Выход в свет и его последствия
Белый песок, казалось, раскалился на солнце до необычайно высокой температуры, по нему было страшно ступать, и Дмитрий остановился в нерешительности. Невдалеке трепетали на ветру деревья, напоминавшие пальмы, голубое недвижное небо, служившее фоном для ярко-красного солнца, на западе и востоке встречалось с морской гладью, со всех сторон окружающей маленький кусочек суши. Вот оно море, о котором мечтала Женька так давно, в их родном Городе. И вот он очутился на затерянном в морских просторах острове со своими спутниками, а где теперь Женя, какой вид предстает теперь ее взору, как бы ему хотелось знать!
Ингвальд, между тем, уселся по-турецки прямо на песок, стянул рубашку, запрокинул голову и, прикрывшись ладонью от солнечных лучей, стал сосредоточенно всматриваться вверх.
- Что это за «выход»? Где именно мы очутились, Профессор? – наконец обратился он к Незнакомцу, застывшему в странной позе в отдалении, - и что означает этот пейзаж?
Незнакомец через секунду, словно придя в себя, встрепенулся и обернулся к юношам:
- Что означает сей пейзаж, я понятия не имею, Лола исчезла, ничего не объяснив. Но… я думаю, сейчас мы сориентируемся.
Он обернулся и, щуря глаза, стал усиленно всматриваться в очертания острова и линию горизонта, теряющуюся в солнечном мареве. Юноши невольно следили за движениями Незнакомца, которого внешняя молодость не покидала, но, вероятно, посетила усталость. В глазах двадцатипятилетнего молодого человека сквозили притупленная боль и неясная печаль.
- Вы устали, я понимаю, - обратился Незнакомец к своим спутникам, - я, признаться, тоже… Играть в прятки-догонялки с коллегами, да еще и мальчиками из службы Времени, - не слишком приятное занятие. А этот пейзаж, - махнул он рукой в сторону, - это чья-то фантазия, скорее всего твоя, Дмитрий.
- Лучше нафантазируй какую-нибудь хижину, и желательно с удобствами, - вздохнул Ингвальд.
Импровизированный тюрбан из рубашки, которым он прикрыл свою голову, уже не спасал.
Думать и говорить ни о чем не хотелось. Дима печально усмехнулся. Надо же, необитаемый остров – это, оказывается, все его фантазии. А, впрочем, чему удивляться, этот вид действительно в точности совпадает с картинкой на рабочем столе его компа. Вот только почему нельзя нафантазировать Женю? Представить ее в легком светлом летнем сарафане, белокурые волосы вьются на ветру, она ступает босыми ногами по песку, идет, улыбаясь, не спеша, а волны украдкой подбираются к ее ногам… Дима зажмурился. Вот сейчас я открою глаза, и все это окажется реальностью.
- Ну, наконец-то! - Радостный крик Незнакомца, привел его в чувства, - я уж было решил, что мы заблудились во Вселенной, и пути наши разошлись.
Дима открыл глаза и взору его предстал необыкновенно повеселевший Незнакомец. Он спешил навстречу новому действующему лицу. Ингвальд от любопытства привстал и последовал за Незнакомцем. Скоро и Дима разглядел, кто привлек внимание его спутников.
По кромке волн так же, как только что Женя в его мечтах, шел, улыбаясь солнцу, человек. Человек этот был стар, наверное, в таком же возрасте Дмитрию впервые предстал Незнакомец, в такой же жаркий день в его родном Городе. Загорелое, или скорее закопченное солнечными лучами лицо, которое обрамляла густая грива седых волос, рассекали многочисленные морщины. Несмотря на почтенный возраст, в мужчине чувствовалась изрядная физическая сила. Вполне земная, как, удивившись, заметил Дима, одежда – тельняшка и шерстяные, подвернутые на щиколотках ног шаровары - не скрывала мускулистого тела.
- Старик, я так рад, что мы снова встретились, - воскликнул между тем Незнакомец.
Они обнялись. И Диме с Ингвальдом почему-то неловко было наблюдать, как тот, кого назвали Стариком, огрубевшими, словно от тяжелой работы, жилистыми руками бережно гладил Незнакомца по голове.
- Здравствуй, мой мальчик. Здравствуй, мой дорогой. Вот и опять наши пути сошлись.
- А это… - кивнул Незнакомец в сторону юношей, - знакомься…
- А это, вероятно, твои подопечные, - важно заметил Старик, подходя к молодым людям.
- Это Ингвальд, из мира… - начал было представлять Незнакомец, но Старик прервал его.
- Не торопись, я и сам вижу, не слепой. И мир его мне знаком. – Проговорил старик, взял без церемоний Ингвальда за руку, посмотрел внимательно ему в глаза, затем продолжил, - но принадлежишь своему миру ты, юноша, только наполовину, полукровка. И тема отцов и детей тебя сильно тревожит. Ведь, правда?
- Да, - смутился Ингвальд, - все верно…
- Будущий космический странник, а сейчас грызешь гранит наук, - Старик продолжал добродушно разглядывать космического студента.
- Да, то есть в данный момент, нет, - сказал Ингвальд, покосившись на Незнакомца, - в данный момент мы скрываемся…
- Да, я тут разошелся мнениями с коллегами по одному пустячному вопросу, но ты же знаешь, чем это чревато, - скромно, словно провинившийся школяр, вставил Незнакомец.
- Да, знаю, знаю, уже наслышан, мальчик, о твоей дерзости, и не только о твоей, - усмехнулся Старик.
- А ты - Дмитрий, - нараспев произнес он, обращая свое внимание на второго юношу.
- Да, меня зовут Дмитрий, - ответил тот, съежившись под пристальным, испытующим взглядом Старика.
- Хм, странно, в моем мире ты впервые, - сказал тот, - ничего о нем не знаешь, а ведь именно твои видения создали эту реальность, и этим чудным облачением я тоже обязан тебе, и верно, я тебе кого-то напоминаю…
«Действительно, напоминает, только вот кого?» - подумал Дима, но вслух ничего не сказал.
- А я знаю кого, - бесцеремонно ответил его мыслям Старик, - героя одного литературного произведения вашего земного писателя Эрнеста Хемингуэя. Н-да… вот ведь. И как тебе это удалось?
