Записки коренного тбилисца

Артэм Григоренц
   

       ДЯДЯ АРТО

       Дядя Арто, он же Артэм Николаевич Марцвалов, младший брат Машо – моей бабки по отцовской линии, запомнился мне опрятным щуплым старичком в светлой фетровой шляпе, в макинтоше того же цвета, с живыми серыми глазами и крупной бородавкой на щеке.

Родственная нам ветвь Марцваловых относилась к тифлисскому мещанскому сословию, к торговцам средней руки. Арто с самого детства определили в лавку к старшему брату Тиграну, торговавшему ситцем, как и их отец Никол, на улице Армянский базар. В годы нэпа, когда Тигран сумел успешно расширить дело, Арто был у него на должности приказчика. Когда нэп прикрыли, оба перешли продавцами тканей в систему Торгсина. А когда и Торгсин упразднили, устроились обычными продавцами в Тбилтекстильторг.

 По многим их повадкам оба оставались приверженцами старых тифлисских традиций, хотя внешне уже выглядели вовсе не как кинто или карачогели - уже носили европейскую одежду, в отличие от своего отца Никола, ходившего в архалуке, подпоясанном серебряным наборным ремнем и в азиатских сапогах с вздернутым носом.
 
Вряд ли дядя Арто когда-либо в жизни думал посвятить себя театру, но все его природные данные, манеры, мимика, речь, полная колкого тифлисского юмора и артистизма, являли в нем талант актера комического жанра. Иногда невозможно было сразу разобраться, шутит ли он, иронизирует, или говорит серьезно. Дожив до возраста, когда многие мужчины только и жаждут спокойствия, он оставил жену и детей, уже заимевших свои семьи, и махнул в Кахетию, в Гурджаани, поближе к другой своей сестре, к Астхик, хрупкой красавице, весьма соответствовавшей своему имени, на армянском означающему «звездочку». Та подыскала брату новую вторую половину, одинокую вдову, с которой он, судя по всему, обрел полную гармонию отношений. Сама Астхик была замужем за известным гурджаанским виноделом, достопочтенным Георгием Джалаловым. Она намного пережила и его, и Арто, и своего сына Мишико, школьного учителя физкультуры, дожила до правнуков, о которых к нам пришла весть, что они изменили фамилию на Джалиашвили. Сама Астхик  осталась-таки верной прежней фамилии,которую  строго наказала зафиксировать на своем могильном камне. Интересно, есть ли какая-либо историческая связь между этой фамилией и именем Джалали – коня знаменитого Давида Сасунского?
      
 Дядя Арто, иногда оказываясь в Тбилиси, наведывался к нам в гости. В один из его визитов моя мама, поспешив по обычаю накрыть стол человеку с дороги, выложила угощения, всегда припасавшиеся именно для гостя. Когда Арто показушно отодвинул от себя пустую тарелку, мол, угощение было весьма аппетитным и осталось только закрепить приятную трапезу завершающей рюмкой маминой гераневки, мама не замедлила налить. Когда пустая рюмка красивым жестом была опущена рядом с тарелкой, мама с почтением спросила:
 – Ну, как там, в Гурджаани, все живы-здоровы? Как дядя Георгий и его красавица Астхик?..
 – "В Гурджаани»?.. Соль уже можем не покупать! – не задумываясь, ответил Арто.
 – Почему? – удивилась мама.
 – А потому, что кроме пересоленной хамсы, в магазине никакой другой рыбы не купить! Покушаешь – и ничего другое солить уже не нужно! А помнишь,  рыбный магазин Дзегвелова на Дворцовой площади? Осетрина, севрюга, лососина – что душе угодно! Под каждой висевшей копченой рыбиной баночка стояла, чтобы жир стекал...
 – Да… – заулыбалась мама. – Было время… Ну, а как, кроме шуток, наша Астхик?
 – Кто-кто?!.. – не понимая, помрачнел дядя Арто.
 – Астхик! – чуть громче повторила мама.
 – Что за Астхик?.. Вин арис1 Астхика? – Арто с удивлением поднял брови и вытер губы уголком своего белоснежного шелкового платка.
 – Астхик!.. Наша тетя Астхик! – насторожилась мама.
 – Астхик?!.. – Дядя вытаращил глаза и напрягся, пытаясь вспомнить, о ком идет речь. – Такой не знаю! – сурово заявил старик, заткнув платок на место - в наружный карман пиджака.
 – Что вы говорите,Артэм Николаевич?!– перепугалась мама. – Астхик!.. Ваша родная сестра!
 – А-аа… Эта Астхик?! Она ведь умерла! – с глубокой печалью вздохнул Арто.
 – Когда?! – отвисла у мамы челюсть.
 – Ох, уже сколько время!.. Я ее собственноручно похоронил!
 – Как так?! Когда?! А почему нам не сообщили?!- обомлела мама.
 – Похоронил с того дня, когда кровно обидела меня!.. Можешь представить: не пригласила на свадьбу внука!.. Неужели нам с женой не нашлось бы там места?.. Или мы их важным гостям уже не ровня? Теперь она окончательно вычеркнута из моего давтара2!
 – Эх, Артэм Николаевич! Какой вы, однако… – отлегло у мамы от сердца.
      
