гл7и8

Пётр Волкодав
гл 7.
Круг:
 Колесницы Атоная.

   Лагерь царя всех скифов раскинулся в низине, у притока Тиры – небольшой речушки Альтиры, где поблизости, в многочисленных балках – красные глины пригодные искусству гончаров.
   Верховые передового дозора обрадовались появлению давно ожидаемых гостей; поклонились и
поприветствовали царя Ассея:
  – Ассее, - царь Меотиды пусть Табити пошлёт здоровье твоему сыну…  Атонай ожидает  тебя!
  Царь севера Меотиды приостановился рядом со старшим дозора и покосился на повязку на ноге.
 – Цела?
- Цела, царе Ассее, - обрадовался сторожевой, оказанному вниманию, – две луны не мог ходить.
Теперь лучше, правда иногда побаливает, – и без всякого перехода, добавил – езжайте прямо, цари
собрались у Большого камня. Ждут тебя. 
 – Удачи сколе, твоему роду - Ассей пришпорил «Рассвета». Караульные восторженно провели гостей, а потом их внимание переключилось на показавшиеся стяги войска царя Меотиды.
   – Ого! – воскликнул один из дозорных. - О Папае! Ассей привёл целую армию. Гляди, гляди сколе!
  – Хм, - Старшой ухмыльнулся и с видом знатока и бывалого воина сказал: – Атонай с Ассеем,
сражаясь вместе, не проиграли ни одного сражения. В степи засуха, а он привёл больше воинов, чем собрал Атонай.. а как он сидит в седле!.. Хотелось бы посмотреть на его сына. О Русе только и
говорят. 
 - И я, сколе, - согласился сосед. - Говорят, что в Кругу тот, о ком бает Степь. Ты видел его?
 - Нет.
   
  Вжик-вжик, - доводится до нужной остроты оружие, а у кибиток и горнов снуют потемневшие от въевшейся сажи и копоти помощники кузнецов. Мастера  подправляют старое и куют новое: - топоры и мечи, наконечники копий. У кострищ весело переговариваются и торопливо завтракают воины.
  Глядя на них, посторонний подумает, что скифы собрались на состязания или на большой праздник. Завидев Ассея, они поднимаются и громко приветствуют.
  - Слава царю Ассею! - Приветствие волной катилось по лагерю. Ассея узнавали, узнавал и он.
  – Приветствую, сколе, – весело закричал царь – твой «меч» не заржавел? Как это тебя жена самого отпустила, или она больше не ревнует к рабыням? – сотни взрываются  хохотом, а  довольный
вниманием к своей персоне, сколот, разглаживает усы и ухмыляется: – Мой «меч» всегда на месте,
Ассее и рабыни - тоже!
 
  Ассей остановил коня за сотню локтей до «круга», у «камня» и передал поводья слуге… Сотня высоких и мощных бородачей никак не отреагировали, не шевельнулись и не проявили интереса, будто и не охранники они вовсе, а каменные застывшие «бабы». Двое ближайших подошли к Ассею и
поклонились.
  – Тебя ждут царе. За лошадьми присмотрят. Пусть твои тысячные оставят оружие здесь. 
 - А где мой тысячный Крей? – спросил Ассей, отстёгивая меч.
 - Я ждал тебя мой царе, – раздался за спиной голос тысячного. - Место для нашего оружия – вот здесь.   
 
   «Круг», место совета царей и высшей воинской элиты - окружность радиусом в десять-двенадцать локтей, в центре которой очаг Табити, огороженный камнями. Пламя лениво лижет поленья. Напротив входа - царь всех скифов, а по окружности – цари, вожди дружественных племён и их  высшие
командиры. Круг устлан без всякой роскоши и намёка на положение среди сколотов и. сан - циновками из грубого полотна конопляной ткани, - своеобразные и простые сиденья – прямо на земле. Сиденье Атоная не отличается роскошью, разве что поверх циновки положен персидский коврик.
 
   Асей пружинистой походкой, направился к царю всех сколотов, отметив, что собрались все… 
– Я приветствую тебя, Атонае,  и вас - цари, и тысяченачальники! Я приветствую тебя Перисаде – царь Боспора, давненько мы не виделись. Атонае, извини за опоздание. – Лицо царя Боспора благодарно расплылось в улыбке  – Ассей выделил его среди всех. 
  - Приветствую тебя Ассее! Как здоровье твоего сына, когда мы увидим будущего царя Меотиды?  –Атонай хитро прищурился, заранее зная ответ.       
  - Рус со мной, он сейчас в шатре с Таной. – Ассей поймал радостный взгляд царя Агасара – родного брата Таны. Круг ожил удивленными восклицаниями. Не сдержался и притворившийся Атонай.
  – Асее, ты взял на войну маленького Руса? – Не сдержался и сострил тысячный Перисада: - Кто
 привёл армию, ты или -  Рус? Признавайся! – «Круг» грохнул и взорвался смехом. Ассей шутливо
развёл руки и ответил. – Конечно-же сын. Он не просто вёл войско, но и вселял уверенность, Солах. Мои воины под любым предлогом старались держаться ближе к шатру.
 - Особенно, когда Тана  кормила Руса – вставил Зиммелих своё слово. - Грудь то, у жены твоей ого-го. Агасар при этих словах расцвёл, а Накра хихикнула.
- Ладно, будет, – остановил всех Атонай. – пора к делу. Ассе, присаживайся справа от меня, вот здесь. Пора начинать. Располагайтесь удобнее мои воины, будем думу думать. Рядом с каждым Я приказал поставить килик и кувшин с «молоком» наших кобылиц. Слуг я отослал, чтобы не мешали.
Ухаживайте за собой сами.
  Ассей присел и покосился на соседа – высокого и безбородого... Этого воина он не знал. У незнакомца булавы не было, но из ножен выглядывала рукоять ножа, не похожая на всё что доводилось видеть раньше. Это удивило царя Меотиды. Оружие позволялось только царям, но булавы-то у безбородого нет. Додумывать мысль Ассей не стал, а просто присел рядом.         
   «Да - а, постарел наш царь» - Отметил про себя Ассей и переключил внимание на слова Атоная
 
