Последние каникулы Часть 4
Ловушка
«…Власть развращает, цена человеческой жизни для человека, привыкшего повелевать, стремительно падает...» - вновь прочитала Женя записки принца. Да, стоило учить старофранкскую письменность, чтобы сейчас разбирать неровный почерк Этьена. Чернила расплывались на желтоватом листе пергамента, местами чувствовалось, что принц спешил, переписывая текст с чернового варианта, и буквы клонились в разные стороны или их завитки достигали соседних строк и письмена сливались, но Женя, намучавшись первое время, уже без труда, привычно перечитывала рукопись.
Ночь была бессонной, слишком живы были в памяти сцены королевского приема, и мысли, тревожные мысли, не давали спать. За окном едва вызревало утро, робкие лучи светила только озаряли землю к северу от замковых стен, а девушка терзала себя раздумьями, как человек, живущий в XI веке, среди людей, которых она видела вчера у трона, принц королевской крови, мог это написать?
Пьеса называлась «Николас». В центре повествования был принц, член королевской семьи, и хотя королевство располагалось на неведомом материке, а не на острове, и его жители были неведомым народом, события и лица не пересекались с реалиями Шато – Флери, а главный герой не походил на Этьена, Женя сразу поняла, что он писал о себе и своем окружении.
«… Властность, врожденная или взлелеянная, – вот главная ценность и удача любого. Коль ты привержен и обладаешь ею, ты завоюешь людей, окружающих тебя. Ибо люди любят, чтобы ими помыкали, ими манипулировали, ими властвовали. Что же может быть ужаснее?!» Эти слова, вложенные Этьеном в уста главного героя Николаса, вряд ли он осмеливался озвучивать в присутствии своего брата принца Филиппа и его фаворитки, или господина Бушэ, или принца Ричарда… В пьесе как на ладони представал мир королевского замка, с его интригами, забавами и его ценностями, от атмосферы и духа которых Женя вчера чуть не задохнулась. Все то, что на вчерашнем приеме она скорее интуитивно почувствовала, чем поняла, о чем не смела догадаться, было изложено в сочинении Этьена искренне, честно, правдиво, талантливо и гениально. Гениально! Это ключевое слово…
Резкий стук в дверь прервал Женькины мысли.
- Джейн, простите за вторжение, нам нужно срочно переговорить!
Женя узнала голос графа де Моле.
- Что случилось? Подождите минуточку.
Мигом покинув свое ложе и облачившись в одежды, Женя поспешно заколола волосы, вспомнив о рукописи и поддавшись минутному порыву, спрятала свернутый трубкой пергамент в корсаже платья.
Когда дверь отворилась, граф вошел в комнату и повторил свои извинения, девушка заметила шлейф озабоченности и тревоги на его челе.
- Его высочество мой господин срочно покинул замок и просил передать вам это, - граф де Моле протянул Жене небольшой свиток пергамента.
«Дорогая Джейн, по поручению моего светлейшего брата сегодня засветло я отбываю в Реймс. – Прочитала Женя, с первого взгляда узнавая почерк принца. - В течение ближайших нескольких недель Шато – Флери насладится моим отсутствием. В продолжение этого времени предлагаю вам принять предложение графа де Моле посетить его родовой особняк, что находится на правом берегу Темзы. Надеюсь на скорую встречу…»
- Вам нужно поторопиться, лучше выехать из замка прямо сейчас, - произнес де Моле, пристально наблюдая за девушкой.
«Чем вызван этот спешный отъезд принца? – не обращая внимания на графа, размышляла Женя. – Как некстати! Верно, это как-то связано с королевской встречей в Реймсе? Этьен не должен был уезжать!»
- Джейн, вас будут сопровождать рыцарь де Буссардель и верная вам монахиня. Мои всадники уже ждут вас у Западной башни. Надеюсь, сборы не займут много времени?
- Да, конечно, - задумчиво ответила Женя и принялась лихорадочно собирать то малое, что могла именовать своим имуществом.
