Глава 1. "Ольга Петровна"
Грубую силу государственной власти я узнал в девять лет .Арест отца, а через два дня матери стали для меня точкой отсчёта новой самостоятельной жизни, о которой, спустя много лет, напишу в автобиографии:
Если б вновь меня вдруг родили,
Предоставили выбор пути,
Я по тем же дорогам, что были,
Предпочел бы ещё раз пройти.
Убегай моя юность короткая,
Вместе с ней всё, что свято хранил.
Дорога ты, хоть жил я под лодкою
И бродягой по миру ходил
Время перевалило за полночь, но мы не спали. Я и моя маленькая сестренка - Майя сидели в столовой за овальным столом, над которым висел оранжевый абажур, освещающий середину стола, и плакали.
Вместе с нами сидела родная тетя Варя и тоже вытирала слезы большим носовым платком. Час назад, как арестовали её родную сестру Анну и она осталась в квартире с нами, двумя маленькими детьми: девятилетним мальчиком, и семилетней моей сестренкой.
Что делать дальше Варвара не знала. Дома у неё остался свой пятилетний сынишка, которого временно забрала к себе соседка
Утром идти на работу в детский сад и забрать у соседки сына, а куда девать детей Анны? А чем кормить их?
Мы плакали почти не слышно, опустив головы на свои руки, которые лежали на столе, и изредка всхлипывали.
В квартире было темно, так как в других комнатах и на кухне свет не включали, и зловеще тихо, лишь в ванной комнате слышно было, как капает из крана или душа вода.
- Если маму не отпустят и она не вернется, что мы будем делать? – спросил я и сам ответил.
- Ты, тетя Варя, переедешь к нам, потому что у нас квартира больше, и возьмешь с собой Алика. Я попробую работать, например, разносить почту или газеты. –
- Всё будет хорошо, - ответила тетя Варя, гладя меня по голове,
.- Всё со временем устроится, и мама ваша вернется: она не в чём не виновата.-
В это время в дверь позвонили. Часы показывали четверть третьего ночи.
- Кто там ещё? – выходя в прихожую, спросила Варвара и открыла дверь.
В квартиру снова, во второй раз в эту ночь, вошёл, оттесняя её, сотрудник НКВД.
- Где дети? – И не дожидаясь ответа, прошёл в столовую.
Я встал со стула, на котором сидел. Сестрёнка залезла под стол.
- Реветь не советую, - улыбнулся ночной незваный гость.
- Сейчас я отвезу вас туда, где вы временно побудете, пока вернется ваша мама.- И обращаясь к Варваре, добавил:
- Быстро соберите детей и сами соберитесь: квартира будет опечатана.-
Она стояла, ошарашенная его заявлением, и не могла ничего сказать.
- Вы хотите арестовать детей?- наконец выдавила она из себя.-
- Не валяйте дурака и делайте, что вам велят. У меня нет времени отвечать на глупые вопросы,- рассердился он.
Через четверть часа Варвара, обнимая и целуя нас, сажала в служебную «эмку» и, не стесняясь, ревела навзрыд.
Мы с сестрой от страха притихли и смотрели широко открытыми глазами то на тётю Варю, то на сердитого дядю из НКВД, который куда-то спешил. наверное, для выполнения нового ночного задания.
«Эмка» помчалась по ночной Москве к Свято-Данилову монастырю, собравшего под своей крышей не одну сотню детей, помеченных государственным клеймом ЧСИР (член семьи изменника Родины).
Повернулся бы в гробу князь Даниил Александрович, построивший в 1282 году этот монастырь для защиты от набегов иноземцев, если б узнал, что кельи его были переделаны по указанию власти в тюремные камеры для малолетних детей.
Высадив меня с сестрой из «эмочки» во дворе монастыря и, несмотря на наш протест, крик и плач, силой развели по разным камерам.
Только спустя много лет, уже после окончания Великой Отечественной войны, я встретился со своей сестрой в Киеве.
В небольшой камере-келье нас, арестованных детей, было набито как сельди в бочке, однако никто не жаловался на тесноту и мало кто, вообще, обращал на это внимание. Общая беда быстро сплотила нас и даже подружила. Рядом со мной спал мой сверстник - Генрих Янковский. Отец его и мать тоже были арестованы. Мы подружились. Началось с того, что Генрих рассказал мне об отце комбриге, подразделение которого и он сам снимались, в только что вышедшем на экраны страны, кинофильме «Если завтра война». Я видел этот фильм в кинотеатре «Ударник», и мы с ним вместе вспоминали эпизоды из этого фильма.
