Бред Брэда Питта

Часть первая – Задолго до Голливуда



               

...Все совпадения
         НЕ
     случайны...

    Случайны, лишь
    Несовпадения...
   ...Основано на нереально
       загадочных событиях...

…Актёром и только Актёром мечтал я стать с самого раннего детства. Великом Актёром. И чтобы непременно с большой буквы.

Трудно отыскать более нелепую мечту.

Особенно, с точки зрения прагматичного человека.

Особенно, если этот прагматик составляет бизнес-план на всю-всю-всю предстоящую жизнь.

Ведь давно всем известно, бизнес-планов достоверно описывающих, каким образом можно прорваться в звёзды Голливуда и получать многомилионные гонорары никогда не существовало.

Не существует ныне.

И в будущем существовать никогда не будет. 
Вот почему практичные люди относятся к таким непрактичным мечтам с вполне оправданным недоверием.

Все без исключения практичные люди настоятельно рекомендуют мечтать о приличной должности в окружении (желательно ближайшем) самых знатных деньговодов.

Я долго не давал себе труда задуматься над тем – кто же такие деньговоды.
Наконец, когда под носом появился первый пушок, я задумался.

Ну, вот есть, предположим, цветоводы, они разводят и культивируют цветы.
Соответственно деньговоды, разводят и культивируют деньги.

«Знатный деньговод» по мнению многих, звучит гораздо более гордо, чем просто «Человек».

И я, обладая всего лишь пушком под носом, спросил себя:

-   Хочу ли я быть деньговодом?

И  сам себе ответил:

-  Нет! Не хочу.

От автора первого вопроса сразу же последовал второй:

-  А что я вообще хочу в этой жизни?

Ответ нашёлся мгновенно:

-   Я хочу доказать всему Свету, что сам Господь Бог даровал мне актёрский талант, снабдив подарок Его личной печатью...

…Прошло ещё несколько лет, пора приступать к доказательствам наличия таланта. Начало получилось такое:

…Однажды, в самый разгар выпускного бала, я тайком покинул оглохшее от сенти-ментальной музыки здание школы. И я ничуть не сожалел, что так и не дождался конца мероприятия, какое случается единственный раз в жизни.
Лучи солнца ещё не успели прогнать короткую июньскую ночь, а я уже сел в скорый и дальний поезд…   

…На следующий день, ближе к вечеру, вышел на одном из вокзалов огромного мегаполиса. Без знакомств и связей. Никому неизвестный провинциал. Наивный семнадцатилетний романтик…

…В облюбованной мною весьма породистой актёрской школе, известной на всю страну, как раз набирали учебную труппу. Заявлений было подано более трёх с половиной тысяч. А требовалось всего лишь тридцать студентов. На смятом листке, что был приклеен к самой главной доске объявлений, кто-то написал шариковой ручкой:

                «Конкурс в этом году составил 117 человек на одно место»…

…Согласно многолетней традиции, собрались опытные педагоги, с целью выявить из тысяч соискателей тех, у кого наиболее ранимые, тонкие и беззащитные души…

…На первом отборочном туре полагалось продекламировать отрывок из классического произведения. А я вместо классики на свой страх и риск взял и разыграл перед приёмной комиссией отчаянную импровизацию.

Прочитал “в лицах” одно письмо.

Его во время второй мировой войны из старушки Европы мой Дед, тогда ещё молодой мужчина, писал моей Бабушке, юной Леди, обладательнице самой пленительной улыбки на Планете. Почти всё послание посвящено, разумеется, любви. Лишь в самом конце, вскользь, упоминалось царящая на тот момент жуткая реальность. Высадка западной коалиции в Нормандии. И милая ложь, что лично он, появился во Франции, когда сопротивление фашистов было окончательно сломлено. Но, полутора годами позже, уже, когда кончилось второе великое кровопролитие народов, выяснилось, что храбрый лейтенант её сердца провёл в лондонском армейском госпитале почти семь месяцев. Там из его груди с огромным трудом извлекли немецкую пулю. Кто же её, в таком случае, туда засунул? Окончательно сломленные фашисты??? 

…Читая, в общем-то, частное письмо, я ещё умудрился сочинить повод для демонстрации своего умения петь и танцевать…

…Вопиющие игнорирование классики суровые экзаменаторы поначалу наблюдали с тревожным недоумением, пытаясь угадать имя автора произведения. Но, когда выяснилось, что автор текста в списках классиков не значится, меня, вопреки строжайшим правилам, освободили от дальнейших туров (а их оставалось ещё два) и срочно зачислили на первый курс.

За всю историю учебного заведения подобную вольность небожители позволили себе впервые.   

По настоянию ректора мне немедленно предоставили бесплатное место в общежитии, несмотря на огромный дефицит даже платных мест.
Сие многообещающее начало не могло пройти бесследно. Моя душа встрепенулась навстречу щедрости самого Провидения и я незамедлительно начал отсчитывать часы до того мгновения, когда буду обнаружен великими мастерами кинематографа и на меня обрушится всемирная слава…

***

…Прошло двадцать семь лет. Я уже давно устал считать часы. Никакая слава на меня до сих пор не обрушилась.

Маленький аргентинский городок Кордова.

Я сижу под тентом уличного кафе. Помимо всего прочего на мне лёгкая летняя куртка, нежно белого цвета.
Ненужный, казалась бы, предмет одежды в изнуряющую жару. Тут даже обычной тонкой майки слишком много. Хочется быть совсем голым…

…Куртка мне остро необходима, чтобы скрыть от чужих глаз кобуру с австрийским пистолетом «Глок»…

…Актёрские навыки помогают мне выглядеть типичным аргентинцем. Так, что на меня никто не обращает внимания, не смотря на пусть и летнюю, но куртку. Пожалуй, на сотни миль вокруг никто ничего не надевает поверх майки. Но мою вынужденную оригинальность надёжно прячет философское выражение лица. Это выражение отличает местных мужчин от мужчин всего остального мира. Если на меня падает чей-то случайный взгляд, то философскую задумчивость он замечает, а куртку нет. Я же Актёр. Поэтому умею делать собственное лицо намного значительнее, чем вся одежда.
И посторонний взгляд скользит себе дальше. Владелец взгляда уверен, что ничего  интересного в этом уголке разглядеть не удастся. Ещё один потомок Гаучо, решил угоститься бутылочкой другой запотевшего от холода «Норте».

Ну, и не последнюю роль в имитации непринуждённости играет седой парик. Он, а так же серьёзный театральный макияж, состарили меня минимум лет на тридцать. У стариков, как известно, кровь тоже немолодая, то есть, негорячая. Вот и сидит себе дедушка в невесомой курточке. Эта деталь туалета вполне объяснима ещё и потому, что не хочет дедушка выставлять напоказ своё далёкое от идеала тело.   

Весь этот камерный маскарад я затеял ради одного человека. Самого главного человека на планете Земля.

Он сидит через три столика от моего. Сейчас этот человек меня не только не замечает, а даже и не видит, потому что расположен спиной ко мне.

Я его должен убить.

Актёр не может быть не сентиментальным. Человек, который благодаря моим стараниям встретится через несколько минут со смертью, рассматривается мною как Весточка с нашего Света на Тот. А я всего лишь курьер, который опустит Весточку в почтовый ящик

В принципе, мне ни что не мешает выполнить просьбу Леонида Павловича, прямо сейчас, но я жду, пока моя жертва допьёт свой благородный Мальбек. В шагах десяти от кафе маленькая стела. На ней табло. На табло написано:
 
                10.12.2009.
 
Такой вот жаркий декабрь. Но нельзя забывать, что это Южное Полушарие. И сейчас здесь лето.   

Тот человек и не подозревает, что там, на табло, скорее всего, написана дата его смерти. И отделяет его от вечности сущая безделица под названием «полнота налитого бокала»…   

…Я просто вообразил себе, что будущий покойник лично попросил меня об одолжении. Насладиться напитком. Ведь это последнее желание. А последние желания принято исполнять. Я же не изверг.   

Выстрел раздастся, несмотря на то, что сейчас позднее утро, но люди всё ещё спешат на работу. И это центр уездного города. В паре кварталов резиденция местного алькальда.

Такие мелочи меня не остановят. Хотя глушитель к пистолету был бы здесь весьма уместен. Но всё дело в том, что я не собирался сегодня никого убивать. Сначала я, как водится, хотел проследить за «объектом». Выяснить, какая у него охрана? Куда он ходит? Чем вообще живёт? А самая главная моя задача – найти точку для снайперского выстрела.

Снайперская винтовка мне намного ближе и понятнее.

Но вдруг, совершенно случайно, увидел нужного мне мужчину в почти пустом кафе. И он, вот же удача, один. Такое иногда бывает, что сильные мира сего хотят побыть в одиночестве. Особенно, когда полагают, что угроза уже миновала.

А может он ждёт замужнюю Донью? И желает проявить деликатность. Встретится без свидетелей.

Но что-то мне подсказывает – никакой Доньи не будет. Предчувствия меня обычно не подводят.  Да и не ждут Кабальеро с такими лицами своих прекрасных Донн. Грустное у него лицо. Может совесть проснулась? Хотя вряд ли…

…В тот самый миг, когда я его увидел здесь в кафе, то сначала не поверил глазам. Вот уж воистину заезженное выражение «такие люди и без охраны».
Но когда убедился, что глаза мне не врут, то подумал «а чего тянуть?». Пистолет при мне. Только вот набор глушителей в гостинице оставил. Ну да ладно. Обойдёмся. План составился сам собой, всего за несколько секунд…

…Пусть будет громко. Паника не повредит. Сразу после того, как пули с раскрывающимися лепестками ворвутся в мозг приговорённого, мне надо будет пробежать до тёмно-красного недостроенного здания из трёх этажей одну или пару тысяч футов. Точное расстояние будет зависеть от того, где сразу после выстрелов соберётся больше людей. Там где больше, там я и побегу. Чем больше людей, тем легче среди них затеряться. Бегущий после выстрелов человек, показывает всем своим испуганным видом, что и остальным очень нужно последовать его примеру…

…Но может случиться так, что обмануть никого не получиться. Например, официант или какой-нибудь глазастый прохожий увидит, кто именно стрелял и прокричит об этом во весь голос. При таком раскладе, когда я побегу, все станут показывать на слишком резвого старичка пальцами.

Но на этот скорбный случай имеются задумки. Я сознательно пойду на нарушение заповеди любого ликвидатора «отстрелялся – выброси, главную улику, оружие». После выстрелов я верну свой «Глок» в кобуру. В случае если невольные зрители окажутся не столь доверчивыми, как я рассчитывал, придётся пострелять в воздух для острастки.

Вряд ли кто-то из мирно изнывающих от жары обывателей решится иметь дело с непредсказуемым пистольеро. Поэтому пробежать свои футы я планирую без особых осложнений.

Там, на чердаке, в укромном месте, я выкину парик, куртку и кобуру с оружием, смою косметику заранее приготовленным раствором из пластиковой бутылочки, переоденусь в другую майку и новые шорты.

Такие тайники я оставил в нескольких местах. Я же хотел сначала просто следить. А эти припрятанные сюрпризы, помогали бы мне не примелькаться. Если рядом всё время виден дедушка, охрана моей жертвы сама начнёт присматриваться к старцу. А когда старца сменит другой мужчина, потом третий, четвёртый и так далее, это уже не слишком явно бросается в глаза. А то, что все эти мужчины один и тот же человек никому и в голову не придёт. Почему? А потому что я Актёр…

…В приготовленной майке вшит кусок поролона. Это чтобы казалось, будто у меня есть пивной животик. Ну а без парика, и тем более без грима, я совершенно другой человек.

Выйдя из здания, я смешаюсь с толпой. После чего дойду до вокзала и сяду в экспресс на Буэнос-Айрес.

Оставшееся до расстрела время нужно бы посвятить повторению плана отхода. Но, во-первых, хочу себе позволить маленький каприз и перестать думать о скучных делах.
Во-вторых, я уже знаю всё наизусть, вплоть до мельчайших деталей. И неважно, что план родился совсем недавно. Но я же в таких акциях далеко не новичок. Поэтому отдаю себе отчёт, что неожиданности могут случиться такие, какие ни за что не предусмотришь. И тогда вся подготовка насмарку. Придётся, закусив губу, импровизировать.

Так чему же посвятить оставшиеся минуты? Которые, кстати, тянутся мучительно медленно.

Мысли, помимо моей воли, роятся вокруг вопроса – почему я, талантливый актёр, с настоящим, а не киношным пистолетом, сижу в какой-то непонятной Кордове? Я мог бы сидеть на набережной Sun Set, в Лос-Анджелесе. Туда бы я выезжал из своего Голливудского особняка.

По какой такой причине всё пошло не так, как я хотел? На что я извёл двадцать семь лет жизни? Зачем я ввязался во весь этот кошмар?
Я прикрыл глаза. Мне нужно, во что бы то ни стало, отогнать всякие гнусные мысли, иначе мне станет жалко, сначала себя, а потом всё остальное наше глупое человечество.

Ну и как с таким настроением, убивать людей?

Прикрыв глаза, я увидел бег моей никчёмной жизни…
***

…Вполне возможно, меня к этому времени и настигла бы всемирная слава, если бы мой путь в Голливуд был покороче. И если бы меня звали, допустим, Джон Смит (потом я бы обязательно сменил бы это имя на более звучный псевдоним, как это делает любая уважающая себя звезда).

Но зовут меня Фёдор Анатольевич Стригунов. И Мегаполис, куда я поспешил сразу после выпускного бала, называется Москва, а не Лос-Анджелес. И Дед мой долбил фашизм в основном с восточной стороны, а не с западной. Лишь на короткое время, его, по стратегическим и заодно секретным соображениям воинского начальства, прикомандировали к войскам союзников. Планировалось, что Дед проведёт там месяца три, не больше. Но, по причине ранения пришлось задержаться. А сразу после выздоровления, он с первым же конвоем прибыл назад в Архангельск. А оттуда снова на фронт. В красную армию…   

…Меня тоже забрали в армию, сменившую название с «Красная» на «Советская».
Забрали с первого курса, потому что  в театральном училище отсутствовала военная кафедра.

Я мог бы остаться служить в Москве. В ансамбле песни и пляски. Но я ударил по лицу главного дирижёра, за то, что тот жульничал в картах. А у дирижёра влиятельные друзья. Меня сослали в самые обычные строевые части.
Повинуясь дурацкому чувству коллективизма, я написал заявление добровольно служить в Афганистане. Весь наш полк писал такие просьбы. Мне было стыдно выглядеть белой вороной.

Из всего полка, а это почти тысяча человек, выбрали только пятерых.

Я в их числе.

