Ощущения. Глава 1

Галина Лоскутова 2
Картинка отсканирована с открытки


1
Мое глубокое убеждение экскурсовода с многолетним опытом: мы должны не просто проводить экскурсии, а дать туристам возможность ощущить аромат времени, его атмосферу. Как обычно проходит экскурсия? Туристов привозят на тот или иной объект, рассказывают немного из его истории, тычут пальцем туда-то и туда-то, стараясь зацепить внимание на самом интересном, потом дают немного времени побродить самостоятельно. Все это правильно, имеет место быть, и именно так и происходит в большинстве случаев. Но мне всегда казалось, что этого мало. Сейчас уже понимают, что визуального ряда в таком деле недостаточно. Важны не только зрительные образы, а еще и ощущения. Можно привести людей в музей и показать старинный костюм на манекене, стоящий под стеклом. Такой-то век, принадлежал тому-то, столько-то стоил по тем временам. А ты дай человеку в него облачиться! Чтобы он почувствовал, что значит нести на голове широкополую шляпу или многоэтажный парик, к примеру. Или дать почувствовать даме, как трудно было двигаться в женском платье с фижмами и килограммами декоративной драпировки. В летнюю жару, представляете? Какие мысли рождаются в голове, когда перед тобою колеблется пламя свечи, выхватывая из темноты едва освещенный клочок пространства? Лица горячих красно-желтых тонов с отражением мерцающего пламени в темных зрачках, и тени колышатся, как живые.

Звуки... Они ведут себя в старинных помещениях совсем по-другому. Незря же так много легенд сложено о привидениях, которые скрипят половицами и прячутся под крышами чердаков и мансард, под сводами старинных замков…

Ну вот как-то так в общих чертах.

Эта идея движет мною на протяжении многих лет. Когда-то я даже написал статью на эту тему, но ее не взяли в печать. Кое-что я пытался сделать сам у себя на работе, но поддержки у коллег не нашел. А однажды с этой своей идеей я просто попал впросак.


Я был молод и не женат. Получил той осенью приличную премию и отправился в Италию по путевке.

Когда я попал в Венецию, я окончательно убедился в своей правоте. Экскурсия – это так, информация. Хорошо, если еще с гидом повезло, сумеет увлекательно все изложить. А то бывает протараторит заученный текст – и ариведерчи. Гуляйте, ребята, любуйтесь красотами, а мне пора по своим делам. А надо дать почувствовать приезжим еле уловимую ауру, которая витает над городом, дать возможность понять духовную сущность, которая настаивается, как напиток, веками, сидит в голове каждого жителя и движет мыслями и поступками целой вереницы поколений. Еще в Уффици я обратил внимание на одну картину. К сожалению, не запомнил ни автора, ни названия. На ней была изображена типичная комната венецианского дома. Полукруглые арки окон, мебель ренессансной поры и девушка с рыжей копной вьющихся волос. Автор расположил ее на  холсте спиной к зрителям, не показав лица. Но почему-то сейчас, когда я смотрел на нашу сопровождающую Паолу, эта вполне современная девушка в джинсах мне все больше и больше напоминала венецианку с той картины. Поразительно: как мало что изменилось в этом вечном городе. Тот же женский тип, та же роскошь свободно стекающих на плечи рыжих волос, и даже горшки с цветами на окнах и балконах домов – все это как будто сошло с полотна, которому минул не один век с момента его написания.


Необыкновенный  город. Что-то делает Венеция с человеческой душой. Не пойму что именно, но душа раскрывается как створки старых окон в невиданный мир. Полуреальный, непостижимый, поражающий воображение, ломающий сложившееся представление о привычном бытовом укладе. Ты уже наслышан, что здесь передвигаются только на водном транспорте, но только здесь начинаешь понимать, какое это благо – город без машин. Здесь даже велосипеды запрещены. Водой. Водой добирайся до места назначения. Не иначе. Неспешно, иногда под сопровождение песни гондольера, приятно покачиваясь на зеленой волне, ты проплываешь один квартал, второй, затем поворачиваешь в другой закоулок. Эхо нехотя отражается от одной стены, упирается в противоположную и отталкивается обратно. Так оно и висит в воздухе, пока не осядет на упругие волны, покачиваясь вместе с осенними листьями. По пути тебя встречают дуги мостов, знаки уличного движения (как на сухопутной дороге!), свисающие со стен почти до самой воды средневековые резные знамена с треугольными языками, уходящие в воду лестницы домов - как будто сама жизнь уходит туда, в мрачный холод подводного царства. Все-таки вода у оснований домов создает здесь особый ритм и настрой всему течению жизни. Она зыбкая, она плещется, она ласкает фундамент. Но и точит камень вместе с тем. Ласково разрушает. Я бы так выразился.

