© Владимир Кривошеев
В сознании миллионов капитан Кусто запечатлелся как изобретатель акваланга, ныряющего блюдца, подводных домов, исследователь морских глубин и автор замечательных фильмов и книг о «мире безмолвия». Разумеется, это немало. Это очень много. Но Кусто сделал больше. Он заложил основы принципиально новой общественной науки – Науки жить на Земле и во Вселенной в настоящей гармонии с окружающим миром. Об этом – очередные главы моей книги
YI
В ГАСКОНСКОМ ЗАЛИВЕ
Миновав пролив Пертюи-д'Антьош, «Алкиона» вышла на просторы штормового Бискайского залива, который французы справедливо именуют Гасконским, потому что его воды омывают побережье Гаскони. Этот залив, как истый гасконец, отличается буйным нравом. В подтверждение своей репутации он встретил нас крепким порывистым ветром и крутыми волнами, которые совершенно бесцеремонно обходились с нашим небольшим судном. Однако грубоватые бурные приветствия гасконца не смутили и не обескуражили нас, а, напротив, усилили общее приподнятое настроение. В воодушевлении от красивого начала и в предвкушении увлекательного продолжения экипаж собрался в кают-компании на свой первый совместный ужин на борту «Алкионы».
Бордо урожая 1978 года
Восседавший во главе стола Кусто с любопытством наблюдал, как разношёрстная команда делит места на почестном пиру. В нашем распоряжении был диван вдоль поперечной переборки между каре и машинным отсеком и длинная скамья без спинки напротив. Возникшее поначалу броуновское движение упорядочили капитан и старший механик. Они довели до сведения экипажа, что всегда будут сидеть у свободного края стола: один у двери в машинное отделение, другой у прохода в рубку. Это уведомление помогло быстро определиться остальным. Научно-техническая группа заняла мягкий диван по левую руку от стармеха. К учёным мужам Бертрану и Дени присоединился кинематографист Луи. Американец и русский выбрали соседство с капитаном на жёсткой скамье. Здесь же разместились Жан-Мишель и электрик Требоз. Впоследствии экипаж спонтанно придерживался этого порядка. И, как каждый из рыцарей Круглого стола, никто из нас не чувствовал себя ущемлённым, вероятно потому, что Кусто ощущал себя королём Артуром.
Без определённого места остался лишь Бертран Сион. Выполняя обязанности кока и официанта, он редко подсаживался к нам и чаще проглатывал пищу у барной стойки около плиты. В этом он походил на Гарета Белоручку, младшего племянника короля Артура, который из скромности работал при дворе слугой, прежде чем стать рыцарем. И, надо сказать, впоследствии Бертран занял-таки достойное положение...
Дав суете вокруг стола уняться, Кусто, постучал по бокалу вилкой:
- Сообщение для всех! – произнёс он величавым тоном оратора-адмирала.
Все тут же присмирели и обратились в слух.
- Плавание началось! - после веской паузы отпечатал Кусто. – Прошу соблюдать на корабле дисциплину и порядок. Распоряжения капитана Бернара Деги (на судне - он главный!) следует выполнять неукоснительно, всем без исключения. По окончании ужина членам экипажа - ознакомиться с графиком вахт и дежурств по уборке помещений.
Закрутив гайки, Кусто оставил тон строгого командира и перешёл на интимную торжественность:
- А теперь я предлагаю тост за успех нашего предприятия. За удачу!
Экипаж с энтузиазмом откликнулся на приглашение осушить бокалы в честь Фортуны.
Для неординарных случаев Кусто прихватил с собой пару дюжин отменного бордо урожая 1978 года из погребов своей двоюродной сестры. Между прочим, вино того года относится к категории Great Vintage - Великий Урожай. Насколько хорош напиток? Если оценивать деньгами, то сегодня стоимость одной бутылки может доходить до – 26 000$… Если положиться на вкусовые рецепторы, то они затрепещут от удовольствия и шепнут вам, что ничего более великолепного вы не дегустировали. Если же судить по отклику души, то выпитый вами стаканчик бордо 1978 года выльется в умилительное состояние благостности и дружелюбия.
Отпробовав великолепный букет, участники застолья вновь расслабились, оживились и возобновили перекрёстное общение.
За ужином я познакомился ещё с одним членом экипажа – американским учёным-биологом и научным журналистом Ричардом Морфи. Он прибыл перед самым отплытием «Алкионы», поэтому не попал в портретную галерею команды, написанную мной на «Постоялом дворе». При первой встрече я принял Дика за фотокорреспондента крупного заокеанского издания. Вплоть до церемонии проводов он держался особняком и непрерывно снимал «Алкиону» с разных ракурсов: с берега, с моря, с небес, появляясь то на краешке причала, то на снующей вокруг судна моторке, то в дверях кружащего над нами вертолёта. Выглядел незнакомец кинокартинно, по-вестерновски. Седеющие виски. Твёрдый подбородок. Твёрдый взгляд. Твёрдая рука. Высокий, поджарый, ловкий, он сноровисто, навскидку, прицеливался и в сумасшедшем ритме щёлкал затвором… Отстрелявшись, «фотоковбой» одним махом перенёсся на палубу – и через пару минут, переоблачившись из джинсового костюма в парадный комбинезон, примкнул к нам. В нашем полку прибыло. Своё место в строю занял недостающий американец, о котором упоминал Кусто. При ближайшем знакомстве доктор Морфи оказался вовсе не ковбоем, а мягким, учтивым, предупредительным интеллектуалом. У нас его бы причислили к потомственным интеллигентам… Представители двух противоборствующих держав, мы скоро сошлись и испытывали друг к другу полное расположение.
Несмотря на то, что до недавнего времени большинство участников экспедиции вовсе или почти не знали друг друга, контакт и взаимопонимание между многими установились довольно быстро. Правда, притирка не во всех случаях проходила гладко. Непроизвольно сталкивались характеры, честолюбия, амбиции. Поначалу коса нашла на камень в отношениях между капитаном Бернаром Деги и механиком Жозефом Гийу. Решая рабочие вопросы, находившиеся в их общей компетенции, они то и дело вспыхивали, вступали в перепалку, а поостыв, косо поглядывали друг на друга. Потом, обтесав острые углы и расставив все точки над «i», стали добрыми приятелями.
Я быстро подружился с Ги Жуасом. Во многом этому поспособствовала наша общая победа в эфире. К тому же мы оба были радийщиками и, что немаловажно, - курильщиками, единственными на борту в первые дни плавания. В то время Жо Гийу, в страшных мучениях, ещё скрывался в стане некурящих. А Кусто и Деги лишь изредка аристократично попыхивали дорогими сигарами ради изысканно ритуального удовольствия.
Мечты сбываются
После ужина мы с Ги вышли на корму покурить.
Темнело. С наступлением сумерек гасконец поостыл. Волны стали мягче, но время от времени взметались над бортом, как огромные чёрные крылья с белыми перьями на концах или как плавники исполинских рыб. Это впечатляющее действо будоражило воображение. И вот уже замелькали по сторонам морские божества. То тут, то там плеснётся нереида – сверкнёт над тёмной водой прекрасная белая грудь – и, обратившись в пену, растает…
Внезапно в пространство, освещённое огнями рубки, впорхнула пичуга. Без каких-либо признаков принадлежности к отряду водоплавающих, она была скорее похожа на воробья. Немного потрепыхавшись почти на месте, нежданная гостья уселась на антенну. «Бедняжка! - посочувствовал я заплутавшей птахе: мы находились уже милях в 60 от берега. – Трудно ей будет добраться до родного гнезда – 111 километров как-никак. Воробью такая дистанция не по крылу: он и 15 километров без передышки не пролетит - сердчишко не выдержит…» Но мои переживания были напрасны. На антенне сидел бывалый рыбак. Вскоре по соседству пристроился его товарищ. Ги объяснил мне, что эти птицы – он не помнил названия – уходят в море на промысел вместе с рыболовецкими судами. Их появление означает, что где-то рядом – рыбаки. Чтобы убедится в этом, мы зашли в рубку и, действительно, на цветном экране радара увидели несколько плотных стаек светящихся точек вокруг «Алкионы». Это говорило о близости скоплений плавающих объектов. Через минуту слева и справа по борту показались сами суда и судёнышки рыбацкой армады. Пока мы проходили сквозь беспорядочный строй разношёрстных посудин, нас посетили десятка два «морячков», как я их окрестил. Но визитёры не задерживались. Расторопные птицы быстро соображали, что поживиться здесь нечем, и возвращались на свои «базы», где можно было подкормиться всякой мелочью.