- Что удалось? – не понял Дима.
Старик сначала не ответил, присел на песок, все последовали его примеру, уселись вокруг него, ожидая какого-то рассказа.
- Понять, что… - Старик улыбнулся, словно своим воспоминаниям, - что я пересекался с Хемингуэем и … не раз.
- Как это? – поразился Дима.
- Очень просто, - ответил Незнакомец, - он не раз посещал ваш мир.
- Мир Земли, - задумчиво проговорил Старик, - цивилизация алчных, жадных до жизни и физических наслаждений, неразумных, суетных и слабых живых существ, всерьез преследующая цель самоуничтожения. Цивилизация, достойная сожаления…
- Вы так полагаете? – вдруг вспыхнул Дима.
Не слишком ли часто его поучают в последнее время?
- Да нет, это доказывает ваша история, даже при беглом ее изучении, - продолжал Старик, не обращая внимания на юношу, вскочившего на ноги и взиравшего на него теперь сверху вниз.
- Разве походя, бегло можно понять суть? – отвечал ему землянин.
- Взгляд со стороны острее, чем изнутри, Дмитрий, и не принимай все близко к сердцу, - утешительно похлопал его по плечу Незнакомец.
Но тот увернулся и демонстративно направился прочь.
Старик, поднимаясь на ноги и грустно улыбаясь, заметил:
- Оставь его, мальчик. Просто он молод, даже для своей молодой, застрявшей в детском возрасте цивилизации. Молодости чужда мудрость, эмоции ей заменяют здравый смысл и логику.
- Когда-то и мне приходилось выслушивать от тебя нелестные слова о моем мире, наверное, я так же реагировал? – сказал Незнакомец. - Как это было давно.
- Вовсе нет. Это было только вчера.
Незнакомец и Старик, вглядываясь в морскую даль, замерли. Каждый погрузился в свои воспоминания.
Замерло, казалось, и время, и все вокруг. Горящий солнечный диск на западе окунулся в море, его закатные лучи перестали жечь немилосердно. Повеяло вечерней прохладой. Недвижное до того момента небо словно ожило, покрылось рябью белых перистых облаков. День близился к завершению.
Ингвальд, молчавший последнее время, наконец, очнулся. Вечерний ветер подействовал на него ободряюще. Он встал и обнаружил своего учителя и Старика, все в той же позе наблюдавшими за морским пейзажем. Сколько прошло времени, - задался вопросом юноша, - пять минут, нет, скорее, час или даже два? Время здесь летело незаметно.
- Привыкай, - ответил его мыслям Старик, - в мире Воинов время обладает другими характеристиками.
- Ну, и что дальше? – спросил Ингвальд.
- Ты, кажется, мечтал о хижине? – ответил ему Незнакомец. – Вот эта не подойдет? - кивнул он в сторону деревьев.
Ингвальд обернулся, среди пальм большими белыми полотнищами полоскалась на ветру просторная палатка, которой минуту назад, он был в этом абсолютно уверен, там не было.
- Убежден, здесь ты найдешь все, что нужно для отдыха, - сказал Незнакомец.
- А где Дима? – вспомнил Ингвальд.
Он огляделся и где-то на противоположной оконечности острова заметил крошечную фигуру, медленно бредущую в восточном направлении.
- Не стоит его оставлять одного, - сказал Ингвальд и, утопая в песке, зашагал к морю.
- Не спеши, - окликнул его Старик, - твой друг – человек, а человеку иногда бывает необходимо побыть в одиночестве. И, как говорят там, откуда он родом, чему быть, того не миновать.
Дима тоже потерял счет времени. Прогулка по побережью затянулась, но возвращаться к спутникам не хотелось. Непонимание ситуации и абсолютная беспомощность тяготили. На душе было смутно, и только стремительно наступающий вечер дарил какую-то надежду. Обнаружив себя босым, юноша попытался вспомнить, где скинул с ног кроссовки. Но, не вспомнив, решительно сбросил с себя футболку и джинсы, резким прыжком оказался у воды, и погрузился в море. Охладить ум, охладить душу - вот чего он сейчас жаждет как никогда.
- Дима, стой! Не приближайся к воде! – Крики Ингвальда или Незнакомца донеслись до него, когда он вынырнул.
Оглянувшись, он увидел, как к тому месту на берегу, где он бросил одежду, бежали его спутники.
– Я сейчас, раза два нырну и вернусь.
Он снова окунулся в море, и оно приятно охладило его, возвращая бодрость. Резкими движениями рук рассекая воду, юноша приблизился к дну, желая определить, чем оно усыпано – таким же песком, как на берегу, или галькой? Странно, но чем сильнее он греб, тем дальше от него отдалялась темнеющая внизу поверхность дна. На какое-то мгновение он потерял ориентацию и не мог сообразить, в каком направлении плыть. Солнечные лучи не проникали сквозь толщу воды, все более приобретавшей странный серый оттенок. «Верно, я попал в яму или воронку, надо всплывать», - решил Дима и устремился вверх, усиленно работая ногами. Но не тут-то было. Источник света неожиданно пропал, словно кто-то там наверху выключил солнце. Движения рук и ног уже не рассекали водную толщу, а лишь слегка колебали ее, потому что она… необыкновенным образом потяжелела, загустела, превратилась в студень, приобрела теперь грязно-серый, даже коричневый оттенок. «Такое ощущение, как будто я барахтаюсь в густой сметане». Он попытался нырнуть вниз и не смог. Силы уже покидали его, подступало удушье, когда он почувствовал давление со стороны, нет, не воды, а уже желеобразной жидкости. Теперь он был абсолютно обездвижен. «До поверхности рукой подать, - думал Дима, - верно, это все следствие судороги или укуса какого-то морского обитателя. Еще один рывок - и я на свободе».
Но вскоре он осознал тщетность своих надежд и метаний. Руки и ноги не слушались. Яркие вспышки света в глазах, шум в ушах… Вскоре юноша уже не владел своим телом. Но затем ощущения вернулись к нему. Его захлестнула боль, дикая, резкая, нестерпимая. Он стал послушной игрушкой морской пучины. Тело металось из стороны в сторону, вверх и вниз по воле волн.
