ВАСИЛИЧ И БАЛАБОЛ
В Городе, прямо в центре, с незапамятных времен стоит большой магазин. Когда-то он был у нас действительно самым большим и носил гордое название «Центральный универмаг». Сейчас он называется не менее гордо: «Сентрал Мега Маркет». Все там изменилось, конечно. И изменилось очень здорово за те пятнадцать лет, когда я впервые у его стен встретила Василича…
Василич вдруг появился у входа в этот магазин где-то в начале девяностых, в середине зимы, это я отлично помню.
Невысокий такой, аккуратненький старичок, одетый в чистый, далеко не новый тулупчик, серые валенки с калошами. На голове в большие морозы у него красовалась вытертая кое-где до блеска заячья шапка. Аккуратно подстриженная и расчесанная седая борода, нос картошкой и веселые бледно-голубые глаза…
У ног лежала старая кепка, и сидел небольшой забавный пес – чистый «дворянин», белый с несколькими небольшими рыжими пятнами по бокам. Вытянутая мордашка пса была украшена пятном черным, протянувшимся от уха до постоянно мокрого кирзового носа.
Василич почему-то звал его Балаболом, хотя молчаливее и спокойнее представителя собачьей породы, чем этот барбос, я не видела.
Надо сказать, что нищих и попрошаек в Городе в то время было не особо много. По сравнению с Москвой и Питером так и совсем мало. Ну, таджики приезжие на вокзале тусовались на пару с прижившимися там местными бомжами… У церквей, как водится, стояли… Парочка у рынка... У гостиниц милиция гоняла этот немногочисленный контингент. И все, пожалуй… Сейчас-то их намного больше…
Поэтому появление человека, который профессионально живет подаянием, собираемым прямо в городском центре, вызвало интерес у всех и, естественно, у людей в погонах. В первые дни, когда Василич встал на этом месте, мы с подругами видели, как он пообщался с нашими ментами. Именно тогда я со стариком и познакомилась.
Два сержанта подошли к нему, молча постояли пару минут с интересом разглядывая. Потом один из них спросил:
- Дед, а ты что тут делаешь?
Старик, неторопливо нагнувшись, погладил своего пса и степенно ответил:
- Стою я тут, сынки…
- А-а-а-а… - задумчиво протянул второй. – А зачем стоишь, отец?
Тот пожал плечами.
- Да вот… стою. С людьми разговариваю…
- С какими это людьми?
- Ну, вот с вами, например, - ответил дедок под дружное хихиканье привлеченных этой сценой любопытных.
Милиционеры растерянно переглянулись и завертели в руках дубинки. Тот, который был повыше и, видимо, постарше должностью, перешел на официальный тон:
- А документы у вас есть, гражданин? И почему тут кепку разложили?
Старик неторопливо полез за пазуху и вытащил оттуда небольшой полиэлитиленовый пакет, аккуратно развернул его и извлек на свет красную книжечку. Было видно, что в пакете лежат еще какие-то документы. Паспорт степенно, даже немного торжественно отдал сержанту.
- Значит кто тут у нас? Тааак… Борисов Алексей Васильевич… И прописочка имеется…
- Имеется, - с готовностью подтвердил Алексей Васильевич. – А как не имеется? С вами ребятки лучше не шутить, - добавил он, вновь вызвав всплеск веселья за спинами милиции.
- А кепка почему лежит? Нищенствуете?
- Да почему это сразу нищенствую?… С людьми разговариваю. Со знакомыми и незнакомыми… Общественный порядок не нарушаю… Руки не протягиваю за копеечкой….
Тот сержант, что пониже, весело присвистнул.
- Так у вас, Алексей Василич, тут и знакомые имеются? И кто же здесь знакомый?
Глаза старика блеснули веселыми солнышками.
- Кто? – Он обвел уже совсем немаленькую группу свидетелей разговора.
Его взгляд остановился на мне.
- Да вот хоть эта девонька! Тебя же Катя зовут? Ты ж моя знакомая?