- Скоро вернуться послы, а пока я расскажу, почему без вас принял решение о недопустимости   принятия условий Лисимаха.. К сожалению не все цари откликнулись на мой зов. Виной тому не только засуха и интриги царя Едугая, но и нежелание помочь. Некоторые роды откочевали в северные земли и увязли в непрекращающихся  стычках с нашими северными братьями и другими народами. Брат
Едугея  откупился  наконечниками стрел и оружием,  другие – два тавридских царя отказали мне.
Фатеи обещали помощь Перисаду. Что происходит скифы? – Атонай обвёл присутствующих грозным взглядом, и многие опустили головы. – Что происходит? Каждый стал играть в свой «рожок» и
купаться в золоте, напиваться греческим вином и поклоняться чужим богам! Царя Скила убили именно за это. Едугей превратил свой народ в рабов и не только он. Почему Ассей, смог сохранить свой народ… Я вам отвечу. Он поступает так, как поступаю я – выделяет часть своих запасов и помогает
Родам. Многие цари забыли, как нелегко моему деду далось объединение Скифии. Но, - Атонай сделал паузу и благодарно посмотрел на царя Меотиды. – эти вопросы будем решать потом, после сражения… Ассее?
  - Я слушаю тебя мой царе. Что ты хотел услышать, Атонае? – Атонай прищурился и лукаво
ухмынувшись, спросил: – Ассе, ты помнишь, чью голову ты срубил под Ольвией?
 - Помню Атонае. Сегодня я пришёл за другой головой, головой Лисимаха, если её срубишь ты или Зиммелих я не буду иметь претензий.
 - А если я? – подал голос Дрон.
 - Молод ишо, охотник за головами – отозвался Асей, подмигнув царю будинов. – Но мы отвлеклись. Скажи Атонае, а где моя чаша? Я думал, что она пойдёт сегодня по кругу.
 -  Чаша ушла Ассе, но ты получищь замену ольвийской чаше. – улыбнулся Атонай.  Ассей пожал плечами. Глядя на Атоная Ассею вдруг пришла простая до сумасшедшая мысль. Вначале царь Меотиды откинул её но, выражение лица Атоная, подкрепило догадку.
 – О том все знают, - начал издалека Ассей – все скифы… Так ты, - Ассей не сдержался – Ха-ха-ха, ха-ха-ха. Атонае! Ха-ха-ха клянусь Папаем, до этого не додумался и твой дед! –  Гости начали переглядываться: царь Меотиды беспричинно и раскатисто хохотал, а Атонай загадочно улыбался. Недоумевающая Накра повернулась к Оршесу и зашептала.
– Что это с Ассеем, рождение сына вскружило ему голову? – Бывший наместник Торжища не отвечал, в свою очередь, - повернувшись к Агасару и его тысячному - Солху. Зиммелих и  Перисад также пожали плечами и переглянулись. Асей боковым зрением отметил: Безбородый, - сосед остался непроницаемо-спокойным. Он лишь заинтересованно изучает  лицо Ассея. «Володя» - услышал незнакомое слово от соседа..
  Атонай торжествующе обратился к царю Меотиды. – Раз ты догадался, скажи всем.            
 Царь Меотиды отцепил от боевого пояса «утиральник»  и смахнул выступившие от смеха слёзы. – Наш  царь, - начал Ассей – попросил у меня через своего посла  «ольвийскую» чашу. Я не мог понять, зачем и терялся в догадках. Теперь всё стало на свои места. Атонай отправил послов, чтобы передать наш ответ Лисимаху, я правильно понял тебя Атонае? – царь всех скифов утвердительно кивнул.
  – Так вот сколоты наш ответ Лисимаху – «ольвийская» чаша! – В «круге» наступило замешательство; некоторые вскочили на ноги, от охватившего возбуждения, другие покачали головой.
– Атонае, - первым заговорил Перисад. – Ты дал достойный сколотов ответ! Я разделяю его и согласен с тобой.
  - Почему Атонае? – одновременно спросили цари Агасар и  Токсарид. – Таким ответом ты отправил послов на верную смерть и разозлил Лисимаха. – Царей поддержал возбуждённый Зиммелих.  – Отец!... - Атонай усмехнулся.  – Погоди сын, я думаю, что моих послов Лисимах не тронет. Две жизни ничего не решают в данной ситуации. Мой ответ конечно, разозлит наместника Геллеспонта и заставит сделать ошибку, ведь «чаша» - оскорбление не только ему, но и всей Греции. Он нарушил наши 
мирные договора и покусился  на наши прибыли с торговли, зная о наших трудностях и соперничестве отдельных царей. Иного ответа с моей стороны не могло и быть… А ты Ассее, что думаешь?
  - Ты прав Атонае, - ответил бесстрастно царь Меотиды - распри среди наших царей действительно существуют. Об этом знают и «длинноголовые».

 (( длинноголовыми - сармат звали за то, что  они детям обматывали головы сырой кожей… кожа высыхала, формируя эталон сарматской красоты – высокий череп. Искусство их можно проследить в степях калмыкии в 19 веке, но это другая тема))