Там-то я и узнал, что подлинная война не имеет никакого отношения к романтике, а уж тем более к справедливости. 
Самый памятный эпизод, когда мои актёрские способности впервые в жизни, эту самую жизнь и спасли. Потом они её спасали не раз и не два. Но тогда был самый-самый первый раз…

…У меня, из-за собственной легкомысленности, рожок в подсумке, а передо мной стоял вооружённый Моджахед…

…Справа от меня находился Юра Ратновский. Санитар из госпиталя в Кандагаре. Накануне мы с ним долго употребляли спирт и нюхали трофейный кокаин. В результате торжественно поклялись стать адептами истинного первородного христианства. Непротивление злу. Если тебя ударили по левой щеке, подставь правую.
Юра, судя по всему, решил сдержать клятву и никак не пытался пустить в ход свой автомат…

…Моджахед начал с Юры. Выстрел. Вскрик. Тишина. Вот, оказывается, как просто закончить человеческую жизнь. Секундное дело. Следующий я.
Мне вдруг захотелось бороться за свою жизнь всеми доступными методами. Да только где они? Эти доступные методы…

…То ли от отчаяния, то ли от предсмертного куража, я состроил Моджахеду рожу. Он засмеялся. Очень сильно засмеялся, так что его согнуло пополам.
Пока он смеялся, я успел достать рожок, вставить  его в автомат и передёрнуть затвор, после чего, я убил развеселившегося Басмача. Надеюсь, он умер счастливым. Потом, после боя, мои боевые товарищи нашли у него изрядный запас гашиша. Этот дурман, как утверждают знатоки, заставляет смеяться даже самых мрачных людей. Повод к безудержному хохоту может быть абсолютно ничтожный.
Данное обстоятельство частично разрушает миф о моих выдающихся актёрских способностях. Но, всё-таки! В столь фатальный миг, только истый Актёр попытается рассмешить свою смерть…

…Ещё несколько раз я выжил исключительно потому, что умел притворяться мёртвым. Я далеко не первый, кому приходила в голову подобная идея. Однако враги, осматривая места побоищ, без труда отличают притворщиков от честных мертвецов. Тех, кто видел смерть, почти невозможно обмануть. Я же сумел сделать так, что мои открытые и остекленевшие глаза, заставляли верить в мою смерть даже самых опытных воинов Ислама. И они, желая сэкономить патроны, не производили контрольный выстрел в голову. Уж если они, мысленно сказали мне «верю», не сомневаюсь, что вслед за ними это повторил бы и сам Станиславский…   

…Возвратившись из армии, я восстановился в театральном училище. Немедленно же был вовлечён в учебный процесс. Участвовал в студенческих постановках. Перед новым годом, сразу после нашего курсового спектакля «Разбойники» по Шиллеру, где мне досталась роль старшего брата Карла, ко мне подошёл мужчина. Помощник известного режиссёра и пригласил на кинопробы фильма о буднях советской милиции. Пробы я прошёл с лёгкостью, меня утвердили на главную роль. И даже выдали денежный аванс. Этот аванс я решил прокутить в ресторане.
Пригласил друзей. А во время банкета я устроил драку. Из-за женщин. Из-за кого же  ещё?

За соседним столиком три очаровательные студентки из МГУ отмечали день рождения подруги. Я пригласил одну из них на медленный танец. И пока мы продвигались к месту, где все танцуют, на нашем пути возник могучий пьяный Лесоруб. Гость столицы из Сибири. 

Девушка шла впереди, а я сзади. Лесоруб бесцеремонно схватил мою будущую партнёршу по танцу в охапку и понёс, как знамя. Она стала звать на помощь. Мог ли я отказать?

Чтобы Лесоруб обратил на меня внимание, я слегка ударил его ногой по рельефной сибирской заднице. И оставил след от моего ботинка на его чёрных брюках. След был очень хорошо заметен.

Поставив Даму на пол, Лесоруб с негодованием повернулся ко мне. Он хотел потребовать сатисфакции, но не знал, что это такое. Поэтому недолго думая, попытался произвести удар в мою челюсть. Я уклонился и ударил его в нос. Моя попытка оказалась успешнее. Потому что я успел выпить гораздо меньше чем он. Мы с друзьями подошли относительно недавно… 

…Лесоруб упал…

…Видя, что их друг на полу, к месту действия  устремились его коллеги…

…Мои же коллеги по актёрскому ремеслу стушевались и сделали вид, что никак не могут пройти между столиками.

Оказалось, Лесорубам нелегко справиться с человеком, которому доводилось участвовать в рукопашных. Драка набирала обороты.

Хотя ресторан находился и не в центре Москвы, милиция приехала достаточно быстро.
Меня и гостей столицы попытались вразумить. Сначала устно. И мы охотно поддались бы на уговоры. Хотя и были неидеально трезвы. Спорить с властью себе дороже. Но, один из патрульных, молодой неопытный лимитчик, имел неосторожность назвать нас козлами.

Соображения чести в неидеально трезвом мозгу перевесили страх перед беспощадной государственной машиной.

Не сговариваясь, я и мои бывшие оппоненты выступили против сил правопорядка единым фронтом. Это с самого начала было роковым решением. Первый наряд состоял всего лишь из двух патрульных. Они не рискнули пойти дальше словесной перепалки. Вызвали по рации подкрепление.
Приехали десять человек и тут же попытались вынести нас из ресторана. У них ничего не вышло. Я и ещё трое сибиряков показали мастер-класс лимитчикам. После чего мы, так стихийно помирившись между собой, решили сесть за столик и выпить за победу.

Но силы милиции, на тех десяти постовых не иссякли. Вскоре явилась новая ватага, на этот раз из тридцати молодцов. Силы были неравны. Нас всё-таки скрутили. А наутро, когда мы протрезвели, выяснилось, что у старшего лейтенанта Ковалёва, руководившего операцией по обезвреживанию банды дебоширов (это ж я и Дровосеки) сломан указательный палец на правой руке.

Палец – моя работа. А не надо было мне этим пальцем в лицо тыкать. И даже в воспитательных целях.

У сержантов Малахова и Доброва сотрясение мозга. Это сибиряки постарались. Силу им девать некуда.

Ещё у трёх милиционеров (фамилии не могу вспомнить) были выбиты зубы. Зубы тоже записали на мой счёт. Ну, чего только не случается в рыцарских турнирах.
Персоны, нанесшие травмы сотрудникам внутренних дел при исполнении последними служебных обязанностей, прощению не подлежали. Поэтому нас поставили перед фактом, что наш дом на ближайшие три года это тюрьма.

Я даже не особо расстроился. Ну, посижу три года в тюрьме. Ничего страшного. Сорвались съёмки в кино. Тоже ничего страшного. Меня непременно пригласят ещё раз. Я же гений. О девочке, из-за которой начался конфликт, я даже не вспомнил…
…Однако тюрьму я покинул не через три года, а через пять. Меня не выпускали, словно хотели, чтобы я сидел на бис. А я взял да и сбежал…
***

…Я ещё раз посмотрел на будущую Весточку. Он являл собою полную безмятежность. Надеюсь, что это не наигранно. Хотя и не удивлюсь, если всё не так. И он так же зорко следит за мной. Только вида не подаёт. То, что он сидит спиной ко мне, никакой роли не играет. Как говорят в народе, калач он тёртый. Держит где-нибудь незаметное для меня зеркальце. И я у него, как на ладони.

Если всех людей, кого он убил лично или убили по его приказу похоронить в одном месте, получится среднее кладбище. Я даже едва заметно вздохнул от облегчения. Ведь мне ни разу не приходилось убивать по собственной воле ни в чём неповинных людей. Это хорошо. А вот его всё-таки жалко. Может он раскаялся? Молится о прощении души своей по ночам…

…Простил ли его Бог, это он узнает после смерти. А вот я его не прощал и не прощу. Потому что в довольно обширном списке его жертв моё внимание привлекли две графы. Это дети. Мальчику было десять, а девочке восемь лет.
Как-то раз, это было  ещё в девяностые годы, он вместе с подручными ворвался в дом одного московского бизнесмена. Хозяин дома отказывался платить ему дань.

Сначала неплательщика хотели просто замучить до смерти. Но главарь бандитов внезапно передумал. Он решил, что самые страшные муки не в теле, а в душе. И на глазах отца убил его детей.  Мать, присутствующая при казни, в течение нескольких минут сошла с ума, поэтому её никто не тронул. Отец же пристально смотрел в глаза своего врага, пока тот не облил его бензином и не поджёг…

…Все участники драмы кавказцы. Нас наняли родственники убитых. Кровная месть. По моему глубокому убеждению – обычай не только справедливый, но и прекрасный…
…Подробности мне были известны с самого начала, поэтому я отказался от предложенного гонорара. Хотя сумму сулили немалую, даже для меня, человека отнюдь не бедного. Сегодняшняя акция, пример чистейшей воды альтруизма. Должно же Добро хотя бы изредка торжествовать над Злом… 

…Убийце казалось, что он надёжно спрятался за Океаном. Но от меня и моих друзей спрятаться весьма проблематично…

…Я присмотрелся к его бокалу с напитком. Чуть больше половины. Что-то медленно он пьёт. Может, предчувствует, что это его последние глотки?
Но я человек терпеливый. Подгонять не стану. Да и как бы я стал его подгонять, даже если бы и захотел? А пока что я тоже сделаю глоток славного аргентинского пива…

…И вновь моя память жалуется неизвестно кому на абсурдную жизнь…
***

…Меня и сибиряков судили показательным судом. Тогда как раз проводилась генеральная репетиция антиалкогольной кампании, затеянной несколькими годами позже. А мы представляли собой идеальный пример, до чего же может довести злоупотребление спиртными напитками. Пока шло следствие нас выпустили под подписку о невыезде. Я наслаждался последними деньками на воле и думал о том, как же надо вести себя в тюрьме. По  рассказам бывалых ребят, с которыми я был знаком ещё по городку своего детства, нравы в тех местах суровые. Мужчин там постоянно проверяют на крепость характера.

Я жил на даче одного из своих приятелей. Так как из общежития меня выгнали. Родителям в письмах врал, что всё в порядке.

В самый последний вечер перед судом по телевизору показывали старый фильм «Два бойца». Слушая песню, в исполнении Марка Бернеса о Косте-моряке, привозящем в Одессу шаланды полные кефали, меня осенило.
Нужно просто играть бывалого мужика. А разве я не бывалый? Войну прошёл. Людей убивал, хотевших убить меня.

Надо всего лишь надеть на себя маску, какую Марк Бернес носит в том фильме. Вроде и добрый, но может легко открутить голову тому, кто будет хамить…

…И это оказалось единственно верным путём. Вот что значит магия искусства.

В самый первый миг, как я только переступил порог камеры, меня сразу же отличили от других новичков. Пригласили за стол. Налили стакан водки. Дали закусить. Сало с чесноком, жареная говядина с варёной картошкой. Потом снова водка...
…Когда я наутро проснулся, долго не мог понять, где нахожусь. Оказалось в тюрьме. И ещё выяснилось, что  во время попойки меня наградили прозвищем. Или как здесь его называют «Погоняло».

Меня прозвали Шанс. С этим и живу до сих пор…

…А к вечеру, когда мне полегчало, со мной говорил сам смотрящий:

-   Смотри, сынок – советовал он – тебе решать. Хочешь, чалься простым мужиком. Выйдешь, куй свою жизнь, пока она молодая и горячая. А хочешь, давай в блатные. Не зря тебе погоняло «Шанс» дали. Кликуха фортовая. У меня на людей нюх. Хоть ты и попал сюда по бакланке. Такие как ты и до законников могут дойти.
В тот вечер я полагал, что выбрал чалиться простым мужиком. Но уже через полтора года мне внезапно стало ясно, не мы рисуем узоры своих судеб.

В колонии под Воронежем, куда меня заслали по решению московского суда, я случайно услышал интимный разговор. Произошло это так:

…Трудился я в слесарной мастерской. И в честь дня моего рождения приятели презентовали три бутылки водки с воли. Ну, выпили. Я уснул. За занавеской. Там у нас диванчик и столик. Когда проснулся, услышал разговор. Один Авторитет разговаривал с работником оперативной части колонии. На жаргонном сленге, Кумом. Заключённого я знал прекрасно. Ретивый борец с доносчиками. Неоднократно слышал его пламенные речи против стукачей. Был бы я режиссёром, я бы предложил ему роль красного комиссара. Настолько убедительно он говорил.

А тут он обстоятельно докладывал оперативнику об обстановке среди заключённых.

Парень я сообразительный. Поэтому лежал тихо.

Как опытные конспирологи после тайной встречи они расходились по одному. Первым вышел Кум. Его конфидент остался выждать положенное время.

А, мне вдруг страшно захотелось чихнуть. С такой силой накатило, что пришлось зажать нос рукой.

И когда мне казалось, что всё позади, и я победил, в углу раздался шорох. Это скреблась мышь. Мы её кормили хлебными крошками. Даже имя дали. Анфиса.
Шорох был слышен и за занавеской. Осторожный осведомитель, может и знал, что это мышь, но для очистки совести решил взглянуть лично… 

…Подошёл к занавеске, откинул её. Я предпочёл притвориться спящим. Но из-под опущенных век, наблюдал за визитёром.

…Его лицо покрыла гримаса жалости ко мне. Казалось, что он вот-вот произнесёт «…извини, но будет полезно, если ты умрёшь»…
…Впрочем, гость продолжал молчать, а из кармана своего бушлата, он ловко выудил заточку и между нами сразу же начался поединок. В живых борец с доносчиками меня оставлять никак не желал. Зачем ему гадать, слышал я разговор или не слышал?
…У него были огромные шансы на успех. Я же ослаблен похмельем. А он бодр и свеж…
…Ему удалось ранить меня в плечо, но я ударил его случайно подвернувшимся молотком в висок и он, икнув, почти мгновенно умер…

…Налицо была необходимая оборона. Но, я всё-таки решил уничтожить труп. Так надёжнее. Нет тела – нет дела. Пусть все думают, что борец с доносчиками сбежал.
В одном здании с мастерской находилась котельная. А там мощная печь. Сейчас она, очень кстати, топится…

…Я уже взвалил тело на плечи, как открылась дверь, и раздался радостный голос недавнего Кума:
-  Лёша, а знаешь, что я забыл тебе ещё сказать???
***

…Мой подопечный внезапно улыбнулся. Улыбнулся каким-то своим мыслям. Хорошая у него улыбка. Открытая. Если бы я не знал, какой шлейф тянется за этим человеком, то непременно купился на его улыбочку, несмотря на весь мой жизненный опыт и знания людей. Я бы решил, что передо мной, неплохой, в сущности, человек. Хотя, как я прочитал из его досье, есть люди, для которых он настоящий благодетель. Он вылечил очень многих от наркомании. Правда, потом призвал их под знамёна своей банды. Впрочем, если бы я присмотрелся к нему внимательнее, то пришёл бы к выводу, что передо мной человек, в высшей степени, прагматичный, лишённый эмоций, а стало быть, и совести…

…Кто знает, возможно, он, так же как и я, вспоминает сейчас свою жизнь. Вот и улыбнулся, что-то вспомнив. А я сейчас вспоминаю о таком из моей жизни, что и не до улыбок…
*** 

…Как потом выяснилось, я убил не просто узника, а действующего капитана милиции, внедрённого в бандитскую шайку. Да и капитан он не простой. Герой Советского Союза. Это звание он получил в Афганистане. Там он воевал до службы в милиции. Он и в милиции успел много раз отличиться. Совершил немало ярких подвигов. Сам министр внутренних дел о нём знает.

Цель внедрения того капитана в шайку – сместить нынешнего «пахана» по кличке Тихий и поставить на его место своего человека. На кону стояли очень крупные деньги. И милиция хотела без лишнего шума оторвать самый изрядный кусок себе.
Я нечаянно помешал этим «благородным» замыслам. Но не в этом была основная суть претензий ко мне.

Милиционеры полагали, что если рассказать всю правду, будет нехорошо. Ведь правда разрушит добрый образ милиции, созданный советской пропагандой. Потому что по всем канонам не мог милиционер, да и ещё и Герой Союза пытаться убить спящего, к тому же невиновного человека. В кино такого не показывают и в книжках про такое не пишут, а значит, в реальной жизни такого тоже нет… 


…Меня долго пытались  убедить дать показания, что я действовал по  указанию Тихого. Я отказывался. Тогда милиционеры нашли среди заключённых добровольца, который признался в том, что якобы подслушал ночью разговор между мной и Тихим.
Естественно, в разговоре прозвучала инструкция, как мне следует расправиться с раскрытым капитаном.

Тихого вызвали на допрос. И пока его вели от барака к зданию оперативной части, раздалось несколько пистолетных выстрелов…

…Тихий был убит «при попытке к бегству»…

…Дальнейшее следствие проходило по сценарию, придуманному авторами хитроумной интриги.

Мои слова никто не воспринимал всерьёз. По версии сочинённой в недрах милиции, я устроил засаду на капитана и хладнокровно убил его. И не у меня была самооборона, а покойного капитана. Отсюда и рана в моём плече.
Суд был закрытый, из-за причастности фигурантов к служебной тайне. Состоялось всего одно заседание.

Обвинитель задаёт мне, например, такой вопрос:

-  Вы знали, что заключённый Блинов Алексей Алексеевич являлся секретным агентом милиции?

-  Нет – совершенно честно отвечаю я.

-   Да – записывает секретарь мой ответ в протокол заседания, полагая, что в русском языке слова «да» и «нет», синонимы.

Секретарь, не молодая, как обычно, девица, вчерашняя школьница, не поступившая в институт, а сорокалетний мужик с опытной видавшей виды лысиной. Это чтобы не путаться в секретных инструкциях.
Но на всякий случай к нему подходит подполковник. Руководитель операции.