«Это не море, - вдруг понял Дима, - что со мной? Где я очутился?» Желеобразная жидкость, в которую превратилось море, переливаясь, трепала его тело, как податливый воск, выворачивала руки и ноги, переворачивала туловище в разные стороны, откидывала назад голову.
«Вот сейчас сломается позвоночник, и я умру», - где-то в подсознании пронеслась мысль. В этот момент терзавшая, рвущая его на части желеобразная субстанция неведомым образом проникла в грудь, он почувствовал, нет, скорее догадался, что она запульсировала в его жилах, в его кровеносных сосудах, в его мозгу, еще секунда - и она вольется в каждую клеточку его тела, и тогда оно разорвется на маленькие частицы, и от него ничего не останется…
Неожиданно в воспаленном мозгу Димы зазвучал голос, чужой, низкий, такой, что к нему надо было прислушиваться, с усилием понимая и разбирая смысл слов.
- …Как скоро ты сдался… Как ты слаб… Как несовершенен… Как примитивен…
- Кто ты, и что тебе нужно от меня? – мысленно спросил Дима.
Голос пропал, а юноша вновь был подброшен вверх, затем с дикой скоростью, так, что почти замерло или совсем остановилось сердце, рухнул вниз в огромном коконе желе. Сознание покидало его. Но когда гул в ушах затих, он вновь услышал голос:
- Ты так просто сдался… Ты так слаб… И не только телом. Сознайся, хотя бы мне, ты неудачник, у тебя почти не было друзей. Девушка, в которую ты влюбился, не ответила тебе взаимностью. Родители и те скоро забудут о тебе. Тебя никто никогда по-настоящему не понимал, не слушал. И поделом тебе. В тебе нет ничего особенного. Зря они с тобой носятся… Ты ничего не знаешь, ничему не научишься… Ничего не создашь… Ты ничтожество… Тебя забудут… все… завтра же…
- Это неправда… Нет… Нет… Я не сдамся… - откуда-то со стороны Дима слышал свой крик, он заглушил чужой голос. На мгновение его тело ожило, рванулось вверх, но коричневая муть вновь обволокла, облепила, захлестнула его. Барахтаясь и еще пытаясь сопротивляться, он опускался на несуществующее дно, ощущая над головой тонны непробиваемой слизи, которая давила на него, лишая воздуха и последней надежды. Свет померк, и Дмитрий окончательно потерял сознание.
Распорядитель громко произнес имя принца и его дамы - девицы Джейн из Британии, с силой ударил бальным посохом о каменный пол, и девушка, следуя за своим спутником, шагнула вперед. Вначале ее ослепил свет – свет дневного светила, рвущийся из многочисленных окон, поднимающихся к куполообразному потолку парадной залы, и отблески свечей, жарко пылающих, несмотря на то, что до вечера было еще далеко, в канделябрах, укрепленных на стенах. Затем девушку оглушила поразительная тишина, воцарившаяся в недавно шумной зале. Женя увидела, нет, скорее, почувствовала сотни глаз, устремленных в ее сторону. Придворные, стоявшие группами по периметру залы, – мужчины, вооруженные мечами, и дамы, блистающие изысканными туалетами, слуги, снующие среди господ с подносами, уставленными кубками и яствами, юные пажи, рыцари, охраняющие вход в залу со стороны покоев королевской семьи, музыканты замкового оркестра в ложе у противоположной входу стены, собаки, вольготно расположившиеся у гигантского камина, - все замерли и обратили свои взоры на девушку в пышном светло-золотистом платье с украшенными серебряными украшениями белокурыми волосами.
- Смелее, Джейн, запомни, они не должны видеть твоей робости, скромность и застенчивость у них не в чести. Не выдай своего страха, - беззвучно шептал Жене принц Этьен, когда они неспешно, как того требовал этикет, медленно двигались в направлении королевского трона, величественно возвышавшегося в конце залы.
Стук сапог принца и туфелек девушки о каменный пол – эти, казалось, единственные звуки разносились среди пришедших в крайнее замешательство гостей. Скоро до ушей вновь пришедших стали доходить негромкие восклицания.
- Святой Якоб! Быть того не может!
- Одно лицо! Глазам своим не верю!
- И наряд, наряд, как у ее высочества принцессы Анны!
- А что с ее прической! Где дивные черные волосы?
- Да разве такое возможно?!
- Это ее высочество! Сомнений быть не может, - восторженно шептала молодая дама с родинкой над губой в наряде нежно лилового цвета, с брильянтовой брошью, укрепленной на лифе платья. – Мне ли ее не узнать, целых два месяца я служила первой фрейлиной при ее высочестве!
- Помолчи, Луиза! Ты слишком впечатлительна, - гневно одернул даму ее муж – пожилой мужчина грозного вида, - подожди, что скажет на это его высочество принц Филипп.
- Это граф де Приньян, владеющий и единовластно правящий почти всем Севером Франкского королевства, - тихо пояснил Жене принц Этьен, - только с молодой женой ему не всегда удается справиться. А это герцог Молиньи, - указал Этьен на высокого полного, блистающего лысиной и необыкновенным самодовольством господина, - наш «величайший» дипломат, посол. Глядя на него, я всякий раз удивляюсь, как это последние четырнадцать лет нам удается жить в мире с другими королевствами.
Здесь же Женя заметила графа Жака де Моле, с нескрываемой тревогой во взгляде наблюдавшего за их с принцем продвижением по зале.
- Рад вас приветствовать, ваше высочество, - поклонился Этьену незнакомый седовласый господин.
Принц в ответ коротко кивнул и улыбнулся.
- Это граф Эстабан Реймский, - вновь едва слышно обратился он к Жене, - он очень мил, пожалуй, более чем остальные придворные, он расточает комплименты, как никто, жаль, никогда наверняка не знаешь, что он думает о тебе на самом деле.
Следуя за принцем, стараясь гордо и высоко, как он учил, держать голову и разглядывая с напускной скукой череду знатных господ и дам, чувствуя на себе их любопытные, чужие, тяжелые взгляды, Женя поняла, что силы ее на исходе.
