Встреча с собором

Тимонова
         
Этот рассказ написан мной давно, еще в 2005, когда я даже не помышляла публиковать свои опусы. Немного доработала и представляю его вам, дорогие читатели.


            
            Они шли по Гоголевскому бульвару.
            Прекрасная солнечная погода, посетившая Москву этим весенним днем, как-то внезапно, покинула ее под вечер. Налетевший порыв ветра с маленькими острыми капельками дождя, растрепав волосы женщины, окатил  волной резкого холода и без того озябшее ее тело. Она содрогнулась. Чувство дискомфорта, которое возникло у нее во время  прогулки, было обусловлено плохим настроением ее спутника. Оно еще больше усилилось от обдавшего ее студеного шквала. Ей стало совсем неуютно на многослойном асфальте старинных, обжитых и таких теплых московских улочек. Чем дальше отстранялся от нее мужчина, уходя в мир своих мыслей, забот и переживаний, тем больше ее поражал этот  ужасный холод. Это был холод не ветра и улицы, это был неожиданный холод его души. Она совсем продрогла.
             Просунув в его большую ладонь свою согнутую в кулачок руку, женщина попыталась таким образом вызвать его тепло. Он встрепенулся, и на какой то миг сжал ее, удивившись: «Откуда у нее такие холодные руки и как она могла так замерзнуть?» На этот короткий момент, что-то теплое, родное мелькнуло в его глазах. Что-то напомнило его прежнего, того, который приезжал в ее далекий сибирский город, где они познакомились. Женщине захотелось задержать это состояние. Она уже устала от его плохого настроения, бесконечных придирок, замечаний, которые валились и валились на ее бедную голову весь этот день. Но она не сердилась на него, она все понимала. Его дурному настроению нужен был выход. Что-то не клеилось, не получалось у него в его планах на счет их встречи. Не такой они ее представляли оба. Что-то не устраивалось и мешало ему. Он не открывался, а она не спрашивала, считая это бестактным. Ей оставалось только догадываться.
             Эта прогулка по улочкам Москвы была запланирована ими еще тогда, в ее родном сибирском городе, когда они гуляли по заснеженным улицам, разглядывая деревянное кружево резных наличников на старых домах. Тогда все было замечательно. Она ощущала себя легко и просто с этим интересным мужчиной. Она потеряла варежки, и у нее также, как и сейчас, мерзли руки, а он их согревал. И даже, временами налетавший, пушистый снег в предвесеннем городе, лишь только добавлял очарования их романтичной прогулке.
            Но здесь, в Москве, все не получалось так просто. Ей хотелось увидеть его прежнего. Но это был совсем другой человек. С присущим всем москвичам легким снобизмом, он постоянно одергивал ее: «Это тебе, дорогая, Москва! Здесь не зевай!». А ей все время хотелось постоять за себя. И это не был страх казаться провинциалкой. Это было, пробивающееся через все преграды и ограничения, ее сибирское прямодушие и казачья, живущая во всех последующих поколениях кубанских переселенцев в Сибирь, гордость. К тому же, долгие годы одиночества воспитали в ней достаточный уровень независимости и свободы. И сейчас чувство собственного достоинства боролось в ней с терпением. Но ей не хотелось ссориться и портить короткий миг встречи с этим человеком. И она терпела. Терпела, но при этом, пыталась, как-то отвлечь его, пошутить, вернуть его благодушное состояние.
            Нельзя сказать, что он был очень суровым и не хотел общаться и гулять с этой красивой женщиной. Скорее, его самого тяготило собственное плохое настроение. Он старался, как мог сдержаться, и особенно сдержать нарастающее раздражение. Конечно же, он видел, что женщина тоже изо всех сил тоже старалась, и это льстило его самолюбию.
            Он водил ее улочками своего детства, юности и уже взрослой жизни. Женщина хотела узнать о нем больше, и сама попросила его именно о такой прогулке. Это была, как говорится, история с географией. Он здесь жил, учился, гулял, любил…. И он не мыслил своей жизни без этого города, без этих улочек и переулков, без суеты и сутолоки, бесконечной гонки, пробок и всех других подобных неотъемлемых московских атрибутов. Здесь было все его, он был частичкой этого города. Здесь везде, куда ни посмотри, он то: «гулял с бабушкой, и она ему, что-то рассказывала…»; «то работал вон, в том окне…». А вот здесь, «он вообще, занимал солидное положение, организовал дело и имел хороший бизнес», а, здесь, здесь «из него выбили это все то, что он имел.…». Сейчас все было в прошлом, и, судя по его голосу и спокойному тону, в уже «хорошо пережитом» прошлом. Ведь смог же он с достоинством рассказать женщине о том хорошем, что он имел в тех годах, о странах, где он побывал, о возможностях, которые упустил.
