Резонансное преступление. Эпилог

Владимир Гугель
   
   ...Вернувшись после  отпуска в Харьков, я возбудил уголовное дело  против заведующего хирургическим отделением 11-й больницы Беленького. Ведь именно в результате его преступно-халатного отношения  Саша Губский не был своевременно освидетельствован, не была  определена тяжесть нанесенных ему повреждений, на долгие часы он был оставлен без медицинской помощи, операция своевременно не была сделана  и, как результат, наступила смерть Губского. Оформленные материалы я направил в прокуратуру, но там старый, опытный прокурор Зозуля сказал мне:

   - Дело, конечно,  направим в суд, но, попомни мои слова, никогда врача не отправят в тюрьму!

   И действительно, несмотря на всю очевидность доказательств и вины Беленького, он отделался лёгким испугом. На его защиту в суд прибыл целый синклит  высоких медицинских светил,  и не только Харькова, но и из Киева и Москвы. И они убедительно доказали  суду, что Саша всё равно бы помер. Беленький получил  не то 1 год ИТР (исправительно-трудовых работ) по месту работы, не то 1 год лишения свободы условно, точно не помню. Потом благополучно продолжал работать. Хирург он был прекрасный, так что его карьере эта история не повредила.

    Фёдора N приговорили к 12 годам лишения свободы, разумеется,  не за убийство, а за нанесение тяжких телесных повреждений, повлекших смерть. С точки зрения закона – абсолютно правильная квалификация – ведь умер Саша не сразу, а по истечении некоторого времени. Да ещё и, в какой-то степени, в результате несвоевременного оказания медицинской помощи.  Статья, по которой он был осуждён,  допускала возможность и условно- досрочного освобождения по отбытии 1/3 срока, и подпадала под амнистию, если бы таковая случилась…

    Мне было ужасно жалко Сашу Губского – яркого, талантливого, светлого человека, его тургеневскую девушку, всю сникшую, и в свои 20 лет сразу постаревшую,  которая по-существу оказалась молодой вдовой.    Жалко было их бессмысленно загубленной большой любви.
     И себя я беспощадно виноватил: ну что мне стоило поподробнее расспросить тогда Сашу! Узнать, что он ленинский стипендиат, сборник страны и т.д.  Тогда бы и я сам, а главное, врачи забегали бы,  вовремя прооперировали,  засюсюкали, выхОдили бы, словом, наверняка спасли бы! В приватной беседе и Беленький, и другие врачи так мне это и говорили. Тогда ещё главную роль в отношениях врач - больной   играли  не деньги, как теперь, а значимость личности, особенно такой, как Саша! Как говорил А.П. Чехов: « Если бы знать, если бы  знать…».
    Прав был герой Высоцкого Жеглов из к/ф «Место встречи изменить нельзя» - «не виноватых не бывает…».  Все мы по жизни в чём-то виноваты – перед законом, перед кем-то,  перед совестью…  ряд можно продолжить.

 
 С делом Саши Губского, хоть  и косвенно, связана ещё одна история,  трагикомическая.  Она - об одной из фигуранток этого дела – Марии- Мариюшке, моей помощнице в раскрытии преступления.

    Как-то, по прошествии некоторого  времени после всех выше описанных событий, довольно поздним вечером сидела она у меня в кабинете в связи с жалобой  одного из её клиентов - водителей. После  свидания с Марией у него пропала небольшая сумма денег (потом выяснилось, что  он их кому-то занял и просто забыл об этом, и претензии к Марии отпали).

  Идёт у нас с нею обычный разговор на специфическом русском языке. Её задача – доказать мне, что на неё возведен поклёп, а моя – воспользовавшись компроматом,  выведать у неё что-нибудь, типа,  «кто, как, с кем, у кого, что», и т.п.  Сидим,  спокойно переругиваемся.
    И вдруг – стук в дверь.  Входит 1-й секретарь Краснозаводского райкома партии Валентин Всеволодович (надо же, такое сложное имя-отчество запомнил, а фамилии не помню!). Человек он образованный,  интеллигентный, культурный, даже из разряда «шестидесятников» в партийной среде( и такое встречалось в Советском Союзе!). С нами он контактовал, потому что  очень  ратовал за соблюдение соц. законности, занимался идеологией, особенно, движением за коммунистический труд, в том числе, и в милиции. С этим, видимо, пардон, и припёрся. Присел:

     -Разрешите поприсутствовать?

