Однополчанин

Анатолий Аргунов
В кабинет к главному врачу заглянула зам по хозяйственной работе, дородная женщина в возрасте:
- Иван Григорьевич, можно?
- Входите, входите, Маргарита Сергеевна.
- Да, я не одна?
- А с кем?
Замша вошла, прикрыв за собой дверь.
- Бомж один с утра под моей дверью обтирается. Я его спрашиваю, чего надо-то? А он, мол, хочу к главному врачу на прием. Я говорю, его может и не быть на месте. Он, то в командировке, то на совещании и вообще очень занят. Скажите,  что  вам нужно, может помогу. Нет, говорит, хочу лично главного врача увидеть… Я хотела охранника позвать и вывести за ворота, а он мне и отвечает:
- Иван Григорьевич, мой однополчанин. Доложите, что хочу с ним встретиться…
- Я даже не знаю, что с ним делать. Он в приемной, за дверью.
Иван Григорьевич с удивлением уставился на свою помощницу:
- Маргарита Сергеевна, какие однополчане? Тридцать пять лет назад я службу закончил… А как его фамилия?
- Пушкарев, а зовут, кажется, Александром Сергеевичем.
- Ну, прямо Пушкин. Нет,  не помню такого. Ладно, позовите, посмотрим вместе на моего однополчанина.
Маргарита Сергеевна шагнула к двери, открыла и позвала:
- Пушкарев, входите.
Вошел мужчина, неопределенного возраста, в мятом костюме из джинсы. И если бы не почерневшее, задубевшее от солнца и ветров, да опухшее от пьянства лицо, и такие же черные  от грязи и копоти кисти рук, торчащие из коротковатой куртки, то его можно было бы принять за  современного фермера ,с какого-нибудь захудалого хутора.  Но всклоченные, когда то густые,курчавые волосы, и запах, запах помойки мгновенно распространившись по кабинету, не оставляли сомнений – бомж. Маргарита Сергеевна сморщила нос:
- Амбре…– и покачала головой.
- Слушаю Вас? - Иван Григорьевич внимательно еще раз взглянул на лицо вошедшего, пытаясь вспомнить и сопоставить с лицами своих бывших однополчан. 
- Вч 22558, вторая воздушная армия – выпалил без предисловия бомж.
Иван Григорьевич вздрогнул.
- Это же его часть, где он провел  может быть самые лучшие  два года своей жизни.
- Не шутишь?
- Не шучу, товарищ генерал!
Иван Григорьевич улыбнулся:
- Не генерал я, а всего лишь лейтенант медицинской службы был...
- Для меня вы генерал и табличка на двери висит: доктор наук, профессор. По табелю о рангах Петра Алексеевича, вы Статский советник, а значит – генерал – ответил, видимо, очень образованный, но скатившийся до бомжа, стоящий около двери человек.
- Ну, если так, то что ж, верно – согласился Иван Григорьевич, вставая из-за стола и подойдя поближе к назвавшему себя однополчанином, бродяге.  В каком году служили? – спросил он, все еще пытаясь вспомнить это лицо
 - Семьдесят девятый – девяностый – ответил бродяга и даже попытался встать наподобие стойки «Смирно».
Иван Григорьевич еще раз внутренне улыбнулся: выучку не пропьешь.
- Откуда знаете меня?
- Ваш портрет висел в комнате замполита, там фотостенд был с лучшими офицерами полка.
- Ах, вот оно как!? – удивленно вскинул брови главный  врач. Не знал, за что удостоен такой чести, но комнату замполита помню.  Зачеты сдавал по марксистко-ленинской философии. Вот ведь, Маргарита Сергеевна,  время, какое было –  политучеба  на первом месте… Может от этого мы всех побеждали, не то, что сейчас – и Иван Григорьевич вздохнул. Так, что же привело вас ко мне?
- Хочу, чтобы дали мне работу, любую. Устал от свободы, сил больше нет.
- Но, у меня же больница, работают специалисты, в основном  медики. А вы я так понимаю летун?
