Глава 9
Упадок
Селянов сидел в кафе с Максимом Велигорским. Собственно, из всех знакомых мужчин он остался один, с кем можно было просто так по душам поболтать. Обольчин и тот куда-то делся. У него умерла мать, оставила ему в наследство трехкомнатную квартиру в центре Москвы. Знающие люди говорили, что она стоит не меньше миллиона баксов. Обольчин продал квартиру и исчез. Домашний телефон его не отвечал, мобильный он поменял. Да и что взять с Саши Обольчина даже если у него в кармане миллион?
А Велигорский как-то сразу почувствовал, что Селянов уже не тот, что был, что и у него денежки завелись. Собственно в их отношениях бедность Селянова никогда не имела какого-то значения, но уж новый русский человек так создан естественным отбором, что всякого бедного он невольно презирает.
Максим рассказывал, что в своих отношениях с женщинами перешел некую границу. Сначала он встречался только с порядочными дамами, потом стал заводить знакомства с молодыми особами, которые жаждали спонсорства. А сейчас просто перешел на проституток.
- И не жалею, старик. Это самые честные отношения в наше время, какие только могут быть между мужчинами и женщинами. Ты ей платишь, она тебя искренне любит все то время, которое оплачено.
- Ну уж так и любит? – усомнился Селянов, у которого никогда не было проституток.
- Любит, любит, не сомневайся. Любит гораздо больше, чем так называемые верные жены своих мужей. Что такое верная жена? Какая она величина в собственных глазах! Кругом все б…, а она верная. Тут уж не до любви к мужу, пусть гад чувствует каждую секунду, как ему повезло в этой жизни!
- Так почему проститутка любит клиента? Мотив какой? – вяло сопротивлялся Селянов.
- А чего тут непонятного? – усмехнулся Велигорский.- Вот приходит к тебе человек и просто так дает тебе за два часа общения триста баксов. Ты же к нему невольно почувствуешь симпатию. Верно?
- Так уж и за просто так? - засмеялся Селянов. - А ее моральные страдания и физические унижения?
- Какие страдания и унижения? – вытаращил на него немного делано глаза Максим.- Ты о путанах по Куприну судишь и великой русской литературе? Это у тебя могут быть моральные страдания, когда ты представишь, сколько мужиков она пропустила через свой передок и задницу. А у нее точно нет никаких страданий. Криминал в их жизни бывает, но это другое. И порядочного мужчину проститутка точно любит все то время, которое оплачено. А какие красотки попадаются. Какие секси!
Но тут Велигорский сбился с темы и стал рассуждать о том, что нормальные отношения с женщинами возможны только у «эсесовцев». Это такие мужчины, которые совершенно не обращают внимания на женские эмоции. Просто идут по жизни и безжалостно трахают баб. Трахают и идут дальше. И самое интересно, что именно таких мужчин беззаветно любят женщины, именно таких ждут, и что самое забавное, всегда их прощают и оправдывают. По мнению Велигорского это объясняется подсознательной тоской женщин по прошлому, когда в древности мужики брали дам, не спрашивая их разрешения. Видит мужик бабу, хочется ему и раз! Готово. Вот женщины и ждут в подсознании именно такого к себе отношения.
- Женщины совершенно эгоистичны в отличии мужчин. - Рассуждал Велигорский. – Вот видит баба котенка, хорошенький такой, пушистый. Она берет его на руки и умиляется. А потом думает, что вот благодаря котенку она испытала умиление. И любит она не котенка, а свое умиление. Понимаешь?
Селянов понимал и, в общем, был согласен, но уступать не хотелось, и он возразил:
- Но уж точно, что котенок этот потом будет сытым и ухоженным. Раз женщина испытала положительные эмоции благодаря ему, она будет платить.
Максим, вдруг, оживился и прошептал:
- Посмотри на вон тех молодых баб? Видишь, сидят напротив? Они точно – порядочные. Посмотри, сколько в них спеси, сколько высокомерия. А из-за чего, собственно? Чем гордятся? Наверняка дуры дурами. Но у каждой есть ценность между ног. И вот они бегают с этими « ценностями», желая их впарить, как можно дороже. А теперь посмотри налево. Видишь этих двух красоток? Это точно проститутки. У них отношение к миру вежливое. Будешь хамить – ничего не заработаешь.
Селянов посмотрел сначала на порядочных барышень. Обычные девушки. Но внутри напряженные, не расслабленные еще алкоголем. Поэтому внешне как будто надменные. Потом Селянов посмотрел на предполагаемых путан. Ухоженные, одна блондинка - высокая и грудастая, вторая брюнетка - узенькая и гибкая, как змея. Селянов выразил сомнение в том, что они проститутки.
И тут Максим спросил про Наташу. Живет ли с ней Селянов. Селянов ответил, что – да, живет. Взгляд у Максима стал какой-то тяжелый. И тут Селянов понял, что товарищ завидует ему.
- Она неплохая девушка, - сказал задумчиво Максим. – Трудолюбивая, исполнительная. У меня есть о ней кое-какая информация.
Он замолчал. Видно ждал, что Селянов попросит поделиться этой информацией. Но внутри Селянова поднялась волна гнева. Ему Велигорский стал отвратителен. Жирная и тупая тварь. Если бы у тебя что-то было на нее, то ты бы позвонил мгновенно и радостно сообщил. Но ведь нет ничего.
Максим заметил реакцию Селянова на его слова и тут же проговорил:
- Ничего особенного на нее нет. С бывшим своим сожителем она не общается.
Слово «сожитель» он выговорил с удовольствием.
- Вообще странные существа - бабы, - продолжал он. - Тут взял и пересмотрел книжки по всем этим делам с ведьмами в средних веках. Интересные вещи они рассказывали инквизиторам. Как с ними совокуплялись козлы, быки и жеребцы. Врали? А ты посмотри Интернет. Куча баб совокупляющихся с животными. Еще и пишут об этом. Рассказ: «Как я провела лето с Барбосом».
- Инквизиторы были сумасшедшие, и женщины эти были истерички, больные. А потом, если тебе «испанский сапог» наденут, ты то же хоть в чем признаешься.
- Не скажи, старик. Инквизиторам было интересно докопаться до сути. А суть женщин дьявольская. Они в соблазн вводят род человеческий. Вот этот мир потребления – это женский мир. 80% всей рекламы – это товары для женщин. Это для их бесстыжих аппетитов работает вся мировая экономика.
- Мир, конечно, становится женским, - согласился Селянов. - Вот ты сидишь со мной и трепешься совершенно по-женски. Женские черты стали преобладать в мужчинах. И это, кстати, хорошо. Пусть лучше одежду покупают мужики, и интимные прически себе делают, чем воюют.
Мир становился женским. Женские инстинкты правили миром. Женские страсти бушевали. Мир не хотел доминирования и обладания, мир хотел счастья, раслабления и кайфа. Мир хотел не красоты, а красивости. И мужчины подчинялись женщинам. И он, Селянов, подчинялся Наташе и Валерии. И любил их и служил им. Вот стоило Велигорскому начать хоть косвенно говорить гадости о Наташе, как Селянов тут же готов был ударить его. Т.е. он реагировал не как собственник, которому плевать на том, что кто-то что-то говорит, а так, как реагировала бы сама Наташа.
Но что-то не очень его радовало это служение женщинам. И Селянов вспомнил документальный фильм о жителях какого-то острова в Индийском океане. Там был племя, где царил матриархат, и женщины все были такие веселые, властные, все время улыбались и хохотали, а мужички были чистенькие такие. Ухоженные. Было видно, что за ними следили с детства и приучали к чистоте, но изнуренные какие-то и затюканные. Видно бабы использовали их в сексе, как хотели и сколько хотели. И не было в них той буйной радости и чувства собственного достоинства, которая есть еще на лицах мужчин патриархальных стран. Даже в нынешней России посмотришь на парня – он весь набыченый, готовый к борьбе. Боец и красавец. Но не пройдет и тридцати-сорока лет, как все мужчины станут такими же, как этом острове.
Хотя, мужчина все-таки существо смышленое. И молодые мужчины уже меняют тактику своего поведения. Они не так уязвимы для женского коварства.
- Я тут было на мужиков хотел перейти, - как-то тоскливо признался Велигорский.
И Селянов увидел перед собой не наглеца, а усталого и очень одинокого человека.
- Меня один приятель-нефтянник соблазнял. Но, блин, как представил себе, что с этими рожами небритыми и красными целоваться нужно, так затошнило.
Селянов захохотал.
- Про баб, что не говори, - несколько застенчиво улыбнулся Велигорский, - а они мягкие такие, чистенькие и гладенькие. Ты как хочешь, я этих двух сниму.
Он внимательно посмотрел на Селянова.
- Нет, - сказал тот.
- Не хочешь изменять Наташе?
«И не только Наташе» - подумал про себя Селянов.
Максим пошел к девушкам. Селянов был уверен, что его отошьют. Но нет. Те заулыбались, как-то вежливо прогнулись в сторону Велигорского. Селянов слов не слышал, но видно было, что Велигорский задал короткий вопрос и в ответ девушки напряглись, переглянулись и грудастая блондинка что-то сказала.
Девушки пили кофе. Но они тут же поднялись, как солдаты, готовые к марш-броску, бросили смятые десятки на стол. И вся эта компания двинулась к Селянову.
- Ну, старик, пойдем! – улыбаясь, сказал Максим. - Проститутки единственная радость стареющего мужчины. - Сейчас они нам расскажут, как тяжелая жизнь привела их на панель, и кое-что покажут нам.
Все-таки Велигорский незаметно напился.
Девушки стояли рядом, слушали все это и спокойно улыбались, видно беспокоясь только об одном – чтобы клиент не ушел.
- Удачи, ребята, - сказал Селянов.
Сам он хотел посидеть еще часик в этом кафе, уютно было, журналы и газеты лежали, выбирай и читай. Но он так и не привык пользоваться услугами кафе и ресторанов на полную катушку. В нем жила советская привычка к тому, что кафе – это место, где едят. И все. Ему стало скучно.
И он вышел в город. На Москву уже второй день падал снег. Но это был не снегопад, а тихий снег. Редкие хлопья, медленно кружа, опускались за землю. И была в этом кружении какая-то особая умиротворенность и красота. Москва хотя бы на день стала уютной и простой, какой в годы юности Селянова была всегда.
