О безвременно погибшем писателе Юлии Файбышенко напомнили опубликованные в журнале "Знамя" за 2008 год «Зимние заметки о летних впечатлениях» Анатолия Курчаткина. Среди ярких личностей, с которыми судьба свела их автора, был и Юлий Файбышенко.
Для тех, кто никогда раньше не слышал об этом человеке, короткая справка.
Юлий Иосифович Файбышенко ( 1938-1976гг) родился в Воронеже, учился в тульской средней школе. Закончив историко-филологический факультет Тульского педагогического института, уехал работать учителем в сельскую школу в Сибири. Начал печатать очерки в иркутских областных и районных газетах. Через несколько лет, вернувшись в Тулу, преподавал в ПТУ. Одновременно писал повести и рассказы. Первая повесть «Кшися» была опубликована в издательстве «Молодая гвардия» в 1970 году (сборник «Приключения»). Получившая известность повесть «Осада» была посвящена событиям становления Советской власти и людям, отдавшим себя борьбе с контрреволюцией и с уголовными элементами – с теми, кто мешал молодой республике строить новую жизнь. Позднее вышли в свет повести «Розовый куст» и «Троянский конь». По мотивам этих произведений в 1979, году, после гибели автора, режиссером С.Евлахишвили был снят телевизионный трехсерийный фильм «Ярость»…
Далее слово автору «Заметок»:
«С Юлием Файбышенко, Юликом, как мы звали его, произошла совсем другая история… - Пишет Анатолий Курчаткин. - Помню, я читал у него роман о пионерском лагере, который, естественно, символизировал другой лагерь — социалистический, — в печать не пошел ни этот роман, ни что другое, им написанное. Перевалив за возраст Данте, когда тот оказался в сумрачном лесу, и устав обивать редакционные пороги, дальше которых не удавалось пройти, Юлик сочинил сценарий про гражданскую войну, сценарий живо был схвачен расторопными киношными редакторами, живо превращен расторопными режиссерами в двухсерийный фильм, кинопроизводство радостно требовало от автора: давай еще! Юлик, однако, жаждал настоящей, живой, горячей социальности и взялся за документальное повествование; не знаю каким образом попавший ему в руки жизненный материал жег сердце: бывшие украинские коллаборационисты, сотрудничавшие во время войны с немцами и даже работавшие в полиции, занимали теперь в родных краях должности секретарей горкомов, райкомов, руководили крупными предприятиями…»
И далее: « На третий или четвертый день его украинской командировки Юлик поутру был обнаружен в петле, висящим на авиадуке. Анализы показали наличие у него в крови изрядного количества алкоголя, и, хотя на руках остались следы от веревок, следствие быстренько пришло к заключению о самоубийстве…»
Анатолий Курчаткин не скрывает свое ироническое отношение к результатам милицейского следствия и даже подсказывает направление, в каком следовало искать убийц – «бывшие украинские коллаборационисты».
При недавних отношениях России с Украиной версия Анатолия Курчаткина могла легко оказаться востребованной, хотя, на мой взгляд, она не имеет никакого отношения к подлинным обстоятельствам гибели Юлия Файбышенко.
В последние годы можно все чаще видеть, как берутся под сомнения вроде бы уже признанные факты гибели известных людей и выдвигаются новые неожиданные версии происшедшего. Вспомним самоубийства Сергея Есенина и Владимира Маяковского, рассматриваемые некоторыми авторами как убийства, «замаскированные» под суецид… И даже уход из жизни неких пушкинистов, исследовавших судьбу «внебрачного» ребенка поэта, взят теперь под сомнение.
Я был знаком с Юлием в течение нескольких лет. В семидесятых мы регулярно встречались в Центральном доме литераторов (ЦДЛ) в Москве на заседаниях приключенческой комиссии Союза Писателей СССР.
