Покормите бедного пёсика
- Милый, - нежно сказала мне жена, - почему бы нам не завести собачку?
- В самом деле, - подумал я, представив мягкую, тёплую, живую подушку на своём диване, - почему бы и нет?..
… «Собачку» нам прислали самолётом из Самары. Помимо двухсот долларов, которые я должен был заплатить за покупку, её доставка «авиапочтой» обошлась ещё в одну кругленькую сумму. Но я не стал спорить, справедливо полагая, что за экзотику, а жена уверяла меня, что мы станем владельцами поистине уникального животного, нужно платить. Воображение рисовало нечто крохотное, слабое, нежное, требующее любви и защиты. Всю дорогу от дома до аэропорта я рассуждал о том, что дорогая собака требует и соответствующего ухода – контейнера с мягкой подстилкой, модного комбинезончика на сырую погоду, сумки-переноски для путешествий. Жена только загадочно улыбалась и не перечила. Согласитесь, это должно было насторожить, но – увы!
Пушистое чудо оказалось «кобылой» ростом выше моего колена, с длинной узкой мордой и лохматыми, свисающими наподобие подбитых утиных крыльев ушами. «Кобыла», недоуменно озиралась по сторонам, переступая с ноги на ногу, и шарахнулась в сторону, едва моя жена кинулась обнимать её, норовя чмокнуть в эту самую морду, больше напоминающую пасть крокодила.
Я и до этого подозревал, что женщины отличаются коварством, но чтобы таким!..
- Что это? Что это? – только сейчас до меня стал доходить смысл загадочной улыбки супруги.
- Посмотри, какая душка! – щебетала жена, - Правда, она красавица?! А глаза, обрати внимание на её глаза – это же Ричард Гир в собачьем обличье! И учти, ей всего четыре месяца, а что будет, когда она вырастет?
Можно было бы не задавать этого вопроса, потому что я задал его себе сам. До каких размеров вырастет это, с позволения сказать, маленький щеночек, если уже в четыре месяца он явно перерос полуметровый барьер?!
Уже через несколько дней стало ясно, что в нашем доме появился не просто лишний рот, а очень большой и очень голодный рот, готовый без остановки потреблять то, что зовётся едой, и даже то, что едой не зовётся. Казалось, мы приобрели не собаку, а ходячую фабрику по переработке продуктов. Не было ничего, хотя бы отдалённо напоминающее съестное, от чего бы она отказалась. Помимо положенных по рациону кормов, а питалась эта экзотическая тварь по всем правилам, написанным в книжке по собаководству, , которую с невиданным рвением изучала безумно полюбившая свое приобретение жена, в ход шли: сырая картошка, морковь и капуста (после потребления собакой этой овощной смеси спать можно было только с открытой форточкой), очистки от варёных овощей, кости, мясные и колбасные обрезки… Дворовым кошкам и собакам, привыкшим питаться остатками со столов, от нас не перепадало ровным счётом ничего.
Доходило до абсурда: если все члены нашей семьи представляли себе размеры желудка «милой собачки» и её аппетит, то гости, которые изредка к нам наведывались, были уверены, что бедное животное морят голодом, поскольку нельзя без сердечной боли смотреть в несчастные глаза «Ричарда Гира», который несколько часов сидит у ваших ног, время от времени заглядывая в вашу тарелку. Демонстрировать объёмистую чашку было бесполезно. Любовно вылизывая, она всегда сияла так, словно её только что вымыли с помощью «Фэри». «Кормите чаще!» - возмущались эти поборники прав животных, забывая о том, что у собак, как, впрочем, и у людей, существуют такие понятия, как рацион и норма. Беда в том, что наша собака не знала своей нормы.
Особую любовь это в общем-то плотоядное животное почему-то испытывало к хлебным коркам. Мало того, что она караулила, сопровождая жадным взглядом, каждое наше движение во время обеда, мало того, что содержимое тарелок нередко перекочёвывало к ней в желудок, мало того, что ей принадлежало эксклюзивное право на поедание всего, что оставалось в кастрюлях и на сковородках… Нужно было видеть, как она сидела у стола в ожидании, пока ей отдадут последнюю корку хлеба, случайно задержавшуюся в хлебнице!
Чтобы было понятнее, представьте, что в холке эта милая собачка уже через два месяца достигала шестидесяти сантиметров. Прибавьте к этому минимум пятнадцать сантиметров шеи и ещё столько же черепной коробки. Теперь вам понятно, что этот одомашненный динозавр спокойно мог положить голову на стол, хотя обозревать содержимое наших тарелок можно было и без этого, наказуемого с моей стороны действия.