Однако, увлекся…

Много говорят, что это город-музей. Я бы выразился по-другому. Город-призрак. Во всяком случае у меня сложилось именно такое впечатление во время вечерней прогулки. Когда осенью плывешь по каналам, Венеция кажется вымершим городом. Отчасти так на самом деле и есть, потому что народ отсюда старается уехать. Но у меня сложилось такое мнение по другой причине. Мы проплывали на катере по главному каналу. Каменный массив не прерывался. Старинные, разновременной архитектуры здания плотно прижаты друг к другу, образуя как бы единую стену, части которой отличаются лишь декором. В окнах самой разной формы кое-где горел свет, многие из них были раскрыты настежь (а было уже довольно холодно). Знаете, я не увидел в этих окнах ни одного человеческого силуэта, как будто население вымерло. Зато из некоторых окон доносились обрывки музыки. Фортепианная россыпь звуков взлетела до кульминации пьесы, а потом пиано, пиано – и сошла на нет. Катер оставил это место далеко позади, звуки растворились в воздухе. Где-то скрипнул клавишами старый клавесин – и снова тишина, если не считать шума катера. А по воде разноцветными дорожками дробятся и змеятся осколки отраженного света.

Чайка села на воду. И девушка-гид рассказывает нам:

- Если бы лев не был символом Венеции, им бы была чайка, - доносится сквозь клокотанье мотора ее голос, - «живете вы подобно птицам морским, дома ваши рассредоточены, словно Киклады, по водной глади» - писал жителям Венеции один средневековый писатель. Это было в 6-м веке. Как видите, ничего не изменилось…

Голос девушки густой и мелодичный. Он звучит немного нараспев, как старинная баллада.

- …здесь независимые дожи объявляли о своем неповиновении папе, и на протяжении нескольких веков по старинному обычаю бросали золотое кольцо в море, произнося как заклинание: «Я обручаюсь с тобой, о Море, в знак безграничного могущества». Отсюда отправлялись в море путешественники в надежде открыть новые земли, опытные мореплаватели и простые искатели приключений. Здесь собирались купцы, обсуждая предстоящие сделки. И с нетерпением ждали известий о своих судах, попавших в шторм. Некоторые из них тонули, как это описал Шекспир в «Венецианском купце», другие захватывали и грабили пираты. Но чаще всего суда возвращались в город с набитыми доверху трюмами с самыми разными заморскими товарами…

Ветер раздувает девушке волосы. Она поправляет их рукой и продолжает рассказывать:

- Сюда стекались несметные богатства Запада и Востока, создавая неповторимый облик этой свободолюбивой республики, ни с чем не сравнимый ее стиль. Приумножая мощь, славу и могущество этого необычного талассократического государства.

Звучит немного возвышенно, патетически, но большинство туристов с восхищением внимает ее словам.

Она права. Стиль Венеции уникален. Стрельчатые арки окон, отделанные в верхней части тонким кружевным декором. Строгая геометрия колонн в анфиладах. Рвущаяся ввысь готика, величие храмовых куполов (отголосок ваизантийской культуры), мавританская вязь, витиеватость барокко. Смешение, наслоение культур и эпох, коктейль образов и ассоциаций, непривычная среда обитания – все это действует на воображение самым невероятным образом. Забродив как вино, шибает по мозгам похлеще алкоголя. Пьянящее чувство новизны кружит голову и рождает почти детское любопытство: а что там, за новым повотом, за резными дверьми покоящихся на воде зданий, в просторных помещениях палаццо. И жадное предвкушение новых открытий. И тихое благоговение перед оживающей у тебя на глазах древностью. Не надо никакой машины времени!  Надо просто сохранить те очаги старины, которые еще остались на Земле!

Упадок Венеции произошел в 16 веке, а привычка к красоте и великолепию осталась. Наверное, это и есть ее духовная сущность.


У каждого из нас бывают моменты, когда на тебя обрушивается лавина информации. Еще не успев переварить и переослыслить ее, человек переживает ситуацию поначалу одними эмоциями. Почему-то они всегда всплывают раньше мысли в таких случаях. Я был наполнен в тот день этим густым воздухом новых ощущений и удивительных впечатлений. Мне казалось, я видел воочию тех самых купцов, деловито рассуждавших о ценах на пряности, меха, и другие товары, слышал звуки горнов глашатаев на площади, оглашавших приказы дожей, созерцал развивающиеся штандарты победителей в морской схватке с пиратами или многочисленными врагами республики. Образы роились в моей голове беспорядочным хороводом, в памяти всплывали отрывки из фильмов и пьес, где говорилось о Венеции, а окружающие реалии снова и снова, буквально на каждом шагу, давали свежую пищу для восхищения и удивления. Короче обалдел я в тот день не на шутку. Вино ощущений бродило, начинало уже клокотать и стучало в висок пьяным ритмом.

