ВМ. Глава 3. Сила обстоятельств. Параграфы 5-8

Елена Грушковская
3.5. «За» и «против»


Налаживать дела Ордена было не так-то просто. От системы, можно сказать, не осталось камня на камне, почти все стороны жизни контролировались «Авророй», и поэтому её президент узнавала о каждом предпринятом мной шаге. Мне было всё равно – пусть наблюдает, лишь бы не ставила палок в колёса, а ей явно хотелось это сделать. Первый случай чуть не представился, когда речь зашла о силовой структуре внутри Ордена.

В соответствии с условиями мирного договора, Ордену запрещалось иметь свою «армию», а в случае необходимости он мог обратиться за помощью к «Авроре», располагавшей даже двумя такими структурами: службой безопасности и отрядом «чёрные волки». Таким образом, Орден был зависим от «Авроры», что было очень неудобно, особенно учитывая то, что «Аврора» не горела энтузиазмом оказывать такую помощь – часто это делалось с задержками, сводящими на нет сам смысл всякой помощи. Одним словом, победитель вёл себя по отношению к побеждённому далеко не благородно – это если выразиться мягко, а говоря по сути – просто по-свински. На очередном совещании членов Ордена собратьями было внесено предложение пересмотреть этот пункт договора, и я пообещала, что вскоре попытаюсь поднять этот вопрос.

На заседании руководства «Авроры» я сообщила, что Орден просит позволить ему иметь свою службу безопасности, и предложила пересмотреть соответствующий пункт договора. По залу заседаний прокатился гул удивлённых голосов.

– Это что же – Орден начинает выклянчивать обратно утраченные позиции? – усмехнулась Юля.

– Я бы попросила вас выражаться корректнее, госпожа президент, – заметила я.

Она прикусила губу. Я тем временем описала собранию все неудобства, связанные с отсутствием вышеупомянутой структуры и вынужденной необходимостью постоянно обращаться к «Авроре». Каспар высказался:

– Ну, если Орден жалуется на то, что мы уделяем ему мало времени и сил, то, может быть, мы попытаемся исправиться?

– Это уже неоднократно обсуждалось, – ответила я. – К сожалению, ситуация до сих пор не изменилась к лучшему. Дальше обещаний дело не идёт.

Каспар что-то пробурчал себе под нос. Надо сказать, что в последнее время между мной и моим другом началось охлаждение – точнее, это Каспар стал как-то отдаляться, а моё отношение к нему не изменилось. Ничем другим, кроме моего принятия на себя полномочий Великого Магистра, это не объяснялось. Может быть, он не мог простить Ордену Кэльдбеорг, но даже Алекс не был столь злопамятен, хотя тоже там побывал; как бы то ни было, на наши с Алексом взаимоотношения моя новая должность не повлияла, а вот с Каспаром выходили «заморочки».

Обсуждение было напряжённым. Было решено вынести вопрос на голосование; голосов «за» было на два больше, чем «против», при двух воздержавшихся – Юле и Каспаре. У них ещё была возможность проголосовать, и если бы оба сказали «против», дело бы застряло – голосов стало бы поровну. Юля, взглянув на меня с вызовом, объявила:

– Голосую против.

Все ждали слов Каспара. Я посмотрела ему в глаза, и он хмуро опустил взгляд.

– Воздерживаюсь, – сказал он.

«Спасибо хотя бы за то, что не стал мешать», – мысленно поблагодарила я его и перевела взгляд на Юлю: «Ничего не поделаешь».

Юля, помолчав секунду, проговорила негромко и сухо:

– Хорошо. Но если со стороны Ордена будет предпринят хотя бы один агрессивный шаг по отношению к «Авроре», мы будем считать себя вправе также применить силу – в таком объёме, какой сочтём нужным.

– Этого не случится, – сказала я твёрдо.

– Будем надеяться.

Наши взгляды, скрестившись, как мечи, лязгнули друг о друга, разъединяясь.

Итак, у меня была хорошая новость для собратьев: на заседании «Авроры» было принято решение позволить Ордену снова иметь свою службу безопасности. Ни о каких агрессивных шагах никто и не помышлял, но слова Юли можно было понять как обещание порубить нас на куски – в случае чего.



3.6. Метаморфоза


Вот такими вопросами я занималась, когда мне доложили о попытке Вики сбежать из центра дока Гермионы.

