятаться за углом и присесть там на тротуар – голова закружилась.
Соблазн был велик, и я поддался ему. Я подглядывал за Лёней через окно, взобравшись на растущее возле дома дерево. Козочка моя, стонало сердце. Похудела. Глаза грустные. Держится, бодрится, улыбается всем, но сердце в груди – кричит. По-прежнему учит детишек, но всё чаще задумывается на уроках, словно проваливаясь куда-то...
Хватит терзать себя, решил я и спрыгнул с дерева.
Олесю я подкараулил, когда она возвращалась вечером с работы. Обряд посвящения состоялся.
6.7. Нарушение инструкций
Разумеется, мой обман вскрылся позднее, и это не способствовало укреплению уважительных и дружеских отношений между мной и собратьями по Ордену. Я был на плохом счету, даже мой наставник презирал меня и не раз говорил, что лучше бы меня уничтожили. Я скверно начал, скверно продолжил, а кончил и того хуже.
Я всё время просто прозябал в рядовых членах Ордена – братьях. Ни о каком повышении с таким пятном на репутации и речи быть не могло. Так тянулось годами без изменений. А потом появилось Общество «Аврора» – сначала большая головная боль Ордена, а затем и геморрой. Оно набирало обороты и становилось всё могущественнее, грозя подмять под себя старую вампирскую шайку под названием Орден Железного Когтя.
Незадолго до начала войны меня отправили на работу в Кэльдбеорг – в охрану. Гм... Вы думаете, что быть вертухаем в вампирской тюрьме престижно и почётно? Ага. Как бы не так. Менее подходящей работы для меня и выдумать было нельзя. Меня тошнило от этой службы. Впрочем, воспользовавшись такой возможностью, я попытался что-нибудь разузнать о судьбе Марция, и мне удалось выяснить, что бедняга впал в анабиоз. Ну, а что делали с такими несчастными в Кэльдбеорге, думаю, вы знаете. Мне и самому довелось, выполняя служебные инструкции, выбрасывать их на корм рыбам.
Но однажды я нарушил эти инструкции.
Её звали Робертина Аврелий, и осуждена к сроку в Кэльдбеорге она была за то, что, влюбившись в человека, открыла ему правду о хищниках. Убить возлюбленного она отказалась, обратить – тоже. В итоге получила срок, а её парень... Не знаю точно, но, скорее всего, его просто прикончили.
С виду это была хрупкая миловидная девушка, красивую головку которой не уродовало даже бритьё. Но выдержать тяготы заключения было ей не по силам, она медленно угасала, а последние несколько дней лежала в своей камере в полузабытье. Обычно заключенным не давали днём лежать, но её не трогали: было ясно, что она «доходит». Врача в то время в Кэльдбеорге вообще не было: после того как последний доктор уволился, начальство не сочло необходимым искать нового. Выживет узник – так выживет, а умрёт – туда ему и дорога, рассуждало оно.
И вот настал день, когда з/к Робертина Аврелий перестала реагировать на внешние раздражители, перестала стонать, дышать, сердце её остановилось. Мы вызвали начальника тюрьмы, он явился, констатировал анабиоз и распорядился сделать всё как обычно. Мы с напарником выбрали камень, захватили верёвку, тело узницы и полетели на побережье. Напарник по дороге пожаловался, что ужасно голоден, и я сказал ему, что справлюсь сам, а он пусть летит насыщаться. «Спасибо, дружище, – обрадовался он. – Я твой должник».
Тело Робертины лежало на берегу, у кромки волн, рядом – камень и верёвка, а я сидел в раздумьях. Ведь её ещё можно было оживить, если влить ей в желудок кровь. Я с жалостью смотрел на её милое, почти детское личико, на котором застыло жалобное выражение. За что её посадили? Да, она нарушила закон... А в сущности, за то, что полюбила, но полюбила не того, кого следовало. И Кэльдбеорг убил её. Чёрт, разве можно убивать за любовь?! В моей груди вскипало горестное негодование.
Я был один на один с океаном, готовым поглотить её тело. Отдам ли я его волнам эту девушку? По инструкции – должен. Но что-то не нравится мне эта инструкция. Я видел фашистов, нюхал издали дым крематориев, но мне не доводилось видеть людей, непосредственно кидавших в их разверстые пасти измождённые тела узников. Неужели я – один из таких?..
Я встал. Решение созрело.
Камень я сбросил в воду без тела, а девушку отнёс на большую землю. Раздобыл медицинский зонд, поймал жертву, сцедил кровь в бутылку и влил в желудок Робертины живительную субстанцию...
Девушка очнулась, и я отпустил её на все четыре стороны, предупредив, чтобы она не попадалась на глаза собратьям. В общем, наверно, зря я это сделал. Куда она могла бы податься, и что за жизнь ей придётся теперь вести? Тем более, того, кого она любила, наверняка не было в живых: Орден об этом уж точно позаботился. Между тем, в глазах её была признательность, и первым делом, без сомнения, она собиралась отправиться на поиски любимого... Вот только суждено ли было ей его найти?..