   «Круг» возбуждённо загудел. – Но «длинноголовые» наши союзники – вскричал, возражая Токсарид, - у нас с сарматами мир!
 - Да Токсариде мир, – вмешался Оршес, бывший наместник Торжища, - но это хрупкий мир. Кому как не мне знать о том. «Длинноголовые» зашевелились. Им известно, как и нам – засуха будет
продолжаться. Их вещуны пришли к такому же выводу, как и наши. Лучше послушаем Атоная.
  - Тогда почему нет владыки Ольвии; ведь происходящее напрямую связано с нашей торговлей и
пошлинами, где он, где Клеонид?
  - Остынь Токсарид, - поднял голос Атонай. – я передаю слово Перисаду. - Царь Боспора неторопливо допил килик с вином. «Молоко» скифских кобылиц было не в его вкусе. Он вытер усы и степенно заговорил: -  Мои  воины, поллуны назад, взимавшие пошлину в Пантикапее с греческого торгового судна, заподозрили троих греков – торговцев. Товар  у них был обычный: пряности, оливковое масло, вино и посуда, но вели они себя весьма странно... Судно отправлялось в Торжище. Я приказал пропустить корабль, чтобы не вызывать беспокойства и подозрения прочих торговцев. Вы все знаете, какие доходы приносит мне торговля… В море мой старший сын – Сатир остановил судно и подверг
тщательному осмотру. Вот, что мы нашли – Перисад вынул пергамент, испещрённый греческими буквами. Внизу стоял известный присутствующим оттиск перстня наместника Геллеспонта.
  -  О чём говорит грамота Лисимаха, Перисаде? – нетерпеливо спросил Ассей.
  - А почему ты не приехал с Сатиром? – не выдержал и Зиммелих. Атонай поднял руку. Шум затих и Персад продолжил. - В тайном письме Лисимаха, предложение сарматам к союзу с греками. Лисимах, - Перисад сделал паузу – предлагает «длинноголовым» перейти Тану и обрушиться на нас с востока. Северные земли Меотиды по предложению Лисимаха - до Миуса, отходят сарматам. Указан день начала действий. – Слова Перисада вызвали бурю негодования. Ассей побледнел и вскочил. Не удержались и другие воины.
 – Перисаде, - воскликнул Зиммелих – у меня было подозрение в Торжище, сарматы действительно стали другими. Простите меня цари за самосуд над братом и царём Едугеем, - кровь взыграла…
- Потом, зиме,  - Перисад прервал Зиммелиха, заканчивая речь: – Послы греков и команда судна сейчас в моей тюрьме. Те, кто оказал сопротивление – обезглавлены. Лисимах не дождётся возвращения своих послов. Это не всё. По сведениям послов Лисимаха, греки снарядили флот. Потому Сатира я оставил в Пантикапее. Он готовится к возможному нападению с моря. Со мной прибыл средний сын – Сантор, но он приболел и не может присутствовать. Я привёл мало воинов – пять тысяч. В дороге сюда меня перехватил посланник владыки Ольвии.. Царь Клеонид велел своему послу передать, что не может помочь воинами, потому что ольвийцы спешно собирают урожай, а он  занят укреплением города и подготовкой к предстоящей осаде. Вы ведь помните осаду Зопириона. Ольвия – лакомый кусок.
Клеонид направил мне пятьсот всадников. У меня всё. -  «Круг» замолчал, новость ошеломила скифов. Положение было не просто серьёзным, а критическим. В их руках сейчас находилась дальнейшая судьба всей Скифии и боспорского царства. Любое опрометчивое решение может стать последним. Только сейчас цари, и военачальники осознали значимость, и важность происходящего. Их вопросительные взгляды устремились к Атонаю. Все они знают: с военной машиной греков не так просто тягаться. В Афинах осела львиная доля, награбленного  Александром во всей ойкумене золота.
   Дрон смешался, а Атонай пристально посмотрел на царя будинов. – Вот так-то Дроне, готов ли теперь ты положить своих воинов, а может и свою голову на алтарь греко-скифской войны?
  - Я дал слово, Атонае и не нарушу его, – вскричал бравируя словами Дрон. - Ассей проливал свою кровь за моего отца и помог мне в борьбе за корону.  Моё участие в сражении – это скрепление союза со скифами!
  - Атонае! Атонае, - раздался и прервал собравшихся, громкий крик дозорного – вернулись послы!  Царь всех скифов, не скрывая радости, облегчённо выдохнул. – Ху, слава Папаю. Пропустить.
   В «Круг» Совета вошли двое бородачей и  низко отвесили поклоны Атонаю и царям.
  - Я жду, - нетерпеливо приказал царь всех скифов, – каков ответ Лисимаха?
  - Царе, - взмолился старик-посол – позволь снять тряпьё, я запарился с непривычки… нет  сил.
-  Цари и их военачальники подивились наглости, а Атонай, не обратив внимания, махнул рукой.
 – Сбрасывай, да поживее. Не заставляй нас ждать, а ты – он кивнул на второго посла – начинай.
Молодой скиф замялся, не зная с чего начать. Тем временем старый бородач к удивлению
собравшихся сбросил парик- скальп;  упала на землю бутафорская борода, верхняя рубаха и, вдобавок – три пояса. Старик превратился в лысоватого мужчину средних лет, с выступающим животом. Агасар и Токсарид подпрыгнули от неожиданности, а удивлённый Ассей прокричал. – Аримасп! Твой посол – представитель народа «одноглазых»! Атонае, ты доверился инородцу, почему? – Вслед  Ассею, загудели недовольные цари, но Атонай прервал и остановил всех. – Замолчите все и не давайте мне указаний. Послы, я жду ответ!
  -  Атонае, Лисимах велел передать…- толстяк-аримасп запнулся и опустил голову.
 
  (( аримаспы по Геродоту – одноглазые. «Арима» – один, глаз – «спу». Е Блаватская по этому поводу выразилась весьма интересно… Одноглазые – те, у кого открыт «третий глаз». 
 