Позже я выяснил, что мои «морячки» представляли одну из разновидностей зимородков, обитающих на обрывистых морских берегах. Они не столь ярко окрашены, как их речные и озёрные собратья. И поэтому при ночном освещении, гасящем цвета, я не сумел угадать в них племя Алкионы. Жаль, что прозрение пришло с опозданием. Какой символ упорхнул от своевременного понимания! Первый визит «Алкионе» нанёс зимородок!.. Это ли не знак расположения свыше к новому судну и к экспедиции! В личном же плане я упустил шанс обрадоваться долгожданной встрече с живым зимородком. Насмешка судьбы: мечта сбылась, а нам и невдомёк… Впрочем, от меня не ускользнуло то, что мои отроческие фантазии о дальних морских походах, изложенные некогда в виде мемуаров бывалого моряка в школьной тетрадке, на глазах воплощаются в фантастическую реальность!
Лево руля! Право руля! Так держать! Мы забрали немного к югу, уходя от толкучки, и вскоре легли на прежний курс – вест-зюйд-вест - западо-юго-запад или короче – WSW, если указывать курс в румбах. Однако в наши дни угол между направлением носа судна и истинным меридианом, то есть его курс измеряется в градусах. Очень точно, да сухо и не всем понятно. Согласитесь. Напиши я, что мы легли на курс 247,5°, мне надо было бы обязательно добавить: на западо-юго-запад… Но я это уже сделал. И буду делать в дальнейшем для полной ясности, пущей объёмности и вящей романтики. Как в старые добрые времена чистых морей и авантюрных открытий.
Вест-зюйд-вест! Полный вперёд!..
А рыболовецкая флотилия в сопровождении пернатого эскорта потихоньку двинула на север за косяком.
Занимательная топонимика
Гасконский залив богат рыбой. Всегда в наличии сардина, ставрида, скумбрия и камбала. Здесь место оживлённого промысла и постоянного соперничества французских и испанских – баскских - рыбаков. Бывало, конкуренция обострялась до баталий. Случалось даже, что французские сторожевые корабли обстреливали испанские рыболовецкие суда, посягавшие на галльские косяки сардин.
Противоречия в заливе распространяются и на его название. Французы, как я уже упоминал, неизменно величают залив Гасконским и не признают утвердившееся в мире географическое название Бискайский, которое восходит к имени баскской провинции на севере Испании – Бискайи. Но! Что интересно, сами испанцы тоже не соглашаются с международным сообществом и называют залив Кантабрийским морем в честь Кантабрийских гор, которые подступают к северному побережью Пиренейского полуострова. И лишь небольшая восточная часть этого моря, непосредственно примыкающая к Стране Басков, зовётся в Испании Бискайским заливом. По чьей же воле залив получил своё официальное международное название, если он омывает берега только Франции и Испании, которые именуют его по-иному – и каждая на свой лад? Понятное дело, без англичан здесь не обошлось… Судите сами, Бискайский залив по-английски так и будет – Bay of Biscay! И это неспроста. Но разберёмся. Англичане целых триста лет - с 1154 по 1453 годы - владели Гасконью. Они заполучили её вместе с герцогством Аквитания, в состав которого входила Гасконь, тоже герцогство. Для этого не потребовалось ни единого выстрела из лука или арбалета. Оба герцогства отошли Англии в качестве приданого наипрекраснейшей женщины своего времени Алиеноры Аквитанской, будущей матери короля-рыцаря и трубадура Ричарда Львиное Сердце, вышедшей в 1152 году замуж за вассала короля Франции - графа Генриха Анжуйского, который спустя 2 года – в 1154 году стал королём Англии Генрихом II Плантагенетом……..! Вдох! Интрига вдохновляет, не правда ли! Тем более что король Франции той поры Людовик VII был в течение предшествующих 14 лет предыдущим мужем Алиеноры… Но это отдельная увлекательнейшая история, которая ждёт своего талантливого романиста. Возможно, я когда-нибудь и возьмусь за неё… А суть интриги состоит в том, что не англичане владели Гасконью триста лет, а французы Англией три столетия. Однако это не всё. У Алиеноры Аквитанской, как и у самой Аквитании, баскские корни. Следовательно, и в ёё сыновьях, внуках и правнуках - английских королях династии Плантагенетов - тоже течёт кровь басков. Баски же в прежние времена назывались васконами (vascones). От Vascone и происходит Гасконь! К чему мы пришли? К тому, что Бискайский и Гасконский в названии залива – это одно и тоже, только на разных языках. Ну, а англичане здесь на самом деле почти ни при чём, пардон…сорри. Потому что Ричард Львиное Сердце, сын аквитанки и анжуйца, по большому счёту - гасконец-баск и француз в двуединстве, и лишь чуть-чуть англичанин по бабке императрице Матильде, наполовину шотландке. И даже если он или его потомок настояли на варианте топонима Бискайский, то сделал это баск-гасконец в них.
Стало быть, наш темпераментный залив в силу историко-лингвистических и политических хитросплетений имеет несколько параллельных топонимов. Но разнобой в названиях не меняет сути и характера объекта топонимической разноголосицы. Гасконский/Бискайский залив, равно как и Кантабрийское море, почти не бывает спокойным. Штили тут не водятся. А штормы – в изобилии. До 9 - 10 баллов с высотой волн 10 – 12 метров. В промежутках между штормами – докучливая качка. Моряки не жалуют строптивый водоём. Сложные условия навигации усугубляются здесь активным судоходством и интенсивным рыбным промыслом. Поэтому первые вечерние и ночные вахты Кусто поделил между собой и Бернаром Деги. Два капитана сменяли друг друга у штурвала каждые четыре часа. А я деликатно навещал их для расширения кругозора, пополнения запаса впечатлений и в практических целях…
Стремительная карьера
Когда я в очередной раз наведался в рубку, Кусто колдовал над пультом управления, прикидывая, стоит или не стоит «разворачивать» турбопаруса. Ветер был малоподходящий. Но «Алкиона», как обычный парусник, может идти вперёд переменными галсами - под углом или по касательной к ветру. Кусто начал манипулировать одним из турбопарусов, по ходу объясняя свои действия мне и Дику Морфи, который стоял с ним на вахте в качестве стажёра. Моим персональным наставником числился капитан Бернар Деги. В ближайшем будущем Дик и я должны были нести вахту самостоятельно, поэтому мы не упускали возможности запастись необходимыми знаниями и навыками. Правда, управление турбопарусами не входило в обязательную программу нашего обучения, но вникнуть в суть дела было крайне интересно и полезно.
В тот вечер «Алкиона» по-прежнему держала курс на западо-юго-запад при встречно-боковом юго-западном ветре, обтекающем её с левого борта, то есть шла левым галсом под острым углом к воздушному потоку (галс – движение, курс судна относительно ветра). За неимением ничего лучшего Кусто всё же установил турбопарус в наиболее подходящее в этой ситуации положение – привёлся к ветру - и включил вентилятор. Возник вибрирующий звук, похожий на звенящее жужжание или гудение пылесоса. Давление воды на гребные винты сразу же упало, о чём сообщили специальные датчики. Следовательно, турбопарус стал помогать дизелям. Через некоторое время Кусто повернул судно другим бортом к ветру – переменил галс с левого на правый. Левый борт – правый борт, правый борт – левый борт. Этот манёвр (оверштаг) необходимо повторять из раза в раз, когда парусник лавирует – меняет галсы - для продвижения вперёд при встречно-боковом ветре. Однако лавирование представляет собой зигзагообразную кривую, что увеличивает время прохождения от точки А до точки Б. У нашего же перехода был чёткий график, не допускавший длительных задержек в пути. По этой причине, за отсутствием постоянного бокового, попутно-бокового или попутного ветра, Кусто поначалу ограничивался отдельными экспериментами, испытывая турбопаруса при малейшей возможности поймать мало-мальски пригодный ветер.