Проверяет правильность записи. Остаётся доволен.
Не удивительно, что через три часа я услышал, что по совокупности статей, бла-бла-бла, при отягчающих обстоятельствах, бла-бла-бла-бла, применить к Стригунову Фёдору Анатольевичу исключительную меру наказания. Расстрел.
Я даже толком расстроиться не успел, как услышал самый настоящий вой. Боже мой. Это моя мама. А вот и папа рядом. Я и не заметил их в зале суда. Откуда они здесь? Заседание же закрытое!
Подполковник, смотрит на меня с улыбкой бездарного клоуна. Психолог хренов.

А вой не смолкает. В Афганистане, во время войсковой операции в паджерском ущелье, был развёрнут на скорую руку полевой госпиталь. В спешке расхреначили ёмкости с наркозом. И вот над ущельем раздался человеческий крик, старающийся быть нечеловеческим. Бойцу, наступившему на мину, ампутируют ногу. 
Даже Душманы прекратили стрелять, проявляя деликатность. Настолько жуткий был тот крик.

А вот этот вой в зале суда намного жутче. Мужчины с таким чувством выть не могут.
Судья, тётенька лет пятидесяти, в сущности, добрая и домашняя, моргает изо всех сил, стараясь не заплакать. Тщетно. И минуты не прошло, как она зарыдала в голос. Эх, тётенька тётка, тебе бы пирожки печь, а ты смертные приговоры выносишь. А куда, прикажете, деваться? Молодой дурёхой пошла на юридический факультет. Вот и завертелось. Вместе с судьёй заревели все женщины в зале. Пошли на поводу у бабьей глупости. Среди них Блинова Вера Сергеевна. Мать убитого мною капитана. Она хотела сказать что-то моей матери. Что-то незлое. Быть может слова утешения. Но они никак не могли покинуть непокорное горло…
Мой папа, бледен, как полотно, молчит. Обнимает мать. Внезапно лицо его исказилось, и он падает на пол…

…Что было дальше, я не видел. Меня увели. А в ушах материнский вой. Голос-то у неё тихий. Даже когда она ругалась и то кричать не могла. Откуда у неё внутри силы нашлись на такой вой? А как она по-другому смогла бы объяснить миру, что чувствует? Каково это, когда сын молодой и здоровый, где даже самая бы придирчивая медкомиссия в мире никаких отклонений не обнаружила бы, должен умереть в ближайшее время. Какие слова могут найтись, когда потеря неизбежна, но пока что видишь эту потерю перед собой. Нет никаких слов, есть только:
-   У-У-У-У-У-УУУУ…
***   

…Вспоминая об этом, я почувствовал влажность в глазах. Пришлось стать к себе строже. Не хватало только сопли распускать. Я ещё раз взглянул на приговорённого. На снисхождение ему рассчитывать нечего. Лети, Весточка, лети.
Когда я вновь ощутил уверенность, что не расплачусь, стал вспоминать дальше…
***

…Я-то думал, что расстреляют меня в ближайшие дни. Зачем им кота за хвост тянуть? И я с нетерпением ждал разрешения мук моих. Ибо не в силах более слышать материнский вой. Особенно страшен он был по ночам, когда я спал. Поэтому я точно знал, что мне делать. Надо вести себя, как Моджахеды, которых мы пускали в расход в Афганистане. Они были мудры и спокойны, как северные скалы. Смеживали свои тёмные веки и погружались в себя, готовясь к встрече с Аллахом.

Но не всё так просто. Во-первых, сразу после суда при развитом социализме никого не расстреливали. Исключение составил только товарищ Соколов, бывший директор магазина Елисеевский. Его прикончили час спустя после приговора, когда везли из зала суда. Прямо в автозаке. Но, тут вмешались могущественные люди. Опасались они, как бы Соколов лишнего говорить не начал.

Во-вторых, не во всех городах Советского Союза разрешали применять высшую меру. Только в Свердловске, Бресте, Новочеркасске, Ташкенте и Хабаровске…

…Меня привезли в Новочеркасск. Поместили в отдельную одиночную камеру. Совсем маленькая. Три на два метра. Из мебели только кровать, крохотный столик и табуретка. Кроме того, сюда ухитрились  втиснуть унитаз и умывальник. Унитаз, правда, не работал. Забился. И по нужде, нарушая самые страшные запреты в служебных инструкциях, меня водили в большую камеру к уголовникам. Там узнав, что я смертник и сосватан к Вере Михайловне за краснопёрое мочилово, все обитатели камеры тут же прониклись ко мне уважением, граничащем с сакральным почитанием.
Всего в Новочеркасской тюрьме в ту пору находились два смертника. Я и ещё один насильник. Он убил женщину, когда та пригрозила рассказать о грехопадении всей деревне.

У насильника тоже не работал санузел, и его водили в ту же камеру. В отличие от меня его всё время порывались избить. Поэтому во время оправления у параши вынуждены находиться как минимум три охранника. Я же спокойно заходил один. И никогда не уходил без подарка. То пачка сигарет, то пачка чая, а иногда и бутылка водки.

Охрана к смертникам также относилась с особым почтением. Ещё под Воронежем, когда только-только был вынесен мой суровый приговор, в автозаке мне поднесли стакан ядрёного самогона.

А в Новочеркасске отношения с охраной были прямо-таки душевные. Больше всех мне понравилось разговаривать с Дмитрием Сергеевичем. Очень умным и глубоким человеком.
Уже к вечеру моего первого дня в скорбной обители, он по-отечески отчитал меня, что я не пишу никаких прошений о помиловании.
-  Да ты с ума сошёл, парень – всплеснул он руками – помиловкой брезговать не надо. Ишь, какой гордый. Я, вот, твои сопроводительные документы смотрел. Ты же орденом награждён…

-  Не орденом, медалью. Медаль называется «За отвагу» – скромно уточнил я.

-  Не загадывая вдаль, так, скажу, зачем мне орден? Я согласен на медаль – процитировал мой наставник цитату из известной поэмы.
Потом, похлопав меня по плечу добавил.

-   Писать надо. И упор делать на правительственные награды.

-  Не на награды, а на награду. У меня только одна медаль – снова скромно уточнил я…

…И мы начал писать, упоминая о награде. В день не меньше пяти обращений. Куда только не писали:

В Верховный Совет СССР. В верховный суд СССР. В верховный суд РСФСР.  И в генеральную прокуратуру СССР. И в генеральную прокуратуру РСФСР И во всесоюзный совет профсоюзов. В организацию ветеранов воинов-интернационалистов. И даже лично Михаилу Сергеевичу Горбачёву. Первому президенту Союза Советских Социалистических Республик.

В ответ приходили одни лишь отказы. Или ответов не было вовсе. От Горбачёва, например, ответа я так и не дождался.

Один раз мой спаситель заставил писать меня прошение в прокуратуру Литовской ССР

- А при чём здесь Литва? – интересуюсь.

-  У моих соседей там родственник работает – ответил Сергеевич…

…Литовцы тоже промолчали…

А тут ещё пришла весточка из дома, что папа умер. Сердечный приступ.
После того стал я внимательно прислушиваться по ночам к шагам в коридоре.
Не ко мне ли? 

Но, как рассказал насильник, раньше, чем месяцев через восемь, на исполнение приговора рассчитывать не стоит. Сам он здесь уже больше года тоскует…

…Его кстати, расстреляли, через три месяца после моего прибытия…

…И остался я единственным смертником в Новочеркасске…

…Я продолжал писать под диктовку Сергеича прошения о помиловке, а сам всё время думал свою думу…
…Посвящена та дума одному единственному вопросу. Есть ли жизнь после смерти? И это было ни в коем случае не праздное любопытство. Какая же праздность на пороге смерти? К этому вопросу я отнёсся ответственно. Как мамина сестра, тётя Тамара к выбору квартиры.

Тётя Тамара двадцать лет копила деньги на кооперативное жильё. И когда нужная сумма, наконец, появилась, у маминой сестры возникли два варианта. Один вариант в городе Ставрополь, другой в городе Краснодар.
Ставропольская квартира нравилась ей больше. И район зелёный, и вид из окна потрясающий. И что немаловажно в южных жарких степях, окна выходят на северную сторону. Следовательно, летом квартира не будет жестоко нагреваться.
В Краснодаре не так блестяще. Окна на юг. Тут и шторы не помогут. Но, зато сам

Краснодар нравился ей больше.

Бедная тётя Тамара никак не могла сделать выбор. Без всякого жеманства она сознавалась, что накопить деньги было легче, чем решиться, в каком городе жить.
В конечном итоге тётушка выбрала Краснодар.
Как и тётя Тамара, я также никак не мог сделать выбор.
Что же мне, собственно, желать?
Чтобы после смерти наступало небытие?

Чик и всё.

Или чтобы была жизнь?

С одной стороны – мне бы лучше небытие.
Никаких сожалений об упущенных возможностях. В противном случае, я же буду мучиться, что человечество так и не узнало о моём даровании. А это плохо.
С другой стороны – там, на том свете, почти все являются старыми людьми. Потому что согласно статистике большинство людей доживают до старости. А мне, когда меня расстреляют, будет всего-то двадцать три года. Ну, или двадцать четыре, если с исполнением затянут. А коли так, я же буду в элите загробного мира. А кто не хочет быть в элите? Я так очень хочу.

На первый взгляд покажется, что в отличие от тёти Тамары, которая выбирала квартиру лично, я никак не могу влиять на выбор, есть после смерти жизнь или нет.

…Но…

…Как я прочитал в Библии (а эту Книгу мне приносит читать Дмитрий Сергеевич):

   …Каждому воздастся по Вере его…

…То есть, если веришь в загробную жизнь, то её и увидишь. А если не веришь, как атеисты, то и ныряй в своё небытие.
Вот так я лежал на шконочке, в потолок глядел. И думал, думал, думал. Решал – верить мне или не верить…

…Так ничего и не решил…

…Но именно этими раздумьями я ни с кем делился.

Зачем?

Они же ничего не поймут. Их ведь к смерти не приговаривали…
…А ещё сменщик Дмитрия Сергеевича, Николай Викторович, мужчина не столь душевный, однажды за бутылкой водки, подаренной, как всегда, милыми соседями уголовничками, рассказал мне, как происходит исполнение приговора. Он бы вряд ли бы стал рассказывать, но его развезло, и он потерял над собой контроль.
Потом, протрезвев, он пытался внушить мне, будто всё это враньё. Но, судя по тому, как он умолял меня никому об его откровениях не рассказывать, я понял что всё – правда…

…Главное условие, по словам Николая Викторовича, гуманность. Она состоит в том, что казнь должна произойти неожиданно. Так чтобы приговорённый не успел всё осознать и испугаться (прямо не палачи, а кружок человеколюбов).
Главного виновника мероприятия вызывают, якобы для встречи с прокурором. А у прокурора хорошие новости. Помиловка-помиловочка. Осуждённый ждёт в маленькой камере. С ним оставляют женщину-надзирателя. Её зовут Лена.
Лена за столом, на столе газета, под газетой ПСМ (пистолет системы Макарова). Оружие снято с предохранителя и готово к стрельбе.
Осуждённый сидит спиной к двери, а Лена лицом. Дверь открывают. Лена говорит:

- А вот и прокурор.

Осуждённый поворачивает голову. В это время и раздаётся выстрел.

У Лены рука набита.

Это только на первый взгляд кажется, что расстрел дело нехитрое. Но это только кажется. До Лены быть палачом пытался, один паренёк. Зовут Вася. Сам вызвался. Тогда изысков никто не предлагал. Никаких уловок с газетами. Осуждённого оставляли в камере одного. Затем должен войти Вася и выстрелить смертнику в голову.

Когда же дошло до дела, выяснилось, что палач Вася изрядно переоценил свою психологическую невозмутимость.

Он сильно разволновался. Руки его задрожали. И он не сумел попасть смертнику в голову. Попал в плечо. Узник заскулил. А Вася бросил пистолет на пол и попытался выбежать из камеры. Но не совладал с дверью. Хотя дверь была не заперта. Просто Вася открывал её наружу, а нужно было открывать вовнутрь.
Узрев в непокорности двери промысел Божий, Вася бухнулся на колени перед приговорённым и стал просить прощения… 

…Конец безобразию положил срочно вызванный заместитель начальника тюрьмы по политико-воспитательной работе. Он бывший фронтовик, привёл приговор в исполнение не дрогнувшей рукой.

А на следующий день, той же рукой написал раппорт об уходе. Сейчас руководит духовым оркестром в ростовском доме офицеров. А Васю положили в психбольницу. Уже десять лет прошло, а он всё там и улучшений не предвидится. Его кормят манной кашей с ложечки, как грудничка…

…Никто не знает, каким образом палачом стала Лена. До этого она работала простым контролёром. Да и сейчас там же работает. Расстрелы-то не каждый день. Но за все десять лет у Лены не было ни одного сбоя. Всех казнила с одного выстрела…
…А я-то думал, что расстреливают, так как я видел в кино. Ставят к кирпичной стенке. Выводят взвод солдат. Офицер командует:

-  Целься.

А оно, оказывается, вот как…

…Однажды, произошёл казус. Расстреливали одного налётчика. А он, как только взглянул на Лену, сразу всё понял. Так и сказал:

-  Ты меня и кончишь. Глаза у тебя особенные…

…Выслушав налётчика, Лена пожала плечами, достала из-под газеты пистолет и бесхитростно засадила собеседнику пулю между глаз…
…Николай Викторович, после того случая к Лене повнимательнее присмотрелся и как он только сразу это не заметил. В глазах лёд и нечисть. Словами не опишешь…

А ведь в миру Лена обычная женщина. В Ростове живёт. Муж, дети, всё как положено. Когда меня выводил конвой, по каким-то надобностям из камеры, я поневоле отыскивал глазами Лену.
Так и не отыскал…
***

…Мне показалось, что моя жертва намеревается встать. Тогда надо немедленно приступать. Я внутренне сжался, готовясь достать оружие. Но уже в следующее мгновение стало ясно, вставать он не собирается. Просто оглянулся. На мне взгляд не задержал. Хорошо.
Как говорили в армии, ложная тревога.
Я успокоился. А вот моя память нет…
***

…В камере смертников я провёл сто восемьдесят пять дней. Зачитали мне решение комиссии по помилованию о том, что смертный приговор, заменён другим приговором о лишении свободы на пятнадцать лет, ровно в десять, ноль-ноль. А в девять, пятьдесят девять, я был ещё уверен, что меня всё-таки расстреляют.

Ещё бы.

Ведь до оглашения помиловки, всё складывалась, как предсказывал Николай Викторович. 
В дверь моей камеры постучали. Сказали, что приехал прокурор со свитой. Я подумал:

-  Вот и дождался. Пора познакомиться с Леной.
Подумал ещё, что сам откину в сторону газету, схвачу пистолет, стану на одно колено, и как английский рыцарь и вручу оружие роковой Даме. Знатная сцена выйдет. Может быть, когда-нибудь её и окиночат…

…Но, когда меня ввели не в камеру, а в актовый зал, а там были незнакомые мне люди и во главе их мужчина в синем прокурорском мундире, я пожалел, что расстрел затягивается.

…Зачитали помиловку, я даже обрадоваться не сумел. Настолько всё во мне отупело…

…Живя столь длительное время в ожидании смерти, я сделал эпохальное открытие. Я понял, в чём состоит смысл жизни.

Он состоит в том, что жизнь свою надо прожить так, чтобы никогда не довелось услышать мамин вой (да и всех-всех остальных, кто мне близок, тоже). Вот, собственно, и весь у той жизни смысл. Остальное не существенно…

…Из Новочеркасска меня отправили под Туруханск…

…Пока бесконечные этапы сменяли один другой, меня настигла ещё одна трагическая новость.

Моя мама повесилась. 

