Дай же Ты мне свою ручку

Игвас Савельев
На фото: Таня Яношова

 ДАЙ ЖЕ ТЫ МНЕ СВОЮ РУЧКУ!

    Петь я совсем не умею. А тут вдруг запел. Запел не голосом, а нутром, своим сердцем и душою. Было неожиданным, когда душа моя запела в волнах меццо-сопрано приливами, скользившими по поверхности безмерного океана, без границ между Землёю и Небом. Прошло три недели, как эти приливы унесли меня в плавание от причала Хрустального зала Российского центра науки и культуры в Праге в последний весенний месяц четверга 21 мая.
 Землю с Небом сразу соединил замечательный русский пианист Филипп Субботин. Обратите внимание на сочетание его имени и фамилии, когда дважды подчёркиваемое глухое П буквально через две буквы взрывается опять же двумя, но уже звонкими буквами Б. Как жаль, что я не знаком с музыкальными грамотою, а то бы написал серенаду всего из двух слов, повторяемых в разных интонациях и протяжённости на выдохе звуков:

Филипп Субботин,
Фи-и-ли-и-и-пп  Суб-бо-о-о-ти-и-н.
Фили-и-пп Суббо-о-о-о-тин,
Фи-и-ли-и-пп  Суббо-о-тин.

     И.т.д. с повторами в разных вариациях. Попробуйте! Кроме всего, это прекрасное упражнение для развития голоса, в том числе и женского меццо-сопрано. Кстати, не все имена с фамилиями укладываются в «написанную» мною «мелодию». Попробовал уложить свои собственные, не получилось. Значит, и не суждено было стать пианистом. А вот позывные пианистки Натальи Шонерт можно петь на музыку «Филипп Субботин». На то она и пианистка, чтобы не только аккомпанировать и играть соло на фортепьяно, но и легко создавать фон собственному имени. Но тогда Наталья не творила музыкальные чудеса, а сама внимала «Очарованию русского романса» из первого ряда вместе со своим чадо – чудо-скрипачём  Александром. Я же, как всегда, сидел в последнем ряду.
   Стартовало моё внимание сразу же от февральской «Масленицы» великого Петра Ильича Чайковского, исполненного Филиппом Субботиным. Не понимаю, почему я объёмнее воспринимаю сольные музыкальные действа, когда вижу лицо и руки исполнителя. Подсознательно вижу разные картины, а глазам лучше «слышать» с прямого экрана. Зарядившись «Масленицей», я уже был готов.
      И тогда перед зрителем  появилось диво. Именно то самое диво меццо-сопрано, которое, вместе с пианистом стёрло во мне границы ЗЕМЛЯ-НЕБО.  И теперь мои глаза, соскользнув с рук пианиста, воцарились, как на престоле, на очаровании голоса, игры, и всего остального явления этого ДИВА, излучаемого от прелестной молодой Девы. Тут аккурат вспомнить великого славянина Николая Васильевича Гоголя – «И какой же русский не любит быстрой езды?». Действительно, о Диве в облике Девы можно сказать: «и вон она понеслась, понеслась, понеслась!». И, действительно, «понеслась»! Но понеслась не одна, потому что первыми словами, которыми моя Дева пропела, были знаменитыми:
   
Cредь шумного бала случайно,
В тревоге мирской суеты,
Тебя я увидел, но тайна
Твои покрывала черты...

    Мне мгновенно представилось, что это не она, а моя душа поёт:

Лишь очи печально глядели,
А голос так дивно звучал,
Как звон отдалённой свирели,
Как моря играющий вал.