На что она надеялась, предпринимая эту попытку? Не знаю. Скорее всего, у неё не было даже никакого плана, как быть дальше, хотелось просто вырваться – и всё, а там хоть трава не расти.

Учитывая её самочувствие – первые симптомы уже начали проявляться, – это была героическая, хоть и безрассудная попытка. Нужно отдать ей должное – в изворотливости ей не было равных, об этом ярко свидетельствовало её проникновение в хранилище; здесь она тоже проявила незаурядную находчивость, и ей удалось выбраться из здания, но подвело её вышеупомянутое самочувствие. Она упала без сил и почти без сознания, не отбежав и на пятьдесят метров от крыльца, и на этой отметке её настигли, подняли и под белы рученьки отвели обратно. Так бесславно закончился её «побег из Шоушенка».

Но, полагаю, совесть её могла быть спокойна: она же ПРЕДПРИНЯЛА попытку!

Шёл пятый день с момента заражения. Как и предсказывала док, метаморфоза начиналась очень вяло, но процесс неумолимо шёл. Вику лихорадило, под её глазами залегли голубые тени, лицо осунулось и побледнело, лоб блестел от испарины. Когда я склонилась над ней, она открыла глаза и прошептала еле слышно:

– Мне плохо... очень плохо...

– Знаю, – сказала я. – Так и должно быть. Так всегда бывает.

– Я умираю, – прошелестели её губы.

– Нет, ты просто меняешься. – Я промокнула её лоб салфеткой. – Я тоже прошла через это. Как видишь – жива. Просто стала другой.

– Я не хочу... не хочу... – В мучениях её голова перекатывалась по подушке, из глаз катились слёзы. – За что мне это?..

Карина была тут же, рядом, и я могла обнять её и послушать биение новой жизни, приложив ухо к её животику.

«Тук-тук, тук-тук, тук-тук», – частило, как будильник, сердце Карины.

«Тук...»

….

«Тук...»

….

«Тук...»

Это билось сердце малыша. Уже сейчас мать и дитя были разными.

И вот, началась завершающая стадия метаморфозы. Снова в моей памяти воскресли эти жуткие часы невыносимых страданий, когда во мне умирала Лёля, уступая место Авроре. Док Гермиона с Кариной сделали всё, чтобы облегчить мучения Вики, но всё равно они были велики. Ей давали пить плазму крови с глюкозой – по одному, по два глотка, и она, по-видимому, пока не понимала, что именно она пьёт. Впадая в забытье, она звала:

– Мама... мамочка...

Родители Вики погибли в автокатастрофе, и с тринадцати лет её растила тётка. Она звала маму, и я дерзнула отозваться:

– Я здесь...

Её рука в моих ладонях была уже далеко не такая тёплая, сердцебиение стало реже. Стискивая мою кисть, она шевелила губами:

– Ма... ма...

– Я с тобой, – шепнула я ей.

Она перестала метаться. Её грудь затихла, из неплотно закрытых век поблёскивали белки закатившихся глаз.

– Метаморфоза завершена, – констатировала док.

Я гладила Вику по волосам, по щекам, теребила за уши.

– Ну, давай, – звала я ласково. – Открой глаза, посмотри на меня. Всё! Всё уже закончилось.

Её веки задрожали и поднялись. Первой, кого она увидела, была я. Док приподняла головной конец койки, придав ей полусидячее положение. На новообращённую хищницу было жалко смотреть: слабая, бледная как мертвец, с синими кругами под глазами, с мутным взглядом. Пакет с кровью уже лежал на тумбочке, и она, увидев его, вздрогнула. Я кивнула.

– Ты уже с нами.

Её лицо дрогнуло и скривилось в плаксивой гримасе.

– Нет... – простонала она.

– Да. – Я взяла пакет, отвинтила крышечку и поднесла к её губам. – Давай, моя хорошая. Пора кушать, а то сил не будет.

Она отворачивалась, болезненно морщась; первоначальный протест – естественная реакция, но голод всегда берёт своё.

– Давай, давай... Ну, что ты куксишься? Такая отважная была, когда в хранилище лезла, в изоляторе ни слезинки не проронила, даже побег из центра устроила! А сейчас что? Хнычешь, как маленькая...