Это случилось в кабинете председателя горкома партии, за неделю до моей помиловки. Секретарша председателя, её зовут тётя Света, мамина лучшая подруга. Ещё с самого маминого детства. Мама позвонила ей и сказала, что Витя, муж секретарши, снова пьёт водку в гараже с приятелями. Тётя Света поверила и попросила маму посидеть в приёмной, там к председателю, как раз иностранцы приехали, своими глазами посмотреть, что такое Perestroika & Glasnost в советской глубинке. Сама же умчалась в гаражи, спасать мужа от пьянства…

…Мама повесилась в приёмной на оконной фрамуге. А на груди повесила табличку с требованием отменить для меня смертную казнь.

На столь роковой шаг маму толкнуло великое отчаяние. Она уже трижды пыталась передать различным делегациям из-за рубежа воззвание, написанное по-английски, которое помогла составить соседка, студентка института иностранных языков. Для этого мама ездила и в Ставрополь и в Краснодар и в Ростов-на-Дону. Но бдительные переводчики, сопровождающие иноземцев, с ловкостью фокусников мамины воззвания изымали. Что поделать, почти все переводчики в то время были внештатными сотрудниками КГБ…   

…И вот четвёртая попытка…

…Город Георгиевка…

…Воспитанные в сострадании к людям, иностранцы, выйдя из кабинета местного царька, естественно, обомлели. Скандал разгорелся нешуточный. И переводчики и их кураторы на этот раз оказались бессильны.
В нашей стране перед иностранцами всегда пресмыкались, а во времена Горбачёва делали это с особенным энтузиазмом. На самом верху решили смертную казнь заменить на пятнашку. А не то мистер Рейган неодобрительно закачает головой…         
***

…Я ещё раз взглянул на жертву. Он закурил сигарету. За последние несколько минут  к напитку так и не притронулся.

В таком случае можно считать, что он поменял своё последнее желание. Вместо вина, предпочёл сигарету.

Дождусь, пока докурит. И пора…
***

…Под Туруханском мне несказанно повезло. Я познакомился с Леонидом Павловичем. Он своими беседами помог пережить мне смерть родителей. Я поневоле сравнил общение с ним, как обезболивающее средство для моей души…

…С ним мы сошлись самым естественным образом. Как только выяснилось, что оба воевали в Афганистане. Вернее это я считал, что мы воевали, а Палыч, улыбнувшись на это, сказал так:

-  Это против Гитлера люди воевали. А мы несли службу в боевых условиях. Ты у душманов танки видел? А самолёты? Немцам, которые воевали на восточном фронте, тоже приходилось не сладко. Во всяком случае, не слаще, чем нам. Мы им прикурить давали будьте-нате. Может, ты Федя, и не знаешь, но на войне было принято периодически отводить одни части с передовой на отдых и менять их другими. Такое практиковалось и у нас и у немцев. Так вот. Наши в тылу отдыхали более или менее спокойно, ну а немцев донимали партизаны. Но всё равно, как я прочитал в мемуарах одного фашистского генерала, укусы партизан они всё-таки предпочитали ударам регулярной армии. К чему же я это всё говорю? А чтобы ты не зазнавался. Наша служба в Афганистане, это как служба тех же немцев в тылу собственной армии. То есть, халява. Так что к ветеранам великой отечественной войны, ты Федя, не примазывайся, мол, и мы воевали. И я примазываться не буду Вот если бы ты сражался за душманов, я бы тебе пожал руку и признал бы что парень ты боевой, войну прошёл. Ведь мы их утюжили и танками и авиацией и реактивной артиллерией, да и обычной артиллерией тоже. И выжить тем дикарям было намного сложнее, чем нам. Якобы цивилизованным людям…

…Леонида Павловича доставили в туруханские земли прямо из Кабула, где он убил полковника царандоя.

Царандой – так называются афганские внутренние войска. А этого полковника он убил за то, что тот во время последнего боя струсил. Бежал вместе с подчинёнными, чем и оголил левый фланг обороны.

Через этот фланг в тыл к нашим войскам зашли душманы и убили много наших ребят. 
Надо бы эту гадину умертвить по-тихому. Но нервы не выдержали, и майор Щусь в присутствии многих свидетелей застрелил негодяя, прямо во  время совместной пьянки соратников по оружию.
Хотя сначала он просто хотел ударить его рукояткой пистолета по уху. Сверху вниз.

Такому удару он научился ещё в курсантах. Ухо после курсантского наказания становится красным как помидор и торчит, словно маленький локатор. 
Но, некто капитан Сорокин, махнувший уже не первый стакан спирта, спьяну изрёк

-  Ты офицер или истеричка? Достал оружие, стреляй.
Майор Шусь – человек чести. Истеричкой быть не пожелал, даже перед пьяным сослуживцем. Презрев последствия, выстрелил…

…Когда на следующее утро разгневанные офицеры пришли бить капитана Сорокина по морде за подстрекательство, он искренне не мог вспомнить, что он там говорил по пьяной лавочке. А майор Щусь был, разумеется, арестован… 

…Щусь это фамилия Леонида Павловича. До майора он дослужился в двадцать шесть  лет. Редко кому такое удаётся.

По законам ему полагалась отбывать срок в спецколонии. Там томятся бывшие работники, милиции, прокуратуры и военные. Но Павловича, то ли по разгильдяйству, то ли благодаря проискам недоброжелателей упекли в обычный лагерь.
Но и здесь  он не затерялся. Пользовался уважением и авторитетом.
К тому времени, как появился я, заключённый Щусь, отбыл уже треть отведённого ему срока. А срок за убийство в Советском Союзе давали максимальный. То есть, пятнадцать лет. Сначала старожилы встретили его настороженно, а вернее даже враждебно. К тем, кто носил погоны, тем более офицерские, здесь снисхождения не бывает.

-  Прибыл я сюда с этапом в четверг – уютно отхлёбывая беспощадно сурового чифиря из белой эмалированной кружки, вспоминал Леонид Павлович – а в субботу я уже в лазарете валялся после операции…

…Как только он начал рассказать, я потерял счёт времени. Прошло часа два, а может и все три. А я всё слушал и слушал, сдобренную тонкой иронией, бесхитростную повесть…

…Матёрым уголовникам показалось невежливым поведение новичка. Он, по их мнению, слишком долго пользовался умывальником.
Объяснить поклоннику чистоты его неправоту был послан узник по кличке Шанхай. Прежде чем начать объяснения, посол недоброй воли, отвесил Лёне подзатыльник. Для затравки разговора. После чего мгновенно лишился чувств, так и не поняв причины. Причина же состояла в коротком ударе, нанесённом строго между надбровными дугами.
На помощь Шанхаю устремились ещё несколько решительных молодых людей. В кино их бы всех ждала печальная участь. Но в непридуманной жизни всё сложнее и не так эффектно.

Драка длилась недолго. Леонид Павлович получил сотрясение мозга от удара фрагментом водопровода и ножевую рану в живот.
Смотрящий барака по достоинству оценил бескомпромиссность дебютанта лагерной жизни и решил не ограничивать время водных процедур.
Вместе с З\К Шусем в больницу были направлены ещё шесть участников сражения за умывальник. Двое из них скончались, не приходя в сознание. Третий скончался, успев в сознание прийти. Остальные, слава Богу, выжили. Правда, один из выживших остался инвалидом. Ему были вынуждены вскоре выписать актировку…

…Начальство колонии оформило инцидент, как несчастный случай на строительстве свинофермы…

…Ещё пока Палыч находился в больничке, его посетил местный Пахан с эффектным прозвищем «Пулемёт»…

…Вот тут-то и произошло, то чего следовало ожидать, но о чём местный блатной бомонд пока и не подозревал…

…Палыч очаровал посетителя. Так что тот разрешил называть себя по имени. Мансур…
…В умении очаровывать собеседников Палыч настоящий виртуоз. Я счастлив, что стал его очередной «жертвой». На этом поприще он в сто раз сноровистее, чем в драке. Хотя и кулаками он владеет отменно.
Жил такой древнегреческий философ Сократ, автор, не затерявшейся в веках фразы «…заговори, чтобы я тебя увидел». То есть, по тому, как говорит человек, можно узнать его характер. Что ж. Наблюдение справедливое.
Палыч усовершенствовал метод Сократа. И свёл его к другому утверждению «…Не надо ничего говорить, я посмотрю на тебя, и сам всё узнаю…».
Ему достаточно беглого взгляда на собеседника, чтобы определить характер. А если он посмотрит на него более пристально, то может рассказать и в общих чертах биографию.

Проведя беглую рекогносцировку, Палыч без труда определил тон, в котором надо вести беседу с подобным типажом…

…С тех пор Палыча признали авторитетом, дав ему почётную кличку «Боец»…
…Благодаря этому майору наказание тюрьмой для меня превратилось чуть ли не в удовольствие. Во всяком случае, тюрьма стала для меня настоящим университетом. С высоты прожитых лет я жалею о многих своих поступках. Но совершенно не жалею о времени проведённом под Туруханском.
Там я научился многим вещам. Таким, что можно выучить только в тюрьме, но иногда и другим. Для тюрьмы нетипичным. Например, английскому языку…          
 ***

…В кафе вошли два посетителя. Мужчина и женщина. Теперь нас здесь не двое, а четверо.

К ним из Юрты, стилизованной под индейский Вигвам, выскользнул официант.

Новые гости совсем меня не обеспокоили. Тем более, что и они сели спиной ко мне. Я смогу выстрелить, и быстро спрятать пистолет. И сделать вид, что стрелял не я, а кто-то из-за пальмы, растущей неподалёку…

…Могу сделать и по-другому. Могу встать, зайти за ту самую пальму, выстрелить и отойти в сторону, изображая случайного свидетеля преступления…

…От такой вариативности я спокойно остался сидеть и горевать над улетающими от меня годами…
***

 …Через полгода, после моего  появления под Туруханском, в наш лагерь был доставлен ещё один бывший «Афганец». Его лишили свободы за убийство. Обычная драка на танцах в сельском доме культуры. Слава, так звали парня, не рассчитал силы. Ударил соперника кулаком в ребро. Ребро сломалось и вошло в печень. Вызвали скорую помощь. Но она застряла в полях по пути из Райцентра. Что поделать?

Весенняя распутица в Российской глубинке.   

Возможно, приговор и не был бы таким суровым. Пятнадцать лет. Ведь убийство неумышленное. Но покойник оказался племянником секретаря райкома.
Славе Палыч оказал такой же радушный приём, как в своё время мне. Неожиданно во мне проснулась ревность. Я поставил себе тайную задачу. Стать для Палыча самым лучшим другом.

Задумавшись над этим, я сделал неприятное для себя открытие. Палыч совсем не считает меня своим лучшим другом. Приятелем? Это сколько угодно. А вот друзей, как я успел заметить, в лагере у него нет.

Какое же оружие имелось в моём распоряжении для завоевания симпатии? Только актёрство. Вот и всё моё оружие. Если я до сих пор играл роль персонажа из фильма «Два бойца», то можно сделать вывод, что для Палыча этот киногерой симпатичен, но не более того. Воображения не потрясает. Что же делать? Надо искать того кто

Палычу по-настоящему близок…

…Каждую субботу и воскресенье в наш клуб привозили кино. В первых двух рядах сидели офицеры. А с третьего располагались местные сидельцы. Этот самый третий ряд был отдан в распоряжение самым уважаемым людям. Палыч был в их числе. Чем дальше от экрана, тем ниже ступень в местной иерархической лестнице.

Я сидел в пятом ряду.   

Всего рядов было пятнадцать.

В последнем ютились изгои. Их называли «Опущенные».

Зрением меня Господь не обидел, и я прекрасно наблюдал реакцию Леонида Павловича.
По моим наблюдениям Палыч был равнодушен к кино. Но это совершенно противоречило открытым мною законам природы.
Людей равнодушных к кино не существует. 

Поэтому вывод я сделал такой:

К нам ещё не привозили фильм, который понравился бы Палычу…

…Привезли такой фильм через три месяца после начала моих научных наблюдений. Назывался он «Девять дней одного года». И был посвящён советским учёным.
Палыч старался делать невозмутимое лицо. Но меня не проведёшь. Я все лицевые мускулы наперечёт знаю. Особенно Палычу импонировал персонаж, которого играл актёр Баталов…

…Надо ли говорить, что вскоре мимика, жесты, интонации в речи актёра Баталова стали ненавязчиво появляться и у меня, особенно когда рядом прогуливался Палыч…      
…Сбоев у открытых мною законов не случалось ни разу. Если человек встречает в жизни людей, похожих на любимых им кинокумиров, он их безоговорочно пускает в свой внутренний мир.

Палыч не исключение. Он тоже не смог устоять.
Ускорение нашему сближению положил Утюг.
Такова кличка у одного из заключённых моего барака.

Однажды Утюг меня избил. Потому что я случайно наступил на упавшую вниз зубную щётку. Щётка принадлежала Утюгу. Случилось это утром, после подъёма, во время водных процедур.

- Шанс, ты чё? Ты мудило? Или как? – прокомментировал тремя риторическими вопросами данное происшествие Утюг.

-  А чё ты мне под ноги всякую херню роняешь? – возразил я.
Сидел Утюг за соучастие в убийстве инкассаторов. Обычно люди, посягающие на большие деньги, вдумчивы и спокойны. Однако Утюг таковым не был. Поэтому очевидно
и попался. Он сразу же кинулся в драку.

Меня это не испугало. И первую атаку я отбил. Утюг, сделал вид, что пошёл на попятную. Я притупил бдительность и тут же был наказан. Короткий удар в солнечное сплетение. Дыхание пропало. От второго удара в челюсть я упал на пол. Перед глазами поплыли тёмные круги. О сопротивлении я уже не думал. Закрыв голову руками, я стал ждать решения судьбы.    

Утюга оттащили другие ребята, когда стали замечать, что дела мои становятся хуже. А так как я был уважаемым заключённым, то забивать до смерти меня никто не позволил бы. 

Но это избиение, тем не менее, бросало изрядную тень на мою репутацию. Во всяком случае, Утюг мог вполне рассчитывать, на то, что я стану его слугой. Или как здесь это называли «шестёркой». 

От работ меня в тот день освободили. Дали отлежаться. Ко мне пришёл Палыч.

-  Будем учиться драться Федя – сказал он вместо приветствия…

…Уроки начались уже на следующее утро, когда я себя почувствовал значительно лучше. Всё-таки молодой и здоровый организм – это не пустые слова.
Первые занятие не предполагали никаких боевых упражнений. Только физические нагрузки. Кроме того, Палыч просто присматривался ко мне.

Вечером он  настоял, чтобы я участвовал в футбольном матче на снегу.
Как потом выяснилось, это было нужно ему для выявления моей природной моторики. Наблюдая за тем, как я отбиваю мяч, или борюсь за него с футболистом соперника, Палыч отмечал какие мышцы, задействует мой организм в ситуациях, когда думать некогда.  Установив такие мышцы, он допустил меня непосредственно к постижению науки драться.

В армии, в Афганистане, меня тоже учили драться. Настоящие боевые инструкторы. В программу обучения входили приёмы карате и боевого самбо. Но, как показала жизнь, против воспитанного улицей налётчика Утюга весь мой опыт оказался бессильным.
На две недели, благодаря связям Палыча, меня положили в местную больничку, хотя моему здоровью ничего не угрожало. Это было сделано исключительно для подготовки к новой беседе с Утюгом.

В первый же вечер, когда я после больнички переселился снова в свой старый барак, я услышал знакомый гнусавый голос.

-  Слышь ты, гнида – обратился ко  мне Утюг – вот мою робу постирать надо. Понял?

-  Не-а – жизнерадостно ответил я.

-  Ну, пойдём в коридор – скучающим тоном предложил обладатель грязной робы – я тебе пыль с ушей стряхну.

-  Пошли – легко согласился я.

За нами потянулись люди. Сегодня был четверг. Кино будет только послезавтра, а других развлечений не предвиделось…
…Уже через минуту после начала поединка необходимость в госпитализации испытывал Утюг. У него были выбиты три зуба. Сломано ребро. И левая рука.

У меня всего лишь разбита губа…

…После трёхнедельного курса лечения уже Утюг старательно стирал мои вещи…
…Но не это радовало меня. Меня радовало, то, что Палыч предложил мне переселиться к нему на соседнюю койку. Или как их тут называли «Шконка»…

…И потекли меж нами неспешные разговоры за жизнь. Иногда в них принимал участие, заходящий на огонёк Слава, но ему быстро наскучила «заумность» наших бесед.