Я обомлела. Меня и правда зовут Катя… Не знаю потому что он угадал или по другой какой причине, но мне ужасно захотелось его выручить из этой передряги с постовыми.
- Ага, знакомая я… Привет… Василич, - выпалила я и поймала на себе удивленные взгляды подружек. Одновременно сама удивилась, как легко у меня это выскочило: «Василич».
- Ну вот, - удовлетворенно сказал он. – Говорю же, со знакомыми тут разговариваю, встречаюсь. С друзьями…
Наряд нерешительно топтался между Василичем и зрителями. Старший милиционер вертел в руках паспорт старика, соображая, что же делать дальше. Наконец он сунул документ ему в руку.
- Ну… ты, Василич, значит это… Ты тут можешь, конечно… Но порядок нарушать не надо… Не надо… Вот. – Он обернулся к товарищу и скомандовал. – Пошли!
Точно могу сказать, что потом, все то время, что Василич стоял у универмага к нему не цеплялся ни один милиционер. Наоборот, пэпээсники, охраняя порядок в центре, частенько подходили к нему и болтали о жизни. «Тебя тут никто не обижает, Василич?» - «Да кто меня обидит, ребятки? При мне же вон какой охранник», - и старик, улыбаясь, кивал на собаку. Балабол поднимал морду, щурился на спрашивающих и со вкусом, как это умеют делать только собаки, зевал… На улице их и правда никто не обижал…
«А ты правда его знакомая? А ты правда его знаешь?» Вопросы подружек сыпались мне в уши горохом. Пытаться им объяснить, что я не знакома с Василичем было бесполезно. Это вызвало бы еще более сильный залп вопросов типа: «А почему ты тогда там это сказала?» «А ты не врешь?» «Не скрывай от нас ничего, мы же твои подруги и никому не скажем…» Поэтому я просто придумала какой-то повод попрощаться с ними и пошла бродить по улицам. У меня было огромное желание подбежать к этому странному человеку и спросить, откуда он меня знает. Но… не решилась.
Подошла я к нему через несколько дней. Василич улыбнулся, Балабол приветливо замахал хвостом и, как мне показалось, тоже изобразил нечто вроде улыбки.
- Привет, Катюша! С занятий бежишь? – спросил старик.
- Привет, Василич! – Я замялась, не зная как продолжить. – А ты… А ты откуда меня знаешь?
Он засмеялся и погладил меня по руке.
- Да ты со своими подружками каждый день тут ходишь ведь… А недавно они тебе кричали: «Катя, а на третью пару не пойдешь что ли?» Небось, учишься где?
Все оказалось так просто, что я невольно хмыкнула. А ведь мы и правда каждый день здесь с девчонками ходим – на лекции и обратно домой.
- Учусь. В педагогическом институте… На третьем курсе, - неизвестно почему уточнила я.
- Учительницей, значит будешь… А чему учить детей станешь?
- Русскому языку и литературе.
Василич покачал головой.
- Добру, Катюша, надо детишек учить. Добру. Это первое дело.
Я покраснела, как будто что-то не то сделала.
- Ну и добру, конечно, тоже. Но, прежде всего, знания ведь…
- А ты подумай немного. Человек без добра в душе, но обученный и знаниями вооруженный может много бед принести. Так что, прежде всего – добро…
- А добрый неуч разве лучше?
- Да кто ж говорит что лучше? Это тоже плохо. Но добро впереди знаний должно бежать, вот что я тебе скажу…
С его логикой сложно было спорить. Я порылась в кармане, набрала горсть мелочи и положила старику в кепку. Он улыбнулся.
- Вот зря ты это… Лучше бы пирожок себе купила.