Ежедневно нас выводили во двор на прогулку, но вскоре стало холодно, так как в Москву пришла зима, и поэтому прогулка в нашей легкой одежонке мало кому нравилась.
Примерно раз в месяц из арестованных детей формировались группы для отправки в детские дома в глубь страны. Вскоре очередь дошла и до нас с Генрихом Янковским.
Место, в которое направляли группы, держалось в строжайшей тайне, как и всё остальное, что было связано с нашим ближайшем будущим
Я спросил у надзирателя, прозванного нами «придурком»:
-Когда будут набирать группу для отправки
в Париж ? –
- Для вас, щенков, и Саратов Парижем будет! –
Из чего стало понятным, что отправят меня в Саратов или Саратовскую область.
Догадка моя полностью подтвердилась: нашу группу отправили в старинный русский город на реке Хопер - Балашов Саратовской области.
Встретили нас в Балашове с «шиком»: на железнодорожную станцию было подано двое саней, запряженных низенькими мохнатыми лошаденками с возницами в овчинных тулупах.
Три тулупа дополнительно были брошены в сани для прибывших гостей, т.е. для семерых детей, не считая сопровождавшую нас Ольгу Петровну – воспитательницу балашовского детского дома - места нашего назначения.
-Залезайте быстрее в сани и кутайтесь в тулупы,- беспокоилась Ольга Петровна, - мало тулупов прислали: замерзнут дети, - отчаянно твердила она, помогая нам усаживаться в сани.
Смотря на эту милую женщину, у меня мелькнула внезапная мысль:
- Знает ли она, что мы дети ЧСИР?- Без сомненья знает: её прислали за нами в Москву.
Лошади фыркнули, выпуская на мороз из ноздрей струйки пара, сани тронулись и заскрипели по накатанному настилу заснеженной улицы.
- Вот мы и дома,- шепнул мне Янка, когда сани остановились у двухэтажного белого дома, стоящего посреди небольшого парка, огражденного со всех сторон деревянным забором.
Своего нового друга Генриха Янковского я стал звать " Янком".
Да, это был детский дом, о чём сообщалось на вывеске у входной двери:
« ДЕТСКИЙ ДОМ ДЛЯ УМСТВЕННО ОТСТАЛЫХ ДЕТЕЙ. г. Балашов, Саратовская область».
Сбросив тулуп, я выпрыгнул из саней и, громко крикнув Янке:
- Оправдаем доверие! –залепил снежком в центр злополучной вывески. Следующий снежок был адресован новому другу Янке, а через минуту вся прибывшая группа вела снежный бой между собой.
Ольга Петровна улыбалась и, обращаясь к вышедшему директору детдома Михаилу Ивановичу, авторитетно констатировала:
Эти мальчишки не наши подопечные детишки. Абсолютно не наш контингент.-
-Да, уж.- согласился Михаил Иванович и почему-то поцеловал Ольгу Петровну в раскрасневшуюся от мороза щеку.
Мне этот факт крайне не понравился, и следующий снежок я бросил в директора, но промахнулся.
-Да они ревнуют тебя ко мне-, - улыбнулся директор, обращаясь к Ольге Петровне, и поцеловал её в другую щеку.
-Ладно, веди всех на обед-, - распорядился он и скрылся в дверях.
После обеда нас всех, вновь прибывших, отвели в спальню и показали каждому его кровать. Мне досталось место у окна ,за которым стояли высокие заснеженные деревья, а дальше досчатый забор и несколько зданий городской больницы
В спальне было тепло и по казенному уютно, но послеобеденный «тихий час», который полагался по распорядку дня, нам с Янком не пришелся по вкусу и мы, выждав момент, выскользнули из спальни, и пошли знакомиться с нашим новым пристанищем.
Второй этаж здания был спальным. Две комнаты по 10 – 12 коек для девочек: в одной младшие, в другой старшие. Три комнаты по 10 коек для мальчиков ,также с учётом возраста.
На первом этаже располагались: столовая, общий зал для занятий, где стоял чёрный рояль, несколько столов со стульями, классная доска..