- Это баронесса Несси с дочерьми, - говорил Жене принц, проходя мимо знатной дамы, окруженной тремя молоденькими девицами, одна из которых при виде спутницы Этьена, казалось, была готова упасть в обморок.
- Не стоит так волноваться, милочка, - подхватил девушку неопрятного вида огромный господин, с лоснящимися жирными щеками и отвисшим животом, который не скрывали роскошный кожаный плащ и бархатная курточка.
При виде, чьи руки ее поддержали, юная баронесса с ужасом отшатнулась, а ее мать поспешила заслонить девушку собой.
- Какие мы нежные! – усмехнулся огромный господин и подозвал к себе слугу с очередным кубком вина.
- Это знаменитый папаша Бушэ, который держит в страхе весь Париж, - шепотом объяснил Жене принц, - в замке он заведует тюрьмой.
Когда принц и его спутница отошли на значительное расстояние, тот, кого назвали папашей Бушэ, гадко усмехнувшись, пробурчал себе под нос:
- А сдается мне, зря его высочество привез эту девицу в Париж. Ой, зря… И не ко времени…
- Вы правы, вы правы, дорогой Бушэ, - подхватил оказавшийся рядом неприметный господин в годах, потертом камзоле и нелепом буро-серого цвета парике, - уж кому-кому, а кое-кому у нас при дворе это не понравится, ведь так? - вновь подобострастно и масляно улыбнулся он, заглядывая в глаза Бушэ.
Последний, посмотрев на Неприметного свысока и решив, что такая мелюзга его внимания недостойна, круто развернулся в противоположную сторону.
Этьен с Женей между тем поравнялись с группой придворных – молодых мужчин, среди которых выделялся принц Ричард. Младший королевский сын демонстративно отвернулся, едва увидев старшего брата и Женю, - чему последняя, надо сказать, была премного рада, ей совсем не хотелось встречаться глазами со своим недавним посетителем, - и с преувеличенным усердием принялся отпускать комплименты стоявшей по соседству даме. Другие мужчины из группы принца не замедлили последовать примеру своего сеньора, чем вызвали насмешливую улыбку Этьена и тайный вздох облегчения Жени. И лишь один из приближенных принца Ричарда, молодой человек, вооруженный мечом, инкрустированным драгоценными камнями, пристально наблюдал за Женькиными движениями. В его глазах отразились боль и непонятное страдание, и девушка поняла, что это первый встреченный ею на приеме человек, кто еще оплакивает принцессу Анну.
- Это граф Луи де Шервилль, - заметив вопрос в глазах Жени, ответил принц.
- Он... был близок вашей сестре? – спросила девушка.
- Как ты догадалась? Он был искренне влюблен в нее…
Наконец их взору предстала группа придворных у королевского трона. На троне восседал коренастый, грузный мужчина средних лет в фиолетовом с золотой вышивкой камзоле и высоких кожаных сапогах, в чертах которого Женя, к своему удивлению, не заметила ни малейшего сходства с младшими братьями – ни с Этьеном, ни с Ричардом, ни, вообще, чего-либо примечательного.
Когда принц Этьен с поклоном представил свою протеже старшему брату, а Женя продемонстрировала почтенной публике свой заранее тщательно отрепетированный реверанс, глаза принца Филиппа не отразили ровно никаких эмоций – ни удивления, ни возмущения, от избытка которых, казалось, пылала вся парадная зала. Это было странно. Девушка, которая как две капли воды походила на его младшую сестру, не вызвала у его высочества никаких чувств. Холодный прием, оказанный девице Джейн правящим принцем, немедленно послужил придворным своеобразным сигналом. Музыканты вновь что-то заиграли. Слуги принялись предлагать знатным господам угощения. Последние предались разговорам, прерванным несколько минут назад. Пажи начали метаться по зале по поручениям своих сеньоров, порой и с тайными письменными посланиями, адресованными хорошеньким девушкам, словно вовсе ничего необыкновенного не произошло.
Во взгляде Этьена Женя опять угадала разочарование и уныние, но сама она была рада, что ее, казалось, оставили в покое. Как поняла девушка, у трона стояли только самые близкие, и весельем, которому уже вовсю предавались гости, здесь не пахло. Принц Ричард пару раз подходил к принцу Филиппу, но лишь для того, чтобы поднять за его здравие очередной кубок, после спешил к своим спутникам, со стороны которых доносился особенно громкий смех и выкрики. Этьен безучастно стоял около старшего брата, отвергая угощения, предлагаемые слугами, и лишь изредка обменивался добродушными взглядами с болезненного вида невысоким подростком, которому Женя вначале дала лет четырнадцать, но затем поняла, что он значительно старше.
Затянувшееся молчание, наконец, прервало четвертое действующее лицо – дама в кремовом атласном платье, все это время стоявшая за троном принца Филиппа. О характере ее отношений с членами королевской семьи Женя терялась в догадках.
- В Британии рано наступает осень и поздно приходит весна, не так ли, мадмуазель? - спросила дама Женю.
- Да, вы правы, - неловко, смутившись, ответила девушка.
- Все-то ты знаешь, Изабелла, - неожиданно оживился принц Филипп, в его глазах появился отблеск чувств, и Женя догадалась, что связывало даму по имени Изабелла с принцем.
- А вы неучтивы, мой принц, - обратилась дама к Этьену, - вы и не подумали представить меня своей спутнице.
- Да-да, признаться, я виноват, - пряча взгляд, ответил принц. - Знакомься, Джейн, это герцогиня Изабелла Бургундская, вдова маршала де Нейи.
Женя робко поклонилась и неожиданно поймала себя на мысли, что эта дама действует на нее подавляющим образом. В правильных чертах лица, в карих глазах, в красиво очерченных, чувственных губах, а самое главное, в язвительном, проникающем, казалось, в самую душу, насмешливо-презрительном взгляде чувствовалась огромная сила воли и целеустремленность. Вскоре девушка поняла, что дама была отнюдь не молода, но ее искусству быть красивой и неизменно нравиться представителям противоположного пола можно было только позавидовать. Взгляды любви и преданности, которые бросал на нее принц Филипп, красноречиво говорили, что именно эта женщина решит, как относиться к девушке, похожей на младшую дочь короля Карла Великого …и именно от нее исходит настоящая опасность.