И Селянов вспоминал…
Укрепись в одиночестве своем
К концу 90-х годов Селянову стало совсем паршиво. Он много пил, часто находился в состоянии похмельного синдрома, отчего и так депрессивная жизнь в ельцинской России казалась ему еще гаже. И он понял, что что-то нужно менять. Нужно было найти нечто, что помогло бы ему укрепиться, нужна была точка опоры.
Самый простой выход и спасение - это женщина. И это понимает каждый мужчина. Но не было такой женщины. Вроде бы полно кругом хороших и добрых женщин, претензии Селянова к дамам в этот период ограничивались именно этим набором: порядочность и доброта. Но в итоге поисков – ничего!
Только потом Селянов понял, что женщины как от огня бегут от «неудачников». Они будут ныть всю жизнь, что одиноки, что готовы на все ради счастья, но никогда не свяжут свою жизнь с тем мужчиной, который явно обозначил свое падение. Казалось бы чего проще? Подай руку помощи мужчине, и он будет с тобой потом таким, каким ты сама его сделаешь. И в случае неудачи дама ничем особым не рискует. Уйдет и все.
Потом, когда Селянов вышел из кризиса, он говорил на эту тему со многими дамами. И все они цепенели от ужаса, они тут же представляли себя на месте такой спасительницы. Что вот она, конкретная Вера или Таня, в здравом уме вместо того, чтобы искать себе мужика с полными карманами денег, красивого и успешного, начнет жизнь с каким-то опустившимся типом. Нет, нет! Никогда скажет любая «нормальная» женщина.
Для пьющего мужчины есть один контингент – пьющие женщины. Но эта настолько страшная и отвратительная порода людей, пьющие женщины, что лучше одному, чем с ними.
И Селянов, будучи гуманитарным человеком, сел за книги. Его интересовали две темы: алкоголь и одиночество.
Оказалось, что на тему алкоголя до странности мало хороших книг. Тексты в Интернете врачей-наркологов на первый взгляд не представляли никакого интереса. Эти профи писали о пьющих людях отстранено, как их коллеги биологи пишут о крысах или обезьянах. Но были какие-то вещи любопытные.
Селянов понял, что все его немыслимые терзания и переживания, которые ему казались такими уникальными и неповторимыми – совершенно типичные. И что миллионы людей на земле переживают подобное. И вызвано это всего лишь тем, что какая-то часть мозга зависит уже от алкоголя.
И эта часть мозга «выдумывает» всякие трюки, которые заставляют человека пить зелье.
Оказывается, что все пьющие люди находятся в психологической изоляции. Все они переживают приступы отчаяния и раскаиваются и испытывают чувство вины, время от времени. И вот именно этот момент, что никакое он не исключение, а самый что ни наесть стереотипный человек, зависящий от дозы алкоголя, заставило Селянова поднять «бунт» против этой части мозга, которая уже не могла обходиться без алкоголя.
И очень много литературы Селянов прочитал по поводу человеческого одиночества. И тут все оказалось еще более неутешительно, чем с алкоголем. Если пьянствовали далеко не все жители планеты, то одинокими в той или иной степени чувствовали себя все. Оказалось, что нет такого человека, пусть самого сильного, успешного и красивого, который оставаясь наедине с собой не испытывал бы ужаса от того, что он так одинок и внутри себя абсолютно не защищен!
Вроде церковь была по этой части. Но на вид грубые, и здоровенные попы наводили ужас на Селянова. Он не понимал, как можно о чем-то говорить с этими людьми, у которых упертый и бескомпромиссный взгляд.
Потом он понял, что среди батюшек есть всякие, в том числе и замечательно тонкие люди, но тогда ему казалось ужасным взять и рассказать что-то о себе кому-нибудь из них.
Тогда он стал читать книги по оккультизму и понял, что человека всегда интересовали одни и те же темы. И тема человеческого одиночества была главной. Один из мистиков древности писал, что именно одиночество иногда заставляет совершать самые страшные преступления. И Селянов вспомнил, как читал про американца, который из снайперской винтовки расстрелял десять человек, а потом, когда его полицейские захватили и спросили, зачем он это сделал, то стрелок ответил, что был очень одинок, люди совершенно не обращали на него внимания, и он решил исправить положение.
Человек перестает быть одиноким только в одном случае, если любит. И практически все религии мира практиковали это соединение: любовь к Богу и уход от людей.
Отшельники многие тысячи лет назад стали уходить в пещеры, высоко в горы, в прочие труднодоступные места. Они несли в своей груди любовь к Богу, и испытывали себя тем, что исключали из своей жизни человеческое общение. Отшельниками были мужчины, конечно. Женщин вполне устраивала любовь к мужчине, а не к Богу.
Селянов понял про себя, что он испытывает те же проблемы, что и всякое человеческое существо мужского рода. И что лечение его проблем не может быть особым. И он стал укрепляться в «себе самом».
Оказалось, что отказать от алкоголя не так и сложно. Оказалось, что стоит только перестать ждать от женщин спасения, как сразу начинаешь к ним относиться с пониманием. Ну они такие. Эгоистки. Они думают только о себе. Но и от них можно взять кое- что, действуя умело.
Селянов выбирался из той дыры, в которую угодил года два-три, но каждый прожитый день приносил пусть каплю, но успешного продвижения. Стали опять радовать книги. Он лет десять не был в исторической библиотеке, и попал туда случайно, писал заказную книжку из истории русского магазина. Но попал, и сердце его замерло от восторга. Такие богатства и бесплатно! Как это реформаторы не додумались деньги брать с посетителей? Но, впрочем, у них все еще впереди.
Вернулась радость от общения с природой. Селянов помнил тот день, когда он впервые за много лет обратил внимание на шум деревьев в парке. Вот так же шумели деревья в смешанном лесу, который был у бабушки с дедушкой. Лес, весь пронизанный солнцем, красные ягоды земляники, и этот волшебный шум!
И как-то укрепился он в себе самом и стал жить.
Селянов с удивлением обнаружил в себе тоску по тем недавним, в общем-то, временам, когда он был одинок, но и не висели у него гирями на душе женщины.
Вот бы ему кто рассказал тогда, что наступит день, и у него будут две замечательные женщины, а он начнет с тоской вспоминать о днях, когда был одинок, но свободен.
Вроде бы и сейчас на его свободу никто не посягал, но он чувствовал себя обязанным и Валерии и Наташе. Он служил им, как мог.
Хотя расклад для него был понятен. С Валерией это будет длиться ровно столько, сколько она сама захочет. Потом она устанет и уйдет. Это может продлиться еще год, а может и пять лет. Но пять лет он не вытянет.
И Наташа уйдет, вопрос лишь времени. Опять найдет себе подходящего молодого самца и уйдет.
И обе они будут совершенно беспощадны к нему. Они уйдут тогда, когда сочтут нужным.
И зачем ему все это, когда он заранее знает, чем все это закончится?
Хорошо хоть не верит в их вечную любовь. Если мужчина верит в это, то в подобном треугольнике ему приходится очень тяжко. Это не те жернова, которые он долго может ворочать.
И тут в голову Селянову пришла мысль - а что если самому как-то с ними расстаться? Тут же страшно стало от этой мысли, но и легко одновременно. Ведь он понимает, что зависимость от этих женщин не принесет ничего хорошего в любом случае. Нужно снова укрепиться в себе самом.
И хотя он прогнал эту мысль, ибо уже не мог себе представить, как будет жить без Валерии и Наташи, почувствовал, что оживает. Что есть еще варианты в его жизни. И он себе не представлял себе, до какой степени жизнь многовариантная!
Гады…
Селянова попросили съездить к одному бывшему политику, который много знал, написал книгу воспоминаний, и был смысл начать эту публикацию на сайте прежде, чем книга выйдет в издательстве.
Политик этот жил в подмосковном городке. Селянов договорился о встрече и поехал, уверенный, что все будет хорошо. Они договорятся, ибо выгода была взаимная, политик получал рекламу своей книги, а они получали отличный материал.
И вот он в огромной и пустой квартире. Перед ним сильно постаревшая копия того, который не сходил когда-то с экрана телевизора.
Тихий, учтивый, морщинистый человек с тяжелым ледяным взглядом равнодушно наблюдал за тем, как Селянов раздевается, и даже не предложил тапочки. Пол был холодным и грязным. Селянов вышагивал за политиком в носках, и было ему неуютно.
Квартира была действительно большая, комнат восемь. Но кругом была такая разруха. На некоторых окнах даже не было занавесок.
Зато в кабинете было теплее, работал калорифер, и уютнее. На полу лежал толстый янтарно-зеленого цвета ковер. В стеллажах стояли ряды нарядных книг.
Политик выслушал предложение Селянова и ответил отказом. Селянов опешил и заметил, что политик чуть подавил улыбку в углах рта. Ему было приятно отказать. Иных мотивов отказа не было. Просто показать, что он еще чего-то значит. Отказать в интервью, отказать еще в чем-то.
Селянов взялся уговаривать. Все-таки он был опытным журналистом. Она стал задавать вопросы, он поинтересовался взглядом политика на современную ситуацию в стране.
Старик неспешно стал рассуждать. И постепенно разгорался. Аналитиком он был хорошим и раздавал очень четкие характеристики. Он сравнил одну даму-губернатора с Маргарет Тэтчер. Селянов искренне изумился. Какая связь? Одна сухая и безжалостная англичанка, другая сентиментальная и чувственная славянка.
И тут политик сказал, что для женщин-политиков не важна национальность. Что, в отличие от мужчин, они в принципе все одинаковые, хоть француженка, хоть русская, хоть китаянка или пакистанка. И что на вид они уступчивые и улыбчивые чаще всего, но совершенно неуступчивые и невероятно вероломные в деле.
- Если хотите начать мировую войну, - сказал он, - то поставьте во главе всех мировых держав женщин. И они тут же вцепятся друг в друга.
Это было очень неожиданно. Селянов стал возражать исходя из стереотипа, что женщины миролюбивые, что они управляют странами, как рачительные хозяйки своим домом.
- Это миф, - усмехнулся политик. – Они миролюбивы, пока у них нет реальной власти. Тэтчер начала войну с Аргентиной. Ни один мужчина-политик не пошел бы на этот конфликт так безоговорочно, как она.