Замечу, чтобы не было противоречий в рассказе. Суша там тоже есть. На островах.

Экскурсии окончились, нам дали свободное время. Мы шли с нашей сопровождающей Паолой по узеньким улочкам такого островка, по пути заглядывая в сувенирные лавки. Я обещал племяннику привезти марионетку в виде персонажа комедии масок. Хотел найти Панталоне, поскольку слышал, что это венецианский купец, но Паола меня отговорила. 

- Этот персонаж подразумевает вредного старого скупца, - объяснила она. - Купите лучше Бригеллу. Плутишка и умный слуга вместе с тем. С ним вашему бамбино будет весело.  Или Кота. Знаете легенду о венецинском коте? Его завез сюда когда-то бедный китаец. Кот спас город от нашествия мышей, и китаец сразу разбогател. Такой сувенир будет залогом будущего богатства вашего малыша.

- Да не малыш уже, - отозвался я, взяв в руки игрушку, чем-то напоминавшую Кота в сапогах – Подросток он у нас. Переходный возраст. Любовные послания девочкам пишет уже.

- Ну это еще проще, - приветливо улыбнулась Паола и повела меня в другой магазинчик.

В помещении было сумрачно. Я также обратил внимание на акустику. Любое слово словно пропитывалось эхом, звучало объемно и приглушенно вместе с тем.

Через планчатые наличники окон на мгновенье заглянул свет. Это солнце вышло из-за туч, осветив ненадолго внутренность магазинчика. И я едва не задохнулся от восторга, потому что передо мной как будто вспыхнул фейерверк. Играя на свету позолотой и ярким разноцветием, на меня смотрели прекрасные женские лица. А женщин я любил всегда.

Вся стена этой лавки была увешана масками. И надо признаться, нигде я не видел такого ослепительного богатства. Полету фантазии их создателей можно было только поражаться - я не увидел здесь ни одного похожего изображения.

Все маски были разной величины и разной фактуры (фарфор, кожа или папье-маше). Разных расцветок и разных техник исполнения. Но все вместе они создавали необычный ансамль женского очарования. Чарующая, завораживающая красота! Все типы женских лиц, все оттенки их выражений. Причудливые рисунки декора на лице и самые немыслимые формы головных уборов или причесок. Играли на свету стразы, колыхались от случайного дуновения ветра разноцветные перья - я стоял, онемевший от этого великолепия и, казалось, слышал обольстительные голоса этих записных красоток. Они перешептывались между собой и смотрели на меня темными отверстиями для глаз, обволакивая невидимым туманом тайны, испытывая на нас, покупателях, свои чары. Магия женственности. Царство роскоши и шарма...

Паола рассказала, что когда-то венецианок обязывали быть внимательными к мужчинам, а также хорошо питаться, чтобы здоровые и упитанные, они противостояли процветавшему здесь гомосексуализму. Мне показалось, что великоление женского образа, переданного в маске, имеет те же корни. Поразить, заманить в сети, обворожить мужчину. Я представил на минуту как эти красавицы сидели у решетчатых ажурных окон в своих расшитых золотом нарядах. Свет играл на тонких гранях бокалов из венецианского стекла, из склянок с благовониями распространялись чудные запахи... Венецианка изящным жестом поправляла прядь золотистых волос, перевитых жемчужными украшениями и тонкими пальцами перебирала струны арфы...

Стоп! А почему именно арфы? Не флейты, не лютни?

А потому что красиво!

Хмельной напиток впечатлений.
И как я тогда не заговорил стихами – просто удивительно.

Снова увлекся, извините.
 
На какое-то время я оцепенел и впал в прострацию. Возможно, стоял с отвисшей от удивления челюстью, как зевака. И все созерцал, созерцал эту невиданную красоту. Даже уходить не хотелось от этих прелестниц. Но вдруг среди множества масок я увидел знакомые черты. Огромные миндалевидные глаза и треугольный контур лица со слегка выступающими скулами. Круглые дуги бровей и тонкий нос.

Я присмотрелся к Паоле. Так и есть, одно лицо!

Разумеется, именно  эту маску я и захотел приобрести. Она, кстати, так и называлась – Паола. Уже собрался расплатиться за нее, на мгноваение, правда,  оторопев от цены, но Паола отвела меня в другое место.

Мы пересекли улицу по выпуклому горбатому мосту и зашли в старое кирпичное здание с кое-где облупившейся штукатуркой. Поднимаясь по скрипучей лестнице, мне показалось, что Паола ведет меня в какой-то сказочный мир – так таинственно вела себя моя спутница. Она шла впереди меня, осторожно меряя одну ступеньку за ступенькой. Потом вдруг повернулась ко мне, приставила палец к губам и тихо прошептала: «Т-с… Тихо, не надо шуметь. Вы их разбудите...».