Вика тихо всхлипывала, а я вытирала ей слёзы. Однако, её нужно было срочно накормить, и я решительно поднесла пакет к её рту, предварительно выдавив капельку крови на его носик. Этого оказалось достаточно. Она учуяла «вкусненькое».

Взгляд голодного хищника, почуявшего пищу – зрелище не для слабонервных. Этот дьявольский огонь вспыхнул и в глазах Вики, секунду назад таких несчастных и страдающих, и она сама жадно выхватила у меня пакет.

– Ну, вот и умница.



3.7. Синеглазый монстр


Ну что ж, Виктория Владимировна, вот и сбылась мечта твоей жизни – раскопать сенсацию... Вот только написать о ней тебе вряд ли когда-нибудь доведётся.

Карина обрадовала меня, сообщив, что сегодня – мой последний день в центре. По данным их с доктором Гермионой обследования моего несчастного организма, со мной было всё в полном порядке... Да уж. Хорош «порядок».

Судя по тому, что я всё ещё могла ходить, разговаривать, думать, я была жива, а на самом деле – фиг его знает. Странные ощущения... Сердце билось до жути медленно, потребности часто дышать тоже не было. Такое чувство, будто я – ходячий покойник.

Но зато мир раскрылся мне с совершенно иной стороны. Как много в нём звуков и запахов! Тончайших оттенков, о которых я раньше и не подозревала.

Клыки, разумеется. Проводя языком по зубам, я ощущала их необычную выпуклость, а ещё они могли менять длину, выдвигаясь из скрытых в челюсти пазух с помощью специальных мускулов. Мда, пасть у меня теперь – «Чужой» отдыхает...

Кушать мне приносили раз в день – перед сном. Кто сказал, что на ночь есть вредно? Оказалось – даже необходимо, потому что голод... С ума сойти можно. Я попыталась голодать, но света белого невзвидела. Наверное, даже наркоманов так не ломает. В итоге – присосалась к пакетику с кровью без зазрения совести. Хорошо хоть убивать никого не нужно.

Ну, а сегодня вечером мне сказали, что я могу быть свободна. Ну, и куда мне идти? В незнакомом городе, без денег. Сотовый давно умер без подзарядки. Дома меня, наверно, уже в розыск объявили. И с работы, поди, уволили...

– За вами зайдут, – сказала доктор Гермиона. – Разумеется, на произвол судьбы вы не будете брошены. Подождите в холле.

Ну, спасибо и на том... Сделали из меня монстра, так будьте добры теперь отвечать за тех, кого приручили. Вашу муттер.

В холле я присела на кожаный диванчик кремового цвета, теребя в руках сдохший мобильник. Зарядка дома лежит. Дом... Тётя Лара, наверно, там с ума сходит. Всё в жизни кувырком пошло. Люди, не идите против «Авроры»: эта махина вас проглотит и не подавится.

Долго ли, коротко ли я сидела... И тут вошёл ОН.

Рост – под два метра, широкие плечи, чёрная форма, высокие ботинки, за спиной – два меча, к поясу пристёгнуты две какие-то штуки типа бумерангов. Когда он снял маску-шапочку, его череп засверкал, красивый, гладкий и ровный, как шар для боулинга. Он скользнул по нему ладонью. Глаза – холодной небесной голубизны, с тёмными ресницами, мужественная линия подбородка, идеальной формы нос... не маленький, но словно выточенный, с энергичным вырезом ноздрей. Рот – суровый, но со сдержанно намеченным чувственным изгибом.

Офигенный.

Обалденный.

Охрененный.

Наверно, со стороны я выглядела идиоткой. Челюсть на полу, щенячьи глаза, под ногами – лужа слюны.

Пипец... То есть, я хотела сказать... Твою муттер!

Неужели ОН – ЗА МНОЙ?!

Идёт ко мне!.. Мамочки... Я сейчас умру.

– Привет. Карина ещё не спускалась?

Что он спросил?.. Про кого?.. Голос – низкий, мужественный. Холодная чистота звука.

– Ты чего это как по голове стукнутая? Вот чуднАя...

Тут он кого-то увидел, и его суровый рот тронула улыбка. Фатер твою муттер! Ну почему эти губы такие суровые? Они должны, просто обязаны улыбаться!

– Привет, моя пушиночка.

Его губы тихонько, нежно коснулись губ Карины, а большая сильная рука легла ей на живот. Рука с обручальным кольцом. Пушиночка...