Балабол тоже неодобрительно тявкнул мне вслед…
Многим, кто клал Василичу денежку – неважно какую, мелочь или купюры – он говорил: «Спаси тебя Господи». Однажды именно с этой фразы и началась скоротечная перепалка старика и прилично одетого гражданина предпенсионного возраста, который тоже частенько останавливался поболтать с ним. Как всегда, перекинувшись парой слов, мужчина этот положил в кепку деньги. Василич поблагодарил его кивком и произнес свое неизменное: «Спаси тебя Господи». Гражданин неодобрительно покачал головой:
- Вот ты говоришь и говоришь тут всем: «Спаси тебя Господи». В Бога веришь? А ведь это удел слабых людей – верить в некоего всевышнего. На себя надо надеяться, на себя.
Старик улыбнулся и покачал головой.
- Вот ты, мил человек…
- Сергей Николаевич…
- Вот ты, мил человек Сергей Николаевич, в Бога не веришь и…
- И отлично живу, - перебил Василича мужчина.
- И отлично живешь, - согласился Василич. – И даже если Бог есть – он тебе не мешает жить, так? – Старик с хитрецой глянул на Сергея Николаевича. – Вы друг дружке не мешаете совсем. И хорошо. А кто-то думает, что Бог есть и все видит - это ему тоже не мешает жить. Даже, может и помогает… И что? Ну скажу я человеку «Спаси тебя Господи» и он поверит, что и правда спасет Бог его за добрые дела… А тебе не буду больше говорить теперь, чтобы не обижать.
Мужчина открыл рот, чтобы что-то возразить Василичу, подумал и ничего не сказал в ответ. Только кивнул и, вобрав голову в плечи, пошел по своим делам…
К маю Василич стал уже просто городской достопримечательностью. Его знали все, кто регулярно пробегал по центральным улицам, и, что самое удивительное, он знал почти всех, кто с ним здоровался, по именам. Как только солнце стало пригревать сильнее, старик сменил свой тулупчик на серый, домашней вязки свитер и подбитую ватой фуфайку- безрукавку. После того, как подсохли лужи он, вместо валенок с калошами, надел старые, но крепкие еще ботинки из толстой кожи. Балабол с удовольствием нежился под солнечными лучами на теплом асфальте.
Но в тот день весной моросил мелкий теплый дождик… Я это хорошо помню. После зачета шла привычной дорогой и, как всегда, поздоровалась с Василичем.
- Привет, Катенька! С учебы?
- Привет… Да вот зачет сдала… - Не знаю уже, что меня дернуло спросить его, видимо дождь навеял. – Василич… А ты где живешь-то? У тебя свое жилье есть?
Он, казалось, совсем не удивился этому вопросу. Только вздохнул чуть.
- И есть, и нет, девонька…
- А разве так бывает?
Он усмехнулся грустно.
- Бывает, бывает… Но крыша над головой есть. И даже гостей не стыдно пригласить. Только некого… Вот зашла бы как-нибудь в гости?
Предложение было настолько неожиданным, что я даже рот раскрыла от удивления. Но, в то же время, оно было очень искренним и естественным…
- А… А куда? А когда?
- Да хоть когда… Знаешь парк у озера? Там на берегу лодочная станция есть и яхты стоят. Вот туда и приходи. Завтра вечером есть время? Я тебя чаем напою. С травками. Посмотришь, как я живу…
Отказаться было неудобно и я молча кивнула головой.
Одна к этому странному старику идти я все же побаивалась и взяла с собой Серегу – моего друга и поклонника. Серега учился на курс старше меня на факультете физического воспитания и был мастером спорта по какой-то там борьбе. В отличие от своих сокурсников, был он необычайно добр и молчалив. Особенно я любила, когда на его лице вдруг зажигалась стеснительная мальчишеская улыбка. Дружили мы с ним уже полгода. Именно Серегу (подружки называли его смешным словом «ухажер») я и попросила сопровождать меня к Василичу.
Было уже часов семь вечера, когда мы подошли к лодочной станции. Навстречу с веселым тявканьем выскочил Балабол и закрутился у наших ног. Я потрепала его по спине.
- Привет, псинка! Ну, показывай, где хозяин!