-   Федя – однажды воскликнул Палыч – я давно присматриваюсь к тебе. Ведь ты в душе интеллигентный человек. Ты второй на нашей Зоне, кто не употребляет глагол «ложить», а говорит правильно «класть». Тебе как никому другому не идёт эта униформа. Надо работать над собой. Занятий по боевой подготовке мы не бросим, но тебе нужно наживать необходимые для интеллигента манеры. Например, ты должен научиться говорить по-английски. Как только ты этому научишься, твой русский тоже станет богаче.

-  А вы говорите по-английски? – спросил я. Хотя меня не удивляло, что Палыч знает языки.

-  Давай на «ты», Федя – предложил он вместо ответа.

А я поймал себя на мысли, что не осмеливался Палычу тыкать, хотя он старше меня всего лишь на семь лет.

Вот так мы начали учить английский.

Палыч потом мне рассказал, что этот язык он выучил, поступив на службу в ГРУ. Главное Разведывательное Управление, при Генеральном Штабе Вооружённых Сил Советского Союза.

Это обучение было сродни обучению драться. Палыч просто заставлял меня запоминать слова.

Если слово не запоминалось, он начинал драться. Вроде, как в шутку, по лицу не бил. Но всё равно было больно.

При таком подходе я старался слова запоминать. И Палыч тут же лез ко мне с расспросами.

-  Почему ты запомнил это слово? – очень серьёзно спрашивал он, когда мы «прошли» английское слово «Envy» – по-русски «зависть».
-  Энви – говорю я – похоже на имя Энвер. Мой знакомый азербайджанец по имени Энвер. Я завидовал ему, как он классно играл на гитаре.

-  Молодец – похвалил Палыч – сначала ты выучишь две тысячи английских слов. Потом мы начнём говорить на этом языке…
***

…Пришедшие в кафе мужчина и женщина заказали только кофе. Я пристально рассмотрел их и успокоился. К моей будущей жертве они не имели никакого отношения. Иначе, я бы это заметил. Я также не заметил никаких следов присутствия тайной охраны. Никто из прохожих нигде не задерживался. Да и не того полёта птица, мой «объект», чтобы извращаться на привлечение тайной стражи.

Раздалась мелодия из репертуара Френка Синатры. Источником звуков был мобильный телефон. Он звонил у пришедшего мужчины. Коротко поговорив, он подозвал официанта, расплатился, и они с женщиной тут же ушли.

Я взглянул на часы. Уже двадцать минут прошло, а Мальбек так и не допит. Сигарета не докурена. Вот и люди приходят и уходят, пора и мне что-то решать…

…Решение я принял такое:

Даю ему ещё пять минут. Если он не закончит со своим напитком и сигаретами, сам виноват. Когда появилась ясность, стало легче, и я вновь погрузился в воспоминания…
***   

…К тридцать третьему дню рождения Палыча, я сделал ему два роскошных подарка. Настоящую бритву «Шик» (выменял на семь пачек чая) и процитировал стихотворение Байрона. На английском языке, естественно.
Поэзии Палыч обрадовался сильнее, чем бритве.

-  Отрадно видеть, как люди становятся лучше – ободряюще улыбнувшись, сообщил он.
И это стало его последней улыбкой в тот день. Принимая поздравления и подарки от других сокамерников, Палыч был откровенно мрачен.

Пока шёл банкет я не дерзал обременять его расспросами, а после банкета он сам объяснил мне причину хандры.

-  Понимаешь Федя – тяжело вздохнул Палыч – мне тридцать три года. Сидеть ещё девять лет. Когда я выйду, мне будет сорок два. А сел я сюда, когда мне и тридцати ещё не было. Жизнь проходит мимо. Надо с этим что-то делать.

-  Бежать надо – ответил я – ты же, Лёня, разведчик, тебя учили жить на нелегальном положении…

-   Я об этом думал. Нелегальное положение, вот что стрёмно. Чужое имя на всю оставшуюся жизнь.

-  Откуда мы знаем, сколько осталось? – пожал я плечами – а имя это всего лишь буквы в паспорте. Главное это ты сам.
Вторая улыбка за весь вечер озарила мрачное лицо моего друга.

-  А не составишь ли, ты Федя, мне компанию?

Я на минуту задумался. Единственное обстоятельство, которое меня смущало, как человеку в бегах строить артистическую карьеру. Выход был найден неожиданно быстро. Если сделать пластическую операцию, навыки лицедейства никуда не пропадут, а значит, никаких препятствий к побегу я не вижу.

- Давай проветримся – согласился я, играя актёра Баталова…

…Далее мои воспоминания совершенно теряют свою стройность. Из них решительно исчезают почти все подробности. Я полагаю, что виной всему невероятная пестрота событий, последовавших вслед за нашим решением бежать прочь от Туруханских широт…
…Сам побег состоялся через три недели после принятого решения. Палыч дал денег конвойному и тот сделал вид, что не заметил как мы сели в грузовик отвозивший партию телогреек пошитых в колонии.

До Туруханска мы ехали почти десять часов. По сибирским меркам это рядом. Не зря я утверждал, что сидел под Туруханском. С такой же уверенностью киевляне могут говорить, что живут под Москвой.

Кузов у машины брезентовый, мороз минус тридцать. Для местных жителей это лёгкий морозец. А мне, не смотря на это тепло и уютно. Я устроил себе норку в телогрейках. И нежился всю дорогу.

Палыч по соседству соорудил похожее убежище, и мы строили планы на дальнейшее житьё.

Мне потом доводилось ночевать в королевских отелях, но тот сон среди ватных телогреек я считаю самым комфортным и умиротворяющим. Хотя ведь это же побег из тюрьмы. Впереди неизвестность. Но я-то молод. Побывал в камере смертников. Уверился, что ничего дурного со мной случиться уже не может…    
…Деньгами на побег Палыча снабдил протеже Пулемёт. С условием, что на воле, где возможностей больше, мы разживёмся и отдадим долг жене Пулемёта, ждущей своего непутёвого мужа в окрестностях Калуги...   
Первую неделю в Туруханске мы жили в полуразвалившемся доме вместе с бомжами. Тем временем Палыч придумал, как проникнуть в местную сберкассу. Дело для настоящего разведчика не слишком сложное.

В сберкассе мы разжились на полмиллиона советских рублей. Палыч прокомментировал это так:

-  Поздравляю Федя, теперь если нас поймают, то точно дадут расстрел. Сумма немаленькая.

Деньги позволили нам снять квартиру, искупаться, приобрести приличную одежду. А Палыч продемонстрировал ещё один свой талант. Покорять женские сердца. У него довольно выгодное сочетание мужественности и правильности черт лица. Даже если он молчит, женщины не остаются к нему равнодушными. Но он-то ещё и издаёт звуки. И не просто звуки. Он в состоянии завести такой разговор, что даже самая недалёкая курица тут же пожелает изучать труды Канта и Гегеля.
Свою цель он  наметил почти сразу. Оксана Георгиевна. Сотрудница паспортного стола.

Шансов у цели изначально никаких не было. Она гибельно влюбилась в беглеца. В результате этой любви мы стали почти что законопослушными гражданами.
Бланки наших паспортов были изготовлены на пермском полиграфическом комбинате, как и паспорта всех остальных граждан СССР. Печати на фотографиях также не вызывали никаких сомнений, даже у самых въедливых управдомов.
Имена отчества и фамилии принадлежали тихо скончавшимся одиноким пенсионерам. Даты рождения окрылённая светлым чувством Оксана Георгиевна вписала, разумеется, новые. Сей факт мог бы послужить зацепкой для какого-нибудь настойчивого следователя. Но подобных зацепок у беглых и без того немало…
***

 …Я посмотрел на часы. Прошло две минуты. Мой подопечный сделал первый глоток после долгой паузы. Пожалуй, продлю ему время с пяти до десяти минут. Если уж и потом не выпьет, буду считать себя свободным от обязательств.
Как бы ещё освободиться от тяжёлых воспоминаний. Вот это никак не получается…
***

 …Первым делом после Туруханска, мы направились в Калугу. Рассчитаться с Пулемётом, дай Бог ему здоровья.   

Судя по тому, как жила спутница жизни уважаемого в застенках человека, в деньгах она особо не нуждалась. Двухэтажный особнячок, огромная редкость в Калуге, был только у неё и ещё нескольких человек, работников торговли.
Палыч постарался как можно быстрее разделаться с этой обязанностью, справедливо опасаясь, как бы жена Пулемёта (красивая дама) не начала питать амурных чувств…

…Покончив с возвратом долга, мы приехали в Москву. В то время как раз полным ходом шла перестройка. Партия, разрешила частное предпринимательство. Мы организовали автомастерскую. Дела, на мой взгляд, шли неплохо. Но Палыч решил, что это «ловля блох». К тому же к нам обратились московские бандиты с предложением, так называемой, крыши. То есть опеки и защиты от других бандитов.
Авторов предложения Палыч выследил и с моей помощью убил.
Долго ли ещё занимались бы мы ремонтом машин – неизвестно. Но вскоре мой компаньон и друг случайно встретил беженцев из Афганистана. С ними он был хорошо знаком. Беженцы торговали наркотиками.

-  Вот это размах – со знанием дела сказал Палыч – надо Федя ехать в Афган. Войска, хоть и вывели, но ты со мной там не потеряешься…

…Эта фраза прозвучала утром, а вечером мы уже были в Ташкенте. Ещё через день приехали на такси в Кушку. Палыч пригласил на ужин в ресторан начальника одной из пограничных застав и спустя два дня, воспользовавшись тайной тропою, мы были в стране воинственных студентов Медресе, известных в миру под названием Талибы.
Год мы провели на одной из плантаций по выращиванию опиумного мака. Там я и узнал, что значит слово «Логистика».

Палыч стал начальником отдела логистики в солидной, но державшейся в густой тени, афганской фирме. Я его заместителем. Мы отвечали за доставку урожаев из Афганистана в Пакистан. Наладив связи в морском порту города Карачи, мы переселились в Пакистан. А уже оттуда, спустя ещё год, в Америку. В Нью-Йорк.
Меня поразил этот город. Город – большое яблоко. Вот все эстеты, без исключения, не сговариваясь, твердили, что небоскрёбы – это бездушно.

Какая же чудовищная чушь!

Неужели им не по силам рассмотреть в этих ажурных зданиях душу?
А мне, с моим плебейским происхождением, уроженцу убогой советской провинции, очень даже по силам…

…Оказавшись в самом знаменитом городе Планеты, мы тут же вступили в конфликт с итальянской мафией. Потомкам Римлян очень не понравилось, что кто-то продаёт наркотики и не делится с ними доходами. Несколько раз мы были на волоске от смерти. А после того как я застрелил одного из Капо главной нью-йоркской бригады, нам пришлось уносить ноги. Год мы прятались в немецком Гамбурге. Помимо, приобретённых знаний местного наречия, я встретил там свою Любовь…

…Вот показателем здоровья собаки служит её холодный нос. Если нос холодный, стало быть, пёс здоров. Показателем же здоровья мужчины, является его сексуальная озабоченность. Если мужчина равнодушен к плотским утехам, его надо спасать. Необходима консультация врачей. Что-то не так развивается в мятежном организме. У меня же с озабоченностью полный порядок. И не смотря на то, что моей жизни угрожала опасность и каждую секунду, откуда угодно мог появиться киллер, нанятый коварными итальянцами, я решительно перестал думать об опасности. Палыч тоже перестал. Мы стали думать об одном и том же.

До посещения Гамбурга я был противником платной любви. Палыч же убедил меня в обратном:

-  Смотри Федя – аргументировал он – вот когда ты ухаживаешь за женщиной, а в мыслях твоих только основной инстинкт, ты ведь поневоле становишься лжецом и обманщиком. Женщина думает, что у тебя серьёзные намерения…

-  А разве хороший секс, несерьёзное намерение? – возразил я.

-  Серьёзное – согласился Палыч – но женщины это понимать не умеют. Поэтому честнее пойти к проституткам. Они изначально не строят никаких иллюзий. Тут в Гамбурге, кстати, есть замечательный район. Называется Реппербан… 

…Вот так я познакомился с Бертой. В современной Германии это имя вышло из моды. Также как и в России вышли из моды имена, вроде Маланьи, Глафиры, Устиньи.
На самом деле для меня неважно, как зовут человека. Имя я запоминаю безо всяких эмоций. Имя никто себе не выбирает. Это делают родители…

…Берта представлялась своим клиентам Жаклин. Меня же она выделила среди всех и совершила то, что ни разу не делала с другими.
Первое, поцеловалась в губы.
Второе, назвала своё подлинное имя.

Я это оценил. И сделался с ней необычайно ласков.

Кроме того, я стал бывать у неё каждый день.

А она перестала выходить на работу. И мы поселились в крохотной гостинице, где-то на Гамбург-Зюд.

Пренебрегая элементарными соображениями безопасности, я рассказал ей всё. Перед ней беглый сибирский варнак по кличке «Шанс». Как я только рассказал это, мне стало совершенно легко и я разоткровенничился, словно маленький мальчик. Я ощутил острейшую необходимость рассказать о  том, как путешествовал в машине с телогрейками. И как мне было уютно и тепло. К моему огромному удивлению Берта прекрасно поняла мой рассказ. Она достала из своего рюкзачка детские фото. Там ей только шесть лет. Берта Вагнер…

…Потом я рассказал, что за мной охотятся могущественные люди. Но ни в этом главная проблема. Я Актёр. А весь мир мешает мне по-настоящему блеснуть талантом.
-  Ну, блесни передо мной – попросила она.

Для разминки я прочитал стихи Шекспира.
Берта прилично говорила по-английски. Но у классика литературы очень сложная лексика. Для не англичан непреодолимая.

Однако, не смотря на то, что Берта понимала через слово, она заплакала. Она угадала, что речь в моём монологе шла о людском коварстве и предательстве.
Берта оказалась права. Я читал отрывок из «Короля Лира»…

…Девушка всё ещё плакала, поэтому я решил её немного развеселить. Я посмотрел на включённый телевизор, постоянно настроенный на музыкальный канал, и добавив несколько ярких красок изобразил интонацию и жесты виджея, объявляющего следующую песню.

Берта рассмеялась, хотя в глазах всё ещё стояли слёзы.
-  Ни за что не подумала бы сейчас, что ты русский – произнесла она – ты так убедительно играешь немцев, что если бы не акцент, я была бы уверена, что ты шваб. Слушай, а сыграй англичанина.
Молодая женщина, схватив пульт от телевизора, переключила на какой-то британский канал. Там диктор читал новости. 

Я подошёл к телеприёмнику. И стал так, что моё лицо оказалось непосредственно над лицом диктора. Типичного представителя британской породы.

-  Ну, ты даёшь! – восхищённо произнесла Берта, совершенно забывшая о слезах - теперь я уверена, что ты англичанин. Только они так могут прикольно лупать глазами. Ну-ка, а теперь Франция.

И телевизор был переключён на Франц-один. Там шла какая-то экономическая билиберда. Курсы, акции, биржевые сводки.

-  Нет, ты Француз – заявила она мне…

…А когда, она переключила на японское телевидение и я изобразил японца, она смотрела на меня так, как будто я инопланетянин.
-  Я даже на секунду забыла, что у тебя не раскосые глаза – сказала она потрясённым шёпотом…

…Я ещё часа три изображал разные человеческие расы, пока не взмолился о пощаде. Но Берта, так нежно поцеловала меня в щёку и попросила:
-  Ну, ещё немножечко. Ну, пожалуйста. Ну, хоть разочек…

…Мой бенефис продлился от раннего вечера почти до самой полуночи. Пока она не уснула…

…Утром, заваривая кофе, Берта долго порывалась что-то сказать…

…Решилась только после того как со всем завтраком, включая яичницу с беконом было покончено.

Европейцам никак не удаётся правильно произнести русский звук «я», который следует после согласной. Вместо, Петя, Вася, Федя, они говорят Петья, Васья, Федья. Вот и сейчас…

-  Федья – взмолилась она – сыграй, пожалуйста, роль моего счастья, до конца наших с тобой непутёвых жизней.

Я откашлялся.