– Привет, родной... Полетели домой, мы жутко устали.

Мы? А, в смысле – она и ребёнок.

Чёрт...

Блин.

Фак!

Он подхватил её и понёс к выходу, а её руки кольцом лежали вокруг его шеи.

Это называется – «закатай губу обратно».

Ну почему, почему?!! Почему, стоит встретить потрясающего мужчину, как он оказывается мужем Карины?

Несправедливо!

Я так погрузилась в свои расстроенные чувства, что не заметила, как передо мной оказался элегантный черноволосый незнакомец с таинственными искорками в глубине тёмных зрачков. Тоже ничего себе мужчинка, но мой синеглазый монстр лучше всех... Его никому не обойти. Никому и никогда... эх...

– Здравствуйте, милочка. Меня зовут Оскар, я по поручению Авроры пришёл забрать вас отсюда.

– Здрасьте... – Я встала.

– Сначала – домой за вещами, потом – к Авроре.

Я начала:

– Вот так и вырвете меня из моей жизни? Мне дела разрулить как-то надо. С работой, наверно, проблемы возникли...

– Будет у вас и работа, и всё что захотите, – перебил он. – Идёмте. Надо спешить, Аврора ждёт.

И он подхватил меня на руки. Оу, как говорят англичане. А это приятно.

Но уже через пару секунд за спиной Оскара раскрылись большие крылья, чёрные с проседью, и мы взмыли в вечернее небо. Огни города оказались далеко внизу, а в ушах свистел ветер. Ничего себе! От неожиданности и головокружительного ошеломления я повисла на шее Оскара и заорала:

– АААААА твою муттер!!

– Не кричите, пожалуйста, прямо в ухо, – недовольно сказал Оскар.



3.8. Возвращение блудной племянницы


Да чего тут описывать, если я сама чуть не опИсалась! Уж не знаю, с какой скоростью мы летели, но уже через пару минут (впрочем, за точность восприятия времени не ручаюсь) мы приземлились во дворе моего дома. Был поздний вечер или, скорее, глубокая ночь. Майская, кстати. Слава Богу, без утопленницы.

– Мне, конечно, очень приятно находиться в объятиях красивой девушки, – заметил Оскар. – Но, может быть, уже можно отпустить меня? Мы на земле.

Я разжала руки и почувствовала под ногами твёрдую почву.

– Эт-то что так-кое был-ло? – От полноты чувств у меня появился эстонский акцент.

– Скоро и вы будете так летать, милочка, – ответил Оскар, поправляя галстук, свёрнутый набок моими пылкими объятиями.

– Я?!

– Само собой. Идите, я подожду снаружи.

Интересно, ждут ли меня ещё какие-нибудь сюрпризы?!

А вот тётю Лару сюрприз ждал определённо. Он явился среди ночи с острыми клыками и горящими глазами, загремел ключами в дверном замке, споткнулся в прихожей о чьи-то тапки, опрокинул стульчик и уронил сумочку – короче, появился эффектно, с впечатляющим шумовым сопровождением, а-ля слон в посудной лавке. В заключение на пол с оглушительным звоном брякнулись ключи.

А вот сейчас, дорогие мои детишечки, будет страшная сказочка...

Существо, устроившее в прихожей знатный тарарам, стояло, вжав голову в плечи, и ждало появления тёти Лары, которая с колотящимся от страха сердцем кралась из комнаты... Да, стук её сердца был слышен мне ещё из прихожей, а мои ноздри защекотал резкий запах, от которого моё нутро напряглось, а все волосы на теле встали дыбом от возбуждения. Нет, не запах крови, а запах испуганного человека. Господи, что со мной? Я как хищник, почуявший жертву. Но не хочу же я укусить тётю, в самом деле!

Ну, хватит страшных сказок. Тётя человек пожилой, с не вполне здоровым сердцем... Да будет свет! Я клацнула выключателем.

– Тётечка Лара, это я, всё нормально.

– ВИКА?

Меня не было дома две недели. Она заявила в милицию, молилась и лила слёзы ночами. Квартира пропахла сердечными каплями.

– Господи... Викуля... Где ты... Я же думала, что ты...