 - Продолжай мой посол, - Атонай поднял руку. - Каков бы не был ответ говори и не бойся. Я жду. – Посол воспрянул духом и поднял голову, но смотреть в глаза царю всех скифов не решился.
  – Лисимах был взбешён твоим ответом, мой царе – начал он. - Он сказал, что сотрёт с лица ойкумены твою…вонючую Скифию, а тебя…будут голого, как дикого зверя возить в клетке и показывать всем народам. – Аримасп умолк, а в Круге наступила оглушительная тишина. Рука Ассея потянулась к ножу, но сосед мягко остановил царя Меотиды. У Зиммелиха от злобы заходили желваки на скулах. Невозмутимым остался один Атонай. Казалось, сказанное послом не вызвало гнев, а наоборот – развеселило и обрадовало Атоная… Посол тем временем вздохнул с облегчением и вытер, вспотевшую лысину… «за такие вести могли и предать смерти». Дважды за сегодня, посол оскорбил высоких царей и остался жив. Аримасп продолжил. – Лисимах сказал, что закончит начатое Артаксерксом, Дарием и Филлипом вторым.
  - Вонючую страну, говоришь – ха-ха-ха – взорвался Атонай. - Четыре  года назад, когда мы заключили договор о мире и торговле, он восхищался скифскими лучниками и говорил о дружбе наших народов. Я рассчитывал именно на такую реакцию, продолжай посол.
  - Как ты и предполагал мой царе, нам на голову надели повязки и мешки. Я видел тысячи заострённых кольев, стенобитные орудия, больше пятидесяти катапульт и около сотни метательных орудий. Это не всё. Меня пытались провести заведомо «откровенными» разговорами греки. Я думаю, Лисимах ждёт подкрепления.. через  день-два. Твой ответ разозлил его. Лисимах предлагает тебе мой царе завтра на рассвете начать сражение. Если всё-же ты изменишь решение и пойдёшь навстречу то, Зиммелиху придётся отправиться жить к грекам и взять в жёны одну из самых знатных афинянок Греции, а ты возвратишься в свои земли и не будешь препятствовать  Лисимаху… Это всё, Атонае - послы поклонились и застыли. Ассей присвистнул. – Ничего себе перемирьице. Завтра я срублю его поганую и глупую башку… Зиммелиха в заложники захотел! – Ассей взъярился: на скулах заходили желваки:.. -  воловий хвост, вот что получит Лисимах в придачу к гребню на своём шлёме.
  - Я не отдам никому моего ученика – стиснув зубы, сказал побелевший от злобы Тертей. Тут вмешался и осторожный царь Агасар: – Атонае, ситуация серьёзная. Может, возобновим переговоры с Лисимахом и потянем время за хвост? Не нужно торопиться. Я не доверяю твоему послу. Ты хотел откровенности, я – сказал, что думаю. Война унесёт много жизней… Об искусстве аримаспов ходят легенды, но видеть сквозь повязку и мешок? Хм, этого не может и твой главный вещун - Скол.
  - Я  доверяю ему Агасаре. Пребывание его среди скифов, я храню в тайне много лет. Я нашёл его – мальчишкой, в лесу. Мои воины пожалели и отбили у стаи волков. Родители и близкие парня погибли. Погибли и братья и сёстры. Аримасп привык к нам и считает себя скифом. Когда он вырос, я предложил ему вернуться к своему народу. Он отказался. Сейчас у него родились двое детей.
  - Пусть так Атонае, - вмешался Токсарид – но как мы можем убедиться в истинности сказанного? Нужно проверить сейчас-же способности посла. Одно неверное решение и… – Атонай кивнул в знак согласия и поманил Зиммелиха. Сын царя, ни слова не говоря, поднял одежду посла и повязал голову аримаспа, а потом указал пальцем на соседа Ассея и спросил у всех. – Кто знает этого человека?
  В «Кругу» затихли, недоумённо и растерянно пожав плечами.
   - Я об этом хотел спросить сразу, как пришёл – медленно и с расстановкой произнёс Ассей. – Атонае, не много ли загадок на сегодня? Сначала посол-аримасп, теперь безбородый. Кто он и по какому праву находится в кругу? Даже Тертей без оружия. - Ассей обернулся к незнакомцу. _ Кто Ты? - Безбородый поднялся. – Я говорил тебе Атонае - моё присутствие вызовет вопросы. Не проще ли.. - Плавная, несколько необычная речь, слова, сказанные незнакомцем оглушили...
 - Помолчи пока - перебил безбородого Атонай. У Ассея округлились глаза. Он вопросительно взглянул на Зиммелиха. Тот не отвечал…
   - Здесь я приказы отдаю - продолжал Атонай. - Этот человек находится здесь по моему приглашению - царя всех скифов. Будьте осторожнее в своих словах. Не время для ссор. Кто ещё знает безбородого? – Ответом была тишина.
  - Значит – никто. А теперь, посмотри на этого человека и скажи аримасп, что скрывает одежда. – Безбородый почему-то вздрогнул… - У безбородого, - начал толстяк и на мгновение осёкся – этого не может быть! О Папае!.. От левого плеча  к животу тянутся четыре борозды шрама. Скорее всего, когти большого хищника. На правом боку у бедра, след резанной раны, справа от шеи шрам от сквозного ранения от стрелы, под правой грудью родимое пятно. На левом плече след ожога в виде. – Аримасп сложил пальцы в виде фигуры. - Половина волос – белы, но это вы видите и сами. На ногах..- Сосед Ассея пробовал улыбнуться, но у него не получилось… С каждым словом последующим словом цари приподнимались. Дрон открыл рот от изумления и возбуждённо вскричал, выразив то, что было известно всем. – Ты тот, о котором говорит степь! Атонае, почему ты сразу не сказал!? – У Ассея  запульсировало в глазах от услышанной новости, а Зиммелих громко засмеялся. Атонай поднял руку. – Присядь, «скифе», рубаху снимать не нужно. Этот человек - цари, спас моему сыну жизнь, – голос царя дрогнул, – а я не буду скрывать - хотел увидеть его голову. Он мой гость и кровный брат моего сына, а значит и твой, Ассее. А теперь садитесь все. Потом познакомитесь ближе. Итак, - о главном: завтра мы вступим в сражение с Лисимахом, и я хочу услышать мнение каждого из вас, цари и тысячные. Мой левый фланг займёт царь Ассей с Дроном. Две тысячи своих воинов, Ассее отдашь мне в центр – тысячу всадников и тысячу – пехоты. На правом – Перисад, с Агасаром и Токсаридом. С ними пойдут воины Клеонида. В резерве остаются две тысячи во главе с Оршесом и Накрой. Затягивать битву нельзя, к Лисимаху в дне хода подкрепление. Силы с греками сейчас, примерно равны. Теперь говорите свои соображения. Начинай Тертее, мы слушаем тебя.
– Атонае, - начал Тертей – ждать действительно нельзя,  если мы пойдём в лоб, потеряем много тяжёлой конницы. Колья и копья остановят и задержат атаку наших катафрактариев. Возможно, следует пустить вперёд пеших воинов.      
   - Нет Тертее, мы не успеем; - возразил царь северных скифов – Токсарид. - Пешим воинам нужны большие щиты, подобные шитам фаланги. В противном случае греческие стрелки и катапульты превратят пехоту в горы мёртвых тел. До кольев доберутся единицы. Нам  нужен стремительный натиск, чтобы пробить фалангу и минимум жертв. 
    - Я согласен с тобой Токсарид, Лисимах не настолько глуп. Он ожидает лобового удара, зная нашу стратегию и тактику. Там  нас и ожидают. Я уверен -  это западня! – утвердительно воскликнул Зиммелих, а Ассей добавил. – Твои слова Зиммелихе могут означать одно,
 - У нас почти нет шансов на победу, вернёмся к переговорам с Лисимахом. - закончил за Ассея Агасар.
 - Нет Агасаре, - возразил Ассей – это значит одно - у греков сильные фланги.
  - Да Ассее, я подумал о том тоже – вмешался Перисад. – Лисимах заманит нас в центр, а затем отсечёт нашу пехоту и закроет кольцо. Знать бы, где он прячет резерв.
– Да! - Атонай кивнул в знак согласия с Перисадом и долил себе «молока» кобылиц. – Меня тревожат орудия для метания стрел-копий и катапульты и этот проклятый мост на Тире. Зря мы не сожгли его раньше, Ассее.
  - А если мост для отхода греков, в случае неудачи? – слабо спросила Накра, не веря самой себе.
  – Как-бы не наоборот царица амазонок, - возразил Крей. – Скорее, ловушка для нас. Нас заманят на ту сторну, а потом отрежут дорогу назад. – Ассей и Перисад согласно закивали тысячному, а Атонай подозвал главного вещуна… Скол приблизился, догадавшись, что от него хочет царь. Наступала минута принятия важного решения. Круг умолк, а двое помощников Скола – верховного жреца Атоная принесли ритуальную чашу и высыпали содержимое на угли. От кострища заструился приятный и ароматный дым конопли. Запах дыма защекотал ноздри. У Атоная расширились зрачки. Он начал говорить: - Мы пришли к самому важному моменту. Меня, как и вас беспокоят два вопроса: первый – избежать больших жертв, при прорыве фаланги. Второй – мост. Думайте скифы. Если мы сможем сберечь 2-3 тысячи катафрактариев, исход  битвы будет решён. Что скажешь ты, «Путник»? Я слышал, что твой ум не отстаёт от твоей силы и военной доблести.
