Россия - странствующее царство, ч. 1

Олег Гуцуляк
 Россия - "странствующее царство", ч.1


Но Россия этот архетип «Заветного царства» реализовала в дальнейшем в форме политического  "Странствующего Царства": Русь вед катиться, её царство — даль и ширь, горизонталь  [Гачев Г.Д. Европейские образы Пространства и Времени // Культура, человек, картина мира / Отв.ред. А.И. Арнольдов, Б.А. Кругликов. – М.: Наука, 1987. – С.226; заг. – С.198-227].«До Бога высоко, до царя далеко», — гласит русская пословица.;

Россия —пространство («богатством России был и остаётся избыток пространства» [Цит. за: Багдасаров Р. Византия: империя комфорта// http://www.win.ru/civil/ 865.phtml?PHPSESSID=8cf37b5b41afd15fcb3191d5cf65a7a6]), одновременно, как дорога, соединяя восток с западом, мир живых и мир мёртвых с помощью "хозяина на дороге" (жреца-царя) [Бердяев Н. Судьба России: Опыты по психологии войны и национальности. – М.: Мысль, 1990. – С.59, 65, 67]. "… История России отличается от истории других европейских стран: она — не поезд, плавно катящийся к месту назначения, а, скорее, странница, бредущая от перекрестка к перекрестку и всякий раз выбирающая путь заново" [Лотман Ю.М. Карамзин. — М., 1997. — С.635]. «Очарованный странник», — так охарактеризовал Россию в одноименной повести Николай Лесков.

Обусловлен выбор этого варианта архтипа, по нашему мнению, описанным А. Плуцером-Сарно интраисторическим фактом великокняжеского «полюдья» на Руси: «…большую роль играют путешествия государя. Обычно народу сообщают, что государь-батюшка жив-здоров, то есть существует, что он "переместился" в пространстве и уже потом "сказал" нечто. То есть отдал распоряжение, оплодотворил мир, и жизнь вокруг пошла. Движения государя как бы порождают движения жизни вокруг. Конечно, перемещения государя в пространстве условны, это своеобразный обряд, который обнаруживает "неподвижный характер власти". То же качество обнаруживают демонстрации, лишь задающие пространственный "вектор" идеологическому конструкту. Государь, даже передвигаясь физически, “метафизически” остается неподвижным центром Вселенной. А раз тело государя и тело государства совпадают, то в своих поездках властитель опять же вроде бы никуда и не едет, а просто осматривает собственное тело» [Пулитцер-Сарно А. Монархия Означающего: Эссе о рецепции власти // Критическая масса. — 2005. — №1. // http://plutser.ru/articles/monarchy_form].

 На каждом новом этапе своего «странствия», политической истории Россия "отрекалась от старого мира" и "опустошает национальные пантеоны" [Василенко Н.А. “Очарованный странник” против “экономического человека” // Русский узел: Идеи и прогнозы журнала “Москва” / Сост. С.Селиванова. – М.: Москва, 1999. – С.77; заг. – С.76-82]. «…В России родилась особая привычка к новым эрам в своей жизни, наклонность начинать новую жизнь с восходом солнца, забывая, что вчерашний день потонул под неизбежной тенью. Это предассудок — все от недостатка исторического мышления, от пренебрежения к исторической закономерности»[Ключевский В.О. Афоризмы и мысли об истории // Тайны истории. М.П. Погодин, Н.И. Костомаров, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский о пользе исторических знаний: Сборник / Сост., вступ.ст. В.М. Соловьева. — М.: Высш.шк., 1994. — С.185].  «… Все великие моменты в жизни русского народа как бы не имеют предвестников, или, по крайней мере, значение и важность этих предвестников далеко не соответствует значению и важности ими предвозвещаемого … Народ отрешается внутренно от того, что подлежит отмене или измененеию, борьба происходит внутри народного сознания, и, когда приходит время …, эта замена совершается с изумительною быстротою, … к совершенному ошеломлению …» [Данилевский Н.Я. Россия и Европа. — М.: Книга, 1991. — С. 190-191]. «…Россия движится вперед странным, трудным путем, не похожим на движение других стран, ее путь — неровный, судорожный, она взбирается вверх — и сейчас же проваливается вниз, кругом стоит грохот и треск, она движется, разрушая» (Е. Замятин, «О моих женах, о ледоколах и о России») [Цит. за: Михайлов О. Гроссмейстер литературы // Замятин Е. Избранное / Сост. и подгот.текста О.Н. Михайлова. — М.: Правда. 1989. — С.28]. «…Много раз за свою историю Русь начиналась со стука топора на еще дымящихся пепелищах … Россия … непрерывно менялась и меняется» (П.Л. Проскурин [Цит.за: Королькова А.В., Ломов А.Г., Тихонов А.Н. Словарь афоризмов русских писателей / Под ред. А.Н. Тихонова; 2-е изд., стереотип. — М.: Русский язык – Медиа, 2005. — С.373]).