Итак, послеобеденная картина. В хлебнице лежит последний, уже подсыхающий кусок кем-то надкусанного и небрежно брошенного хлеба. Собака сидит возле стола. Взгляд её «гировских» глаз сосредоточен на будущей добыче. Видели, как в мультфильме «Маугли» удав гипнотизирует обезьян? Вот точно так же эта обжора гипнотизирует сухую корку, словно надеется, что она сейчас поднимется в воздух и перекочует к ней в пасть. Собака впадает в настоящий транс. Её можно звать по имени, она не отзовётся. Можно толкнуть – она не пошевелится. Мысленно этот кусок уже принадлежит ей. Она представляет, как грызет его, отщипывая маленькие кусочки. Мякиш застревает в зубах, и собака мотает головой, стараясь избавиться от этого не очень приятного ощущения. Ей это удается, и она проглатывает обильно смоченный слюной кусочек теста. И снова откусывает, и снова глотает… Можно проглотить, не задумываясь, кусок мяса, но хлеб… - в его поедании есть что-то от священнодействия.
Глаза собаки туманятся, в уголках губ собирается слюна и тянется тонкой нитью до самого пола…
Резкий пинок в бок заставляет её придти в себя.
- Пошла вон! – негромко, но достаточно твёрдо говорю я.
Собака вздыхает, поднимается, виляя униженно хвостом. «Разве это не мне? – печально озабочиваются глаза. – Жаль, а я так надеялась!»
- Вон! – повторяю я, указывая пальцем направление, в котором следует двигаться.
Но тут вмешивается жена.
- Тебе хлеба для собачки жалко?! – возмущается она, и корка летит собаке прямо в пасть. С быстротой жонглёра серый крокодил ловит добычу и, благодарно вильнув хвостом, удаляется на свое место, чтобы в тишине и покое насладиться, наконец, долгожданным лакомством.
Со временем в мозгу подрастающего монстра прочно укоренилось следующее: если на столе что-то лежит, надо только подождать, оно непременно тебе достанется. Постепенно это соображение трансформировалось в другое: если на столе что-то лежит, - это твое, и взять его можно тогда, когда двуногие существа удалятся с кухни. С того мгновения, когда собака вывела для себя эту аксиому, непрекращающийся кошмар под названием «Покормите бедного пёсика» вступил во вторую и почти катастрофическую стадию.
Всё началось с того, что с кухонного стола исчезла колбаса. Целая палка колбасы. Сервелата. Пусть не финского, но тем не менее… Быть может, я не заметил бы её исчезновения, если бы накануне вечером жена не поленилась приготовить что-нибудь на завтрак. Но она поленилась. И поутру в ответ на мой закономерный вопрос: «А что покушать?» - ответила: «Сделай себе бутербродик с колбасой».
Я честно обшарил весь холодильник, заглянув даже в морозилку. Колбасы там не было. Не оказалось её и в шкафу. И в контейнере для овощей.и на подоконнике. К моим поискам присоединилась жена. Безуспешно.
- Куда ты могла её засунуть? – вряд ли мой голос звучал в этот момент доброжелательно.
Растерянная супруга ещё раз оглянулась по сторонам, словно надеялась, что колбаса лежит на виду, и мы её просто не видим, как это часто бывает, и вдруг изменилась в лице. Я проследил за её взглядом. Он был направлен на любимую собаку, которая честно, очень честно и преданно смотрела на нас. И тут мы оба вспомнили о подозрительно частых и долгих отлучках этой длинномордой псины накануне вечером и о внезапно обуявшей её жажде, и о том, что ночью жене пришлось вставать и открывать форточку, проветривая спальню…
Кричал я долго и громко. Собака слиняла в комнату и забилась под шкаф так, что оттуда торчал лишь круглый лохматый зад, по которому мне никак не удавалось пнуть, потому что в момент пинка тапок слетал с ноги, и мне приходилось ловить его, надевать и лишь после этого повторять попытку физического воздействия на провинившееся животное.
- Будет тебе! – пыталась успокоить меня жена, - Вон у Ивановых кобель дублёнку сожрал, а тут какая-то паршивая колбаса…
У Ивановых огромный мастиф. Я не удивился бы, если бы он сожрал всю семью Ивановых. Что касается дублёнки, то за это преступление я пустил бы на шубу самого виновника. А нашу обжору нужно было пустить на колбасу. Об этом я и заявил жене, попытавшись напоследок ещё раз пнуть оборзевшую псину.