  Неожиданно «скиф» поднялся и ошарашил своим предложением виды-видавших царей и воинов. – Атонае, нам нужны колесницы! – уверенно заявил сосед Ассея, чем вызвал усмешку царя Меотиды. В «кругу» раздался громкий хохот. Прыснула и Накра, а Зиммелиху стало неудобно за брата. Агасар нахохотавшись до слёз, издевательски произнёс. – Да будет известно тебе «скифе», колесницы отжили своё время с тех пор, как наши прадеды разгромили персов, сровняли с землёй город Валтасара. Это поняли и персы, и египтяне и киммерийцы. Колесницы отжили своё время и перестали быть оружием. Тяжёлая конница, вот что сметает всех на своём пути.. Фаланга Филлипа Одноглазого, вот что греки придумали в противовес нашим лукам. Вопрос не в фаланге, мы прорубим её! Много воинов ляжет, вот в чём дело. Сил может не хватить. – В «кругу» одобрительно зашумели, с Агасаром согласились все, за исключением Атоная. Ассей тоже задумался над словами «скифа». Только сейчас участники Совета заметили – Атонай и «путник» смотрят в одну точку... За кольцом охраны стоял воз, запряжённый волами и доверху груженый хворостом. Ассей машинально посмотрел туда, а затем вскочил и закричал, напугав Накру. – Именно! Колесницы! Как-же это никому не пришло в голову. Я понял тебя Атонае и тебя «скифе»! Колесницы, которые ничто и никто не сможет остановить!!! Колесницы Атоная! – уже торжественно закончил Ассей. – Ведь ты специально поставил воз для нас Атонае. Воз-подсказка. Я удивился этому по приезду, когда спешивался и не придал значения. Зачем здесь у всех на виду нагруженный доверху воз? Какой же я глупец!
  - Я ничего не понимаю, Тертее объясни мне. При чём здесь волы? – тихо спросила Накра. Тертей наклонился и зашептал на ухо царице амазонок. Прислушался и Дрон. Лицо Накры светлело с каждым словом. – Так просто, – удивился Дрон.- как мы не догадались. Подпалить хворост на возах, да-да Тертее, я понял. Огонь погонит волов к фаланге. Почему мы не догадались? Атонай – гений!
  Довольный собой Атонай усмехался всем членам Совета. – Вы догадались бы и сами, я не хотел забирать много времени. Теперь каждый займётся своей работой. Все свободны, за исключением царей. Уточним наши действия. «Белолобого» приведите сюда.
       ***   
   Слухи…Слухи. Не всегда  от них веет непогодой с запада, зноём с востока. Не всегда слухи несутся в упряжке сплетен и приносят зависть, гнев и негатив в течение реки-жизни. К примеру: поделились вы на ночь приятной новостью  с соседкой или соседом; человек спокойно спит и радуется жизни. Вы не провозгласили истины, просто поделились хорошим. У вашего собеседника (собеседницы) приятный сон; полёты на марс, радостное общение с близкими или воображаемыми «близкими». Не важно, что завтра возникнут проблемы,  проблемы есть и будут у всех, важно другое – вы сделали человеку приятное, сняли стресс, страх перед «завтра», страх перед самим собой. А значит и вам хорошо; возможно, именно сегодня произойдёт  у вас встреча с любимым (ой), решатся какие-то завязшие во времени вопросы. Откуда вы знаете, а вдруг завтра вы закроете амбразуру дота, или вас собьет на дороге полупьяный водитель. Вариантов – бесчисленное количество, но негатив в большинстве случаев порождает – негатив..
  Это не идеализм, нет, к примеру,  просыпаетесь вы эдак к сорока годам, терпимо. А если проснулись к восьмидесяти?  Вопрос – а где вы находились раньше? Подавали кофе любовнику-миллионеру, нет!? Прогибались перед ничтожеством и ублажали прихоти какой-то, извиняюсь  дряни? А может, забыли, кто ваши родители? Я не пессимист и не апологет идеализма? А вы? Проснуться никогда не поздно, может быть для того, чтобы побыть один день, одно мгновение, самим собой. Я не о ВАС, я о себе……
   А ежели посмотреть в зеркало на себя, кто находится там: вы, или другой и незнакомый вам человек. Бывает… Хорошо, если оригинал и «копия» почти совпадают. А если этого давно нет. Если ваш «мой» двойник перестал быть двойником. Он стал управлять мыслями и сознанием, как всепоглощающая опара. Скоро «копия» детских или юношеских иллюзий разбухает до той степени, что оригинала, т.е.-нас, попросту более не существует. Оригинал превращается  в призрак зазеркалья, а на смену приходит отражение небытия. Созданный и лелеянный долгое время образ становится хозяином положения, а где-то внутри, в тисках подсознания ещё бьётся и кричит, не имея возможности явить себя, личность. Она кричит и взывает ко всем – это не Я! Выпустите меня! Возможно, это и есть то, что «древние» называли порождением потустороннего мира образов, негативная копия реального бытия. Т.е. демоны различных мастей, прячущиеся за своим уродливым хозяином - князем тьмы и начавшие работу на разрушение. Но автор отвлёкся…   
   Слухи, они возникают, казалось на пустом месте, и растут быстрее, чем опара. Замешанное тесто Слова, бродят, наполняясь пузырьками домыслов. Изменяется форма, но основа содержания – Слово, не имеет изменений, даже если к Нему приделать рога, хвост и копыта. Основа остаётся, как зародыш жизни и появления на свет людей и галактик. Лишнее неизбежно отпадёт. А вот что получается из теста, знает пекарь. .  Слухи растут быстрее, чем опара, нагромождая нелепицы и небылицы. Так происходит и с снежной лавиной из одной «точки». Лавина набирает мощь, сметая всё на своём пути, но рано или поздно останавливается.
  К полудню опара достигла апогея. Тысячные и сотники умеряли пыл любопытствующих и болтливых воинов. Скифы рассказывали и передавали всяческие небылицы, как будто война отошла на далёкий, задний план. Сотники прерывали слухи и сплетни, но и сами прислушивались. Они ведь тоже – люди и, ничего человеческое им не чуждо.
  - Говорят у него рога как у тура, а клыки как у дикого кабана, скол мне рассказывал.
  - Брось ты врать. Мой брат сам видел его. В горите «скифа» вместо стрел – змеи, а руками он растирает камни в порошок. Он сын Таргитая и Апи.
  - Замолчите, хватит болтать – прерывает их сотник, но и ему  хочется вставить слово. – Я слышал от Тертея, - начинает он, и скифы умолкают – у «него» красные глаза. В них лучше не смотреть. Он чёрный вещун.
 - Так я тебе и поверил – возбуждается первый, из говоривших. Ты-то сколе и Тертея не видел, а у «скифа» в штанах хвост. Он оборачивается хвостом как боевым поясом.
  - Ха-ха-ха, ха-ха-ха. А Хвост в штанах, спереди или – сзади.. такой как у тебя или побольше. Ха-ха, только что мне сказали – у него крылья, как у нашей крылатой богини.
  - А я слышал другое.. – В разных местах и подразделениях армии скифов то и дело раздаётся смех и волной обходит всех. – А воловьи повозки, зачем? Я слышал «скиф» поедет воевать на волах – и снова, смех. Он докатывается до лагеря противника. Лисимах пожимает плечами, принимая противников за сумасшедших. Воины-греки вопросительно смотрят на наместника  Геллеспонта и он объясняет: «скифы специально так делают. Хотят нагнать на нас страху. Так и передать всем»… И снова – хохот.
  К Атонаю приезжает посыльный. Грозный царь кричит. – Кто нарушил мой приказ! Я приказал убрать вино и «молоко» и не жечь коноплю - дохохочетесь!
 - Мой царе, я узнал причину, - кланяется посыльный и огорошивает царя всех скифов. - Твой приказ выполняют все полки армии. Дело в другом.. -  С каждым словом, Атонай меняется в лице; сначала взлетают удивлённые брови и разглаживаются морщины на лице; борода царя, ни того, ни с сего начинает трястись от несдерживаемого и откровенного хохота, а на глазах выступают слёзы… – Так говорят хвост и крылья в штанах, гы-гы-гы, ха-ха-ха.- Белолобый  настораживается и оскаливает зубы, но потом успокаивается и ждёт пояснений от хозяина. Царь давно так от души не смеялся. Молодая наложница спрашивает. – Атонае, а когда я увижу «скифа» о нём много говорят. Больше чем о тебе.
  - Я не считаю его противником. Молода ты. Пойдём в шатёр.- Лицо девушки искрится радостью.
   