Тогда Селянов полюбопытствовал, какую роль играли женщины в жизни политика? Тот изумленно вскинул брови, но немного погодя ответил, улыбаясь, что на первом месте для него всегда была власть, на втором реализация творческих замыслов, на третьем, желание хорошо покушать и выпить, затем шли деньги, а женщины только на последнем месте. Он добавил, что они никогда не были для него ценностью.
«Вот поэтому у тебя такая пустота и бардак в квартире», -подумал Селянов.
Но политик, в самом деле, производил впечатление человека, который и во времена своей молодости, совершенно не интересовался женщинами. Селянов подумал, что это обычная история для политиков. Живут они поглощенные своей страстью и обходятся без зависимости от женщин. И мистики независимы от женщин. И много кто еще.
Селянов простился с политиком и вышел на улицу почему-то в приподнятом настроении. А на улице было темно, кругом лежали сугробы мягкого снега, но было тепло и пахло весной. И эти блаженные запахи действовали на Селянова так, что кружилась голова.
Он шел по этому городку и наслаждался мыслью, что и он может опять стать независимым от женщин, если захочет. Он же был таким почти независимым до появления Наташи и особенно Валерии. И ему было хорошо от этих мыслей, он улыбался.
Вдруг, ноги его подлетели вверх. Он успел удивиться, так как не видел, обо что споткнулся, но тут же, оказавшись на снегу, стал получать удары по голове. Первый же удар привел к сотрясению мозга, Селянов видел все словно во сне, видел каких-то ребят, которые зачем-то били его ногами по голове. Тупые удары в голову, лица, как ему казалось, ухмылявшиеся над ним. Потом один сказал: «Хватит». И эти …как их назвать? Ну не люди же? Эти гады убежали.
Селянов медленно поднялся. Как ему потом казалось, поднялся сразу, а не лежал без сознания. И пошел. Боли не было, был звон в ушах, была какая-то общая отупелость. Мелькали обрывки мыслей: как теперь ехать домой? На чем? Кто были эти гады?
И сквозь этот туман в нем родилось колоссальное отвращение к этим тварям. Он никогда не испытывала такого отвращения к человекообразным. Если бы у него в руках был пистолет, и эти типы вернулись, то он бы стал в них стрелять без всяких раздумий. Они были нелюди.
Скрипели качели. Рядом стоял, весь залитый огнями жилой дом. И Селянов совершенно не удивился, когда откуда-то появились милиционеры и машина «Скорой помощи». Его посадили в эту машину. И одним обрывком мысли у него было то, что не все так плохо в России. Какой-то добрый человек вызвал милицию, те вызвали «Скорую». И вот он уже в приемном покое больницы. Его зачем-то раздели, положили под рентген.
Перед ним был заведующий травматологическим отделением, старый мужчина, но физически сильный и с умным взглядом из-под очков. Он что-то спрашивал, Селянов насколько мог – отвечал. Потом пришел молодой мент, спросил, как выглядели нападавшие? Селянов сказала, что помнит только то, что это были лица славянской национальности.
В это момент заржал фельдшер. Селянов раньше не обращал на него внимания. А теперь увидел, что это был кавказец. Что уж там изменилось в поведении у Селянова, трудно сказать, но было в нем нечто такое, что кавказец мгновенно заткнулся и вышел. Селянов постепенно вставал на тропу войны. Воин просыпался в нем. Некие подсознательные инстинкты, которые жили в Селянове, начинали проглядывать совершенно явственно.
Кто уж среди его предков был воином, сказать трудно, но такие были – это точно. Не было у него страха, подавленности, паники. Он готов был драться. Вот такой, какой был сейчас, контуженный, с разбитой головой, с мутным сознанием. Вот это и увидел, видимо, в его глазах кавказец, почему и убежал.
А подлый мент дал бумагу и ручку и попросил написать заявление. Селянов действительно плохо соображал, буквы прыгали, ему трудно было сосредоточиться и мучительно тяжело писать. В другое время он послал бы мента, но сейчас соображал плохо – раз надо значит надо. И чего-то там писал. Менту просто было в лом придти сюда на следующий день. Когда написал, то мент ушел. Но от ментов же никто ничего и не ожидал. Спасибо хоть «Скорую» вызвали. Селянов тоже стал собираться. Врач покачал головой и сказал, что в таком состоянии никуда его не опустит. Если бы он сказал это как-то грубо, то Селянов бы взорвался. Но врач был опытный и все понимал. Он говорил мягко, успокаивающе и Селянов пошел с ним, переоделся в пижаму. Потом его положили на кровать. И он страшно захотел пить. Все плыло. Ему делали какие-то уколы. А он попросил воды. Началась возня. Истеричный женский голос медсестры сказал: «Дайте же ему воды». «Ты и дай»,- ответили ей. «В мои обязанности это не входит - сказала медсестра. – Нету у меня воды, а у вас в тумбочке бутылки стоят».
Тут началась какая-то возня, у губ Селянова оказался стакан с водой, и он мгновенно выпил все. Но после некоторого облегчения стало действительно плохо. Подошел старый травматолог и спросил, как он себя чувствует. Селянов сказал, что очень плохо. Он понимал, что ему сделали укол снотворного, и спросил, когда он уснет. «Сейчас уснешь, милый» - прозвучал ласковый голос врача.
Это было так неожиданно. Ласковый и сострадательный голос другого человека. Селянов на это даже не рассчитывал. И уснул.
Потом Селянову говорили, что он очень мужественно держался. Не стонал, не кричал и не плакал от жалости к себе, что было обычным делом с такими травмами. И даже медперсонал его зауважал. Какая-то сила поддерживала его изнутри, из-под сознания. Сила его предков.
Травматология
Но пробуждение его было невеселым. Он очнулся в палате, где лежало кроме него девять человек. Они стонали, кашляли, сморкались, ходили под себя в утку, разговаривали и даже слушали Гарика Сукачева.
К Селянову подошла медсестра с банкой светло-зеленой жидкости (фурцилин) и тампонами. И спросила – может ли он встать. Селянов с трудом сел. Голова кружилась. Но ему очень не хотелось, чтобы это неопрятная женщина с прокуренным желто-зеленным лицом дотрагивалась до него.
Она отдала ему банку и велела тампонами протирать лицо, сказала, что лучше всего делать это в процедурной комнате. Он поднялся на ноги и понял, что все-таки стоит на ногах, потом пошел в процедурную. Там в полстены было зеркало. Вот тут и ждало его первое потрясение. Лица у него не было. Был сплошной синяк. Даже не синяк, а месиво. Все настолько вздулось и отекло, что щеки сравнялись с носом, а вместо глаз торчали красные щели. Он все это протер, как мог. Потом вышел в коридор. Ему стало нехорошо, он прислонился спиной к стене. Мимо него прошмыгнули две дамы в больничных халатах, на Селянова они смотрели с ужасом, но он сначала не понял почему. Эта красно-синяя голова, которую он увидел в зеркале, в его сознании не была связана с ним самим. Но тут подошла медсестра и сказала: «Давай иди в палату. Не пугай людей своим личиком».
Селянов лег на кровать, в голове шумело. Он собрался с мыслями и понял, что ему нужно как-то сообщить о себе Наташе и Валерии, но представать пред ними в таком виде он очень не хотел.
Да и было что-то ущербное во всем этом. Странное дело, но жертва всегда вроде бы сама виновата. Жертве сочувствуют, конечно, но есть и нечто подленькое во всем этом. А! Попал голубчик в историю! Отмудохали тебя!
Было мерзко. Селянов вспомнил, как ему рассказывала знакомая об ограблении дачи. Она говорила, что жалко что-то из украденных вещей, но дело даже не в этом. Эти уроды (видно это была группа наркоманов), трахались на ее кровати, а потом вытащили все, а что не смогли утащить собрали в центр комнаты, включая книги, и залили какой-то дрянью. Знакомая год не могла спокойно входить в свою собственную дачу.
Похожие ощущения по отношению к себе испытывал и Селянов. Точно влип во что-то отвратительное. И он понял на своем опыте, что жертва сочувствие не вызывает, а только болезненный интерес.
Рядом с ним лежал с загипсованной ногой худой бородач и звонил по мобильному. Селянов попросил телефон. Бородач мрачно взглянул на него и сказал, что звонок денег стоит. Селянов пожал плечами. Какие деньги? Но тут вспомнил. У него были в карманах брюк две пачки денег, шестьдесят тысяч рублей. Это был гонорар политику. Стоп! Но ведь эти гопники вроде бы не добрались до брюк? Их спугнули.
И только тут Селянов увидел, что его костюм и свитер торчит из-под подушки. Вчера видно их не забрали, гардероб был закрыт. Он вытащил брюки - деньги были на месте. Так за что его били? Получалось, что это могла быть расправа за посещение политика? Странно. Но в таких случаях обычно предупреждают, что кто-то не хочет видеть эти тексты напечатанными.
Кроме тысячных купюр в брюках была еще и мелочь. Селянов дал бородачу сто рублей. Тот протянул ему телефон и сказал приглушенно: «Ты деньги здесь не особо показывай. Врачу дай лечащему, остальное спрячь. Тут такой сброд лежит…»
Селянов набрал sms, он написал Наташе, что будет через неделю, ему срочно нужно уехать в командировку, и тот же текст отправил Валерии. Приписал, что посылает с чужого мобильника, так как его собственный сломался. Мобильный у него гопники действительно забрали и вытащили все, что было в карманах пиджака и куртки.
Тут пришел его лечащий врач. Здоровенный молодой парень. Осмотрел. Записал что-то.
Селянов с некоторым внутренним напряжением, не привык он давать деньги врачам вот так из рук в руки, дал ему три тысячи рублей. Спросил, нельзя ли его перевезти в московскую клинику. Врач сказал, что смысла нет. Лечение везде стандартное.
А уже через пять минут пришла медсестра и поставила капельницу. Селянов почувствовал себя почти хорошо, видимо ввели и снотворное, он стал засыпать. Но он еще услышал, как бородач пробормотал иронично, что если есть деньги, тот тут можно получить все, что угодно. Даже девушку в постель.
Так он продремал и проспал почти сутки. Потом капельницы ему ставили часа на два. Кололи уколы, он пил какие-то таблетки. И присматривался. Жизнь в палате била ключом.
