Ну что, кто будет спаринговаться? — тренер прохаживался по центру зала, бегло останавливая взгляд на каждом из сидящих на полу. — Так, Леха давай с Колей. Кто ещё? Ещё две пары.
Леха с Колей лениво встали и пошли одевать экипировку. Вслед за ними пошли Серёга и Димас.
Когда, чуть меньше года назад, Глеб начал посещать тренировки, главное, что привлекло его здесь это — возможность спаррингов. Пожалуй, так или иначе, для всех присутствующих это была одна из основных причин посещения. Краткий курс ОФП, отработка рукопашного боя, кувырки, падения, постановка ударов руками и ногами и их комбинаций. Ознакомление с принципами работы «один против двух» и наконец, месяца через три-четыре — спарринги. Каждый по-своему грезил, предвкушая этот долгожданный момент. Но чем больше группа занималась, отрабатывая всё новые удары и комбинации, повышая выносливость и силу, всё глубже и глубже погружаясь в стойки, захваты, противоходы, рычаги и растяжки, тем момент начала спаррингов хотелось всё дальше и дальше отсрочить. И когда они всё же начались, это было больше похоже на нелепое толкание, словно для смеха обвешанных экипировкой, клоунов. Было смешно всем, всем смотрящим. И лишь когда после поединка, два человека снимали защитные шлемы, и обессилено опускались на колени, по их измождённым лицам, по надорванным «рыбьим» вдохам, по взмокшим волосам, у перестающих смеяться «зрителей» создавалось полное впечатление об истинной природе поединка. И не только из сочувствия к ведущим спарринг людям смех постепенно совсем исчез в зале, но и потому, что каждый знал, что его это тоже ждёт. Романтическая иллюзия поединка в одночасье растворилась в пропахшем потом, влажном и тяжёлом воздухе зала. Осталась только работа на пределе возможностей, боль и постоянная нехватка воздуха. А когда, спустя четыре месяца, их группу соединили со «старичками», многие стали «ломаться» и бросать занятия. Это происходило незаметно, как бы без видимых причин. Могло случиться, что парень во время поединка просто пропускал удар в печень, падал на колени и бой прерывался. Он отсиживался, пацаны, как умели, старались его ободрить. Он, вроде бы, тоже отшучивался, храбрился, но на следующую тренировку не приходил, и на следующую, и вообще никогда больше.
Подготовленному человеку не стоит труда защититься от натасканной собаки, и говорят, собакам, которые участвуют в подготовке таких специалистов, после каждого занятия дают «жертву» — человека, одетого в спецкостюм. Этот человек не бьёт собаку, он лишь убегает и пассивно защищается. Иначе, даже самая лучшая собака «сломается», станет непригодна к работе. В её собачьей душе поселится страх, она перестанет верить в себя.
Драться откровенно не хотелось, не хотелось никому. Вся агрессия, вся злоба, вся сила как-то незаметно капля за каплей иссякали за время тренировки, и когда приходило время спаррингов эти разгорячённые и уже ощутимо физически натренированные люди, внутри, представляли собой аморфную массу, поддерживающую остатки принятой когда-то воинственной формы исключительно на волевых усилиях, иссякающих с каждой минутой.
— Глеб, давай с Кирюхой, — тренер махнул обоим, чтобы те поднимались. Глеб не торопясь встал и тоже принялся облачаться в доспехи, сначала ракушка, потом жилет, кто-то дал ему шлем и помог потуже затянуть липучку на затылке. Ещё один из ребят помог зашнуровать перчатки. К счастью шлем попался армированный стальными прутьями, а не с пластиковым окном, такой не запотевает и дышится в нём гораздо легче.
Кирюха ходил на занятия уже четвёртый год, он всегда держался особнячком, но дрался, по местным меркам, круто. Глеб с ним ни разу не спарринговался, но как-то они отрабатывали удары в паре и те резвые шлепки, которыми Кирюха одаривал макивару, заставили Глеба проникнуться к нему уважением. Небрежно накинув ракушку, Кирюха даже не стал одевать жилет.
Три пары разбрелись по своим площадкам. «Работаем две минуты, в полный контакт, в полную силу» — эти слова тренера гулом пролетели по залу, словно приговор. «Давай больше на тактику, без рубки», — вполголоса предложил Глебу Кирилл, тот одобрительно кивнул.