- Мой покойный муж не раз бывал в Британии. Это славное королевство. – Медленно, нарочито растягивая слова, говорила герцогиня, лениво обмахивая себя веером из голубиных перьев. - А вот ты, Робер, рискнул бы, как твой венценосный дед, переплыть Море франков и с мечом ворваться в пределы чужих владений? - Теперь насмешливый взгляд герцогини обратился к подростку, который, как догадалась Женя, был племянником Этьена и единственным сыном принца Филиппа.
Изабелла Бургундская откровенно смеялась, не ожидая ответа, а бедный юноша, при перенесении всеобщего внимания на его скромную персону, побледнел и дрожащим голосом попросил отца разрешения покинуть прием.
Его отец неопределенно кивнул в ответ, давая понять, что ему совершенно безразлично дальнейшее присутствие сына на приеме. Но герцогиня, театрально вскинув веер, преградила принцу Роберу путь.
- Постойте, постойте, ваше высочество, не вы ли – главный хранитель библиотеки королевской семьи де Флер и старинных рукописей - должны все знать о том, какой сокрушительный удар франки нанесли бриттам в 1054 году от Рождества Христова? – вопрошала она юношу с неизменной усмешкой, по которой Женя догадалась, что доводить юного принца до смущения было привычной забавой для ее сиятельства.
Принц Этьен хмуро молчал, в общем разговоре не участвовал, по чему Женя решила, что и ему при старшем брате не суждено играть роль первой скрипки.
- Ну, что же вы молчите? - энергично обмахиваясь веером, и явно жеманничая, продолжала Изабелла Бургундская, - не зря ли его высочество принц Филипп доверяет вам ключи от этих ужасных, пыльных, заваленных книгами, старыми бумагами и свитками пергамента кладовых в башне королевы Марии, если вы ничего не знаете?
- Я, конечно, знаю, ваше сиятельство, - наконец произнес юноша, - я читал записки деда, то есть короля Карла Великого, сделанные сразу после похода… Но он пишет, что после первых побед франки понесли большие потери в людях, отступили и вернулись на свой остров… с позором…
- Чушь! – воскликнула герцогиня.
- Какая глупость!- вторил ей принц Филипп.
Принц Робер при словах отца окончательно смутился и замолк.
Но в разговор неожиданно вмешался мужчина, стоявший несколько поодаль от трона и до этого момента не замеченный Женей.
- Позвольте вмешаться, ваше высочество, и заметить, что юный принц не лжет. В той вылазке мы потеряли больше, чем приобрели. И верно, его величество ваш батюшка Карл Великий имел основание с горечью признаться в этом пергаменту.
Говоривший был стройным мускулистым мужчиной тридцати с небольшим лет. Его мужественное волевое лицо, перечеркнутое несколькими шрамами со строгим и, казалось, не знающем улыбки взглядом, сразу привлекло внимание и заслужило невольное уважение Жени. Осанка выдавала в нем человека, привычного к воинской службе.
- Я все хорошо помню. Это был мой первый поход. Мне было тогда шестнадцать лет… - продолжал мужчина.
- И я тоже помню. Это был мой последний поход, - неожиданно страстно вступил в разговор до этого отстраненно молчавший принц Этьен. - После я просил отца избавить меня от военных забот… Подошедшие спустя неделю после нашей высадки на побережье бритты гнали нас до наших кораблей без остановки. Мы бежали бесславно, бросая своих раненых товарищей… Погибли все юные рыцари, взращенные в Шато – Флери, отправившиеся в военный поход как на увеселительную прогулку.
Женя почувствовала, как все замерли, пораженные этой вспышкой принца Этьена. Принц Робер напряженно слушал. Принц Филипп и герцогиня нервно переглядывались. А Этьен, ничего не замечая, в почти болезненном упоении, продолжал:
- Не вы ли, милейшая Изабелла, той злосчастной осенью 1054 года сетовали, что на балах более не с кем танцевать? До сих пор не знаю, зачем, для чего погибли эти люди?!
- Боже, как скучно! – бесцеремонно прервала принца дама, томно вздыхая и делая вид, что не услышала ничего удивительного. – Вижу, вы, ваше высочество принц Этьен, и вы, ваше сиятельство Андре Неверский, совершенно разучились развлекать дам и умеете только навлекать на них тоску. А вы, ваше высочество, - обратилась она к принцу Филиппу, - вы тоже предпочитаете вспоминать лишь о грустном?
- Я? – очнулся принц, сделавший вид, что вовсе не слышал монолог брата. – Я тогда был с поручением отца в Ирландии. Я ничего не помню.
- Какая разница, сколько погибло? Но бритты надолго запомнили вкус франкского меча. Милочка, вы, наверно, тогда были еще ребенком, но, должно быть, все же помните, слышали от старших о том нашествии из-за моря? – обратилась герцогиня к Жене.
«Вот, оказывается, зачем весь этот разговор, - догадалась девушка, - герцогине хотелось уколоть меня – британку, показать свое превосходство надо мной, и еще ее интересовали мои воспоминая о Британии».
И, не растерявшись, ответила:
- Помнится, монастырь, в котором я воспитывалась, был расположен в глубине материка, в отдалении от побережья. Я об этом событии ничего не слышала... Я только знаю, - неожиданно для самой себя вдруг сказала Женя, - что война – это всегда преступление, всегда трагедия для всех воюющих сторон, вне зависимости от того, на чьей стороне правда или победа. Тем более преступна война, представляющая собой вторжение в чужие пределы, и не важно, под каким предлогом она начата, и какой доблестью отличились ее участники.
Вновь воцарилось молчание, и Женя поняла, что сказала нечто более крамольное, чем принц Этьен.
- Джейн после кораблекрушения не в ладах со своей памятью, – поспешно заметил Этьен, желая разрядить обстановку.