И она опять всё поняла.
Мне не требовалось пояснять:

-  Девочка, ты с ума сошла. Кто ты, а кто я. Даже если я, как и ты, тоже сойду с ума и мы поженимся, я ж всю оставшуюся жизнь буду изводить тебя упрёками. Надо же реально смотреть на вещи.
Эту непроизнесённую фразу она легко прочитала в моих глазах…

-  Пошли, погуляем в парке – предложила она еле слышно.
 После той прогулки прошло семнадцать лет, четыре месяца и двадцать три дня. Мы больше так и не увиделись…

…Не свезло…

…За всё это время не случилось не одного дня, где я бы не вспомнил Берту…
…В гамбургском парке меня нашёл Палыч. И как ему только удалось узнать, где я? Впрочем, я не удивляюсь.

-  Извините Барышня – обратился он к Берте на безупречном Хохдойч – вынужден похитить вашего кавалера.
Берта так посмотрела на него, что Палыч осёкся.

-  Вечером увидимся – соврал я ей.

И мы с Палычем направились к ожидающему нас такси. Чуть отойдя, Палыч, спросил:

-  У тебя с ней серьёзно?

-  Ах, Палыч – ответил я – у меня с самим собой несерьёзно, а ты за других спрашиваешь.

-  Мы с тобой Федя одного поля ягоды. И у меня с самим собой несерьёзно. Ладно, хватит лирики. Давай к делу…

…И Палыч рассказал мне, что нашим скитаниям может быть положен в скором времени конец. Удалось связаться с одним из боссов итальянской мафии. Он не против, прекратить на нас охоту, если мы поможем ему устранить конкурента. Другого босса всё той же итальянской мафии. Задача не простая. Охрана у соперника не только многочисленная, но и умелая…
*** 

…Из десяти оставшихся минут прошло три. Я погладил рукоять «Глока». Со стороны  смотрелось так, будто дедушка погладил своё сердце…
…С дедушками такое бывает. Гладят они свои сердца. Успокаивая боль и тоску…

…Когда-то мне и вовсе не понадобится никакой грим, чтобы стать таким же дряхлым.

А может, и не доживу я? Чем чаще я вспоминаю свою жизнь, тем яснее становится, что мирный конец в ней маловероятен. Ах, память, память, что ты со  мной делаешь? Впрочем, память не виновата. Память у нас именно та, которую мы заслужили. Другую не выдают…
***   

…Боссу я кинул гранату в спальню. Дождался, когда из неё выйдет любовница и он останется один. В том, что мне удалось подобраться вплотную к вражеской спальне, полная заслуга Палыча. Это он спланировал операцию. От самого начала и до конца, учтя многочисленные, даже самые мелкие детали.

Основная ставка была сделана на моё актёрство. Мы нашли парня среди охранников босса, походившего на меня фигурой и ростом. Таких там было не мало. Рост и фигура у меня стандартные. Больше всех нам приглянулся хлопец по имени Лучано.
На его кандидатуре остановились ещё и потому, что он был редкостным садистом. Любил истязать девушек.

Когда у Лучано выпал выходной, он отправился купаться на пикник.  По дороге с его машиной столкнулся грузовик. Грузовиком управлял Палыч. После столкновения, «Шевроле» Лучано загорелся. Палыч нарочно метил в бак. Не помогло. Пришлось доставать спички.

А в больницу после аварии доставили уже меня. Главному врачу перед моей доставкой был сделан щедрый подарок. На его счёт перевели изрядную сумму.
Обгоревший до основания труп любителя БДСМ Палыч закопал лично.

Ко мне в больницу стали приходить посетители. Коллеги Лучано по банде. Сочувствовали. Я весь в бинтах, особенно на лице, старательно сипел и тужился. Постепенно визиты прекратились. Уж больно неаппетитные звуки доносились из-под бинтов.

Через месяц боссу доложили, что его охранник практически здоров,  вот только говорить ему пока что не рекомендуется. Пусть горло, пострадавшее от ожогов в аварии, как следует, заживёт…

Помолчать мне советовал Палыч. Ведь между собой ребята иногда говорили по-итальянски, а я в этом языке полнейший дилетант…

…Полную непохожесть лиц, моего и Лучано, скрывали следы от ожогов. Следы, конечно же, не настоящие. Плод вдохновенного труда искусных гримёров. Ну а походка, жесты, манера держаться у меня были один к одному, как у покойного Лучано. Я же в своё время посмотрел видео, тайно снятое Палычем. И с первого раза прекрасно сыграл молодого мафиози…

…Во время ближайшего дежурства я и взял с собой гранату…

…После того эпизода мы с Палычем, по заданию нового босса, уничтожили ещё семнадцать человек. У всех у них охрана была не столь блестящая, как у первого «случая». Достаточно было притаиться со снайперской винтовкой на ближайшем чердаке, или оставить где-то неподалёку заминированный автомобиль. Большинство наших клиентов проживало до встречи с нами в Северной Америке. Но пару раз пришлось съездить в далёкие командировки. Один раз на Тайвань. Там разделались с боссом китайской мафии. Другой раз побывать в Африке. Там я застрелил министра обороны, какой-то крошечной страны.

Раньше правительство той страны закупало оружие в Америке при посредничестве мафии, а как пришёл новый министр обороны, стали закупать у китайцев.

Нехорошо-с.

Я бы не согласился убивать африканца, но тут личная просьба Палыча. В молодости министр, Мусульманин по вере, воевал за моджахедов в Афганистане. Лично пытал многих пленных советских солдат.

Ну как здесь не поквитаться?

Эта была самая опасная операция. Когда, после акции, я покидал место выстрела, меня едва не сожрал крокодил в джунглях…

…Покончив с основными врагами нового босса наша жизнь потекла намного спокойнее. Мало чем отличаясь от жизни обычных клерков...

…Я, наконец, задумался о штурме Голливуда. Почему же, собственно, и нет? Когда если не теперь? А, стало быть, вперёд...

…Я съездил в Эл-Эй, присмотреться, что и как. Обнаружил там многочисленные толпы непризнанных гениев, готовых штурмовать все подряд кастинги…

…Умудрённые опытом менеджеры кинокомпаний давно превратили кастинги в закрытые мероприятия. Вход туда разрешён, только членам американской гильдии киноактёров…

…Обескураженный я обратился за помощью к Палычу. Он, в свою очередь, к новому боссу мафии, которому мы помогли устранить старого…

…И для меня сделали исключение. Мафию в Голливуде уважают. Кто ещё им будет поставлять материал для сюжетов?         
Помощник продюсера честно предупредил босса, что креативы только посмотрят на меня. Босс охотно согласился. Он полагал, что мои желания блажь, а он может с чистой совестью заявить:

-  Ну, я же сделал всё что мог…

…С самого начала разговора люди из студии дали мне понять, что брать на роль, даже самую крошечную, меня никто не обещает. Пусть их будут пытать. Должно случиться настоящее чудо, чтобы меня сразу после начала проб попросили бы сюда больше не приходить…

…Чудо случилось…

…Когда меня вызвали, просмотром командовал третий помощник режиссёра. Он сидел в белом пластиковом кресле. Но так вальяжно, как будто это была кожаная мебель от самых дорогих мастеров.
Напротив стояла маленькая табуретка. Вообще-то, это недоразумение, кандидатам на роль, во время проб сидеть не полагалась. Но, кто-то, очевидно, эту табуретку просто забыл убрать.

Я сел на неё, изображая моего экзаменатора. Он не смог сдержать улыбки. Настолько явно и убедительно я сыграл его персону. Я умудрился развалиться на табуретке, как будто это было самое мягкое кресло в мире…

-  Ну что вы нам ещё покажете? – спросил помощник с приязнью в голосе.

-  Ну что вы нам ещё покажете? – повторил я вопрос, воспроизведя все нюансы интонации помощника.

Раздались аплодисменты.

Все присутствующие в павильоне перестали заниматься своими делами. 
Мне дали текст. По сценарию, я должен изображать наркомана. Его расспрашивают главные герои картины, а наркоман, отвечая на вопросы, выказывает недовольство, что его достали из мира грёз в какой-то другой мир. Неуютный и неправильный.
Я так увлёкся чтением, что не заметил, как помощника сменил сам режиссёр.

-   А ну-ка повернись в профиль – приказал он мне.

Я повернулся в профиль.

-  Отлично – похвалил режиссёр – я слышу, что английский не самый родной для тебя язык. Но это даже не плохо. Пусть будет изюминка. В Америке много приезжих. Ты будешь мексиканцем…
*** 

…Моя будущая жертва закурила ещё одну сигарету. Хотя изрядный остаток предыдущей, всё ещё дымился в пепельнице. Что-то его гнетёт. Предчувствие смерти? Вполне может быть. Жить ему осталось ещё шесть минут.

А сколько осталось жить мне?

Где тот, кто может ответить на эти вопросы?

Что-то неспроста я начал вспоминать свою жизнь.

Ну что ж. Повспоминаю ещё. Минуты у меня ещё есть…
*** 

…К вечеру ни у главного продюсера, ни у режиссёра, не возникло сомнений, кто будет играть главную роль. Они думали о другом. Как отказать Тому Крузу?
Но и это затруднение решилось на удивление легко. Том сам отказался, узнав, что в фильме нет ни одной сцены, где он ловко сокрушал бы врагов. В последнее время он постоянно снимался в фильмах, где физическая форма не требовалась. Требовалось лишь с умным видом смотреть в камеру. Это ему наскучило. И тут предложили поучаствовать в боевичке. Он даже пошёл на компромисс со своими принципами.

Согласился играть за смешные, по его мнению, деньги.

И когда продюсеры, пряча глаза в пол, сообщили, что и в драках главный герой не участвует, ну разве что в одной, и то, там он не убедительно побеждает, Том на это ответил, что аудиенция закончена, гости могут быть свободны…

…А мы приступили к репетициям. Кураж, охвативший меня, был в высшей степени, колоссальным. От волшебной эйфории я постоянно путал текст. Сначала это всех умиляло. Потом стало вызывать досаду. Наконец, Квентин, со смешной фамилией Тарантино, в то время, никому неизвестный молодой сценарист, как мне доложили автор идеи сюжета, стал на меня кричать.

-  Теодор, твою мать, смотри, на листок с текстом. Или ты, поросёнок под хреном, читать не умеешь? Партнёры тебя ждут. А ты тормозишь весь процесс. Ну, нельзя же так. Тед.

Теодор или сокращённо Тед, так трансформировали имя Фёдор, местные жители. Исключительно правильная трансформация. Я лично видел в одном из букинистических магазинов Нью-Йорка томик сочинений моего великого соотечественника и там, на великолепной глянцевой обложке, было написано:
 
                Theodor Dostoevsky “The Poor People”


Итак, трансформация моего имени правильная, а вот всё остальное неправильное…
…Услышав критику в свой адрес, я задал себе вопрос – Почему этот похожий на жердь человек, позволяет себе повышать на меня голос?

Надо бы его поставить на место.

-  Во-первых, изволь, заткнуть хайло – возразил я ему, гордясь знанием английских идиом – во-вторых, изволь сообщить мне и заодно всем окружающим, чего ты, собственно, достиг в жизни? Ты, администратор в дешёвом салоне проката видеокассет. Назови хотя бы один фильм, автором которого ты являешься и который, хоть кто-нибудь смотрит?

В-третьих, фильм делают не сценаристы, а актёры. Пойми, дурашка, зрителю абсолютно наплевать, что именно говорит актёр. Ему важно лишь то, как он говорит.

Даже если бы мы играли вместо твоей лабуды, инструкцию по использованию плевательницы, я сделаю всё чтобы вытянуть её в лидеры проката.

Лицо автора идеи сюжета приобрело цвет протухшего баклажана. Такие баклажаны выбрасывают из Нью-Йоркских супермаркетов, а бездомные их подбирают и едят.
Квентин, переварив мою реплику в свой адрес, в долгу не остался. Тут же ответил. Абсолютно зеркально. В том смысле, что и его ответ состоял из трёх пунктов:

-   Во-первых, сударь – сухо заметил он – прежде чем пытаться использовать в своей речи оксфордскую стилистику извольте взять с десяток уроков английского произношения. Хотя десяток, пожалуй, маловато. Уж слишком у вас всё запущено. Полсотни будет в самый раз.

Во-вторых, может быть вы и правы, что зритель слушает не слова, а интонацию. Но правильную последовательность событий на экране, никто не отменял. Некрасиво будет, если зрителю сначала покажут середину ленты, потом конец, а в самом финале начало. Вряд ли он что-то поймёт. А за последовательностью кадров на экране, как раз отвечает сценарист. И это не так легко, как кажется, на первый взгляд.

В-третьих, прежде чем судить о моих сюжетах прочитайте сценарий данного фильма от начала до конца. Это же очевидно, что вы до сих пор не потрудились ознакомиться с сюжетом.

-  В таком случае, разрешите откланяться – надменно произнёс я с интонациями из исторического фильма об адмирале Нельсоне – пойду знакомиться с вашим опусом.
Подобного демарша эти стены ещё не видели. Сорвать репетицию в Голливуде, где аренда павильона стоит баснословных денег, это так же чревато, как и вести атеистические беседы с радикальными исламистами.  Даже звёзды первой величины с миллионными гонорарами не отваживались на подобные сцены.

Все раскрыли рты, а я важно прошествовал к выходу с гордо поднятой головой…

…Возвратившись в номер отеля, я решил и вправду ознакомиться со сценарием. Долго искал внушительную стопку бумаг. Уже решив, что я её забыл в студии, всё-таки нашёл рукопись под кроватью. Я бы туда не заглянул бы ни за что на свете. Просто уронил бумажник, когда снимал брюки. Уронив бумажник, я случайно пнул его ногой. А он возьми, да и очутись под кроватью. Я нагнулся, чтобы его извлечь, а там что-то ещё лежит. Присмотрелся. Рукопись!

Как она туда попала? Ума не приложу…

…Прочитав с треть, я досадливо выругался. Это ж надо ж. И здесь проститутки. Главный герой, которого мне предстоит сыграть, влюбляется в Call Girl. Так называют здесь девочек по вызову. 

Перед глазами возник образ Берты.

-  Молчать – приказал я мысленно сам себе.
Дочитав манускрипт до конца, я злорадно усмехнулся. Ничего шедеврального творение сеньора Тарантино не содержало.

Итак, простой парень из небогатого предместья Мегаполиса, влюбляется в проститутку (тьфу на вас три раза). Пытается договориться с Сутенёром (в просторечии Сутер). Просит его дать проститутке «вольную». Сутер не соглашается. Завязалась потасовка. Парень случайно убивает соперника и находит у него в квартире сумку набитую кокаином (не погнушался обыскать хазу «благородный рыцарь»). Стоимость такого количества чистейшего продукта – несколько миллионов долларов. Вокруг поклажи и завязан весь дальнейший сюжет. За кокаином идёт охота. Тут и мафиози и полицейские и ещё пара дилетантов. В итоге богатство достаётся молодожёнам. Все остальные претенденты мертвы. Занавес.

Я решаю, что  ничего страшного не произойдёт, если героиня будет не проститутка, а, допустим, буфетчица в ночлежке для бездомных. Максим Горький, меня бы похвалил. Вот только жалко, придётся вычеркнуть сцену, где я гашу Сутера. Хотя зачем же её вычёркивать? Пусть вместо Сутера, там будет начальник буфета. В таком случае, какой же мотив для конфликта? Работниц буфета в отличие от проституток никто насильно удерживать не станет. А пусть будет так. Коварный начальник собирается повесить на мою любимую недостачу. Вот я и иду разбираться. Чем не мотив? Мотивнее не бывает. А дальше можно оставить всё как есть. Начальник буфета втихаря приторговывает наркотиками. Поэтому и сумочка нашлась…

…Учись Тарантино-Буратино у русских людей, как кино придумывать надо…

…На следующий день я предъявил ультиматум. Никаких проституток в фильме. Или проститутки. Или я.

-  …руссо туристо облико морале – такими словами закончил я свой пламенный монолог.   