 «…Лишь два народа прошли подобное обрезание корней (то есть настоящую революцию) — русские и американцы. И именно между ними полвека велось кровавое противостояние» [Яроврат. Текст-1 (Фролов В. Библия Монолита) // http://zhurnal.lib.ru/editors/y/yarowrath/text-1.shtml]. «… Ужасно это восточное тело, — говорит С.Н. Сыромятиков (1910 г.) о Китае, но понимая при этом Россию, — которое бунтует против своих форм и, разрушив их [выделено нами, — О.Г.], делается бесформенным слизнем, ужасно это восточное сладострастие, которое борется с божественным разумом и приводит человека назад к первозданному зверю, рыскающему по лесам и полям и без совести истребляющему более слабых, чем сам. Это путь не к жар-птице, а к пресмыкающимся, к царству грязи и крови, в котором копошатся первозданные ящеры» [Цит.за: Межуев Б.В. Забытый спор: О некоторых возможных источниках «Скифов» А.Блока // История мысли: Русская мыслительная традиция / Под ред. И.П. Смирнова. —М.: Вузовская книга, 2003. — С.72].

Иными словами, Россия "богоборствует" (именно для русского модернизма, по Л. Сталюергу, руководящим стал солярно-космический миф о борьбе культурного героя с Солнцем, что символизирует победу над временем), "преображается" (по мнению С. Франка, В. Эрна, Б. Вышеславцева), «… новая Русь преображенная, иная: не Русь, а Инония» (по С. Есенину) [Ходасевич В. Некрополь. — СПб.: Азбука-классика, 2001. — C.197].

П. Чаадаев провозгласил, что русский народ не принадлежит ни к Западу, ни к Востоку, и что у него нет традиции ни того, ни другого [Лосский Н.О. История русской философии. – М.: Высш.шк., 1991. – С. 69].  Правда, русские евразийцы столетием спустя попробовали утверждать, что Россия «и то, и другое», но их позиция осталась лишь декларацией России как «Европы Азиатской» («... В следующих судьбах наших, возможно Азия – это и есть наш главный выход», – писал после солдатской муштры в Семипалатинску Ф. Достоевский[Достоевский Ф.М. Полн.собр.соч.: В 30-тт  - Л., 1984. – Т. 27. – С. 32 -40]).

Правда, в 1842 г. молодой И. Тургенев в служебной записке о русском хозяйстве и о русском крестьянине писал: "… Мы народ не только европейский; мы недаром поставлены посредниками между Востоком и Западом; недаром наши границы касаются древней Европы, Китая и Северной Америки, трех самых различных выражений общества" [Тургенев И.С. Полное собрание сочинений и писем: в 30 т.– М.: Худож. лит., 1978. –  Т.1. – С.430]. Свое художественное воплощение эта мысль нашла в образах Хоря и Калиныча из одноименного очерка начинавшихся тогда "Записок охотника". Тургенев поставил рядом два начала, два основных типа – европейский (Хорь – "человек положительный, практичный, административная голова, рационалист") и восточный, созерцательный, мечтательный – Калиныч. Русский крестьянин для Тургенева настоящий русский человек, сохранивший свои национальные особенности в чистоте. Понимание этих особенностей с тем или иным знаком выразилось, как известно, в двух ведущих направлениях русской общественной мысли – западническом и славянофильском, образующих актуальную до сегодняшнего дня оппозицию – "восточного" / "западного", в координатах которой осознается национальный характер и судьба России».