В приключенческую комиссию входили как многие уже известные писатели – Арк. Адамов, Евгений Рысс, Леонид Платов, так и молодые, но уже становившиеся все более популярными - Братья Вайнеры, Юрий Кларов, Анатолий Безуглов, Эдуард Хруцкий… Юлик аккуратно приезжал на эти заседания из Тулы. На заседаниях обсуждались новые книги коллег – «приключенцев». В какой-то момент дискуссии, как правило, переносились на первый этаж, в бар ЦДЛ, и прекращались только с его закрытием. В такие дни Юлий обычно оставался ночевать в Москве...
Особо близкими мы не были, меня с Юлием связывали нормальные товарищеские отношения, которые, кстати, были в ходу в приключенческом сообществе. Его члены коллективно реагировали на любой выпад тогдашнего писательского начальства против криминального жанра и приветствовали появление каждого нового детектива, что в то время случалось не так часто. Кроме того у нас с Юлием был общий хороший друг – писатель Виктор Смирнов, автор обратившего на себя внимание популярного романа «Тревожный месяц вересень», а позднее и телесериала «Обратной дороги нет».
Криминальная версия гибели Файбышенко, озвученная Анатолием Курчаткиным, заставила меня вернуться к тому, что я знал о Юлии, о его последних днях…
Мне посчастливилось заочно познакомиться с проживающей в Москве дочерью писателя – Викторией Юльевной Файбышенко, кандидатом философских наук , старшим научным сотрудником Российского института культурологии.
Оказалось, однако, что ей тоже мало что известно об обстоятельствах гибели ее отца. Юлий погиб в 1976, когда девочке было всего 4 месяца. С ее мамой он познакомился в 1974, они поженились в 1975. Дочь и сама давно уже хотела прояснить обстоятельства гибели отца, поскольку в детстве от нее их скрывали, говорили очень мало и урывками.
Виктория Юльевна тоже не слышала никаких историй про украинских националистов и они кажутся ей, как и мне тоже, «притянутыми за уши». В гибели отца, считает дочь, обвиняли, скорее, КГБ. В частности ей известна «шумная» история, с которой, как ей кажется, начались его неприятности с «органами». Эта история связана с известным в 60-е писателем Анатолием Кузнецовым.
Автор знаменитого романа-документа «Бабий Яр», в основу которого легли личные впечатления писателя, Анатолий Васильевич Кузнецов, переживший оккупацию Киева в 1941–1943 гг. и очевидец массовых расстрелов в нацистском концлагере в Бабьем Яре, состоял в тульской писательской организации. Опубликованный им в журнале «Юность» в 1966 году, с огромными цензорскими купюрами и написанными «по заказу» вставками, во многом искажающими его суть, роман тем не менее произвел эффект разорвавшейся бомбы и получил мировую известность. В августе 1969 года, находясь в творческой командировке в Лондоне, писатель попросил политическое убежище в Великобритании. Его имя в СССР было вычеркнуто из всех литературных справочников, а книги — изъяты. Работая в лондонской студии Радио «Свобода» А. Кузнецов вел еженедельную программу в рубрике «Писатель у микрофона». В 1979 году он внезапно скончался в своем доме в Лондоне.
Живя в СССР, Анатолий Кузнецов был дружен с Юлием Файбышенко. Жена Кузнецова позднее стала возлюбленной Юлия, но это не повредило их дружбе, тем более, что у Кузнецова появилась новая подруга.