  Как тонко подмечено моё состояние того вечера – «Как моря играющий вал». А дальше, что продолжается и сегодня:
Мне стан твой понравился тонкий
И весь твой задумчивый вид,
А смех твой и грустный, и звонкий
С тех пор в моём сердце звучит…

До сих пор звучит. А тогда, 21 мая, после заключительного:

  Люблю ли тебя - я не знаю,
   Но кажется мне, что люблю.
Раздалось: «Браво!»
Увлёкшись разборками со своими эмоциями, я забыл представить потрясшее меня меццо-сопрано «Как моря играющего вала» на музыку П.И. Чайковского и слова А.К. Толстого. Какое невнимание с моей стороны к певице! Именно она, эта певица, накатила на меня «играющим валом» творения великих русских  композиторов и певцов, ибо сразу после «шумного бала»  чешская певица Таня Яношова многозначительно выразила уже словами Л.А. Мея, под аккомпанемент Ф. Субботина и музыки Петра Ильича, то, что добавило к моим чувствам:

Нет, только тот, кто знал
   Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
   И как я стражду.

Гляжу я вдаль... нет сил,
   Тускнеет око...
Ах, кто меня любил
   И знал - далеко!

Вся грудь горит... Кто знал
   Свиданья жажду,
Поймет, как я страдал
   И как я стражду.

Понятно, что романсами Чайковского Танечка приводила чувства сидящих в зале мужчин. А я-то, великовозрастный дед, тоже находился, среди них, ибо именно я с девятибалльным шквалом чувств очень близко к себе, да нет, в себе самом, укрощал эти чувства. «Как в воду глядела» наша Таня. Да, это правда:

Гляжу я вдаль... нет сил,
   Тускнеет око...
Ах, кто меня любил
   И знал - далеко!

 Но, где же певица сама, где её ЖЕНСКОЕ, хотелось бы осязать тоже? 
Ответ её прозвучал после исполненного Филиппом апрельского «Подснежника» Петра Чайковского в словах Ивана Сурикова:

Я ли в поле да не травушка была,
Я ли в поле не зеленая росла;
Взяли меня, травушку, скосили,
На солнышке в поле иссушили.
……
Я ль у батюшки не доченька была,
У родимой не цветочек я росла;
Неволей меня, бедную, взяли
И с немилым, седым, повенчали.

Ох ты, горе мое, горюшко!
Знать, такая моя долюшка.

Кто же тебя «с немилым, седым, повенчал…», Танечка? Почему?
      И на это она ответила после мартовской «Песни жаворонка» Чайковского.  Оказалось, что до того немилого старичка-паучка:
               
           Полюбила я,
          На печаль свою,
          Сиротинушку
          Бесталанного.
          Уж такая мне
          Доля выпала!
          Разлучили нас
          Люди сильные;
          Увезли его,
          Сдали в рекруты...
          И солдаткой я,
          Одинокой я,
          Знать, в чужой избе
          И состареюсь...
          Уж такая мне
          Доля выпала.

Вот такими откровениями, словами Алексея Николаевича Плещеева в гармонии с музыкой Сергея Васильевича Рахманинова изумляла меломанов Танюша. А что, действительно, в двух романсах типично женская судьба: любимый куда-то исчезает, а за нелюбимого выходят замуж. Может быть, и среди нас, в нашем обществе, исходя из корней семьи, произрастает то, о чём пел современник моего поколения Владимир Высоцкий:

Где-то кони пляшут в такт,
Нехотя и плавно.
Вдоль дороги все не так,
А в конце - подавно.
И ни церковь, ни кабак -
Ничего не свято!
Нет, ребята, все не так,
Все не так, ребята!

http://www.youtube.com/watch?hl=ru&v=Vj3pd-a-js8
 
Но всё-таки «надежда умирает» последней, ибо:

Ваше благородие, госпожа разлука,
мне с тобою холодно, вот какая штука.
Письмецо в конверте
погоди — не рви...
Не везет мне в смерти,
повезет в любви.

http://spintongues.vladivostok.com/okudzhava.html
http://www.vsekiden.com/?p=27333

Да, будем надеяться, ибо надежду нам давала Таня словами Афанасия Афанасьевича Фета и музыки Рахманинова, которые загрустили зал после августовской «Жатвы» Чайковского, «пропетой» Субботиным. Но послушаем наше меццо-сопрано:

О, долго буду я, в молчаньи ночи тайной,
Коварный лепет твой, улыбку, взор случайный,
Перстам послушную волос густую прядь
Из мыслей изгонять и снова призывать;
Дыша порывисто, один, никем не зримый,
Досады и стыда румянами палимый,
Искать хотя одной загадочной черты
В словах, которые произносила ты;
Шептать и поправлять былые выраженья
Речей моих с тобой, исполненных смущенья,
И в опьянении, наперекор уму,
Заветным именем будить ночную тьму.