Урок, надо признаться, усвоен не был. Продукты продолжали исчезать со стола регулярно, причём с неимоверной быстротой. Поедалось всё: случайно оставленный бутерброд, еда с тарелки, котлеты со сковороды - собака научилась сдвигать носом крышку, а всё остальное – дело техники. Однажды она выхлебала пол-кастрюли супа, сваренного вечером и оставленного остывать. Отвернуться от стола нельзя было ни на мгновение: она опиралась на столешницу передними лапами и в мгновение ока слизывала всё, до чего дотягивался её язык. А дотягивался он при её-то росте до любого продукта в любой части стола. Как-то раз в дело пошло даже тесто, приготовленное для оладий - жена вышла в комнату буквально на минуту, пока нагревалась сковорода, а когда вернулась, поняла, что порадовать семейство горячими оладьями не удастся.
Скажите, как бы вы поступили в этой ситуации? Вышвырнули из дома прожорливое животное? Может быть, так и следовало поступить, но… в детстве я читал Экзюпери. Моя собака, конечно, не была невинным барашком, но факт остаётся фактом: мы в ответе за тех, кого приручили.
За неделю до Нового года жена принесла с работы два детских подарка. Конфеты, шоколад, печенье – всё, как положено. Поскольку дети. Как и собаки, зачастую не знают меры в том, что касается сладостей, часть подарков было решено припрятать. Как говорится, на потом, чтобы не слиплось. Две большие и две маленькие шоколадки и несколько больших шоколадных конфет были убраны в шкаф, на нижнюю полку, туда, гду уже дожидалась своего часа огромная коробка конфет. Всё это богатство пролежало нетронутым ровно один день…
На следующий вечер следы преступления валялись повсюду – клочки картона, фантики, фольга от шоколада… Не осталось ровным счётом ничего!
Не знаю, кого нужно было жалеть больше – впавшую в истерику жену, которая колошматила свою любимую собачку всем, что подворачивалось ей по руку, в том числе разодранной коробкой из-под конфет, или виновницу вакханалии, творившейся в комнате, поскольку к моменту нашего возвращения собака начала потихоньку умирать. Бока у неё раздулись, язык вывалился наружу… А запах стоял!.. Три дня после этого все окрестные газоны удобрялись исключительно шоколадом.
Жена категорически отказывалась её жалеть. Странный народ – женщины! Она прощала своей любимице колбасу и котлеты, кур и бутерброды, а вот уничтоженный шоколад простить почему-то не могла.
И всё-таки что за безмозглое существо эта собака! Едва отойдя от отравления сладостями, она совершило новое, ещё более страшное преступление!
Так получилось, что в новогоднюю ночь мы принимали гостей. Сами понимаете, когда в доме толпа, за животным уследить трудно, и тем не менее, жена не забывала время от времени напоминать тем, кто выходил покурить на кухню: закрывайте, пожалуйста, дверь!
В разгар веселья в комнату вошла гостья. «Что-то я не поняла, - удивленно сказала она, - вы собаку специально на кухне оставили? Она там у вас полторта съела!» хотите узнать реакцию присутствующих? Прочитайте последнюю сцену «Ревизора». Первой опомнилась хозяйка торта, потратившая целый день на его изготовление. Я не буду повторять те слова, которые произносились в адрес собаки и её хозяев. Единственное, чего мне хотелось в этот момент, так это забиться вместе с преступницей под шкаф как можно дальше, чтобы не достали.
Вместо послесловия.
Нашей собаке восемь лет. Я смирился с её дурными привычками. Точнее, научился с ними бороться. Согласитесь, страх потерять еду дисциплинирует не только животное, но и человека. Ни один член нашей семьи давным-давно не оставляет на столе ничего, что могло бы оказаться в желудке у собаки. А, покидая кухню, обязательно закрывает за собой дверь. Да и собака выросла и, кажется, все-таки наелась. Хотя кусок хлеба на столе по-прежнему вводит её в состояние транса. А истории про шоколад и новогодний торт стали легендами. И бывает так, что мне рассказывают их совершенно незнакомые люди, не ведая того, что главная героиня в этот момент находится рядом. Мы переглядываемся, и я подмигиваю ей, словно сообщнице, а она смущённо отводит взгляд. И вздыхает: веселое было время.