Печаль моя светла
- Барин, а барин! Чудно-то как! Гляди-ка, лед трогается в одно время – первых числах апреля! Хоть какая ни будь зима, а он знай себе открывается, когда Бог положил!
Кучер Никита махнул рукой в сторону пруда. Барин, Петр Петрович, не спеша прохаживался невдалеке от экипажа.
-Да, Никита, - степенно отвечал он, - природа свято чтит свои законы.
Растворенная в утреннем морозном воздухе тишина, скрип снега под сапогами барина, пар изо рта – все настраивало на примирение с жизнью.
- Мне грустно и легко; печаль моя светла, - звучало в его душе, - печаль моя полна тобою, одной тобой...
Петр Петрович был на четыре года старше Александра Сергеевича, и гибель поэта переживал как личное несчастье - о чем бы ни думал, мысли все время возвращались к этой утрате.
«Печаль моя полна тобой». Его печаль была полна её - Вареньки, Варвары Дмитриевны, - голосом. Он слушал ее пение вчера у Прозоровских, даже обмолвился несколькими фразами, тщетно пытаясь встретиться с ней взглядом. Варенька отвечала, как всегда опустив глаза.
Петр Петрович в свои сорок два года семьи не имел, что не было редкостью в дворянском сословии, но его угнетала эта безысходность: он долго и безнадежно любил Вареньку.
Ни положение в обществе, ни успехи по службе, ни приличное состояние, ни прекрасная усадьба «Зюзино», доставшаяся ему по наследству, ни преданное отношение друзей и внимание дам – ничто не могло заполнить душевную пустоту.
Сегодня же, в это утро, когда он принял решение, ему было «грустно и легко» и казалось, что-то нежное и трепетное ожидает впереди. Ведь она же не осмелилась поднять глаза и твердо посмотреть на него…А как трепетали ее ресницы!
У Петра Петровича оставалось еще целых восемь лет надежды – на столько он переживет Пушкина.
Он перевел взгляд на верхушки деревьев, росших вокруг пруда, и в его светло-серых глазах отразилось такого же цвета небо, увидевшее, как он хорош собой сочетанием мужественности и доброты в чертах лица, обрамленного пшеничными усами и вьющимися на висках волосами.
-Надо поторопить кучера, - подумал Петр Петрович. Его ждал на станции поезд в Париж, а из-за облаков уже проглядывало робкое солнце.
Его лучи освещали окна многоэтажек, разбросанных вокруг пруда в Зюзино. У одного из окон стоял человек и смотрел на потрескавшийся на пруду лед.
На припорошенной снегом подмерзшей земле фигура барина Петра Петровича и экипаж с кучером выделялись яркими пятнами. Наконец барин уселся, экипаж тронулся, и человек долго провожал его взглядом - пока не скрылся за деревьями.
- Как будто ничего и не было, - подумал человек. – Кого-то напоминает мне этот барин…
Он глянул в зеркало и засмеялся.
- Интересно, - человек опять подошел к окну, - какая бы ни была зима, морозная или сиротская, но пруд всегда открывается в одно и то же время - в середине апреля. Разброс, сколько ни живу на свете, - всего лишь день-два-три, не больше. Это действительно интересно!
А жил он на свете целых сорок два года и семьей обременен не был - зато профессионально разбирался в атмосферных явлениях.
Человек смотрел на пруд, голые деревья, цветущее растение на подоконнике и думал о ней – Ирочке. Какой улыбкой она одарила его вчера! Но он знал, этой улыбкой она, как шпагой, держала его на расстоянии.
Он дописывал докторскую, был знатоком живописи и музыки, прекрасно пел и сочинял стихи, его любили товарищи, - и он был им верен, - ценили коллеги, с ним искали встреч женщины, - некоторые порывались женить на себе! – но он отдал бы ВСЕ за улыбку Ирочки, чтобы она принадлежала только ему.
….Еще был слышен звук удаляющегося экипажа, в котором рядом с Петром Петровичем сидел житель московской многоэтажки. Он решил для себя:
- Вот вернусь из командировки в Париж – тогда посмотрим!
Оба молчали.
05.05.10