Более всего ей хотелось расспросить графа о неожиданном отъезде Этьена де Флер, на языке вертелся вопрос, каким образом его можно вернуть назад, ибо, как чувствовала девушка, все это не к добру. Но неприступный и холодно-любезный вид графа не позволял рассчитывать на его откровенность. Спустя некоторое время в комнате Джейн появился слуга графа де Моле и вынес ларец с ее платьями. Вскоре и Женя вслед за графом поспешила покинуть покои, недолго служившие ей домом.
Спускаясь по узкой винтовой лестнице, они достигли вырубленной из камня площадки, освещенной светом чадящих факелов, последней перед выходом из башни Марии, когда путь им преградили вооруженные воины.
- В чем дело? Подите прочь! - возмутился граф де Моле, наткнувшись на скрещенные копья в руках рыцарей, закрывающие выход на лестницу.
Женя, подобрав полы платья, вжалась в каменную стену и подумала, что, может быть, стоит вернуться назад? Наконец, миновав импровизированную преграду из копий, вперед выступил один из рыцарей и с важным видом протянул графу пергамент с висячей печатью.
- Прошу прощения, ваша светлость, я имею приказ задержать вашу спутницу! – важно заявил рыцарь.
- Приказ? Чей приказ?! – Начал спорить граф. - Вы, верно, с ума сошли, если не знаете, что девица, которую я сопровождаю, находится под покровительством его высочества среднего сына короля Карла Великого, принца Этьена!
- А я имею приказ, - торжественно повторил рыцарь, - старшего сына короля Карла Великого, его высочества принца Филиппа.
- Но что это значит? – в смятении спросил граф, разворачивая пергамент.
В течение минуты, когда он читал, потрясение и страх отразились на его в одначасье постаревшем лице. Повернувшись к Жене, граф окинул ее скорбным взглядом и поспешно отвел глаза. Даже в неясном свете Женя заметила бледность и растерянность на лице де Моле. «Что случилось?» - хотела спросить девушка, когда рыцарь, возглавлявший охрану, с явным самодовольством грозно спросил:
- Что вы там бормочете, граф? Разве вы разучились читать? Здесь же ясно написано, что девица, именовавшая себя Джейн и принявшая вид нашей незабвенной принцессы Анны, – есть ведьма!
- И ее уже полчаса, как ожидает в своей резиденции мессир Бушэ! – со злобной усмешкой объявил другой рыцарь.
При этих словах та, которую объявили ведьмой, вздрогнула, а граф де Моле, в секунду сгорбившись и потеряв некогда сиятельный вид, непроизвольно отступил назад. В этот же момент один из факелов, чадящих на площадке, с шипением погас, а воин, стоявший ближе всех к нему, немедленно выставил вперед меч, и Женя с ужасом поняла, что оказалась в ловушке.
Его шаги гулким эхом улетали под купол собора. Принц шел по древним каменным плитам, удивляясь своему одиночеству и наслаждаясь им. В соборе в этот час не было ни души. Этьен тяжело вздохнул. Его одеяние - запыленные дорожный плащ и кожаные сапоги свидетельствовали о долгом пути, который едва успел завершиться. «Как чудно, - подумалось ему, - только что в окружении верных рыцарей, скачущий верхом на гнедой кобыле по главной дороге, ведущей в Реймс, я был словно стиснут невидимыми тисками, зажат. Небо, чистое и голубое, как всякий раз по утрам после ночного дождя, давило мне на плечи. А сейчас купол собора над моей головой летит ввысь, в небо, которое уже не падет на мою бедную голову. Я, наконец, один, я свободен и спокоен…»
Звенящая, изящная вертикаль храмовых стен, сказочность мраморных роз, каменного кружева, торжественность статуй на галерее каменных королей, дневной свет над его головой, рвущийся из множества удлиненных окон, почти соприкасающихся друг с другом, и солнечные зайчики, играющие в витражах, не осветившие, впрочем, полумрака, царившего в храме, объяли Этьена со всех сторон. Собор поглотил его, поразив своей величественностью и святостью.