Далее, вдоль по коридору следовали: кабинет директора, комната воспитателей, медицинский кабинет с изолятором, кухня, умывальная и туалетные комнаты. Разные подсобные помещения находились в подвале, куда вела каменная лестница.
Снаружи дом хорошо сохранился, хотя было видно, что постройка очень старая. Из дома лестница вела на чердак, на входной двери которого висел огромный ржавый замок.
Янка заглянул в одну из спален девочек и тут же закрыл дверь
- Что там ?- спросил я его.
- Посмотри сам, -
Открыв дверь, я увидел потрясающую картину. Несколько девчушек, лет семи-восьми, стояли в очередь к сидящему на стуле такого же возраста мальчугану.
Последний, поплевав на чернильный карандаш, рисовал у пупка на животе девочек маленький крестик.
Мы распахнули дверь и быстро вошли в комнату. Девочки разбежались по своим койкам
- Ты что делаешь? - подошел к нему Янка.
- А тебе какое дело? Чего надо? – смотря из подлобья и ни капельки не испугавшись, ответил он и хотел встать со стула.
- Сиди и отвечай ! – взял я его за ухо и потянул вверх.
- Ай! – вскрикнул маленький художник, но не заплакал, - Не буду отвечать! -
Несколько девочек, до этого укрывавшихся с головой одеялами, вдруг вскочили с коек и в один голос закричали:
- Не трогайте его! Мы его жены! Он наш султан-муж!-
Султан-муж, получив общую поддержку, вырвался из наших рук и был таков.
Наперебой девочки стали объяснять нам, предварительно взяв у нас обещание не рассказывать об этом воспитателям, что Вася,- так звали султан-мужа,- рисовал крестики тем, с кем полежал на одной койке, после чего они становились его рабынями и беспрекословно должны были выполнять его приказы и желания.
-Будем молчать,- сказал мне Янка. Мы решили молчать, раз дали девчушкам слово.
Вскоре этот эпизод сам выплыл наружу. На очередном медосмотре детдомовский врач Инна Абрамовна обнаружила, что почти поголовно у всех девочек и младших, и многих старших, на теле нарисованы в одном и том же месте чернильные крестики, о появлении которых никто из них упорно не желает рассказывать. Спустя некоторое время кто-то всё же сдал султан-мужа.
Эпизод был исчерпан, поскольку выяснилось, что серьезного с девочками ничего не случалось, - это всего-навсего была имитация семейной жизни, о которой эти дети мало чего знали.
Прибывших из Москвы определили в школу, которая находилась в десяти минутах ходьбы от детского дома. Вместе с нами школу посещали ещё несколько детдомовцев. Однако, большинство, в силу своего психического состояния здоровья, занимались в стенах детдома.
В школе нас звали «приютскими», но никто никогда из учителей не спрашивал о том, где и кто наши родители.
Меня с Янком рассадили по разным партам, так как, сидя вместе, мы не давали учителям вести уроки. но проблем по успеваемости у нас не было.
Быстро наступающими зимними вечерами, возвратившись из школы, выучив под контролем Ольги Петровны уроки, мы собирались в общем зале у открытой дверки печки, бросавшей свет в темноту комнаты, и смотрели на огонь, аппетитно пожирающий потрескивающие дрова.
В один из таких вечеров. после команды «отбой», когда все разошлись по своим спальням, я не захотел ложиться спать и остался у печки с Ольгой Петровной вдвоём.
Дрова уже догорели, только кое- где вспыхивали синенькие огоньки: комната погрузилась во мрак.
- Сядь поближе,- попросила Ольга Петровна.
Я послушно подвинул свой стул к её стулу как можно ближе и посмотрел на её лицо, которое освещалось светом из печки.
- Как похожа она на Алёнушку с картины Васнецова: «Алёнушка и братец Иванушка», копию которой я видел в каком-то журнале.
- Ты скучаешь по маме? – она положила свою руку мне на голову и слегка наклонила её к себе.
Я промолчал; мне вдруг стало тепло и уютно и не хотелось, чтоб её рука вдруг исчезла.
Не дождавшись моего ответа, Ольга Петровна вздохнула и продолжала:
- У меня тоже нет ни мамы, ни папы. Отец погиб в гражданскую, а мамы не стало когда мне было пять лет: она утонула. Наша семья жила тогда на Волге в городе Вольске.