 Это же отмечал М. Горький в статье «Две души», но сделал совершенно противоположный вывод: у русских две души – одна от кочевника, монгола, мечтателя, мистика лентяя, а рядом с этой слабой душой живет «душа славянина», душа-хлопотунья, душа-созидательница. Но европейская душа русского «может вспыхнуть красиво и ярко, но недолго горит, быстро угасая»,  не способна хранится от отравляющих её насильственно привитых «сил». В русском народе укрепились «начала Востока», обезличивающие душу. Именно они вызвали развитие жестокости, изуверства[1], мистико-анархические секты хлыстов, бегунов, скопцов, и вообще желание к «бегству от жизни», а также развитие пьянства в ужасающих размерах  (Горький А.М. Две души // Летопись. – 1915. – №1. – С. 123-135; Цит. за: [Горький М. Две души // Избранные страницы русской журналистики начала ХХ века. – М. : "ЧеРо", 2001. –  С.202-203]).

Также творец русского «Серебряного века» В. Соловьев  признавал доминирующим «восточное» начало в русской ментальности, но и откровенно предлагал выбирать:

 

Русь, в предведеньи высоком

Ты мыслью гордой занята.

Каким ты хочешь быть Востоком —

Востоком Ксеркса иль Христа?

 

"… Какими словами, в каких понятиях охарактеризовать русскость?.. Что общего у Пушкина, Достоевского, Толстого? Попробуйте вынести общее за скобки, — окажется ... просто пустоеместо" [Федотов Г. Новый Град. — Нью-Йорк, 1952. — C. 70]. Также, «… как известно, в "Философическом письме" Чаадаева [отстаивается] взгляд, по которому все прошлое России есть какое-то пустое место» [Франк С. Пушкин об отношениях между Россией и Европой // http://www.magister.msk.ru/library/philos/frank/frank004.htm]. Даже небезъизвестный «Проект Россия», спецтираж которого  был распространен в Кремле, ФСБ и Генштабе России декларирует: «… У нас нет лица … Мы выстоим, потому что нас нет. Потому что «музыка и слова — народные» [Проект Россия. — М.: Эксмо, 2008. — Т.2. — С.4.].

 Но «…то пустое место, к которому стягиваются, вокруг которого сталкиваются все силы и страсти. Смертоносное место…» [Цветаева М. Мой Пушкин. — СПб.: Азбука-классика, 2006. — С.141].

Эта пустота — абсолютна, и этим она противостоит Абсолюту, Богу: «...Русские как народ — "социальный нуль". Их поведение регулируется, с одной стороны, чисто биологическими факторами ("чувством голода, чувством холода и чувством боли от удара палкой"), с другой — рациональными соображениями (прежде всего пользы и вреда). А то место, которое у других народов занимают социальные инстинкты, русские компенсируют особого рода конструкциями, созданными разумом, — то есть так называемыми убеждениями (начиная от политических и кончая нравственными)... Доверие к "разумным доводам", которые другие народы отвергают на уровне инстинкта, сплошь и рядом оказывается ахиллесовой пятой русских. То, что другие просто не слушают, русские начинают обсуждать, да еще и соглашаться»[Крылов К. Русские — «неправильный народ» // http://www.rustrana.ru/article.php?nid=20318]”.

Радикально эту ментальную позицию определил В. Фролов (известный в мире блогеров как Яроврат, Заргод, Лорд-Маршал), идеолог «хтонического хаосизм-евразийства»: «…русский человек — это извечный враг Традиции, хтонический попиратель "вечных ценностей", агент нижних вод, чудовище со дна Мирового Яйца. В этом заключается ещё одно неразрешимое противоречие между ордынским дискурсом истинной Евразии и так называемым "евразийством". Их дискурс — это дискурс Добра, наш дискурс — это дискурс Зла» [Первый Лорд-маршал. Евразийство солярное и хтоническое // http://lord-marshal.livejournal.com/175596.html].