Достигнув алтаря, принц остановился, но молитва не шла ему на ум. На душе было тихо, покойно и легко. Идеальная обстановка для свидания с богом. «Отче наш…», - он силился вспомнить слова молитвы и вдруг подумал, что с богом надо говорить не словами молитвы, как все вокруг, а совсем другими словами, как со старшим, мудрым, уважаемым, близким человеком. С ним нужно говорить уединенно и не при всех. Подумал и сам удивился крамольности своей мысли, но не испугался.
Отче наш, вот я весь перед тобой. Я устал. Слишком устал… Рано, - скажешь ты, - ничего не совершил, не достиг высот отца своего, не дожил до сорока лет, тебе всего лишь тридцать семь. Уже почти все изведано, испробовано, одолевает послевкусие. Почему? Уже не хочется пить эту жизнь полной чашей. Чего-то не хватает? Не знаю. Зачем я живу? Приемы при дворе, пиршества, охота, поездки в замки вассалов, встречи, приближенные графы и рыцари, герцоги и бароны, кутерьма людей у трона… Пустые улыбки, заверения в преданности, пустые лица, притворное уважение… Как все надоело. Разве ты мне ответишь, почему… Разве поможешь? Разве ты ответил, разве помог, когда год назад, преклонив колени на эти каменные плиты, мы с братьями оплакивали Анну?
Защемило сердце от воспоминаний. А Иисус с распятия, казалось, взирал на него в полном безответном молчании. Принц опустился на колени перед алтарем, закрыл лицо руками. В его сознании вдруг ярко ожила картина. Девушка в одеянии послушницы читает странные незнакомые стихи у постели раненого рыцаря. Джейн! Как он несправедлив! Прости, господи! Этьен убрал руки от лица и устремил взор на распятие. Как я легковерен! Прости меня, прости за мою неблагодарность.
Слезы потекли по щекам, и принц почувствовал облегчение. Обратив взгляд вверх к куполу, он вновь, как при входе в собор, почувствовал себя ничтожным в сравнении с его громадой. В одно мгновение со дна, с самых глубин подсознания разноцветным потоком на него хлынули разрозненные звенья цепи воспоминаний о том, какой была его не достигшая сорокалетия жизнь, какой он ее помнил.
В этом самом главном соборе Реймса у западных его стен мать ему, семилетнему мальчику, показывает на статую ангела. «Смотри, Этьен, он улыбается, он сейчас взлетит, потому что он влюблен…». Вот он здесь же с отцом, рассматривает золотую коронационную чашу и читает надпись о каре, грозящей тому, кто осмелится ее похитить. «И тебе, сын мой, предстоит испить из нее», - говорит отец.
Вот много лет спустя раненый, поверженный и близкий к гибели, распростерт, лежит он на земле. Лицо юного графа Андре Неверского, склоняющегося над ним с окровавленным мечом в правой руке, закрывает собой весь небосвод…
А это глаза Корнелии, его Корнелии, которые он почти забыл, нежная синева уже погасла, каштановый шелк волос, рассыпанных на атласе покрывала, уже потускнел. Он склонился над ней, но она не узнает его. Желтая пена яда на любимых губах, такая же, как на кубке, который она судорожно сжимает посиневшими пальцами. Смерть… Смерть и холод в его душе…
А это Анна, со вчерашнего дня - королева Ирландии, закутавшись в темный дорожный плащ, отороченный соболиным мехом, поправляет перчатку, прячет глаза и не смотрит в сторону братьев, которых видит в последний раз, подает руку графу Дублинскому, приближенному ее венценосного мужа Рейярда Ирландского, тот помогает ей подняться в карету. Сестра бросает в их сторону последний взгляд. Почему он полон боли? Дверца кареты закрывается, и кортеж отправляется в путь...
- Смирение, сын мой, смирение и покаяние, вот что спасет вас, мой принц, и все королевство Франкское.