В чём разница между двумя минутами секса и двумя минутами спарринга? Первые заканчиваются слишком быстро, а вторые — тянутся слишком медленно. Человек, на две земные минуты словно улетает в другую реальность, и там, в той реальности, совсем другие законы времени и пространства. Время может растянуться почти до бесконечности, а на последних секундах, вдруг вообще потерять скорость и направление, будто бы сжавшись в точку. Пространство, таинственным образом, преломляется, вместе с собой искажая тела людей, они, то разрастаются, как бы выпячивая свои части под удары, руки противника могут уродливо вытянуться и стать похожими на вездесущие щупальца с зажатыми в них кувалдами, то совсем наоборот, делают твои руки какими-то короткими нитевидными отростками. В момент контратаки масса тела может многократно увеличиться, а в момент падения от множества пропущенных ударов, она, вдруг, исчезает совсем, и ты, будто маленькая Алиса, проваливаешься в бездонный колодец и долго-долго падаешь. А там, на дне колодца, нелепый кролик в майке и спортивных штанах спрашивает тебя голосом тренера: «Ты как, нормально?». И ты, уже не обращая внимания на эти причудливые метаморфозы, быстро, как герой рекламы батареек «Энергайджзер», вскакиваешь на ноги и уверенно киваешь кролику защитным шлемом, немного съехавшим от ударов набок. Кролик, всё больше становящийся похожим на тренера, поправляет шлем и, взглянув на часы, зычно выкрикивает: «Ещё полторы минуты, работаем!». И тут ты понимаешь, что это была лишь первая половина рекламного ролика, и хотя ты тоже принимаешь в нём участие, но настоящий «Энерджайзер» стоит в теле твоего противника, а у тебя, сзади, из-под защитного жилета выглядывает обычная батарейка, которая вот-вот сдохнет. Все это видят, и переговариваются между собой: «Ты смотри, всё, он умер. Да, «Энерджайзер» — это тема!».
Тренер счёл нужным перед боем подойти к Глебу и сказать пару фраз: «Так, значит, главная особенность этого бойца — быстрые контратаки и мощные длинные боковые, следи за ногами, не стой у него на рабочей дистанции. После атаки, или сразу сильно рви расстояние, или входи в ближний, ну а там, как…». Тренер хотел сказать «получится», но передумал, хотя было уже поздно. Глеб, вдруг, почти физически ощутил всю безнадёжность своего положения.
В этих поединках нет заработанных очков, нет победителей и побеждённых, есть только работа на пределе возможностей, нужно просто выложиться, и режущий слух свисток дал старт. Глеб сразу точно провёл два прямых в голову и резко порвал дистанцию, не дав возможность контратаковать, но это было лишь начало, конечно, если бы это была улица, то его противник уже стоял бы с разбитым носом и возможно травмированной нижней челюстью, но экипировка надёжно защищала физиономию Кирилла от прямых ударов. Он, как бы смотрел на Глеба, но, в то же время, куда-то сквозь него. Словно пытаясь уловить взаимосвязь работы всех частей тела противника, какие-то индивидуальные принципы сочленения его суставов, закономерности движения и скорости. Глеб, заготовив серию ударов, снова пошёл в атаку. Первый его удар хлестнул шлем Кирюхи где-то в височной области, но рука тут же «залипла» на его поверхности. Дело в том, что после удара рука возвращается молниеносно, без каких-либо мышечных усилий, и если успеть и слегка придержать её запястьем, она словно намагниченная остаётся на месте. Глеб почувствовал, что что-то пошло не так, но было уже поздно, заготовленная серия тут же «рассыпалась», кроме того, он вышел на ту дистанцию боя, о которой его и предупреждал тренер. Дальше всё было «как в кино», но нет, не буквально. Глеб вдруг почувствовал, что он стоит посреди зрительного зала, а там, на решётчатом экране, словно за пределом бойницы, очерченным границами его шлема стоит противник и вот правая рука противника начала движение, как-то неестественно удлиняясь, вот она уже вышла за пределы экрана и кажется, перестала нести в себе какую-либо угрозу. Но тут вся акустика зрительного зала слева издала пронизывающий хлопок на всех звуковых частотах, на которые она только была рассчитана. Сбоку, в районе уха, шлем достаточно плотно прилегает к голове и это место является самым незащищённым. Где-то внутри мозга будто заработал ультразвуковой излучатель, Глеб раньше и не подозревал, что у него под черепной коробкой есть такой прибор, но Кирюха, как видно, был в курсе, и самое неприятное, что он умел его включать. Как тут же выяснилось, не только включать, но и регулировать мощность излучения. Глеб это понял, когда, спустя долю секунды, уже правая часть акустики зрительного зала взорвалась раскатом вибраций. Он пытался контратаковать, но боец на экране настолько непринужденно уходил от его ударов, при этом, не забывая оглушать своими, что после трёх попыток Глеб стал только обороняться.
