Я буду петь твой Блюз, Анжелина

Арчибальд Себастьян
Анжелина, я буду петь твой Блюз. Блюз, который ты написала на моей безжизненной ладони, когда утреннее солнце вдруг распустилось огромным оранжевым подсолнухом за твоим голубоглазым оконцем, моментально ослепшим от хлынувшего в него обнаженного безумия мира. Анжелина, я буду петь твой Блюз, когда буду вспоминать о тебе тоскливым бесконечным зимним вечером. Я буду петь твой Блюз, когда безжалостные снежные волки вцепятся миллионами острых клыков в мое беззащитное  детское горло. Тогда Анжелина, я буду петь твой Блюз. Я буду петь его под атональный фри-джазовый аккомпанемент отравленной болью воды,  капающей из кухонного крана на мои незаживающие раны. Я буду петь его лежа на полу, пытаясь дотянутся сквозь безвоздушную пропасть Вселенной до твоей удивительной хрупкой улыбки, память о которой распинает меня каждый  день на кресте моего прошлого, прошлого, которого уже не вернуть, и которое улетает от меня все дальше и дальше с каждой ненужной больше секундой. Я буду петь твой Блюз, Анжелина. Потому, что  ничего живого больше у меня уже не осталось. Я буду петь твой Блюз Анжелина, когда буду ползти среди выброшенных на пол вещей и предметов, которые мне теперь  уже ни к чему, безуспешно пытаясь проложить среди них безопасный маршрут, словно маленькая рыбацкая шхуна  среди коварных рифов во время свирепой бури.  Я буду петь твой Блюз Анжелина, заколачивая абсолютно бессмысленные теперь уже двери и окна. Зачем они нужны, если нет тебя? Я буду петь Анжелина твой Блюз, превращая свой мир в могилу. Я буду петь. В полной темноте возле унитаза в ванной комнате я буду считать в ожидании смерти: «Раз, два, три, четыре… тысяча сто двадцать шесть… семь тысяч пятьсот семнадцать». И буду петь в пол-голоса твой Блюз Анжелина, слушая, как кто-то взламывает место моего захоронения, чтобы зачем-то вернуть меня к той жуткой боли, от которой я хотел бы уйти. Я буду петь твой Блюз Анжелина, под звук сирен «скорой помощи», когда они повезут меня в свои желтые застенки. Но я  им не сдамся, Анжелина. Никто не помешает мне помнить тебя. Все время помнить тебя и петь твой восхитительный Блюз. Никто. И знаешь, мне ведь больше не нужен мой разум, если нет тебя. Меня уже не вернуть. Потому, что меня больше нет. Есть только твой Блюз. Я – твой Блюз, Анжелина.