И к Селянову присматривались аборигены. Бородач на соседней койке через день стал мягче. Он извинился и сказал, что принял Селянова за обычного алкаша, которые в избитом виде прибывали сюда регулярно. Оказалось, что в эту палату номер 6 собирали все отбросы, всю пьянь и рвань, а приличных людей старались класть в другие палаты.
Сам бородач попал сюда только потому, что не было других мест. А привезли его с очень сложным переломом ноги. И тут бородач принялся откровенничать, как это часто бывает в больнице, когда человеку просто некуда податься со своими переживаниями, кроме как изложить их соседу по койке.
Оказалось, что он работал поваром, плавал при советской власти на прогулочных пароходах по Волге.
-Ты не представляешь, какая это была сладкая жизнь, - прищурившись, сказал бородач. – Денег у меня были полные карманы, как у тебя сейчас, из продуктов весь дефицит мой. Прихожу из плавания, сразу же у меня гулянки начинались. Шашлыки из свинины, баранины, грудинка на углях, вины отличные, водка, а к ней маринады и соления любые. Звал всех. И соседи вокруг меня кормились и брат жены, был он простым нищим инженером. А потом случился август 1991 годы, народ обнищал, корабли стали на прикол, я тыкался туда и сюда. Перебивался случайными заработками. А брат жены стал бизнесменом.
Бородач усмехнулся печально и презрительно:
- Так ты поверишь, он сразу от нас отгородился. Ну жена у него еще бывает иногда, хотя и редко. А меня не приглашает. А ведь кормил его гаденыша, что называется с руки. И он легко бы мог помочь мне с работой, но не хочет. Вот загадка человеческой природы. Почему?
- Он мстит тебе подсознательно за те унижения, которые пережил, когда приходил к тебе, как к богатому родственнику, - заметил Селянов. - Что тут непонятного?
- Но я же с ним по-братски обходился, - вскипел бородач. – За что мне мстить?
- За доброту, - сказал Селянов. – Обычно мстят за доброту и очень редко за зло.
Бородач рассказывал про свои мытарства, а тут пришла его жена и ребенок. Ребенок был явно поздний, а жена была моложе бородача. Тихая и испуганная женщина. Видно бывший повар был не так прост, каким хотел казаться. Скорее всего, мелкий домашний тиран. И сын его был испуганным.
Когда его родные ушли, бородач взялся продолжать свои воспоминания. Прикрыв мечтательно глаза, он рассказывал, как стоял в кухонном аду, ибо на улице обычно была жара, а кондиционеров не было, как выпивал стакан водки, и через два часа нужно было повторять, ибо все выходило с потом. Но зато уж вечером все было к его услугам. И дискотека, и приятный треп с нетребовательными пассажирками и быстрая любовь с какой-нибудь томящейся одинокий дамой, которая и ездила по стране с единственной целью, чтобы ее хоть кто-то оттрахал по дороге.
- А почему сейчас-то не плаваешь? – удивился Селянов. - Вроде все опять восстановилось. Опять по рекам плавают эти корабли, набитые до верха пьяными пассажирами.
- Мафия, - ответил бородач и на лице его задергался тик. –Реально «профсоюз» все поделил. И берут только своих. В СССР хоть права можно было свои отстоять. Раз выучился на повара и есть какая-то квалификация, то тебя пристроят обязательно. Сейчас нет. Все решают только связи. Ты же понимаешь, что где кухня, там и деньги. Они берут только своих людей, чтобы деньги чужим не уходили.
- Это так везде, - согласился Селянов. – Хоть на корабле, хоть в газете или журнале, хоть в правительстве. Берут только своих.
- А мне тут два месяца назад полтинник исполнился, - печально сказал бородач. – И я себе сказал, что если ты мужчина и на что-то еще способен, то в день рождения встанешь на лыжи и пройдешь десять километров. Я в молодости лыжами занимался. И встал на лыжи, как раз первый хороший снег выпал, все завалило. И нормально так прошел пять километров, а потом стал съезжать с небольшой горки, вдруг, тихий треск такой. Я думал – это лыжа. А это нога. Но я не подумал, что перелом. Это меня и спасло. Так бы замерз. Я подумал, ну боль, ну надорвал связку, ведь, сколько лет без тренировки. И вот уже тут два месяца. Ужас. Когда голова разбита, это лучше.
- Ну уж, - с сомнением сказал Селянов.
- Лучше, лучше, - сказал бородач. – Их привозят, они орут-орут, стонут. Ну, думаешь, все. Потом притихнут. А через пять дней, как новенькие и уходят, до свидания. Бородач со злобой посмотрел на Селянова, и тому даже стыдно стало, виноватым себя почувствовал, столько досады и тоски было во взгляде бородача.
В это время два парня в белых халатах вкатили в палату каталку, на которой после операции спал пожилой мужчина. Его койка была у стены. Снимать его было неудобно, да и каталка почему-то была очень высокой. Парни прилаживались и так и эдак, потом, договорившись, одновременно сняли прооперированного больного и почти скинули его на кровать, и так неудачно, что его расслабленная нога с жутким тупым стуком ударилась коленом о стену.
- Ну, бля! – неодобрительно взревела палата, ибо каждый понимал, что и он мог быть на месте страдальца. И Селянов взревел вместе со всеми. Его душа на время стала частью коллективной души палаты.
Народ стал гневно осуждать больничные порядки, потом притихли, и тут проснулся прооперированный. Тусклым, безжизненным голосом он сказал: «Ребята, ничего не понимаю, мне операцию делали на плече, а болит колено».
И палата тут же взорвалась истеричным хохотом, смеялся и Селянов. Потом он заметил, что концентрация боли и страдания тут была так велика, что люди использовали возможность, чтобы посмеяться.
Красавчик, Серега и другие
Во время осмотра врач подошел к кровати, на которой лежал парень лет тридцати, с красивым и миловидным личиком. Врач что-то спрашивал у него, потом как-то недобро усмехнулся и сказал, указывая на отмороженные, но приходившие в норму ступни ног парня: «Смотри, красавчик, курить будешь, гангрена может начаться, отрежут тебе пальцы».
Селянов не очень понял, почему врач обратился к парню столь презрительно, но через какое-то время парень подошел к Селянову и попросил в займы триста рублей. Селянов сказал, что у него нет. Тогда Красавчик нервно сказал, что это он дал тогда позавчера ночью Селянову воды.
Селянов, не раздумывая, достал пятисотрублевую бумажку и протянул парню. Тот исчез.
Бородач неодобрительно хмыкнул и пояснил потом, что давать деньги этой шпане не стоит, потому что они пьют, как сволочи.
- Ты не представляешь, что здесь на Новый год было. Эти твари пили всей палатой неделю, и тут толпами ходили всякие их друзья, врачей нет, медсестры закрылись в ординаторской и дрожат там.
- Как же можно в больнице так пить и бесчинствовать? – удивился Селянов.
- А вот скоро увидишь, как, - почти злорадно сказал Бородач.
- И откуда они водку здесь берут?
- Там внизу есть охранники, к ним подходят, дают двадцатку или рублей пятьдесят, в зависимости от объема заказа, те и приносят.
- Так ведь охранники охранять должны! - возмутился Селянов.
- Наивный, - откликнулась хором палата, - ты в какой стране живешь?
И вот Красавчик появился. Лицо у него было хищным и праздничным. Внешность парня вообще была странной. Невысокий ростом, кудрявый, с белым нежным лицом и голубыми глазами, он был кукольно красив. Но в глазах его иногда полыхал огонь ненависти и вражды ко всему миру. Из пакета она доставал одну за другой пять бутылок водки.
Палата обречено молчала. Только когда Красавчик вышел, чтобы найти хоть какую-то закуску, то, лежавший напротив Селянова, молодой парень с печальными глазами и сломанной ногой, сказал Селянову строгим учительским тоном, чтобы денег он Красавчику больше не давал, что деньги тут дает только он.
Когда это парень задремал, Бородач прошептал Селянову, что парень этот мафиози местный, что он дает Красавчику и еще одному отщепенцу по кличке Рулевой деньги, а те делают все, что Мафиози пожелает.
Оказывается, что в палате уже была своя строгая неписанная иерархия, какая была и во всем росиянском обществе.
Красавчик стал пить и закусывать водку черным хлебом с солью. На первом этапе Красавчик повеселел, он испытывал эйфорию, хотя недобро и даже высокомерно посматривал на Мафиози, типа того – накось выкуси.
Селянову Красавчик был благодарен и всячески выражал свое почтение и готовность служить новому господину, только делал он это не подобострастно, а как ни странно с чувством собственного достоинства.
Он подходил к кровати Селянова, поправлял одеяло, еще раз десять напомнил, как налил воды и дал выпить Селянову ночью, и в числе прочего рассказал, как попал сюда.
История жизни Красавчика была простой. В молодости он попал в тюрьму, отсидел пять лет, потом, когда вышел на свободу, начал сожительствовать с одной женщиной, которая была старше его. Она его содержала, а он помогал ей торговать, у нее было несколько торговых точек в метро по торговле газетами и журналами.
В тюрьме видно Красавчику с его миловидностью было тяжко. Он однажды бросил взгляд на пожилого мужика на соседней койке и сказал с тоской: «Кому такие на зоне интересны?». В его словах была боль человека много пережившего. И вот сожительствует он с этой женщиной, потихоньку попивает водочку, по его словам, газет он не читал только по одной причине: до двух часов идет бойкая торговля и некогда, а после двух он же выпивал и плохо разбирал текст.
Но тут заболела его мать-старушка, жившая в Питере. Когда Красавчик сказал, что он родом из Питера, все встало на свои места. Селянов понял, откуда в нем изящество и некоторая интеллигентность. Красавчик поехал к матери, погулял там с друзьями детства. Последние деньги он истратил на билет. И вот едет он «пустой», а кармане у него только жетон на метро, чтобы добраться до сожительницы. И тут подходит к нему проводник и спрашивает: не хочет ли он женщину?
Красавчик, разумеется, удивился. Оказалось, что в соседнем купе ехала дама, которая его заметила. Дама пила сейчас в одиночестве и попросила проводника передать, что она «не против». Красавчик был польщен, что выбор остановился на нем, но главное, явственно запахло выпивкой. Он пришел к даме, они пили и любили друг друга. Красавчик без всякого хвастовства сказал, что у него есть особенность, он может совокупляться с женщиной в любом состоянии. И видно делал он это очень хорошо. Когда они приехали в Москву, то дама ему предложила поехать с ней, в этот самый подмосковный город, где они находились сейчас в травматологии.
