Мама. Дорога в небеса...

   
(Отрывок из романа)

Силы постепенно покидали мать. Она сильно исхудала, осунулась. В единственной комнате, где она лежала, чувствовался неприятный запах мочи. Дряблая, землисто-серого цвета и со следами расчесов, кожа местами буквально висела парусом. Только на увеличенном до огромных размеров животе, она была гладкой и лоснилась, одновременно просвечивая под собой расширенные и извилистые вены.
Она уже не могла ухаживать за собой. А, чтобы бороться с неприятным запахом, который угнетал ее, необходимо было хотя бы через день принимать ванны. Александр встал перед необходимостью самому купать ее. Ему пришлось долго уговаривать мать, пока та  сама не поняла, что своими силами она этого сделать не сможет. Беспомощность матери и жалкое состояние ее тела задели его настолько глубоко, что после первой процедуры он зашел на кухню, закрыл за собой дверь, и расплакался.
Он уносил ее на руках, бережно опускал в ванну, поскольку она сидеть не могла, и засучив рукава, аккуратно, не спеша, купал ее. Иногда слезы накатывали на ее глаза и со словами «прости свою маму, сынок!» она целовала своими шершавыми губами его руки. Это глубоко задевало его, но он старался не подавать вида, отвечая фразой «ну, что ты, ей богу, мама?!» и тоже целовал ее в лоб. После мытья он аккуратно обтирал ее, тщательно высушивал значительно поредевшие волосы и, обернув ее полотенцем, уносил в постель. Там он переодевал ее в чистое белье, которое сам же стирал, а на голову надевал легкую вязанную шапочку.
Мать буквально придерживалась культа чистоты, чему всегда приучала и сына. Именно поэтому после каждого купания она чувствовала себя значительно лучше. Непременной процедурой после принятия ванны было совместное чаепитие, во время которого Александр читал ей отрывок из какого-нибудь литературного произведения. Он подсознательно чувствовал, что это именно то, что придаст ей сил и отвлечет от мыслей о собственной беспомощности. Однако подобрать что-нибудь подходящее было непросто, поскольку мать была весьма прихотливой в этом вопросе, да и мировую классику почти всю успела прочитать.
Удивительная и непредсказуемая это вещь, именуемая словом жизнь. Прожить ее так,  чтобы потом не было больно и обидно за себя, нелегко, но уйти из нее также достойно, будучи обреченным и медленно умирающим больным, гораздо труднее. Одни при этом отчаянно цепляются за малейшую надежду, используя любой, даже призрачный, шанс остаться в живых, другие, увы, озлобляются на весь мир, превращая жизнь окружающих в сущий ад, третьи тонут в черном омуте депрессии… И лишь малой их части удается оставаться личностями, уравновешенными и понимающими свое состояние, осознавая тот дьявольски безжалостный факт, что достигнут предел возможностей современной медицины,  и что не меньше них страдают и их родные и близкие.
Но, пожалуй, больше всего в таких ситуациях зависит от тех, кто находится рядом. Найти в себе силы окружить обреченного на смерть человека любовью и заботой, зачастую вопреки нечеловечески тяжелым вызовам судьбы, без сомнения, является вершиной человеческих возможностей, как физических, так и нравственных.  Печально, но таких в этой жизни не так много. И не будет преувеличением сравнить их с эталоном духовности, независимо от его интеллекта и уровня образования. Александр через всю свою жизнь пронесет уважение к таким людям, считая их достойными и глубоко нравственными личностями.
А жизнь, тем временем, продолжала испытывать его на прочность, будто решив во что бы то ни стало сломить его, доказать, что в этом мире всему есть предел, в том числе и человеческому мужеству. Зимой того же года у матери появились боли в ногах, которые становились все сильнее и сильнее, лишая ее сна и покоя. Никакие мероприятия, в том числе и аппарат «искусственная почка», на котором матери периодически очищали кровь, облегчения ей не приносили.  Александр находил любую возможность во время занятий и дежурства заглянуть домой. Он был глубоко подавлен, в этот период его успеваемость значительно ухудшилась. Бессонные ночи давали о себе знать – он стал рассеянным, часто засыпал на занятиях. И, где бы он ни был, мысли о матери не покидали его. Где-то в глаза ему попались стихи. Попались и отпечатались в памяти навсегда. Сам не зная почему, он читал и читал их про себя:
Не клонись-ка ты, головушка,
От невзгод и от обид,
Мама, белая голубушка,
Утро новое горит.