Однажды, при переправе в лодке на другой берег, лодка перевернулась, и мы все оказались в воде. Маму спасти не удалось, а меня спас Михаил Иванович, - наш нынешний директор детдома. Я воспитывалась в его семье, училась в школе. Теперь вот заочно заканчиваю саратовский университет.
Моя щека касалась левой груди Ольги Петровны и было слышно, как бьется её сердце. И вся она была тёплой и, как мне казалось, пахла домашней сдобой.
Поглаживая мою голову, Ольга Петровна продолжала рассказывать, но я уже не слышал её слов. Я закрыл глаза и погрузился в сон. Мне снилось, что я болею, и мама подошла ко мне, гладит по голове и целует в щеку: - Мама, как я соскучился по твоей ласке!- говорил я ей во сне.
- Пора идти спать,- сказала Ольга Петровна, вставая со стула.
- Все, наверно, давно уснули. Иди тихо и не разбуди детей.-
Взглянув в её глаза, я тихонько произнес:
- Мне с тобой так хорошо!- и почувствовал, что щеки мои краснеют, потому что обратился к ней вдруг на «ты» как к своей родной маме.
.
На следующий день я спросил Янка, нравится ли ему Ольга Петровна:
- Да, конечно, - ответил он
- А почему ты спрашиваешь? –
- Просто так,- сказал я. - Потому, что она мне тоже нравится.-
Янка подморгнул мне левым глазом:
- Тогда пойдём в общий зал; по воскресеньям она играет там на рояле.-
В зале мы увидели Ольгу Петровну, которая сидела за роялем и перелистывала ноты, подбирая репертуар для сегодняшней игры.
Воспитатели привели в зал всех своих питомцев. Не осталось ни одного свободного стула: сидели на столах, на полу и даже под роялем. Стоял шум и гам, Дети ссорились из-за места, дергали и толкали друг друга. В углу на единственном старом диване в окружении своих рабынь-девочек сидел их кумир султан-муж.
Ольга Петровна открыла крышку рояля, расставила ноты и подняла голову:
- Тише, дети! Сейчас я сыграю вам отрывок из музыки великого русского композитора Петра Ильича Чайковского «Времена года».
Мало кто из детей обратили на это внимание. Но когда её руки коснулись клавишей и первые звуки наполнили зал, они замерли.
С широко открытыми глазами и ртами дети слушали льющуюся из приоткрытой крышки рояля музыку как волшебную сказку.
Временами она звучала громко, величаво, потом постепенно затихала, чтоб воскреснуть и выплеснуть в эти «умственно отсталые души» радость жизни.
Пальцы рук Ольги Петровны бегали по клавиатуре рояля как солнечные зайчики.
Иногда она смотрела в зал на завороженных маленьких слушателей, и я видел в её глазах неуёмное человеческое счастье.
Музыка оборвалась внезапно, в зале стало тихо-тихо. Ольга Петровна встала со стула, машинально поправила юбку, застенчиво улыбаясь, поклонилась вправо, затем влево. Воспитатели захлопали в ладоши, а за ними и дети.
Вдруг из-под рояля пополз дым и сильно запахло палёным. Оттуда вылезла тройка вымазанных сажей пацанов. Оказалось, что они нашли чей-то гребешок, достали на кухне спички и, очутившись под роялем, подожгли его. Гребешок загорелся, потом потух и стал дымить
К героям-поджигателям подбежали их воспитатели и быстро вывели из зала.
- Концерт Ольги Петровны, как сострил Янка, закончился фейверком.-
Удивительно быстро привыкаешь к новой жизни. Ничто не оказалось странным и неприемлемым, кроме одного: не мог согласиться, что мои родители враги народа.
- Вот он, народ, вокруг нас: уборщица тётя Даша, директор детдома Михаил Иванович, дети-сироты, половина из которых не являются умственно отсталыми, как об этом гласит вывеска на входе. Наконец, Ольга Петровна, готовая отдать себя целиком за этих детей-сирот. А разве мои родители не похожи, как две капли воды, на этих людей? Нет, они скорее друзья народа, а не враги. Тогда за что их арестовали?-
Так думал я, и не мог найти ответа на этот вопрос. Но и спрашивать никого об этом не хотелось.
Только одной Ольге Петровне однажды я задал этот вопрос.
Она вмиг сделалась серьезной, внимательно посмотрела на меня:
- Не береди себе голову подобными мыслями. Насколько мне известно,- а я интересовалась этим вопросом,- твои родители были честными людьми.-
- Почему были? Разве их нет в живых? – перебил я её.