- Так точно, бывший летчик-снайпер.
- Ну вот, а у меня летать не на чем. Машины «скорой помощи» правда, есть, но сможете ли? – вопросительно посмотрел Иван Григорьевич на доходягу, стоящего перед ним.
- Нет, конечно, уже на такой технике не смогу, это точно… Мне бы, что попроще, вроде метлы, да лопаты …
- Как у нас сейчас с дворниками? – спросил Иван Григорьевич своего зама, стоящую тут же рядом.
- Семенов ушел, а второй – Михеев в больнице, со сломанной ногой, по пьянке упал с лестницы. Вакансии есть – ответила четко Маргарита Сергеевна, зная характер своего начальника. Она уже поняла, что он намерен взять этого доходягу на работу и чтобы опередить события продолжила. - Видите ли,  Иван Григорьевич, но у гражданина Пушкарева нет ни паспорта, ни трудовой книжки и …
- А регистрация есть? – не дожидаясь конца фразы помощницы, спросил он бродягу.
- Есть, в бомжатнике числюсь, на Мытнинской, извините, в социальной гостинице – ответил бодро однополчанин.
- Ну, вот Маргарита Сергеевна, главное, что он зарегистрирован в городе, а паспорт и трудовую книжку – решите сами. Если возникнут проблемы, я переговорю с начальником милиции. Все! К сожалению, у меня сейчас  срочная консультация и я уезжаю… Маргарита Сергеевна, однополчанина помыть, вещи в дезкамеру и выкинуть, выдайте спец.одежду, обувь, ну и все прочее, обязательно новое. Потом медосмотр, сдача инструктажа по технике безопасности… И вот еще что, поставьте на питание через буфет персонала, с оплатой я разберусь… Желаю удачи – он развернулся и направился к столу, дав всем понять, что разговор закончен.
- Спасибо, Иван Григорьевич – тихо ответил бомж, еще не веря, что его приняли на работу, а не выгнали пинками с лестницы. Я так и знал, знал, мы же в одном полку… во второй воздушной…
- Пойдемте, пойдемте, Иван Григорьевич и так много времени уделил вам – проговорила замша направив свое тучное тело на бомжа, стараясь поскорее освободить от него кабинет шефа.
Что удивительного, однополчанин быстро влился в коллектив больницы и вскоре стал таким же незаменимым работником, как и многие другие сотрудники.
Воинское прошлое никуда не денешь, и дворник Пушкарев взялся за дело с военной основательностью.  Первым делом наладил шанцевый инструмент: наточил лопаты, перевязал метлы, чтобы они не рассыпались, при первом же взмахе, запас на зиму песка. Каптерка для дворника тоже преобразилась, стала похожей на уютную комнатку, с цветами на подоконнике и занавесочками на окне, с чистыми белыми стенами. На одной из них, справа дворник вывесил портреты генералиссимуса Сталина и маршала Жукова.  Да и сам, бывший бомж, преобразился, у него  появилась опрятность в одежде и четкая походка, свойственная только бывшим военным. И работал Александр Сергеевич так, что казалось в  больнице не один дворник, а по крайне мере целая бригада. Все было вычищено и ухожено во дворе и в небольшом больничном садике так, что придраться  не к чему.
Маргарита Сергеевна докладывая на очередной хозяйственной планерке главному врачу, всегда отмечала хорошую работу дворника Пушкарева, ставила его в пример  другим. Так и говорила:
- Берите пример с Александра Сергеевича, когда человек хочет работать, то все получается.
Иван Григорьевич улыбался, надо же, однополчанин не подвел, держит марку. Но идиллия скоро разрушилась, после нескольких месяцев напряженной работы и воздержания от алкоголя, Александр Сергеевич сошел с катушек: стал пить, его каптерка превратилась в приют, где дневали и ночевали его бывшие  друзья по прежней бомжевской жизни.
Завхоз, Маргарита Сергеевна, доложила о безобразии дворника Пушкарева, шефу – главному врачу.