- О, да, это ужасный недуг - потерять свою память, - едко усмехнулась герцогиня Изабелла, еще минуты две в полном молчании она откровенно разглядывала Женю, затем с шумом сложив веер, подобно принцу Ричарду бесцеремонно отвернулась от нее, давая понять, что ее интерес к девице Джейн исчерпан окончательно.
Принц Филипп, с самого начала беседы не проявлявший особого интереса к протеже младшего брата, рассеянно взирал на гостей, которые в определенной очередности подходили к королевскому трону выразить свои верноподданнические чувства и обсудить неотложные дела.
Принц Робер незаметно исчез, напуганный недавним всеобщим вниманием. А принц Этьен увлекся беседой с Андре Неверским.
- Джейн, посмотри, - позвал принц девушку, - запомни, перед тобой самый мужественный воин Иль – де - Франса. Именно ему, еще юноше, я был обязан своей жизнью. Он спас меня под Плимутом, когда погиб мой эскорт, лошадь подо мной пала, и я, раненый в голову и грудь, плохо соображал и не мог взять в толк, где я и что со мной…
- Бросьте, ваше высочество, в том нет ничего героического. Те воспоминания бередят душу, и они не для ушей молодой девушки, - ответил слегка смущенный граф Неверский.
Теперь и он рассматривал Женю.
- Право, не знаю, что сказать, - произнес он после некоторой паузы, глядя Жене в глаза, - я человек военный, а потому замечу без обиняков. Вы и, правда, безумно похожи на нашу пропавшую принцессу...
Этьен при этих словах оживился. Они стояли в отдалении от королевского трона. Прием шел своим чередом. Распорядитель, громко призывая к вниманию, уже громко оповещал дворян, имевших честь быть зваными в Шато – Флери, о ближайших приемах. Затем именитым гостям, к немалому удивлению Жени, представили новую постановку придворного театра. Несколько юношей и девушек в кружевных одеяниях под звуки замкового оркестра нелепо двигались и выделывали па, что очень отдаленно напоминало балет. Все в зале замерли от восторга, Жене совершенно непонятного, так как ее эти танцы вовсе не прельстили. А принц Этьен, не обращая ни малейшего внимания на происходящее вокруг, обратился к графу:
- Так что ты скажешь, Андре? Ты тоже считаешь меня сумасшедшим, как весь этот сброд? Ты одаришь меня холодным безразличием, как мой старший брат, или насмешкой, как его фаворитка?
- Успокойтесь, принц, на нас смотрят. – Заговорил граф, стараясь, чтоб его слышали только Этьен и Женя. - Я думаю, вы как член королевской семьи и дворянин вправе являться на королевский прием с любой дамой, заслужившей вашего внимания. Но, боюсь, сегодня вы выбрали не слишком удачный момент. Ваш брат, его высочество принц Филипп, может не так истолковать ваш поступок. Вы отсутствовали в Шато – Флери больше месяца и не знаете, что в последние недели в замке только и говорили, что о Реймской королевской встрече.
- О встрече в Реймсе брат ничего не говорил со времени исчезновения Анны, - задумчиво произнес Этьен.
- Судя по всему, она должна состояться в сентябре, - полушепотом говорил граф.
- В сентябре? Неужели? Так скоро? К чему эта спешка?– поразился принц.
- Теперь вы понимаете, что может означать появление девушки, похожей на ее высочество принцессу Анну.
Стук бального посоха королевского распорядителя о камень пола и его громкий голос возвестили об окончании приема. Высокородные господа и дамы, чинно раскланиваясь правящему принцу, парами и, как заметила Женя, в определенном порядке и в определенной последовательности покидали залу приемов. Первыми уходили менее знатные, а более сановитым словно разрешалось побыть в присутствии его высочества как можно дольше. Музыканты играли какой-то марш, который, видимо, тоже был частью этого выверенного десятилетиями ритуала. Женя в сопровождении принца королевской крови проследовала в противоположный конец залы, и вновь ее обожгли десятки пристальных взглядов, но порадовала прощальная улыбка графа Неверского. От внимания Жени не укрылось, как нервно за ней наблюдал граф де Шервилль. По всему было видно, что несчастного влюбленного охватило смятение.
«Ну, что ж, все не так уж плохо. Я ведь не ждала, чтобы меня в первый же день одарили королевской короной, - неожиданно заметила про себя Женя. – Да и зачем мне их почести? Я же не собираюсь всерьез занять место принцессы. Конечно, постичь интриги госпожи Изабеллы, которой при невзрачном и, кажется, ничтожном правящем принце Филиппе, и принц Этьен, да и весь королевский двор по зубам, будет, ох, как не просто. Но нужно. Здесь явно все крутится вокруг ее прелестной особы. Отрадно, что, кажется, у меня могут быть, кроме Этьена, и другие союзники. Граф Неверский в первую голову, графиня Луиза де Приньян, может быть. А что из себя представляет принц Робер? Он, по-моему, вовсе не так незначителен, каким желает казаться. И обязательно стоит приглядеться к Шервиллю. Интересно, отвечала ли Анна ему взаимностью? Ах, да, ее же, кажется, перед исчезновением выдали замуж, венценосный жених у алтаря отсутствовал. Шервилль может знать о принцессе что-то такое, что неведомо ее братьям. Все это любопытно. Но самый главный вопрос о гении».
- Милая Джейн, ты ослепительна. Ты просто создана для королевских приемов. Верь мне, я знаю, что говорю.
Ну, почему когда человек думает, его обязательно нужно отвлекать досужей болтовней?!
Сестра Патриция, встретившая Женю в ее комнате и решившая заменить Аннету, уже вовсю хлопотала, помогая девушке освободиться от торжественного туалета и мешая предаваться размышлениям.
- Ну, и как, Джейн, как ты нашла цвет франкского общества? Ты сегодня видела всю знать, всех тех, кому принадлежит наше маленькое островное королевство, всех, кто решает наши судьбы.
Не ясно было, что вкладывала в эти слова монахиня – восторг или насмешку? Да, сестра - та еще штучка. До встречи с принцем Этьеном Женя не подозревала в ней чинопочитания и подобострастия к власть имущим.
- Твой взгляд не выражает ни удивления, ни умиления. Неужели, лицезреть столь высоких особ тебе не в новинку? – продолжала расспросы Патриция.