Колени на долю секунды подкосились.
«Влагалища связок», — мелькнуло в голове. Он вспомнил как врач, осмотрев снимок УЗИ его коленных суставов, впервые произнёс это неприятное словосочетание: «У вас воспалены влагалища связок». Непонятно, что в тот момент расстроило Глеба больше, сам диагноз или его название. Тогда, в коленях была такая же слабость, ноги словно подкашивались от любого напряжения, при этом тупая боль пронизывала сустав. Он травмировал ноги во время тридцатикилометрового марш-броска по «Столбам». Уже перевалив за экватор похода, колени начали ныть на спусках, а от «Первого Столба» к основной дороге Глеб спустился едва ковыляя. Бинтов ни у кого не осталось, но было необходимо преодолеть последние семь километров бегом в строю. Недолго думая он снял бандану и порвал её надвое. Несколько лет тому назад, ещё до свадьбы, они с Олей отдыхали в Коктебеле и купили две банданы — синюю и зеленую, с одноимённой надписью по диагонали. Надпись на разорванной бандане сразу утратила всю свою романтичность. «КОКТ» Глеб туго завязал на правом колене, а «****Ь» затянул на левом. Он не помнил, как он бежал, кто бежал рядом с ним, помнил лишь, как чья-то терпеливая рука регулярно подталкивала его сзади, когда он время от времени начинал немного замедляться.
Теперь эти нелепые слова, как осколки мозаики, выбитые ударами с внутренней поверхности черепа, упали куда-то в подсознание. Только сейчас «КОКТ» был слева, а «****Ь» — справа. «КОКТ»-«ЕБЕЛЬ», «КОКТ»-«ЕБЕЛЬ», колени окончательно подкосились и Глеб коснулся перчаткой пола. Выкрашенный голубой краской фанерный пол приблизился настолько, что стали видны мелкие трещинки. Эти трещинки вдруг начали медленно и плавно передвигаться, словно органоиды каких-нибудь простейших одноклеточных. Но в этом движении присутствовала какая-то упорядоченность, они будто выстраивались в ряды странных символов, напоминающих китайские иероглифы. В какое-то мгновение Глеб понял, что может их прочесть: «Только думающий воин способен…».
«Глеб продолжать можешь? Сорок пять секунд», — кролик в футболке и спортивных штанах тревожно и вопросительно смотрел на него. Глеб утвердительно кивнул головой.
«Надо было не рвать дистанцию, а сразу вязнуть в рубке», — он ухватился за эту мысль, приплывшую к нему откуда-то извне как за спасательный круг. «Да, по тактике у меня нет шансов, а по выносливости я сильней, и он это знает, потому и предложил не сильно рубиться, значит, он боится меня в рубке. И жилет не одел не из-за бравады, а потому что просто устал, а в жилете — тяжелее. Я не вижу его удар, но я знаю, что он начинает контратаковать справой. Вытащить его на контратаку и сразу нырнуть под предполагаемую руку, он провалится, встретить его правой в корпус, хлёстко, в печень и задавить серией ударов, чтобы не мог отдышаться». Рисунок предполагаемой атаки настолько четко проступил в сознании Глеба, что он вновь ощутил себя участником рекламы батареек, но теперь «Энерджайзер» был в нём, оставалось только «убедить» в этом соперника.
Глеб, не видя даже начала движения правой, как бы заранее нырнул под предполагаемую руку и оказался прав. Кирюха «провалился», «провал» забирает много силы, ведь нужно самому остановить разогнавшуюся массу своего тела, но масса тела Кирилла, в области печени, наткнулась на летящую навстречу перчатку Глеба. «Сейчас мы с тобой на тактику поработаем», — думал, окрылённый удачей боец, продолжая навешивать удары. Конечно, это были не такие сильные и хлёсткие удары как у Кирилла, но поставленную задачу они выполняли. Всё же, Кирюхе удалось вырваться из ближнего боя и, контратакуя, он попытался нанести удар голенью по внешней поверхности бедра, но силы были уже на исходе, и движение получилось смазанным. Глеб это почувствовал и почти рефлекторно успел подхватить его ногу и плотно прижать к бедру. Затем он начал активно отступать увлекая за собой ногу противника и заставляя того комично подскакивать вслед на одной ноге. Свободной рукой он втыкал удары в глухую оборону Кирилла, не без удовольствия приговаривая про себя на каждом: «****Ь…ЕБЕЛЬ…ЕБЕЛЬ… Тактику тебе? На тебе, тактику. ЕБЕЛЬ…ЕБЕЛЬ…».