Иван Григорьевич выслушал свою помощницу молча.
- Какие предложения? – спросил он в конце ее доклада.
- Уволить по статье?
Иван Григорьевич отошел к окну и долго глядел на заснеженные деревья садика. Он почему-то вспомнил себя, молодым лейтенантом, стоящим на заснеженном аэродроме в Заполярье.
 В небо один за другим поднимались истребители, только-только принятые на вооружении новенькие Миги.  Как-то они поведут себя на предельных высотах и скоростях, и особенно, на форсаже, когда наступает предел возможности самолета и летчика, таких же молодых парней, как он сам? Только он,  врач эскадрильи, да и командир полка ставили свои подписи на летном листке, разрешая вылет. Именно они отвечали за полет, за все, что может случиться  с железякой, летающей со сверхзвуковой скоростью и человеком, втиснутым в эту металлическую скорлупу… И вот уже плывут перед его взором Лешка Погудин, разбившийся при аварийной посадке, когда пытался укротить  летательную махину с отказавшим двигателем, и не дотянул до полосы, всего сотню метров.  Володька Миронов сбитый ракетой над Синайским полуостровом, в Шестидневной войне. А вот и Виталька Симбирцев   со своей нежной улыбкой  на губах потомственного аристократа, сбившего над Красным морем американский Фантом, и погибшего  от случайного осколка, разорвавшейся  ракеты. Проплыл жаркий октябрь, того уже забытого всеми года, когда песок скрежетал на зубах,  кажется, ощущает он его и сейчас…
- Не надо!
- Что не надо? – не поняла Маргарита Сергеевна. Не увольняйте Пушкарева, отправьте к наркологу, пусть тот посмотрит, назначит лечение, ну и как это у них называется – закодирует. Деньги мы оплатим. Маргарита Сергеевна ни слова не говоря, вышла.
Через пару недель дворник Пушкарев снова махал метлой, чистил обильно выпавший снег и при встрече с машиной главного врача, отдавал честь. 
Иван Григорьевич сперва обижался, а потом привык: ну хочет поприветствовать своего однополчанина, нельзя же запретить…. В середине февраля дворник опять стал чудить. Первым делом он всегда чистил крыльцо парадного подъезда, посыпая аккуратно ступени желтым песком. Но вот уже как дня три, песок на ступени не сыпался, а снег не счищался.
- Что с дворником? – задал вопрос Иван Григорьевич, увидев беспорядок на главном крыльце больницы.
Маргарита Сергеевна отвела глаза в сторону.
- Что с ним случилось? Запил? – переспросил главный врач.
-Ни то слово, Иван Григорьевич. Привел какую-то женщину, первый раз мы ее здесь видим. Пьют оба. Механик, Вьюхин сказал, что ночью выйдут, купят водки и продуктов и снова квасят… Что делать будем, Иван Григорьевич? Сейчас больные помогают  снег убирать, да второй   дворник  вышел с больничного, но ему  не справиться, снега-то нынче сколько. Каждый день сыплет и сыплет. Да и потом,  нельзя Пушкарева в каптерке оставлять, мало ли  что они в таком состоянии могут натворить... Не дай бог подожгут еще, ведь курят оба... И потом, посторонняя женщина в помещении больницы, а кто и что она не известно. Нужно в милицию сообщить…
Иван Григорьевич ничего не стал отвечать, зашел к себе в кабинет, попросив секретаршу соединить с участковым милиционером.
Через пару минут хриповатый голос участкового, загудел в трубке:
- Слушаю, Иван Григорьевич. Что случилось?
- Ты бы зашел ко мне до обеда, Михаил Захарович, поговорить надо.
- Без проблем, буду в двенадцать, как раз собирался в вашем микрорайоне побывать.
- Ну, договорились, жду.
Ровно в двенадцать милиционер, в звании капитана, сидел в кабинете главного. Они давно знали друг друга, лет десять не меньше, когда еще совсем юный лейтенант заступил на эту должность, познакомились и с тех пор сотрудничали, каждый в своем направлении.