- Представляешь, а я чувствовал, что это добром не кончится, - говорил он, усмехаясь. – Но она купила бутылку водки, и держала ее у меня под носом, и я как козел пошел за «морковкой», хотя внутренний голос говорил мне: «Не верь, не ходи, брось жетон и поезжай к «маме».
Он приехал к этой женщине, в ее квартире они продолжили утехи, потом уснули. И вот ночью врывается ее зять, здоровенный малый под метр девяносто, и требует от тещи сказать, где ее дочь, т.е. его жена. Дама естественно не знает, где ее дочь. Тут из спальной выходит Красавчик в трусах и с вежливой улыбкой подает парню руку, желая познакомиться и выпить водки. Парень немотивированно набрасывается на субтильного и маленького Красавчика и начинается драка. Драка была жестокой, парень смог победить только тогда, когда схватил бутылку и стал бить Красавчика по голове, ручьем хлынула кровь. Красавчика в мороз выкинули в одних трусах на улицу.
Оглушенный, (Селянов его очень хорошо понимал), он шел по улице босиком и не видел куда идет. Его спасли какие-то ребята, проезжали мимо на машине подобрали и довезли до больницы. Но ноги он успел изрядно подморозить.
- И ты прикинь, - усмехнулся Красавчик, - на второй день приходит ко мне эта дама с этим ублюдком зятем, они просят у меня прощения и просят не обращаться в милицию. Представляешь? Меня пытали бы я не смог бы вспомнить, где их дом находится.
- Я думаю, что дама хочет продолжить с тобой сексуальные отношения, когда ты выздоровеешь, - сказал Селянов.
- Нет уж, - надул губы Красавчик, - я к «маме» вернусь. А с ментами дел иметь не буду никогда, потому что их ненавижу. Ты себе представить не можешь, как я их ненавижу. Один раз я напился и «мама» вызвала милицию. Они привезли в участок и сделали «ласточку», одни наручники на руки, другие на ноги и сцепили их между собой третьими наручниками. Прикинул, каково это? Я протрезвел, конечно, быстро. Но все равно не попросил их расцепить меня. Думал, лучше сдохну, но никогда ни о чем ментов просить не буду.
А потом приезжала эта «мама» толстая и щекастая женщина лет сорока, у нее были очень грустные глаза неудачницы. А Красавчик был ей очень рад. Был бы у него хвостик, то он бы им вилял от восторга.
Красавчик все время искал покровителей. Когда к Селянову приехал Трунов, владелец сайта, с которым Селянов и хотел раскрутить книгу политика, то случилось забавное. Трунов был обычным разбогатевшим пиарщиком. Он был холеным, хорошо одевался, выглядел барином, плюс к этому у него был властный взгляд уголовного пахана.
После того, как он уехал, уже выпивший Красавчик, подошел к Селянову и сказал, что готов пойти на любое дело, если они его возьмут. Красавчик говорил, что он может долго не пить, если надо, то даже неделю, что он ничего не боится. И даже после того, как Селянов объяснил, что они с Труновым журналисты, он еще долго не мог успокоиться. Похоже, что в его сознании, все люди с таким взглядом, как у Трунова, были паханами. На Селянова напали, тут приезжает к нему крутой. Вот Красавчик себе и выстроил схему.
А вечером привели в палату еще одного красавца. Это был крупный и действительно красивый парень, который представился Серегой.
Он вошел в палату походкой победителя, он был весь в серьезных царапинах и порезах, и у него было частично откусано ухо.
- Какая лютая драка была, - сказал он палатному сообществу с жуткой, садистской улыбкой еще пьяного человека.
- Это тебе враг ухо откусил? – спросили люди.
- Нет, друг, - сказал Серега. Я вошел в такой раж, так их бил, а друг просто хотел привести меня в чувство. Еле-еле меня оттащили. Неделю пил. И все отказались от меня.
Тут палата притихла. Тут от многих отказались.
- Никого у меня не осталось, - горестно сказал Серега. – Жена и родители от меня оказались. И неожиданно добавил. – Все бросили, кроме сестры и любовницы.
- Тут кто-то захохотал, кто-то присвистнул. А пожилой мужик Михалыч, который сам не помнил, как попал в травматологию, сказал:
- Это не так мало, сынок!
Серегу уложили. Он почему-то вызвал безусловную симпатию. Утром пришли делать уколы. Серегу разбудили, он хлопал глазами, соображая, куда попал, когда вспомнил, откинул одеяло, перевернулся на живот, стащил трусы и продекламировал:
- Каждая иголочка радывает нас!
Потом выяснилось, что Серега, чья фамилия была Мартынюк, был русским националистом, что тут же вызвало абсолютное одобрение палаты, кроме одного узбека, все были очень рады, что такой красивый и боевой парень готов печься не только о своих интересах.
Травматология была сгустком страданий людей. Люди страдали здесь физически и кричали от боли, страдали морально. Расколотые головы, расколотые судьбы и семьи.
На третий день Селянов вышел в коридор, и его тут же подхватила под руку медсестра: «Пойдем, поможешь перенести человека с каталки на кровать, женщину привезли и бросили. Нужно снять ее и на простынях перенести, для этого нужно четыре человека».
Селянов отказался сначала, но потом вспомнил, как бортанули мужика коленом о стену и пошел. И вот заходит он в палату, а на каталке лежит совершенно голая женщина, который было не больше тридцати лет. Она пьяно улыбалась, она ничего не видела после наркоза, причем на ее теле не было следов операции. Красивое тело не рожавшей женщины, белая упругая грудь мадонны, красиво поросшая волосиками восхитительная пипися. Женщина была совершенно беззащитна. А возле нее стояли два мужика: студент, тоже на днях избитый и мужчина лет тридцати пяти.
- Ну и стриптиз, - не выдержав, сказал Селянов.
- Да, ладно, все мы люди, - сквозь зубы проговорила медсестра.
Но было видно, что ее возбуждает эта картина: голая женщина и мужики. А что уж тут говорить про студента. Когда даму перенесли на кровать, Селянов тут же ушел. А студент остался еще помогать, женщины лежавшие в палате, томно улыбались.
Бородача выписали, а на смену ему положили деда, которому было под девяносто. Дед лечился на нижнем этаже, у него были проблемы с глазами, и во время лечения в больнице же умудрился сломать себе руку. Его перевели на несколько дней в травматологию. Как ни странно, несмотря на возраст, дедушка был боевым. Оглядевшись, присоединился к разговору о бабах и сказал, что его жена всегда восхищалась крепкими и налитыми мужскими задницами. У дедушки видно у самого была такая и его дама ему постоянно делала комплименты: « Вот идем мы с ней по улице, а она говорит: «Миша, глянь какая задница тощая. Разве это мужик?»
И дед блаженно улыбался, вспоминая молодость.
Потом стал неспешно рассказывать, как работал в тридцатых годах в милиции, и ему нагадала цыганка, что он будет богат, что будет война, но на войну он не попадет, а ранят его тяжело.
И все так и случилось. Взяли его работать в дорожную охрану товарища Сталина. Пришел получать первую зарплату, а ему дают не триста рублей, как раньше, а три тысячи. Он побоялся что-либо уточнять, но не поверил, что ему могут платить такие деньги. И жене отдал, как обычно триста рублей, полагая, что остальные придется вернуть, когда выясниться оплошность кассира. Но и в следующий месяц ему выдали столько же, и еще через месяц, а он все держит эти деньги при себе.
И пошли они с женой в закрытый магазин для работников НКВД. А там жена полковника шубу примеряет, и так ее прикинет и эдак, и все вертится у зеркала: « А моя голубушка смотрит и чуть не плачет от зависти: «Эх, Миша, мне бы такую». И тут я раз! Деньги из кармана: «Берем, говорю!»
Видимо это был самое яркое событие в жизни деда. И еще много рассказывал про разные покушения на товарища Сталина. Правда, сам он ни разу не видел, как на него покушались, но знал, что было это постоянно. И постоянно бдительные бойцы НКВД отбивали атаки империалистического зверя.
- Дед, да туфту вам гнали. Пропаганда это была. - Сказал националист Серега. – Падла был ваш Сталин.
Губы деда скорбно вздрогнули, и он послал Сереге такой взгляд, что Селянову даже страшно стало. Рядом с ним лежал страшный и матерый зверь.
И тут дедушке принесли пиявок. Он лечил высокое глазное давление, и ему принесли пиявок, чтобы они высосали дурную кровь. Но пиявок прилаживали, а они не хотели приниматься за дело. Дед чуть не плакал. Но пиявки не впиякивались и их унесли другим больным.
- Даже пиявки не пьют гадскую кровь, - тихо сказал Красавчик.
- Подумаешь, в охране Сталина он работал, - сказал раздраженно Михалыч, - я вот за основной состав ЦДК играл.
Народ заинтересовался. Михалыч был известен тем, что никак не мог вспомнить, как попал в травматологию. Стоял себе и, вдруг, упал. Что с ним было, врачи так и не могли определить. Но народ в палате определил сам. Упал Михалыч пьяным, в приемном покое его положили на кушетку и забыли про него. Михалыч отоспался и собрался домой, но он уже был записан с тяжелой травмой, и бюрократы определили его в травматологию. Он согласился с легким сердцем, ибо отдыхал здесь от своей жены. Эта была здоровенная и злющая бабка, видно с каким-то психическим заболеванием. Когда она приходила Михайлыча проведывать, то он забивался в угол своей кровати и затихал. Бабка доставала пироги, которые испекли минимум неделю назад. Михалыч пытался кусать каменные эти пироги, но не получалось. А бабка иронично глядела на него и отчитывала. Что он зажрался и не хочет ее пирожков.
И вот такой подкаблучник, оказывается, играл за основной состав клуба высшей лиги.
- Да у нас тут одни звезды, - сказал Серега. – Один Сталина охранял, другой футболист известный. Тебе, небось, столько мячиком по башке настучали, что теперь ты падаешь и не помнишь ничего.
- Да не очень известный я был футболист, - сказал Михалыч, - три сезона был в основном составе, на замены иногда выходил.