- Ага, - так же шепотом ответил я, кивнув головой, ровным счетом ничего не понимая. И тем не менее, словно под гипнозом, послушно последовал за ней. Но уже почти на цыпочках.

Любуясь, как грациозно изгибается в талии ее гибкое тело, я подумал про себя: «Все-таки бабки  у тебя – аристократки. И мама скорей всего тоже»…

Это была небольшая мастерская, где работал ее приятель. Здесь –то и делали маски, которые я увидел в магазинчике. Тут их можно было купить без наценки, намного дешевле. Но не это было главным. Именно здесь, в небольшом помещении, похожем больше на чердак или тесную мансарду, я увидел, как создаются шедевры. Удивительный мир красоты!

На полках по стене стояли персонажи дель-арте: Тарталья, Пульчинелла, Пьерро и все остальные. Бригелла бренчал на гитаре. Подняв голову вверх и вытянув шею, он горлопанил какую-то любовную песню. Это выглядело так уморительно, что я едва не рассмеялся. Доктор, подняв корявый перст, с умным видом нес, судя по всему, какую-нибудь околесицу. Потешный старик Панталоне в красной венецианской шапочке, как у Ромэо, кутался в широкий плащ. Прищурив хитрый глаз, смекал, наверное, кого бы обжулить. А вот задира-Капитан достает из ножен шпагу…

Характер, пластика, личностная суть каждого персонажа были настолько хорошо переданы мастером, что куклы выглядели как живые. Веселый арлекин, раскинув в стороны рога пестрого колпака, стоял на одной руке, вторую тянул к девушке-дзанни. Коломбина, кокетливо приподняв подол клетчатого платья, кокетливо улыбалась, склоняясь в реверансе, приглашала гостей в этот восхитительный мир буффонады…

На верхней полке хозяин мастерской сделал нечто вроде задника с красным бархатным занавесом - так что куклы эти не просто продавались. Все вместе, пестрой  компанией, расставленные так, что между ними угадывались связь взаимоотношений, они как будто разыгрывали представление.

Некоторые из кукол были марионетками. Паола называла их ласково «бураттино» и легко управляла ими. Натренированной рукой она заставила двигаться сначала одного, затем второго персонажа. Куклы вдруг ожили, и мне показалось, что я попал в детство. Нет ничего восхитительней этой веселой дурашливости, этой угловатой грации движений кукол-марионеток, этого праздничного бурлеска, щекочущей душу смешинки, фонтанирующего жизнелюбия, ослепительных брызг остроумия…

Здесь же, у стены, на деревянном настиле лежали девственно белые, еще не тронутые красками маски-заготовки. Тут были и фарфоровые настенные, и бауты, и вольто.  И снова я увидел маску с лицом Паолы. Она лежала на деревянном столике с выпуклыми ножками,  точь-в-точь, какие можно увидеть в музеях. Над столом висел расписной абажур, заливая пространство теплым золотистым светом. За столом сидел молодой темноволосый парень в синих джинсах и клетчатой рубашке. Судя по всему это и был художник. Покрыв поверхность специальным составом, чтобы маска выглядела как старинная, с прожилками кракелюров, он размышлял сейчас, как лучше нанести рисунок. Один мазок, второй – и в уголках безжизненно белых губ заготовки заиграла мягкая загадочная улыбка. Плавная изогнутая линия по  щеке, изящный орнамент, уходящий в висок – и на холодном белом лице появилось дивное выражение. Маска оживала, приобретая праздничный облик. Готовая поражать, пленять и манить.

Любуясь, как бережно и старательно выводит мастер линии утонченного рисунка на поверхности маски, я почему-то подумал, что парень влюблен в свою натуру. Какая жалость! Я оказался третьим лишним...

Пора было закругляться с  приценкой. Да и ротозейство мое выглядело уже навязчивым и неприличным. Я взял в руки первую попавшуюся фигурку и спросил сколько она стоит.

В результате я купил целый набор персонажей дель арте племяннику, в том числе кокетливую Коломбину.

Куклы лежали у меня в полиэтиленовом пакете и шкодливо шуршали оберточной бумагой. Пульчинелла полностью не уместился, поэтому голова его торчала поверх авоськи, как будто из пакета выглядывал любопытный непоседливый ребенок. Себе же я купил на память маску Паолы. Ту самую, которую разрисовал при мне художник. Причем с его автографом на обратной стороне.

Счастливый и довольный, что привезу домой не просто сувенир, а художественную копию своей новой знакомой, вприпрыжку выскочил из лавки, по пути едва не проломив старую певучую лестницу, и чуть не рухнул в воду, потому что, разумеется! забыл что здесь повсюду вода.
               
                (Продолжение следует)