Этьен де Флер резко встал и обернулся, его уединение было нарушено. Со стороны жертвенника к нему вышел сам его преосвященство епископ Франкский Иосиф. Сжав в левой руке четки, епископ протянул правую руку принцу, тот чинно поклонился и поцеловал ее. Грузная фигура его преосвященства, как показалась Этьену, нависла над ним, и хотя именно Иосиф был целью его поездки в Реймс, менее всего ему хотелось сейчас говорить с епископом. Сделав над собой усилие, принц, произнес:
- Брат мой, его высочество принц Филипп просил меня…
- Я знаю, - неожиданно перебил его епископ, - но я не ждал вас так скоро.
Этьен, удалившись от алтаря на несколько шагов, принялся разглядывать статую своего «влюбленного ангела». Иосиф немедленно последовал за ним. Принц и епископ повели неспешный и в начале ничего не значащий, почти светский разговор, словно находились не в главном соборе Реймса, где коронуют всех франкских королей, а в покоях замка. Его преосвященство – пожилой, сдержанный человек с морщинистым лицом и грузной фигурой, не отличался особой религиозностью и слыл при дворе Шато – Флери прежде всего политиком. И Этьену это, конечно, было хорошо известно. Он вдруг подумал, что никогда не видел епископа, крестящим младенцев, и сложно было представить Иосифа выслушивающим чью-либо исповедь.
- Я в сомнении, ваше преосвященство. Стоит ли так рано готовиться к Встрече? Шестое декабря не наступит еще не скоро, - сказал принц.
Иосиф неторопливо ответил:
- А вы не сомневайтесь, сын мой. Сомнения – есть грех, а смирение - благо.
- Не могу с вами согласиться. И все же брат дал мне поручение. Мы должны с вами обсудить некоторые детали предстоящей Королевской встречи, - сказал Этьен и подошел к епископу вплотную.
- На самом деле, мой принц, забот не так уж много, - Иосиф улыбнулся, что был странно и совсем ему не шло. – Вы должны прочитать и… подписать… вот это.
Епископ, подняв руку, щелкнул пальцами, словно подзывал гончую, из-за алтаря к нему вышел весь в черном служитель и преподнес, видимо, заранее приготовленный свиток пергамента.
- Читайте, мой сын, и… подписывайте, - сказал Иосиф принцу, увлекая его к трибуне, за которой на утренней службе всегда располагались члены королевской семьи.
Устроившись на своем обычном месте в соборе, Этьен развернул пергамент и несколько минут читал. Когда, завершив чтение, он поднял глаза на епископа, его лицо пылало от гнева.
- Что сие значит?! – вскричал принц, отбросив свиток. - Вы понимаете, что предлагаете мне подписать?!
- Конечно, понимаю, - спокойно ответил епископ. – Вы и сами должны уже догадаться, зачем его высочество отправил вас сюда.
- Не лгите, прикрываясь именем моего брата, я возвращаюсь в Париж, и брат узнает о ваших интригах. – Этьен стремительно развернулся, забросил полу плаща на плечо и, отмеряя широким шагом каменные плиты, направился к выходу из собора.
- Остановитесь, принц! Разве не это же самое вам предстоит подписать через несколько недель, только в сентябре, а не в декабре? К чему тянуть время? – закричал вслед ему епископ.
- Тянуть время? – обернувшись, отвечал возмущенный Этьен. – Так вы, глава франкской церкви, называете традициями отмеченную, многовековую церемонию назначения помазанника божьего – короля в отсутствии прямого завещания умершего государя? Не вы ли должны свято блюсти завещанную нашими предками святость королевской власти?
- Принц, вы забываетесь! Да, я глава церкви, я ваш духовный отец. И это – мой вам урок, мое вам поучение, - несвязно выкрикивал Иосиф, направившись вслед за Этьеном.
Достигнув принца, он остановился. Остановился и Этьен. Теперь они стояли в центре соборного зала и пристально смотрели друг на друга.