 Главный врач без предисловия объяснил всю ситуацию и попросил лишь об одном, убрать женщину из каптерки сторожа, а самого подержать пару-тройку дней у себя в КПЗ, чтобы отошел от пьянства, а потом они его заберут, будут лечить от алкоголизма. Договоренность с наркологами имеется, но пока не протрезвеет, ни о каком лечении речи не может идти.
- Сделаю, Иван Григорьевич. Сейчас вызову по связи ребят из ПДС, они помогут…  Только условие – не мешать, ребята там здоровые, не любят когда под ногами кто-то болтается. Сами понимаете.
- Хорошо, я распоряжусь, чтобы мои хозяйственники не мешались. Прошу не бить моего однополчанина…
- Да, вы что Иван Григорьевич, могли бы об этом и не говорить… Мы ведь тоже с пониманием, хоть и менты...
- Ладно, Михаил Захарович, не обижайся, это я так для страховки.
 Через три дня протрезвевший дворник сидел в кабинете шефа.
- Извините, Иван Григорьевич, не удержался, снова вошел в пике…. Не хотел, да вот бывшая знакомая приехала погостить… Ну и понеслось…
- Кто она такая и что за праздники вы отмечали?  Расскажи, Александр Сергеевич, мне хочется тебя понять…
-  Хотите понять? – усмехнулся однополчанин. Трудно это вам будет сделать. Хотя, слушайте, если интересно и есть время. Только выпить бы чего?
- Нельзя тебе, едва отошел от того запоя – строго ответил Иван Григорьевич.
- Ерунда это все, пить брошу, когда захочу, а сейчас не могу на сухую говорить, честное слово, не могу – и он посмотрел в глаза Ивана Григорьевича.
Тот встал, подошел к секретеру, и нажал на рычажок, открылась дверца мини бара. На полках стояли бутылки дорогого  коньяка, виски и несколько сортов водки.
- Что будешь?
- Водку, конечно…
Иван Григорьевич взял хрустальный стаканчик и налил почти до краев.
- Закусишь? Вот икра, маслины, лимоны. Что дать?
-    Ничего…
Однополчанин взял водку, слегка трясущейся рукой и махом опрокинул стаканчик в рот, наклонил голову вниз, сморщив лицо, потом распрямился и внимательно посмотрел на шефа.
- Спасибо, уважил, не ожидал…
- Ладно, проехали, а теперь рассказывай, как до такой жизни бывший военный летчик дошел.
- Во вторую воздушную попал после Качинского училища, потом в наш полк для спецподготовки и через полгода в Афган. Наша задача была прикрывать транспортники и вертушки во время  полетов. Дело не простое, горы не разгонишься, летать на малых высотах приходилось. А это на Мигах и Сушках не просто. Золото, а не машины, они и спасали...  Маневренные, легкие  в управление, огневая мощь, что надо. На этом и выезжали. Дважды был сбит, горел, попал к духам в плен, бежал и снова за штурвал. Отпахал четыре года, приехал в часть, женился, но неудачно, разошлись через полгода, детей слава богу не было.  И снова попросился на войну, привык, война стала для меня  нормой . Адреналин в крови нужен был,  как говорит нынешняя молодежь. Вышел из Афгана  вместе со всеми в 89, когда в стране перестройка во всю началась. Попал в  Николаев, на Украину, там стал учить молодежь летать. Все шло не плохо, познакомился с местной дивчиной, стали жить, родился ребенок – девочка. Ну, а тут сами знаете, что. Развал Союза.  Присягу самостийной Украине отказался принимать. Меня выпирли из училища. Остался без работы. Поболтался года два техником в местном аэроклубе, но и тот закрыли. В общем, остался не удел. В семью стыдно идти без денег, стал закладывать за ворот, вроде полегче, когда выпьешь. А тут местные власти стали прижимать, мол, не гражданин Украины, давай определяйся. Я поехал в Россию, в наш полк. На службу не взяли, но приняли, устроили в гостиницу, взяли на работу вольнонаемным техником. Помогли паспорт российский получить, а выхлопотать сертификат на квартиру не получилось. Все послужные документы остались на Украине… И тут женщина подстатилась, Наталья, продавщица из гарнизонного магазинчика. Перешел к ней жить. Но вскоре часть прикрыли, и мы оба остались без работы, без жилья. Помыкались по съемным квартирам, потом переехали в город, ну кто возьмет на работу человека без профессии, а переучиваться - поздно. Так и покатились оба вниз. Наталья уехала к родителям на Урал, а я по подвалам и помойкам стал промышлять, пока к вам не попал. А недели две назад Наталья объявилась, приехала так сказать, для восстановления семьи… Не удержались, запили.  Остальное вам известно. Все это время бывший военный летчик говорил так, как будто на исповеди в церкви. Не отрывая глаз от картины, висевшей на стене кабинета, точно напротив него: тихий русский пейзаж, с церквушкой на высоком холме…
Иван Григорьевич слушал, не прерывая рассказчика. Когда тот закончил, помолчав,  спросил:
- Что дальше намерен делать?