Но вскоре «Алкиона» взяла курс на юго-запад, и опыты пришлось на время отложить, потому что нам в лоб неизменно дул прямо противоположный зюйд-вест. Нулевой угол между направлением ветра и носом (курсом) судна называется левентик (от фр. le vent – ветер (соответствующий французский термин – le vent debout)). В этом положении парус заполаскивает - и он становится бесполезным. Вместе с тем, турбопарусник, как и его классический собрат, умеет продвигаться под очень острым углом к ветру – от 10°, то есть почти против встречного воздушного потока. Такой курс судна относительно ветра получил название крутой бейдевинд (10 - 45°). Впрочем, при наличии исправно работающего гребного винта к сложному лавированию с использованием встречного воздушного потока стоит прибегать лишь в случае выхода из строя судовой машины. Вот вам, кстати, ещё одно преимущество кораблей, дополнительно снаряжённых турбопарусами. При поломке двигателя они не будут вынуждены беспомощно дрейфовать во время ремонта или в ожидании подмоги. А гордо проследуют на турбопарусах далее. И останутся на ходу, пока не иссякнет резервный источник электропитания…
Вразумительные пояснения Кусто помогли мне быстро восполнить пробелы в знаниях о парусах и вдохновили на внятные уточняющие вопросы. Это вызвало одобрительную реакцию моего педагога. Пройдя таким образом за один вечер краткий теоретический курс молодого матроса под началом легендарного капитана, я тут же получил от него звание вахтенного офицера. Столь стремительная карьера вскружила мне голову, и, ощутив кортик на левом бедре, а на плечах погоны, я вышел на корму – поостыть и проветриться. «Алкиону» здорово подбрасывало. Чтобы не вылететь ненароком за борт, пришлось усесться на прикреплённую к задней стенке рубки резиновую моторную лодку «Зодиак». Эта лёгкая быстроходная посудина в часы бездействия лежала на боку и служила нам удобным диваном для отдыха, бесед и перекуров.
Корма «Алкионы» замечательна уютом и функциональными удобствами. Срезанная, как ступенька, она значительно ниже остальной части судна и защищена от ветра и волн рубкой и бортами. У неё даже есть собственная миниатюрная гавань. Этим она обязана своей П-образной форме. Напомню, корма «Алкионы» раздвоена. Её правая по отношению к носу часть оборудована под мостик для ныряльщиков, левая представляет собой слип - пологую гладкую площадку для спуска на воду и возвращения «Зодиака». А между ними - пустое пространство - небольшая акватория. Тихая заводь, когда судно без движения, или кипящий водоворот - на полном ходу.
Пророчество Нерея
Спеша к Азорским островам, «Алкиона» шла на всех парах. Из-под днища вырывались пенистые потоки. Встававшие за кормой волны порой поднимались выше рубки. При ночном освещении они принимали причудливые очертания. Вдруг одна из волн замерла. Из неё возник седоволосый, седобородый морской старец Нерей, провидец будущего и мудрый советчик. Он переступил на палубу и уселся рядом со мной на «Зодиак». Вещий старик, явно, собирался что-то сообщить или посоветовать…
Нерей начал с того, что похвалил новый корабль. Ладный. Быстрый. Прочный. Никакие бури ему не страшны. Вот только турбопаруса надо бы понадёжнее укрепить... На Азорских островах подправите…
Название судна тоже понравилось морскому старцу. Имя Алкиона выбрано правильно: Эол, несомненно, будет покровительствовать своей дочери… Лично от себя Нерей, ведающий тихой погодой на море, пообещал 9 дней полного штиля в центре Атлантики. Но предупредил об уготованной нам буре вблизи Азорских островов и шторме поменьше, поджидающем «Алкиону» в Бермудском треугольнике. Будет весело… А вообще поход пройдёт вполне успешно. Немного помолчав, Нерей одобрительно отозвался о Кусто:
- В Глубинах благоволят к капитану за его душевное отношение к морским обитателям и почтение к водной стихии … Когда-нибудь он станет одним из нас…
-..?! – вскинув брови, я наконец осмелился задать немой вопрос.
Но Нерей приложил палец к губам и, легко поднявшись с «Зодиака», шагнул на прихлынувшую волну. На прощание он посоветовал мне отправляться спать…
Следуя подсказке вещего старца, я приподнялся, потянулся… и сообразил, что, скорее всего, грезил. Вероятно, сказалось действие бонина – специальной пилюли от морской болезни. Устраняя неприятные ощущения, она в то же время убаюкивает. Когда началась качка, я, по рекомендации Кусто, принял это снадобье, хотя и сомневался, что мне угрожает морская болезнь. Но Кусто веско заявил: «Вы не можете знать». И я согласился с этим доводом: действительно, опыта у меня не было. Поэтому в первое время, как и многие, я на всякий случай глотал бонин. Однако через пару дней определил, что мне не опасен распространённый на море недуг, и отказался от таблеток. Они буквально укладывают в койку, а в океане бываешь не часто.
Встряхнувшись, я увидел рядом с собой Кусто, который после вахты тоже вышел на корму подышать свежим воздухом. Он занял место Нерея, и мы разговорились.
Коммандан, как все обращались к нему на судне, поинтересовался, всё ли у меня в порядке: самочувствие, настроение. Я бодро отрапортовал о полном комфорте.
- Во всяком случае, аппетит у вас хороший! – заметил Кусто (за ужином я сидел по левую руку от него).
- Французская кухня не может не возбуждать аппетита!
- Как и ароматный русский борщ. Надеюсь, вы приготовите его нам как-нибудь.
- Постараюсь, - пообещал я, толком не зная рецепта национального блюда.
В итоге пришлось угостить экипаж лишь варёной картошкой с говяжьей тушёнкой, которую, по обычаю советских командировочных, отправляющихся за границу, я прихватил с собой на всякий случай. Кстати, тушёнка тогда была дефицитом в СССР и почти приравнивалась к деликатесам.
Кусто раскурил сигару и, понимая, что меня интересуют подробности, выказал свою готовность к расспросам. Я не замедлил воспользоваться этим и получил исчерпывающую информацию о результатах первых экспериментов с турбопарусами в открытом море. По словам Кусто, на деле турбопаруса превзошли его ожидания. Даже в самых никудышных условиях они показали себя с лучшей стороны. Теперь бы добиться благосклонности Эола!.. Я поддакнул капитану и в шутку высказал опасение, что расположение бога ветров к «Алкионе» может выразиться своеобразно: например, в усмирении ветров… "К чему, мол, подвергать дочку излишним испытаниям, рассудит Эол, когда у неё есть дизельные двигатели", - пояснил я свою идиотскую мысль... И тут же пожалел о сказанном. Кусто слишком серьёзно отнёсся к моему замечанию. Даже немного сник. И я осознал, что легендарный капитан не только любит древние мифы, но и склонен погружаться в них. Позже я услышал тому подтверждение из его уст: «Может быть, кое-кому покажется, что я слишком инфантилен. Ну что ж, дух мой слаб, так как подвержен влиянию поэтических мифов». Пришлось спешно исправлять ошибку. К счастью, у меня было хорошее средство для этого: миф – мифом! На тонкой грани между былью и шутливым вымыслом я рассказал о пророчестве Нерея, посулившего успех экспедиции. Разумеется, предсказание вещего старца о девятидневном безветрии было опущено. Кусто оценил мою изворотливость и, одобрительно приподняв бровь, принял к сведению мои короткие отношения с мифологическими персонажами. Это ему, явно, импонировало. Он тяготел к романтическому восприятию мира и был расположен к аналогиям с сюжетами и героями древнегреческого эпоса. Как следствие приверженности жанру легенды и мифы сопровождали его всю жизнь, красиво вплетаясь в реальность. Собственную легендарность Кусто лишь отчасти воспринимал как известность и славу. В легенде о себе ему больше нравилась опоэтизированность созданного образа искателя и первопроходца...