Не знакомые с творчеством Гайдая американские слушатели рассматривали меня с грандиозным изумлением. Последние слова для них остались непостижимой загадкой. Впрочем, разгадывать загадку они явно не спешили.
-  Кто-то из нас двоих должен непременно отправиться в жопу – тихо, но очень уверенно произнёс Тарантино…

…Продюсеры ленты посовещались и решили доверить это путешествие мне…

…А один из продюсеров сказал мне на прощание:

-  Ты, Тед, талант. Но тебя уже не переделать. И я всё сделаю, чтобы в кино тебя не было. У нас уже есть крендель, вроде тебя. Ему также дурь девать некуда. Его зовут Дастин Хоффман. Двоих Голливуд не вынесет…

-  Ну, ты, рыбий триппер, ты же сам ко мне на коленях своих гнойных приползёшь – прервал я его выражением, подслушанным в рядах итальянской мафии…
…С тех пор прошло вот уже шестнадцать лет. Жду. Пока никто не приполз…

…После моего ухода продюсеры, было, бросились в ножки опять к Тому Крузу. Мол, и драки в фильм введём, только пожалуйте, не бросайте нас своим вниманием.
Но Круз уже был занят в другом фильме.

Пригласили, какого-то мутного актёришку по фамилии Слейтер. Звать Кристиан. Он стал, заметен в мире кино, после исполнения роли монаха.

Я всё время отирался возле студии. Надеялся, что продюсеры одумаются и пригласят меня вновь. Увидев Кристиана, я решил, что вот с этим типом фильм ждёт непременное фиаско. У него же никакой фактуры. Морда, как у камбалы. Парнишка явно не из тех, кто нужен картине. Монах он и есть монах. Даже плечи расправить по-человечески не может. Так и ходит сутулясь…

…Фильм «Настоящая любовь», Тарантиновский дебют, я поклялся самому себе не смотреть. Но, столько раз нарушал клятву, что запомнил наизусть англоязычную версию фильма, а потом уж и русскоязычную вместе с немецкоязычной… 

…И я ещё жду, что ставший маститым киношником Тарантино всё же войдёт в разумение и пригласит меня на роль…

…Со временем возникло одно скверное обстоятельство. Оно усыпляло волю к повторному штурму Голливуда, но активно будило гордость.
Обстоятельство заключалось в том, что я разбогател. Самые красивые женщины облизывали меня. А я ведь не только богат, но ещё и приколен (ещё бы, Актёр и не приколен). Поэтому женщины облизывали меня с великим воодушевлением. Это рождало иллюзию актёрской славы. Итог – шестнадцать лет я гордо жду у моря погоды. Погоды всё нет и нет…

…А жизнь, между тем, шла своим чередом. Палыч связался с кем-то в Москве. Мы скинулись деньгами. И наш вояж был представлен не как побег из тюрьмы, а как выполнение важного задания родины. Нас даже к наградам представили…

…И наградили…

…Мы вновь стали жить под своими подлинными именами и фамилиями…
…Я же стал жить на две страны. К купленной квартире в Бруклине, добавилось жильё

в московском Строгино и дача в Снегирях.
В Москве факультативно я и Палыч занимались защитой бизнесменов от рэкета. Мы дискутировали с оружием в руках. Оппонентами выступали всякие «Солнцевские», «Измайловские», «Коптевские» и прочие. Шли горячие девяностые годы. Тогда и произошёл тот случай, из-за которого я сейчас приехал в Аргентину. Остальных бандитов учувствовавших в убийстве мы уже переловили и казнили. Остался вот этот. Звать его Муса. Долго следы путал. Но, сколь верёвочке не виться…

…В это время к нам присоединился вышедший на волю «Пулемёт». Палыч убедил его поступить в университет на юридический факультет. Пулемёт, послушался. Поступил и закончил. Теперь он никакой не Пулемёт, а Мансур Мансурович. Толковый юрист…
…С началом третьего тысячелетия мы полностью отошли от нелегальных занятий. Сегодняшняя казнь – исключение. Подчистка старых «хвостов». Хотя Муса не единственный. На прошлый мой день рождения Палыч сделал мне подарок. Казалось бы скромный. Обычный диск DVD. Броская надпись красными готическими буквами:

                ВОЗМЕЗДИЕ

-   Посмотри на досуге – скромно попросил Палыч.

…Ну, я посмотрел…

…Сначала пожал плечами. Уж не ошибся ли Палыч. На экране солидные мужчины на открытом воздухе, за добротным дубовым столом, под деревом, яблоней, пьют пиво и закусывают варёными раками. С ними вместе женщины. Судя по всему жёны. Потому что толстые и старые. Рядом на полянке, молодые парни и девушки танцуют под громкую музыку. Это, наверняка, взрослые дети, тех, кто за столом.
Вокруг бегают детишки поменьше. Несомненно внуки. Типичный патриархальный пикник. 
Зачем мне это смотреть?

Однако пару секунд спустя я изменил своё мнение.

Я разглядел в одном из мужчин того самого подполковника, что негласно руководил судебным процессом, когда меня приговорили к расстрелу.
Постарел сволочь.

Идиллию кушанья на природе прервали выстрелы. Изображение исчезло, появились помехи.

Потом помехи исчезли, вновь появилось изображение. Участников пикника окружают люди в масках с автоматами. В одном из них по фигуре и одежде узнаю Палыча.
Потом возникает, та самая тётка. Судья. Она мне приговор зачитывала. Лицо сильно постаревшее. Что не удивительно, ей уже за семьдесят должно быть. И очень испугана. Что тоже не удивительно. Вряд ли она там появилась добровольно.   

Двое в масках взяли бывшего подполковника под руки и вывели из-за стола. Остальные едоки бледные смотрят молча на происходящее. Дети сбились в кучку. Их опекают женщины, которые оказались рядом.

Началось заседание суда.

Подсудимый, Суздальцев Виталий Иванович, подполковник милиции в отставке. Обвиняется в доведение до самоубийства…
…Заседание продолжалось минут двадцать. Приговорили Виталия Ивановича к смерти.

Приговор зачитала та самая тётка. К исполнению приговора приступить немедленно.
Палыч предложил подсудимому, написать записку, что в своей смерти он никого не винит и самому повеситься прямо здесь, на яблоне. Вот табуретка. Вот верёвка (уже намыленная и укреплённая на самом толстом суке). Если подсудимый отказывается…
…Тут камера переместилась в сторону и я увидел огромную металлическую бочку, стоящую на двух бетонных плитах. В бочке вода. Под бочкой костёр…

Раздался властный голос Палыча:

-   А если Виталий Иванович откажется. Я его заживо сварю вот в этой бочке. Как он, сука, сегодня раков заживо варил. А вас уважаемые гости заставлю весь этот бульон с мясом сожрать. И это, твари вы мои, не фигура речи. Ну что попросим уважаемого всё сделать чисто  и аккуратно. Давайте аплодисменты…

…В ответ тишина…

…Палыч добавил стали в голос…

-  Я что-то ничего не слышу. Если никто из вас не захлопает в ладошки, я буду считать, что вы согласны жрать бульон с мясом. Итак???

…Гости сначала робко, а потом всё увереннее и увереннее захлопали. Видно, что бульон никто из них не хотел…

…Камера крупно снимала примечательное лицо человека накидывающего на себя петлю.

Подбородок дрожит, лицо бледное, глаза бессмысленно смотрят вдаль.
Потом камера переместилась на молодых мужчину и женщину. Это, как пояснил за кадром голос моего друга, дочь и зять мента. Внука не видно, потому что всех детей к тому моменту увели в дом. Не надо им такого  смотреть.
Мне видно, как дочери плохо. Она отвернулась, лишь бы не смотреть. А вот у зятя в глазах притаилась радость.

Потом в кадре оказалась женщина лет шестидесяти. Ухоженная. Как удалось узнать из комментария, жена. Люда.

Она несколько  раз пыталась упасть в обморок. Но женщинам с такими деловыми лицами обморок не подвластен.
Когда её муж  уже висел, она всё-таки упала. Предварительно выбрав место, на травяном газоне почище…
…На заключительных кадрах фильма пошли титры:

Автор сценария – Судьба.
Режиссёр – Справедливость.
Участники – люди, закуска, деревья и немножко костёр…

И всё это на фоне Храма. Храм я узнал сразу. Он построен на мои деньги. После смерти, в двухтысячном году Веры Сергеевны Блиновой, матери того капитана, убитого мною в колонии под Воронежем. Храм я назвал, Вера, Надежда, Любовь…
…Мать и сын похоронены в одной оградке. Ещё раньше там был похоронен отец Блинова...

…После смерти капитана осталась вдова Таня с двумя детьми. Хотя Таня и вышла повторно замуж, но супруг ей попался непутёвый. Никак не может найти своё место в жизни. Я им помогаю анонимно. Дети закончили университет. Платное отделение.

Работают на французской фирме в Москве. Я им купил квартиры…

…Посмотрев весь фильм, я на следующий день, спрашивал Палыча:
-  Зачем так палиться. Там все менты. Они же нас найти могут.
Палыч, утончённый эстет, улыбнулся, обнажив фарфоровые зубы и молвил:
-  Брось Федя. Там на даче Суздальцева собрались его коллеги, менты с семьями. Я их запугал, так что они языки себе в попы засунули. Это они против слабых смелые и бескомпромиссные, а когда чуют, что перед ними кто-то из тех, кто реально правит хотя бы кусочком мира, тогда они сидят на попе ровно и не рыпаются…

…Палыч, как всегда прав. Вот уже год, а никто из участников пикника никаких заявлений не сделал…

…Когда наши люди выследили Мусу. Палыч загорелся идеей устроить похожую экзекуцию, как и с подполковником. Но я возражал:

-  Палыч, давай его просто, безо всяких затей, Богу предъявим. Господь сам решит, что с ним делать.

-  А заодно и с нами – пробормотал он в полголоса, а в полный голос добавил - согласен. Будь, по-твоему…      
***

…Я очередной раз посмотрел на Мусу. Он смотрел куда-то в сторону. Я проследил за его взглядом. Плохо если там появились его охранники.

Однако нет.

Мимо кафе проходила красивая молодая девушка.

Муса цокнул языком.

Я еле удержался, чтобы не последовать его примеру. Донья и вправду, чудо, как хороша.

Когда она скрылась за углом ближайшего здания, мы снова оба погрузились в свои мысли…
***

…Сначала я и Палыч занимались импортом американских автомобилей в Россию и другие Союзные Республики. Мы основали целую сеть автосалонов по всему бывшему Советскому Союзу.

Потом Палыч передал весь бизнес мне и целиком сосредоточился на науке.
Не перестаю до сих пор удивляться его внезапному решению. Всё началось с того, что мой друг познакомился с учёным по имени Пол. Вернее, Палыч, сначала познакомился с его женой. Где-то в богемной забегаловке, расположенной на двадцатой улице Нью-Йорка. Это не только бар и ресторан, но ещё и библиотека. Не удивительно, что в заведении собираются полоумные бывшие хиппи и поэтому там царит атмосфера чеховских размышлений о смысле бытия.

Разумеется, Палыч, опытный обольститель, затуманил девушке рассудок, и они приступили к совместным поискам плотских извращений.   

Однажды, зайдя к ней, запросто домой, он обнаружил там её мужа, некстати, вернувшегося с работы в неурочный час. Узнав, что перед ним самый настоящий учёный из самого настоящего НАСА, Палыч вострепетал. А это с ним ещё ни разу в жизни не происходило.
Поговорив с учёным, Палыч отказался от интимной связи с его женой.
Джейн, так её звали, поначалу переживала, но потом успокоилась и нашла себе нового «укротителя страстей».

А Палыч стал дружить с Полом. Он занимался изучением планеты Марс. Палыч добился того, что его пускали в секретную лабораторию, где работал Пол. Палыч если захочет, может много добиться.

Я тоже побывал в той лаборатории. Посмотрел на снимки сделанные марсоходом. Забавно.

Я не пытался вникнуть, чем конкретно занимаются теперь Пол и Палыч. Знаю только, что денег на это уходит немеряно. Хорошо, что не из моей доли. Но всё же я как-то заметил:

-   Палыч, зачем ты туда лезешь? Америка, блин, богатая страна. Тут как-нибудь деньги и без твоего участия найдутся.

-  Дурак ты Федя – обиженно ответил мне Палыч – опыты, которые ставит Пол, опережают наше время лет на сто, если не больше. Ты ещё о нас услышишь. А деньги это чушь. Особенно в сравнении с тем, над чем работает Пол.
С тех пор прошло десять лет. К этой теме мы возвратились только один раз. Семь лет назад Палыч попросил меня принимать какие-то пилюли. Три раза в день. Так как я доверяю ему безгранично, я стал принимать эти пилюли.

Никакого влияния этих лекарств я не ощутил. Вот только один раз в квартал, люди Пола берут у меня кровь и мерят давление. 

И ещё раз в год меня кладут на обследование в клинику. Длится обследование несколько дней. Меня курируют сногсшибательной красоты медсёстры. Сначала они изображают из себя неприступных и целомудренных девиц, но уже на следующий день все они участвуют в оргии вместе со мной. Не сомневаюсь, что срежисировал этот бардак Палыч. Больше некому. 

В Россию он носа почти и не кажет. Последний раз на родине он был года три назад, если не больше. Впрочем, пусть делает, что хочет. Главное мы не потеряли теплоты в наших отношениях. Встречаемся частенько. Беседуем. Про Пола и опыты он говорит туманно. А я сразу же меняю тему разговора. И Палыч покорно следует за мной…   

…Что  ещё???

…Ах, да. Я женился. Причём два раза. Одна семья в Нью-Йорке. Другая в Москве. Друг о друге они не подозревают.

В обоих случаях в жёны взял девственниц. Особенно трудно было найти девственницу в Москве. Они кончились здесь лет пятьдесят назад. Но я человек упорный. Отыскал.
Её зовут Майя. Она цыганка. У нас сын Матвей. Ему уже семь лет.
Нью-Йоркскую супругу зовут Доминика. Она родом из Бразилии. Из состоятельной семьи. Когда она вышла за меня замуж, ей было семнадцать лет. Очень серьёзная женщина. Я называю её Домна Эдуардовна.

Отец её и мой тесть, Эдуардо, мировой мужик. Научил меня правильно пить текилу. А я его научил пить водку. Эдуардо с женой на пару владеет сетью салонов красоты. Его жена и моя тёща, по имени Мария, является классической тёщей из анекдотов. Я стараюсь держаться от неё подальше…. 

…Десять лет назад у нас с Домной Эдуардовной родился сын. Назвали его Карлос. У меня родной язык русский, у Домны Эдуардовны португальский, у Карлоса английский. Ни по-русски, ни по-португальски он не знает ни слова и узнавать не собирается. Всё потому, что любые национальности, кроме американцев, он считает недочеловеками. Чтобы это и без того злобное существо вывести из себя, достаточно обратиться к нему, Карл Фёдорович. Ну, или включить трансляцию европейской разновидности футбола. Я и его дед Эдуардо, страстные поклонники этой игры. Пристально следим за английским чемпионатом. И когда мы обсуждаем последние матчи в присутствии Карла Фёдоровича, последний изображает приступ тошноты…

…Другое дело Матвей, ему семь лет. Уже великолепно владеет гитарой, хорошо поёт и грациозно танцует. Одним словом цыганёнок. Добрейшей души мальчик. Неделю назад, когда я уже уехал в Аргентину, спёр у мамы кредитную карточку. И умудрился, не зная пин-кода, обналичить триста тысяч рублей. И это в семь-то лет. Что с ним только дальше будет???

Как только замочу этого Мусу, первым делом съезжу в Москву. Надо побеседовать с Матвеем. Тема беседы «криминал до добра не доведёт». Уж я эту тему всем своим сердцем выстрадал… 

…А ведь рано или поздно мне придётся выкручиваться из этой ситуации с двумя семьями. Как мне это сделать, я пока совершенно не задумываюсь...
***
…Ещё не истекли отведённые мной десять минут, как началось…
-  Пошло – сказал я мысленно самому себе – пошло, пошло, поехало, аж, даже пританцовывает…
…Началась решающая стадия. Муса выпил залпом остаток вина в бокале, потушил сигарету в пепельнице. Под эту же пепельницу, собрался сунуть купюру, явно приготавливаясь вставать...