- А как вы отрывались тогда, - поинтересовался Серега. – Все свободное время на политзанятиях были?
- Водку пили и баб натягивали, - доходчиво сообщил Михалыч.- Один раз Матюшин, ну это известный форвард был, - привел гимнастку одну из сборной страны. Не буду называть фамилию, я ее по телевизору видел пару раз совсем недавно. Она теперь начальница большая. Ну выпили, все такое, разврат, там еще девки были. Матюшин этой гимнастке говорит: «Становись на мостик». И он ее в таком виде отодрал, ну она смеется и говорит: «Ребята, иду на рекорд, давайте и остальные». Ну и мы ее отодрали.
Михалыч рассказал все это без энтузиазма, даже застенчиво и с досадой, вызванной, видимо, нынешней неспособность отодрать хоть кого.
Народ в палате притих. Всем стало не по себе. Оказывается и во времена махрового большевизма, что творилось.
- Как жить на земле? – с досадой сказал Серега. – Одно ****ство кругом. Даже ленинцы не отставали. А ты бабку свою так попользовал бы, она бы тебе нормальные пироги-то принесла.
Михалыч посмотрел на него, как матерые псы смотрят на щенят. Вроде того, что, сынок, придет и твой час, когда тебе никто не будет нужен.
И тут в палату привели новенького. И с ходу начались странности. Диагноз у этого мужика был перелом позвоночника, но вошел он бодрой походкой сильного человека. Вместе с ним вошла его жена, тихая, с измученным лицом. Выяснилось, что мужчина этот скотник из соседнего колхоза. Тут Селянов с удивлением для себя выяснил, что колхозы еще остались. Ему было лет шестьдесят. У него было почти черное, обветренное и очень морщинистое лицо человека, который работает на открытом воздухе. И очень сильное тело. В юности Селянов у бабушки как-то перевозил гору навоза с одного места на другое, и нужно сказать, что это физически очень тяжелое дело. В своих воспоминаниях великий штангист Давид Ригерт написал, что мало занимался развитием выносливости на тренировках, ибо свою выносливость он развил с вилами и навозом в родном колхозе.
Этот скотник лег на кровать, и всем беспричинно стало тревожно, как неосознанно тревожно бывает рядом с людьми, у которых что-то неладное с психикой. Скотник был явно сильно пьющим человеком. Красавчик достал из тумбочки пустую бутылку из-под водки, скотник мгновенно, как пружина выпрыгнул со своей кровати и бросился к нему с призывом дать ему выпить. Но пить там было нечего. И скотник опять впал в прострацию.
- Да, неплохо он скачет со сломанным позвоночником, - прокомментировал это Серега.
А ночью Селянов проснулся от крика. Скотник слез со своей кровати и двинулся к окну, но шел не обычным путем, а почему-то лез через кровати, люди с переломами просто выли от ужаса, тотчас представив себе, что их ждет, если колхозник сломает им ноги во второй раз.
Но скотник на крики не обращал внимания, он был очень целеустремленным. Он пробрался к окну, выглянул и стал говорить о том, что Толян залез на крышу и подает Витьке рубероид, а тот его грузит в КАМАЗ.
Тут все в ужасе затихли. Понятно, что за окном не было ни Толяна, ни Витьки, ни КАМАЗА, ни рубероида. Но скотник говорил это так, будто все это видел.
- Белая горячка, - сказал кто-то. – Они его суки сюда с липовым диагнозом положили по блату, чтобы подлечить.
Скотник лег в кровать, наконец, и стал говорить вслух, что видит. В числе прочего он сказал, что зашел в коровник, а там корова стоит на одной ноге, и что ему это странно. С чего, вдруг, она стоит на одной ноге?
Все ночь обитателям палаты номер шесть пришлось провести в тревожном ожидании. Побежали за медсестрой, но она отказалась придти.
Включили свет. Скотник лежал спокойно, продолжал нести бред, но больше не бегал по палате. И тут Мафиози, молодой этот парень, разнервничался больше всех. Селянов и раньше обратил внимание на то, что парень был истеричным, но тут он реально испугался того, что его сломанную ногу могут еще раз сломать. И главное, что он был прикован к постели грузом, и как-то убрать свою ногу он не мог. А кровать его стояла прямо у двери. И он достал из тумбочки виски и отпил из горлышка. Красавчик пытался его остановить. А Селянов вспомнил слова Бородача, что Мафиози становится невменяемым, когда выпьет.
Минут через тридцать, когда вроде все притихли и выключили свет, Мафиози завыл и забился на своей кровати. К нему подлетел Красавчик.
- Приведи сюда главного врача больницы, - орал Мафиози, - и я ему скажу, что педераст.
Красавчик взял в руки бутылку с виски, Мафиози не обратил на это внимания, тогда Красавчик из горла отпил изрядную часть виски и пошел выполнять задание. Понятно, что главный врач больницы спал в это время в своей постели, и снились ему розовые сны, что суммы годовых взяток и откатов от врачей ему хватает на то, чтобы купить остров в Средиземном море.
Красавчик нашел дежурного врача, привел его, ему Мафиози и сказал, что он педераст. Врач ушел, вернулся с медсестрой, мафиози выл и бился, как перепел в клетке, ему вкололи хорошую дозу снотворного, и он уснул.
Утром разбираться, почему-то пришел не заведующий отделением, а тот врач терапевт, который скотника и привел. Он выслушал жалобы народа, подошел к кровати скотника. Тот лежал, как голубчик, словно и не он был главным зачинщиком скандала.
- Сейчас ночь или день? – спросил у него терапевт.
- Понятно. Что ночь, - сказал скотник, - темень какая вокруг и луна.
- А год сейчас, какой? – продолжал терапевт.
- А год сейчас 1007, - отчетливо выговорил скотник.
- Бля, - взвыл Красавчик, - ты дураком-то не прикидывайся, расскажи доктору, как у тебя корова на одной ноге стояла.
Скотник оглядел всех с глубоким презрением и сказал.
- Да пошли вы все на хер!
- О! – взывала уже вся палата. - Он над нами еще и глумится!
Врач вышел. Громче всех кричал Мафиози, он оскорблял скотника и требовал, чтобы тот убирался из палаты.
Понятно было, что жена скотника имела какой-то блат в больнице, и его положили сюда. С какой уж целью в травматологию, это Богу известно. Но ведь и убирать не собирались, когда все раскрылось. Селянов был просто потрясен. Это было в миниатюре все наше государство. Нет, вы будет терпеть все, что мы с вами захотим сделать!
И за больными оставили право разбираться самим
И тут скотник встал и вышел. Все обрадовались и решили, что испугался всеобщего гнева и ушел. Но он появился через десять минут с обрезком трубы в руках, где уж он его раздобыл, это была его тайна.
Все замерли. Он подошел к кровати Мафиози, тот побледнел. А Скотник, похлопывая трубой по руке, сказал:
- Не нравишься ты мне, пацан.
После чего опять вышел. Пришедший в себя Мафиози позвонил уже прямо в милиции, какому-то своему знакомому менту. Милиция приехала и стала искать скотника почему-то в отделении гинекологии.
Не нашли. Овчинный полушубок и шапка, в которой пришел скотник, висели на месте, а его не было. На улице же был мороз.
И тут на помощь Мафиози вызвал каких-то ребят. Они вошли. Не то чтобы очень здоровые, но от них исходила угроза, плотные такие, спортивные ребята. С мрачными лицами. Он сели возле кровати и стали пить водку. Когда Селянов вышел, то пьяный Красавчик сказал ему в туалете: «Это боксеры. Это реальные убийцы».
До чего же Селянову стало нехорошо. Он понял, что если скотник вернется, то тому несдобровать. И он понял, что обязательно вмешается. И что тогда? Получить по разбитой уже голове удар профессионала?
И Селянов дал себе слово, что если все обойдется, то он выпишется отсюда на следующий день. Или даст взятку врачу, и тот переведет его в другую палату.
Скотник не вернулся, слава Богу. На следующий день выяснилось, что он ушел домой по морозу в пижаме и тапочках.
Таня и таксист
Но следующее утро Селянов нашел врача и попросил выписать его домой. Врача искать пришлось потому, что тот практически не заходил в палату к своим больным. Он выписывал лечение и больше не появлялся. Врач сказал, что есть необходимость в консультации невропатолога. Та пришла в палату только во второй половине дня. Бледненькая такая дама, явно напичканная транквилизаторами, и поэтому расслабленная и улыбчивая.
Клиенты палаты номер 6 очень обрадовались ей и стали кричать: «Доктор, доктор, полечи меня». Они ведь, в самом деле, страдали. Женщина смеялась, но к работе своей подходила без халтуры, поэтому очередь до Селянова дошла не скоро. Врач осмотрела его и сказала, что необходимо еще два-четыре дня лечения в стационаре.
К этому моменту Селянову уже расхотелось давать деньги врачам за переселение в другую палату. Он просто не желал этим людям давать деньги, хотя они вроде помогли ему, и ласковые слова от главного травматолога запомнились Селянову. Но хотелось только одного – никогда больше не иметь с врачами дела. Не дай Бог попасть в зависимость от этой скучающей и безразличной публики!
А к вечеру в палату привезли очередную жертву. Если бы Селянов не был сам свидетелем всего этого бреда, то не поверил бы. В машину мужика, который работал таксистом, врезался… пьяный гаишник! Мужик получил перелом ноги в нескольких местах, его ввезли на коляске в палату, а за ним вошла его жена. Скоро все узнали, что ее зовут Таня.
Эта была элегантная, еще молодая на вид дама, ухоженная, хорошо одетая.
Таксист был мужчиной лет пятидесяти пяти, лицо у него было жалкое и испуганное. Но, приглядевшись, Селянов понял, что это на редкость красивый для своего возраста самец. Смуглый, с темными кудрявыми волосами, весь волосатый, бесспорно обаятельный.
Приход жены пострадавшего в палату не был редкостью, но все ждали, когда Таня уйдет. Все-таки присутствие женщины напрягало народ. Ни матом поругаться, ни про баб поговорить, да и физиология напрягала. Но Таня не ушла. Ночью она просто приставила стул к кровати своего мужа и так и просидела всю ночь.
Это вызвало удивление и непонимание. В чем смысл этого ночного бдения?