  Мастер по изготовлению доспехов торопится. За сутки он и помощники выполнили заказ Атоная. Работа окончена. Охрана Ассея не пропускает старика. – Что тебе нужно мастер, «скифа» здесь нет. На шум из шатра выглядывает царь Меотиды. Старик успевает заметить в глубине шатра, ползающего по шкуре медведя, мальчика.  Голый мальчик теребит клыки медведя и улыбается. Иногда грубая шерсть укалывает  и тогда не до смеха. – Ассее, - говорит мастер, - я приготовил доспехи «путнику». Нужно примерить. – царь не понимая в чем дело чешет затылок и переспрашивает. – Какие доспехи? «Скифа» здесь нет… Ладно, я сейчас проведу тебя….
    Доспехи сидят как влитые. К удивлению мастера, безбородый становится на шпагат и сгибая руки, выносит вперёд локти. Доспехи не стесняют движений, что вызывает радость мастера, а Зиммелих и Ассей переглядываются и цокают языками, кивнув друг-другу. – Мне нравится сколе. – улыбнулся мастеру «скиф».- Чем я могу расплатиться за такую работу.
  - Мой труд оплачивает Атонай. – мастер немного замялся. – Я хотел пригласить тебя в мою кибитку. Жена и дочь будут рады. Не откажи. Я слышал, что у тебя нет женщины. Возьми и этот шлём. В навершии,  волосы моей дочери. Так принято у нас. – Растерянный  «путник» обернулся к брату за разъяснением. – Да брате, это так - подтвердил Зиммелих, а Ассей добавил.- В навершие шлёма мы вставляем пук волос близкой женщины или девушки. Если таковых нет, - любой из скифиянок. Этой традиции наших отцов.
  - Хорошо сколе, - вмешался снова Зиммелих, обращаясь к мастеру,  - мы скоро будем,  втроём, иди и готовься. Немножко времени ещё есть, жди нас.- Старик попытался улыбнуться, но вместо улыбки глаза увлажнились. – Я буду ждать вас, цари. Это большая честь для моей семьи. Если вам не позволит время, я не обижусь. Потому, скажу сейчас: Пусть моя работа поможет твоей работе «скифе», - завтра. И пусть не устанут твои руки».
 – Непременно, зайдём – растроганный путник поглядел вслед мастеру.
  - Старик не хотел, чтобы мы видели его слёзы – тихо проговорил Зиммелих. – У него было четыре сына и все погибли. После того он стал изготавливать доспехи. Доспехи, изготовленные стариком, считают лучшими во всей Скифии, а среди желающих заполучить руку его дочери, знать и великие воины.
  - Тогда пойдём к нему, брате. Кстати, почему не видать Накры?
  - Она сейчас у дочерей, а потом к амазонкам.  – Зиммелих хитро улыбнулся и подмигнул братьям. - Поехали к мастеру брате. Не помешает привыкнуть к доспехам, заодно и показать «хвост» любопытным. А дочь старика эх, жаль, что я женат – писаная красавица.
 – Какой хвост, брате? -  Степан, не допив вина, поперхнулся и  шутливо погрозил кулаком.    
 