Все оно смывает начисто,
Все разглаживает вновь…
Отступает одиночество,
Возвращается любовь.
И сладки, как в полдень пасеки,
Как из детства голоса,
Твои руки, твои песенки,
Твои вечные глаза.
Вскоре боли усилились настолько, что она перестала спать. Александр знал характер матери, ее удивительное терпение и стойкость, которые не раз были испытаны жизнью. Но эту боль, сверлящую и грызущую изнутри ноги, вынести была не в силах. Она кричала и плакала, не находя себе места. К концу зимы на подушечках и между пальцев стоп, мертвецки бледных и холодных, появились и стали неумолимо расширяться зловещие синие пятна. Осмотревшие ее хирурги были однозначны в своем мнении, которое и озвучили один на один с Александром: «Начинающаяся гангрена, без ампутации она долго не протянет».
В тот же день мать подозвала Александра и тихим голосом попросила привести к ней священника. Ближе к вечеру у ее постели уже стоял отец Василий, мужчина 50 лет,  в длинной черной рясе, высокого роста, с удивительно живописным и умиротворяющим лицом, похожим на лик самого Христа. Подведя его к постели матери, Александр удалился на кухню, прикрыв за собой дверь.
Он сидел, облокотившись о стол. Он не спал почти трое суток, но даже эта смертельная усталость не могла перебороть его чудовищного психического напряжения. Но мыслей в голове небыло, она была заполнена немой пустотой.
 Где-то через полчаса он опомнился от стука в дверь. Она приоткрылась и на кухню вошел отец Василий. Александр инстинктивно встал. Священник, положа руку на его плечо, спокойным и внятным голосом спросил:
- Как тебя зовут, сын мой?
- Александр.
- Сколько тебе лет?
- Двадцать два.
- Работаешь?
- Нет, учусь.
- Где?
- Пятый курс медицинского института.
- Врачи близки к богу. Но все в руках божьих, и наша жизнь в том числе. И даже судьба твоей мамы. Пути господни неисповедимы и нам остается лишь верить и молиться господу. На таких людях, как ты с мамой, держится наша матушка Россия. Терпения тебе, сын мой, и бог вам в помощь.
     Изобразив движениями руки три раза крест перед Александром, отец Василий поцеловал его в голову и вышел.
На следующий день мамы не стало. Это было 19 апреля, в четыре часа утра. Она тихо заснула, чтобы уже не проснуться никогда.
Александр долго и неподвижно сидел перед ее стынущим телом. Он всю жизнь будет помнить то свое состояние – полной душевной пустоты и безразличия. Эмоции отсутствовали, на глазах не выступила ни одна слезинка, словно мать унесла на небеса с собой его душу, оставив на земле пустое и осиротевшее тело.
 И лишь через день после похорон в нем разразилась невиданной силы буря. На него нахлынули запредельной силы чувства, которые невозможно описать одним словом. Это была какая-то дъявольская смесь неутешного горя, разрывающей сердце печали, протеста, обиды… Он стал нервно ходить по комнате и рыдать. Периодически останавливался  и, упершись лбом об стену, бил по ней кулаками, надрывно повторяя: «Прости меня, мамочка! Прости, если сможешь! Я не знаю, как буду жить без тебя!». В этот момент он ненавидел себя, считал, что мог бы сделать для нее значительно больше, чем сделал. Он понял, что они с матерью были частью друг друга, сиамскими близнецами, у которых общее сердце и душа. Ему казалось, что это невозможно пережить, что вот-вот что-то должно случиться – или он сойдет с ума, или у него разорвется сердце. Выпив холодной воды, он немного успокоился и, закрыв глаза, откинулся на кресло. Но через минуту гримаса плача вновь перекосила его лицо, он вскочил и стал  опять судорожно ходить взад-вперед по комнате…
Так продолжалось около двух часов, пока у него не появилась нестерпимая головная боль. Это организм включил механизм самозащиты, пытаясь предотвратить самоуничтожение. Сказались еще хроническое недосыпание и усталость. Он выпил таблетку аспирина вместе с настойкой валерианы и, сев в кресло, заснул. Так, сидя, он проспал почти сутки.
Маму похоронили в деревне, рядом с могилой отца, как она и просила. Она не дожила до полных пятидесяти лет чуть больше месяца. На похоронах присутствовала верная подруга их семьи баба Таня, несколько человек с последней маминой работы, ее дальняя родня, приехавшая из соседней области, и родственники со стороны отца.