     Мария, видимо, решила, что это кто-то из наших,  и мы с нею продолжили  разговор на этом близком и понятном нам обоим,  сплошь нецензурном языке. Валентин Всеволодович вдруг как-то нервно вскочил и говорит мне, что хотел бы остаться со мной наедине. Мария вышла, а он на меня:

   - Как Вам не стыдно так разговаривать с женщиной?! Я Вас считал интеллигентным человеком…
   Я ему:

    - Так это же бля… простите, проститутка, то есть, женщина лёгкого поведения – совсем запутался я в терминологии.

  -Но она же женщина, может, у неё судьба, как у  толстовской Катюши Масловой. Да что бы ни было, она женщина. Дама!

    Честно говоря, мне всерьёз  стало стыдно. Совсем охамел, огрубел, распустился.  Стал извиняться перед ним, мол,  работа, текучка, да и контингент затягивает…
    В.В.  немного ещё продолжил свой выговор, сказал, что сам займётся Марией. Вышел вслед за ней, пригласил снова в кабинет, и попросил прийти к нему в райком партии в назначенное время. И ушел.

    Мария испуганно смотрит на меня, ничего не понимая. Мы – милиция. прокуратура, суд, дружинники – ей близкие и понятные люди. Тут она знала, как себя вести – огрызаться, договариваться, отмазываться и т.п.  А тут – райком партии! Чего она там не видела, что ей там ловить, чего от неё хотят?! Смотрит на меня с надеждой.
   Я, как мог, успокоил её, сказал, что В.В. хороший человек, что в райкоме никого не сажают, и вообще ничего плохого ей не сделают. Ну, а если вдруг чего, звони, заходи – поможем!

     Прошло пару дней, и секретарь райкома звонит  и информирует меня, что в результате полезной беседы с ним Мария  решила заняться общественно-полезным трудом (вроде, она им и раньше не занималась: труд был точно общественный и для её клиентуры очень даже полезный!), и по её просьбе она принята  на перевоспитание в бригаду коммунистического труда на радиозавод (кажется. №165), что напротив  Конного рынка. Попросил, чтобы я тоже следил за нею, помогал   не сбиться с правильного пути и стать полноценным членом советского общества.

   Через несколько дней заходит ко мне старшина Павленко  и спрашивает, куда пропала Мария? Я ответил, что понятия не имею, может, куда-нибудь уехала. Она ж вольная птица.
     Прошло ещё какое-то время, около месяца. Мария не появляется, где-то трудится. Я зауважал партийного секретаря, даже  корил себя за то, как мы на нашей работе зачерствели, не верим, что люди могут измениться.
     Но в один из дней раздался звонок, и радостный голос старшины Павленко сообщил:
 
   -Так что Мария нашлась. Похорошела, красивая такая стала, вот она тут рядом.
   Я на неё с криком:
- Ты что там такая-сякая делаешь, опять за своё, за старое?! Позоришь секретаря райкома, бригаду коммунистического труда!
 
       А она мне:

  - Та пошел он на хер ваш секретарь со своей бригадой! Вот приду к вам завтра после обеда и всё расскажу. Можно?

    На следующий день она пришла. Прекрасно одета. Вся в золотых украшениях. Настроение прекрасное. И вот её рассказ:
   
