Locus sigilli

Евгений Фролов
Мой друг подходит к окну, его перечеркнутая подтяжками спина заслоняет серое небо, мертвые ветки дерева (о котором я ни разу не подумал, как о чем-то живом, пока оно наконец не засохло), и дальние небоскребы, что торчат, как гвозди, из наспех прибитых к городу окраин. Сажусь на что-то скрипучее. Нет сил смотреть: дежурный пейзаж, locus sigilli...
Как, однако, медленно тянется жизнь... Присутствие моего друга постоянно внушает мне чуждые, пугающие меня мысли о ее значении, смысле... Он только что вернулся из одной из своих, кажется, весьма опасных, поездок. В ответ на вопрос о том, куда именно он ездит, он каждый раз отвечает с усмешкой, что вернулся из Туманности Андромеды. Он стоит, навалившись лбом на стекло, и мы угрюмо наблюдаем за тем, как свет в комнате меркнет; на окне, на столе, на полу - пустые бутылки из-под редких, описанных еще древними, н е д о п и т ы х ими вин. На спинке стула - его пиджак, на лацкане - директорский значок известной в столице фирмы. Поперек кресла, как жирный кот, - распухший от важнейших бумаг кейс. Возможно, там его последний роман... Свой досуг он отдает литературе... Мы молчим пять, десять, двадцать минут - с тем же успехом могли бы пройти часы. Привыкнув друг к другу, мы отвыкли от условности, принуждающей к досужему разговору; более того, с некоторых пор мой друг придает молчанию все большее значение; и часто, часто он сочетает его с литературным творчеством. Обычно он предается ему, бывая у меня в гостях; он повествует - я обращаюсь в слух, и мне кажется, что у него дар художника слова; но его рассказы нисколько не тревожат тишину и покой моей комнаты, хоть я знаю наверное и готов поспорить с кем угодно, что немедленно, безотлагательно он переходит к самой сути, подобной удару кулаком по столу, к той идее, которой чуждо о б ъ я с н я т ь с я. Я одобряю его выбор, ибо это - доведенный до высот искусства, превзошедший - по крайней мере, здесь и сейчас - понятие абсурда х у д о ж е с т в е н н ы й жанр, в пределах которого он считает невозможным, неуместным давать какой-либо отчет читателю, слушателю; de facto - морали, закону - кому и чему-либо. Это было бы чуждо всему стилю его жизни. Он так и остался навсегда у проведенной им черты и творит для тех, кто внемлет тишине. Сотворение дружбы подобно росту всего живого - неслышен этот рост...
...О, попробуйте, попробуйте как-нибудь выстроить в строгий логический ряд то, что вы хотите сказать, пропустив при этом все то, что вы считаете САМО СОБОЙ РАЗУМЕЮЩИМСЯ, - разумеющимся само собой для ваших чувств, памяти, совести, виденья мира, - произнесите элементы этого ряда вслух, скажите это все самому себе перед зеркалом - и вы увидите, как мало остается для понимания посторонних!.. Как часто вы смотрите на свое отражение в тишине, мечтая, как это делали и до вас, о друге!
Так и не нарушив молчания, мы смотрим на немые стены города, глядим в опустевший двор, встречаемся взглядами; в его глазах - твердость внушения: теперь он знает, что я побывал в его мире; он берется за ручку кейса: я вижу ясно, как тот тяжел: там, на самом дне, под копиями договоров - наиважнейшая, еще не подписанная им бумага с пустующим locus sigilli - приговор себе: ergo предстоит драма; он еще полон жизни, он лишь опасно переполнен ею, но опасность - его спутник; ему лишь тесно в конце своего пути, в моей комнате, в конце рассказа; он наконец пьет последний бокал, шатаясь, делает шаг, глядит сквозь меня, и я завидую, завидую его умению творить, отсекая все лишнее, пропуская начало и жертвуя концом, оставляя лишь молчание, подобное черному квадрату; но теперь надо расстаться; я сам вижу, что рассказ готов, так вполне готов, словно все уже легло на бумагу и осталось в наполненном смыслом прошлом, и - как скоро приходит пора прощаться!


Март 2009