А вы, мужчины, чьим  «Заветным именем» будите «ночную тьму»? Вспомните!

Прокатившись вместе с Филиппом Субботиным на ноябрьской «Тройке» Петра Чайковского, я снова услышал очаровательно-темпераментную Таню Яношову, из своей груди, призывающую нас пропеть своим любимым песню композитора Алексея Обухова словами Алексея Будищева:
 
Там, где гущей сплетаются ветки,
У калитки тебя подожду,
И на самом пороге беседки
Кружева с милых уст отведу.
 
Отвори потихо-о-оньку калитку
И войди в темный сад ты, как тень,
Не забудь потемне-е-ее накидку,
Кружева на головку надень.

Не торопись, не известно зачем, за калитку Homo sapiens мужского рода, если не желаешь попасть в паучьи сети женщины РАЗУМНОЙ, у которой только СВОЁ на уме:

Снился мне сад в подвенечном уборе,
В этом саду мы с тобою вдвоем...
Звезды на небе, и звезды на море,
Звезды и в сердце моем...

Листьев ли шепот иль ветра порывы
Чуткой душою я жадно ловлю...
Взоры глубоки, уста молчаливы...
Милый, о, милый, люблю!

Тени ночные плывут на просторе,
Счастье и радость разлиты кругом.
Звёзды на небе, звёзды на море,
Звёзды и в сердце моём.

     Вот такой цыганский романс на слова Елизаветы Александровны Дитерихс написал её знакомый музыкант Борис Борисов почти сто лет тому назад. Наивный. Он, наверное, видел в ней СВОИ «звезды на небе, и звезды на море», а Лизанька «в подвенечном уборе» оказалась совсем с другим. А пропела нам это яркая звезда меццо-сопрано Таня Яношова. Интересно, о чём Вы думали во время исполнения этого романса, позвольте, милая Таня, полюбопытствовать? Зачем? Не отвечу сразу. Может быть, когда-нибудь потом…
  И вот, наконец-то всё совпало – май в май, ибо, окунув нас в майские «Белые ночи» П.И. Чайковского, Филипп уже не разлучался с Таней до конца «Очарования русского романса». Мы же, зрители, и подавно не желали с ними расставаться, увидев нашу Таню в «Красном сарафане» русского поэта и актёра Николая Григорьевича Цыганова под музыку русского композитора и певца Александра Егоровича Варламова:

«Не шей ты мне, матушка,
Красный сарафан,
Не входи, родимушка,
Попусту в изъян!

Рано мою косыньку
На две расплетать!
Прикажи мне русую
В ленту убирать!

Пущай, не покрытая
Шелковой фатой,
Очи молодецкие
Веселит собой!

То ли житье девичье,
Чтоб его менять,
Торопиться замужем
Охать да вздыхать?

Золотая волюшка
Мне милей всего!
Не хочу я с волюшкой
В свете ничего!»

— «Дитя мое, дитятко,
Дочка милая!
Головка победная,
Неразумная!

Не век тебе пташечкой
Звонко распевать,
Легкокрылой бабочкой
По цветкам порхать!

Заблекнут на щеченьках
Маковы цветы,
Прискучат забавушки —
Стоскуешься ты.

А мы и при старости
Себя веселим:
Младость вспоминаючи,
На детей глядим;

Я и молодешенька
Была такова,
И мне те же в девушках
Пелися слова!»

Романс русские авторы сотворили почти 180 лет назад – в 1832 году. Оказывается и в те времена крепостного права Российской империи «неразумные головки» «милых дочек» предпочитали «легкокрылой бабочкой по цветкам порхать!», а не «торопиться замужем охать да вздыхать». И это полюбилось пришедшей «очаровываться» публике (хотя все романсы Татьяна исполняла на русском с небольшим чешским акцентом, зрителями и слушателями были в основном чехи, и даже целыми семьями). После очередных «Браво!» последовал «День ли царит» П.И. Чайковского на слова Алексея Николаевича Апухтина:

День ли царит, тишина ли ночная,
В снах ли тревожных, в житейской борьбе,
Всюду со мной, мою жизнь наполняя,
Дума всё та же, одна, роковая, -
      Всё о тебе!