Вновь воодушевившись, коммандан ещё раз прошёлся по предстоящему маршруту, отметив, что делает ставку на широты Азорских и Бермудских островов, где нас должны встретить подходящие ветры.
Было очевидно, что Кусто не терпится поскорее доказать миру преимущества турбопаруса и что он возлагает большие надежды на переход «Алкионы» через Атлантику. Турбопарусник, вслед за аквалангом, ныряющим блюдцем и подводными домами, был для него очередным большим начинанием и обожаемым последышем. Ему он отдал энергию последних лет, с ним связывал честолюбивые замыслы, в нём видел продолжение своего дела, которому посвящена вся жизнь. Через месяц Кусто исполнялось 75 лет…
YII
ЖИК
Жик – так зовут Жака-Ива Кусто в ближайшем окружении. Это прозвище само собой сложилось из его инициалов – и утвердилось за ним с давних пор. Среди своих оно часто употребляется в разговоре о нём. Коротко и демократично, с заочной фамильярностью уважения и симпатии. Похоже, Жику по душе энергичное обиходное прозвание. И, надо признать, оно идёт ему – передаёт многие его черты: решительность, чёткость, лёгкость, целеустремлённость, живость. Жик часто и охотно улыбается, обнажая большие белые зубы, - и весёлая аналогия напрашивается, особенно когда он в командной красной шапочке… Жик любит шутку, иронию, поминутно острит. При случае готов посмеяться и над собой. Оживлённая дискуссия, аврал неизменно дарят ему хорошее настроение. Хмурится Жик редко – только тогда, когда наталкивается на лицемерие и безразличие к его заботам о чистоте и порядке в нашем планетарном доме…
Пользуясь уникальной возможностью, я позволял себе чаще, чем в том была нужда, под предлогом накопившихся вопросов увлекать Кусто на корму и по ходу очередного интервью исподволь перенаправлять беседу в биографическое русло. Мной руководило желание узнать его историю из первых уст – и, добавив к ней настоящее и будущее, попытаться написать портрет капитана, в котором бы соединились времена. Понемногу отрывочные воспоминания Жика, его мысли вслух и мои пытливые наблюдения сложились в подвижный мозаический образ, оживляемый деталями переосмысления по сей день…
Судьбоносная авария
В ответ на церемониальный вопрос о вехах пройденного пути Кусто почти физически оглядывается в далёкое прошлое – так что оно делается зримым для собеседника… Незамутнённый простор в синих, зелёных и золотистых тонах… Вид с вершины… Окинув взором панораму, Жик переводит взгляд на предметы и задумывается:
- Что назвать основными этапами моей жизни? Я родился под солнцем Аквитании в гасконском городке Сент-Андре-де-Кюбзак среди виноградников Бордо... На правом берегу Дордони… Не так далеко от моря… В благополучной семье… Это хорошее начало. У меня было счастливое детство и радостная молодость… Прекрасные родители, но большие космополиты. Мы много путешествовали. Редко оставались на одном месте больше года…
…Вы обратили внимание? Странствия уже начались!..
- …Да, мы постоянно переезжали. Добрались до США. Там я попробовал своё перо… - сочинил вестерн и сам издал его в одном экземпляре с помощью подручных средств. Потом увлёкся дизайном и механикой. Позже во Франции построил автомобиль на батарейном питании… На сэкономленные карманные деньги купил кинокамеру и снял свой первый фильм…
…Прошу заметить, все эти юношеские увлечения взрослели вместе с Кусто, превращались в навыки, становились мастерством и были с ним заодно всю жизнь. Изобретательство. Литература. Кино…
- …А учёба, признаюсь, занимала меня не слишком – для странствующего юнца это не самое интересное… Но пришло время - я взялся за ум и получил приличное образование в парижском коллеже Станислас на Монпарнасе… Потом, в 1930-1932 годах, учился в Военно-морской школе в Бресте…
…Надо полагать, при выборе профессии верх над увлечениями молодости взяла привычка к путешествиям и любовь к морю с детства, которая родилась в песчано-пляжном приморском Руайане, куда семейство Кусто наезжало из Сент-Андре-де-Кюбзак довольно часто… Там, на берегу Атлантики, Жика впервые поманил океан…
- …В год выпуска я совершил увлекательное кругосветное плавание на новёхоньком учебном корабле «Жанна д’Арк»… Арабские порты, остров Борнео, атоллы Тихого океана, Сан-Франциско… Затем в 1934 году на крейсере «Примоге» побывал на Дальнем Востоке. В Шанхае немного выучил русский язык…
…Кусто вспоминает свои первые русские слова: «Голубчик, душечка»… Глаза Жика затуманиваются. Здесь, явно, не обошлось без галантного похождения…
- …С Дальнего Востока возвращался через Сибирь... Замечательное трёхмесячное путешествие по СССР. Был во Владивостоке, Москве, Харькове, Киеве, Тифлисе, Орджоникидзе…ещё где? … В Ереване, Батуми, Севастополе, Одессе...
Жик продолжил перечисление, а я поймал себя на мысли о том, что Кусто самой судьбой было назначено стать путешественником. Иностранец-одиночка, к тому же военный моряк, он умудрился в 30-е годы объехать чуть ли не весь Советский Союз (и не задержался надолго в Сибири…). Мало того, по пути следования много фотографировал. Поразительно! если учесть, что тогда в СССР набирала силу эпидемия шпиономании, при которой предписывается режим ограничения передвижений. Тем не менее, авантюра удалась вполне. Обошлось и без дурных последствий. Лишь фото были изъяты, все до единого... Вестимо!.. Но как бы то ни было – открытие России состоялось, а впечатлений не отберёшь... Выходит, провидение устраняло на пути Кусто все мыслимые и немыслимые преграды, чтобы распахнуть перед ним мир…
Разумеется, Жик не довольствовался только милостями судьбы. Он стремился ускорить события. И, отказавшись от многообещающей карьеры морского офицера, по возвращении во Францию поступил в Школу морской авиации в Уртене, городке на атлантическом побережье родной Аквитании. Самолеты, по мнению молодого Кусто, позволяли постичь Землю быстрее, чем корабли:
- …Возможность в считанные часы оказаться в любой точке земного шара окрылила меня, и я, чтобы совсем не порывать с морем, решил стать морским авиатором...
Однако, как показали последующие события, этот манёвр вызвал крайнее неудовольствие наверху, потому что решительно противоречил высшему замыслу. Надо было спешно спускать строптивца с неба на воду. И провидение резко одёрнуло Жика… Автомобильная катастрофа на горной дороге незадолго до окончания школы... Переломы рёбер. Смещение позвонков. Пробитое лёгкое. Сломанные руки… - и длительное бездействие одной из них из-за повреждённого нерва. Полученные травмы оказались несовместимыми с парением над землёй… Пришлось покориться и вернуться на флот…
-…Я был артиллерийским офицером во французских Военно-морских силах - прослужил до 1957 года…
Со всей очевидностью, связь Кусто с морем была предопределена и при попытке уклонения восстановлена свыше. А вскоре, по воле небес, её укрепил союз с юной дочерью адмирала Анри Мельхиора и внучкой адмирала Жана Баэма Симоной Мельхиор, любовь к которой заставила бравого моряка порвать все прочие связи и остепениться. Молодожёны устроились в Тулоне, куда Кусто был направлен для прохождения службы. Спустя 9 месяцев, в 1938 году, у счастливой четы родился первенец - Жан-Мишель, а через два года – младший сын Филипп. Образцовая семья молодого флотского офицера. Династия мореходов в развитии... Ничто ещё не предвещало судьбоносного крена, в результате которого семейный корабль уйдёт под воду…
Но провидение не дремало. Пока длилась идиллия, оно устроило и подстроило всё, чему надлежало быть… Именно в Тулоне состоялась первая очная встреча Кусто с подводным миром. Она стала решающей.