- Признаться, роскошь общества Шато – Флери поразила меня, - вздохнув, не вполне искренне ответила девушка.
- Что же ты не весела? Как любая красивая девушка, вышедшая в свет, ты, верно, приобрела за один прием не одного поклонника. Мы с Анри поспорили об их количестве. Анри утверждал, что все поголовно будут очарованы твоей красотой, - говорила сестра Патриция, освобождая волосы Жени из серебряной сетки, служившей каркасом замысловатой прически.
- Я же не совсем… обыкновенная девушка. Я похожа… Сами знаете на кого, - рассеянно отвечала Женя.
Только сейчас, когда напряжение приема исчезло, она почувствовала необыкновенную усталость.
Рука Патриции с волосяной щеткой замерла, монахиня вдруг порывисто обняла девушку и нежно погладила ее своими морщинистыми руками по голове как ребенка.
- Понимаю, - сочувственно заглянула она в глаза Жени. – Эти господа испугались твоего сходства с принцессой Анной. О, я их знаю, много навидалась в монастыре. Своим высокомерием и лживостью они кого угодно доведут до отчаяния. Но, верно, кто-то все же одарил тебя своим добродушием? Не могли же граф Андре Неверский и Луи де Шервилль обидеть тебя равнодушием?
«Уж не мысли ли она мои читает?» - удивилась Женя, а вслух спросила:
- Вы так хорошо знаете завсегдатаев королевских приемов?
- Эх, милая, я же по весям нашего королевства давно скитаюсь, а о графе Неверском, одержавшем победу над отрядами пиктов в Уэльсе, и о молодом Шервилле, просившем руки принцессы Анны два года назад, кто ж не слыхал?
- Шервилль просил руки принцессы? – воскликнула Женя.
- Был жуткий скандал. Подумать только: граф осмелился просить руки принцессы. Благо, что принцесса Анна, добрейшая душа, уговорила старших братьев замять дело, да и старший Шервилль вовремя вмешался и улестил принца Филиппа. Впрочем, все это дела давно минувшие. А теперь, милая, отдыхай, пусть этот день для тебя закончится рано. Да возблагодари господа нашего за его милости. – Монахиня заботливо поправила балдахин на кровати Жени и укрыла ее одеялом.
- Постойте, сестра, не уходите, - просила Женя Патрицию, - побудьте еще со мной. Меня переполняют впечатления от приема, пусть и не радужные.
- Ты хочешь задать какие-то вопросы? – догадалась проницательная Патриция.
- Да. Я не обо всем могу спросить его высочество принца Этьена. Что вы слышали… об отношении к Этьену при дворе, его как будто считают, чуть ли не…
- Сумасшедшим, хочешь ты сказать? Что тебе ответить? Ты девушка не глупая, сама способна понять, чем это вызвано, - серьезно начала монахиня, но вдруг замолчала, давая понять, что не хочет более говорить на эту тему.
- А принц Филипп, почему он так не похож на своих братьев? – вновь спросила девушка.
Монахиня как-то загадочно улыбнулась, словно радуясь этим вопросам.
- Я же говорю, ты умная девушка, - уклонилась от ответа сестра Патриция.
- И еще они говорили о какой-то королевской встрече в Реймсе.
- О, это все божьи люди знают, - сказала сестра, удобно устраиваясь у изголовья Жени, - в Реймсе его преосвященство епископ Франкский Иосиф должен освятить договор детей короля Карла Великого о том, что они по доброй воле доверяют и передают верховную власть его высочеству принцу Филиппу.
- Не понимаю, - задумчиво проговорила Женя, - в чем смысл этого договора? Разве корона не должна перейти Филиппу по праву старшинства?
- Ты верно подметила, что он не похож на своих братьев. Его матерью была не венценосная супруга короля королева Жанна, а незнатная ирландка. Он незаконнорожденный, - наклонившись, прошептала Патриция Жене на ухо. – А король не оставил завещания. Теперь ты понимаешь?
- Значит, королем может стать принц Этьен?
- Да, если не откажется от этого права в Реймсе и не подпишет договор, или другие члены королевской семьи выскажут иное мнение.
- Это все проясняет. - Задумчиво произнесла Женя, ее глаза блестели и, казалось, что разгадка близка. - Теперь понятно, кому выгодно представить принца сумасшедшим. Жаль, кажется, мое появление действительно некстати. Если принц Филипп признает во мне свою сестру, его королевская власть будет зависеть еще и от моей подписи.
- Полно, девочка, эти мысли лишние, пора спать, - сказала Патриция и, уходя, плотно закрыла за собой дверь.
В небе за окном уже полыхали звезды, шум маленького городка Шато – Флери давно стих, до слуха девушки доходили только летние шорохи. Но Жене не спалось, неясные предчувствия мучили ее. Резко сбросив меховое одеяло, Женя в один прыжок достигла сундука у стены, раскрыла его массивную кованую крышку, и через несколько мгновений поисков извлекла пергамент, перевязанный узкой атласной лентой. Вернувшись на свое ложе, она не стала разворачивать рукопись, ведь прочитала сочинение Этьена де Флер на одном дыхании еще прошлой ночью, а только спрятала пергамент в изголовье.
В светлице другой башни замка в то самое время, когда Патриция беседовала с Женей, недавно герцогиня Изабелла Бургундская в своем дорогом атласном наряде стояла на коленях на каменном полу, в смятении и мольбе, так ей не шедшими, взывала к мужчине, который расположился к ней спиной у зарешеченного окна.
- Мой господин, что же я могла поделать? Простите меня…
В ней не осталось ничего от величественной дамы, царившей на приеме рядом с правящим принцем, - ни блеска, ни высокомерия, ни язвительности, только смирение и покорность.
- Значит, это все-таки случилось, это произошло! Просто фантастика! – Мужчина резко повернулся и в страшном гневе стремительно заходил от стены к стене.
Он был высокого роста, и Изабелла, стоящая на коленях и опустившая голову ниц, видела только его сапоги из добротной кожи, на отворотах которых выделялись аппликации с изображениями сцен охоты.