С нею не страшен мне призрак былого,
Сердце воспрянуло, снова любя...
Вера, мечты, вдохновенное слово,
Всё, что в душе дорогого, святого, -
      Всё от тебя!

Будут ли дни мои ясны, унылы,
Скоро ли сгину я, жизнь загубя, -
Знаю одно: что до самой могилы
Помыслы, чувства, и песни, и силы -
      Всё для тебя!

Вот такой накал страстей: «Всё для тебя!»   Вот такие в России были и, понадеемся, будут ещё мужчины – всё для другого,  «Всё для тебя!»  К слову, Чайковский и Апухтин были не только друзьями, но и жили в одно время – год в год (1840 – 1893). Только Пётр Ильич по гороскопу – Телец, а Алексей Николаевич – Скорпион. Мне, Скорпиону, тоже близки по душе Тельцы. 
Программа русского романса была закончена, но нам как-то по домам не расходилось. По запросу наших «Браво!» благодарные Таня с Филиппом продолжили и для нас тот «моря играющий вал». Сверх программы было исполнено и другое великолепие, горевшее над нами от Бога:

Гори, гори, моя звезда,
Гори, звезда приветная!
Ты у меня одна заветная,
Другой не будет никогда.

Сойдет ли ночь на землю ясная,
Звезд много блещет в небесах,
Но ты одна, моя прекрасная,
Горишь в отрадных мне лучах.

Звезда надежды благодатная,
Звезда любви волшебных дней,
Ты будешь вечно незакатная
В душе тоскующей моей!

Твоих лучей небесной силою
Вся жизнь моя озарена.
Умру ли я - ты над могилою
Гори, гори, моя звезда!

      Кто забыл, напомню, что в эти слова Василия Чуевского Пётр Булахов  вписал романс. Чтобы лучше запомнить Василия Чуевского, приведу слова его стиха, который в романс переложил менее известный, чем Пётр Петрович Булахов, Александр Дюбюк: 

Спрятался месяц за тучку,
Больше не хочет гулять.
Дай же ты мне свою ручку
К пылкому сердцу прижать.
Что нам до шумного света,
Что нам друзья и враги;
Было бы сердце согрето
Жаром взаимной любви.

Когда ты с другими бываешь,
Я взором слежу за тобой,
Жалею, зачем ты с другими,
Зачем ты опять не со мной.
Когда ты со мною бываешь,
Я мало с тобой говорю,
Но ты и без слов понимаешь,
Как страстно тебя я люблю.

Когда ты в раздумье глубоком,
Любуюсь твоей красотой,
Мечтаю о счастье далеком;
Быть может, любим я тобой.
http://a-pesni.golosa.info/romans/dubuk/spriatmes.htm

       Действительно, «что нам до шумного света, что нам друзья и враги; было бы сердце согрето жаром взаимной любви». На том концерте наши сердца были согреты жаром тех, кто сумел перенести русское искусство через границы времени и пространства. От Тани у меня осталось три фотографии, которые я не осмелился попросить подписать. Поэтому воспользуюсь словами Василия Чуевского, чтобы попросить: «Дай же ты мне свою ручку». И именно в Вашу ручку, дорогая Таня, я вложу писчую ручку для автографа на Ваших фото. Хотя бы на одном…

  А нашу Танечку можно послушать и здесь тоже:

http://www.tanajanosova.euweb.cz/hlavni.php?menu=ukazky1
http://www.youtube.com/watch?v=Ii3c6FDzAVc&feature=related

А здесь и о ней почитать:

http://www.tanajanosova.euweb.cz/
 


    С любовью к русскому искусству  и его «доносителям»,
Игорь Савельев.
Прага,  9 июня 2010 года.