Таксист ночью постоянно стонал, вскрикивал. Соответственно не спала и вся палата, кроме тех, кому давали снотворное. Днем Таня пошла к врачу, и ее страдающему мужу вкололи сильные препараты, и он уснул. К вечеру он выспался, и опять орал и стонал всю ночь. Народ был опытный, все знали, что боль его явно стихла и не хрена тут орать по ночам. На таксиста все смотрели злобно. А он опять днем спал. К вечеру проснулся и пытался завязать контакты, даже пытался шутить. И ту все поняли, что он глуп. Явно не злой. Но глупый мужик.
Таня же за эти два дня, подурнела, весь ее лоск сошел. У нее были черные круги под глазами. Но от мужа она не отходила! Ладно был бы богат, но ведь этого не было.
Выяснилось, что здесь операцию делать не будут, переломы были очень плохие, и оперировать должен был хирург высокого уровня. Тут же таксиста стали подталкивать на такую операцию.
- Да, - сказал Красавчик, - разведут вас люди в белых халатах на такие деньги, что потом всю жизнь расплачиваться будите.
Сказал он это почти злорадно. И было ясно, почему он так себя вел.
Красавчик первый в палате понял, что Таня любит своего мужа. И Селянов это понял, увидев, какие взгляды, полные тоски и сочувствия, она иногда бросала на мужа. А Красавчика никто не любил. Но вот за что можно было любить Таксиста?
Ясно было, что не за ум и за деньги. И до Селянова дошло, что любила она его за мужское обаяние, за его волосатость, за то, что он был для нее единственным притягательным самцом.
И кружилась она над ним, как лебедь белая, готовая в любую минуту закрыть его от беды своим телом. И было всем мужикам в палате нехорошо, потому что завидовали.
За двое суток без сна и нормального питания Таня превратилась просто в тень. Когда она вышла из палаты, то к Таксисту подошел Красавчик:
- Мужик, - сказал он, - ты чего орешь по ночам? Тебе больно, но тут всем больно. Терпи. Тебе первый раз в жизни больно? Терпи. Ты же мужчина. И отпусти Таню. Пожалей женщину. Мы тебе все сделаем, воды подадим, медсестру позовем. И не ори ночью, в тебя наркотиков, как в бегемота насовали.
Последнее Красавчик сказал явно с завистью. И тут вошла Таня, и вся всполошился, не обижают ли ее любимого?
Приехала Таксиста проведать и дочь, высокая красивая девушка, она по-доброму, но официально поздоровалась с Таней, и все поняли, что это не ее мать, а значит, она была дочерью Таксиста от первого брака. Таксист, увидев дочь, явно испугался. А та подошла и спросила вкрадчиво: «Больно тебе?» «Больно, дочка» - ответил осторожно он.
- Плохо, что ты башку свою не разбил дурную, - сказал с яростью девушка, и вышла с гордо поднятой головой.
Картина жизни Таксиста вырисовывалась все ярче и ярче. А Таня не отходила от него. Тут выписали Михалыча, и как ни странно никого не положили на его место. И Таня, наконец, провела ночь не на стуле, а на кровати. Но никто ей ничего не говорил. Мужчины молчаливо уважали ее за любовь и преданность. Никто уже и не верил, что есть такие женщины на земле.
А выписка Селянова опять отложилась. К этому времени лицо его почти приняло нормальную форму, хотя синяки оставались еще, конечно. И с ним стали кокетничать медсестры.
Сам по себе этот факт не очень удивлял Селянова. Где бы он ни оказывался, в женском коллективе почти всегда выносили положительный вердикт между собой, и с ним начинали заигрывать.
И тут оказалось, что для профессионалок из травматологии его разбитая физиономия не преграда! Других-то у них не было.
Медсестры были все так себе, кроме одной. Звали ее Дарья. Это было примечательная особа. Она была красивее молодой Ким Биссенджер. И это без преувеличений. Блондинка с роскошными волосами, стройная, но одновременно у нее были такие налитые формы, которые казалось просто «рвались» из плена бюстгальтера и трусов. Походка у нее была, как у танцовщицы. В прекрасных серых глазах плескалось сексуальное безумие. Впрочем, она, в самом деле, была с приветом. Кто еще в здравом уме с такой внешностью стал бы работать здесь, среди крови и гноя?
Может быть, она была садистка? Но она не просто работала, а делала это с удовольствием. Когда не могли попасть в вену, то звали ее, она попадал сходу. Она делал уколы без боли, она замечательно накладывала повязки. На вид ей было не больше двадцати лет. И вот когда она стала оказывать Селянову внимание, это его поразило. С чего бы это?
Кокетничала она своеобразно. Как только Селянов приходил на укол, она делала прямо-таки садистское выражение лица и спрашивала: «Стоя или лежа?»
Селянов молча опускал штаны, ложиться он не хотел. Но на следующий день все те же сумасшедшие глаза, улыбка и вопрос: «Стоя или лежа?». И все с это с каким-то вызовом и почти с откровенным намекам. На третий раз Селянов с раздражением ответил: «Сидя». Она звонко захохотала и сказала, что жалеет, что не дежурит этой ночью.
Селянов подумал, что, может быть, она уже слышала, что у него деньги есть?
Но в любом случае, благодаря этой красотке он стал напряженно думать о Наташе и Валерии.
Когда женщины любят….
Селянов решил для себя, что расстанется и с Валерией, и с Наташей. С Наташей было сложнее, ей нужно было жилье искать, но три месяца он готов был оплатить для нее жилье. Селянову очень не хотелось тянуть «этот воз» отношений дальше. Валерия предпочитала ему другого, чтобы она при этом не говорила, Наташа ушла к молодому парню с песнями, и конечно, это повторит.
Ну и чего ждать? В конце концов, какие- то бабы у него все равно будут. И нужны ли ему постоянные подруги? Тоже вопрос. После этой контузии у него в голове-то прояснело. От женщин нужно брать то, что ты хочешь взять, и не нужно играть в их игры на их же поле, всегда проиграешь. Любовь – это женская игра. В ней мужчина победить не может.
Мужчина, в принципе, может жить с любой женщиной. Он так запрограммирован природой, осеменять большее число самок, женщину природа заставлял выбирать лучшего самца, по двум причинам. От лучших самцов – лучше дети. И лучший самец всегда принесет сахарную косточку. И тут вопрос – как завоевать лучшего самца? Как удержать его возле себя?
Любовь – лучшее средство и для завоевания и для удержания нужного мужчины. Как писал Василий Шукшин: «Непривязанный, а визжать будешь». Любовь между мужчиной и женщиной – гениальное изобретение женщины. И мужчина, с его силой и страстностью, если втягивается в эту игру, то уж по самые уши.
Женщина по сексуальной природе своей вроде бы должна быть склонна к полигамии. Она вполне может удовлетворять нескольких самцов и получать от этого удовольствие. Но в этих условиях женщина не может господствовать, и к ней будут относиться высокомерно и иронично, в лучшем случае, как к игрушке, в худшем, как к сексуальной обслуге. Если, конечно, женщина на необитаемом обществе одна, а вокруг десять мужиков, это одна история. Но если кругом полно других баб, то мужчины, перебегая от одной самки, которая исповедует полигамию, к другой, в общем-то, становится свободным. Женщина имеет много секса, но никакого уважения и любви.
И между неограниченным сексом и жизнью с одним мужчиной, женщина по многим причинам выбирает жизнь с одним мужчиной. Но тут уж нужно не ошибиться в выборе этого единственного. А в той или иной степени ошибешься всегда. Тогда нужно этого единственного заставить заменить всех предполагаемых и возможных. И женщина начинает воспитывать мужчину. И воспитывает его всю жизнь, сколько сил хватает.
Селянов хорошо понимал, как воспитывала и дрессировала его Валерия. Ей нужны признания в любви и нежные слова, и она добилась того, что он их говорил постоянно. Многого уже добилась Наташа. Как-то незаметно, но Селянов стал воспринимать ее в качестве жены. И ее нахмуренные брови уже тревожили его, как бы смешно это потом не казалось.
Все. С этим нужно заканчивать! И Селянов стал разрабатывать планы, как можно безболезненно порвать с Валерией и Наташей. А может быть с одной из них? Но с которой начать? И тут он понял, что выбор будет сделать чрезвычайно трудно. Вот он прогонит Наташу. И снова Валерия будет приходить на часы в его квартиру, а потом опять уходить? А он будет сидеть, и думать о ее сегодняшнем ночном сексе с мужем? Изгнать Наташу – значит, самому опять и стирать, и готовить, и убираться? А если расстаться с Валерией, то кто будет его так внимательно слушать? Кто будет вникать во все его проблемы, и кто даст мудрый совет?
Нет, гнать, так обеих сразу. Если одну оставишь, то точно будешь грустить о второй.
И вот когда Селянов все более наполнялся решимостью, а его выписывали на следующий день, в палате наступила абсолютная тишина. Все смотрели на дверь. И Селянов посмотрел. Боже! В дверях стояла Валерия.
Она улыбалась и ждала, когда Селянов ее увидит. На ней был скромный голубенький костюмчик, но как он оттенял ее черные волосы, ее черные глаза! Она была прекрасна, как стюардесса из детских грез Селянова. Палата безмолвствовала, все напряженно смотрели – к кому она подойдет. И своей твердой походкой подошла к Селянову, поцеловала его осторожно-осторожно в разбитое лицо и сказала: «Ну здравствуй, беглец».
Потом она села на кровать, взяла его руку в свою. И глаза ее стали наполняться слезами, но она улыбалась. От запаха ее духов у Селянова кружилась голова.
Он смотрел на нее, как кролик на удава. Чего он не ожидал, так это ее появления. И тут случилось нечто. Все, кто могли ходить стали выбираться из палаты. Прикованные к постели отвернулись, чтобы не мешать.
- Как ты меня нашла, - спросил он.
- Это было легко, - ответила она. – Как только я поняла, что это не командировка, а что-то другое. Я попросила людей, люди навели справки. Вот и все.
- А как ты поняла?
- Это оно почувствовало, - показала Валерия на свое сердце.
И эта ее прекрасная, самая лучшая на земле улыбка, эти ее глаза, в которых было столько нежности, просто переворачивала душу Селянова. Он хотел зарыться головой в ее коленях, как-то почувствовать ее всю. Она это поняла, мягко наклонилась впереди и прижала его голову к своей груди. И на минуту они так притихли.