- Этого я не знаю. Пойдем лучше играть в лапту.-
Мы вышли во двор, где дети играли в лапту и присоединились к ним.
Весна давно овладела своими правами: было тепло, а трава у забора выросла почти по колено.
Назавтра Ольга Петровна уезжала в Саратов на университетскую весеннюю сессию и поэтому мне вдруг расхотелось играть в лапту, а может потому, что вспомнил о родителях.
По знакомой дорожке я удалился в конец нашего детдомовского парка, нашел там скамейку, лёг на неё вверх лицом и стал думать.
По шёлковому голубому небу бежали белые облака, принимая причудливые формы животных или головы персонажей из различных сказок.
В этом необъятно огромном мире мне отводилось место меньше пылинки с чётко обозначенным одиночеством. Никого из родных! Кто ты? Сорванный ветром листик с засохшего кустика. Куда несёт тебя буря? Какая судьба ждёт встречи с тобой?
Увижу ли я когда нибудь сестру, отца и мать?
Больше недели прошло с тех пор, как уехала Ольга Петровна. По детдому поползли слухи, что после окончания учебного года всех, кто учится в школе и не относится к умственно отсталым детям, отправят в другой детдом.
Мне не хотелось уезжать до приезда Ольги Петровны. Я ждал встречи с ней. Но судьба распорядилась иначе.
Не помню, кто объявил нам, что недалеко от Балашова на одном из железнодорожных перегонов произошло крупное крушение пассажирского поезда, следовшего из Саратова: имеется много погибших и раненных.
Через некоторое время директор Михаил Иванович в столовой, где мы только что закончили обедать, не стесняясь собственных слёз, сообщил:
- Дорогие дети, я с прискорбием решил сообщить вам, что в известной катастрофе погибла всеми нами любимая Ольга Петровна, которая в настоящее время находится в морге нашей больницы. Решение о похоронах примем позже.-
.
- Хочу её видеть,- сказал я Янке.-
- Нужно попробовать пройти в морг,- сразу предложил он и добавил:
- Идём прямо сейчас, пока светло.-
Выскочив из дома в парк, мы побежали вдоль забора, разделяющего нас с больницей.
- Здесь,- шепнул Янка и отодвинул одну из досок в заборе.
Протиснувшись через образовавшейся лаз, вмиг очутились на территории больницы.
Морг находился в подвале крайнего служебного корпуса. Из кустов, за которыми мы спрятались, не было заметно ни малейшего движения персонала вблизи этого корпуса.
- Вперед! – приказал мой спутник и через минуту мы оказались у массивной деревянной двери морга, на которой висел увесистый железный замок.
- Что будем делать? - спросил Янка и машинально дернул за него. Замок, к нашему счастью, не был закрыт на ключ и легко открылся.
Дверь, тихонько скрипнув, приоткрылась и, нас обдало холодком и сильным запахом формалина. Ступив на ступеньки бетонной лестницы, ведущей глубоко вниз, мне стало не по себе: я ещё никогда не видел близко мертвецов. Мой друг тоже, кажется, засомневался: нужно ли идти дальше.
Тут я увидел выключатель и повернул его.
Внизу засветился свет: страх значительно поубавился и мы двинулись по лестнице вниз.
Перед нами открылось подвальное помещение с нарами из досок, на которых лежало не менее двадцати трупов. Некоторые трупы были прикрыты простынями, часть оставалась голой.. Тела многих имели серьезные повреждения и можно было убедиться, что это пострадавшие в железнодорожной катастрофе.
Ольгу Петровну я сразу узнал по косе, которая лежала на её плече. Кроме большой раны на бедре, её тело не имело повреждений, по крайней мере, спереди..
Опустив свою ладонь на её холодную руку, я смотрел на спокойное, как всегда, лицо Ольги Петровны и невольно из моих глаз капали крупные слёзы.
- Пойдём! Пора! – произнес Янка, дернув меня за локоть
- Нас могут закрыть, - добавил он, чтобы вывести меня из оцепенения.
- Пойдём, - согласился я с ним и, нагнувшись, поцеловал ледяной лоб покойницы.
Ольгу Петровну похоронили на другой день. Всю процессию я наблюдал издали, но перед тем как стали забивать крышку гроба, подошел и положил к её голове два цветка полевой ромашки, сорванных в нашем парке.
.