Моё нарушение инструкций обнаружилось не сразу. Робертина провела на свободе полгода, а потом её обнаружили. Поскольку срок свой она отбыла не до конца, то это сочли побегом; её вернули с добавлением срока ещё на полтора года, а мне вкатили четыре с половиной за пособничество в побеге. Вот так я оказался по другую сторону решётки.
Робертина на свободе окрепла физически и смогла досидеть свой срок. Возлюбленного она так и не нашла. Но, по крайней мере, она выжила, а потому я не считаю, что устроил всё это совсем уж напрасно.
6.8. Хорошая девушка Сьюзен
Я отсидел уже два года, когда началась война между Орденом и «Авророй». Через некоторое время меня вызвал к себе начальник тюрьмы и предложил досрочное освобождение – при условии, что после короткого курса восстановления физической формы я сразу же отправлюсь воевать: у них не хватало бойцов. Я подумал: с одной стороны, выйти на свободу было бы неплохо – мне осточертели эти стены и медленное угасание на кроличьей крови, а с другой – на войне меня могли убить. Что лучше: впасть в анабиоз в Кэльдбеорге или погибнуть в бою? Какую смерть предпочесть?
Подумав и взвесив, я выбрал войну. Если мне суждено умереть, так уж лучше умереть свободным.
Повоевать мне довелось восемь месяцев. За это время я не получил сколько-нибудь серьёзных ранений и уже начал считать себя везунчиком, но благосклонность фортуны закончилась: в небе над Аляской парни из отряда «чёрные волки» отрубили мне крылья.
Одно крыло было отсечено у самого основания, второе – до половины. Бесконечные секунды свободного падения и – удар.
Очнулся я от боли. Кажется, на мне не осталось живого места. Падал снег, заметая меня, и я попытался отгрести его уцелевшей рукой.
Куда ползти? Я не мог сориентироваться. Метель мешала небо с землёй, север с югом, верх с низом. Я напряг все чувства, но, видимо, перестарался и потерял сознание снова.
Снова меня разбудила боль. Она, как мой хранитель, не давала мне отключиться и замёрзнуть в снегу. Кажется, обе ноги были сломаны.
Левая рука тоже оказалась сломана, и только на правую я мог кое-как опираться, чтобы продвигать своё тело. Похоже, я лежал на какой-то дороге. Как там у Шекспира? «Коня, коня! Корону за коня!» А я отдал бы всё за снегоход.
Возможно, у меня были и какие-то внутренние повреждения. Как чувствует себя отбивная котлета? Наверно, так же, как я.
Я полз с передышками. Боль не позволяла делать долгих усилий, но я уловил запах человеческого жилья и держал курс туда. Сколько я полз? Не знаю. Ночь не кончалась. Ну, всё правильно. Я же за полярным кругом.
Маленький городишко, нет, скорее даже посёлок. Ближайший дом...
Её звали Сьюзен, и она говорила по-французски – на моё счастье, потому что с английским у меня обстояло значительно хуже. Румяные от мороза щёки и блестящие тёмные глаза, полные испуга – вот что я увидел в первую очередь. Учительница в единственной школе посёлка. Да, как Лёня. Преподавала она как раз французский; спасибо Марцию, он недурно натаскал меня в нём. Позже я продолжил его изучать и овладел в совершенстве, а вот немецкий забросил. Сами понимаете: война, фашисты. Я потом ещё долго не мог слышать звуки этой речи: вспоминал тех солдат на полянке, и нутро начинало трястись, как желе, а клыки сами скалились.
Обледеневшей рукой я стиснул её ручку с телефоном: она хотела вызвать спасателей. Я покачал головой.
Она жила одна. Лёжа на полу в её гостиной, я как мог, убеждал её никого не вызывать и вообще никому не сообщать обо мне. Собрав остатки сил, я применил психическое воздействие. В тепле я расслабился и отключился...
И снова боль привела меня в себя. Сьюзен накладывала мне шины на ноги, соорудив их из ручки от швабры, каких-то реек и дощечек. Шоколадного цвета волосы рассыпались по её плечам и шелковисто блестели. Мне так захотелось их коснуться, что я не удержался, протянул руку и ощутил их между пальцами.
– Я знаю, кто вы, – вдруг сказала она. – Вы хищник.
Однако, это был сюрприз.
– И как давно ты знаешь?
– О хищниках? Уже год. Я состою в «Авроре» и готовлюсь стать одной из вас.
Значит, я попал в дом потенциального врага? Неплохо. Интересно, она знает, что я – из Ордена?
– Послушай... Мне нужно отлежаться. Скоро я буду как новенький.
– Я знаю, – ответила она, серьёзно глядя на меня тёмно-карими глазами. Ей очень шло быть серьёзной.
Нет, я не мог обманывать её... Этот милый носик и невинный бутончик губ не заслуживали такого отношения.
– Я твой враг, милая Сьюзен. Я из Ордена.
Коготь был у меня на цепочке на шее, как у всех бойцов. Это – чтобы не потерять с пальца.
– А ты переходи в «Аврору», – предложила она.