Также хочется в связи с этим привести слова грузинского философа М.К. Мамардашвили: "… Русским присущ специфический нюанс, связанный со старой русской традицией, восходящей к исторической интерпретации христианства. Русскому православию свойственна подавленность, почти эмбриональное состояние духа. Это — своего рода болезнь подавленной духовности, находящей удовольствие в своем эмбриональном состоянии, всегда более богатом, чем состояние, уже облеченное в форму. Исторически так сложилось, что русская культура всегда избегала форм, и в этом смысле она ближе хаосу, чем бытию" [Цит. за: Абрамин Г. Мераб Мамардашвили и грузинський милитаризм // Русский журнал. — 2006. — 29 сент. // См. также:«… Берегитесь русских! Ведь "русские, куда бы ни переместились — в качестве казаков на Байкал или на Камчатку, их даже занесло на Аляску и, слава Богу, вовремя продали ее, и она не оказалась сегодня той мерзостью, в которую они ее скорее бы всего превратили, — куда бы они ни переместились, они рабство несли на спинах своих… Существует грузинское достоинство. Мы не хотели принимать эту дерьмовую, нищую жизнь, которой довольствуются русские. Они с ней согласны, мы — грузины — нет. Посмотрите на тбилисские дома, тротуары. Грязные дома, обветшалые ворота, зато внутри благоустроенные квартиры, забитые вещами, высококачественной импортной аппаратурой. Это атмосфера отражает самоуважение грузин, которое отсутствует у русских. Русские готовы есть селедку на клочке газеты. Нормальный, не выродившийся грузин на это не способен. Внутренняя поверхность раковины отражает образ самоуважения грузина, его чувство собственного достоинства … Я долго жил в России и пишу не только по-грузински, но и по-русски. Но во мне намного сильнее антирусское начало, чем в наших антирусских политиках, поскольку они принимают исходные данные проблемы, саму зависимость от внешнего врага, на которой они слишком сосредоточились. Они не замечают, что зависят от решений русских относительно самих себя. С этим надо решительно порвать. Мы должны отделиться. Хватит вместе с русскими страдать и вместе с ними жить в дерьме!» (М. Мамардашвили) [Цит.за: http://allanrannu.livejournal.com/196501.html].

«… Усвоим прочно и окончательно: ничего общего с западными христианскими странами у нас нет. Будем искать там, в 1453-м, наши истинные цели и задачи» [Сендеров В.А. Русская империя против русского национализма // Вопросы философии. — 2008. — №11. — С.135], ибо фатальным, якобы, «…стал для России XVII век, покончивший со «святой Русью» и одновременно развернувший ее во «всемирную христианскую историю», «большую историю», связанную с реализацией определенной – заранее – исторической мистерии с ее сакральными центрами – Иерусалимом, Римом, Константинополем. Но «семя» ее содержалось уже и в самой идее Третьего Рима, поскольку она была переосмыслением франкской (каролингской) конструкции IX века (выраженной хронистом Адсо) о Roma mobilis («движущемся Риме» – движущемся во времени, что закреплялось числовым рядом»)… В этом смысле приход «второй династии» в России отчасти – разумеется, только отчасти – типологически играет ту же роль, что и смена в Европе «первой королевской расы» «второй», Меровингов Каролингами. Этот поворот уже взывал к искупительной жертве предпоследнего прямого Романова – царевича Алексея Петровича, убитого своим отцом, правнуком Патриарха Филарета. «Царь-цареубийца на троне», как говорил Владимир Микушевич… Именно с подачи подстрекавшего Царя на средиземноморские авантюры Лигарида (Паисий Лигарид, «жидовин  грек», воспитанник иезуитской коллегии в Италии, приглашен Никоном для исправления древнерусских переводов греческих текстов, — О.Г.) в 1666-67 гг. тремя безместными (т.е. уже лишившимися кафедр) восточными патриархами были прокляты Стоглав … двуперстие и вместе с ним все русские (византийские до 1459 г.) чины и последования и вместе с ними все им следующие. Тем самым под проклятие подпали все русские святые, начиная со св. Владимира и вплоть до собора…   Следующим историческим шагом должна была бы закономерно стать уже прямая уния с Римом – в конце XVII века на этом поприще успешно трудились Симеон Полоцкий, Епифаний Славинецкий и многие другие представители все того же «Ордена Иисуса», и только резкий крен в немецко-протестантскую сторону, совершенный Петром Великим, которому в то время было просто не на кого опереться, – верные древлему благочестию люди, способные к государственной деятельности, были от него удалены или ушли сами – предотвратило превращение России в «светский меч» папского Рима. Профессор А.В.Карташев в 1938 г. писал о событиях XVII в. так: «Это было невозвратной растратой духовной энергии, огромным несчастьем в жизни Церкви и России, решающей катастрофой в судьбах Святой Руси. Это раскололо душу народа и помрачило национальное сознание. Ревнители Святой Руси унесли ее светоч в подполье. А официальные водители народа, новый «просвещенный» класс, утратив церковное сознание, поддался чарам западной безрелигиозной культуры. Раскол религиозный повлек за собой и раскол национального сознания; катастрофа удвоилась и осложнилась. Явилось две России: одна народная, с образом Святой Руси в уме и сердце, другая – правительственная, интеллигентная, вненациональная и безрелигиозная. Эта двойная катастрофа застигла Святую Русь врасплох, неподготовленной перед натиском могучего врага» ...» [Карпец В. Всевозможность вечности или Вхождение в историю? // http://www.pravaya.ru/look/16652].