  Говорят, Арто перетягивал ткань аршином так ловко, что покупателям  казалось, будто он отмеривал в пользу им и в убыток себе. Приказчик – тот же продавец! Только не из тех, кому наплевать на коммерческий успех своего работодателя. По наказу старшего брата, Арто продавал ткани дороже, чем в соседнем магазинчике, принадлежавшем их же «фирме». Когда покупатель упрашивал скинуть цену, Арто будто бы проникаясь к клиенту симпатией, конфиденциально, чтоб, упаси Бог, не узнал хозяин, советовал зайти в соседнюю лавку, где все относительно дешевле. Говорят, актерская игра Арто срабатывала безукоризненно.
      
Арто неплохо владел армянским языком, но как истый тифлисец, чаще говорил по-грузински, даже с моей армяноязычной мамой, родители которой были выходцами из Карабаха, из Шуши, но по своим взглядам на национальное был подлинным либералом. Придерживался позиции, ныне обозначаемой популярным словом толерантность. Рассуждая о временах своей молодости, часто подчеркивал, что в кругу его приятелей не интересовались, не только кто какой национальности, но даже не знали, кто какую носит фамилию. Знали друг друга только по имени, и все тут. Лишь после революции, говорил Арто, возник предвзятый интерес к нацпринадлежности. «И почему так стало?! – всегда недоумевал Арто, – Ведь большевики только и твердили о всеобщем равенстве!.. Почему потом многое поменялось?

       ДРУЖИЛИ – И ВСЁ!

       Сколько уже лет прошло с тех пор, как ушло поколение дяди Арто, унесшее с собой многое, чем отличался седой Тифлис. Но неужели старые традиции полностью изжили себя?
       Мой приятель, сын известного грузинского поэта Заза Лебанидзе, с которым я вырос в одном дворе,и уже палеонтолог с высокой научной степенью, поныне сохранивший в себе юношескую горячность, как-то раз накинулся на меня с упреком:
 - Вот Гоге Иванову одалживаешь послушать джазовые кассеты, а мне ни разу не предложил!..
   Мне никогда в жизни не приходилось слышать такого сочетания имени и фамилии, и от неожиданности я даже растерялся.
 - Какому Гоге Иванову?! – искренне удивился я – Такого не знаю!
 - Как так «не знаешь»?! – мигом вспыхнул Заза. – Не знаешь Гогу Иванова?
 - Ей-Богу, не знаю!
    Теперь уж у Зазы поднялись от удивления брови:
 - Так ты утверждаешь, что не знаком с Гогой Ивановым? С тем Гогой Ивановым, который всякий раз тебя упоминает, когда у нас заходит речь о музыке!?
 - Меня упоминает?! – опешил я. – Ты хоть скажи, что именно, какую запись я одалживал ему хоть когда-нибудь? – так и не смог я взять в толк, о ком идет речь.
 - Запись биг-бэнда… – запнулся он, забыв название оркестра, но через несколько секунд наставил на меня палец и, сощурив глаз и побаговев, спросил тоном злого следователя:
 - Признайся честно, или и это станешь отрицать? Ты ведь был недавно на концерте...!
    Я стал лихорадочно перебирать в памяти свои последние культурные вылазки:
 – Ты наверно имеешь в виду приезжего дирижера?
 - Возможно, да… Дирижера…
 - Такое было! Концерт дирижера из Прибалтики. Его фамилия Саул! Он продирижировал оркестром Джано Кахидзе. Исполнили «променад»-программу: разные фокстроты, марши, вальсы… Я получил огромное удовольствие.
 - Так! – Заза потер руки,сверля меня взглядом.– А кто сидел рядом с тобой в зале?!
 - Аааа!.. - сразу вспомнил я, о ком идет речь!
    Гоги!.. Мой старый знакомый Гоги, которого я знаю уже лет сорок, еще со студенческих лет, со времен первого в Тбилиси молодежного джаз-клуба «Мерани», что открылся под тогда недавно построенным мостом имени Бараташвили.
   Хорошо помню, как Гоги впервые пришел туда вместе со своим приятелем Валерой – таким же славным парнем. Оба они были из Дигомского массива, довольно продвинутые интеллигентные парни.  Вскоре пришлось искренне погоревать - разнеслась страшная весть, что Валера погиб, когда взялся исправить какую-то электрическу неполадку в  джаз-клубе, который скоро и сам приказал долго жить. Тогда, сразу после событий в Чехословакии 1968 года наши идеологи зажали гайки,и о олодежном джаз-клубе уже не могло быть речи!..
       Мы обычно встречаемся с Гоги на разных концертах или выставках… говорим о музыке, об искусстве.Прежде я нередко видел его в городе с фотоаппаратом в руках. Его хобби было снимать на пленку лепнину старых городских зданий. Каждый раз он с гордостью сообщал, что его коллекция все увеличивается и уже насчитывает около тысячи снимков. И теперь мы, бывает, заводим при встрече беседы о разных городских культурных событиях… Но я никогда и понятия не имел, что в университетских кругах он всем известен как Гога Иванов.
       Спустя еще какое-то время после того как Заза раскрыл мне эту подробность, я встретил Гоги на какой-то выставке, и лишь тогда спросил у него фамилию его погибшего друга Валеры. Она оказалась Джорбенадзе.

       _____________
       1. Кто такая (груз.)
       2. Конторская тетрадь (тюрк.)