  Весь недолгий путь их провожают. Смех затихает, а диск слепящего катится к закату, красный как кровь…  Кто-то из воинов ещё доводит меч - вжик-вжик, и этот звук режет слух.

Гл 8.
Прекрасная незнакомка.
   
     Навязчивый мираж не исчезал, вызывая бессильную ярость и раздражение непрекращающейся и снова и снова, повторяющейся в точности до мелочей картинке. Сон не просто утомил, а надоел до «чёртиков» до немогу…
 Она – прекрасная незнакомка, в развевающемся полупрозрачном газовом платье, продолжала свой бесконечный танец… 
   Особа с формами, достойными ваятеля, соблазнительно подмигивала и манила Сашу крохотным пальчиком, - беззвучно паря в воздухе, грациозно приседая, и перебирала невидимый пол красивыми стройными ножками, словно смеясь и издеваясь над спящим поэтом и его взъерошенной шевелюрой.
  Венский вальс Штрауса торжественно звенел и вёл одинокую  танцовщицу по кругу. В парящих движениях соблазнительницы иногда приоткрывался вырез платья, обнажая ослепительно- белоснежную грудь. В такой момент она кокетливо подмигивала поэту. Стоило протянуть руку и… но  она, тотчас ловко отпрыгивала и кривила в беззвучном смехе тонкие губки и снова дразня поэта, манила к себе. Саша, наконец, не выдержал и, выплёвывая сгустки болезни лёгких, прохрипел: – Как ты мне надоела, зараза, - уходи! И не приходи больше. Не приходи. Я не хочу видеть тебя, уходи. Я уже написал о тебе – прекрасная мучительница и... Уходи – продолжал бормотать во сне Саша…
  Можно открыть глаза и видение уйдёт, но просыпаться и снова окунуться в холод зимы вовсе не хотелось… Девушка презрительно сжала ротик: «картинка» начала растворяться, словно в тумане и, наконец - исчезла. Стихли  аккорды, и смолкла музыка Штрауса. Поэт облегчённо вздохнул и перевернулся на правый бок, укутавшись до кончика носа в одеяло. Скоро он спокойно и ровно задышал, но спокойствие длилось минуту.
     То, что увидел он потом, заставило вздрогнуть во сне и… потом – отшвырнуть одеяло и решительно вскочить с постели. Хотя в кабинете холодно и поэта бил озноб, он закричал.
  – Я  видел вас, чёрт побери! Видел! – Промерзшие за ночь стены кабинета с высоким лепным потолком и дешёвой люстрой с подвесками, звонко отозвались. Дрожа от холода, он накинул поверх рубахи пуловер и, смешно прыгая с ноги на ногу, торопливо надел штаны; - прямо в своём рабочем кабинете  разжёг примус и поставил чайник. Стало чуть теплее. Саша решительно смахнул со стола стопки недописанной поэмы и взболтнул чернильницу. В ней, едва слышно, забулькало. Это обрадовало и несколько успокоило. «Не зря я обернул тряпкой» - похвалил себя в душе поэт.
  Едва тонкий ледок чернил подтаял, в руках гения оказалась обыкновенная ручка с пером и чистые листы бумаги… Ручка начала лихорадочно скрипеть и не выдержала натиска и возбуждения поэта. Перо изогнулось и раздвоилось, оставив жирную кляксу. Он спешно открыл ящик стола, и, выбросив ворох бумаг, нашёл искомое - перо и, лихорадочно, словно опаздывая на свидание, продолжил свою работу. – Я видел вас, видел! – вскричал на весь мир поэт и закашлялся.
- Кого, ты видел?- спросили  у него музы, заглянув в ЕГО время. - Саша, не отвечая на глупые вопросы, рассеянно посмотрел по сторонам и продолжил писать.
  – Я видел! – произнёс он, уже в упоении. – Кого? – повторил я вопрос, заданный музами. Поэт не отвечал, и, казалось,  - гений эпохи сошёл с ума. Он молчал, торопливо ложа строки на бумагу. Наконец, удовлетворенный сотворённым, проставил дату и отложил ручку.
 – Теперь можно и кипяточку. –  тихо проговорил он, ёжась от холода и дрожа от возбуждения.  - Да! – вскричал он. – Да, получилось без черновиков и помарок - без удержу, радовался довольный собой поэт и,  внезапно безо всякого перехода, продолжил - словно знал о присутствии муз.
  - На меня – торжественно объявил он - смотрел в упор их царь, во всём боевом облачении. Взгляд старого царя сверлил меня и проникал в мой мозг, а золотая тиара ослепляла, играя на солнце… Рядом с его конём находился огромный пёс. У-у, не хотел бы я остаться с этим гигантом с белым пятном на голове - наедине. Бр-р… Позади царя, в иссушенной зноем степи находилось войско, огромное войско – десятки тысяч всадников. Если б ты видел их суровые и сосредоточенные лица, – повернулся он к музам, словно видел их. - Я знаю, ты слышишь меня, брат. Жаль, что я не художник. Среди воинов, находящихся за царём, я увидел двоих высоких, закованных в позолочённые доспехи, полководцев и …самое удивительное! – среди них была женщина в доспехах воина! Та танцовщица из моих снов в сравнении с амазонкой – ничтожество… Густые тёмные волосы развевал ветер, а глаза! – я таких никогда не видел. В их зелени  девственных  лесов запросто может утонуть любой, не только поэт и художник. На её плечах, сзади был закреплён щит, а на боевом поясе… нет, - махнул Саша рукой - лучше посмотрите, что я написал.
  Там было всего четыре строчки.


Нас – тьмы и тьмы и тьмы
Попробуйте, сразитесь с нами
Да, скифы мы!  Да, азиаты мы!
С раскосыми и жадными глазами.
                А.А. Блок.
                1918 г.
    