«Оба они, ( Юлий Файбышенко и Анатолий Кузнецов – Л.С.) - пишет Виктория Юльевна, - стилистически и идеологически выламывались из довольно мрачного строя тульских "советских писателей". И когда Кузнецов остался на Западе и начался понятный процесс "расследования корней и нитей", писательское начальство пострадало за недостаток бдительности, а жизнь отца в Туле сделалась совершенно невыносимой. Его естественно таскали на допросы в ГБ, он полагал, что за ним следят, и помимо того, стало ясно, что стать "профессиональным писателем" тем способом, каким это полагалось делать в Советском Союзе, в Туле ему не дадут. Он хотел уехать, при чем временами не только из Тулы, мама мне рассказывала какую-то нелепую историю про письмо Брежневу с просьбой выпустить его из страны, которое он якобы писал. Это конечно не подействовало. Он, судя по всему, чувствовал, что капкан сжимается. Ему отказывали в журналах, издательствах (у меня сохранилась любопытная в историко-социологическом отношении переписка - про то, какой должна быть советская повесть для юношества). Есть интереснейший проект романа о Карле XII, шведском короле, - блистательном неудачнике - он был отвергнут издательством. Иногда случались сценарии для кино. Денег не было. Собственно в ту последнюю поездку он подрядился написать очерк в серию "пламенные революционеры" или что-то в этом роде, об украинском партдеятеле, остановился в маленьком городе (или станционном поселке) Днепропетровской или Донецкой области и там в гостинице был найден мертвым (повешенным)- вот все, что я знаю.»
Кстати, - вспоминает Виктория Юльевна, - проблемы с КГБ возникали у него и ранее. В студенчестве Юлий отличился еще и тем, что во время антипастернаковской компании на институтском собрании поднялся и спросил, читали ли осуждающие "Доктора Живаго" само произведение и где он мог бы его прочитать…
Известна мне и другая история, связанная с писателем. Примерно в те же годы в одном из номеров газеты «Комсомольская правда» под рубрикой «Письмо в редакцию» появилась публикация, подписанная преподавателем все того же Тульского педагогического института .
- Принимая экзамены у очередного студента, - поделился с читателями газеты ее автор, если не ошибаюсь, молодой профессор. Воспроизвожу по памяти. - я завел с ним разговор «по душам» и был потрясен степенью нравственной пустоты и безверия, с которыми неожиданно столкнулся. Оказалось, что в студенческой среде можно еще встретить комсомольца, не имеющего представления о том, в какую замечательную эпоху он живет!
Некий бесхитростный юноша признался преподавателю, что не видит положительных идеологических примеров среди окружающих, что его собственные родители – члены партии – давно уже погрязли в мещанстве, обыденщине, и думают , в основном, не о повышении идейного уровня, а о своем приусадебном участке, о засолке огурцов и капусты…
Письму идеологически выдержанного профессора был немедленно дан ход. «Комсомолка» объявила «крестовый» поход против тех, кто потерял политическую зоркость, не видит советского человека во всем величии его помыслов. Несколько номеров подряд газета выходила с организованными со всех концов страны гневными откликами, опровержениями, положительными примерами, клятвами в верности делу отцов, Коммунистической партии и пр. пр. Комсомольское собрание Тульского пединститута исключило бедолагу из комсомола, а заодно потребовало изгнать и из педагогического института, поскольку человек с такими взглядами не может быть наставником молодого поколения. Все шло по уже известной, проверенной сотни раз накатанной схеме… Как вдруг!..