Через пять минут уже немного успокоившаяся тётя Лара вытирала платочком слёзы, сидя на диване. Я наплела ей что-то про новую работу, про важное задание, расследование – в общем, наврала с три короба, потому что в правду она бы не поверила, а если бы даже и поверила, то не вынесла бы. У меня самой защипало глаза от близких слёз, и я проглотила горько-солёный ком. Я крепко обняла тётю, прижала к себе.

– Викусь, – вдруг заметила она удивлённо, – ты чего как ледышка вся? На улице разве холодно?

Бедная тётя Лара... Если бы она знала.

– Да, прохладно что-то сегодня.

– Так давай я чайку поставлю – согреешься! Я мигом!

Я открыла было рот, но она, шаркая тапочками, уже засеменила на кухню. Там зажёгся свет, зашумела вода. Я сидела на диване в каком-то трансе, обводя взглядом комнату. Знакомые, родные вещи. Такое чувство, будто меня не было целый год... Будто вечность миновала с того утра, когда я в последний раз вышла из дома. Вышла человеком, а вот вернулась...

Тётя Лара не только заварила чай, но и разогрела какую-то еду. Я села к столу, машинально поднесла ко рту чашку и сделала глоток... отвратительной горячей жидкости.

Изумлённые и испуганные глаза тёти.

Сливное отверстие раковины.

А в зеркале – бледная растрёпанная девица с диким, мутным взглядом.

Я забыла, что не могу ни есть, ни пить ничего человеческого. Чай был невыносимой гадостью, глоток которой вылился из меня обратно.

Я оскалила зубы. Да, вот они, здесь, никуда не делись... И это не сон. Знакомые выступающие из дёсен бугорки. Почти незаметные сейчас, но стоит мне почуять кровь... Заработают внутренние мускулы, раздвинутся кости – и пожалуйста, оскал Чужого во всей красе.

Нужно уходить отсюда. Я чудовище.

– Викуля... Что с тобой? – Дрожащий голос тёти.

Мой глухой голос:

– Всё нормально, тёть Лара...

– Не обманывай меня! Я же вижу!

Так, знакомые интонации. Сейчас начнутся расспросы... Что, как, почему. Остановившись на пороге ванной, я сказала:

– Тётя Лара... Я только за вещами. Мне надо снова... (чуть не сказала «улетать») уезжать.

От её взгляда хотелось упасть на колени и молить о прощении. Её губы подрагивали, а глаза снова были на мокром месте.

– Как?.. Куда?..

– Да, тётечка Лара... – Я взяла её за плечи в тщетной попытке успокоить. Тщетной – потому что её губы тряслись всё заметнее, а слёзы увеличивались в размерах с пугающей скоростью. – Снова работа. Я только с тобой увидеться и кое-что из вещей взять...

– В таком состоянии? Не пущу!!

И тётя Лара применила запрещённый приём: обняла, прижалась ко мне и принялась мочить мою грудь слезами. Гладя её по спине и плечам, я растерянно бормотала:

– Ну... тётя Лара... родненькая... Ну тише...

Мне бы давно следовало начать называть её мамой... Потому что все эти одиннадцать лет она и была мне как мать. И сейчас я должна уйти от неё?..

– Я... Я в душ.

Сама не знаю, зачем я это сказала. Помыться на дорожку? Это мысль... А ещё – для паузы, потому что я так не могу!

Я начала раздеваться, а тётя Лара смотрела на меня с робкой надеждой: если я иду мыться, значит ли это, что я остаюсь? Я и сама не знала. Плевать, что меня ждал Оскар... и Аврора. Мне было просто необходимо смыть с себя этот кошмар.

Тёплые струи воды окутали меня, я намылила голову шампунем. Волосы уже засаленные... Мыться так мыться. А может и правда – послать их всех? Остаться дома? Тёте Ларе откроюсь, как-нибудь объясню... Может, она не оттолкнёт меня.

Когда я вышла из ванной, меня уже ждала моя постель со свежим бельём. Тётя Лара, похоже, всё решила за меня. А может, и правда?..

Два глаза с искорками в глубине проступили из темноты дверного проёма, и послышался бархатный голос:

– Простите, дверь была открыта...

Вовремя же он... Сволочь такая.

– Здравствуйте, Лариса Павловна. Я коллега Виктории, ждал её на улице, но она что-то задерживается.

Пару секунд тётя Лара смотрела на Оскара в недоумении, а потом вдруг нахмурилась и заявила:

– А она никуда не поедет.