Балабол понесся вперед к притаившейся за большим зданием лодочной станции сторожкой. У нас почему-то это сооружение так и называли – лодочная станция. Хотя вот уже несколько лет лодок тут и в помине не было. С молчаливого согласия городского спорткомитета какие-то не очень бедные, видимо, люди построили на берегу вместо пары сарайчиков внушительного вида дом, солидный причал, ангары для хранения яхт и еще несколько зданий хозяйственного назначения. И поскольку новые хозяева были, как сейчас принято говорить «в авторитете», то на высокий забор и прочие охранные прибамбасы они тратиться они не стали: никто сюда соваться не собирался – себе дороже выйдет. Но домик для сторожа все же на территории был. К нему и мчался со всех ног пес.
На крыльце сторожки стоял Василич и улыбался. То что я пришла с Сережкой его ничуть не удивило. Как будто, так и должно было быть. Мой спутник смущенно заулыбался старику в ответ.
- Проходите, гости дорогие, - пригласил нас Василич. – Вот тут я и живу…
Единственная небольшая комната в сторожке была чисто прибрана. У окна стоял древний широкий кожаный диван. Его, наверное, за ненадобностью подарил старику кто-то из новых хозяев лодочной станции. Диван был накрыт тоже далеко не новым, но чистым пледом.
Стояли в комнате еще два шкафа – платяной и посудный, стол с тремя табуретками. В углу у двери притаилась раковина с небольшой полочкой поверх нее. Указывая на раковину, Василич смущенно пояснил: «Вот ведь как, всю жизнь без водопровода жил, а тут на старости лет вода из крана течет…»
Вскоре на клеенке с большими желтыми розами, которой была покрыта столешница, появились чашки, две вазочки с вареньем, пряники и тарелка, на которой лежала горсть леденцов. На небольшой тумбочке урчал, закипая электрочайник. Старик развел руками:
- Ну вот… Чем богаты… Но чай у меня с травками, сам собираю каждый год в лесу. – Подмигнул Сереге. – Я вам сегодня с мятой заварю…
Чай и на самом деле оказался вкусным. Василич хлопотал за столом, то пододвигая ко мне варенье, то подливая Сереге чаю.
- А как ты здесь оказался, Василич? – поинтересовалась я, проглотив очередную ложечку необыкновенно душистого земляничного варенья. – У тебя дом-то настоящий был? Ой, я, кажется, тебя уже об этом спрашивала!
Рука старика, державшая чашку, дрогнула, и он быстро поставил ее на стол.
- Был, Катенька, как не быть… Я же из Вологды сам. Там и дом мой… Там родился, там женился… А вот так все сложилось…
Серега сделал глоток чая, зажмурился от удовольствия и спросил:
- А здесь-то как оказались, у нас в Городе?
Василич потрепал по голове притихшего у его ног Балабола, посмотрел в окно. Вздохнул.
- Да как оказался?.. Сестра у меня тут живет. К ней и приехал из Вологды. А у нее в доме и дочка с зятем, и внуки… Чего им мешать? Вот, нашел куда съехать… Сюда вот.
- А из Вологды что уехали, - не унимался Сергей.
- А что там мне делать? Жена умерла, сын…
Он тяжело поднялся и подошел к шкафу. Достал оттуда свою фуфайку. А оттуда – знакомый уже мне целлофановый пакет с документами. Из пакета была извлечена красная книжица с советским гербом, а оттуда – небольшого размера фотография. Василич зачем-то аккуратно обтер ее рукавом и передал мне. С фотографии глядел молодой бравый майор в полевой военной форме. Ну вылитый старик в молодости! Снят офицер был на фоне заснеженных гор.
- Это сын? И где он сейчас?
- В Вологде, где же еще… На кладбище… В восемьдесят седьмом его из Афганистана привезли… Мать этого и не пережила, через полгода после его похорон ее рядом положил… Вот и вся история… В Вологде я после такого больше не мог… В доме нашем сейчас сынова жена с тремя дочками живут… Они и за могилками ухаживают. Девчонкам тяжко, да я вот им всю пенсию отсылаю, чтобы полегче было… А сам я на что тут заработаю, да что люди дадут живу… Да ничего, хватает… Жить можно…
Мне почему-то было страшно боязно заглянуть сейчас Василичу в глаза. Будто я была виновата в смерти его сына…
Серега взял красную книжку с гербом, лежащую на столе, и открыл ее.