   - Пришла я на следующий день, как была у вас, к партийному секретарю. Усадил он меня перед собой и начал рассказывать за жизнь, за судьбу человека, как мы строим счастливое будущее и что туда в него нужно приходить чистым и душой, и телом. И всё это со мной может стать, если я пойду трудиться на благо общества. А он для этого меня устроит в самую передовую бригаду коммунистического труда. Работа будет чистая и интересная,но и ответственная - на сборке  радиодеталей, которые для обороны нашей страны.
    Так он хорошо говорил, что я вся обрыдалась. Поблагодарила и согласилась. И правда ведь, надоели мне все эти ёбари–пьяницы, да и работа ж всегда ненормированная, особенно, по ночам - без передыху…
   А секретарь  просил не подводить его. И, если что, обращаться  прямо к нему. А к тебе, Львович, дорогу забыть.
    Вот я и вышла на эту работу. И правда, сначала мне так понравилось! Цех большой, чистый, кругом ни пылинки. Всё светом ярким залито: работать же надо с мелкими деталями. Все там в белых халатах, и мне такой выдали И встретили меня так приветливо, всё объясняют,показывают, как что делать с этими деталями. В бригаде и мужчины, и женщины.  Обучать меня стал один рабочий – мужчина средних лет. Растолковал  всё терпеливо так, ласково. Ну, я ж понятливая, а там только глаза и  внимание нужны и ловкие руки. А они у меня нормальные, не из задницы растут, и глаза, слава Богу - не слепая. Так что  я быстро всё схватила. И работа  у меня пошла - пошла, не хуже, чем у других. Даже понравилось. Ну, думаю, и вправду можно по-людски жить и работать, не только передком. Но, вы ж знаете, земля она слухом полнится. Видать, пронюхали там, чем я раньше занималась.   
   Через некоторое время слышу – стали по углам  шушукаться обо мне, особенно бабы - сволочи. Я это сразу усекла. Первым заинтересовался мной мой наставник. Между инструктажем своим  ласково так говорит, мол, пора и поблагодарить его за учёбу.  Ну, я понятливая, два раза объяснять не надо. Зашла с ним в подсобку и там его  отблагодарила...
Ну и пошло. Следом  старший мастер захотел благодарности. А потом  другие работяги приставать стали. А тут уж вызверились на меня бабы из этой бригады. Они ведь тоже не святые. И мужское внимание им тоже требуется. А  мужики глаз, и не только глаз, на меня положили! В общем, обстановка в бригаде накалилась, не то что шопотом, вслух на меня шипеть стали.  А тут подошло время зарплату получать, и я аж    120 рублей за месяц получила, да ещё и вычеты из них сделали! Да  такие деньги на своей прежней работе я за 3 – 4 вечера зарабатывала!
   А в цеху шорох продолжается, не столько работают, сколько меня обсуждают. Надоело мне это. И как только  услышала я  очередную гадость, что кто-то сказал обо мне,   вышла  на середину цеха, чтобы все видели, высоко задрала  юбку,  заголила задницу и проорала им всем:
    - Целуйте меня в жопу, говнюки! И упирайтесь на здоровье здесь со своим коммунистичеим трудом!

    Повернулась и ушла. Обидно мне было. Я ведь действительно хотела, чтобы всё по-хорошему было,думала, может,изменится моя жизнь в хорошую сторону. Но поняла, что  такого в этой жизни не бывает. А главное, вообще-то,  всё это глупость. Как можно жить на 100 рублей?! Я ведь люблю хорошую пищу, привыкла быть чистой, хорошую косметику уважаю, одежду модную хочу иметь. И выпить хорошего винца, особенно, шампанского, не против. Или там водочки, коньячку – всё в меру, конечно. И вообще, люблю я сладкую жизнь.  А что,  не имею на это права? Молодая, собой хороша. Иногда конечно бывает противно, но это ж не надолго. Короче, жить бедно не могу и не хочу!  Потому  вернулась я к старой работе.
     А этого вашего партийного  товарища мне жалко. Хороший он мужик, только неправильный путь в жизни выбрал. Балаболка! Увидишь - привет ему передай. И чтоб  его, суку, больше я в жизни не видела. Чистодел!

  С этим она и ушла.
 
   Я был потрясён.  С какими только женщинами не приходилось мне на моей работе иметь дело!Воровки,аферистки,проститутки, наркоманки.   Убийцы, наконец! Но всё это были, по моему разумению,  так называемые, «падшие» женщины. В чём-то несчастные.  На этот путь их привели какие-то жизненные зигзаги, неудачи, трагедии и т.п. А здесь передо мной была молодая,  здоровая, красивая, умная баба.  Она абсолютно рационально, сознательно и прагматично  выбрала для себя эту судьбу – зарабатывать на жизнь своим телом.
 
   Это было начало 60-х годов прошлого столетия.  Мы, наше поколение были воспитаны на высокой литературе – Достоевский. Толстой, Чехов,  Куприн, Мопассан. Таких женщин - их героинь (мы были в этом уверены!) на такой путь  толкала жизнь - социальные условия, личные трагедии, чья-то злая воля. Это вызывало сочувствие, сострадание, иногда даже уважение  к этим несчастным созданиям. А тут такое для меня открытие!

    Она, Мария эта, со своей жизненной философией  была мне отвратительна. Сказал ей, чтобы убиралась и больше на глаза мне  не попадалась.
 
    Разумеется, она  не поняла моих «высоких» мотивов и ушла, очевидно, подумав, что у меня будут неприятности с партийным начальством из-за неё за то, что  не возродилась она морально, не стала ударницей коммунистического труда, а продолжила свой,  более прибыльный,  но тоже вполне ударный труд, так необходимый народу.
 
   В нынешнее время такие мысли, которые тогда владели мною, теперь просто смешны. Но ведь  время  другое было, и нравы другие…