[1] «…Когда читаешь его книгу «Детство», кажется, что читаешь о каторге: столько там драк, зуботычин, убийств. Воры и убийцы окружали его колыбель, и, право, не их вина, если он не пошел их путем. Они усердно посвящали ребенка во все тайны своего ремесла — хулиганства, озорства, членовредительства. Упрекнуть их в нерадении нельзя: курс был систематический и полный, метод обучения — наглядный. Мальчику показывали изо дня в день развороченные черепа и раздробленные скулы. Ему показывали, как в голову женщины вбивать острые железные шпильки, как напяливать на палец слепому докрасна накаленный наперсток; как калечить дубиной родную мать; как швырять в родного отца кирпичами, изрыгая на него идиотски-гнусную ругань. Его рачительно готовили в каторгу, как других готовят в университет, и то, что он туда не попал, есть величайший парадокс педагогики. Старинные семейные традиции требовали от него этой карьеры. Среди самых близких своих родных он мог бы с гордостью назвать нескольких профессоров поножовщины, поджигателей, громил и убийц. Оба его дяди по матери,— дядя Яша и дядя Миша,— оба до смерти заколотили своих жен, один одну, а другой двух, столкнули жену его в прорубь, убили его друга Цыганка — и убили не топором, а крестом! … В десять он и сам уже знал, что такое схватить в ярости нож и кинуться с ножом на человека. Он видел, как его родную мать била в грудь сапогом подлая, длинная мужская нога. Свою бабушку он видел окровавленной, ее били от обедни до вечера, сломали ей руку, проломили ей голову, а оба его деда так свирепо истязали людей, что одного из них сослали в Сибирь … Вся его книга полна дикими воплями: «Расшибу об печку!», «Убью-у!», «Еще бы камнем по гнилой-то башке!» …»  [Чуковский К. Две души М. Горького // «Горький прямо заявляет: "Жестокость форм революции я объясняю исключительной жестокостью русского народа" … Ее большую степень он приписывает – активнейшим – "чем действеннее, тем жесточе". "Кто жесточе – красные или белые? Вероятно, одинаково, потому что все они – и красные и белые – одинаково русские" … Писатель становится в тупик перед равнодушием, с которым русские люди встретили разрушение Киево-Печерской лавры, выбрасывание мощей Сергия Радонежского, трагедию голода Поволжья [Варченко Н. Как мучительно быть русским …: к вопросу о концепции национального характера в творчестве» М. Горького // Південний архів: Збірник наукових праць. Філологічні науки. – 2009. – Вип. XLV – С.75. –