- Указом Президиума Верховного Совета СССР… За проявленные мужество и героизм… Борисов Андрей Алексеевич… Орденом Красной Звезды, - читал он.
Василич взял у него из рук орденскую книжку.
- Это Андрюшке посмертно… Из военкомата потом приходили вручали… Я-то свою Красную Звездочку за Прагу в сорок пятом получил… Совсем тогда парнишкой был… Вот я живой получил, а он… посмертно…
Тут встрепенулся Балабол и настороженно тихо зарычал на открывающуюся дверь. В проеме двери появился крепкий парень. Его накаченный торс обтягивала черная футболка с надписью: «I’ll kill your mother!». Выше надписи был намалеван бородатый детина со звериным оскалом. Еще выше – на загорелой мощной шее – висела золотая цепь.
Парень настороженно посмотрел на нас и повернулся к старику.
- Слышь, это, ветеран… Владимир Георгиевич просил передать, чтобы ты к десяти баню приготовил. Сделай все по-королевски, как умеешь. Как всегда, не обидит… А то у нас сёдня гуляево намечается… Не забудь!
Василич согласно кивнул.
- Стоплю, конечно, сынок.
Парень еще потоптался у порога и спросил:
- А это что у тебя за люди тут? – Посмотрел на меня. – Хороша телочка! Не хочешь с нами попариться? Тоже не обидим…
Сережка и Василич одновременно посмотрели на него так, что он засмеялся и махнул рукой.
- Да ладно, дед, пошутил я. У нас своих… хватает. Не боись, не обидим твою внучку. Сидите тут.
Дверь за ним хлопнула. Балабол, все еще недовольно ворча, улегся на свое место. После этого разговор наш не клеился. И Василич словно чего-то стеснялся, и мы, казалось, были не в своей тарелке.
Посидели, допили чай и распрощались. Старик неловко пожал мне руку.
- Ты уж извини, если что не так, Катюша…
Он проводил нас до выхода. Уходя, мы видели, как он махал нам вслед. Рядом сидел, высунув язык, Балабол…
Сдав зачеты и экзамены, я уехала на практику. Пока шла сессия, видела Василича регулярно. Болтали с ним как добрые старые знакомые. Хвасталась ему удачно сданными экзаменами.
После практики уехали отдыхать к Сережкиной тете в Анапу. Вернулись в Город, загорелые и счастливые, только в конце августа, перед самой учебой.
В первые дни после возвращения мои пути как-то не пролегали мимо места, где обычно стоял Василич.
Поэтому попала я к «Сентрал Мега Маркет» только в самый последний день перед занятиями. Старика там не было…
Не было его на обычном месте и на следующий день, и на третий.
- Может, заболел, - неуверенно предположил Сережка, когда я рассказала ему об исчезновения Василича.
Но у меня душа была не на месте, и я уговорила моего друга сходить вместе на лодочную станцию.
На лодочной станции все осталось как в тот раз, когда мы гостевали тут у Василича. И его домик был на месте. Только вот не носился у домика Балабол и входная дверь была закрыта… Мы растерянно стояли на крыльце и не знали – что дальше-то нам делать. Где искать нашего старика?
Вот сейчас сказала «наш» и вспомнила, что он действительно уже как-то незаметно стал нашим за эти месяцы. Почему-то почти родным… Мне, по крайней мере.
Из ступора нас вывел окрик: «Эй, вы что здесь шляетесь, козлы?»
Обернувшись, мы увидели, что к нам идет парень, как две капли воды похожий на того, кто приходил к Василичу с приказом топить баню.
Только у этого на черной футболке было написано: «You are pigs!». Ну и щетина была погуще, чем у первого братка. В руках он вертел банку «Холстена».