 Тот пожал плечами:
- Надоела такая жизнь, никому не нужен… Нет, я не жалуюсь, но тоска так вечером навалит – волком вою… Одно спасение, примешь, вроде отойдет…
- С дочкой не пробовал связаться?
- Хотел, письма писал, пришел ответ – забудь меня и дочь. Перестал беспокоить. А что я могу им дать? Проблемы? Нет, не по мне такая миссия. Выкинут из жизни! Боевые заслуги - насмарку, родился в России, служи в России, а пойди, докажи, что ты, это ты… Таких как я  тысячи, если не миллионы. Нам и термин придумали – маргиналы. Изгои общества, которые мешают жить. Умираем, нас и хоронят отдельно, как прокаженных – под номером, в специально отведенном месте на кладбище. Все, не могу больше, Иван Григорьевич, так жить, не могу… Ухожу от вас, спасибо за заботу… но не смогу уже стать я новым человеком, не смогу и баста. Буду доживать свои дни среди таких же, как я, по крайней мере, они меня понимают, и я их …
- Послушай, Александр Сергеевич, ты же знаешь, паспорт мы  тебе восстанавливаем, документы в работе, вот-вот получишь, запросил через военкомат твое служебное дело, обещали к лету прислать, и у тебя военная пенсия будет, добьемся, выделят  и квартиру…
Но однополчанин встал, как бы прерывая разговор и впервые за все время знакомства с главным врачом, назвал его на «ты».
- Ты, Иван Григорьевич, настоящим мужиком  оказался, не скурвился при своих званиях и регалиях… - две слезинки выступили  и застыли на глазах боевого летчика-снайпера. Но всех таких, как я, не осчастливишь… Спасибо и не удерживай… Прощай – он махнул рукой и решительно вышел из кабинета.
Дворник  Пушкарев ушел с работы, так же неожиданно, как и пришел.
23 февраля в день Защитника Отечества к Маргарите Сергеевне пришла Наталья, подружка по несчастью, бывшего дворника Пушкарева, забрать вещи, как она выразилась.
-  А какие у него вещи? – удивилась завхоз- Пойдемте смотреь... В коптерке,в шкафчике, на самодельной вешалке,в тряпичном чехольчике болтался какой-то пиджак.
- Тот ли? – спросила сама себя, Наталья, сдергивая тряпицу. Золото погон, серебро орденов и медалей, ударили по лицу Маргариту Сергеевну, как пощечины...  Его, Сашенькин – просто ответила Наталья, снова закрывая чехольчиком парадный мундир своего сожителя.
Поздно вечером, Иван Григорьевич, впервые за последние годы достал альбом с черно-белыми фотографиями, сделанными за годы службы в Советской  Армии, смотрел на себя, молодого и бравого, своих  друзей однополчан, пил  горькую водку и плакал…