Чтобы вернуть подвижность онемевшей после перелома руке, Жик много плавал и пристрастился к подводной охоте. Эту физиотерапию ему посоветовал товарищ по службе на линкоре «Кондорсе» лейтенант Филипп Тайе. Энтузиаст-ныряльщик, Тайе сам придумывал и мастерил нехитрое подводное снаряжение. Он-то и помог мичману Кусто увидеть мир безмолвия в красках. Пройдут годы – и капитан Кусто продемонстрирует его всей планете во всей красе.
Вспоминая своё прозрение под водой, Кусто признавался, что испытал глубокое потрясение, когда впервые проник во владения Посейдона в специальных очках от Филиппа Тайе... Позже Жик, оставаясь вполне искренним, порядком приукрасит открывшуюся ему картину… На самом деле он не увидел тогда ничего особенного по нынешним меркам. Всего-навсего стайка барабулек у скалы, поросшей мхом… Но каких только великолепий не созерцал Жик впоследствии в экзотических подводных странах, ничто не смогло затмить в его памяти того скромного средиземноморского подводного пейзажа, пленившего капитана на всю жизнь… Яркая вспышка. Первая любовь…
Сильное впечатление от увиденного породило страстное увлечение, которое переросло в призвание, ставшее судьбой.
Кусто задаётся целью продлить прекрасные мгновенья. Он начинает обстоятельно изучать физиологию ныряльщика и придумывать приспособления для комфортного и продолжительного пребывания человека под водой. В этом ему увлечённо помогает Тайе. Немного погодя, по их приглашению, к ним присоединяется Фредерик Дюма – водолаз от Бога, об отваге и изобретательности которого наслышана вся Французская Ривьера. Сложившееся трио быстро превращается в братство с мушкетёрскими настроениями и принципами и с изыскательскими целями. «Три мушкетёра» - trois mousquetaires – или, по придумке Филиппа Тайе, «три мушкемора» – trois mousquemers – с подобающим азартом ищут и экспериментируют. Но некоторое время спустя поиски приходится отложить, теперь уже по воле злого рока человечества…
- …В августе 1939 года выступая на званом ужине, я доказал присутствующим, что в ближайшие десять лет войны не будет. А через четыре дня я был на борту своего крейсера «Дюплекс», получившего секретный приказ выступать в западном направлении. Придя через сутки в Оран (порт в Алжире), мы услышали, что объявлена война…
После окончания «Странной войны» и подписания перемирия между Францией и Германией, в июне 1940 года, Кусто сошёл на берег, чтобы с головой уйти под воду… Французский флот был демобилизован. Свободный от службы мичман вновь погрузился вместе с друзьями в подводные эксперименты… И параллельно сотрудничал с Движением Сопротивления в качестве бывалого разведчика… Да-да! Ещё в конце 30-х годов канонира Кусто приписали к разведке ВМФ Франции. Правда, приписка объяснялась не чем иным, как сугубым интересом руководства разведывательной службы к созданию автономного аппарата для дыхания под водой и необходимостью присмотра за его изобретателем. Кроме того, статус контрразведчика обеспечивал артиллеристу свободу погружений. Всего-то… Но в условиях партизанской борьбы принадлежность к спецслужбе обязывала, и Жик посчитал своим долгом принять участие в планировании и проведении нескольких разведывательных операций. В результате одной из них были добыты секретные коды итальянского флота… Как гласит легенда, Кусто и ещё трое бойцов Сопротивления, переодевшись в итальянскую форму, проникли в неприятельский штаб и в кабинете начальника сфотографировали книгу шифров от корки до корки… Виртуозно… Либо итальянцы зевнули.
Позже, в 1946 году, Кусто будет награждён орденом Почётного легиона за проявленные при этом отвагу и находчивость…
К слову, именно находчивость, или выдумка, на которую голь хитра, помогла изобрести «водное лёгкое» - aqua-lung. Латинская вода плюс английское лёгкое, или aqua + lung = французский акваланг. Его появление на свет было ускорено лихолетьем со свойственными ему перебоями и нехватками. Дело было так. Из-за дефицита бензина, который в военные годы на оккупированных территориях Франции уходил исключительно на нужды Третьего рейха, французам пришлось перевести автомобили на природный газ. Для регулирования подачи газа в карбюратор на машины устанавливался редуктор, сконструированный инженером Эмилем Ганьяном. Приглядевшись к этому прибору, Кусто прикинул, что его можно использовать для создания автономного подводного дыхательного аппарата, и сделал предварительные расчёты. Затем связался с Ганьяном и предложил ему материализовать идею. В начале 1943 года задуманный аппарат был готов. На его доведение до ума, после первых испытаний, ушло ещё пять месяцев. И наконец в июне того же года в укромной бухточке, недалеко от Марселя, состоялось историческое погружение Кусто, открывшее новую эру в исследованиях подводного мира. С изобретением акваланга океан позволил изучать себя изнутри. На этом провидение завершило ревностное вмешательство в судьбу капитана – линия его жизни окончательно определилась. Познание и защита Мирового океана.
Уловка Калипсо
- …После того как мы с Эмилем Ганьяном создали акваланг, началась моя подводная одиссея… На первых порах мы просто зарабатывали на жизнь, берясь за любые подводные работы, в том числе разминировали фарватеры, поднимали оборудование с затонувших кораблей. В 1946 году было начато промышленное производство акваланга. Дела понемногу пошли на лад. Настало время заняться главным. Но для настоящей исследовательской деятельности нужен был свой собственный корабль…
Увы, денег на его приобретение пока не хватало. И тогда нимфа Калипсо, которая некогда помогла Одиссею сделать крепкий плот для возвращения на Итаку, обернулась списанным минным тральщиком, переделанным в паром, и, очаровав Кусто, предложила ему свои услуги. Предварительно она склонила известного мецената ирландца-пивовара Томаса Лоэла Гиннесса принять участие в судьбе нового Улисса. Большой оригинал легко поддался на уговоры предприимчивой и обольстительной нимфы и помог Кусто обзавестись приглянувшимся ему кораблём. Гиннесс купил тральщик и сдал его капитану в аренду по рекордной стоимости… - за один франк в год. Сделка была обмыта пивом. Окораблённый Кусто от души отблагодарил неравнодушную к нему Калипсо – обиходил и приодел - привёл в полный порядок потрёпанную боевую посудину, внеся в её конструкцию кучу оригинальных изменений и снабдив чудесами тогдашней техники… К этой истории мы ещё вернёмся впоследствии - при встрече с «Калипсо» через 35 лет...
- …В 1950 году я снарядил «Калипсо» и собрал под её флагом добровольцев. В первых рядах была моя Симона… Ей очень шла роль судового «комиссара»… С той поры этот добрый корабль совершил 50 дальних экспедиций. Каждая длилась три-четыре месяца, а одна, в бассейне Амазонки, – два года…
Получается, что к моменту нашей беседы на корме «Алкионы» Кусто провёл в экспедициях в общей сложности не менее 15 лет. Плоды их общеизвестны. Фильм «В мире безмолвия» - фурор - переворот в морской кинодокументалистике - каннская «Золотая пальмовая ветвь» и американский «Оскар». Книга с таким же названием – пятимиллионный тираж с переизданиями по всему свету. Киноленты «История красной рыбы» («Золотая рыбка») и «Мир без солнца» - «Оскары». Сериал «Подводная одиссея команды Кусто» - всемирная популярность. Десятки книг о море и его обитателях – благодарность Океана… А впереди - продолжения и новые ленты и книги.