           Все это напомнило ей собственного отца, очень сильного человека, сумевшего, когда-то пережить подобное, потеряв солидное положение и вес в обществе. Но при этом он сохранил самообладание, гигантскую, не по годам, работоспособность, а главное - достоинство.
           Да, и ее собственная жизнь, как ни посмотри, последние десять лет тоже представляла собой восхождение из той пропасти, в которую ее забросили годы тяжелого перестроечного десятилетия. Женщина понимала его!
           Она понимала все, кроме одного. Женская ее суть оставляла ей долю сомнений, насчет того, почему он не хочет пустить ее в свой теперешний и, скорее всего, не такой комфортный мир? Почему он не доверяет ей? Или уже не хочет доверять? Возможно, что-то уже изменилось в его планах насчет их отношений, а он не может решиться сказать ей об этом. Она также опасалась быть наивной. Возможно, все же она зря поверила ему, а он, наверное, не свободен. Всевозможные провоцирующие недоверие, мысли, как она не отгоняла их от себя, все же, крутились в ее сознании, мешая всецело поглощать историю и красоту московских улиц.
           Улица, изгибаясь влево, тянулась вниз, к реке. Мужчина и женщина шли не по бульвару, а по правой ее стороне, по тротуару. Он беспрерывно рассказывал ей об истории домов, которые возникали по ходу движения. Некоторые из них уже реконструировали, другие испортили ужасными надстройками.
           Серое небо оттеняло силуэты зданий, которые чередой тянулись по рассматриваемой ими левой стороне улицы. Голые веточки деревьев бульвара почти не мешали разглядывать дома и их затейливые крыши.
           И вдруг все изменилось в природе.
           Шальной предвечерний луч солнца осветил своим закатным цветом крыши и верхушки деревьев. Где-то, на западе, он нашел лазейку между облаками, и, проникнув в нее, широкой полосой рассыпался по всем этим крышам, фронтонам и башенкам, играя кусочками света! И как это бывает, под вечер, особенно в холодные летние дни, украсил все щемящими душу красками.
           У женщины перехватило дух. Все стало необыкновенным! Но самое красивое видение ждало ее впереди. Оно внезапно мелькнуло справа в проеме деревьев и крыш. На фоне веточных хитросплетений, освещенный вечерним лучом алого солнца, переливаясь от зеленовато-золотистого к розово-перламутровому, возник купол Главного Храма! Он блистал необыкновенным сиянием, выглядывая из-за крыш и деревьев. Это было мгновение, когда блики заходящего солнца завладели куполом собора и устроили необычную игру света на нем.
           У нее было чуткое восприятие красоты. Причем, это во все времена был ее спасательный круг. Когда что-то не получалось у нее, случались какие то проблемы или разочарования, она всегда находила что-то творческое и красивое и, переключаясь, опять возрождалась.
           Вот и сейчас, женщина остановилась и замерла. Слегка надавив на предплечье своего спутника, за которое держалась, она остановила его и обратила внимание на это чудное видение, которое так ее захватило. Мужчина, со всей своей практичностью, оборвал ее порыв. Он не хотел смотреть на фрагмент. Он вел ее к этому Храму! И он хотел любоваться им в полной мере! Она подчинилась ему. Их отношения пока были в том призрачно–тонком состоянии, как хрупкое стекло или тонкий лед, когда малейшее прикосновение или неосторожное движение может сразу создать сеточку трещинок или совсем сломать то, что еще не утвердилось. Это, как тонкая грань между двумя мирами каждого, переступив которую, более положенного, рискуешь потерять то, что только, чуть- чуть,  зародилось, только чуть-чуть началось создаваться. Кому-то нужно было уступать.
            А солнце, меж тем, быстро пряталось. И женщина боялась, что не успеет полюбоваться тем удивительным минутным явлением, сотворенным уходящим солнцем. Боялась, что пока они дойдут до собора, все это чудо исчезнет.
            Наконец улица привела на перекресток. И справа, через дорогу, за перекрестком возник в красоте и величии царственный собор!
            Вся Величественная мощь собора,  была залита необычным свечением!  Озаренный и необыкновенно окрашенный,  он возвышался на фоне серого и пасмурного неба и Москвы реки. Серый цвет неба еще более подчеркивал розовый отлив белого камня.
            Мужчина повел женщину еще метров на двадцать правее по улице, чтобы можно было остановиться и спокойно созерцать эту великолепную картину.