- Но Изабелла, дорогая моя фаворитка при дворе принца Филиппа, что с тобою происходит? Ты, верно, прыть и нюх потеряла, как престарелая гончая, ты больше не можешь участвовать в королевской охоте? Ты, которая в своих маленьких ручках держишь всех этих больших и маленьких людишек, толпящихся у трона, как ты могла допустить, чтобы эта девица оказалась на приеме в Шато – Флери?!
Оглушенная криками, герцогиня закрыла лицо руками, словно боясь, что сейчас на нее обрушатся удары. Наконец, справившись с волнением, она слабо ответила:
- Что я могла? Я не знала… Она была с принцем Этьеном. Нельзя же отказать сыну короля в приеме в собственном замке…
- Нет, вы только подумайте, она была с Этьеном! – вновь вскричал мужчина. – Как она познакомилась с этим ненормальным королевским отпрыском? Как это вообще возможно?
- Говорят, это произошло в замке герцога Алансонского.
- Кто ее сопровождает?
- Кроме Этьена, граф де Моле.
- Да, нет, - снова нетерпеливо вскричал мужчина, - эти остолопы меня не интересуют. Кто с ней был до этого?
- Говорят, ее нашли крестьяне на побережье после бури, - продолжала покорно отвечать Изабелла, - а потом ее постоянно сопровождали какой-то рыцарь и монахиня.
- Ну, монахиня не в счет. Рыцарь, говоришь, мужчина, как он выглядит, сколько ему лет?
- Мальчишка, вассал Алансона, он несет сегодня караульную службу у Западной башни. Анри де Буссардель его зовут.
Мужчина резко остановился:
- Да, да, я его, кажется, видел. Он не может быть… - говорящий словно запнулся и после паузы задумчиво произнес, - тем, о ком я думаю…
- А о ком вы думаете, мой господин? – взгляд Изабеллы подобострастно устремился к собеседнику.
Мужчина вновь подошел к окну и устремил взор в даль.
- Тебя это не касается. Почему ты так поздно меня об этом известила? – повелительным, но уже более спокойным тоном спросил мужчина.
- Я сама узнала слишком поздно, - оправдывалась герцогиня, - но я успела объяснить Филиппу, какой прием нужно устроить этой девице.
- А что, этот дурень хотел встретить ее с распростертыми объятиями? Ему-то перед Реймсом это зачем? – усмехнулся мужчина.
- Но, мой господин, она так похожа на Анну!
- Похожа, говоришь, - мужчина обернулся к Изабелле и презрительно на нее уставился. – Да, она похожа…
- Вы прибыли в замок меньше получаса назад, вы не видели ее, мой господин, иначе вы бы тоже удивились, - чуть не плача, шептала герцогиня.
- Я ее видел, глупая женщина, но я не удивляюсь. Как она вела себя на приеме?
- О, она была спокойна как королева, а не принцесса, словно все богатства мира, а не то, что королевство Иль – де - Франс, давно лежат у ее ног. Она была очень красива, может быть, даже красивее Анны.
- Что ж тут удивительного, - мужчина, поднял Изабеллу с колен и взял ее за подбородок, - ты у нас тоже величественна и красива. А губы твои так соблазнительны.
Закрыв глаза, женщина нетерпеливо подалась навстречу собеседнику. Их губы слились в поцелуе. Но, когда спустя некоторое время мужчина отпустил герцогиню, на его лице вновь отразилась брезгливость, и он раздраженно отвернулся к окну.
- Она говорила странные вещи, - рассказывала Изабелла, стараясь вновь привлечь внимание собеседника, - про войну…
- Вот как. Не сомневаюсь… Она незаурядная девушка. Я это сразу понял… - сказал мужчина, словно про себя, теперь совершенно, утратив интерес к своей собеседнице.
Он встал у стены, обхватив себя руками, и погрузился в состояние глубокой задумчивости. Еще молодое лицо его, теперь абсолютно бесстрастное, застыло в выражении напряженной работы мысли, затем в его глазах отразились холод и решимость, и он вновь обратил свои взоры на знатную даму.
- Что же теперь делать, мой господин? – шептала женщина, не осмеливаясь приблизиться к нему.- От нее нужно избавиться? Ее нужно… убить?
Ее собеседник усмехнулся:
- Вот теперь я узнаю тебя, моя дорогая Изабелла, - он почти нежно потрепал ее по щеке.- Нет, убивать ее не стоит… пока.
На устах мужчины нарисовалась очаровательно коварная улыбка, и он произнес, глядя Изабелле прямо в глаза:
- Подумай сама, как оборванка, найденная какими-то жалкими крестьянами, может походить на дочь Карла Великого? Ясно, что здесь не обошлось без колдовства!
- Она ведьма? Неужели?! – вскрикнула герцогиня, всплеснув руками и изобразив на своем прекрасном лице крайнее удивление.
- Конечно, моя дорогая! Как ты догадалась? – мужчина сиял в своей обворожительно язвительной улыбке. – Она очаровала всех – Алансона (и ему первому это стоит припомнить), де Моле (ему, впрочем, при его старческой глупости это стоит простить), Этьена де Флер (что не удивительно, он же у нас блаженный) и всех, кто был на королевском приеме.
- Я должен сейчас спешно покинуть замок... По срочным делам. – Добавил он, заметив испуганный взгляд герцогини. – Когда я вернусь, мне будет, о чем спросить девицу Джейн. А сейчас ее нужно изолировать.
Окончательно пришедшая в хорошее расположение духа Изабелла Бургундская извлекла из складок своего платья веер из голубиных перьев, несколько секунд им усиленно обмахивалась и закончила уже таким привычно игривым и самоуверенным тоном:
- Да, да, мой господин, папаша Бушэ сумеет… изолировать девчонку. Вот только принц Этьен… - веер задрожал на миг в ее холеных руках, но через секунду дама самодовольно улыбнулась. – Ну, мы что-нибудь придумаем. Мы… с Филиппом…
При этих словах герцогиня и ее собеседник громко засмеялись.
- Да, забыл сказать, вы как никогда сегодня прелестны, герцогиня, - произнес мужчина и, галантно поклонившись, поцеловал даме руку.