Маленькая солидарность

Роза Исеева
За нами гнался сторож. Он бежал, размахивая  палкой и  что-то выкрикивал. Слов было не разобрать, их вполне заменяла внушительная интонация. То слева, то справа от меня падала палка, которую сторож поднимал и вновь закидывал нам вслед.  В любой момент она могла вполне ощутимо коснуться, и я бежала изо всех моих одиннадцатилетних сил. Интуитивно чувствуя, что сторож вновь замахивается, я непроизвольно сжималась, ожидая  удар. А сад казался нескончаемым.

-Хоть бы одного поймать, - послышалось близко за спиной.

Поймать он хотел, скорее всего, меня. Я бежала последней. Очень мешала шляпа, которая то и дело сползала на глаза. Дышать становилось труднее, в боку начинало покалывать. Манило коварное желание упасть и лежать, и будь что будет. Но надо было бежать. Ведь мальчики бежали. И не мешало доказать  им, пятки которых мелькали впереди, что я не слабее. Да и быть пойманной совсем не хотелось. Оглядываясь, они умудрялись давать мне прерывистые, но весьма «важные» команды:

- Беги быстрее, дура!
- Не отставай!
- Не выкидывай яблоки!

Как они догадались, что я собираюсь их выкинуть?  Пока это было только в бегущих вместе со мной и оттого беспорядочных мыслях. При всём желании я не могла быстро избавиться от яблок. Мне казалось, что если оставить их в саду, то сторож сразу и отстанет.
Специально туго завязанный поясок  никак не хотел развязываться, а доставать из-за  пазухи на бегу не получалось. Яблоки топорщились и очень мешали.  При том, что каждое  содержало в себе угрызение моей пионерской совести,  казались ещё и очень  тяжёлыми. Почему я поверила мальчикам, что сад заброшенный и что яблоки валяются на земле и даже гниют? Ни одного гниющего я не увидела. А чтобы набрать их, яблони пришлось долго трясти.
Поясок, наконец, развязался, и из-под платья хором высыпались и покатились яблоки. Я остановилась. Неугомонный сторож приближался. Не успев отдышаться,  я опять пустилась в бег.
Впереди показалась высокая стена. Я поняла, что это ограда и что тянуться она будет долго. Мальчишки неожиданно исчезли. Сторож не отставал. Меня охватило отчаяние.  Не видя в обозримом пространстве выхода, я было заметалась, как вдруг чья-то рука втащила меня в кусты, за которыми оказался хоть и узкий, но вполне достаточный  пролом в бетонной ограде сада.

- Из-за тебя чуть не попались. Не можешь что ли быстрее бегать? – недовольно ворчал мой двоюродный брат Талгат, который вместе с друзьями и вовлёк меня в эту затею и который был приставлен ко мне бабушкой на время каникул.

Некоторое время мы ещё бежали. Сторож отстал, и мы все разом повалились на землю. Отдышавшись, я заметила, что на голове нет шляпы. Как ни старалась сдержаться, но по щеке покатились слёзы.

- Из-за какой-то шляпы будешь реветь? Ты всё равно как "негра". И дурацкая она была, -  безжалостно резюмировал брат, вероятно думая, что шляпа мне нужна исключительно для того, чтобы прятать лицо от солнца.

Откуда ему было знать, что о шляпе я мечтала ни мало, ни много с шести моих сознательных лет и тайно перед зеркалом не один раз воображала себя в ней.
Однажды, я увидела приезжую городскую девочку в невиданном ранее летнем головном уборе. Это была не тряпичная панамка с пуговицей на макушке и с узкими простроченными полями, которую мне шлёпали на голову, лишь бы солнце не припекало.
Это была настоящая шляпа. Спереди слегка отогнута, совсем чуть-чуть, так что лицо всё же оставалось прикрытым, с боков и сзади приспущена. Букетик из мелких лепестков и листочков немыслимых цветов красиво сидел сбоку. Ленточка вокруг головки переходила сзади в пышный бант. Подбородок обрамляла подобранная в тон ленты, резинка. 
Эта девочка в удивительной, недосягаемой для меня шляпке, долгие годы была эталоном красоты и ещё чего-то необыкновенного, к чему слов я тогда не могла подобрать. Сейчас знаю, что это был  девичий шарм, с мягким намёком на будущий женский. С тех пор я решила, что из-под полей шляпы взгляд должен  быть непременно таинственным и загадочным. По крайней мере,  так я  воспринимала её насмешливые глаза, несколько пренебрежительно разглядывающие нас, маленьких ситцево-линялых сельчанок. Ни её изящные туфельки, (а не жёсткие сандалии, носовую часть которых вырезали для пальцев выросшей за лето ноги), ни шёлковое платье необычного фасона, не привлекли меня тогда настолько, насколько я была ошарашена той шляпой с широкими упругими полями, и которая так очаровательно обрамляла лицо. Мне казалось, что стоит только надеть такую шляпу, и обязательно станешь красивой как на картинах, которые я любила разглядывать в книжках.

И вот через пять лет она была, наконец, куплена, да и то, потому что отправляли на лето к бабушке в город. И, чтобы не ударить лицом в грязь перед городскими, меня приодели, купив в нашем сельпо обновы. Среди них  была и шляпа, правда, далеко не та, запомнившаяся до мельчайших подробностей, о которой я мечтала, но всё же шляпа.

Талгату дома досталось крепко. Меня, расстроенную, бабушка стала жалеть, отчего я расплакалась  ещё больше. Утром бабушка повела меня в тот самый сад на поиски шляпы. Подходя к сторожевому домику, я заметила девочку лет семи. Она танцевала, смешно подпрыгивая, одной рукой придерживая  на голове мою шляпу, другой – приподнимая подол платья, напевая песенку без слов, состоящую из затяжных, мелодичных ля-ля-ля. Почему то кружилась она  в одном месте, хотя свободного пространства вокруг было много. Потом я поняла, что ей непременно надо было  смотреть на своё танцующее отражение в окне.

- Твоя? – спросила бабушка. Я молча кивнула. 
Глядя  на танцующую девочку, я  боялась, что мы ненароком вспугнём её,  и  можем обрушить вдруг сбывшуюся её мечту.
- Бабушка, я же потеряла шляпу, – взяв её за руку, тихо сказала я.
- Ну?!
- Тогда пойдём домой.