            Поднятый на своих могучих приделах и неподверженный уклону улицы, собор плыл на фоне этого покоенного серого неба. Тот необычный всплеск игры света на куполе, который заметила женщина в проеме крыш и деревьев, уже несколько отыграл. Белый камень собора весь был ровно окрашен розоватым перламутром. Этот перламутр разливался по всем фронтонам, играл на каменных рельефах его нефов. Зеленоватое золото купола переливалось от медно-кирпичного к светло-золотистому. Игра розового перламутра на каменной резьбе оттенялась легкими, неконтрастными тенями. Купол, как и весь собор, был окрашен вечерней зарей.
            Зрелище было необыкновенным! Еще большую необыкновенность придавала фрагментарность всего этого происходящего. Остро чувствовалось, что «чудо» очень скоро исчезнет, когда окончательно спрячутся за сдвинувшимися на западе неба облаками розовые лучики солнца.
            Женщина сильнее прижалась к мужчине, и ей показалось, что он тоже почувствовал временность происходящего. Она сказала ему об этом. Он обнял ее за плечи и тоже слегка прижал ее к себе. Ему нравились и красивая картина с розовым серебром собора и то, что эта женщина так тонко чувствовала прекрасное. Видно было, что его тоже поразило это зрелище. Возможно, она только обратила его взор на это видение, а душа его уже давно была готова, он только не позволял женщине этим воспользоваться.
           Мужчина тоже чувствовал красоту. Мог подметить особый затейливый узор решеток на фронтонах и балконах, подчеркнув при этом знание стилей архитектуры. Любил ретро и стильные вещи. Ему нравились красивые дома, книги, женщины. Во всем этом он знал толк, понимал и ценил. И к этой женщине он относился также. Она была как красивый атрибут, который необходим настоящему мужчине. Он мог любоваться ей, подмечая все ее достоинства и говорить ей об этом.
          А меж тем, «чудо», как будто бы замерло, давая им насладиться этим удивительным состоянием, а главное  - понять момент этого происходящего, наверное,  для того, чтобы  этим дорожить!
          Душа женщины затрепетала. Негатив в отношениях, временно, куда то улетучился. Она с радостью заметила, что ему нравиться, то, что нравится ей. Пусть на миг, но ОНИ были опять вместе! Он как-то трогательно держал ее руку, и ей показалось, что он даже сжал ее крепче. Она почувствовала, что он опять был с ней.
          Но все же, все же, что-то мешало. Какая то мысль, долго кружась, не могла сфокусироваться и оформиться в какое либо ясное заключение. И вдруг она поняла. В этой красоте что-то было роковое, и ей показалось предзнаменательное. Как будто ей говорили, что,  то, что особо прекрасно – очень кратковременно. Отношения с этим мужчиной, также фрагментарны, как красивы и в чем-то необыкновенны. Это, скорее всего, такой же лучик солнца в давно затемненной комнате ее души.
          Их разделяют расстояния и города. И нужно быть очень наивной, чтобы этого не понимать. У них разная жизнь и разный уклад, и города их имеют разный ритм и темп жизни. И, в сущности, стремление этого мужчины к ней, которое заставило ее обратить внимание на москвича, всего лишь порыв, обусловленный желанием побыть с красивой женщиной. Он и сам уже понял, что поспешил наобещать этой женщине лишнего. Поэтому, то он и не пустил ее близко в свой московский мир. Ему уже невозможно будет что-то в себе побороть, изменить. Его это московское превосходство, оно - на уровне подсознания, как эдакий московский доминизм.
         Он, как и все другие москвичи, впитал его с молоком от многих поколений своих родственников, предков и избавиться он от него не сможет никогда. Они москвичи- всегда и во всем лучше, умнее, талантливее всех, и быть по-другому не может! И она постоянно будет ему казаться делающей что-то не так, как нужно: садиться не тот вагон, идти слишком спокойно и т.д. И даже если она всему этому научиться, а если еще и будет поступать умно и грамотно и дела ее будут успешны, в этом случае это будет в его глазах «напористым провинциальным покорением Москвы». Он не сможет сломать в себе свои стереотипы, и раздражение будет нарастать. А ведь ему нужна звезда!
         Женщина поняла все. Она слишком далекая звезда и не сможет осветить эту московскую душу! 
         Нужно относиться к этой их встрече и всему их знакомству как к короткому и красивому эпизоду, как, к встрече с «розовым собором»… Восхищаться и красиво проститься, чтобы в душе потом долго-долго оставался этот розовый след…
         Они вдохновенно стояли еще некоторое время, пока не потухли краски заходящего солнца, и пока природа позволила им созерцать это прекрасное зрелище.
       
Апрель, май 2005г.