- Преклоните колени к этим святым, умерьте гордыню и принесите эту жертву нашему королевству для спокойствия и мира в нем. Послушайтесь, хотя бы потому, что я вам это говорю. Я ваш учитель и я посланник божий в этом королевстве. Не слушая меня, вы идете против Господа.
- Какая ложь, - усмехнувшись, покачал головой Этьен, - и вот где настоящая гордыня! Вы не бог, Иосиф, вы всего лишь посредник, и не богом, а людьми назначенный. Как легко вам прикрываться его именем, когда на самом деле за вашими деяниями стоят такие же люди, как и вы!
Он повернулся и продолжил свой путь. Но его преосвященство вновь догнал Этьена, и, схватив за руки, вдруг часто задышал ему в лицо и вкрадчиво зашептал:
- Ну, же, принц, подумайте! Разве бы я один, без ведома его высочества принца Филиппа, осмелился просить вас об этом?
- Подите прочь, - оттолкнул его принц. - Я устал слушать вашу ложь.
- Стойте, - снова бежал за ним епископ, не взирая на преклонный возраст. – Поймите, вы не покинете собор, не подписав эту грамоту!
Неожиданно громкий стук отвлек Этьена. Оторвав взгляд от преследовавшего его епископа, он увидел, как пятиметровые массивные каменные двери центрального входа в собор закрываются снаружи.
- Что это значит?! – вскричал принц.
- Принц, мой принц, - голос Иосифа вдруг стал почти нежным. – Я вижу боль в ваших глазах. Вы больны, больны давно. Но только сейчас, после появления этой «девицы Джейн из Британии» все стало явным…
- Да как вы смеете! Вы забываетесь, епископ!
- Ах, мой сын, я вижу безумие в ваших глазах. Если вы не подпишете грамоту, я вынужден буду сказать об этом рыцарям вашей свиты… Они узнают, что ваша болезнь опасна, и вам требуется уединение за монастырскими стенами…
- Подите прочь, гнусный интриган! – закричал Этьен и с силой сжал свой меч.
- Вы больны, больны, мой принц, больны и опасны! – почти печально проговорил епископ и неожиданно высоким и повелительным голосом прокричал. - Стража, ко мне!
Из тьмы соборных стен сей же момент возникли фигуры вооруженных служителей, незамеченных Этьеном раньше, и окружили его.
- Сопротивляться бесполезно, ваше высочество, ваша свита далеко, - воскликнул один из воинов соборной охраны.
- Слушайте все! - громовым голосом завопил епископ, вытянув вперед руку, своим перстом он указывал на принца. – Только что этот человек в божьем храме поднял меч на помазанника божьего. Только что он засомневался в божественном происхождении епископата. Он безумен!
Крепко сжимая в руках меч, Этьен озирался по сторонам, зачем-то пытаясь сосчитать своих противников. Бледность, ожесточение и гнев на его лице вдруг уступили место грустной улыбке.
- Я давно чувствовал, что в нашем королевстве не все ладно. Но чтобы опуститься до такой низости и принца крови обвинить в безумии… в храме, где испил из коронационной чаши его отец?!
Окружившие принца воины и служители собора напряженно молчали, приготовившись к неизбежному, к худшему, даже упоминание о короле Карле Великом не умолило их решимости. Лицо епископа сияло фанатичной, торжествующей радостью. В одно мгновенье скорее почувствовав, чем увидев это, Этьен в сердцах отбросил свой меч, и тот, ударившись о камень пола, заполнил собор новым эхом.
- Я знал, что это когда-нибудь произойдет… Вы заманили меня в ловушку, - с горечью произнес принц и опустил голову, не желая более ни на кого смотреть.
- Наконец-то вы догадались, Этьен, - произнес незнакомый голос.
На свет из полумрака выступил высокий мужчина, не принимавший до сей минуты никакого участия в происходящем. Заметим только, что мужчина был обут в кожаные сапоги, украшенные аппликациями сцен охоты. Высокомерная улыбка застыла на его лице.
- Вы, как всегда правы, принц. Вас заманили в ловушку. И вы даже не представляете, как это оказалось легко и просто!