Четыре точки опоры или камни преткновения
Внимая тогда капитану планеты на нашем надувном «диване», я поймал себя на уверенной мысли о том, что Кусто проживёт лет до ста… не иначе. Жик гордился своей вегетарианской диетой, но не отказывал себе в мясных и рыбных блюдах, а тем более в изысканных сырах и вине. Сбалансированное питание, свежий воздух, подзарядка напрямую от источников океанской энергии, живость натуры и неизменно грандиозные планы на ближайшие десятилетия позволяли делать самые оптимистичные прогнозы… Всё благоприятствовало дальнему плаванию... На своих крыльях-парусах «Алкиона» уносила нас в увлекательное будущее …
- …И последнее… Недавно я основал во Франции Фонд Кусто. Отделения этого общества есть в Америке, Канаде. Мы собираемся открыть его представительства в других странах, очень бы хотелось – в Советском Союзе…
В уставе Фонда Кусто (Fondation Cousteau), созданного в марте 1981 года, записано, что эта «общественная организация, не преследующая никаких меркантильных целей и существующая на средства от взносов её членов, посвящает себя охране мировой водной системы и защите всех форм жизни на Земле».
Деятельность Фонда зиждется на четырёх главных положениях или, как называет их Кусто, - на четырёх «философских точках». В них в сжатом виде заключена программа капитана планеты, которую он изложил мне в прошлом столетии. Послушаем и мысленно сопоставим с днём нынешним:
- Первое положение состоит в том, что надо способствовать устранению угрозы ядерной войны. Очень хорошо заниматься проблемой сохранения китов… Но почему именно китов? когда опасность уничтожения грозит человечеству… В случае ядерной катастрофы всё будет бесполезно. Приоритетной областью деятельности всех руководителей должно стать достижение согласия между народами – и уничтожение ядерного оружия. Если согласие будет достигнуто, то всё остальное приложится. По мере наших сил и мы работаем в этом направлении.
По французскому обычаю пальцевого счёта Кусто отгибает большой палец, отделяя его от собратьев, собранных в кулак: «Задача номер один!».
…Будь Жик русским, он бы под номером один загнул и прижал к ладони мизинец, не так ли? Но у французов – свой счёт…
После упругой паузы наступает черёд указательного пальца. Кусто извлекает его из уменьшившегося кулака:
- Второе положение. Нельзя больше допускать, чтобы бедные страны становились ещё беднее, а богатые – богаче. Надо бороться против этого неравенства. Одни умирают от голода, а другие выбрасывают излишки продовольствия в мусорные контейнеры. Контраст между бедными и богатыми странами постоянно растёт, и это - нетерпимо.
Наше желание самостоятельно решить эти две проблемы – почти утопия. Однако мы обязаны предпринять попытку их решения, что и делаем всеми возможными средствами.
Ударение. Подчёркивание. Жик приподнимает указательный палец в фирменном акцентирующем жесте и тут же присоединяет к нему средний:
- Третье положение. Надо значительно повысить роль воспитания во всём мире. Сейчас людей насыщают различными знаниями, но мало воспитывают. Их обучают самым мудрёным вещам: от расщепления атома - до синтеза сложных химических веществ. Но за всем этим слишком мало учат задумываться над своими поступками, достойно вести себя в жизни. Необходимо во всех школах внедрить курс гражданского воспитания в дополнение к учебным предметам. Надо как можно шире распространять культуру быть Человеком…
Задумчивое восклицание. Своё место в общем ряду занимает отогнутый безымянный палец:
- И, наконец, четвёртое – защита окружающей среды. Мы должны передать будущим поколениям окружающий нас мир в целости и сохранности - не разрушать его гармонических связей, чтобы он был таким же разнообразным и прекрасным, каким создавался.
Пальцы Кусто вновь собираются в кулак, и он припечатывает его к колену:
- Вот такая философия!
Просто и ясно. Теория и практика. По сути, в четырёх «философских точках» Кусто определены четыре камня преткновения на пути человечества к жизненной гармонии. Разумеется, Жик сознавал неподъёмность этих окаменелых проблем для отдельно взятого человека, какой бы фонд за ним ни стоял. Но упорно искал свой «философский камень», чтобы чудесным образом устранить досадные препятствия со столбовой дороги и преобразить планету людей.
На что он рассчитывал? Возможно, Кусто верилось, что рано или поздно ему удастся как следует расшевелить планетарные общественные силы и с их помощью заставить правительства действовать в интересах всей Земли и всех её обитателей. Впрочем, властям предержащим, без каких-либо исключений, Жик откровенно не доверял и вряд ли надеялся на изменение их природы под давлением. Сдаётся мне, он задумывался о переустройстве сложившейся системы на иных принципах, справедливо полагая, что при нынешнем миропорядке ни одной из означенных проблем по-настоящему не решить. И, понимая утопичность самостоятельных усилий, всё же взялся за гуж в надежде на поддержку общественного мнения и собственную убедительность в ранге посла живой планеты.
Рассвет в океане
Итак, легендарный капитан, запечатлевшийся в сознании многих лишь как отец акваланга и киношный обитатель «мира безмолвия», предстаёт перед нами в совершенно новом качестве… Задумаемся – в каком? Язык не поворачивается назвать Кусто общественным деятелем. И вообще, деятель – это не про Жика. Правильнее было бы именовать его гражданином будущего.
Не принадлежа к армии записных общественных генералов, Кусто сознаёт своё общественное призвание как полноту жизни, как дар быть счастливым. «Счастье можно обрести, лишь раздавая себя, - убеждён он. – Надо любить людей и работать для людей, делясь всем. Попробуйте сосредоточиться слишком сильно на самом себе – и вы почувствуете себя несчастным в своём одиночестве…» Очевидно, именно в таком понимании счастья – секрет активного долголетия Кусто и молодости его души. Порой он бывает по-детски непосредственным, по-отрочески наивным, по-юношески задорным и романтичным, оставаясь в этих состояниях вполне естественным в свои годы.
Тысячи раз Жик видел восход солнца над океаном. Но это зрелище вновь и вновь восхищает его… Как-то погожим утром, в штиль, я сменял Кусто на вахте. Он был в приподнятом настроении, весело насвистывал незамысловатую бодрую мелодию. Глаза капитана лучились. Произошло что-то необычное, очень важное и радостное, подумалось мне. Жик приветствовал меня широчайшей улыбкой и с шутливой укоризной произнёс:
- Вы слишком долго спали, Владимир! И пропустили такой великолепный рассвет! Но я зарисовал его для вас...
Жик протянул мне листок в клеточку, на котором синим и красным карандашами в стиле детского наива была изображена половинка солнца, всплывающего из океана…
-Ну как? – поинтересовался Кусто, довольно посмеиваясь. И, не очень-то доверяя моему дежурному восхищению, заявил:
- Во всяком случае, именно этот восход, и именно в этой точке океана, лучше теперь уже никто не запечатлеет – момент упущен!
Сам Жик стремится не упустить ни одного прекрасного мгновенья. Он весь в движении и всегда наготове. Его неусыпные старания ухватить за вихор новизну не остались незамеченными. Греческий бог внезапной удачи и вечно обновляющегося юного времени Кайрос дарит капитана своим расположением. При таком покровительстве невозможно не сохранить вкуса молодости! Помню, по ходу очередного интервью, рассказывая о недавней поездке в СССР, Жик неожиданно, в самом неподходящем месте, воскликнул:
- Какую восхитительную девушку я встретил у вас! Она брала у меня интервью для научного журнала. Среди прочих вопросов эта удивительная красавица поинтересовалась и моим самочувствием. Так вот, у меня до сих пор болит сердце, когда я вспоминаю о ней!..
Это признание Жик сделал накануне 75-летия. Он был в отличной форме, и сердце у него, явно, не болело, а приятно щемило… Вечно странствующий Кусто позволял себе отвлекаться от жены Симоны… но был нежно привязан к ней и дорожил её живым участием в своей судьбе. «Пастушка», как ласково звали Симону ветераны команды, отличалась спокойным нравом и распорядительностью. Она была безусловной хозяйкой на «Калипсо» и в моём восприятии походила на жену капитана Миронова Василису Егоровну. Сравнение с пушкинским образом матери-командирши, пришедшее мне на ум в момент нашей первой встречи, укрепилось после недолгого общения с «комиссаром» команды Кусто и утвердилось годы спустя.