В тульском пединституте объявилась группа студентов, не поддержавшая предприимчивого преподавателя, они посчитали подлостью беззастенчивое использование откровенности доверчивого молодого человека. В институте был организован бойкот лекций, которые читал профессор-провокатор. На его занятия являлись считанные студенты. Бойкот вскоре расширился настолько, что с ним нельзя было не считаться. Администрации пришлось отступить. С бедолаги-студента сняли все обвинения и вернули в институт, а организаторами бойкота занялись соответствующие органы, которым предстояло выявить зачинщика. С этого момента именно он, а не герой профессорской публикации был объявлен крайним в этой истории. Вскоре КГБ всё выяснило. Организатором бойкота оказался студент историко-филологический факультета будущий писатель Юлий Файбышенко. И снова объяснения с «органами», снова противостояние…
Нельзя забывать и еще одно «уязвимое место» Юлия – его происхождение. Отец писателя Иосиф Александрович Файбышенко, в 1952 г. был арестован по статье 58-10 - явно в ходе антиеврейской компании. Правда, уже в 1954 г. - освобожден. Мать -Зинаида Дмитриевна Каргашина, русская, была учителем, потом завучем одной из лучших школ в Туле, двадцатой. Ее отец до революции был управляющим сытинского книжного магазина в Воронеже… Семья, безусловно, могла находиться на «списочном учете» соответствующих служб…
Могла ли эта цепь постоянного и пристального внимания «органов» вызвать протрагированное реактивное состояние, принимаемое далекими от психиатрии людьми за манию преследования? Не берусь ответить на этот вопрос, могу, однако, констатировать, что Юлий крайне настороженно относился к любому вниманию к себе малознакомых людей, вызывавших его подозрение. Помню, как после одного из заседаний приключенческой комиссии Юлий без обиняков громко посоветовал одному из участников – бывшему работнику КГБ – «отстать от него» и «прекратить слежку».
После смены своего руководителя приключенческая комиссия долгое время не собиралась и я потерял Юлия из вида. Он не приезжал в Москву. Мы не вспоминали друг о друге, пока однажды мне на службу не позвонил кто-то из писателей-приключенцев и не сообщил, что Юлий Файбышенко погиб на одной из узловых станций южного направления. Донецк? Мариуполь? Сейчас не помню. Он сказал еще, что расследованием занимается железнодорожная милиция. В то время я работал заместителем начальника отделения уголовного розыска в транспортном отделе милиции в Москве и смог немедленно связаться с тамошним уголовным розыском. Коллеги сообщили мне подробности.
Юлий действительно приехал в этот город по командировке "Госполитиздата" для изучения в партийном архиве материалов, касающихся по одним данным Чубаря, по другим Косиора, и тот, и другой деятели ЦК партии Украины, оба были расстреляны, а позднее реабилитированы. Для работы в архиве требовался допуск, который должно было выслать издательство. По какой-то причине допуск в архив не поступил. Прошло несколько дней. Юлий каждый день звонил в Москву, и его уверяли, что допуск выслан почтой и вот-вот должен придти. На свою беду Юлий жил в гостинице, в двухместном номере с человеком, в котором он с самого начала заподозрил сотрудника спецслужб. На этой почве у Юлия произошли с ним неприятные объяснения. Время шло, но допуск так и не приходил. В один из дней, отчаявшись ждать, Юлий решил вернуться в Москву, собрал вещи и уехал на вокзал. По случайности или нет у билетной кассы Юлий встретил своего соседа по гостинице. У него произошел нервный срыв: он решил, что его подозрения подтвердились. Все происшедшее с ним выглядело как звенья одной цепи: отсутствие допуска, введение к нему агента в номер, слежка... Там же у кассы у них произошла ссора. Юлий кричал, требовал оставить его покое. Вышел из очереди…
В гостиницу он больше не вернулся. Утром следующего дня - 19 сентября 1976 - Юлия нашли повешенным в лесопосадке, недалеко от станции. Рядом стоял чемодан с его вещами…
Юлия хоронили в Туле. Вместе с Виктором Смирновым я был на похоронах. Был жаркий осенний день. Тело Юлия доставили в Тулу на автобусе, который местное производство, где долгие годы работала мама Юлия, послало за телом ее сына. Предприятие предоставило и металлический ящик, настолько тяжелый, что, если бы не неожиданно огромное число молодых людей, пришедших на кладбище, без подъемного крана ящик было бы не вытащить из машины. Молодежи было очень много. Думается, что, кроме читателей его романов, зрителей его фильмов, проводить писателя в последний путь пришли и его сверстники - молодые преподаватели, с которыми он когда-то организовывал бойкот провокатора-профессора...
Закончу словами дочери Юлия – Виктории Юльевны - «это был итог противостояния, наполовину реального, наполовину мнимого - убившего человека изнутри…»