…Оточенным движением я облизал указательный палец правой руки. Это мой непременный ритуал для задабривания Госпожи Удачи. Сначала я хотел им пренебречь. Потому что времени чрезвычайно мало. Дорога не просто каждая секунда, а каждая крошечная доля секунды. Тем не менее, указательный палец я облизал. Ведь именно им я нажимаю на спусковой крючок. Традиции надо чтить.   
Мгновение спустя в моей правой руке, с облизанным пальцем, оказался пистолет. Чем, хорош «Глок»? У него нет предохранителя. Он сразу готов к стрельбе. Муса даже не успел донести купюру до пепельницы.
Раздался выстрел. Пуля угодила туда, куда я целился. Детоубийца рухнул на пол. Даже не дёрнулся. Такую лёгкую смерть он не заслужил. Ну да ладно. Пусть будет от меня бонус.

А ещё согласно этикету наёмных убийц, непосредственно перед выстрелом будущей жертве следует назвать тех, от кого прилетел «привет». Это если приговор исполняется не при помощи моей любимой снайперской винтовки. Если работает снайпер, то ему кричать «приветы» из своей засады не с руки..
Но я сейчас Мусе нечего говорить не стал. Зачем пижонить? Всё что надо ему объяснят на Том Свете…
…Из своей юрты высунулся официант. Наверняка всё видел.  Я бросил ему под ноги несколько крупных купюр. И приложил указательный палец к губам. Официант верноподданнически закивал головой. Приложил руку к сердцу, заверяя меня в своей лояльности. 

Времени поболтать с сотрудником аргентинского общепита, у меня не было. Я побежал изо всех сил к своему тайнику.
Никто и не пытался меня остановить. Людей встречалось немного. Выстрел их явно не встревожил. Мало ли что так может шуметь. Петарды. Или колесо лопнуло. А может мальчишки шалят.

Когда до заветной двери оставалось несколько шагов, раздались грозные и властные голоса.

Это полицейский патруль. Случайно оказался поблизости? Или бескомпромиссный официант?  А я, вот же молодец, бегу с пистолетом в кобуре. Значит, придётся достать его. Пусть видят, что я не подарок.

Сдаваться полицейским я не собирался. Их всего двое. К тому же они здесь, как мне кажется, не то, что у нас в России. Непуганые. Изнеженные. Жить хотят. Достаточно пару раз выстрелить в их сторону, и они тут же предпочтут ретироваться. Ну, я и выстрелил. Нарочно не попал. Но стрелял плотно. Полицейским необходимо было услышать свист пуль. Это помогает задуматься о хрупкости людского существования.

Но они, скоты, не испугались никакого свиста. Напротив. Кажется, свист их только раззадорил.

Патрульные принялись азартно стрелять в ответ (всё-таки молодцы барбосы, не хочу, а уважаю).

Мне обожгло левый и правый бок. Потом ногу. Закружилась голова. Я упал. Пистолет куда-то делся. Веки потяжелели. Я прикрыл глаза. Потом открыл.

Внезапно вспомнил, когда я облизывал указательный палец, во рту всё пересохло. Значит, облизал некачественно. Вот и не верь после этого приметам. 
Стражи правопорядка уже стояли надо мной. Как они только успели преодолеть такое расстояние? Целили в меня из своих револьверов. Мне становилось всё труднее дышать. В следующее мгновение, мои соперники поняли, что угрозы для них я уже не представляю. Они спрятали оружие. Один из них наклонился и стал делать мне массаж сердца. Другой достал рацию и быстро-быстро заговорил по-испански.  Дышать по-прежнему трудно, но дыхание прекратило ухудшаться. Вскоре появились люди в белых халатах. Сделали укол, и дышать стало совершенно легко. Вот только в боль трёх местах моего тела оставалась нестерпимой. Потерять бы сознание. Но такого подарка я не получил. Меня поместили на носилки. После чего я оказался в машине с надписью  “Ambulance”. Раны чем-то смазали. Начало щипать. Секунду назад мне казалось, что более сильной боли быть не может. Оказывается, ещё как может. Но тут мне сделали ещё один укол, и я впал в спасительное забытьё. Самое главное, боль притупилась. Передо мной возникли картинки из детства. Школа. Мы играем в футбол. Я отобрал мяч у Сашки Кравцова. Это невероятно. Сашка феноменально играет в футбол. Отобрать мяч у него нереально, тем более мне, футболисту весьма посредственному. Хотя, почему же я удивляюсь? Это же сон. Во сне не только у Сашки можно мяч отобрать и у Пеле тоже можно…

…Но я вспомнил. Я вспомнил. Однажды я на самом деле, наяву, отобрал у Сашки мяч.

Как же я мог забыть? Это случилось в пятом классе. Сашка повёл себя излишне самоуверенно. А я отнял мяч, вышел один на один с вратарём. На воротах стоял Юра Ващенко.

Он даже не вздрогнул, а я пушечно пробил и… гол. 

Потом перед моим мысленным взором появилась Ирина Ивановна. Неописуема красива.

Учительница русского языка и литературы. Она укоризненно смотрела на меня.

-     Федя, Федя, что ты с собою сделал? – еле слышно шептали её губы. Мне захотелось плакать. Надо скорее уйти отсюда. Она не дождётся моих слёз. Впрочем, чего это я? Какая Ирина Ивановна? Я в Кордове. Но откуда в Кордове, совершенно российский бурьян? Ах, вот откуда. Я продолжаю бредить. Бурьян этот растёт на пустыре перед школой. Память, по-прежнему, издевается надо мной. Картинки из детства и юности, словно в калейдоскопе. Как-то раз такое у меня уже было. В четырнадцать лет. Я основательно простудился, как ни странно летом. Мы ныряли в горную речку. Температура воды всего лишь плюс четыре. А на воздухе более тридцати. Вечером температура моего тела подскочила почти до сорока. Бедные родители просидели всю ночь со мной. Не сомкнули глаз. Мы находились в доме отдыха. Домбай. Местный доктор сделал мне укол и выдал лекарства. Кризис прошёл.

Я проснулся утром лишь с лёгким головокружением.

Но сейчас головокружение было совсем нелёгким. Оно было точно таким же, как и тогда ночью в Домбае, в самые тяжёлые моменты кризиса. Точно так же как и тогда мне казалось, что в моих руках горсти камней. Это так ломит кости…
***

…Я пришёл в себя. Понял это, не открывая глаз. Как только вспомнил весь ужас своего положения, открывать глаза и вовсе расхотелось. И так ясно, что нахожусь я, скорее всего, в тюремной больнице. Хотя, вполне вероятно, что и не в тюремной. Я ведь считаюсь тяжелораненым. А в тюремных больницах, для таких как я, не всегда имеются подходящие условия.

Если я в гражданской больнице, значит, есть шанс бежать. Охрана тут не может быть большой. Я конечно не Рембо, но лишить сознания неожиданно резким ударом сумею. Надо только под каким-то предлогом подозвать охранника. А если он не один, тогда выхватить пистолет у первого и направить на второго (или на остальных). Заодно не забыть, забрать у них наличные деньги. У меня наверняка всё выгребли.
Скрепя сердце, я открыл глаза. Нельзя не отметить, что обстановка убогая. Стены покрашены водоэмульсионной краской самой дешёвой, какая только может быть. Однако чего я хочу? Чтобы меня разместили в клинике для миллионеров? Не добили выстрелом в лоб на месте и на том спасибо. Так они, мало этого, лечили ещё. Интересно, как долго длилась хирургическая операция? Удалили ли пули? Или те прошли навылет?
Раны почти не болят. Только саднят немного. Судя по общему самочувствию, кризис миновал. Жить буду. Уже хорошо.

Ощущая зуд от ран, я не мог отделаться от чувства, что это зуд мне отчего-то сильно знаком. Это не первые в моей жизни пулевые ранения. Жизнь моя спокойно никогда не текла. Но, предыдущие боевые ранения мне ничего не напоминали. А эти напоминают. Я начал напряжённо вспоминать, что же именно они напоминают.
Вспомнил неожиданно быстро. Господи, в детстве, в тот самый день, когда я простудился, ныряя в горную речку, я мало того что простудился, я ещё и поранился о камень.

Я где-то замешкался. Не успел сгруппироваться. И стремительное течение вынесло меня на огромный щербатый валун, лежащий в реке. Об эти щербинки в валуне и поранился. Даже кровь пошла. И поранился, как раз в тех самых местах, куда тридцать лет спустя попали пули аргентинских полицейских. Вот это совпадение… 

…Насчёт, подозвать и оглушить охранника, я, возможно, погорячился. Куда мне избивать охранников? Я же не оправился толком. Впрочем, будем смотреть по обстановке. Любопытно узнать, какое наказание предусматривается в Аргентине за умышленное убийство? Плохо, если смертная казнь. Не хотелось бы обратно в камеру смертников.

Но скорее всего здесь смертной казни нет. Люди они цивилизованные. Наверное, приговорят к пожизненному сроку. Такая перспектива меня не слишком-то и испугала.
Палыч выручит. Наймёт адвокатов толковых. Или устроит побег…

…Я осмотрел комнату. То, что я в ней буду один, сомнений у меня не вызывало. Только вызвало удивление, насколько она не похожа на больницу. Шкаф, прямо как из Советского Союза. Светло-коричневого оттенка. Вот-вот рассохнется. Дверь, явно не железная. Хорошо…

…Возле двери зеркало. В зеркале отражается окно. За окном нижняя часть ствола дерева. Следовательно, мой этаж невысоко от земли.

Окно без решётки.

Ого!

Неужели меня не охраняют? Может ещё и судить не будут? Что тогда? Медаль дадут?
Я даже не знаю, как долго, я пролежал без сознания. День? Два? Неделю? Судя по тому, как упокоилась боль в ранах, я пролежал долго. Кроме того чувствую в себе силы, чтобы встать. Но, честно говоря, незачем. Куда идти? Мои врачи, увидев, как я окреп, пришлют следователя. А этот визит как-то не хочется торопить. Я отлично представляю себе, какой должна быть моя стратегия во время допросов.

Несознанка.

Вот и вся стратегия…
***

…Мне надоело лежать на спине, и я повернулся на правый бок. Когда я лежу на боку, то всегда подкладываю ладонь под щёку. Эту привычку я приобрёл в самом раннем детстве. Вынув для этой цели свою руку из-под одеяла, я первые несколько секунд ничего не понимал, а потом окаменел от того, что увидел. На руке отсутствовали татуировки, и даже следы, если бы их свели (а зачем их аргентинцам сводить?) да вообще рука показалось какой-то детской. Потом я скинул одеяло в сторону и, мягко говоря, удивился ещё больше. Хотя, казалось – больше уже некуда. На ногах исчезли следы от укуса крокодила. Что??? Тоже происки аргентинцев???

Да и всё моё тело было будто другим. Более нежным и неопытным. Забыв, что ослаблен, я ринулся к зеркалу. На меня смотрело моё лицо тридцатилетней давности. Как такое может быть???

Я человек материалистический, сугубо практического склада ума, ни во что потустороннее решительно не верю. Вот в Бога верю. А в потустороннее нет. Но, Бог, ведь это не потустороннее.
На моих глазах разворачивалось совершенно необъяснимое действо.

Когда прошла первая волна шока, я решил рассуждать логически. Перво-наперво, нужно оглядеться вокруг.

Оглядевшись, я сразу узнал комнату дома отдыха в Домбае. Так получилось, что этот эпизод из моей жизни врезался в память. Что примечательно – в моей жизни много ярких эпизодов, но не все я сейчас могу вспомнить. А вот этот, далеко не самый яркий, помню уже тридцать лет. В чём же тут дело – объяснить не берусь. Загадки памяти. Память – дама очень избирательная.

Это произошло в августе одна тысяча девятьсот семьдесят девятого года. Я, мама и папа, в составе многочисленной группы поклонников пешего туризма, под руководством опытного инструктора прошли пешком из Сочи через перевал в Архыз.
Потом самостоятельно добрались на автобусе из Архыза в Домбай. Там я, истомившись на жаре, купался в горной речке. Результат – ободранное тело и жесточайшая простуда, грозившая воспалением лёгких. 

Я проснулся утром. Почувствовал себя здоровым. Сидел один в номере почти час. А мама с папой пропадали в медпункте того самого дома отдыха. Когда накануне вечером мне стало плохо, папа побежал за доктором, наступил в темноте на какой-то железный штырь и сильно поранил ногу.
Утром, когда мне стало лучше, и угроза воспаления лёгких окончательно миновала, настала папина очередь лечиться.

Я отлично помню, как проснувшись, испугался, что один. Помню, как выходил в коридор. Искал родителей. Они вернулись приблизительно через час.

Усталая мама и хромающий папа.

Так это что получается? Я сейчас увижу своих родителей, которых нет уже в живых??? Мистика.  Но я же знаю, что в мистику не верю. А, что если я не был взрослым? Что если вся, моя жизнь, с момента пробуждения в этом номере, до момента перестрелки в Кордове, всего лишь причудливые последствия моего ночного бреда? А что? С натяжкой можно это принять. Просидев несколько минут молча, осмысливая происходящее, я чуточку успел обрадоваться воцарению логики над хаосом, но вскоре моя радость была довольно омрачена.

В свои четырнадцать лет я знал английский язык в пределах школьной программы, то есть, никак не знал. Почему же я помню на память:

Hose hours, that with gentle work did frame
the lovely gaze where every eye doth dwell,
(Украдкой время с тонким мастерством
Волшебный праздник создаёт для глаз)

Мне стало не на шутку страшно. Так страшно не было ещё ни разу. Мой разум тщетно пытался объяснить происходящее. Почему-то вспомнилась глупая история, рассказанная одним из сокамерников, встреченных мною, во время скитаний по советским застенкам. Какой-то мужчина, любивший выпить, проснулся однажды, страдая жестоким похмельем. В его комнате на полу спали незнакомые люди. Это проснувшегося никак не удивило. Когда он пьян, то легко знакомился со  всеми подряд и приглашал к себе.

Не удивил мужчину и царивший в жилище беспорядок. Перевёрнутая мебель, поломанные стулья, оторванная дверь. Это обычные последствия запоя.
Удивится он сумел, лишь взглянув на свою руку. Кисть была вся в запёкшийся крови и на ней отсутствовали два пальца. Большой и указательный.
Каким образом они покинули руку он вспомнить никак не мог. Разбудил остальных. Тут же избил их и стал допрашивать, куда делись  пальцы. Никто ничего вспомнить не мог…

…Пальцы нашлись несколько дней спустя за холодильником, когда по квартире стал распространяться отвратительный запах.

После этого мужчина поклялся самому себе больше не пить.
Со мной сейчас произошло нечто похожее. Только вместо вина сознания меня лишили пули. А вместо пальцев я потерял приблизительно тридцать лет своей жизни…   
Что за театр абсурда?

Поморщившись от всплывшей в памяти истории, я приказал себе не отвлекаться на пустяки и всё обдумать не спеша. Через несколько минут забрезжил первый луч надежды. Забрезжил он в виде вопроса:

-  А вдруг это всё проделки учёного Пола? Не зря я принимал его пилюли.
Палыч же что-то говорил о том, что собирается опередить своё время…

…Неужели, в самом деле, опередил???

…Сделал волшебные пилюли и они перенесли меня в юность???

…Но это же чушь…

А может это аргентинцы? Или те, кто стоит за Мусой? Они взяли и воссоздали комнату из Домбая. А вместо зеркала, там хитрый электронный прибор. Он просто показывает моё лицо в юности. А татуировки и следы укуса крокодила вытравили…
…Вот эта версия больше похожа на реальность. Но, зачем же они это сделали? А затем, что сам Муса причудливый извращенец. Стало быть, и дружки его такие же. Возможно, всё это представление затеяно для того, чтобы смерть моя стала исключительно лютой…

…Если это люди покойного уже Мусы, то кто же они? Магнаты с рынка «Салада», что в Буэнос-Айресе? Там торговал и сам Муса. Но вряд ли им по силам такая техническая оснащённость…

Желая заняться чем-то практичным и не теоретизировать, я ринулся к зеркалу с уверенностью, что непременно обнаружу там электронную начинку…




Продолжение следует (только наберитесь терпения).