Симона с готовностью разделила подвижническую участь своего непоседливого супруга. Она отправлялась с ним на первые подводные прогулки с аквалангом, прихватив с собой малышей - Жана-Мишеля и Филиппа. В кинолетописи семьи есть чудные кадры, где они вчетвером, держась за руки, прохаживаются по золотисто-голубому полю, неспешно перебирая ластами… Когда Симона ушла в декабре 1990 года, её прах развеяли над морем. Так она решила остаться рядом с Жаком-Ивом, зная, что он почти всегда в плавании.
Симона Кусто участвовала во многих экспедициях своего капитана, принимая на себя немалую часть его забот. Она была толковым менеджером, ловким пиарщиком и расторопным импресарио... На съёмках фильмов «пастушка» выступала помрежем, выбирая по своему вкусу колоритных участников и давая дельные советы по разным поводам. Так что в создании нашумевших лент и самого бренда Кусто есть немалая заслуга Симоны…
Снимая фильмы, Жик и на восьмом десятке лет спускался под воду или поднимался над волнами на вертолёте. В ходе экспедиции я не раз наблюдал его мастер-классы, исполняя роль «осветителя». На мой непосвящённый взгляд, Кусто ни в чём не уступал более молодым участникам съёмок. Но при этом он ещё и режиссировал весь процесс…
Главное для Жика в работе над лентами – максимальная достоверность, которая даёт зрителю ощущение реального присутствия. Именно в этом он видит причину популярности своих фильмов. Впрочем, во имя той же достоверности, для большей убедительности, порой не обойтись без трюков, сопряжённых с разумным риском. Может быть, поэтому Кусто не любит, когда его киноработы называют документальными, а предпочитает определение «нехудожественные»: «Я снимаю приключенческие нехудожественные фильмы», - подчёркивает он. Однако при всей их занимательности это, разумеется, не развлекательные ленты, а синтез научно-популярного, видового и публицистического кино. Фильмы Кусто можно назвать и развёрнутыми киноплакатами, потому что в каждом их кадре проступает призыв защищать красоту мира от цивилизованного варварства и барского небрежения.
Наука Кусто
Стихия Жика – вода - источник и колыбель жизни на Земле. «И сказал Бог: да произведёт вода…душу живую». Исследуя начало начал, Кусто стремится помочь всем нам заглянуть в миллиардолетнюю даль, чтобы вспомнить наше бессознательное прошлое, начиная с праланцетника – морского первочервяка, - и осознанно посмотреть в будущее. Но не упиваясь при этом мнимым превосходством человека, а уповая на его органическую, нутряную связь с природой … «Не надо забывать, что рано или поздно мы возвращаемся туда, где были раньше…», - предупреждает Кусто, побуждая задуматься, насколько комфортным будет наше возвращение…
Отдавая себе отчёт в том, что совершил, по крайней мере, три революционных переворота: один в технике, другой в океанографии, третий в кинематографии, Жик иногда склонен преуменьшать значение своей деятельности или значимость своей личности. Пожимая плечами, он великодушно уступает наскокам критиков, готовых воспользоваться любым поводом, чтобы упрекнуть его в отсутствии качеств учёного. «Я не учёный, - соглашается Кусто. – Скорее, я импресарио учёных. Я привлекаю подходящих специалистов, чтобы они помогли мне снимать фильмы. Но сам я не претендую на высокое звание. Я – исследователь, автор фильмов». Здесь Жик явно лукавит. Никогда не называя себя учёным, он всегда действовал так, как будто был им. И был прав. Это несколько раздражало некоторых представителей академической среды. Но они не обладали таким завидным подводным опытом, как Кусто, и были вынуждены мириться с образом учёного-самоучки. Впрочем, внешняя снисходительная доброжелательность не мешала им время от времени подпитывать критическую кампанию колкими замечаниями.
На мой взгляд, упрёки в ненаучности исследований Кусто имеют две очевидные причины. Одна стара и убога как смертный грех – Зависть. Другая кроется в недобросовестности оценки результатов его нестандартных изысканий. Но есть и третья причина. Она состоит в следующем. Далеко не всем понятен феномен главной для Кусто науки, в которой нет привычных атрибутов академичности. Наука Кусто проще и сложнее. Это сплав философско-нравственных аспектов ряда дисциплин, занимающихся изучением природы и человека. Её предмет – мир и мы в нём. Основная задача – чёткое определение места и роли homo sapiens в глобальном эволюционном процессе как биологического вида и как социального носителя разума для выработки фундаментальных правил его поведения на Земле и во Вселенной. Цель – достижение настоящей гармонии с мирозданием, без чего затруднительно дальнейшее биологическое, интеллектуальное и духовное развитие человека. И уж совсем невозможен его переход на качественно новый эволюционный уровень. Между тем этого подъёма ждёт от нас сама планета, нуждающаяся в гармонизации отношений с родом людским перед сменой геологических эпох. Вы заметили, она подаёт землянам знаки... предупреждая о том, что в противном случае мы можем оказаться ненужными... И без должного преображения нам грозит кара - постепенный или скорый упадок и закат либо катастрофа. Все угасшие и канувшие цивилизации перед кончиной утрачивали согласие с окружающим миром. В эпоху глобализации такая участь грозит уже не отдельным народам, а всему биологическому виду. Плотно общаясь с планетой, Кусто отчётливо видел эту угрозу и в спешном порядке искал комплексные способы решения проблемы дисгармонии, прекрасно понимая, что одной экологией здесь не обойтись.
Именно поэтому он приглашал к участию в своих поисках учёных разных специальностей и из деликатности был готов отводить себе скромное место ангажировщика талантливых умов. Но на самом деле Кусто выступал не просто в роли импресарио... Он обладал даром увлекать за собой, не подчиняя, и вдохновлять на достижение поставленной цели, которая становилась общей благодаря его убедительности, энтузиазму и обаянию.
Наблюдая за Жиком, я почти зрительно ощущал, как льнут к нему идеи. Они беспрестанно витают вокруг него, а он подхватывает их на лету и пускает в дело. Круг его интересов широк: от океанографии и биологии до педагогики и истории. Но некоторая распылённость не мешает ему в главном, потому что всё, что он делает, имеет отношение к главному, является средством его осуществления.
Поиски новых видов энергии и прогрессивных методик воспитания, океанографические исследования и анализ экономических процессов, съёмки киносериалов и доклады на экологические темы – всё это звенья одной цепи, ведущие к формированию науки, которая призвана определить нормы жизни и деятельности человека во множественном мире и сформулировать их в виде универсального закона. Кусто и его единомышленники заложили начала учения, однако что-то помешало им быстро продвинуться дальше. Время, наверное, не пришло. А у них время вышло… Но зёрна брошены в созревшую почву. И я с убеждённостью надеюсь, что прорастающая в нас наука будет обязательной дисциплиной в школах и университетах будущего, о чём мечтал капитан планеты, а его имя будет включено в число её родоначальников.
NB! Принципиальное отличие пробивающейся науки от академических сестёр состоит в том, что своим становлением и развитием она будет обязана не изысканиям ограниченного числа специалистов, а сотворчеству достаточно широкого круга просветлённых умов, различающих голос и знаки Высшего разума, готовых следовать его промыслу и способных увлечь за собой миллионы и миллиарды. Постепенно в орбиту сотворчества втянутся все земляне. Науку жить на Земле и во Вселенной будут изучать с молодых ногтей, обогащать личным опытом и открытиями с течением лет и верно следовать её статутам всю жизнь. Это будет сплав постоянно совершенствующихся Закона, Знания и Планетарной Этики. На началах этой универсальной науки выстроится и утвердится новый миропорядок - мир мастеров. Но об этом - в другой книге.