    Саша, довольный собою, потер озябшие ладони, согреваясь, и, подошёл к промёрзшему окну. Приблизив губы к заиндевевшему стеклу,  подышал на замысловатые узоры  изморози. Когда рисунок серебряных линий подтаял, стер остатки инея и сквозь освободившийся от узоров кружок, посмотрел на улицу.
   Шёл первый послереволюционный год… Февральская стужа, завывая, билась в окна петербургских домов и всех хат Руси, и, как не странно, - шёл снег. Нарушив пустынность утра, проскрипели сани одинокого извозчика и скоро его фигура в тулупе с поднятым воротом, растаяла в брезжащей мгле рассвете и нарождающегося очередного дня и, завываний метели. Сани сопровождали вооружённые всадники. Если бы поэт заглянул в лицо едущее в сторону в сторону Смольного, то узнал бы в пассажире укутавшегося в соболью шубу,  низкого росточка, и вызывающей и самодовольной физией, пожилого и лысоватого человека в пенсне,  - одного из вождей  революции.
       Троцкий, недовольный столь ранней поездкой, крыл многоэтажным матом мороз, водителя, который не сумел завести машину, немцев и Ленина, срочно собирающего соратников по партии.          Едва скрылись верховые, сопровождающие вождя, из ближайшей подворотни появился Петроградский  военный патруль из двенадцати матросов. Хотя было холодно, матросы шли в бескозырках, чем немало удивили поэта, и – странно - коротких бушлатах. На них винтовки с пристёгнутыми штыками  и, что вовсе удивительно - патрульные пытались печатать шаг. У них не получалось, однако матросы не огорчались. Песня подзадоривала  их.
   - … тайги до британских морей. Красная армия всех  сильней! - пытались они перекричать мороз и завирюху. Один из братишек, - коротковатого росточка, сухой как жердь, молодой парнишка, время от времени отставал. Он, довольный проявленной жизнью, лузгал семечки подсолнуха и презрительно сплёвывал шелуху в морозное революционное пространство, а потом догонял и поддерживал песню, смешно кривя рот. 
    Поэт поправил шевелюру и развеселился, наблюдая за парнишкой. Рот растянулся в улыбке, но засмеяться он не успел, вернее не смог.
  Внезапно Саша вздрогнул и почувствовал – он в комнате не один. Да – не один. Кто-то находился рядом, чутьё не обманывало. Поэт резко обернулся и вмиг оцепенел. Разом все мысли куда-то исчезли. Нереальность происходящего озадачила.
   Незнакомка стояла у письменного стола, настороженно осматривала кабинет. Ненадолго остановившись на столе и написанном поэтом, презрительно фыркнула и, наконец, увидела  озадаченного не менее её поэта. Мгновенье - и в её руках оказался меч. Саша не на шутку испугался и закрыл глаза, а потом снова открыл. Видение не исчезло. Незнакомка пересекла кабинет в направлении хозяина, приблизилась и спокойно вернула меч в ножны.
   Именно её, эту женщину, Саша, видел на бранном поле, но сейчас он рассмотрел то, что поразило до глубины: золоченые чешуйки доспехов не скрывали маленькую правую грудь.. У левого бедра воительницы, на боевом поясе незнакомки, колчан с множеством стрел. Справа – короткий меч в ножнах, боевой топорик и три дротика в чехлах из кожи. Незнакомка, не менее Саши, была удивлена. Она мягко улыбнулась поэту, сверкнув изумрудами глаз.
– Скажи, кто ты, как зовут тебя? – запинаясь и краснея,  спросил поэт.
- Накра. Меня зовут Накра, а ты кто? – Язык, на котором говорила незнакомка, был несколько непонятен поэту, но к своему удивлению он знал, о чём говорит молодая женщина. Саша растерялся.
- Я? – зашептал, осмелев он – яя - поэт.
- Как это понять? – спросила незнакомка и снова улыбнулась ямочками щёк.
- Я, я не могу тебе правильно объяснить, лучше прочту. Скажи мне Накра, – разволновался Саша – что ты делала там, среди воинов? А те, двое воинов, которые находились рядом с тобой?- наконец осмелел он, ещё не веря в происходящее. Амазонка спокойно ответила.
- Я царица амазонок, жена будущего царя скифов и мать двух дочерей. Один из тех воинов – мой муж, другой – чужестранец и брат по крови моего мужа.
- Скажи Накра, как такое возможно, мы видим друг друга. И кто такие амазонки? У нас по этому поводу спорят и ругаются до драк, историки, - ведь скифы жили более двух тысяч лет назад. - Накра рассмеялась. – У меня такое бывает иногда. Я вижу то, чего не видят другие. Раньше, в детстве, я боялась таких видений… Нашими предками были киммерийцы, я из царского рода. Когда мой народ завоевали скифы, многие из женщин отказались делить ложе с их мужчинами и стали воинами. Мой будущий муж смог завоевать меня и моё сердце. А теперь прочитай свои стихи поэт. О ком ты пишешь? Только поторопись. Меня ждут.
 - Да. Да.. -  Саша в этот раз не растерялся. Когда он закончил декламировать, гостья задумалась.
– Ты хорошо написал о нас. Значит – нас ещё не забыли! Прощай поэт.
- Нет! Погоди! –  закричал гений, но гостья не ответила. Она заправила волосы, надела боевой шлём и преобразилась - улыбки как не бывало. На Сашу смотрел волевой и сосредоточенный  на своём, воин. Саша бросился к женщине, но не успел. Силуэт незнакомки растаял и исчез, словно её и никогда не было. Больше он её не видел никогда!
… через полчаса загремело в передней, - пришла горничная. У поэта ещё не прошло оцепенение.
 – Удачи тебе, царица! – безостановочно повторял он, заглядывая в лист бумаги.
- С кем это вы говорили сейчас, Александр? – хмыкнула, оглядываясь по сторонам, прислуга. - Здесь никого нет. Наверное, это проклятый холод виноват. Сейчас Александр я растоплю печь и приготовлю чай. Хорошо, что запасли дров.. Эх, вы – поэты – вздохнула она. - Не приспособлены вы к жизни.
- Нюра, - развеселился поэт, приходя в себя - у меня к вам просьба Нюра, - сходите к дворнику. Пусть он найдёт извозчика. Я еду к Гумилёву. Коля, наверняка поймёт меня.   
 ***

     «Осталось недолго,  читатель. Надеюсь,  автор не сильно утомил тебя читатель историческим экскурсом, но, тем не менее великий русский поэт А.Блок гордился этими строками о скифах. И не только он написал о них. Откройте классиков, от Жуковского и до В.Высоцкого и вы убедитесь в том.
     Осталось совсем чуть. Скоро царь скифов поднимет меч и поведёт своё войско. Ливнем посыпятся тысячи отравленных стрел. Катафрактарии – тяжёлая конница скифов, прообраз будущих западноевропейских рыцарей, устремится вперёд и как таран прорубят ряды знаменитой греческой фаланги и македонских полков, потерпевших единственное поражение перед взятием столицы Дария – Персеполя.
  Фаланга Александра без поражений мерно прошагавшая от зелёных холмов и тенистых дубовых рощ Андалусии до священного Инда. Покорителя ойкумены, народы Азии назовут рогатым и насильником. Кто знает, что ожидало бы армию ученика Аристотеля, поведи он свою армию в Скифию. Безмерная жадность привела Александра к закономерному концу. Возможно поняв к концу жизни многое, Александр приказал похоронить себя с открытыми кистями рук, потому что «туда» ничего не взять. Империю разделили на части его полководцы – Птолемей, Селевк, Лисимах.
  Птолемей стал наместником Египта и Палестины. Селевку достался  Персия. Лисимаху -  северное  побережье Геллеспонта….
 
    Скифы прорубят ряды фаланги и зазвенит сталь мечей. Пленных в этот день брать не будут и, никто  из воинов не станет просить пощады. Более 30 тысяч греков и скифов сложат свои головы и окропят многострадальную землю Приднестровья. Тира понесёт  «красные» воды и тела воинов в Эвксинский понт…
  Это произошло в 311 году до рождения Христа.
    ….Вечером, когда всё закончится, забрызганная своей и чужой кровью Накра будет продолжать судорожно сжимать рукоять акинака. Недвижная, она будет кому-то улыбаться и молчать.
- Что с тобой, жена?- спросит Зиммелих.
- Я видела будущее! – мой муж
- Я не понимаю тебя Накра, - какое будущее?
- Я видела поэта из нашего далёкого будущего. Он был  в белой рубахе и смешных штанах. Он читал мне стихи. Стихи о нас Зиме! Нас – не забудут!
- Да что с тобой, пойдем жена, тебе нужно отдохнуть. - Накра  рассеяно вложит в ножны меч, позабыв протереть. – Слава Папаю, он не видел этого – скажет она.
- Кто?
- Его зовут Саша… Маленькое копьё, которым он пишет, не уступит копью Тертея.
 - Я не понимаю тебя. - Царь скифов недоумённо пожмёт плечами и обнимет жену.