- Ты хоть знаешь примерно, кто это мог сделать? Или это местные? – Спросила неожиданно она. И объяснила. - У меня есть один знакомый бешеный мент, он найдет их всего за тысячу долларов, и как им будет плохо!
Селянов даже испугался той лютой ненависти, которая блеснула в ее глазах. Ему бы тоже хотелось нанять такого замечательного мента, но он подумал, что если это политика, то это может выйти боком и Валерии.
Потом они смотрели друг на друга. В ее глазах было море любви, печали, радости. Золотые искорки нежности прыгали в ее черных глазах. Она была самым прекрасным существом на земле.
И тут случилось то, чего Селянов никак не ожидал. У него не просто появилось сексуальное желание, оно было невероятно сильным. Он не мог ничего с собой поделать. Он представлял Валерию голой, он видел ее сквозь костюм, он знал наизусть каждую ее клеточку. Он видел ее роскошные плечи, ее грудь, ее упругий чудесный живот, к которому он так хотел бы прижаться губами. И он видел ее голые ноги, послушные, нежные, любящие, которые медленно расходятся в стороны…
И тут люди стали возвращаться, все они просто впивались взглядом в Валерию, а потом в Селянова, так не была похожа их встреча на встречу обычных супругов.
Было уже часов пять вечера. Медицинский персонал разошелся по домам за исключением дежурных медсестер. Валерия попросила проводить ее. Она искоса наблюдала насколько Селянов твердо стоит на ногах. Он был полон сил. Они и в самом деле просто переполняли его, после того, как он увидел Валерию.
Но к его удивление она пошла не к лестнице, а к черному выходу. Она поглядела на него через плечо и сказала, что добиралась в стационар из поликлиники через помещение, которое ремонтируют.
В самом деле, в одном крыле больнице шел ремонт. Там было абсолютно пусто. Селянов прекрасно знал свою отважную подругу. И знал, зачем она пошла именно этим путем, случайно обнаружив его по дороге.
И вот они в закутке, где их невозможно увидеть, только если подойти вплотную. Она сначала осторожно, а потом жадно целует его в губы, шею, расстегивает на нем рубашку, гладит грудь, живот…
-Только не мешай мне, - шепчет она…
- А я ведь перед твои приходом думал о тебе и сильно тебя не любил, - сказал на прощание Селянов.
- Я знаю, милый, - сказала она. – До встречи.
Селянов вернулся в палату весь расслабленный, на него были устремлены все глаза.
- Это не жена к тебе приезжала, - сказал Серега, - но какая женщина!
А через полчаса после сексуального расслабления у Селянова начался такой прилив сил, что хотелось подковы гнуть. Засыпал он счастливым, отказавшись от успокаивающих таблеток.
- Сам не стал пить, про товарищей не забывай, - выговорил Красавчик.
Сквозь дрему он слышал, как стали спорить о том, чем отличаются пятнадцатилетние девушки в любви от сорокалетних. Но ни у кого не было опыта одновременного общения с теми и другими. Решили, что у Сереги такой опыт был. Его растолкали, он выслушал спорщиков и сказал:
- Да ничем не отличаются… Хотя… Сорокалетние тоже берут, но не глотают.
Кто-то засмеялся, кто-то плюнул, но все замолчали, ибо поняли, что Серега сказал правду.
«Но и не совсем ты прав, Серега», - подумал Селянов.
Утром Селянов оформлял свою выписку и тут раздался звонок. Звонила Наташа. У нее был веселый голос человека, который звонил с мороза. А за окном стоял чудесный солнечный день.
Наташа сказала, что приехала за ним на машине. И это было приятно, хотя не понятно, откуда она узнала, что он выписывается. Селянову нужно было еще подождать, пока травматолог оформит выписку, и он предложил Наташе подняться в отделение.
И вот она вошла. В чудесной шубке нараспашку, в высоких сапогах, без шапочки, так что ее густые волосы были рассыпаны по плечам. Она была очень хороша. Палата крякнула.
Наташа подошла к Селянову и стала быстро и часто целовать его в губы, но тут же вспомнила, что вокруг народ.
- А это-то кто? – в изумлении прозвучал чей-то голос. – Ведь не дочь.
- Селянов, я в шоке, - сказала Красавчик.
- А я просто одуреваю, - сказал Серега. – Это беспредел.
Тут подоспела выписка, Селянов пожал руки товарищам по несчастью, он видел, что некоторые, особенно Красавчик, искренне загрустили.
И вот пьянящий морозный воздух, солнце! Наташа подвела Селянова к машине, он в них не разбирался, понял только, что не Мерседес, но и не Жигули. Селянов стал вертеть головой в поисках шофера, но Наташа сама села за руль и открыла дверь ему. Он еще не понимал, что происходит.
- Сережа, - сказала она, - это наша машина!
- Как наша?
- Сережа, - жалобно засюсюкала Наташа, - ну ты что хотел бы ехать отсюда на маршрутке или электричке? Это мне Вера продала.
И тут Наташа вся поникла.
- Можно вернуть, конечно, я только задаток дала, но такая хорошенькая машинка, Сережа, я ее так полюбила!
В интонациях Наташи зазвучала та абсолютная, ни чем не омрачаемая нежность женщины к ее машине. Отношение женщины к машине теплое и безгранично благодарное, ни одно живое существо не может претендовать именно на такую теплоту и нежность со стороны женщины.
- А деньги, откуда? – удивился Селянов.
- Я нашла у тебя эти пачки денег, - сказала Наташа, - ну и чего они лежат? А так у нас будет машинка. Я тебя буду возить, куда скажешь. Ну пожалуйста.
И тут до Селянова дошло, что уже точно никакого шофера не будет и повезет его Наталья. Он даже вспотел от страха.
- А ты уверена, что на ней можешь ездить?
- Я много водила, когда… ну короче, когда жила с этим придурком, и права у меня есть.
- Ну поехали, - сказал Селянов, - главное, что если долбанемся, то чтобы там тоже рядом травматология была.
Мужчине всегда странно видеть то, что женщина делает руками. Ну есть, конечно, женщины с мужскими ухватками. Но их не так много. А так смотрит мужик, как женщина забивает гвоздь, и по его представлениям таким образом гвоздь забить нельзя. Нельзя так отставлять локоть, нельзя при каждом ударе зажмуривать глаза. Да и вообще удивительно, почему женщине с ее движениями удается попадать по шляпке гвоздя.
Неловкими движениями Наташа завела машину и тронула с места очень осторожно. Она прямо-таки вцепилась в руль, как делают это женщины-водители. Селянову даже стало физически тяжело глядеть на все это. Но в глазах Наташи был азарт, она время от времени дула на челку, концентрированность ее взгляда на дороге была предельная.
И вот они едут. Нормально едут. Всякий раз, когда появлялись встречные машины, Селянов закрывал глаза и молился Богу, но ничего. И тут он спросил:
-Тебе не тяжело машину вести? Не сложно?
-Так она же сама едет, - удивилась Наташа.
Минут через пятнадцать они встали в пробке на переезде.
- А как ты узнала, что я здесь и что меня выписывают?
После почти минутного молчания Наташа выдавила из себя:
- Валерия сказала.
- Как Валерия? Вы что созваниваетесь что ли?
- Да. Тебя не было день, два, на пятый день она мне позвонила, она думала, что ты просто не отвечаешь по мобильному. Хотела видно все выяснить. И тут я. Я ей сказала, что тебя нет, что ты пропал. Она рыдает, я рыдаю… Договорились действовать вместе. Мы поняли, что ты во что-то попал, и что нужно тебя спасать.
Селянов сидел в некотором оцепенении. Он просто не знал, как на это реагировать.
И тут Наташа включила магнитофон. И зазвучал любимый Селяновым Гарик Сукачев: «Я милого узнаю по походке…».
- Ты же не любила Сукачева? – удивился он.
- Раньше, как посмотрю на него, так сразу тошнит, - ответила Наташа, - но ты же его любишь. Я присмотрелась. Ничего Опрятный такой. Видно жена за ним следит.
И тут Наташа резко повернулась назад, что-то стала доставать с заднего сидения, и Селянов увидел, что она в черных чулках. Его всегда возбуждали чулки. А они сидели, как влитые на белой Наташиной ножке. И он почти инстинктивно положил руку ей на колено. Она тут же накрыла его руку своей рукой. Он стал подниматься выше, она напряглась, и тяжело задышала.
Они стали целоваться. Никаких слов не было, их сжигала страсть. И тут машины стали яростно сигналить. Пробка сдвинулся с места. Переехали через переезд, и Наташа тут же свернула на первую попавшуюся дорогу, которая уходила в лесополосу. Деревья стояли покрытые снегом, просто сказочные. Наташа остановила машину и приникла к нему. Потом она разделась вся. Он возражал, шептал, что холодно. Но она осталась только в чулках.
Вокруг тишина, сказочный, снежный лес, а под ним сказочно красивая молодая женщина. Когда она почувствовала, что он приближается к завершению, она, вдруг, вжала с силой его в себя и не дала выйти. Он очень удивился. Но послушно остался в ней. Наташа стала делать какие-то странные движения, сокращать внутренние мышцы, и до него дошло, что она хочет, чтобы все, что было в нем, вылилось только в нее. Потом она неохотно отпустила его.
Потом они вялые одевались, он спросил ее, как она предохраняется. После паузы она сказала, что не будет врать и никак не предохраняется.
Селянову стало жарко. Он стал лепетать про то, что в нем сейчас столько всякой дряни от лекарств, что он много лет был сильно выпивающим человеком.
- Сережа, знаешь основной закон генетики? - спокойно сказала Наташа. - У умных родятся умные, а у дураков дураки. Ты умный, а я молодая и здоровая, если родится ребеночек, он будет умным и здоровым.
Они поехали. Молчали. Тут Селянову пришла sms.
- Это Валерия, - сказала неестественно спокойно Наташа.
Селянов прочитал текст: «Я тебя люблю!» - было написано Валерией.
А за окном снова засияло солнце, которое было спряталось.
- Ну вот, женщина кончила, и солнышко появилось. - Сказала Наташа и тихо засмеялась.
Перед ними было ровное и почти пустое шоссе, вокруг поля, все было залито солнцем.
И Селянов с обреченностью подумал, что на этой земле у него никого нет, кроме этих двух женщин.