Как ни было мне хреново, но я не удержался от смеха.
– Ну ты и сказала... С какого перепугу я должен перейти? Всю жизнь был в Ордене, а тут вдруг...
А Сьюзен стала расписывать мне, чем «Аврора» лучше Ордена, по её мнению. Там мне не придётся убивать людей: донорскую кровь можно получить в «пунктах питания». Можно устроиться на нормальную, легальную работу и быть полезным членом общества – как «Авроры», так и человеческого.
– Что ж ты так агитируешь меня? – усмехнулся я. – Какое тебе дело до меня, красавица?
А она ответила:
– У тебя глаза... человеческие.
М-да, вот так новость... Уже несколько десятилетий я вампир, и глаза у меня должны быть, соответственно, вампирские, а оказывается – человеческие.
– Да, у тебя холодная кожа и клыки, есть крылья, но глаза – как у человека, – сказала она.
Я ощутил в лопатках боль.
– А вот тут ты ошиблась... Крыльев у меня больше нет. Их отрубили члены восхваляемой тобой «Авроры».
Она растерянно умолкла.
– Ладно, – сказал я. – Лучше помоги мне взобраться на этот диван... На полу жестковато.
В сущности, а Орден чем хорош? Они всю дорогу презирали меня, ни во что не ставили, потому что я слегка надул их со вступительным даром. Засадили в Кэльдбеорг, а потом призвали: дерись за нас! И я пошёл драться, как истинный патриот своей родной организации... Без крыльев остался. Гм, интересно, будут они платить мне пособие по инвалидности?
Я пролежал у Сьюзен десять дней, и все эти десять дней она заботилась обо мне, как родная мать. Может быть, я поправился бы значительно скорее, если бы не голодал – ну, не хотел я кусать её! Рука не поднималась... то есть, точнее сказать, пасть не открывалась на её белую изящную шейку. Это было бы плохой благодарностью за её заботу. Я терпел... И когда мог, и когда уже не мог. А потом она принесла мне большую кружку крови. «Откуда?» – мысленно спрашивал я её.
На запястье у неё была повязка.
– Ты что?.. – прохрипел я.
– Пей, – сказала она, поднося кружку к моим губам.
Учуяв запах, я забыл обо всём.
Конечно, этого было маловато, чтобы как следует насытиться, но всё лучше, чем ничего. Мне малость полегчало, а вот она, побледневшая, устало опустилась в кресло. Кровопотеря давала о себе знать.
– Слушай, милая... Не делай так больше, ладно? – сказал я. – Я потерплю как-нибудь.
– Ничего, – пробормотала она со слабой улыбкой. – Тебе это нужно... Чтобы поправляться.
– Не вздумай, – повторил я. – Столько, сколько мне нужно, ты всё равно не нацедишь. Брось эту затею.
Но и на следующий день она принесла такую же кружку. При этом она еле держалась на ногах.
– Прекрати это, – потребовал я. – Я не прощу себе, если ты умрёшь от кровопотери.
Откуда в ней было столько самоотверженности? Зачем она отдавала мне свою кровь? Мне, чужому, да ещё и врагу? Хотя, какой я теперь уж враг... Не знаю. И я ничего не мог дать ей взамен.
А она вдруг попросила:
– Пожалуйста, обрати меня.
– У тебя же вроде и так это запланировано, – удивился я.
– Долго ждать. Я хочу сейчас.
– Зачем тебе это вообще? Что такого ты в этом находишь, что так стремишься стать хищницей?
Она упрашивала, но я отказался. Пусть это делает кто угодно, только не я.
Кое-как я всё-таки поправился. Переломы срослись, раны зажили, только крылья новые не выросли. Отлетался я. Всё.
6.9. Козочка
Сью спала, когда я уходил ранним утром. Я тихонько поцеловал её в лоб... Не проснулась.
Я крепко задумался: как мне отсюда выбираться – без крыльев-то? Подумал... и пошёл пешком.
Потом пешком идти надоело, и я угнал машину. Куда я держал путь? А куда глаза глядят. Я на всё забил. Всё достало. Просто путешествовал – ну, или бродяжничал, если быть точнее. Устав от всего, я не искал ничего конкретного. Просто шёл... ехал... шёл... снова ехал. Охотился. Спал, где придётся. Любовался природой.
А потом ребята из отряда «чёрные волки» задержали меня.
«Аврора»? Почему бы и нет? В общем-то, мне было всё равно. Меня обучили и внедрили в полицию: как верно заметила Вика, у «Авроры» везде свои люди. Я ловлю негодяев, а особо отъявленных отправляю в «пункты питания». На корм хищникам.
Вика – единственная женщина после Лёни, которую я назвал «козочкой». Самой Лёни уже давно нет в живых... Она всё-таки вышла замуж, и муж её был русским, по фамилии Безенчук. Их сын Владимир с женой погибли в автокатастрофе, и сестра жены Лариса взяла на воспитание их дочь Вику.
Сейчас она спит на моём плече, даже не подозревая, как сильно я её люблю.
продолжение http://www.proza.ru/2010/07/17/60