Господи, если бы она знала, с кем разговаривает!.. Оскар приподнял брови:

– То есть как это?

И пронзил меня таким взглядом, что я натянула одеяло до подбородка.

– А так... Её тошнит, она сама не своя! – ответила тётя Лара решительно. – Куда она может ехать в таком состоянии? Да ещё среди ночи? Нет, вы как хотите, а я её не пущу!

– Лариса Павловна...

Он мягко взял её за локоть, и воинственный блеск в глазах тёти Лары потух, они стали какими-то пустыми и стеклянными. Что он с ней делал? Гипнотизировал?

– Понимаете, у нас через полчаса поезд... – Холеные пальцы Оскара поглаживали тёти Ларин локоть, а голос лился струйкой мёда. – Это чрезвычайно важно, мы с Викторией должны ехать. Вы не волнуйтесь, я буду за ней присматривать... Ни о чём не беспокойтесь, всё будет в полном порядке.

– Ну... Надо так надо... – пролепетала тётя Лара.

– Ну, вот и славно, вот и замечательно! – Оскар интимно-фамильярным жестом обнял её за плечи. – Не могли бы вы помочь ей собраться? Соберите ей минимум необходимых вещей, вы же знаете, что ей нужно... А мы с Викой... подышим воздухом на балконе. Хорошо?

– Да... Хорошо, – печальным эхом отозвалась тётя Лара.

Цепкие пальцы Оскара, стиснув моё запястье, вытащили меня из-под одеяла.

Родной двор и знакомые жёлтые квадратики окон в темноте. Суровый профиль Оскара в тусклом свете далёких уличных фонарей.

– Этот номер не пройдёт, дорогая. И что бы ты стала делать? Как добывать пищу? – Перейдя на «ты», он перестал быть отстранённо-чужим, и я вдруг почувствовала его «я», его личность. – Пункты питания – только для членов «Авроры» и Ордена, а ты ещё нигде не состоишь. Тебе там не отпустят кровь. Убивать ты вряд ли захочешь... Да тебе и не позволят. Видела ребят в чёрной форме? Если они застукают тебя за высасыванием крови из человека... В общем, лучше им не попадаться. Хочешь стать аутсайдером – твоё право, но долго тебе не продержаться. Не выживешь. А Аврора хочет позаботиться о тебе сама, лично. Большей удачи в твоём положении и вообразить нельзя. Кроме того, подумай: твоя любимая тётя уже немолода, слаба здоровьем, одинока... Если ты бездарно сгинешь, ты ей ничем не поможешь. А так у тебя будет возможность поддерживать её. Итак, хорошо подумай, прежде чем сделать глупость.

Может быть, он и сволочь, но, кажется, он... прав.

Посреди комнаты стояла большая спортивная сумка, набитая вещами, а тётя Лара сидела на диване, сложив руки на коленях. При виде её сиротливой позы щемящая боль сжала моё сердце.

– Замечательно, – сказал Оскар одобрительно. – Вы просто молодец, спасибо вам огромное. Вика, иди, одевайся быстрее, а то опоздаем.

Итак... Чёрная водолазка, куртка, свободные брюки, ботинки-«говнодавы» – дорожный прикид. Волосы ещё не просохли, а фен, оказывается, сломан. Придётся лететь так... Глянуть, что тётя положила в сумку? Да как-то всё равно.

Поцелуй в прихожей, тётин грустный взгляд. Молчи, сердце. Глаза, не смейте плакать.

Лестничная клетка. Почтовые ящики. Банка с окурками на подоконнике. Чья-то кошка, свернувшаяся клубком на коврике перед дверью, при виде нас с Оскаром вздыбила шерсть и зашипела. Оскар только усмехнулся.

Вернусь ли я сюда? Увижу ли снова всё это?

Оскар спустился с крыльца и неторопливо пошёл по тротуару. Я недоуменно спросила, следуя за ним:

– Мы что, не полетим?

– Пройдёмся немного, пока не скроемся из виду, – ответил он. – Твоя тётя смотрит вслед из окна. – И тут же, угадав моё непроизвольное желание, опустил руку мне на плечо: – Не оборачивайся.

Лямка сумки врезалась в плечо, а по щекам текли слёзы.

Я так и не сказала ей «мама».




продолжение http://www.proza.ru/2010/07/10/115