В 1985 году я условно назвал науку Кусто биоэтикой или экоэтикой. Видит Бог, до той поры мне не приходилось слышать таких определений. Они пришли мне на ум, ведомые логикой смысла и словообразования. Много позже я узнал, что термин «биоэтика» впервые появился в трудах американского ученого Вана Ренсселера Поттера (Van Rensselaer Potter) в 1974 году – за 11 лет до моей придумки. А дату рождения экоэтики мне установить не удалось. Однако полагаю, что и здесь я не был первым даже в середине 80-х. Сейчас две научные дисциплины с такими названиями существуют. Но это не совсем то, к чему шёл Кусто, как мне кажется. Совсем не то…
Поэтому, ни на что не претендуя, оставляю оба термина в старой рукописи на память о моих попытках назвать науку Кусто подходящим для неё словом, а в новой редакции обойдусь без изобретения словесных велосипедов. Всем и так понятно, о чём идёт речь. «Наука Кусто» – тоже хорошо звучит. Ёмко и по-человечески. Позволю себе лишь предположить, что название новой универсальной науки или одного из её ключевых разделов не обойдётся без слова codex - книга …
Сказать по совести, почти всё вышеизложенное - мои личные умозаключения. Сам Кусто никогда не говорил об этом ни мне, ни, насколько я знаю, никому другому, а лишь давал понять... Он не декларировал свою науку, не использовал для саморекламы, но до конца дней работал над её становлением. Даже в статусе члена Французской академии Жик по-прежнему не претендовал на лавры великого учёного. Предпочитал оставаться просто капитаном Кусто и продолжать начатое дело, стараясь при этом не возбуждать всплесков ревности и зависти. Понятно, что он не рискнул бы назвать свои занятия наукой – во избежание упрёков в чрезмерной амбициозности. Однако чем больше я размышляю над подбором и содержанием «философских точек» Кусто, чем больше задумываюсь над предметами его высказываний и мотивами его многообразной деятельности, тем больше убеждаюсь в небезосновательности своих выводов. Ознакомившись с ними, Кусто вряд ли подтвердит их публично в силу известных причин. И, может быть, только мысленно слегка приподнимет указательный палец… Возможно. Но это между нами… Не исключаю, что мне придётся вернуться к этой теме, если последуют определённые рекомендации… Добавлю только, что наука, о которой идёт речь, рождается и развивается в нас. Это внутреннее - духовно-ментальное и физиологическое - состояние личности в эволюции. Энергетика такого состояния тяготеет к соборности и объединяет его носителей в едином поле. Как узнать, что соответствующие процессы начались в вашем естестве? Очень просто. Для вас станут органически и протестно непереносимыми агрессивность, эгоизм, равнодушие, хамство, нечистоплотность, неряшливость на всех уровнях и во всех проявлениях. Возникнет потребность преображать, преображаясь. Вскоре вы научитесь легко распознавать духовных родственников по разуму. По мере возникновения новых связей начнётся процесс объединения и превращения отдельных людей в человечество. И жизнь будущего века не заставит себя ждать. Дай-то Бог…А доныне сложения не произошло... Однако дальнейшие пояснения и уточнения потянут на трактат, да и преждевременны…
Строение айсберга
Жик не терпит деклараций. От него не услышишь рассуждений вообще, даже на самые заманчивые темы. Только настоящие дела и конкретные результаты дают ему повод для взвешенных заявлений и прогнозов. Работа для него – способ существования. Я ни разу не видел Кусто бездельно праздным или сиестно отдыхающим. И послеобеденная степенная сигара не пауза в его рабочем ритме, а переход. Исключительное трудолюбие, перпетуумная мобильность и страсть к новизне позволяют ему быть на острие времени. Но это – лишь видимая часть Кусто-айсберга. Подводная – загадочна и недоступна поверхностному взгляду. В скрытой своей части Жик устремлён в будущее, опережает время – строит невероятные гипотезы и фантазирует, предвкушая метаморфозы мира и человека. Однако Кусто «подводный» походит на некоторых обитателей моря: подумай только к ним прикоснуться, как створки плотно сжимаются, смыкаются лепестки, выпускается чернильное облако. Ну что ж, редко кто допускает вторжение в заповедные сферы своего внутреннего космоса.
В отличие от Кусто «подводного», Кусто «надводный» охотно делится планами на ближайшее будущее, рассказывает о том, что его заботит, об успехах и неудачах, нередко затевает дискуссии, чтобы проверить правильность своих умозаключений или отвергнуть их.
Жик расцветает, когда кто-либо искренне разделяет его убеждения, тускнеет от любезного соглашательства, лишённого понимания смыслов его дел, не любит праздного любопытства и избегает его переносчиков, однако в безвыходной ситуации от интервью не отказывается. Определённо, Жик не безразличен к своей популярности и с достоинством принимает статус суперзвезды, но предпочитает использовать известность в практических целях. «Мне проще добиться благосклонности больших корпораций и глав государств, от которых порой зависит реализация некоторых проектов», - признаётся Кусто.
В свою очередь, он сам готов предложить услуги талантливым людям – помочь протолкнуть интересные идеи и, пользуясь своим авторитетом, способствовать их воплощению.
Случай с «Алкионой» в этом отношении показателен. Увлёкшись идеей создания принципиально новых экологичных движителей при использовании чистых видов энергии, Кусто обратил внимание на различные проекты турбопарусов. Наиболее перспективной и интересной он нашёл разработку академика Люсьена Малавара и предложил совместно реализовать её – вдохнуть ветер в турбопаруса, оснастив ими своё новое судно. Авторитет Кусто в конечном итоге убедил компанию «Пешине» в целесообразности участия в этом проекте. И вскоре первый турборпарусник, построенный из металла французского алюминиевого гиганта, вышел в море.
По местам стоять!
Первенцу турбопарусного флота предстояло пройти по маршруту: Ла-Рошель – Азорские острова – Бермудские острова – Нью-Йорк. Расписание перехода было тщательно продумано, выверено и строго, до педантичности, соблюдалось. 17 июня 1985 года, не позже и не раньше, «Алкиона» должна была парадно пришвартоваться к историческому причалу Манхеттена. Жик поклялся взять блестящий реванш за досадную неудачу с «Ветряной мельницей» и всеми способами стремился максимально подстраховаться от разного рода неожиданностей и опасных поворотов. Как всякий умудрённый опытом человек, Кусто вообще сторонится риска, хотя порой позволяет себе пускаться в рискованные предприятия,… но только тщательно просчитав шансы на благополучный исход. Если вы спросите капитана, какое из его приключений было наиболее опасным, он разочарует вас: «Я ненавижу опасность и по мере возможности избегаю её. Я избегаю и говорить об этом».
Так стоит ли говорить, что «Алкиона» была гарантирована от всех мыслимых неприятностей… как любое экспериментальное судно, отправляющееся в свой первый испытательный поход через стихию Атлантики…
А если серьёзно, «Алкиона» в самом деле воплощение надёжности. Она скроена и слажена с хорошим запасом прочности и плавучести. При встрече с ней дилетант это сразу же ощущает, а специалист быстро оценивает. Наутро после отплытия, в бушующем Гасконском заливе, капитан Деги воскликнул: «Прекрасное судно! Удивительно манёвренное. Поразительно остойчивое. Даже слишком…» Заключительная часть фразы выгнула меня в вопросительный знак. Жик одобрительно хохотнул и приподнял указательный палец. Пол под ногами ходил ходуном. Вода заливала окна рубки. «Алкиона», переваливаясь с кормы на нос, с борта на борт, упрямо разрезала волны.
Вот и вторую сотню миль разменяли. По бокалу шампанского. И - по местам стоять! Начинались будни.
…Да, позже я узнал от Кусто, что многими своими достоинствами «Алкиона» обязана Бернару… Благодаря дельным советам и предложениям талантливого морехода её конструкция была доведена до водоплавающего совершенства. Почувствуем теперь всю глубину и все мотивы восхищения капитана яхтой…
(Продолжение следует - http://proza.ru/2020/03/21/156 )