«Время!», — по залу пронеслась звучная команда тренера…
Сняв защиту и отдышавшись, Глеб сел на пол, прислонившись спиной к стене. Другие ребята готовились к поединкам, облачаясь в уже немного влажные доспехи. Он сидел и смотрел на них не то чтобы безучастно, а как-то отстранённо, будто всё ещё находился в том самом зрительном зале. Всем своим видом Глеб напоминал взмыленную собаку, изрядно потрёпанную во время отработки навыков активной защиты от нападения животного каким-нибудь спецом. Но судя по тому, что в её пасти был крепко зажат небольшой обрывок штанов, как раз с того места, где они ещё не успели разойтись на гачи, было ясно, что «жертва» ему не понадобится.
Минут через двадцать Глеб уже вышел на улицу и подошёл к машине, следом за ним, не спеша, шёл Кирилл. Хотя, Кирилл был «без колёс» у Глеба никогда прежде не возникало желания предложить его подвезти, он даже не знал, в каком районе города тот живёт.
— Тебе в какую сторону?
— В центр.
— Поехали, мне по пути.
Сев в машину, Кирилл попросил притормозить возле ларька на остановке. Глеб так и сделал и тот, быстро сбегав туда и обратно, принёс литровую бутылку минералки. Он осторожно открыл крышку, из-под которой с шипением вырвался газ и протянул минералку Глебу. Глеб сделал несколько глотков живительной влаги и, поблагодарив, вернул бутылку.
Они ехали молча, за всю дорогу перебросившись лишь парой фраз. Фраз незначительных, смысл которых тут же испарился из их сознания, оставляя лишь нить взаимного уважения, незаметно пронизанную ими где-то в глубине сказанных слов.
Кирилл, попрощавшись, вышел в центре. Начался дождь, сначала медленно, но постепенно усиливаясь, через несколько минут он превратился в настоящий ливень. Пешеходы, застигнутые врасплох, жались, кто под кронами деревьев, кто на автобусных остановках. Незаметно на дороге появились лужи, а шум ливня всё нарастал, как бы изолируя Глеба от внешнего мира в его маленьком, уютном мирке салона автомобиля. Хотя, ливень, конечно, и не ставил перед собой такой цели, он просто был в данный момент, как некое явление природы или даже как существо, со своим рождением, детством, юностью и так далее. Но мысли Глеба были заняты размышлениями совсем иного рода. Дождь не интересовал его ни в каком из приведённых выше обличий, правда и о поединке он тоже уже не думал. Он думал о боли, о страхе, о неисполнимом желании утолить жажду воздуха во время боя, но больше всего его беспокоил вопрос, по странному совпадению возникающий в его размышлениях почти сразу после спаррингов — «А зачем мне это надо?». Глеб как бы накладывал этот вопрос на описанные выше ощущения и он (вопрос), то становился огромным, закрывая их все сразу, то многократно сжимался, и уже ощущения казались какими-то почти монументальными на его фоне. Ответ на вопрос был где-то совсем рядом, Глеб это чувствовал, но как только он, словно начиная поднимать его откуда-то из глубины, пытался извлечь его наружу, ответ приобретал какую-то нелепую пафосность и громоздкую угловатость. А там, в глубине, хотя его ещё и невозможно было озвучить, но он как бы осязался чем-то очень твердым и компактным. Наконец, Глеб оставил эти безрезультатные попытки дать сколь-нибудь вразумительный ответ на мучивший его вопрос. Его машина стояла на перекрестке, дожидаясь зеленого сигнала светофора, Глеб скучающим взглядом посмотрел на стекающие капли стареющего дождя, они медленно двигались вниз по его боковому стеклу, и их движение, вдруг, стало обретать некоторую закономерность. Он тут же уловил её, она имела ту же природу и пыталась общаться с ним на том же странном, и возможно одному Глебу понятном языке. Символы, похожие на иероглифы, как бы стекая в стройные ряды, образовали надпись на боковом стекле. И Глеб понял, что в ней и заключен ответ на только что терзавший его вопрос: « Прошедший путь воина сможет …», но ему так и не удалось узнать, что же, сможет прошедший путь воина. Поворачивающая налево машина окатила его автомобиль от колёс до крыши, не дав ему дочитать надпись до конца. Загорелся зелёный…