- Что надо-то? Что забыли у нас тут?
Я еще раз подергала дверь сторожки и ответила:
- А мы сторожа вашего ищем. Алексея Васильевича. Где он не знаете?
Детина прищурился.
- Ветерана что ли? Нет его и не будет…
- Уехал? – Серега подозрительно посмотрел на нашего собеседника.
- Уехал, уехал… Болтал слишком много вот и пуф… - банка пива в его руках открылась с глухим хлопком, похожим на выстрел из пистолета с глушителем. – И уехал… Все! Валите отсюда, а то мало не покажется!
- С собакой? – Я готова была наброситься на ухмыляющегося урода.
- Мне тут за ублюдками-людьми следить некогда… А вы с собакой пристали… Пошли вон!
Он поднял увесистую палку и махнул ей в нашу сторону.
- Ну?
Я чувствовала, как у Сережки сжались кулаки. Он готов был броситься на парня. Тихонько сжала ему руку, успокаивая. Понимала, этот громила здесь не один и ничем хорошим выяснение отношений кулаками для нас здесь не кончится…
Выйдя за пределы территории лодочной станции, мы побрели по тропинке к улице. Вдруг Сережка остановился и показал мне на землю у переполненного мусорного бака, стоящего чуть поодаль от тропки.
- Смотри… Ну-ка, ну-ка…
Он подошел к мусорке и поднял что-то с затоптанной грязной травы. Я подошла ближе, чтобы посмотреть.
Это был разорванный паспорт на имя Алексея Васильевича Борисова. Чуть поодаль валялась тоже порванная надвое орденская книжка.
- Указом Президиума Верховного Совета СССР… За проявленные мужество и героизм… Борисов Алексей Васильевич… Орденом Красной Звезды, - почти сведенными судорогой губами прочитал Серега. – Это его награда… Не сына…
Еще мы нашли втоптанную в грязь фотографию сына Василича. И больше ничего.
Разорванные документы мы сдали в милицию, написали заявление о пропаже, рассказали о сестре старика, что жила где-то в Городе… Но на то, что его будут искать надежды было мало.
Понимаешь, это было начало девяностых, и милиция тогда жила совсем другими интересами…
И действительно, Василича никто не искал.
Потом нам сообщили, что по нашему заявлению розыскное дело закрыто, и Алексей Борисович Васильев признан без вести пропавшим… Я не удивилась.
Занятия в институте шли уже неделю. Мы с Серегой медленно шагали к магазину, когда на перекрестке у «Сентрал Мега Маркета» услышали отчаянный лай. На другой стороне улицы стоял Балабол – грязный, худой… Но живой! Мой крик, наверное, услышал весь Город.
- Балааабол!
Пес кинулся к нам.
Казалось, не бежит он – летит. Не добрался до нас совсем чуть-чуть. Вывернувший из-за поворота на полной скорости джип задел его бампером и Балабол теперь уже действительно полетел. Полетел как-то боком, ударился об ограждение и упал в каком-то метре от Сережки. Из удаляющейся машины вместе девичьим хохотом и музыкой до меня донеслось: «Развели шавок, ****ь…»
…Балабол умер в нашей с Сергеем квартире пять лет назад дожив до глубокой собачьей старости. Сережа, я и наш сын Андрюшка похоронили его километрах в пяти от Города на краю красивой поляны у озера.
Когда его закопали, сынуля наш стоял и плакал у могилы, Сережа молча сидел рядом с ним, даже не утешал. Ни к чему это было… А я вспоминала тот день, когда мы с моим нынешним мужем отвезли поскуливающего от боли Балабола к ветеринару. Как я рыдала от счастья, узнав, что его можно вылечить…
Как мама не хотела брать к нам домой беспомощное, все в бинтах существо и я, вместе с Балаболом ушла жить к Сережке… Потом, конечно, мы с мамой помирились…
Вот и вся история. Что-то вспомнилось сегодня…